С каждым что-то не так

Преподавателем актёрского мастерства является мужчина постарше, с резкими чертами лица и проколотыми ушами. Его джемпер — совсем не по погоде — чёрный и плотно обнимает шею, прячет запястья, но не скрывает длинных узловатых пальцев, которые сжимаются-разжимаются, пока учитель Ли детально оглядывает каждый сантиметр Джено. Не зная, куда же спрятаться в маленьком кабинете, где есть два стола, поставленных буквой «Т» и шкаф, актёр выбирает скрестить руки перед собой, над самым пахом — кажется, будто облачённый в чёрное человек видит сквозь одежду, и от этого становится ещё более неловко, чем от касаний мягких рук девушек-костюмеров. — Хватит пялиться, Тэён, — вмешивается Донхёк, закатывая глаза. — Не могу поверить своим глазам: кого привели ко мне в ученики, — Тэён скрещивает руки на груди и переводит пронизывающе-холодный взгляд на менеджера, — И почему выбор пал на меня? — В душе не ебу, — фыркает тот, — Джемин сказал, я — сделал. Позвони, как закончите, у меня ещё дела. На этих словах он выходит из студии, громко хлопая дверью. Оставшись наедине с учителем Ли, Джено медленно выдыхает и старательно натягивает на себя дружелюбную улыбку, но теряет сразу после слов: — Чему я могу тебя научить? Если учился у тебя же. Тэён проводит пятернёй по волосам, демонстрируя спрятанную прежде под длинной чёлкой выбритую бровь. Тяжко выдыхает и забирается с ногами на стол, только теперь скидывая со стоп бело-синие кеды с длинными развязанными шнурками. Какое-то время он так и проводит в своих мыслях, пока Ли не предлагает: — Может, нам стоит выпить кофе? Хотя бы для знакомства? — Это хорошая идея, — кивает Тэён, переводя на него удивлённый взгляд, — Ты, кстати, знаешь, кто я такой вообще? — Кроме того, что Вы — мой учитель? — склоняет голову, тут же улыбаясь, подходит ближе и снимает колючий пиджак, обнимает его, как свой спасательный круг. — Я — хореограф. Мастер пантомимы, преподаю её же. Гибкость, пластику. Язык тела и лица, — он снова осматривает всю фигуру своего ученика и чуть улыбается тонкими губами, — Кажется, ты не в лучшей своей форме. — Стандартно, — пожимает плечами актёр. — Можно лучше. Тебе стоит заниматься силовыми упражнениями, — поднимает руку и машет на плечо Джено, — Это выглядит слабо. Не этично для такого лица. Тебе больше не пятнадцать, чтобы выглядеть доходяжненько, — поджимает все пальцы, кроме указательного, и тыкает на бёдра, — Тоже может выглядеть лучше. Думаю, на этом мои полномочия тут — всё. Ли только опускает взгляд в пол. Он и так знает, что выглядит не очень. И что не в лучшей своей форме, особенно сегодня, особенно — сейчас, после такого долгого и неприятного взгляда. — Эй, — зовёт Тэён, устраиваясь иначе на своём месте, — Ты всё ещё улыбаешься, как и прежде? Вместо ответа Джено молча улыбается, сверкая звёздочками из-под прищура, тут же распахивает глаза и дует щёки, сменяет эмоции одну за другой. Играет агрессию и недоумение. Переигрывает даже, чем веселит своего учителя. Хореограф всё хлопает и хлопает в ладоши, смеясь особым гортанным смехом, часто тряся головой и плечами. Так что и Ли смеётся с этого. Между ними возникает какое-то странное взаимопонимание. — Чёрт, я должен отработать свои деньги, — вспоминает Тэён, снова зачёсывая чёлку назад, — Тебе всё же есть, чему у меня научиться. — Чему? — Свитч, — он щёлкает пальцами, и его глаза становятся меньше, подбородок выдвигается вперёд, скулы выдаются на бледном лице, делая образ более опасным, — Свитч, — басит мим, широко раскрывая глаза и улыбаясь тонкой ниточкой, — Свитч, — произносит наигранно-детским голосом, расслабляя всё, что выше носа, запрокидывает голову и приоткрывает рот, демонстрируя «сексуальность», — Ты не умеешь делать «свитч» по щелчку пальцев. Ты стабилен. И ограничен. В тебе нет сексуальной стороны, угрожающей, нет дерзости. Тэён спрыгивает со своего места и обходит стол, падает в кресло, крутится на том и кивает: — Какой любишь кофе? Я пью сладкий, — дует губы, открывая приложение на телефоне. — Я пью с молоком. Горячий, — опирается бедром о столешницу, — И сладкий. — Два латте с карамельным сиропом будет в самый раз, — с лицом самого счастливого человека на свете Тэён смотрит на Джено. Он скоро печатает заказ в телефон и, потянувшись, одним движением стягивает джемпер, оставаясь в тонкой белой майке, растянутой и абсолютно не эстетичной. Проведя по ней ладонями вверх-вниз, мужчина ныряет стопами в кеды и подходит к своему ученику, заглядывает в глаза Джено и чуть щурится: — А кто мне платит? Компания или сам режиссёр На?* — Я, — растерянно отвечает Ли, делая пару шагов назад, — Это мой заработок. Джемин просто направил к Вам на уроки. — Это хорошо, — тут же улыбается преподаватель, — А то есть тут один, весь в кредитах и долгах, — мрачнеет так же скоро, спустя секунду щёлкает пальцами над собственным проколотым ухом и вскидывается всем телом на месте, — Давай начнём? С простых упражнений? Тэён начинает с самых азов, которые изучают едва ли не в школьных кружках, но это позволяет Джено создавать систему знаний в голове, проводить какие-то взаимосвязи и понимать, что для чего делается, и что за чем следует. Кажется простым — менять лица перед камерой, на деле — это комплекс воплощений, это умение притворяться «не собой» даже в деталях, и умение сохранять своё собственное «я», что получается особенно плохо, учитывая некоторую размытость этого определения и невидимости границ.        На каждое следующее занятие Тэён приходит в новом аутфите, и преподаёт то, что подходит его одежде и настроению сегодня. Когда он пришёл в розовой рубашке «на выпуск», то учил актёра флирту и громкому смеху. Одетый в строгий синий костюм с белыми вертикальными полосами-нитями, учитель Ли два часа дрессировал подопечного на осанку и этикет. За три недели таких нерегулярных в силу характера Тэёна занятий, у Джено сложилось некоторое представление о его методике преподавания, о нём самом, и о себе в том числе. Иногда старший делился краткими фактами о жизни и детстве, особенно часто — когда они вместе ужинали. Слушая его, Джено чувствовал что-то неуловимо похожее. Он узнал, что прежде Тэён учился в закрытой школе для мальчиков, и сейчас у него есть сложности в общении с девушками. Узнал, что когда оценки Ли стали падать, то его отправили на воспитание к строгой бабушке в деревню, где он и завершил своё обучение. Узнал, что в мир актёрского мастерства студент Тэён попал случайно, а потом задержался и нашёл свою нишу. Пусть это всё были общие фразы, и Тэён не говорил точных названий или имён, а иногда намеренно умалчивал — но Джено ощущал между ними что-то общее, и уже приближался к разгадке, к чёткому понимаю: почему к пантомиму его отправил режиссёр На, но…        Как-то учитель Ли предупредил, что иногда к нему заходят другие «ученики», и, непосредственно, студенты Академии Искусств, поэтому он просил Джено не стесняться и стучать. Однако за месяц Ли никого не встретил, и после стука ему ни разу не было отказа. Поэтому и сегодня Джено, вдоволь нагулявшись по аллеям Академии, входит в кабинет сразу после стука, на автомате, не дождавшись ответа от Тэёна. Он входит с широкой улыбкой, уже гадая: во что будет одет учитель и что будет объяснять сегодня, наденет ли какие-то кольца на пальцы или браслеты на запястья, чтобы его «свитчи» обладали дополнительным звоном, но по итогу Ли замирает и от шока округляет глаза. Низко опустив голову, со спущенными штанами и задранной футболкой, на столе Тэёна сидит неизвестный мужчина, сам же Тэён стоит прямо за его спиной, так плотно, что становится будто бы даже понятно, что происходит. Только учитель Ли вскидывает голову на вошедшего и радостно улыбается: — Ты пришёл? — И-извините, — Джено дёргается на месте, не до конца ещё понимая. Он разворачивается и утыкается носом в стену рядом с дверью, под чужой басовитый смех дёргает ручку на себя и уже выпрыгивает в коридор, когда слышит: — Джено, вернись! Это не то, что ты подумал! — смеётся хореограф, Он бежит куда быстрее шокировано плетущегося вдоль стены Джено, хватает его за локоть и тянет обратно, всё не переставая гоготать: — Пойдём, я всё покажу и объясню. — Разве стоит? — Ли вырывает руку из захвата и повышает голос. Не успевая додумать до логической развязки, оказывается перебит своим учителем: — Джехён — порноактёр. Я просто правлю его движения. Если бы можно было выстрелить себе в голову одним из пистолетов Джима Керри — чтобы без последствий для своей жизни — то Джено бы прямо сейчас именно так и сделал. Он останавливается и осматривает учителя Ли с ног до головы: старший сегодня одет в обтягивающее трико и свободную рубашку до середины бедра, на его руках нет аксессуаров, а в ушах — только скромные «гвоздики». Эротичная романтичность — вот, что на сегодня запланировал Тэён. И это явно не то, что Джено сегодня осилит. Или вообще хоть когда-нибудь. — Порно… актёр? — всё же спрашивает Ли, поддаваясь на толчки в спину. — А то ты думал, что они там натурально сексом занимаются?! — смеётся из-за плеча хореограф, всё же возвращая ученика в свой кабинет. Тут … Джехён? … стоит уже одетый в простецкие джинсы и растянутое худи, ероша волосы одной рукой, пока второй что-то листает в телефоне. Оборачиваясь на вернувшихся, он очаровательно улыбается и идёт навстречу, протягивая руку Джено: — Рад с тобой познакомиться! Я — Джехён. — Очень приятно, — Ли недоверчиво пожимает протянутую ладонь, забывая о вежливом поклоне. Только стоит и смотрит на человека перед собой, пытаясь переварить до конца: молодой, красивый, прекрасно выглядящий парень, с мужественными чертами лица — снимается в подобном? Но кто-то же должен, разве нет? Всегда есть те, кто занимаются грязной работой: роют могилы, впаривают кредиты и .… Снимаются в порно. — Хён, — Джехён перехватывает Тэёна за локоть, заглядывает в глаза, чуть сгибаясь в пояснице, — Я ещё напишу тебе, хорошо? — Попробуй сделать дома, — выдыхает Ли, натягивая на тонкие губы одну из своих милых улыбок. Вместо ответа, порноактёр только закатывает глаза, берётся за дверную ручку одной рукой, пока второй машет на прощание. Оставшись наедине с учителем, Джено продолжает чувствовать себя жутко неловко. Он переминается с ноги на ногу, пока Тэён достаёт из ящичка тумбочки влажные салфетки, принимаясь вытирать стол и даже собственный стул. Джено знать не хочет, почему учитель Ли делает всё это: реально стирает «следы преступления» или это от брезгливости. — Джехён, он, — вдруг заговаривает старший, нервно доставая очередную салфетку из пачки, — Он — хороший парень, да. Подумаешь, в порнухе снимается, ха, — холодный смешок, новая салфетка, — Многие оттуда начинают. Знаешь же сам, что в шоу-бизнес попадают через постель. Джено не знает, но кое-что помнит, что-то, что случилось, когда ему было одиннадцать. Когда он уже догнал в росте Саным, когда та уже не могла так просто закрывать ему уши и глаза, или не могла унести мальчика на своих руках. Джено помнит, как мама изменяла его отцу. Как она обнимала другого мужчину руками и голенями, спрятавшись под костюмом-халатом партнёра. Ли узнал этого мужчину только по этому самому халату. И как-то сразу всё понял. Впервые ушёл сам. Саным по глазам прочла. С тех пор она часто нервничала, роняла вещи с рук, подолгу смотрела в одну точку, ожидая мальчика после съёмок, пока он сам не обнял её и не рассказал, что всё в порядке. Почему-то ребёнку было легко простить измену женщины по отношению к мужчине, но невозможно было простить измену матери по отношению к себе. Двенадцать. Джено уже входил в трудный переходный возраст, покрываясь прыщами и пятнами, которые Саным все ещё лечила поцелуями и тониками, давала ему витамины и, стоя рядом с Ли, втирала в свою кожу пенку для умывания, показывая, что это полезно всем и что глазам — «правда, не будь занудой!» — нисколько не больно. В тот год Джено обратил внимание на то, как Великая и Ужасная Ли Юрин общается с пятилетней девочкой: как с маленькой принцессой; доглядел, как она ерошит волосы сыну одного из акционеров какой-то косметической фирмы; случайно заметил, как эта женщина поцеловала в макушку десятилетнего мальчишку в перерыве между съёмками — будто она была мамой всем им, но не родному ребёнку, не Ли Джено. Джено было так обидно, он злился, он хотел кричать, но не мог, а потом и вовсе — Саным снова «спрятала» его от всей этой грязи, увозя в машине на выходные к бабуле Наюн. Тогда он обнял её и назвал «оммой» — «мамой». Тогда он впервые провёл грань и больше никогда её не переступал. Однако с тех пор Джено сам старается вовремя закрывать глаза, уходить с тех мест, которые ему не предназначены, не лезть в чужие отношения. Он не хочет слушать и понимать предысторию Джехёна, но Тэён говорит чётко и уверенно, нисколько не сомневаясь в наличии «ушей»: — Просто кто-то спит в одной кровати и поднимается выше, — судорожно тряся запястьями, выбрасывает всё использованное в урну, тут же хватаясь за маленький антибактериальный гель для рук, выдавливает много жидкости, и терпкий аромат спирта поверх алоэ заполняет комнатку, — А другие скачут в следующую койку, и в следующую, — растирает по ладоням и предплечьям, — Нет, кому-то нравится заниматься этим. А кто-то тупой. Как Джехён, — усталый выдох. Между ними воцаряется колючая тишина. С этим запахом. Джехён всегда будет ассоциироваться у Джено с запахом спирта и алоэ — он так запомнил, таково его первое сильное впечатление. Джено и не знал, что такой впечатлительный. — Так значит, актёры в таких фильмах не…? — уточняет Ли, стараясь немного сменить тему их разговора. Раньше он не интересовался, как это и что вообще. Он был юн для съёмок, слишком занят для просмотров. А потом никакого сексуального желания или хоть какого-то интереса не было. — Ну-у, вообще, да, — фыркает Тэён, усаживаясь на стул и водя пальцами по начищенной столешнице, — Они используют накладки, всякие игрушки, масла там, жидкости. Мало кто работает «в грязную» — всегда с защитой и кучей примочек. Мужчина нервно смеётся, часто дёргая подбородком, и это не значит ничего хорошего. — Кажется, Вы довольно близки, — замечает Джено, улыбаясь и подходя ближе к учителю. — Мы работаем вместе с тех пор, как его привели ко мне на уроки: чтобы учился владеть телом и эмоциями. И вот, пять лет развлекаемся, людей пугаем, — Тэён поднимает на Ли взгляд, не скрывая в глазах особенно тёплого блеска, но тут же исправляется и щёлкает пальцами, — Свитч! Нам пора работать. Как тебе идея сексуальных поз и взглядов? — Никак! — тут же кривится младший, дёргая головой из стороны в сторону, — Нет, может уже не сегодня? — Нет, сегодня, — большие глаза хореографа становятся ещё больше, отражая жёлтый свет потолочных ламп и собственный азарт. / Донхёк входит, резкий как «нате!», швыряет тяжеленную папку на стол режиссёра На, под взволнованный взгляд Донёна захлопывает за собой: — Меня заебал твой Тэён! С пониманием выдыхая, Джемин тянется к принесённым бывшим ассистентом бумагам, но оказывается остановлен на полпути громким: — Как продвигается твоё обещание? Донхёк пышет злобой и агрессией, он вполне реально готов убивать, так что На возвращает руки обратно и поднимает на друга усталый взгляд: — В течение недели с тобой свяжется её юрист. Просто всунь свою хабалку куда поглубже и будь приличным господином Ли каких-то пару часов. Не контролируя бурлящего недовольства от вынужденных диалогов с Кан Юной, которые трижды шли не по его плану и знатно вымотали нервы, Джемин сейчас повышает голос, даже поднимается с места: — Я без понятия, с чего у неё возник этот гипер-инстинкт, но если ты не понравишься юристу, то и сына своего не увидишь. И это не от меня зависит! — у На всегда была какая-то маленькая обидка на друга, потому что Донхёк разгадал его и перестал поддаваться на игры так часто, как Джемину того бы хотелось; Ли оказался грубым и иногда очень жёстко «отшивал» его, и почему-то именно сейчас эта самая обидка выползает наружу, — Всего этого говна бы не было, если бы ты вёл себя хоть немного адекватнее! — Я бы?! — Донхёк делает пару шагов. Чувствуя неловкость и не желая развивать конфликта, Ким Донён подскакивает с места и обнимает за плечи Ли, останавливая, заглядывает в его глаза: — Успокойся. — Успокойся уже! — выкрикивает Джемин, — Жизнь ничему тебя не научила?! Ты бы хоть раз подумал об ответственности перед Юной! — А ты бы хотел связать свою жизнь с психичкой?! — Донхёк агрессивно трясёт головой, пытаясь пройти оборону щуплого сценариста. На обходит стол и только машет пальцем перед лицом друга, не способный дать честного ответа. — Ты бы не смог! — Ли холодно вырывается из рук Кима, делает пару шагов назад, — И не смей отчитывать меня, — резким движением рисует вокруг себя круг, — Меня! Особенно за малодушие и безответственность. Он уходит. Громко стуча каблуками спортивной обуви, Донхёк выходит из здания кинокомпании, не оборачиваясь, отправляя телефон «в полёт», даже не думая о забытом у Тэёна Джено, о брошенной на стол папке, о других своих обязанностях и звонке юриста Кан Юны касательно, непосредственно, Ли Ынсома. Закуривая пока только первую, Ли падает плечом на стену какого-то магазинчика и возводит взгляд к облачному небу, не уверенный: молиться, плакать, смеяться, просто проораться или сделать что-то безрассудное. — Я просмотрел документы из папки, — хриплый голос Джемина раздаётся из-за спины. Только Донхёк даже не дёргается, не оборачивается, выдыхает дым в воздух. — Утром мне дали пиздюлей за сериал «Обретение»: «канальщики» сделали хуёвую рекламу, выбрали не пиковое время, а все расходы по договорам были на нас, на мне, нашем бухгалтере и заме директора, который расписался не глядя. Но на ковре досталось мне, — На криво усмехается, — В обед звонил юрист Юны и требовал твои контакты. На новый сериал нужны деньги, а мне их теперь не собираются давать. А тут влетаешь ты…. Ли прикрывает глаза и тянет улыбку: — Продолжай. Хочу ещё послушать, как ты унижаешься, оправдываясь. Расскажи мне, какая же хреновая у тебя жизнь. А нет, — он резко оборачивается и смеряет друга долгим взглядом, — Как раз-таки у тебя всё хорошо. Это я — еблан, верно? И мной можно помыкать, можно орать на меня, потому что хочется, вымещать на мне свои эмоции, потому что я верный друг. Да? — закуривает вторую. Он ощущает на себе жалостливый взгляд Джемина, знает точно, что старый друг ощущает за собой вину. И знает кое-что ещё. На Джемин — жадный, он не будет делить Донхёка с кем-то, ни за что не откажется от своей «игрушки», будет делать всё, что угодно, лишь бы Ли не уходил, не оставлял его одного в бытийной скуке и пресности, делая исключительно На Джемина последним ублюдком — а так они вместе, за компанию. — Донхёк-и, — На дует губы, зовёт ласково — это запрещённый приём между ними двумя, — Мы же оба… — не договаривает, но Ли понимает, что тот хотел сказать, кивает, — Погорячился. — Иди ты нахуй, — он отворачивается, выдыхает дым и думает о третьей, думает о мести На Джемину, думает о сыне, вспоминает про Джено и посылает того туда же, спустя время лишь продолжает, — Тэён заблокировал мой номер. Теперь его величество общается только с Джено. Две подружки. Рядом раздаётся смешок. Донхёк подозревал, что Ли Тэён — не случайный человек с улицы, но первый в списке вакансий. — Откуда ты его взял? — Прямо с улицы, — улыбается На. Джемин просто доебался до Тэёна на улице, когда старший исполнял классическую пантомиму на одном из праздников. Тогда уже студент На долго наблюдал за талантом пока ещё незнакомца, а потом вцепился в очаровательного парня, раздававшего сладости детям и радующего девушек своими забавными сценками. В ту пору Джемин искал себе «очарование», «влюблённость», «Парижскую нотку» — может, просто пересмотрел старых французских фильмов, может ему просто хотелось себе этой понятной всем ванильной романтики, но он стал встречать студента Ли после занятий, иногда заглядывал на его тренировки. Парнишка откровенно сходил с ума от порывистых движений хореографа, поддерживаемой Тэёном дистанции, какой-то холодности и природной чудаковатости. А потом флёр стал спадать. Джемин заметил за мило улыбающимся пантомимом ряд неприятных лично ему странностей. Тэён всегда стоял отдельно от сокурсников, ел только домашнюю еду и своими приборами, избегал рукопожатий и редко отвечал на звонки. Как-то На поймал его за ответом на сообщение: Ли долго пыхтел над телефоном, пока просто не вышел из приложения со словами: — Да кому оно надо? После этого у Джемина окончательно отпало всякое любопытство к этому человеку. С расстроенными чувствами, На повесил на этого персонажа ярлык, повздыхал от своих несбывшихся высоких ожиданий и пошёл дальше, изредка вспоминая Ли Тэёна, как приятного человека с кучей мутных тараканов в голове, знакомство с которыми не принесло ему лично хоть какой-то пользы. Одним словом, студенческая версия Тэёна была так себе. А вот «учитель Ли» стал приятным открытием для режиссёра На. Джемин едва снова не влюбился, поведшись на свои же приятные воспоминания, но вовремя остановился, проведя линию: он был похож на Тэёна одной деталью, которую и сам себе всё не может объяснить — они оба охотно открываются слабым людям. С той лишь разницей, что Ли сбегает сразу же после откровения, а На предоставляет человеку рядом выбор. Но Джемин вспомнил о Тэёне, как о человеке, похожим больше не на себя, а — на Джено, и подумал, что учителю Ли полезно будет столкнуться с Джено, чтобы увидеть немножко себя в младшем и что-то уже сделать с кучей своих тараканов, которые слишком вольготно живут в его черепной коробке. А Джено, в свою очередь, полезно познакомиться чуть ближе с Ли Тэёном, перенять у него возможность скрывать свои мысли и поднатореть в искусстве флирта. Особенно важно, чтобы у них обоих возникли общие секреты, без прямого участия Джемина — чтобы они стали друзьями такими же, как На с Донхёком, чтобы держались друг за друга, знали границы и были верными друг другу. Потому что На Джемин не собирается делиться Ли Донхёком ни с кем. Даже с Джено.        — Донхёк-и, — снова зовёт На, скользя ладонью по плечу друга, — Просто не проеби возможность общаться с сыном. Он не умеет иначе поддерживать людей, совсем не способен извиняться — но этого жеста, этих слов и ласкового обращения хватает Донхёку для понимания этих чувств и намерений. Пару раз кивнув, Ли прячет третью обратно в пачку и кивает: — Оставь меня сегодня одного. И кстати. — М? — только приподнимает брови. — Ты кому-то обещал встречу в субботу, и этот кто-то намерен провести эту субботу в твоей компании или без, но в Восточном Парке в компании велосипеда, — он дёргает уголком губ, не в состоянии полноценно улыбаться сейчас. Почесав затылок, Джемин понимает, к чему всё идёт, спрашивает вдруг: — Как думаешь, он понимает? — Чувствует. Он много думает, но больше — чувствует.