С каждым что-то не так

Солнечные лучи приятно ласкают кожу лица, расцвечивая щёки персиковым оттенком, намекая на вероятный загар актёра. Однако Джено почему-то не беспокоится об этом, развалившись прямо на траве, пока вокруг все суетятся, бегают с камерами и тарелочками бутербродов — ему на память приходят уединенные дни и вечера в деревне. Есть что-то приятное в таком вот существовании в своём мирке, пока вокруг все крутятся-вертятся…. — Так! — на его живот кто-то легко приземляется. Мужчина тут же подскакивает, и чужие ловкие пальчики вцепляются в плечи, удерживая лицо актёра в таком состоянии. Только теперь Джено различает перед собой раскрасневшегося и злого Тэна. Визажист держит его лицо рукой, пока второй достаёт из сумочки необходимые бутыльки, отчитывая актёра: — Не смей загорать своим лицом. Как будто совсем глупый, Боже, — Тэн удобнее устраивается на чужих бёдрах и теперь уже в две руки втирает в кожу Ли солнцезащитный крем, игнорирует, когда тот жмурится и отворачивается, только продолжает отчитывать, будто маленького, — Мы же снимаем не последовательно. Это — верх непрофессионализма, когда в первой серии твоё лицо жёлтое от загара, а в пятой — неожиданно бледное. Носи кепку, шляпу, что угодно. Только не очки. А то мне твои полосы никак потом в порядок не привести. — Спасибо, — бубнит Джено, испытывая острое желание почесаться и смазать весь нанесённый крем, а ещё ему хочется чихать от какого-то едва уловимого парфюма на визажисте, однако Ли сдерживается и только сильнее морщится. А Тэн так и сидит на его ногах, роется в сумочке, откуда спустя время достаёт телефон и беззаботно что-то печатает. — Эм, Тэн? — зовёт Джено, сжимая в ладонях редкие травинки, чтобы занять руки и отвлечь мысли. — Я очень удачно спрятался за твоей широкой спиной, — напевает таец, сладко улыбаясь, — Только не дёргайся. Нам же обоим удобно? Он поднимает голову и сверкает глазами так, что у Джено как-то не получается сказать, что ему не очень-то удобно. Скорее, ему просто некомфортна такая буквальная близость, наглое вторжение в личное пространство. — Ой подумаешь, — Тэн легонько качает головой и игриво смеётся, резко подаваясь вперёд, так что Ли отстраняется от него, — Как будто я буду кусаться? — он самодовольно щурится, но тут же оседает обратно и возвращается к телефону, — Ладно, не буду смущать тебя. Упершись ладонями за спину, Джено напряжённо рассматривает полностью расслабленного и отстранённого Тэна. Он пытается зацепиться за какие-то крошечные детали в его внешности, пытается думать о визажисте, пытается понять его, но взгляд всё время соскальзывает от ощущения какой-то внутренней неловкости, будто неправильности происходящего. — Эй, ну хватит, — таец резко вскидывает голову и меняется во взгляде, смотрит с угрозой, — Перестань так пялиться. Начинаешь раздражать. — Прости, — роняет шёпотом, отворачиваясь. — «Прости»? Ха! — Тэн блокирует телефон, скалясь в улыбке, — Это всё, что ты хочешь сказать мне — своему другу, хорошему приятелю? Ты не соображаешь, да? Вообще-то — да — Джено, действительно, не соображает, чего от него хотят, и когда это он заделался «приятелем» этого самого Тэна. — Ты должен был ответить иначе, — таец склоняет голову к плечу и жмурится в мягкой улыбке, — Так сложно было сделать мне комплимент? Я уж подумал, что ты говоришь с людьми не просто словами, а эмоциями, — мужчина опускает голову и тянет обиженным голосом, — А я так старался стать другом для Ли Джено. — Ну, это… Была бы другая локация, то тут было бы перекати-поле, но сейчас пространство между ними заполняет даже не треск обычных киношным сценам сверчков, а только крики остальной съёмочной команды. Но даже это как-то не помогает Ли сообразить, что сейчас-то ответить. Он вскидывает руку и пару раз хлопает Тэна по плечу, склоняется ниже, чтобы перехватить его взгляд и на пробу улыбается: — Прости, но я просто растерялся. Ты мог бы уже и слезть с меня. — А почему ты не просишь? — щурится таец, — Что? Боялся обидеть? — смеётся и толкает Ли в плечи с такой силой, что тот валится спиной в траву, в прежнее положение, — Да ладно, Джено-я, надо быть хоть чуточку проще! — откровенно веселится Тэн, — Раньше ты казался мне более весёлым! — Когда раньше? — смирившись со своим положением и, вроде как, осознав, что тут с ним сейчас происходит, Ли закидывает руки за голову и беззаботно жмурится, когда тень визажиста перекрывает лицо. — Ты знаешь, все эти сплетни, — серьёзно говорит Тэн, понизив голос на несколько тонов, — Мне стало интересно посмотреть на «лучшую улыбку индустрии», когда она была именно такой. Или ты только на экранах был таким солнечным? — Я…., — Джено даже не вспомнит, каким именно он тогда был, как держался, что делал, как отшучивался, и когда его улыбка стала обычной маской, — Тэн, это — работа. — Ты прав, — соглашается визажист, — В конце концов, у каждого своя история, от которой хочется убежать, верно? — он ловит взгляд Ли и тут же вскидывает голову, — Я не буду лезть тебе в душу. Что я могу сделать, и кто я такой, чтобы заниматься чем-то подобным? Но ты всегда можешь позвонить мне и угостить коктейлем, ага? Тэн легко возвращается в игривый режим, когда над головой уже раздаётся громкий хлопок ладоней, после которого слышно: — Тэн, подъём! — Джемин напряжённо моргает через бьющее по глазам солнце, чтобы хоть как-то, но пригрозить своим опасным взглядом визажисту, — У нас работа, чёрт возьми! — прикрикивает, когда Тэн демонстративно не спеша становится на ноги, тянется всем собой через Джено и тыкается своим носиком в режиссёрский, — Не прокатит, — закатывает глаза На. На что таец только фырчит, уходя в сторону столика с едой и напитками. — И ты вставай, пора знакомиться с «сестрой», — у Джемина под глазами серые круги, а в одной из ладоней — чёрный кофе; всем своим видом мужчина источает вселенскую усталость и желание убивать, но ещё держится, потому что работа. — Госпожа Ан приехала? — отряхивается Джено. Ему по роли положено быть всегда грязным, в травяных пятнах, растрёпанным, но сейчас хочется хоть чуть-чуть выглядеть по-людски. Особенно под таким тяжёлым взглядом режиссёра. — Да, — На обнимает губами трубочку, делая несколько глотков, — Она приехала вместе с ворохом всякого рода женщин и девушек. Я поговорил с Донхёком, ты будешь жить со мной в одном домике. — А? — теряется Ли, обгоняя На, заглядывает в его глаза, искренне не понимая. — Её менеджер стребовала от нас дополнительную жилплощадь. А денег нет, — растолковывает, скрещивая руки на груди и отсюда наблюдая за типично бабской суетой с чемоданами, пока сама звезда будущего сериала — Ан Сысы — стоит под зонтиком и мило с кем-то беседует через экран телефона, — Чтобы не гонять тебя по незнакомцам, а заодно узнать сплетни, я решил сделать так. Возражения? Джено впяливается в протоптанную тропинку так, будто оттуда вылезет мудрая улитка и сразу даст на все вопросы ответы. Логично поступил режиссёр? Логично. В усладу Джено? И в свою прихоть. В домике две кровати? Две. И чего тогда переживать. Двое мужчин, в одном домике, на разных кроватях. Один из которых признался другому в каких-то мутных чувствах. Джено помнит об этом. И о том, что попросил поцеловать себя. Он как-то додумал, что это всё его эмоциональная составляющая: «синдром уточки» победил логику. Жалко. — Приветики, — Сысы солнечно улыбается, почти как сам Джено: такой же прищур глаз, уходящий в два полумесяца, — Для меня большая честь сниматься вместе с Вами, Ли Джено, — она мило хихикает. Ан Сысы очень красивая девушка двадцати пяти лет. Она выглядит моложе, инфантильнее, и выглядит мягко. В каждом жесте, черте лица, слове — она отождествляет собой понятие «комфорт». Поэтому её мало где снимают. Она слишком трудолюбивая и добрая. Актриса одного типажа. Джемин знал это, когда звонил её менеджеру и приглашал на роль. Он даже знал, что Сысы согласится, и знал, что только с ней Джено будет комфортно. Да чего там, им всем будет комфортно работать только с ней. По мнению самого режиссёра, уж лучше такая версия актёра/актрисы, чем то высокомерное мудло, которое чувствует в своих руках власть и уже купается в деньгах, требуя невозможные гонорары и обанкрочивая компании. Ан Сысы и Ли Джено выглядят даже похоже. Отлично. / — Ебать, у тебя чуйка, — шепчет запыхавшийся Донхёк на ухо режиссёру, пока все, вообще все, заняты работой и съёмкой вечерней сцены. — Чё? — Джемин запрокидывает голову, ловя на себе взгляд друга. — Они реально похожи, — фыркает Ли, складывая руки на плечах На, — И эта сценаристка с канала запала на Джено. Брови у Джемина выгибаются в две дуги. Вообще-то он знал, что такое происходит, и что у всех тут свои кинки-фетиши — они даже изучали, как порнуху снимать — но сейчас ситуация играет другими красками. И мужчина уточняет: — Какая птичка на тебя так нагадила? — Бабка сама спросила: занят ли Джено, где спит, что делает после съёмок. И на мой ответ, что отдыхает, она только вздохнула, — хмурится Донхёк, также осведомлённый о ситуации Джено, — Знаешь, что я скажу тебе? Я в ахуе. Потому что: ебать, у тебя чуйка. Ассистент переводит взгляд на сценку, где Сысы, усаживаясь рядом с Джено, начинает заговаривать с ним о прошлом, чтобы помочь брату вернуть себе память. Она соблюдает дистанцию, как если бы была настоящей сестрой этому человеку, но не решилась бы так сразу рассказать — делает всё естественно. И Ли также естественно чуть отодвигается от неё. Это их неловкое взаимодействие вызывает на губах у большинства присутствующих умилительную улыбку. Кроме Джемина. Он следит за таймингом, следит за текстом и всеми их жестами. Да, ему нравится работа дуэта, он восхищён Сысы (он был когда-то очарован ею, чего уж там), но его вдруг злит собственный холодный расчёт: не хотел быть правым в этой малости. А оказался. Едва не пропустив конец сцены, режиссёр всё же подскакивает на ноги, оповещая через рупор, что съёмка закончена, и на сегодня пора расходиться. Вся съёмочная команда радостно аплодирует, операторы проверяют сохранность кадров, звукач шипит и матерится, стафф тут же собирает свои манатки, наскоро утаскивает стулья в арендованный амбарчик. Джемин сверлит взглядом о чём-то беседующих Джено и Сысы. — Джено-ши, — улыбается девушка, выдирая из подола юбки соломинки, — Мне так любопытно: куда же Вы пропали на десять лет? — Я был занят личным, — мягко улыбается мужчина, плавно приближаясь к съёмочной группе. — Я была Вашей фанаткой, так переживала, — выдыхает Сысы, — Все строили невероятные теории. Вы же знаете, что Вашу копию нашли во Вьетнаме? — Слышал, — смеётся Джено, ускоряя шаг: ему не нравится, куда ведёт их диалог. — Так, где Вы были? — Ан распахивает глаза и останавливается. Однако Ли играет глухого, продолжая идти. Он обходит камерную установку, кресла режиссёра и сценаристки, пытается догнать Донхёка и узнать: куда ему идти спать. Нельзя думать об этом. Не сейчас. На автомате Джено хватается за локоть Донхёка, становится совсем близко, просит пока ещё суховато: — Отведи меня, пожалуйста, я очень устал. — Да, да, сейчас, сейчас, — ассистент бегает из угла в угол, проводит какую-то случайную перекличку, останавливает менеджера Ан Сысы, обсуждает с ней дни съёмки и очень просит не отлучаться до среды, пробегает дальше. — Донхёк, пожалуйста, — сгибается ниже Джено, боясь не выдержать ни минуты больше, буквально виснет на плечах Ли, готовый откровенно канючить. — Ладно, хуй с тобой, — мужчина уверенно дёргается в нужную сторону, ведёт свою пиявку к дальнему домику, достаёт из бананки ключ и открывает дверь, бросает ключик на одну из прикроватных тумб и кивает, — Вот это — моя кровать. Душ и туалет — за той дверью. Джемин может разговаривать ночью или не спать. Если понадобятся беруши — напиши. Он тут же выходит из домика, но возвращается и шикает, привлекая к себе внимание: — Закрой изнутри, дурень. У Джемина есть свои ключи. Слушаясь совета, Джено поднимается на ноги, тут же поворачивая пластик старомодного замка. Он обходит небольшое пространство домика, опускается на кровать, только сейчас вспоминая, что телефона у него нет, как и вещей — нет. Оглядываясь и натягивая улыбку на губы, мужчина решается одолжить что-нибудь из одежды Донхёка. К своему удивлению находит в ящичке прежней тумбочки пакет со свежей футболкой (явно большеватой самому ассистенту) и короткие, но невероятно широкие шорты — в такую жару самое то. Прижимая скромный набор к груди, Джено проходит в ванную комнату и улыбается ещё шире: это было ожидаемо от маленького деревенского домика: унитазик, шланг со смесителями на стенке, и дырка в углу комнаты для слива. Наскоро приняв душ, растеревшись чьим-то полотенцем, Джено проходит в комнату, сразу валится на кровать Донхёка, устраивает руки под подушкой, погружается в дрёму. Дважды слышит копошения под дверью. Стук в окно. Но только ныряет головой под подушку, не способный сейчас оторвать своё бренное тело от матраса. А потом дверь прихожей открывается, впуская в домик удивительно тихого Джемина. Он оглядывает жилое пространство, улыбается с положения спящего Джено, наскоро скидывает с себя одежду и занимает своё место, также скоро засыпая. Джемин же просыпается первым после будильника, ещё до рассвета. Он болезненно стонет: впервые за два дня лёг в горизонтальное положение, а уже пора работать снова. Почему нельзя было просто устроиться каким-нибудь учителем в школу и издеваться над детьми? Надо вот было ему попереться в режиссёры. Захотелось, блять, «дримтим» собрать, как у Тарантино. На закидывает руки за голову и оборачивается на своего соседа: удивительно, что Ли спит так крепко. С другой стороны: неделя на свежем воздухе кого угодно утомит. А ещё этот человек очень сильно переживает каждую сцену рядом с любой актрисой. И не зря, кстати, он так волнуется. В любое другое время Джемин бы уже ржал на пару с Донхёком от подобного: мадам эпохи радиол и бриолина решила закадрить мальчишку времён видеоигр и смарт-телефонов — но сейчас они оба подозрительно молчат. Джемин прочитал об этом: гинофобия — вот, как называется страх перед женщиной. В домысленных самостоятельно причинах он во многом сошёлся с кучей экспертов, это ему очень даже польстило. Хотя легче от этого не стало. Потому что нигде не написано ничего толкового, как кроме: «Просто трахни уже её нормально!», «Не будь трусом, скажи привет любимой женщине!», «Найми страшную проститутку, она мигом снимет с тебя это проклятие» — одним словом, куча диванных критиков, выползших в интернет, настоятельно рекомендовали лечить подобное подобным, нисколько не задумываясь, что волнение перед девушкой, в которую влюбился, страх неизвестности в свой первый раз в постели и реальная фобия — это две абсолютно разные вещи. Но не будет же На записывать Джено к врачу соответствующего профиля за спиной самого Ли? И сам он не будет ходить на консультацию. Им обоим просто некогда размусоливать эту проблему, переживать все эти кризисы, принимать таблетки и следить за диетой. По мнению Джемина, лучшее лекарство от всех болезней — работа. Чем сильнее ты занят, тем меньше вероятность того, что ты поймаешь какую-нибудь болячку. Донхёк уже четыре года ничем не болеет, хотя очень старательно пытается удушиться своим грёбаным табаком. Но всё никак, никак. А почему? А потому что жопа в мыле, ноги бегают, котелок вскипает — всё тело работает, некогда ему всякими болячками заниматься. Вот и с Джено должно также прокатить. Это они только начали с очаровашки Соми, сейчас вот Ли должна помочь Сысы, а там, глядишь, Джено и сам придёт в себя, хотя бы платонически с кем намутит, женится по приколу, запишется к сексологу и решит все свои проблемы. Делов-то! Довольный своим великим планом, Джемин подскакивает с кровати, первым идёт умываться, мыться, приводить себя в порядок, когда обращает внимание на иначе висящее собственное полотенце. Вообще На примерно представляет, как именно Донхёк довел Джено до этого домика, поэтому мужчина даже не обижается за использование своей собственности. Однако это помогает ему вспомнить и охренеть: он пообещал Джено свидания, валялся у того в ногах, признавался в любви. Вот он сам, лично, уговаривая тогда актёра не уходить, помимо золотых гор, признавался в чувствах. В каких таких чувствах? — Извини, ты скоро? — Джено вежливо стучится в дверь, не давая Джемину до конца обдумать эту мысль. — Да, всё в порядке, — На хватается за полотенце своего друга, наскоро обвязывается им, выходит в комнату и улыбается, — Кто тебя разбудил? — Тебе названивал Донхёк, — сонно моргает Джено. Машет своими подвыгоревшими ресницами, утирает запястьем слюнку с лица, постепенно падая телом в нужную комнату, ненавязчиво намекая освободить себе пространство. Отойдя в сторону, Джемин наблюдает, как плавно фигура этого человека скрывается за дверью. Ли Джено, которого хотят все женщины. Может, его всё-таки стоит сводить к шаману? Вдруг это проклятие такое? И нет, На Джемин не верит во всю эту чепуху. Нет, ну нет же? Мужчина надевает бельё и садится на свою незаправленную кровать, всерьёз размышляя: в самом деле — нет, или ему пора лечиться? — Ли Донхёк, — Джено входит в комнату, ероша волосы полотенцем. — Ты не сказал, чтобы он просил ему перезвонить. — Он не просил, — кивает Ли, — Но мне нужны вещи. И телефон. — А, — Джемин спохватывается, одевается скорее, одним ухом уже слушая оры Донхёка из динамика.        Беззаботное утро плавно перетекает в рабочий день. Сегодня работа идёт удивительно просто. Операторы то и делают, что аплодируют, даже Тэн безостановочно затягивается всякими жидкостями через трубочки, не отрывая взгляда от Джено. Ли Джено, который «с первого кадра». Не желая уступать ему, Сысы вживается в свою роль, и следующие дни «раздельных съёмок» также впечатляет киношников. Она делает это не ради славы, а потому, что искренне хочет соответствовать своей «плакатной любви». Джемин знает, и нагло пользуется этим. Всё идёт гладко, сладко. Пока Тэн ноет ему на уши про очередной тюбик солнцезащитного крема, сам Джемин загорает до неприличия, шокируя окружающих своим южным внешним видом. Но ему так плевать. Пока работа кипит, и нет мыслей, всё в порядке. И всё летит к херам, когда Сысы, согласно своей роли, тянется обнять «брата». Девушка только делает вдох, разводит руки в стороны, подаётся грудью вперёд и почти уже обнимает растерявшегося Джено, как тот вдруг отходит назад. Резко. Молча. — Стоп! — Джемин подскакивает на ноги. На площадке воцаряется тишина. Никто не понимает, что происходит. А На наблюдает: рванёт у Джено или нет. Что можно чувствовать, когда самый страшный страх медленно приближается к тебе? Когда тянет ближе свои руки? Когда в его глазах сверкает улыбка и предвкушение? Ужас. И желание сбежать. Джено сделал только шаг назад, вовремя остановив свой порыв сорваться скорее отсюда и спрятаться в норе поглубже. Его бы рассекретили, подняли на смех, заклевали. Довели бы. Вот он и стоит, напряжённо сверлит взглядом носы туфель Сысы. Она понравилась ему своей непосредственностью и пониманием. Не была надоедливой, была чуткой и осторожной. Хорошая девушка. Но Джено ничего не может сейчас с собой сделать. — Джено, иди сюда, — подскакивает со своего места Тэн. Он несколько раз машет актёру под напряжённые взгляды, перехватывает подошедшего Ли под локоть и сажает в своё кресло, профессионально обхватывает напряжённые скулы пальцами и уже мажет кисточкой по лбу: — Неприкосновенный, чтоб тебя, — склоняется ещё ниже, закрывая собой от прочих взглядов и вынуждая режиссёра идти на крайние меры. — Перерыв, ребята. Сысы, милая, тоже подойди к госпоже Лю, а то вы оба какие-то жёлтые лунной ночью, — Джемин напряжённо закусывает губу и ставит рупор на землю под ножки кресла, с трудом сдерживая себя от желания обернуться и посмотреть на Джено с Тэном. Визажист просто щекочет лицо актёра кисточкой и улыбается. Тэн молчит и не задаёт вопросов. Зато кучей вопросов задаётся сам Джено: Тэн знает? зачем Тэн это делает? почему Тэн помогает? Не меньше вопросов в голове у Джемина, который всё же оборачивается на эту парочку и напряжённо смотрит. Это порождает в нём чувство конкуренции, чувство собственничества и желание доказать, что есть что-то только ему принадлежащее, к чему никто вот так просто не смеет прикасаться, никто не должен был влезать и спасать ситуацию. И спустя время до На доходит: он бы не стал так делать. Он бы довёл эту сцену до конца, он бы досмотрел на слом Джено, он бы смотрел за реакциями, он бы пустил потом им всем пыль в глаза, и только после — пошёл бы заниматься с Ли. Чтобы тот не думал ни о ком другом, чтобы только На Джемин был в силах справиться с ситуацией и только он бы отложился в памяти ярким белым пятном. Но теперь сюда влез Тэн, который обычно никуда не лезет, держится обособленно и старается отпугивать от себя людей кричащими одеждами или острыми словами. Сейчас этот маленький хитрый таец перехватил инициативу и влез в игру, спутал карты. Как же бесит. — Тэн, — в пару шагов оказавшись рядом, Джемин перебивает этот момент, надеясь ещё вернуть себе внимание Джено, — Тэн, — повторяет На и чуть вскидывает бровями, когда в первый раз его откровенно нахально игнорят. Заметив этот жест, таец тут же морщится и недовольно кривит губы, но послушно отходит, а спустя пару шагов уже весело с кем-то беседует по телефону. — Вставай. Пошли, — по слову, сухо до мурашек, командует Джемин. Не смея ослушаться, Джено следует за ним. Он идёт без оглядки, только держит след в след, кусает губы и щёки изнутри. На уводит его глубже в лес, по памяти ориентируясь, где они снимали, где ещё могли что-то оставить, петляет и останавливается под деревьями на непротоптанном месте. Только тут он упирается ладонями в бёдра и запрокидывает голову к небу, судорожно пытаясь решить возникшую проблему, когда слышит: — Прости. — Я знал, что делаю, — выдыхает На, опуская взгляд на человека перед собой, — Ты как? Кажется, становишься лучше. — На расстоянии, — пожимает плечами Ли. Он усмехается этому и падает спиной на ствол граба, тут же отстраняется, когда дерево проседает под его весом. Наблюдая за этим, режиссёр напряжённо думает. Ему нужна ситуация, аналогия, какое-то решение, подсказка. Игра в игре. Это можно сделать. — Роботы, — выпаливает Джемин, создавая идею-конфетку из всего окружающего говна в мире, — Ты боишься роботов? — Нет, — моргает актёр. — Я гений! — На даже отшатывается от Ли, зачёсывает волосы двумя ладонями на макушку, по бокам, обратно, смеётся громко, — Ро-бо-ты! Джемин останавливается взглядом на Джено, закидывает руку на его плечи, заставляя чуть согнуться, когда объясняет вкрадчивым шёпотом: — Ли Джено. Мы с тобой — последние люди на земле. Чтобы не свихнуться, я стал создавать роботов. Просто представь. Представь это, хорошо? — режиссёр склоняется ещё ниже, заглядывает в глаза актёру и расплывается в улыбке, артикулируя на каждом слове, — Мир роботов. И я решил создать прекрасную Сысы, которая так напоминает тебя. Я создал Сысы и запрограммировал её на любовь к тебе. Она — набор железок и кода. Моего кода. Который никогда не пойдёт против тебя, — мужчина выпрямляется, устремляя взгляд «за горизонт» и поглаживая актёра по спине, — Три закона робототехники ещё никто не отменял, Ли Джено*. Робот не может навредить человеку. А наша Ан Сысы — всего лишь такой робот. Разве не здорово, позволить роботу проявить все возможности своего кода? И дать ему обнять себя? Трижды, для кадра, а? — тут же исправляется, вспоминая этот важный нюанс, настраивая человека рядом на работу, а не на краткое «пережить и забыть». Слушая его, Джено очень сильно хочется смеяться, даже когда глаза в глаза, и когда он осознаёт, что Джемин, в общем-то, глубоко верит в то, что говорит. Джемин внушает. Первое правило внушения — будь уверен в каждом своём слове. Ли выпрямляется следом за На, оборачивается на того: — Я не уверен… — Роботы. Планета роботов. И да, Ли Джено, — фыркает Джемин, снимая руку с чужих плеч и присаживаясь на землю прямо тут же, — Перед камерами никто не посмеет тебя трогать, — сгибает ноги в коленях, валится спиной назад и лениво потягивается, — Порно я не снимаю, не планирую. Стыдно потом будет в глаза Соми смотреть. Джено садится рядом, скрещивает лодыжки и оборачивается на режиссёра: — Всё так серьёзно? — А ты думал как? У нас тут всё серьёзно. Особенно когда на «зелёнке» гладишь пластиковый фаллос. А на экране великий король сотрясает гору своим волшебным посохом, — преувеличивая, смеётся режиссёр, помогая себе руками изобразить того самого короля. Ли вновь смеётся с этого. — Ты запомнил? — фыркает На, принимая сидячее положение. — Да, да, — Джено делает это. Он ведёт плечами вперёд-назад, не одновременно. Забава. Смущение. Лёгкий, скорее даже неосознаваемый, флирт. Джемин закусывает щёку изнутри, улавливая эти новые жесты, осознавая кое-что крайне занимательное: Джено заигрывает с ним. И это маленькое заигрывание хочется чуть-чуть раскрутить. — Эй, — На ведёт подбородком, раздумывая. Ему не хочется. Но любопытно. Он думает о сказанных словах и о своей «любви», но он не думал тогда о чём-то взаимном. Рассчитывал, но никогда не был уверен. А вот он — первый зелёный флаг. — М? — оборачивается Джено на режиссёра. — Если хочешь, я могу первым обнять тебя, — Джемин ведёт плечом и становится на колени, приближаясь к Ли, — Это будет как маленькая репетиция. Рука подскакивает в воздух, указательным пальцем Джено давит себе прямо под носом, но так и не определяет своей реакции: смущение, смех, страх. Пока самый контактный для него человек здесь — это Тэн. И это скорее потому, что визажист сам себе позволяет эти жесты, эти поступки, также скоро объясняя необходимостью. То ли он слишком хитрый, то ли он слишком заботливый, а может — два в одном флаконе. И если уж с Тэном было сложно, то с Джемином — почти нереально понять. Неуверенность, маленький такой страх — страшочек — порождает адреналин, пробуждает какое-то странное желание, влечение. Любопытство. И Джено также становится коленями на землю, отряхивается, разглядывая натянувшиеся на бёдрах штанины, когда на плечи ложатся ладони На. Джемин ведёт чуть ниже и скользит коленями по траве, чтобы прижаться к человеку перед собой, делает не очень аккуратно, так что Ли фыркает и даже чуть заваливается на спину, но всё же хватается за чужую спину. Замерев так на какое-то время, Джемин спрашивает: — Это было страшно? — Нет, — выдыхает Джено. Он чувствует ход грудной клетки На, его тепло на своих плечах, его дыхание совсем рядом с шеей. Хочется дышать также, вослед, в один ритм. Но пока Ли не может дышать никак. — Я уже не кажусь таким пугающим? — усмехается Джемин, оседая на пятки и плавно разрывая объятия. Однако Джено перехватывает его ладони своими, также оседая на землю, глядя на примятую траву. Размышляет, но не отпускает На. Ли так и не даёт ответа: по лесу разносится крик Донхёка, который вышел на поиски режиссёра и обещал тому страшную кару в случае задержки съёмок. Джено расслабляет пальцы, позволяя ладоням Джемина выскользнуть из своих, он наблюдает, как режиссёр идёт на голос своего ассистента, и Ли в краткий миг единения с самим собой пытается переварить до конца этот маленький момент объятий, пытается настроить себя на что-то подобное, только — с Сысы. — Чего расселся? — Донхёк скрещивает руки на груди, низко склонившись над актёром, — Там вас все ищут, все ждут. — Я иду, — отзывается Джено, поднимаясь на ноги. Сидя уже в своём кресле, играясь пальцами с нижней губой, На моргает на то, как Сысы успешно обнимает «брата», заливается слезами радости обретения и чего-то ещё. В эти мгновения, Джемин проводит перед собой черту: или Ли Джено всегда раньше вёл себя подобным образом и сейчас возвращает себе прежние черты характера, которые, естественно, были утеряны за это грёбаное десятилетие; или Ли Джено так, или иначе, заигрывает с ним, ищет его внимания… Влюбляется. Вот он — тот самый момент, который «студентишка На» прежде никогда не видел, никогда не ощущал, не мог поймать и указать на него. Момент влюблённости, прекрасный момент симпатии, от которого начинает крутиться сюжет романтической истории героев. Его собственный момент, который он смог поймать и удержать в руках, в памяти, который он смог растянуть и испить до дна. Смог разделить напополам, чего не удавалось прежде.