С каждым что-то не так

Джемин стоит в нелепом костюме и шапочке «Lobby Boy», как какой-нибудь Зеро Мустафа, около карусельной двери, ведущей в огромный белокаменный палаццо с золотой отделкой. Он стоит, держа спину ровной, сверкая улыбкой и готовясь встречать гостей. Едва перед дверьми возникает белоснежный лимузин, как Джемин срывается с места, протягивает руку неизвестной даме, лица которой не видит, но видит её руку в кипенно-белой перчатке и под тяжёлыми золотыми браслетами. И эту самую руку служка На ведёт к волшебным дверям, за которыми идёт совсем иная жизнь. Джемин не знает точно, но моментально видит, как соударяются дорогие фужеры, как игристое вино выплёскивается через край поверх чужого смеха. Видит дорогие костюмы, дикие дизайнерские наряды на мужчинах и вечерние платья на женщинах. И видит он своих родителей, которые сидят на первом этаже этого бесконечно высокого палаццо. Его мама одета в приятно-белый юбочный костюм, крепко сжимает ладонь отца и кивает всем посетителям. Пока отец уныло пялит в пол, мамка задорно улыбается, принимая похвалу в адрес её сына. Из всей этой роскоши, из всего происходящего сюра, только родители кажутся Джемину настоящими и понятными. Так что рука поднимается в воздух, уже цепляет верхушку шапочки, но…. Как бы сильно ни хотелось осесть на пол, обнять колени мамки, принять поглаживания по голове от отца, расплакаться и попросить о помощи, молодой господин На продолжает стоять и выполнять свою работу. Монотонную, тяжёлую, неблагодарную — встречать гостей и провожать в роскошный палаццо, карауля у карусельных дверей своего счастья.        — Джемин, — Ли Джено стоит в тёмно-синем костюме, его руки скрещены на паху, на ладонях — те же противные белые перчатки. — Добрый день, — На отыгрывает привычный сценарий, — Прошу Вас, — торопится на каблуках встретить дорогого гостя. — Джемин, — Джено отшагивает назад. Под удивлённым взглядом он поднимает руки и чертовски медленно начинает стягивать с них перчатки. Палец за пальцем, и — в грязь. Мягко улыбаясь, сумасшедший Джено расстёгивает пиджак, скидывает с плеч туда же. Другие гости обходят их стороной. Джемин смотрит только на Джено, но видит, как одна дама проходит мимо его родителей в холле, дарит им одну только улыбку и поднимается по центральной лестнице. Смотрит только в глаза Джено, но видит, как пожилой джентльмен высоко вскидывает конец трости. — Джемин, — Джено стоит, уперев руки в боки, глядя так строго, что приходится слушать, что невозможно больше отвести взгляда. … Опасаясь чего-то в этом взгляде, не зная, как избежать его, Джемин резко просыпается. Открывает глаза и смотрит на плотно закрытые шторы, впитывая темноту и через время различая в её глубине очертания предметов.        Полгода. Он уже полгода не встречал Джено лично. Уже шесть месяцев он покорно ждёт его. Будто, в самом деле, караулит у заветной двери. И ведь, надеется же, что Джено не пройдёт мимо, а останется рядом. Мужчина подскакивает с кровати и начинает кружить по пространству спальни: — Будь проклят Тэн, будь проклят Донхёк, будь проклят этот Ким Чону… — он обвиняет в своей проблеме всех и никого конкретного за хоть что-то объективно понятное. Несусветная детская глупость — обвинять кого-то в своих злоключениях, особенно, когда точно знаешь, что виноват сам. Но хочется сделать хоть что-то безобидное и глупое, хотя бы в своей собственной квартире, позволить себе слабость обиды. Умом Джемин понимает, что сейчас у Джено нет ни одной возможности первым пойти навстречу, сейчас ему вряд ли есть дело до личных встреч, до какой-никакой любви. Это дело ещё пахнет горячим, и работники «пера и топора» не скоро ещё покинут хотя бы одно предположительное место его обитания. К слову, господин На тоже не знает, где именно спрятался господин Ли, более того, они не обменялись ни словом за последние три месяца. И оба видят друг друга через экраны или — во снах.        В отличие от Джемина, Джено видит куда более странные сны, которые только и толковать какому-нибудь дедушке Фрейду, в одиночку Ли не справляется. В этих снах, что приходят чёрными, беззвёздными ночами, он видит лицо Со Юджин, возвышающееся над ним, видит её отвисшую челюсть, как то было в зале суда. В иной раз даже чувствует её фантомные касания на своём теле, просыпается в холодном поту и ужасе. Когда в часы бодрствования Джено вспоминает о Джемине, то ночью видит его улыбку, слышит насмешку в его голосе, ощущает в своих собственных руках тепло его тела, просыпается с трудом после второго будильника, не желая возвращаться к реальности. И в какой-то момент эти кардинально разные сны стали путаться и объединяться. Долгие взгляды Джемина стали дополняться касаниями по телу, манящими улыбками и поцелуями в шею. Подскакивая со своего места, просыпаясь неизменно резко, Джено долго смотрел на своё возбуждение перед тем, как начать удовлетворять себя. В другие же сны к нему просачивалась Со Юджин, ласково смеясь над его неудачами, давая поймать себя в объятия и намекая на новые встречи через оскал улыбки. Джено путался ногами в простыни и одеяле, нырял головой в наволочку и задыхался в перьях подушки. Не особо понимая, чего именно ищет, от кого из них двоих убегает, кого боится сильнее, чего опасается больше — своей совести, своего возмездия, будущего, новых встреч с любимым человеком, следующего шага в отношениях, который стал ближе и реальнее. Избегая этих снов, Джено засиживается в зале перед телевизором. Второй час ночи: на каналах круглосуточные новости, фильмы ужасов, цветные полосы, и…. Эротика. Первые две ночи такого времяпрепровождения Джено старательно избегал ночных высокорейтинговых показов. На третью же он решился задержаться и посмотреть. На экране долго идут перестрелки, споры, синие огоньки сменяются бежевыми простынями. И вот актёр толкает свою коллегу спиной на кровать, разрывает на молодой девушке одежду, начиная сминать её тело ладонями так, будто разминает тесто на кухонном столе. Разумеется, что она вскрикивает и стонет, но почему-то просит его не останавливаться и… Джено выключает телевизор: женщины — сумасшедшие. Он умывает руки и ставит финальный крест на своей гетеросексуальности, о возвращении которой ему говорил независимый психотерапевт, протягивая визитку после очередного судебного заседания. Нет-нет, никакого секса с женщинами в этой жизни. В следующей — пожалуйста, Ли Джено готов сам переродиться девушкой и стать лесбиянкой. Но в этой — ни за что на свете. Только понятные мужчины, никакой боли, резких движений, грубой силы и прочего-прочего-прочего! Как ни странно, но это решение даётся до смешного легко. Джено даже прокрадывается через телефон на известный порносайт, открывает интересующие видео, прогружает одно и внимательно смотрит.        Блокирует экран и запрокидывает голову, рассматривая потолок. — Проблема, — выносит неутешительный вердикт. Потому что в сексе двух мужчин присутствует та же жестокость, что и при гетеросексе. Те же шлепки, проникновения, эти тупые фразочки в духе «давай быстрее», «давай жёстче», смазанные поцелуи и глаза навыкат у принимающего человека. Ну неужели не может быть какого-то нормального секса? А как же все эти люди, которые продают его — чем они думают? Как этот Джехён может легко обсуждать и смотреть порно вместе с учителем Ли, почему он так поверхностно относится к процессу — даже если это и съёмки — если удовольствия тут кот наплакал! Джено так возмущён и разочарован, что приходит к самой тупой и топорной идее в своей голове, которую только мог придумать. / Джено идёт наудачу. Хотя Ким Чону рекомендовал ему быть осторожным, отсидеться дома пару месяцев, Ли Джено всё равно идёт в сторону Академии Искусств: без звонка и предупреждения. Просто вот так идёт, низко натянув кепку и повыше подняв маску, надеясь, что никто его не узнает: если притворяться кем-то другим, а не прятать самого себя, то с этим делом оказывается не так уж и сложно справиться. Замирая перед дверью учителя Ли, Джено успевает набрать в лёгкие побольше воздуха, когда слышит из-за спины незнакомый голос: — Вы к Ли Тэёну? — Да, он сегодня на работе? — оборачивается Джено, сталкиваясь взглядами с высоким светловолосым мужчиной. — Да, да, пошли вниз, — незнакомец свободно подхватывает его под локоть, уводя в сторону лестниц, — Ты его студент или кто-то из «личностей»? — Эм, — мнётся актёр, спускаясь в танцевальные классы, куда обычно не заходил, вынужденный довольствоваться небольшим рабочим кабинетом, — Я — Ли Джено, — его собеседник фыркает, но ничего не отвечает больше, так что Джено продолжает, — Будет удобно, если мы спустимся? — Да, всё окей. Мы там сегодня репетируем. — Извините, — Ли замирает на первом этаже перед нужной дверью, чуть щурится, когда спрашивает, — А Вы…? — Джонни Со, — он толкает дверь и приглашающе машет рукой, — Режиссёр, оператор, сценарист. Хозяин этих оболтусов! Усмехнувшись, он демонстрирует задекорированный под ночной стрип-клуб танцевальный зал: кабинки танцоров, отдельные платформы для «гвоздей программы», подвесной пластиковый потолок и пара диванов. На одном из которых полулежит учитель Ли, сверля глазами, как Джехён в шутку пытается научиться держаться на шесте под руководством одетой в ярко-розовое бикини девушки. — Тэён, к тебе гость, — Джонни подталкивает Джено вовнутрь, сворачивая в угол, где расположился рабочий стол с лампой дневного света. Натянуто улыбаясь, Джено делает несколько неуверенных шагов в сторону хореографа, когда тот дёргает уголком губ и подскакивает на месте, усаживаясь вертикально: — Это было подло с твоей стороны. — Учитель Ли, мне пришлось так поступить… — не зная почему, он начинает оправдываться, хотя на подкорке понимает, что заключил честную сделку и даже оплатил предоставленные услуги. — «Пришлось». Всем тяжело приходится, — только что не рычит Тэён, меча молнии в сторону порноактёров, которые наслаждаются минутами отдыха, — Я сегодня занят. И если ты собираешься ещё покупать мои услуги, то даже не рассчитывай! — нервно взмахивает рукой, будто отгоняет от себя назойливую муху. Ли становится противно от этого сравнения. Он, блин, ни разу не муха, и вообще: — Я пришёл не к Вам, учитель Ли, — Джено всего несколько мгновений перебарывает свою неуверенность, а потом падает на соседнюю подушку мягкого дивана, неудачно проваливаясь глубже, но до последнего держит лицо, воодушевляясь тем, как перекашивает Тэёна, — Я пришёл к Джехёну. Джехён-ним! — поднимает руку и неуверенно машет ладонью из стороны в сторону, обращая на себя внимание. Тот самый Джехён моментально отрывается от шеста, в пару широких шагов оказываясь рядом и демонстрируя лопнувшие на ладонях мозоли: — Джено, смотри! — мужчина довольно лыбится, — Придётся потом перчатки надевать. — Извините, а когда Вы освободитесь? — Ли перехватывает чужие запястья, заглядывая в глаза. Так он видит, как Джехён теряется от его вопроса: скачет зрачками по углам, задерживаясь дольше на расположившемся рядом Тэёне. Ощущая растущее напряжение, Ли спешит дополнить: — У меня рабочий вопрос. И это не займёт много времени. — Тогда с тебя еда, — моментально приходит в себя Джехён, высвобождаясь из захвата, — Я уточню у Джонни: видимо, сегодня со мной вряд ли ещё будем репетировать. — С тебя хватит на сегодня, — прежде молчавший Тэён откидывается на спинку дивана и закидывает ногу на ногу, — У меня остались занятия с Солар. Даже эта девочка куда выносливее тебя. — Я рад, что ты гордишься мной, хён! — смеётся порноактёр, осаждая рабочее место «режиссёра-оператора-сценариста». Синее пластиковое покрытие с блёстками совсем немного напоминает звёздное небо, в котором нечётко отражаются люди. Пряча чувства, планы в собственной груди, Джено обнимает себя за плечи, пытаясь в навесном декоративном потолке разглядеть танец Солар, стоящего рядом удивительно недовольного Тэёна, переодевшегося в «гражданское» Джехёна и что-то печатающего в телефоне Джонни. Все они тут — мутные цветные пятна, лиц которых не разглядеть через синеву и блёстки роскоши, богатства, антуража профессии и окружения. Джено и сам теперь — такой же расплывчатый. Наверное, из-за них. Наверное, из-за особой ауры Джехён появляется рядом совсем тихо, накидывает капюшон потрёпанной синей худи на голову и идёт чуть медленнее самого Джено, сворачивая в малоизвестный ресторанчик тайской кухни. Скорее всего, переигрывая, он задаёт беззаботный тон их беседе: — Так, ты искал именно меня? — Да, мне нужен совет в твоей сфере, — Ли прикусывает изнутри щёку и отводит взгляд, пытаясь подобрать слова, когда оказывается перебит: — Ни за что! — старший смеётся и подзывает официантку, лепечет что-то на тайском, получая от неё волнующую улыбку, приторно улыбается в ответ и кивает; когда же девушка уходит в сторону кухни, то продолжает, — Я буду Королём в этой индустрии, и никто больше. — Я не претендую. И эротику режиссёр На не снимает. Щёлк. Джехён меняется во взгляде. И таким Джено его ещё не видел. Мужчина становится больше и опаснее, ставя локти шире по столу, так и держа кисть руки в воздухе, где средний и указательный пальцы всего мгновение назад проскочили по большому, издав звонкий щелчок. Прежняя лёгкость улетучивается в секунды растерянности Джено, атмосфера становится гнетущей. — Джехён, я всё ещё хочу задать вопрос, — выдыхает Ли, глядя в глаза старшему, страшному, кому-то другому, кто кажется чёрным оборотнем. — Вот и задавай, раз уж решился, — дёргает уголком губ, так что на щеке неуместно образуется милая ямочка. — Почему Вам нравится сниматься в таком жанре? — отводит взгляд только для того, чтобы проследить траекторию движения прежней официантки по залу. Она проходит мимо. Джехён отвечает: — Я бы где угодно снимался. Просто подвернулось, и не вижу смысла что-то менять. Хорошо платят. Есть стабильность. — Но Вам… нравится делать это, «это», — Джено теряется от резкой перемены в забавном и придурковатом Джехёне. Теперь порноактёр не кажется «специалистом», не кажется кем-то умелым и непредвзятым — такой же человек, вошедший в рамки и подстроившийся под них так, чтобы никогда не покидать граней. — Ты о чём именно хочешь спросить? — щурится Джехён, скользя локтями ещё ближе. — Секс, — Джено успевает подхватить пальцами собственный подбородок, чтобы не выдать хоть какой-нибудь лишней эмоции. Потому что пропасть между ним и этим человек ощущается всё шире и глубже. Ли Джено — дурачок. — На самом деле, — порноактёр тяжко выдыхает, опуская взгляд в столешницу, снова щёлкает пальцами, потом — ещё раз, — Я уже не ощущаю возбуждения просто так. Только так, — щёлкает, по-старому, по-понятному глупо улыбается, возвращаясь на своё место, — И это — вина хёна. На стол опускается поднос, официантка о чём-то мило беседует с Джехёном, пока Джено обрабатывает полученную информацию. Приступая к лапше, порноактёр объясняет медленно, лишь изредка сталкиваясь взглядами с собеседником: — Это его фишка. Щелчки. Откуда он её взял — я не знаю, он не отвечает. И первое, чему он учит всех — это «свитчи», — пьёт принесённого сока и придирчиво рассматривает стручковую фасоль, — По первой казалось выходом из ситуации: есть актёр Джехён, вот «свитч» — и в мир вернулся человек Чон Юно, — смотрит в тарелку, переживая, что раскрыл своё имя, — Вот и получается, что хён дробит тебя на две части. И в дальнейших занятиях делает всё, чтобы разница между ними двумя была больше. Но, Джено, ты же видишь, что он сам держит больше двух лиц про запас, — сжимает в руке палочки и замолкает, кивает сам себе спустя время, — Я не знаю, сколько и кто там у него, но для меня там есть «хён», и иногда я на него попадаю. С ним мы гуляем после работы, ходим за покупками, пьём, — поднимает взгляд на Джено и странно улыбается, — Для тебя у него есть «учитель Ли», и он отличается от «мастера Ли» — как он представляет себя своим ученикам и некоторым другим клиентам. Он очень обиделся на тебя. — Я не совсем понимаю, правда, — теряется Джено. Ему бы в своей голове разобраться, куда уж ему до какого-то там пантомима, мастера Ли, учителя Ли, душевного хёна и просто — Тэёна. — Хён… — тут же исправляется, — Тэён хочет иметь много друзей и стремится многим угодить. Но люди разные. Ты сильно отличаешься от меня, — наматывает лапшу на палочки, наблюдая только за тем, как длинные розовые полосы огибают сталь, — И для каждого человека один Тэён должен быть немного другим. — У него… — Ли отставляет в сторону пустую тарелку и смотрит на принесённое на водорослях хорошо прожаренное мясо, не решаясь первым приступить к более питательной пище, — Как бы несколько личностей, которые конфликтуют и переключаются «свитчем»? — Своего рода — да. Как сказать тебе? — кивает, уступая право «первого куска», — «Свитч» — это только два варианта: чёрное и белое. Только Джехён или Юно. А Тэён создал сильно больше двух личностей, которые «щёлкает». Помнишь детские фотоаппараты? Нажимаешь на кнопочку, и там картинка в глазке меняется, а на самом деле — круг крутится, — Ли Джено не помнит, и потому утыкается взглядом в стол, однако Джехёна это не особо заботит — он продолжает, — Вот и здесь также. Ты стал ему другом. — Как я должен был понять? Если он не берёт трубку, сбегает с занятий — что это за поведение такое? — вспыхивает младший, буквально требуя себе ответов с разговорчивого собеседника. — У меня тоже нет ответа на этот вопрос, — пожимает плечами, — Я думаю, что он не всегда успевает «перещёлкнуться», или не хочет, чтобы кто-то ещё знал этот его секрет. Так и выходит, что Ли Тэён для всех друг, который сам без друзей. Джено недовольно цокает и откладывает палочки на салфетку. Отвернувшись к окну, он раздумывает об этой множественности, о расколе личности, о своём собственном представлении себя. Есть и у него эта беда разделения жизни на «до» и «после», есть какое-то отрешение и неприятие бытности двух Джеминов в его жизни. Есть что-то, сводящее с ума в том, насколько эти разные черты сочетаются в одном человеке. — Вот и мне хён подкинул проблему, — продолжает Джехён, — Джехён с лёгкостью возбуждается перед камерой, играет секс и даже получает от этого удовольствие. Но Чон Юно уже затрахался хоть с кем-то трахаться, у него опадает при виде голых тел и нет никакого желания заниматься сексом по-настоящему. От очередного неожиданного поворота личности … Чон Юно?.. Джено давится слюной и наскоро запивает каким-то зелёным напитком. Во все глаза рассматривая старшего, уточняет: — То есть, теперь Вы не можете заниматься «этим» без камер? — Оказывается, да, — усмехается Джехён, — Что-то вроде профдеформации. Я спрашивал у коллег — это лечится со временем, если уйти из профессии. Но я не могу. — И почему же? — когда долго не следует продолжения. — А кем я буду работать? Что я буду делать? — отрывается от еды. В его карих глазах загораются оранжевые искорки обиды и негодования, когда мужчина распаляется: — Долги отца переходят к сыну, падая и на мать. Живёте в подвале, и большую часть школы ты прогуливаешь: ремонт в доме, подработка. Я работал тут…., — тыкает пальцем по столешнице так, что та трясётся, — … когда учился в начальной школе. Стоял и мыл посуду, кормили хоть бесплатно. А в пятнадцать мне грозила колония за воровство и неуплату долга. Знаешь, что случилось? Я до сих пор в это поверить не могу! Рядом материализуется прежняя официантка: она встревоженно о чём-то спрашивает Джехёна, и он успокаивает её. Спустя время на столике появляется несколько баночек пива. — Меня заметил агент компании. Не какой-нибудь модный «Ки-Би-Эс» или «Биг Хит», а другой, менее известный в широких массах интертеймент. Дядя Со — двоюродный дядька Джонни — он выплатил все долги, замял моё дело, купил маме дом в районе Пусана — крохотный, но по карману, откармливал меня пару месяцев, не утруждая работой. Дядя Со хотел, чтобы я выучил английский, писал сценарии, хорошо снимал или научился видеть свет, как хорошие гаферы. Он даже отдал меня в училище, чтобы я стал хорошим сварщиком. Но всё это — не вышло, — Джехён вскрывает банку и осушает её сразу, сминает в ладони жестянку и продолжает с куда большей обидой, — Я плохо понимаю в материалах, не разбираюсь в эстетике и моде. Я безграмотно пишу не только на английском, но даже на родном корейском. Моя математика началась и закончилась калькулятором. И пока я мытарствовал в училище, то не мог сдать ни одного экзамена. Как бы я ни старался. Ведь, пока я читаю одну страницу учебника, мои ровесники уже прочли добрую половину. Отсутствие школьных знаний убило всё мою карьеру. Отсутствие опыта, поддержки лишило мотивации. А это положение — положение содержанки — значительно ограничило другие ресурсы. — Учитель Ли упомянул, что вы знакомы лет пять-шесть? — спрашивает Джено, когда Юно снова надолго замолкает. — Да. Потому что Дяде Со надоело, что я даже сексом занимаюсь бесталанно. Над их столиком повисает тишина. Будто откуда-то издалека раздаётся чужой смех, звон посуды, прежняя официантка на ломаном корейском требует оплаты с одного из посетителей. И сквозь весь этот шум Джехён продолжает тихо, но отчётливо ясно, как если бы шептал в микрофон, сидя в закулисье огромного театра, будучи на сцене, но оставаясь в тени — вот, какова суть его профессии, каким он стал сам: — У меня не было плохого опыта, как об этом обычно пишут девочки, ушедшие из индустрии. Я был совершеннолетним, весёлым и трезвым. Камеры? Меня ничто не смущало, — глухо усмехается, ниже склоняя голову, — Когда прикасаешься к другому человеку, когда желаешь его тела — а когда ты молод, то всегда желаешь — уходишь в другой мир, ищешь себе удовольствия, получаешь. Ты берёшь, берёшь и берёшь. Тебя ограничивают со всеми этими кадрами, «стоп-снято», но разве можно ограничиться? И Дядя Со решил отправить меня в лигу повыше — с дешёвых гонзо на платный контент. А это — красивые сцены, брендовое бельё, игрушки, хореография — с ума сойти… И мой долг Дяде Со тоже вырос. — Вы и сейчас в долгах? — осторожно спрашивает Джено. — Как в шелках, чтоб я сдох! — мужчина выпивает третью жестянку пива и смыкает губы, сдерживая неприятную отрыжку, хмурится, когда продолжает, — И тут Тэён-хён. Красивый, мудрый, грамотный. С загадкой, чтоб его, — Ли улавливает, как его собеседник неминуемо пьянеет, но терпеливо молчит, желая дослушать до конца. Забавно выходит: о Джехёне Джено слышал только от Тэёна, всегда нелицеприятно, с редкими проблесками сладко-грустных воспоминаний, никогда не задавая вопросов и терпеливо ожидая финала; о Тэёне же Джено узнаёт от Джехёна при постоянных подталкиваниях, и слышит только хорошее, даже если эти черты с трудом можно назвать «приятными». Эти двое никогда бы не встретились в большом городе, если бы не сотни десятков «но», и если бы не такое прошлое Юно. Эти двое ни за что бы не обратили друг на друга внимания, если бы пантомим не решил укорениться в стенах Академии, подрабатывая с «шишками» вроде того же Ли Джено. Как странно порой встречаются и находят друг друга люди. — У Тэёна-хёна есть черта, которую я до сих пор не могу понять. Я ненавижу его за это, но понимаю, что её где-то можно обойти, — Юно поднимает голову и грустно улыбается, подпирая щёку ладонью, — Я остаюсь на этой работе только потому, что так и не придумал: как, — усмехается и вскрывает следующую банку пива, — Ну и потому, что я на большее и не годен. А с таким резюме кто и куда меня возьмёт? — выпивает залпом, и это уже четвёртая, так что сидящий напротив Джено нервничает, — Чем больше Тэён-хён рассказывает о себе, тем реже ты его видишь. Когда он рассказывает о себе хоть что-то, то будто прячется, будто стыдится своих секретов. Нашёл чего стыдиться! Ха! Это моя жизнь — тот ещё позор. Ни руками работать, ни головой. Вот и остаётся одно — жопой. Он переходит на неконтролируемый грустный смех. Такое вряд ли покажут на больших экранах, но андерграунд любит подобные моменты, потому что они — самые настоящие. Нагие от бесстыдства, жизненные и понятные всем тем, кто ежедневно марает руки в мыльной воде автомойки или дешёвой кафешки.        Вталкивая Джехёна на заднее сидение такси, Джено думает о том, что не так уж и сильно отличается он от Юно…. Да. Джехён и Юно — надо как-то сращивать эти два имени в одного человека. Когда они останавливаются у обочины, потому что Джехёна укачало, то Джено возвращается к прежней дурацкой мысли: если бы он не родился в союзе Великой и Ужасной и отца-предпринимателя, то жил бы не лучше. Широкий сексуальный опыт — да, пусть он пришёл к Юно ко времени, но в гораздо больших объёмах — и не сломал. Любовь к мужчине, его какая-то придурковатая полувзаимная любовь к Тэёну — это тоже за гранью понимания. Вряд ли Джено выдержит, если Джемин вдруг начнёт его отталкивать подобным образом. Они уже даже проходили подобное. И Джено сдался первым. Потому что не может без человека рядом. Без кого-то особенного и любимого. Оказывается, может. За эти полгода — смог, почти легко и не ощущая за собой сильной тоски. Да, он был занят и переживал мрачные времена судебного процесса, но даже если и видел Джемина во снах, то ощущал по пробуждении прилив сил, желание жить, стойкость и смелость довести до конца это грязное дело и залить бетоном дверь, ведущую в прошлое. Джехён реже думает о прошлом, он ориентируется по настоящему и заглядывает в будущее. Получается у него плоховато, но он старается, барахтается, как может. Чёрт возьми, он ещё глупее Джено! Там, где Ли бы сдался и попросил совета, Чон продолжает с завидной упорностью барана переть по известному пути, надеясь на одного только себя и, при этом, не надеясь ни на что вовсе. Настоящие слабоумие и отвага. — Извините, Джехён, — Джено скидывает полуживое тело под нужную дверь и переводит дыхание, — Вы же знаете, что всегда можете выйти из этого круга? Если только Вы попросите, то Тэён первым же и поможет Вам. Можно пройти курсы, найти творческую профессию, выплачивать долги вместе. Вы же знаете, что он тоже любит Вас? — Куда ты предлагаешь впихнуть мою гордость? — смеётся мужчина, доставая из какого-то внутреннего кармана ключ-карту, — А его? В чьи задницы впихивать эти две дыни? Джено, Джено, ты такой…. Другой! — он машет рукой и кивает на дверь, позволяя открыть её, — Я, может, и фиктивная проститутка, но чувство собственного достоинства ещё не потерял. Я хочу хотя бы в глазах Тэёна-хёна выглядеть кем-то…. Кем-то другим. Хотя бы на время. Перелив синтетических колокольчиков обозначает, что дверь открыта, а в трезвой голове Джено всплывают слова Джемина: «Я делаю людей другими людьми» По позвоночнику бегут крупные мураши, когда Ли оборачивается на уснувшего прямо тут, в подъезде, Джехёна. Сейчас известный в узкий кругах порноактёр больше походит на обычного пьянчужку из среднего класса, который живёт в три кредита и не может купить жёнушке золотое ожерелье на годовщину, а потому напился чего подешевле и уснул под её дверью, болезненно влюблённый и прекрасно осведомлённый о своём горестном положении. У него нет семи пядей во лбу, нет «золотых рук», из всего наследства — пресловутая «косая сажень» в плечах, красивая улыбка и какая-то цель. Человек с целью — страшный человек. Джено на самом себе это ощутил. Видишь цель — и ничего тебе уже не страшно, никакие боли и последствия не пугают, никакой обман не кажется кощунственным. Когда ты добиваешься своей цели, то все средства оказываются хороши. Джено сладко улыбается, втаскивая Джехёна в квартиру, с теплотой в душе снимает с него обувь и мягко опускает на диван в зале, заботливо ставит на тумбу рядом бутылку воды и, оторвав с настенного календаря лист, достав фломастер из брючного кармана, который стал носить на случай непредвиденных автографов, оставляет маленькое послание-предложение, которое кажется ему адекватным и невероятно заманчивым. Когда-то прежде Джено сам нуждался во взгляде со стороны и помощи. У него были для этого все средства и куча возможностей, но не было подходящего человека рядом. У Джехёна тоже есть потенциал, есть стремление, но нет подходящего человека рядом. Переступая порог уже собственной квартиры, Джено счастливо потирает руки, падая телом то на одну, то на другую стену. Джемин научил его брать ответственность за свою жизнь. Может, учитель из господина На так себе, но Джено уловил посыл, смог-таки разобраться и теперь готов с уверенностью заявить о себе, своих взглядах и намерениях. Более того, оставив в той квартире письмо, он бросил вызов самому себе — взять ответственность за кого-то другого. Это смелый шаг, который, определённо, чего-то от него потребует. Ли Джено не будет тащить это бремя в одиночку, он не будет ныть, что не справляется — попросит помощи, найдёт средства, варианты. И ещё. Прежде он думал о совете: «сиди дома, не отсвечивай», прекрасно видя ситуацию с толпой журналистов под окнами и охранниками у подъезда, так что хоть вертолёт к окну вызывай. Но за месяц энтузиастов стало меньше. Не то, чтобы Джено нужен был повод, но… Ему нужна была таблетка храбрости и наглости, чтобы пересилить свои страхи и сомнения, просто взять — и прийти к На Джемину без предупреждений. Подойти и сказать: «Здравствуй». Уже этого будет достаточно. Если дело пойдёт вяло, то Джехён будет ему отличным запасным вариантом, если же всё пройдёт хорошо, то Джено всё равно будет благодарен этому человеку. Потому что показал оборотную сторону медали жизни. И ходя-бродя вот так — вверх ногами — нужно иметь хорошие магнитные сапоги. Обязательно иметь что-то в жизни такое, что удерживает тебя на этом свете. Цель, надежда, любовь, желание мести, пристрастие к несоразмерным тратам — хоть что-то. Держась за «это» можно бродить и по той, и по этой стороне, балансировать на гранях. Ли Джено нужен хороший менеджер — вот к какому выводу он приходит к рассвету, устав жалеть своё ноющее сердце. Хватит надежд и ожиданий — время действовать. И действовать придётся нетипично себе жёстко: разобраться с финансовым положением, вернуться в киноиндустрию и плюнуть с каждого экрана на чужое мнение, на собственную неуверенность. Пока есть запал, сделать рывок на новую ступень. И не потерять связи с Джемином.