SINYM503

С родительством пришлось многое пересмотреть в своей жизни. Раньше они могли легко собраться все вместе и отправиться куда угодно: на пикник, на гонки, в путешествие в мультивселенной. Теперь даже просто собраться было достаточно трудновыполнимым действием — новорождённый отнимает, без преувеличения, ВСЁ время. Пока малыш не подрос немного, Соник едва мог сходить в туалет, а про приём ванной пришлось забыть, пока его спустя почти три недели жизни в безумном круговороте аврала не сменила сначала Эми, не взирая ни на какие отнекивания синюшного, потом подтянулся Наклз — с ним синий теперь оставляет сына ровно на десять минут для принятия душа и быстрой вычистки шерсти, оставлять на большее время страшно, — и, в конце концов, Тейлз. Лисёнок вновь подтвердил свой гениальный ум, теперь уже в области педагогики, и с ним можно не беспокоиться о состоянии Марика, ведь Тейлз, сам только недавно вышедший из пубертата, намного ближе к детям, чем Соник, поэтому с ним подросшему и подуспокоившему свою неуёмную энергию и плаксивость ежонку скучно не бывает, да и сам Майлз с большим воодушевлением воспринял появление нового члена их странной семьи и довольно часто просится прийти поиграть. А Соник никогда не против. К тому же он хотел поговорить с братом о том, что увидел накануне, выслушать его мысли на этот счёт. У гениального лисёнка не может не быть гениальных и простых объяснений произошедшему, а Сонику жизненно необходимо, чтобы хоть кто-то сказал ему, что он не сумасшедший. — Надо же, не дождался любимую няньку, — бормочет Соник, стоя над колыбелькой. Заглядывает в неё, склоняясь к сыну, что раскинулся довольной спящей звёздочкой. Кажется, такое было впервые, ибо не смотря на нежный тринадцатинедельный возраст малыш прекрасно понимает, когда родитель говорит про Тейлза, и каждый раз ждёт его прихода, но… не в этот раз. Наверное, утомился от довольно активных упражнений массажа и гимнастики, что посоветовал им педиатр. Выдохнув с умилительной улыбкой, Соник оставил сына, а сам отправился на кухню — вот-вот должно подоспеть жаркое, как раз к приходу Тейлза, а раз малыш спит, они проведут время вместе, кажется, впервые за последние полгода. Ёж скучает по своему маленькому смышлёному братику, и сейчас отличный момент наверстать упущенное. Стук в дверь мягко прокатывается по домику, и Соник с воодушевлением спешит в прихожую. — Ты отлично подгадал время, жаркое уже… Все заготовленные слова мгновенно застревают в глотке, а улыбка сползает с губ, когда он видит, кто стоит перед ним. Вернее, сначала он замечает довольно большой букет разноцветных ирисов, среди которых особенно выделяются жёлтые, фиолетовые и совсем немного, скромно затерявшиеся — красные. А затем букет чуть опускается, и на Соника смотрят два глаза — золотистого и синего оттенка. Инфинит. Он даже пасть раскрыть не успевает, как Соник уже захлопывает перед его носом дверь. Хмурится, мысленно упрекая самого себя, что оказался слишком беспечен. А если бы там был кто-то другой? И не с цветами, а с ножом? Так, стоп, что? Цветы?! Соник вновь открывает дверь, смеряет шакала более внимательным взглядом. И правда, цветы! Инфинит пришёл к нему с цветами! Перепутал дома? Где-то здесь живёт шакалиха, а он ошибся дверью? Нос пару раз дёрнулся, улавливая столь знакомые нотки, чувство дежавю поглотило с головой. Буквально накануне его точно так же поймали за чувствительные обонятельные рецепторы, заставляя забыть неприятный разговор. И о ком? Вот об этом самом, стоящим перед ним с красивым, что уж греха таить, букетом и махающим хвостом. Кажется, шакалиху тут пытаются сделать из него. — Соник… — Пошёл вон. И вновь с хлопком дверь закрывается перед вытянутой псовой мордой, а ёж недовольно смыкает веки. Какого хрена происходит? Это Эми его подговорила? Иных объяснений у него нет. Только вот вчера они говорили об этом, и сегодня у него уже гости! Но не прошло и мгновения, как в дверь снова постучали и, не дожидаясь ответа, постучали вновь, теперь уже настойчивее и с голосом: — Соник! Пожалуйста, открой! Я просто хочу поговорить! Клянусь, не причиню вреда ни тебе, ни… твоему ребёнку. Напряжение сковало всё тело, стоило ему услышать слова чекала. Он действительно знает про Марика, что даёт нехеровую такую брешь в безопасности ежонка. Впрочем, такие морфы, как Соник, не могут долго скрывать хоть что-то из своей жизни, ибо известность это не всегда хорошо. Пусть он уже и не столь популярен, как был в лучшие свои годы противостояния Эггману, но вряд ли мимо кого-то прошла информация о пополнении в ежовой семье. — Говори через дверь. У тебя нет Рубина, так что вряд ли ты сможешь навести на меня морок и заставить открыть. — Я бы и с Рубином не стал этого делать. Я хочу поговорить, а не подчинить. Пожалуйста, открой. — Говори так! — Соник… Ты серьёзно хочешь посвятить своих соседей в наш разговор? — … — Сукин сын. — Открой же. Я ничего не сделаю тебе. Клянусь. Зачем и о чём им разговаривать? Что нужно от него Инфиниту? Что ж, ответы на эти вопросы он сможет получить только в одном случае — если откроет и поговорит. Наверное, он прав, не стоит радовать соседей столь личным разговором двух давних врагов. Проведя со вздохом по низу живота, где через ткань лёгких домашних шортов чувствуется ещё только подтягивающаяся после беременности кожа, Соник всё же открывает дверь. В конце концов, прошло три месяца, он почти восстановился, и в случае чего этого «почти» будет более чем достаточно, чтобы вырвать зубами кусок плоти из шеи проклятого шакала. Он не посмеет и пальцем коснуться его или ребёнка. — Прости, что так неожиданно, но я боялся, что иначе ты вообще куда-нибудь убежишь, и я не смогу тебя увидеть, — проговаривает Инфинит, и от его пониженного голоса, пропитанного не привычным ядом ко всему происходящему, а, наоборот — мягкостью и смиренностью, ёжик невольно ведёт плечами. Слишком уж непривычно слышать его таким. Бывший владелец Фантомного Рубина перешагивает порог и вновь протягивает букет, а вместе с ним — и какой-то пакет, от которого так знакомо пахнет чили-догами. Сучонок. Явно хочет его задобрить. У Соника только во время беременности появилась неожиданная нетерпимость к любимейшей еде, а после родов — всё вернулось, к счастью! Очевидно, Марику не очень нравятся горячие сосиски в булочке с острым соусом. Впрочем, глядя сейчас на стоящего перед ним шакала, Соник жалеет, что не может отказать сам себе в удовольствии вкусить пищу богов. И даже если её принёс Инфинит. — Проходи. Обувь сними, — бросает Соник прежде, чем отправиться на кухню. Он так и не принял ни цветы, ни пакет, и шакалу пришлось изловчиться, чтобы разуться с полными руками. И вот он прошёл на небольшую кухоньку, где шеренгой на подоконнике выстроились несколько детских бутылочек, странная вещь с присоской — как оказалось, молокоотсос, — и множество баночек витаминов. К сожалению, как и у многих беременных, вынашивание плода ударило даже скоростного ежа по могучему здоровью, пусть и всего лишь по касательной, но ссыпающиеся повсюду колючки и шерсть уже конкретно так надоели, поэтому часть рациона теперь состоит из витаминов различных групп плюс стимулирующие лактацию — только недавно появившемуся младенцу молоко родителя самая важная и нужная вещь, без которой ему совершенно точно никак нельзя, а у Соника оно идёт какими-то непонятными перебоями. Впрочем, всё с его организмом не слава богу, взять хотя бы то, что он смог понести и имеет для этого все нужные органы, хотя на деле никогда не считал себя представителем женского пола. — Если можно, налей мне зелёный чай, — решается попросить Инфинит после того, как оценил быстрым взглядом убранство небольшой симпатичной и такой уютной кухоньки. И уют в ней создаётся в основном благодаря ёжику с невероятно красивой лазурной шёрсткой, что одним своим присутствием распространяет вокруг себя тепло, хотя оно и не направлено на шакала рядом, но всё равно какие-то отголоски доходят и до него, позволяя нежиться в их тепле. Наверное, всё из-за того, что Соник пахнет молоком и тем особенным запахом, какой чувствуется только от недавно родивших самок. Он пахнет детством. Из странно перетекающих мыслей его вырывает стук кружки перед ним и довольно резкий голос: — Тебе здесь не кафе и не столовая. Однако, как смог заметить острый псовый нюх, в кружке таки распространяет ароматы весьма хороший зелёный чай. — Ты удивительный, Соник. — Инфинит сам не заметил, как эти слова сорвались с его губ, однако поздно сдавать назад, и он решительно взглянул в удивлённо сощурившиеся изумрудные глаза. — Именно это меня в тебе и восхищало всегда. Вроде и сам по себе, на своей волне, однако заботишься обо всех вокруг. И это… очень привлекает. — Ты пришёл мне дифирамбы петь? — Скрестив руки, Соник наклоняет голову вбок, а в глазах его так и читается большими буквами недоверие; напряжённость невидимым коршуном витает в воздухе. Инфинит вполне понимает причины такого отношения. И очень хочет это исправить. — Нет, я… пришёл к тебе просто проведать. Узнать, как ты живёшь. — Чекалка придвигает по столу свёрток, источающий привлекательные ароматы, но синюшный только скашивает на него взгляд, пока не решаясь раскрыть его, но замечая довольно большие размеры даже для дюжины чили-догов. Он голоден, готовил для Тейлза и ожидал поесть вместе с ним, а не с этим… нет, держись! Шакал, однако, несильно расстраивается отказу от его подарка и пока просто оставляет пакет на столе, положив букет сверху. Взялся за чашку чая, сделал пару глотков, чувствуя на себе испепеляющий взгляд двух мятных карамелек. Выдохнул. Мм, чай действительно оказался хорош. Не кафе — намного лучше. — Прошло уже столько лет, Соник. Я давно принял своё поражение, избавился от Рубина. — На этих словах невольно проводит рукой по груди, скрытой простой рубашкой, из-за ворота которой вырывается роскошная густая белая шёрстка. Глядя на неё, Соник невольно вспоминает другую грудь с такой же шерстью, в которую он с таким удовольствием зарывался носом в своё время… Нет! Что с тобой не так, ёжик? Прекрати! Инфинит же тем временем продолжает: — К тому же порвал все связи с Эггманом, даже не знаю, жив ли он. Работаю над своими эмоциями. Эми меня хвалит… — Да, она мне уже рассказала о твоём прогрессе, — кивает Соник, невольно почёсывая нос. Облокотился локтем на столешницу, откидываясь на спинку стула и не замечая, как на майке уже начали расплываться две влажные капельки. Зато прекрасно заметили гетерохромные глаза. — Ну и… что я могу сказать? Это хорошо, что ты встал на путь исправления и чётко по нему идёшь, не сворачивая. Устроился на работу? — Да, я младший повар в одном из ресторанов города и чили-доги для тебя приготовил сам. И тесто для булочек замесил по особому рецепту. Вот тут Соник немного встрепенулся. Подарок перестаёт казаться подачкой, ведь приготовлен собственными руками, а не просто заказан где-то — для синего, на самом деле, это довольно важный момент. Когда что-то делают для тебя самостоятельно — это очень подкупает. И даже взгляд зелёных глаз становится другим, ведь теперь он осознаёт, что Инфинит действительно постарался ради него и сам испёк чили-доги, пусть они и до смешного просты в приготовлении. — Оу… — вновь глядит на свёрток на столе. Растянул уголки губ в растерянной улыбке, не зная, как ко всему этому относиться. Как-то к нему в гости не захаживают с гостинцами бывшие враги, Инфинит первый. И как реагировать на такое Соник мало представляет. — Спасибо, конечно… я обязательно попробую. Между ними воцаряется неловкое молчание, во время которого слышны только тихие «сюрп» при отпивании из чашки. Соник проводит пальцами по покрытому синей шерстью колену закинутой поверх другой ноги, словно скидывая какие-то только ему одному видимые пылинки. И вновь его движение сопровождено взглядом разноцветных глаз. И на этот раз Соник его ловит. Осознание падает на него многотонной глыбой. Он симпатичен Инфиниту. Судя по его взгляду, прошедшемуся по бедрам ёжика — как сексуальный партнёр! О Хаос! И… его что, не смущает даже наличие у Соника ребёнка от другого? Того, кто однажды побил его и запустил целую цепь событий, среди которых Соник, на тот момент не имеющий никаких претензий к шакалу, полгода просидел за пазухой у доктора Эггмана? Серьёзно? Кажется, он не прогадал, когда подумал, что из него пытаются сделать шакалиху. От смущения и растерянности синий ёжик невольно проводит основанием ладони по щеке, отводя взгляд. Вот теперь он реально не знает, что делать и куда деваться. Он, конечно, свободен, как ветер, что дует в его собственной голове — зато иголки как красиво развеваются! — задача найти любимого морфа всё ещё стоит нерешённой, но… Инфинит? Он не настолько ебанутый. Но вместе с тем становится жутко неловко за собственный домашний вид: лёгкая майка с открытой спиной и короткие шорты, кое-как сидящие на его располневшей заднице. Смотаться переодеться? Или оставить всё как есть и будто ничего и не происходит? Мысли переодеться начинают преобладать, стоит только с ужасом заметить мокрые разводы на груди. Вот… вот что это? ЧТО ЭТО? Когда надо, значит, будем кое-как сцеживать, через силу и слёзы, через крики голодного малыша, а когда не надо — на, пожалуйста! Лакцируйся! Пока Соник лихорадочно думает, куда себя деть от стыда, о себе решает напомнить жаркое: с тихим «дзынь!» духовка оповещает об окончании таймера готовки, и на этот звук оборачивается сначала синее ухо, а затем и всё остальное тело. Ёжик, тут же вцепившись в возможность хоть как-то нарушить отдающее безумством неловкое молчание, наклоняется, вытаскивая жаровню толстыми прихватками, ставит её на плиту. Ох, какая же красотень получилась! Тейлзу точно понравится! И только он вспоминает о лисе, о том, что он вот-вот должен прийти, как сзади в его спину вжимается горячее крепкое тело. Его окутывают жаром сильные руки, сжимают, не позволяя и шевельнуться, а он даже иголки не может ощетинить — хотя стоило бы. Где же весь его боевой настрой? Намерение вырвать кадык зубами? Где всё это? А нет этого. Нет. Он просто внезапно со всем ужасом осознания понимает, что ему безумно не хватало этого — объятий. Не тех, что дарит ему сын, Тейлз или даже Наклз. Нет. А именно таких — страстных, красноречиво говорящих о желании. Желании обладать, подчинить, сделать своим. Когда вертикальным образом выражают горизонтальное намерение. Шею опаляет горячее дыхание, от чего колени подкашиваются, Соник старательно цепляется за столешницу, хотя и чувствует — даже если ноги полностью откажут, Инфинит удержит его. Их тела словно идеально подходят друг к другу, даже не смотря на спинные колючки, в которые чекал вжимается грудью, животом — в изгиб поясницы, пахом — в округлость попки. Его член явственно ощущается между ягодиц, и ёж готов сгореть от стыда, потому что это самое восхитительное, что он ощущал за последний год. И он плывёт, выдыхает сладко, прикрыв глаза, чувствуя, как когтистые пальцы скользят под майку, где по-хозяйски проходятся по соскам, размазывая выступившее молозиво. Обычно Сонику приходится носить специальное бельё, чтобы не ходить в мокрой одежде, но дома он с удовольствием этого не делает. И теперь может в полной мере ощутить прикосновения к своей чувствительной груди. И он готов умереть от того, насколько ему сейчас хорошо… и одновременно плохо. — Соник… Скажи, почему ты один? Где тот, кто сделал тебе ребёнка? Вопрос бьёт прямо по больному, и ёж хмурится, опуская голову. Что он может здесь ответить? Так получилось? Никто не был готов? Зато была целая ночь безумной любви? Любовникам на раз о таком не говорят, а Инфинит словно и не ждёт никакого ответа, потому как сразу продолжает: — Это даже к лучшему. У меня есть шанс стать тем, кто тебе нужен. От его жадных прикосновений Соника ведёт лишь сильнее, и он едва успевает сдвинуться от плиты в сторону к столешнице, пока полностью не растерял все мозги и не обжёгся. А терять их есть от чего. Сжимающие грудь пальцы словно специально давят и на сосок, чтобы шло молоко, и это кажется таким сексуальным, таким развратным, что горят прижатые к голове уши, а снизу его хоть выжимай. Мокрый язык скользит по шее, острые клыки слегка прикусывают плоть, посылая электрические разряды по всему ежиному телу. Что он там про шакалиху думал? На самом деле, он настолько оголодал в сексуальном плане, настолько давно у него не было секса, что сейчас он готов на что угодно. Даже с бывшим врагом. Даже с Инфинитом. — Я возьму на себя ответственность, Соник. За тебя и за ребёнка. Вы ни в чём нуждаться не будете. Я докажу тебе, что изменился. Словно в бреду Соник наклоняется грудью к столешнице, отставляя назад задницу. Не сопротивляется, когда с его бёдер сдёргивают шорты вместе с бельём, даже хвостик задирает, полностью капитулируя. Чекал чуть отстраняется, разглядывает представшую перед ним картину: красиво изогнутая спина с поджатыми иглами, тонкая талия, переходящая в округлые бёдра, задравшийся хвостик, открывающий самое сокровенное. Инфинит проводит когтистой лапой по ягодице, сжимает её, отводя в сторону, чтобы увидеть воочию маленькое сжатое колечко мышц, а под ним — влажный синий персик с розовеющей сердцевиной. В горле встаёт комок от возбуждения, и шакал раздвигает большими пальцами половые губы, чтобы увидеть аккуратные створки под клитором, сейчас едва прикрывающие такую притягательную влажную дырочку. Сложно поверить, что совсем недавно отсюда вылез целый ежонок, потому что киска выглядит безукоризненно девственно, узко и максимально готово для вложения в неё нового малыша. — В тебе чувствуется такой сильный сексуальный голод… Как давно тебя не трахали? — Год… — кое-как раскрыл пересохшие от сбитого дыхания губы Соник. Лицо его полыхает в смущении, всего десять минут прошло с момента, как Инфинит пересёк порог его дома, и вот он уже толкает пальцы вглубь горячего влажного лона, да ещё и сгибает так, словно точно знает, куда нужно надавить и погладить для максимального удовольствия ёжика. И, чёрт, он точно знает! Сзади раздаётся удивленное гудение: — Целый год? Тебя трахнули лишь раз, вложив малыша, и всё? — Заткнись. Не твоего ума дело! — Да, ты прав, Соник. Зачем это обсуждать, когда я могу помочь с твоей проблемой. Соник наклоняется ещё ниже к столешнице, прижимаясь к ней грудью, когда слышит лязг расстегиваемого ремня, а затем и шорох одежды. Будь что будет. Он взрослый ёжик со взрослыми потребностями, ему тоже хочется немного ласки. Совсем немного! Отвлечься от бесконечных самокопаний, от забот о маленьком ежонке, что сладко сопит в соседней комнате. Отвлечься от мыслей, что нечто происходит в городе… отвлечься от мыслей, что он не нужен ЕМУ… не был нужен один, а с малышом — не нужен вдвойне. И хотя бы на время он может себе позволить представить, что он кому-то всё-таки важен. Даже если этот кто-то — самое неблагородное животное, шакал. Инфинит. Ёжик невольно содрогается в возбуждении, а в его спину вновь вжимается сильное тело, придавливающее своим весом, заставляя прогнуться в пояснице сильнее. Влажного входа касается горячая плоть, и синий прикрывает глаза, расслабляясь, позволяя ей скользнуть внутрь. О хаос! Как же это приятно! Член достаточно большой, твердый, так неумолимо скользнул внутрь, растягивая собой стенки влагалища, а снизу к губам прикоснулось нечто, похожее на твердый мешочек на основании члена. Соник передёргивается, сдавленно стонет, зажимая собственный рот. Не смотря на ведущее от возбуждения сознание, он всё ещё прекрасно помнит, что дальше по коридору в спальне в маленькой колыбельке спит Марик, и ему совсем не нужно слышать, чем занимается его родитель со случайным гостем. Инфинит наваливается на него сзади всем весом, сжимает крепко в своих объятиях, а бёдрами начинает двигать в неспешном темпе. Они привыкают друг к другу, буквально притираются, пока ритм не становится чаще, а движения — сильнее. Вся маленькая кухня полнится горячими вздохами, поскуливанием, рычанием и глухими шлепками. А весь мир вокруг сузился до их объятий. Соник вжимается ответно спиной в грудь шакала, чуть повернув голову и убрав пышные головные иглы в сторону, делая всё, чтобы любовник сзади не укололся. И в ответ получает благодарное урчание и сильные быстрые движения, максимально скоро подводящие его к пику. — Аах, да… даа… Персиковые пальцы сжимаются на краю столешницы, Соник вжимается в неё грудью, стимулируя соски и размазывая по ткани майки лишь больше выступающих капель. Инфинит крепко держит его под живот, ласкает мягкую кожу, слегка собирающуюся в складки, и продолжает двигаться в быстром чётком ритме, трахая ёжика, которого хотел ещё с момента его заключения на Мёртвом Яйце. Ох, как бы он повеселился с ним, поигрался, довёл бы до исступления, истерики, слома… но чёртов Эггман не позволил ему и приблизиться к месту заключения синюшного. Сейчас же, наконец-то дорвавшись до столь желанного тела, скользя внутри пульсирующих узких стенок, он чувствует благодарность старику. За то, что не позволил совершить ошибку ради сиюминутного удовольствия. За то, что сейчас у Инфинита есть всё, чтобы Соника не сломать, а сделать своим по его же собственному желанию. Чтобы он сам стелился перед ним и умолял подчинить его. И когда Соник под ним неожиданно напрягается, а стенки его влагалища начинают яростно пульсировать, сжимая внутри, шакал на мгновение удивляется и уже после прошедшейся по синешёрстному телу сладкой дрожи понимает — Соник только что кончил. Да ещё и так откровенно, влажно — из-за плеча, которое чекалу так понравилось вылизывать вместе с шейкой, видно, как ёжик вывалил язык из распахнутого рта, а глаза его полуприкрыты от испытываемого удовольствия. Удовольствия, которое доставил ему он, Инфинит. И это подстёгивает его двигаться быстрее, сильнее, глубже, шлёпая бёдрами об его и вжимаясь узлом во влажные губы. — Соник… аах… позволь мне… войти узлом… пожалуйста, — шепчет в поджавшееся синее ушко и слегка его прикусывает, от чего то легонько дёргается, хлопая его по чёрной бляшке носа. Соник стонет под ним, едва сдерживая страстные крики, дышит через распахнутый ротик и всё-таки расслабляет мышцы, когда чувствует, как при очередном заходе к его киске этот самый узел прижимается более настойчиво. Инфинит давит сильнее, проходя сопротивление мышц, и любовники стонут в унисон, когда шишка, наконец, оказывается внутри. Соник роняет голову на столешницу, вжимаясь в неё лбом, кончая снова, брызгаясь кончей, ведь ощущение от узла просто невероятное! Инфинит словно закупорил его, со сладким стоном спуская внутрь свою сперму и не давая ей так просто выйти. Благодарный за доставленное удовольствие, он обнимает Соника только теплее, нежнее, обласкивая его тело, вновь задевая соски, мягкий живот, округлые бока и бёдра, а сам лижет широким влажным языком его плечо, щёку, висок, до куда только может дотянуться. Он бы вылизал его полностью, от ушек до пят, но это будет позже… — Соник… Соник… Соник… — шепчет ласково, и каждый раз имя синего ёжика прокатывается по его языку словно мёд. А Соник, постепенно приходящий в себя, осознаёт, что только что они натворили. Утонули в похоти, окутавшей их страсти… Он никому не изменял, но всё же отвратительное чувство вины, ненависти к самому себе затапливает его в доли секунды. Инфинит, словно чувствуя это, обнимает лишь сильнее, ласковее, зарывается носом в шёрстку на виске, опаляя горячим дыханием. Он садится на стул, не отпуская свою добычу ни на мгновение, наоборот, раздвигает коленями ноги синего шире — где-то на полу остались сиротливо лежать влажные от кончи шорты. Касается когтем соска, сдвинув в сторону майку, заставляя ёжика вздрогнуть и чуть выгнуться в его руках, сильнее насаживаясь на всё ещё твёрдую плоть. И ещё сильнее он выгибается, постанывая, когда другая лапа скользит вниз и вот уже два пальца сжимают его клитор, заставляя стенки, насаженные на крепкий ствол и ещё и узел, сжиматься ещё пуще, ещё теснее. Немного осмелев, Соник одной рукой цепляется за крепко обнимающую его руку, второй скользя по вытянутой морде шакала, лежащей на его плече, пока не доходит до большого уха. Проводит по нему пальцами, чуть сжимает кончик, давая такую незамысловатую лёгкую ласку в ответ, и уже сам двигает бёдрами вперёд-назад, чтобы член внутри двигался хоть немного. С узлом сложновато, но от того не менее приятно для них обоих, и они снова тонут в объятиях застлавшей глаза похоти. Длинный хвост с пушистой белой оконцовкой щекотно скользит по синей ноге, Инфинит вновь прикусывает плечо острыми клыками, наблюдая за тем, как Соник плавится в его руках, достигая нового оргазма. И на этот раз шакал специально делает так, чтобы ему точно было видно, как это происходит. Жадные разноцветные глаза внимательно смотрят на двигающиеся мягкие бёдра, по которым волнами проходит тряска от каждого движения. И вот короткая синяя шёрстка встопорщивается, Соник вновь весь напрягается, выгибается со сдавленными стоном… а снизу на пол льётся горячая струйка, одна, вторая, третья совсем мало брызгает, да и чекал специально прижимает к киске пальцы, чтобы затем облизать их и попробовать на вкус столь потрясающего любовника. Чтобы прочувствовать этот момент их единения всем, чем только можно. Соник кончил в его руках уже трижды, два из которых — на его узле. Он может теперь с уверенностью заявить на синего ёжика свои права. И для этого он сжимает в руках синюшного чуть сильнее, делает несколько жёстких финальных толчков, выплёскивая новую порцию семени внутрь, и острыми клыками кусает за изгиб шеи и плеча, с достаточной силой сжимая челюсти, чтобы остался заметный след. Соник в его руках дёргается, стонет болезненно, но шакал не позволяет ему вырваться. — Теперь ты мой, Соник… Несколько минут они проводят в объятиях друг друга, постепенно успокаивая галопом бегущее сердце и сбившееся дыхание. Инфинит зализывает место укуса, поглаживает отдыхающего в его руках ёжика, а тот лежит тяжёлой головой на его плече. Он старается не думать о произошедшем в негативном ключе, скорее в позитивном, ведь он вновь почувствовал себя красивым и желанным, а не просто дополнением к ребёнку и ходячим молокозаводом. Немного расслабился, получил разрядку не столько физическую, сколько ментальную. Ему это было необходимо, и он это получил. Да, с Инфинитом. Да, с бывшим врагом. Да, вонючая сифозная жопа. Но всё же полученное удовольствие стоило того, чтобы на мгновение отринуть собственную гордость. Инфинит в очередной раз лижет подставленную персиковую щёку прежде, чем спросить: — Можно мне познакомиться с ребёнком? Вот тут внутренний герой уже дальше терпеть не смог и поднял голову, заставляя Соника встрепенуться. Он выпрямляется, передёргиваясь от сдвинувшегося внутри чувствительного лона члена, и соскальзывает с него. Закупоривший его узел уменьшился и с тихим «чпок!» отпускает его, и ёж сжимает мышцы, удерживая в себе всю залитую в него сперму. Не для того, чтобы порадовать этим любовника, а для того, чтобы не добавить ещё к тем позорным влажным разводам на внутренней поверхности бёдер. — Прости, Инфинит… тебе лучше сейчас уйти. Спасибо, что…что зашёл. Изумрудные глаза смотрят куда угодно, но только не на шакала перед ним. В мгновение шорты оказываются натянуты обратно на задницу, майка поправлена, и из-за холодящих грудь мокрых разводов приходится скрестить руки, стыдливо прикрываясь. Инфинит, наоборот, смотрит в краснеющую мордашку, ничуть не смущаясь, но с лёгким беспокойством пытаясь поймать взгляд синюшного. Хочет понять, не утерян ли контакт, который они только что наладили… Впрочем, он может понять синего и испытываемые им чувства в данный момент, поэтому, засунув все свои потаённые желания поглубже, поднимается. Взгляд цепляется за несколько алых капель среди кобальтовой шерсти, и внутренний зверь довольно рычит. — Хорошо, Соник, я всё понимаю. Я в пакете оставил тебе свой номер телефона, звони в любом случае, я всегда готов тебе помочь. Только закрыв за ним дверь, Соник позволяет слезам брызнуть из глаз. Никогда ещё он не ощущал подобного. Когда тебя разрывает на части правильность и одновременно неправильность произошедшего. Он расслабился и подпустил Инфинита слишком близко, тот этим воспользовался, взял его. Но при этом доставил удовольствие, понежил в объятиях, вылизал… Шею до сих пор холодит от того, насколько мокрая там шерсть. От слюны? Коснувшись пальцами изгиба шеи, Соник ахает — кровь. Шакал укусил его. Пометил. Конечно, это не та метка принадлежности, что ставится мобианцами при брачной ночи, но всё же! Это волчья метка! И ему теперь придётся как-то её скрывать. К общему полуистеричному состоянию добавляется ещё и то, что он как шлюха подставился и даже сам себя умудрился оправдать. Шлюха Соник. Но отрицать, что ему понравилось, ему было хорошо… и он хочет повторить, нельзя. Он не привык врать самому себе. — Чёртов шакал… Когда же после небольшой истерики он решает заглянуть в оставленный пакет, всё гадая, почему он такой большой, и что ещё там притащил Инфинит, и видит там помимо свёртков с чили-догами пачку памперсов и несколько новых ползунков, как слёзы вновь застилают глаза. Следующие пару часов он не отвечает ни на звонки, ни на стуки в дверь, только ревёт над этим чёртовым пакетом. И ест потрясающе вкусные чили-доги.