С каждым что-то не так

Имитировать жизнь — главная цель Ли Джено на этот месяц. После завершения съёмочных часов с его участием, напряжение в жизни Джено спадает с 99% до 35%, оставляя перед мужчиной всего одну простую задачу: разобраться с делами давно минувших дней. А для этого ему приходится терпеть крики кадровички, дрожащей рукой оставляя подпись под отказом от предоставления менеджерских услуг Ли Донхёком. Также Ли выдерживает все те разы, когда его уже бывший менеджер звонит ему — Джено не снимает входящие, но читает сообщения; бросает после четырнадцатого, потому что «блять», «чего не предупредил?», «в смысле я безработный теперь?!» — основное содержимое. Тяжко выдохнув, Джено блокирует номер Донхёка. Следующей проблемой внезапно оказался продюсер Сяоцзюнь, который вытащил перед актёром должностные инструкции с кучей штрафных за невыполнение — выяснилось, Джено не может вот так резко вычеркнуть себя из рабочего процесса после завершения съёмок. Почему прежде не возникало таких проблем становится понятно буквально следующим днём — обидчивый Ли Донхёк присел на уши продюсеру. Ну да и пёс с ним! Как ни странно, но На Джемин не становится проблемой для Джено. Режиссёр тактично решил все возможные между ними двумя проблемы и соскользнул в режим «я работаю и охуеть, как занят!», привычно отрезая себя от общего мироустройства. От этого было легче, но только немножко. Прежде На Джемин говорил о своём сознании, как о чердачке, ссылаясь на Шерлока Холмса. Режиссёр осуждал литературного детектива за неосмотрительность и пренебрежение к «закрытым коробкам», которые человек неизбежно прячет даже от самого себя в самые чёрные уголки подсознания. И тогда Джено улыбался этим рассуждениям, подхватывая чужую радость ощущения собственного превосходства от уникальности идеи, но теперь Ли видит: На вскрыл все его ларцы, выпотрошил, распинал ненужное, повыкидывал мусор, накидал нового и оставил после своего ухода …. разруху. Джено теперь необходимо убираться, как-то это приводить в единую систему своей личности, отделяя подлинно-индивидуальное от того, что ему кто-то уже втюхал в голову, или оставил на память о себе что-то. Особенно если «что-то» оказалось чем-то малоприятным.        Подскакивая с кровати очередной съёмной квартиры в ранние 6, на автомате приводя себя в порядок перед зеркалом ванной, усаживаясь за низенький стол перед телевизором для плотного завтрака, залипая следующие полчаса в новости политики, шоу-бизнеса, сериалы, кулинарные шоу и даже мультфильмы — в такие вот утренние часы Джено порой приходит к идее, что он в разы скорее справился бы со всем этим бардаком, работая не в одиночку. Развивая эту мысль чуть дальше, мужчина пару раз сталкивался со стеной, где большими красными буквами написано: «Мне нужен На Джемин! Он сам натворил, так пусть и помогает!». Но каждый день, надевая кэжуал-костюм бледно-серого цвета, начёсывая отросшую чёлку на самые глаза, пытаясь спрятаться даже от собственного отражения, выскакивая из подъезда на улицу и растворяясь в толпе других людей, он приходит к другому виновнику отсутствия у себя душевного равновесия — Ким Чону. Юрист назначает ему встречи день-через день то в одной из кофеен, то в участке при Мун Тэиле, то у самого Джено дома. Чёртов крот Чону ни разу ещё не принёс хороших новостей. Ну как. Это для юриста все детали чужой личной жизни — хорошие новости, все эти новые-старые заметки из жёлтой прессы, школьные характеристики на ученика Ли Джено, личная переписка Великой и Ужасной Ли Юрин, деловые письма Ли Чонму. Но когда Ким в очередной раз заливает про вскрытые медкарточки Джено, где кроме вполне понятного посттравматического синдрома указаны ещё два диагноза в цифрах; когда улыбчивый Чону заявляет, что на Бён Хёджин есть одно очень интересное дело, связанное с полицейской коррупцией и наркотиками… Джено вдруг ловит себя на мысли, что ему глубоко плевать на всё это дело, что он не видит за всеми этими бумажками с чужими фамилиями своего лица, а то, что читает — это про какого-то другого Ли Джено. Да, какой-то другой Ли Джено из параллельной вселенной. Это о нём последняя классная руководительница пишет в характеристике: «асоциальный юноша… не способен поддерживать диалог… одевается небрежно, к учёбе относится поверхностно». Это из-за него пришедшая на должность бухгалтера Чон Саным стала вдруг личным менеджером Великой и Ужасной, терпела годы унижений, лишений и боли. Это не его отец… — Что? — Джено подскакивает на месте, поднимая шокированный взгляд на юриста. — Да, мне удалось наладить связь с нотариусом твоего отца. Вот его ответ, и все заверенные бумаги, в том числе повторное приглашение на вступление в наследство, раз уж ты нашёлся и решил выяснить всю правду, — мужчина выкладывает на стол стопку бумажек с какими-то каракулями, пометками Мун Тэиля, и и выведенные чёрными чернилами переводческие заметки поверх отксеренного листа. — Он умер, — не зная, у кого спрашивает, зачем требует очередного подтверждения этим словам, Ли смаргивает влагу с глаз, накрывая рот ладонью. Ну почему сегодня он сидит в этой уродской кофейне напротив этого корчащего из себя сочувствие Ким Чону? Почему именно сегодня этот проныра-юрист принёс настолько ужасную новость? Джено не готов! Он прежде как-то думал, что его отец укатил далеко-далеко, завёл себе любовницу, воспитывает любимого ребёнка (даже если и от другого отца), но пребывает в относительном здравии (хоть и пьёт таблетки от давления на завтраки и ужины, или просто пьёт), но узнать, что Ли Чонму умер семь лет назад, в один год с бабулей Наюн, оказывается — это просто невыносимо. И знать, что мать отправила делегацию представителей своего мужа обратно на Филиппины, отмахнувшись от положенных акций, от доли своего ребёнка — да что там, она не присутствовала на церемонии прощания. Это так отвратительно. И почему всё это происходит не с тем, другим Джено, а именно с ним? Ещё пара новостей подобного рода, и этот Ли Джено сломается пополам, а потом — раскрошится и не склеится. Ведь уже сейчас мир кажется мрачнее и теснее, жидкое и вязкое стекает ниже по горлу, вызывая першение, совсем немного чешется переносица и за ушами — там пролетает свист. Чону врывается в этот мир сумбурным охристо-рыжим пятном, которое выдирает из рук Джено папки и документы, а потом Ли, будто сквозь толщу воды, наблюдает за тем, как на столик опускается незаказанная кружка с каким-то напитком под слоем взбитых сливок с воткнутым печеньем, следом — пара полароидных фото и записка, над самых ухом раздаётся тихое-дрожащее: — Простите, пожалуйста! Когда неожиданный гость уходит, оставляя о своём присутствии только эту кружку, записку и две фотки, Джено приходит в себя. В желании не упасть в прежнее своё мрачное состояние, он порывисто хватается за бумажку и нервно разворачивает её, случайно разрывая посередине, но всё же читает:

«Простите, что отвлекаю, уважаемый Ли Джено. Мы с сестрой являемся Вашими давними фанатками. Вас побеспокоила Ли Борён, и прошу за сестру Ли Хэсу»

Это странно. Это сбивает с толку настолько, что из головы мужчины вылетают все эмоции разом, все чувства, мысли. Он только смотрит на косо написанные буквы, снова и снова читая это «уважаемый Ли Джено». Оказывается, Джено не сталкивался с таким проявлением своей популярности, не задумывался о ней вот так, не предполагал даже. А кто занимался прежде этой стороной актёрской жизни Ли Джено? Ли Донхёк? И почему актёр избегал своих фанатов? Прятался за кем-то там, сменял место жительства снова и снова. Потому что фанатки. Девушки, женщины, бабы, бабки с детками. Ладненько. Это было прежде. Когда под боком был доставучий Ли Донхёк, когда из угла командовал парадом На Джемин. Теперь Ли Джено сам по себе. И он справится с этой неожиданной ерундовиной. — Она оставила Вам свой номер? — усмехается по ту сторону стола юрист. — Нет, всего лишь просит автограф, — моргает Джено. Ли Борён оказалась очень вежливой девушкой, лица которой он не увидел. Даже жалко немного. Хотя, минуточку. Ли берёт со стола два полариода и переворачивает их, рассматривая фотографии, на каждой из которых есть по счастливому девичьему лицу: по ним сразу видно, что сёстры — одинаковые глаза, хотя разная форма губ. Джено усмехается и просит у Чону ручку, долго не решается оставить пожелание: он же не знает, чьё именно лицо на фото. Но может, девочкам-сёстрам не так уж и принципиально? Глупо посмеиваясь, мужчина старательно выводит краткие благодарности, но желает Борён и Хэсу добиться всего самого лучшего в жизни, быть здоровыми и поддерживать тёплые отношения друг с другом. Почему-то это кажется ему особенно важным. Увлекается настолько, что на обороте одного из полароидов возникает корявый котик с кружкой кофе, а на другом — снеговик под ёлкой. — Извините, Ли Джено, — юрист передаёт под руку Джено распечатку прописи, — Это маленький тест от Вашего прежнего психотерапевта, он попросил Вас выполнить пропись. — Сегодня? — Ли откладывает фотографии в сторону и придвигает под ладонь лист с пунктирами иероглифов и латинских букв. — Когда-нибудь, — отмахивается юрист, — Сегодня, кажется, подходящий день. Ручка уже уверенно повторяет контуры, так что мужчина сосредоточен больше на ней, чем на том, как Ким Чону включает камеру на телефоне, фиксируя для пожилого, уже даже не практикующего врача их общего проблемного клиента. «Крот» Чону не собирается рисковать своей карьерой ради, возможно, двинутого мужика, приближающегося к унылому тридцатнику, даже если этот самый мужик платит ему с лихвой и находится на «особом положении» у Ким Донёна. Осторожность и наблюдательность никогда не были лишними в работе юриста, как и дотошность.        В приподнятом настроении Джено первым уходит из кофейни, оставляя юриста заниматься другими клиентами. Он идёт по заученному маршруту, чтобы как пришёл, так и вышел. Когда сбивается с мысли воспоминанием о принесённых юристом новостях. Ох, ну не сейчас, ну пожалуйста, не на улице! Не средь толпы! Ещё и телефон трещит. Кто вот ему сейчас звонит? Ким Донён? Да зачем?! Джено сбрасывает входящий от сценариста. И ещё раз. И снова. Психует и подносит трубку к уху. — Ты где? — неожиданно резко спрашивает Донён. — А где я? Вторая волна паники накрывает ледяным ужасом: где он? Ли Джено… Заблудился. Он же так же, как и… Точно. Он вышел из дома и повернул направо, прошёл два квартала и ещё раз свернул направо. И когда мужчина вышел из кофейни, то повернул направо, прошёл два квартала и свернул направо, а потом снова — направо, и ещё два квартала… — Включай геолокацию на телефоне. Или спроси у кого-нибудь из прохожих. Тебе с радостью ответят, — ровным голосом успокаивает старший. Сперва Джено усмехается и уже почти отвечает: «Да конечно, так и мне и подскажут. Уже проходили!», а потом только вспоминает. До мельчайших деталей воспроизводит это чувство потерянности, одиночество среди толпы, отказ за отказом, и плавно постигающее отчаяние. Как и тогда, ощущается медленное стекание леденящей капли пота по позвоночнику. Пробегаясь взглядом по людям, пытаясь по лицу угадать, кто сможет ответить, Джено вспоминает, как тогда искал человека и ждал звонка. Нет — ему самому нужен был телефон. Да, у него тогда не было с собой телефона. И никто ему не одалживал для одного очень важного звонка. Нет-нет, ему кто-то всё-таки передал в руки телефон: Джено тогда дозвонился до Саным-оммы, она встретила его у ларька с мороженым. Это было критически важно, чтобы она его встретила, и Джено точно помнит, что он тогда её дождался, что даже купил своему спасителю простое манговое мороженое на палочке. Кому? Мальчишка, был он в синей школьной форме с полосами-нашивками, глаза закатывал слишком часто. Смуглый такой, с чёлочкой, переживая непростые пубертатные времена зажимался то плечами, то коленями. — Неужели? — Джено кружится по улице, но не понимает, где находится — отвык передвигаться пешком, а когда-то знакомые улицы неузнаваемо изменились за утёкшее сквозь пальцы десятилетие. Но то случайное лицо в памяти приобретает до боли знакомые черты: та же смуглая кожа, густые брови над круглыми глазами, теперь впавшие щёки, отсутствие деталей на одежде и природная задумчивость; прежняя застенчивость стала абсолютной раскованностью и непомерной самоуверенностью — это всё оказывается таким очевидным, что смешно поверить.        Безумный поток машин, куда-то спешащие люди, которых жизнь уже изрядно помотала: никто из прохожих не собирается одалживать телефон тринадцатилетнему мальчишке. А Джено не виноват, что забыл свой собственный утром в машине, что не вспомнил о нём во время уроков и что выбежал из школы с последним звонком. Зато теперь битый час мечется по тротуару, слушает в свой адрес кучу всякого «приятного», и никому даже в голову не приходит узнать в нём того самого парня с билборда — какое упущение! Даже обидно, вот и вся его «известность», чтоб её! Джено сдувает воздух из-за щёк и оглядывается в поисках кого-то помладше, кто был бы похож на ровесника. Да, ему нужен мальчишка-ровесник, пусть и за деньги, но он точно одолжит Джено телефон всего-то на единственный звонок. Идёт один. Школьник. Залипает в телефон. Выглядит довольно уставшим, чтобы ссориться, да и вряд ли такой щупленький полезет в драку. Идеальный кандидат. Хе-хе-хе! — Добрый день, — Джено вежливо сгибается в поясе, придерживая лямки рюкзака ладонями, выпрямляется и очаровательно мило улыбается остановившемуся незнакомцу, предвкушая успех, — Я — Джено. Я могу оставить тебе свой рюкзак в обмен на один звонок по телефону? Мальчишка чуть хмурится, склоняя голову к плечу, инстинктивно прижимает телефон к груди и гнусаво отвечает: — Откуда я знаю, что там у тебя в рюкзаке? — Так я покажу. Пошли? — в пару шагов Джено оказывается около лавочки, на которую тут же вытрясает все учебники и тетради, даже сменные штаны со вчерашней фотосессии, оборачивается на подошедшего ровесника и кивает, — Тут ничего такого нет. Всего-то один звонок! Пожалуйста! Я могу даже заплатить тебе! — распаляется Ли: ему нужно срочно позвонить Саным-омме и уехать на съёмки, иначе получит от матери на пироги и коврижки по самое «не хочу!». — Ты кто такой вообще? — щурится незнакомец, передёргивая плечами, — «За-пла-чу». Я что, похож на кого-то, кто недоедает? — впервые закатывает глаза, разворачиваясь на пятках с вполне очевидным намерением свалить подальше. — Нет, ну что ты? — благодушие начинает отказывать Джено, хочется нагло выхватить необходимое средство связи и сбежать: плохо, очень плохо. — Я понял. Я буду держать тебя, пока ты звонишь, — заявляет незнакомец, — Так ты не сбежишь. — Да не нужен мне твой теле-фо-он! — Ли дергается на месте от нетерпения, — Разве я похож на того, кто ворует? Мальчишка кривит губы, внимательно осматривая Джено, неопределённо пожимает плечами и всё же протягивает свой телефон, тут же сжимая плечо Ли. — Саным-ом-ма! — капризно тянет Ли, так что неизвестный усмехается ему в самое ухо, — Забери меня отсюда! — Джено-я? — удивляется Саным, — Откуда ты мне звонишь? Чей это телефон? Её подопечный оборачивается на удачно подвернувшегося прохожего и спрашивает шёпотом, демонстративно прикрывая динамик: — Ты хоть кто? — На Джемин, средняя школа…. — Саным-омма! Это мой друг Джемин-и! Мой друг одолжил мне телефон. А мой посмотри на заднем сидении у Пэ Хонгю. Кажется, я у него потерял, — перебивает Джено, — Слушай, я потерялся, и не знаю, где я. Забери меня отсюда! — Пф! — Джемин фыркает на ухо, тут же называя адрес и тыкая пальцем на табличку одного из близстоящих домов. Когда менеджер Чон слышит адрес, то протяжно стонет, тут же объясняя: — Джено-я, как ты туда попал? Это же…. Это так далеко от твоей школы. И мне ехать до тебя через пробки час, если не больше. Оставайся на этом же месте вместе со своим другом. Не сажайте телефон! Ответственно кивнув, Джено передаёт телефон владельцу, широко улыбается и перехватывает Джемина за руки: — Не уходи, пожалуйста. Всего ча-ас! И телефон не сажай. — И что мне делать этот час? — новый знакомый снова закатывает глаза, но позволяет Ли трясти себя. — Я могу угостить тебя мороженым. Любым. Вон там, через дорогу — ларёк. Давай? Пожалуйста! — Да ты же не отвяжешься? — Джемин в третий раз закатывает глаза, чем почему-то смешит Джено, который уже собрал все свои вещи обратно в рюкзак и устремился к указанному ларьку, едва не задыхаясь от обилия вкусов и невозможности выбрать что-то одно: смотрит и облизывается. Владелец телефона молча встаёт рядом, чуть дует губы, давно определившись со вкусом и рассматривая Джено. Может, пытается угадать, где прежде его видел — Ли хочет так думать, чтобы избежать внезапного стеснения от этого взгляда. — Ты… — Джено уже забыл имя своего «спасителя», а потому просто хватает того за рукав школьной формы и придвигает ближе к себе, — Давай, что ты хочешь? — Манго? — Джемин чуть приподнимает брови, тыкая на фотку фруктового льда на палочке. — И всё? — выразительно усмехается Ли, медленно оборачиваясь на собеседника, — Ореховое, мятный шоколад, банановый чизкейк…. А ты спрашиваешь обычное манго?! Такое кощунство! — сокрушается вечно занятой актёрской деятельностью мальчишка. — Мне нравится этот вкус, — Ли сдаётся. Они усаживаются на прежнюю лавку, наскоро съедая мороженое. Джемин облизывает пальцы и жалуется на новые школьные предметы, которые тяжело даются. В ответ Джено упоминает, что работать ещё хуже, и лучше уж дремать на истории, пока учительница мерно перечисляет годы, имена правителей, имена их жён, имена их детей и хррррррр…. — Вот блин! — смеётся с его рассказа Джемин, угваздавшись по локоть и роняя остатки стаявшего лакомства на асфальт. А Джено захлёбывается смехом, утирая губы запястьем и вытирая это же самое запястье о щёку, чтобы достать из рюкзака упаковку салфеток, которую Чон Саным неизменно ему подкидывает. В следующие полчаса Ли старательно корчит из себя умного, пытаясь помочь Джемину с задачкой по математике, пока тот не раскусывает его актерское мастерство, тут же сталкивая ногами с лавки. Сорок пять минут перетекают в шестьдесят, а те — в три часа, за которые Джено ни разу не вспоминает о Саным, о работе, о съёмках. Он наслаждается общением с …. Джемином? Да, так его зовут. — Джено-я! — напротив останавливается машина, Чон Саным открывает дверь заднего сидения и снова зовёт Джено, — Джено, скорее! Джено тут же подрывается с места, на автомате хватая рюкзак и бросая опрометчивое: — Спасибо! Я ещё позвоню тебе! Он запрыгивает в машину, которая моментально трогается с места, так что дверь закрывается уже на ходу. Саным вскрывает фольгированный пакет с салатом и котлетой: — Или ты ешь сейчас, или ты не ешь сегодня совсем, — ставит перед фактом. Приходится есть. Джено тогда сильно переживал из-за матери, из-за съёмок, которые затянулись до второго часа нового дня. Следующий школьный день был безумно утомительным, мальчишка спал не только на истории, но и на литературе, упал на физкультуре и даже писал объяснительную директрисе. О своём спасителе Джено вспомнил только через месяц, когда машина водителя Пэ Хонгю застряла в пробке напротив другого ларька с мороженым. Ли подорвался было набрать, но… Чон Саным не было рядом, а имя того школьника вылетело из головы, и всё никак не приходило обратно. Спустя время Джено забыл об этом. А Джемин, видимо, нет.        — Приём? — голос у Донёна выдаёт тревогу, так что Джено отзывается. — Ким Донён, это срочно? У меня появились планы на вечер, — мужчина уверенно идёт в нужную сторону — только что созрел план, глупый план. — Сразу после моего звонка? — стонет старший, — Ли Джено, мне начинает казаться, что ты ведёшь себя по-хамски. Ничего не сказал Донхёку, не попрощался с другими членами съёмочной группы и сейчас выдаёшь подобные слова мне. Мужчина замирает, осознавая правоту этого заявления. — Может у На Джемина и бесконечный запас терпения на тебя, но у меня есть собственная голова на плечах, и то, что в ней — мозг — подсказывает мне, что мной пренебрегают, — поразительно спокойно продолжает Донён. — Прости! — приходит в себя Джено, — Я немного заблудился. — Я помню. Но это не даёт тебе права вот так просто сбрасывать входящий от меня, — начинает казаться, что у господина Кима как раз-таки есть неограниченное терпение в адрес одного глупого Джено, потому что старший продолжает ровным голосом, — Мне нужно, чтобы ты перезвонил мне из дома. У меня уже есть приблизительный сценарий заседания. Одобренный надёжными лицами. И…. По тому, как сценарист вдруг запинается, Ли становится ясно, что это дело куда важнее всех прочих, тяжелее других новостей. — Просто перезвони мне из дома.        Однако, оказавшись дома, Джено не сразу звонит сценаристу. Он долго кружит по пространству зала, размышляя о себе, о Джемине, об их первой встрече, об их расставании в настоящем времени. В голове всё не укладывается, всё в голове какое-то сумбурное. Хочется спросить кого-нибудь о совете, маленькой подсказке со стороны. И Джено находит вполне подходящего для этого дела человека — он звонит учителю Ли, однако тот не берёт. Теперь Джено в полной мере понимает бешенство Донхёка в адрес Тэёна: хочется тоже сорваться с места и как-то… Хотя бы поругаться, да — это невежливо так делать! Сам сделал также — Джено с хлопком опускает ладонь на лоб и берёт себе паузу на чай. Выпить тёплого, согреть ладони, отвлечь мысли, органы чувств, успокоиться.        Собственно, кроме Тэёна, больше выбирать некого, и, упав на диван, раскинув ноги по полу, Джено набирает Донёна — тот снимает входящий почти сразу же, будто ждал. Ким с ходу начинает объяснять ситуацию, рассказывать сценарий обычного судебного заседания, рекомендует к просмотру какие-то передачи, упоминает о подарке для дочурки в качестве благодарности за свой труд. И если честно, то Ли слушает и кивает, позволяя полученной информации успешно утекать мимо мозга через второе ухо. — Донён, я боюсь не справиться, — в возникшую паузу заговаривает Джёно, — У меня такое ощущение, будто в моей квартире произошёл взрыв, а люди требуют ходить на работу в глаженных рубашках, заставляют игнорировать, что у меня тут через дыры в стенах всё выдувает. Скажи, как думаешь, стоит отказаться, пока не поздно? — Ты должен разобраться в этом деле, во всех своих делах, — Ким берёт паузу, коротко смачивая губы языком. Он неуверенно подбирает слова, лишь отчасти догадываясь о проблемах другого человека. — Возможно, тебе тяжело разгребать столько дел разом. Но ты не один. На тебя работает слишком много людей, которые действительно переживают за тебя, — старший добродушно улыбается, и эта улыбка ощущается в его голосе, — Тебе нужно узнать всю правду, полностью. Это знание позволит тебе сохранить самоконтроль потом. В знании твоя внутренняя сила, твоя устойчивость к прочим мирским невзгодам, — мужчина чуть качает головой, что почему-то Ли тоже слышит, — Когда ты увидишь всё тебе необходимое, когда ты переживёшь это, осознаешь, то будешь твёрд в себе, в своих убеждениях. И сможешь тогда свободно любить, любить кого-то на равных. Бабах! Что там Джено говорил про свой внутренний мир? Развороченная квартира? Хех! Прежде было даже ничего так, зато теперь Донён абсолютно точно подорвал перьевые подушки, банки с тягучим мёдом и, будто издевательски, предложил влажную салфеточку, желая поскорее уже завершить их беседу. У сценариста вышло это сделать совсем не нарочно — он удачно перефразировал второе послание Петра, которое услышал и запомнил на службе в минувшее воскресенье. Ким и представить себе не мог, что поразительно точно попадёт с каждым словом, что вот так добьёт что-то внутри Ли. Скомкано поблагодарив старшего, Джено сбрасывает вызов и долго пялится в стену перед собой. Так вот чего от него ожидает Джемин: становление на равных. Но почему тогда бросил на полпути? Устал возиться, как Джено и боялся? Испугался быть использованным и брошенным? Понял, что не вывезет на своей хребтине все-все невзгоды проблемного Джено? Где та зыбкая линия раздела страхов Джено, перетекающая в трусость Джемина? Импульсивность — это про Джено. Эмоциональность, бездумность, деятельность в случае отчаянности — это всегда было частью его личности, которая проявлялась то ярче, то блекла до прозрачности. Но сейчас эта самая его черта обрастает «корой», вокруг которой становятся другие черты, пока слабо и ещё некрепко держась, но уже что-то. Мужчина сжимает губы в тонкую линию и, прикрыв глаза, выдыхает, поднося телефон к уху. Одинаково унылые гудки чередуются с напряжёнными паузами, сменяясь на удивлённое басом: — Да? — Ой, да иди ты к чёрту! — Ли резким движением убирает в сторону руку с телефоном, выдыхает и подносит снова к уху, — Мне нужен взгляд со стороны на расследование по Со Юджин. И разыграть сценарий. А значит, нужен ты. Ты обещал помочь, если я попрошу. Вот он я, и я прошу. У Джемина глаза раскрываются гораздо больше обычного. Свои собственные обещания всплывают в памяти. — Я хорошо справляюсь один, если тебе интересно, — язвит Джено, не получая ответа уже несколько мучительно долгих секунд, — Но мне нужен взгляд со стороны, взгляд специалиста. Мы можем даже договор заключить, если тебе так принципиально, чтобы между нами были исключительно деловые отношения. Если тебе от этого будет проще. Мне не будет. Но так надо. Да, ты прав. Это дело надо решить уже, узнать всё-всё. И закрыть все дела по матери, по отцу, по Со Юджин. А потом только продолжать.… Жить. Жить настоящим. Ли зол, но спокоен. Пыхтит и дует щёки, когда вынужден на скорую руку подбирать нужные выражения. Не выходит у него быть непринуждённым и спокойным с Джемином. Со всеми другими людьми он научился вести себя подобающе, а что делать с На — непонятно. Это пугает и злит. Но теперь это всё — потом. Сперва ему нужно закрыть дверь и выкинуть через дыры в стенах весь мусор, которого стало больше, приступить к починке полок, к огранке имеющихся данных, разных воспоминаний: приятных и самых отвратительных, которые до сих пор не дают ему спокойно жить. Нужно научиться ограничивать свои душевные порывы, сдерживать внутренние переживания. Научиться оказывать самому себе помощь. Самому просить помощи, принимать её или отклонять. Заступаться за себя, просить за себя; утешать себя, отчитывать самого себя; хвалить себя, лишать «пряника». Пока это только первые шажочки под чужими внимательными и добрыми взглядами, но это уже хорошо. Джено справится.        Джемин приподнимает брови, рассматривая своё отражение на экране и неопределённо хмыкает: вроде как, Джено неплохо справляется без него — это плюс, но без него жить уже не может — это… Минус ли? — Нет, блять, ничего невозможного… — в комнату режиссёра с ноги врывается Донхёк, удерживая в руках по стаканчику кофе из ближайшей кофейни, с несколькими пакетами на двух локтях и с бананкой на поясе, из которой весьма вызывающе что-то торчит, — ..... если ты охуел до нужной степени! Пока На переваривает просьбу Джено под острыми специями слов друга, Ли уже выпивает оба кофе, рассказывая о девочке-монтажнице, за которой приударил. — Бляяять, — вдруг приходит в себя режиссёр, — Я должен был увидеться с Рюджин и отсмотреть материал. Мужчина наскоро собирается и уже почти вылетает из рабочего кабинета, когда вернувшийся на должность ассистента Донхёк притормаживает: — А как же я? А как же твой дорогой друг? — под удивлённый взгляд Джемина, он поясняет, — Пригласи меня с собой. Хочу покадрить её. Чуть двинув шеей, Джемин закатывает глаза и шипит: — Давай, собирайся уже, пошли, герой-любовник.