SINYM503

Домик, который ему нужен, прячется в зарослях только зацветшей раскидистой сирени, и та распускает дивные ароматы на всю улицу. Соник даже остановился на пару минут рядом, с удовольствием вдыхая столь приятные запахи сиреневых цветов. Марик сонно посасывает соску, и Соник помнит, что у него есть около получаса до следующего кормления. А пока он, оторвав маленький ароматный пучок, аккуратно заправляет его в иголки сына, улыбаясь тому, как он встрепенулся и зашевелил ушами, и как внешняя часть пустышки под его носиком зашевелилась от активного посасывания. — Такой красавец, — улыбается сыну. Затем, оглянувшись, находит рядом с калиткой звонок, после нажатия на который проходит едва ли несколько секунд, как дверь раскрывается. — Мистер Ёжик! Весьма пышных размеров ласка складывает руки на такой же пышной груди, и глаза её полнятся теплотой, стоит им остановиться на Марике. Однако она тактично ничего не спрашивает, а только проводит дорогого гостя в свой дом. Как смог заметить Соник, участок у дома небольшой, но ухоженный, как и сам домик, что пропитан какой-то особенной атмосферой. Здесь очень уютно, пахнет выпечкой и чем-то таким немного пыльным и старым. Так обычно пахнет у бабушек, хотя морф перед ним не так уж и стара. Просто несколько корпулентна. Ёжика усаживают на небольшой кухоньке, и тут полная ласка теряет свою полноту и грациозно кружит на ограниченном пространстве, легко скользя от одного шкафа до другого, от холодильника к столу, от посудного шкафчика к своему гостю. Соник даже засмотрелся на неё, восхищаясь, сам бы он, несмотря на худобу, точно набил бы шишек в столь маленьком помещении. Его собственная кухня достаточно просторная для него, и то он первое время, потеряв живот после родов и не сразу привыкнув к новому формату самого себя, набил несколько синяков на бёдрах. — Словами не передать, как я счастлива, что кольцо нашли именно вы! — Щедро выставив на столе, кажется, всё содержимое шкафчиков, ласка садится напротив, поправив на коленях фартук. Теперь же в глазах её плещется беспокойство и ещё больше — испуг. — Я помню все ваши героические поступки, как вы спасали нас от гнёта Роботника, чтоб ему пусто было… — Оу, спасибо… — Соник смущённо почёсывает висок, отводя взгляд, когда раньше задрал бы нос выше головы. Со временем он стал скромнее, но такие хвалебные речи в его сторону всегда тепло греют душу, просто приходится мягко улыбаться в ответ, ведь то лишь прошлое, сейчас всё его геройство — это материнство, к которому он старается подойти максимально ответственно. И, глядя на прикорнувшего на его груди Марика, понимает, что поступает правильно. Он снимает с плеч рюкзак, находит в нём кольцо и протягивает через стол женщине. Та прежде, чем взять его, надевает очки, что всё это время висели у неё на груди, и выдыхает. — Да… это кольцо Берни! Видите, — наклоняется к ёжику, и тот с интересом склоняется к ней в ответ, — здесь гравировка двух дат, первая это когда мы с ним познакомились, ооо, он был таким красавцем в молодости! Такой активный, всё время куда-то стремился, всё ему не хватало… со временем, конечно, немного пыл подрастерял, но огонёк сохранил! — Ласка выдыхает мягко, и Соник не может не улыбнуться в ответ. Даже… несколько больно кольнуло где-то в груди. Такая любовь, прошло столько времени — судя по дате встречи, уже тридцать лет, — а они всё так же влюблены. С такой теплотой она говорит про своего мужа, с которым прожила уже немало лет, сколько Соник не живёт на этом свете, и всё ещё их чувства не остыли. От чего-то он уверен, что и тот Берни любит свою жену не меньше, чем она его. А у Соника? Что есть у Соника? На мгновение в носу начинает горько щипать, ведь он понимает — у него есть только его сын, Марик. И друзья, конечно, же! Множество друзей! Но… но всё это не то. Совсем не то, когда тебе хочется и нужен рядом кто-то, кто будет смотреть на тебя таким же влюблённым взглядом, как и ты на него. Кто разделит с тобой горести и радости, богатство и бедность, болезни и здравие… Вспомнился Инфинит и те эмоции, с какими он смотрел на ёжика своими разноцветными глазами… Здесь Соник заставляет себя оборвать мысли и сосредоточиться на разговоре. Он пришёл сюда не о жизни своей личной плакать, а помочь этой женщине. Ласка же, наконец возвращается из своих воспоминаний и продолжает: — Простите, иногда на меня находит… — Промакивает краем фартука заслезившиеся глаза, и ёжик мягко накрывает лапу ласки своей, выражая тем самым свою поддержку. Ласка улыбается в ответ, шмыгает носом. — Так вот… вторая дата — это дата нашей свадьбы. Но вот вновь слёзы застилают её глаза, Соник в растерянности продолжает сжимать её руку. Всегда с ужасом относился к подобному, ведь как можно остановить чьи-то слёзы, особенно в таком случае? Когда любовь всей твоей жизни пропал? И есть ли шанс найти его живым, если и полиция не берётся? В какой-то степени он и сам находится в похожей ситуации, разница лишь в том, что Совершенная Форма Жизни не может просто пропасть и не может позволить чему-то плохому случиться с ним. Он точно жив. Просто как кот гуляет сам по себе. — Мэм, — мягко обращается к ней, накрывая её руку другой рукой, заключая в такие объятия. — Я хоть и в отставке… — кинул лёгкий взгляд на малыша на своей груди, и влажные глаза ласки вновь смягчаются, — но хочу расследовать это дело. В городе пропадают морфы, и мой брат… Тейлз, тоже пропал. Я сделаю всё в моих силах, чтобы найти их. Я вам обещаю. Только можете дать мне фотографию своего мужа? — Конечно! Сейчас! Соник на несколько минут остаётся один на кухне и, пока разглядывает стол, думая, что попробовать первым — столь вкусные явно свежие булочки или печенье, — Марик начинает беспокойно возиться в своём слинге. Сопит, фыркает, и Соник старается его укачать, успокоить, мягко покачиваясь из стороны в сторону, таки решившись взять печенье. Ох, нежнейшая консистенция, просто тает во рту! Надо бы попросить рецепт. Наконец, возвращается ласка, что передаёт ёжику несколько фотографий, но он отбирает из них лишь одну — на которой видно мистера Берни достаточно чётко. Всё это время Марик беспокойно елозит и уже начинает реветь, и никакие укачивания его не успокаивают. Становится понятно — малыш проголодался, и как раз время кормёжки. Что ж, здесь очень мило и гостеприимно, но им пора домой. — Я верну её, как только всё закончится, мэм. Мы справимся. — Спасибо вам, мистер Ёжик…. — Зовите меня просто Соник! — Спасибо… Соник. Улица вновь встречает его чудесным ароматом цветущей сирени. Он легко проходится по торчащему чёрному носику, и тот дёргается, принюхиваясь, пока под ним расплывается мягкая улыбка, приправленная небольшой грустинкой. В это время года они всегда с Тейлзом ходили в одно место на окраине города, где есть небольшая аллея с сиренью. Садились под одной из них и чаёвничали. Частенько к ним присоединялся кто-то из друзей, Шэдоу… тоже был однажды. Улыбка медленно сползает с персиковых губ. — Где тебя только носит, ублюдок… — шепчет зло сам себе под нос и жмурится, резко выдыхая. Сейчас его больше беспокоит пропажа брата — в отличие от своенравного, но обученного самим G.U.N. на все возможные случаи выживания Шэдоу, лисёнок никогда бы не пропал вот так бесследно, никого не предупредив. А это уже автоматически говорит о том, что он попал в беду. И что он нуждается в своём старшем брате. И старший брат обязательно найдёт способ, как помочь ему. — Аййй! — Всё правильно, сына. Дядюшку хвостатого надо выручать. И мы с тобой прекрасно подходим на роль спасателей! Однако стоит ему только сделать несколько шагов прочь от утопающего в тени сирени домика, как на телефон поступает очередной звонок. На этот раз Эми. — Соник… весь город на ушах. В промзоне около молокозавода нашли труп. Всё внутри мгновенно холодеет, облитое жидким азотом, и огонёк надежды, что всегда горит, при любых обстоятельствах, на этот раз сбивается, едва не потухая. Соник с ужасом ожидает, что скажет подруга дальше, и даже крики собственного сына не позволяют ему и с места сдвинуться, пока он не слышит: — Вроде как ласка средних лет. Про Тейлза… всё ещё ничего.

***

Как добирается до дома Соник почти не помнит. Вообще ничего не помнит. Только тело живёт своей жизнью. На автомате кормит сына, на автомате купает, расчёсывает шёрстку, играет, улыбается малышу. А глаза его пусты и устремлены куда-то в одну точку на переносице сына, ведь все мысли лишь об одном — наверняка это тот ласка, Берни. Становится безумно больно от мыслей, как полицейские приходят в тот спрятавшийся в сирени домик, пропахший выпечкой и счастьем. Как встречающая их ласка сначала улыбается, а затем её улыбка пропадает с лица, и она горько плачет… навзрыд, роняя горькие тяжёлые слёзы. А он ведь пообещал ей! Пообещал, что найдёт её мужа! Правда… он не сказал, что найдёт его живым… Чёрт! — Чёрт! — вскрикивает в подушку рядом с лежащим на постели Мариком, и тот, вздрогнув от испуга, вновь заплакал, проливая большие, чистые слёзы, что водой текут по персиковым щёчкам. Соник вздыхает расстроенно и прижимает к себе сына, сворачиваясь около него клубком, и сам плачет. От горечи. От страха. От испуга. А если… если и Тейлза тоже вот-вот найдут? Живым ли? А он ничего не сделал для того, чтобы его спасти! Ничего! Что его хвалёная скорость, когда он не знает в какую сторону бежать! Оббежать тупо весь город? Бесполезно, лишь потеряет время и на бегу упустит наверняка нечто важное. Но… куда? Куда идти? Промзона. Рядом с ней ласка пропал, рядом с ней же его и нашли. Может ли быть это зацепкой? Но Тейлз никогда не ходил туда, там ему нечего делать. А остальные? Чем больше он об этом думает, тем больше осознаёт, что это не Эггман. Он не умел никогда действовать настолько скрытно. Ему обязательно нужно было заявить о себе и своих планах, огромная ли это армада кораблей или армия роботов, да чтобы ещё поярче всё красным цветом выделить и обязательно налепить свою морду. А здесь… ничто на него не указывает. Кроме чёртового Метала! Но ведь… он с искусственным интеллектом, который умеет обучаться. А что, если он обучился настолько, что вновь осознал себя? Придумал там что-то своими механическим разумом, поставил какую-то цель… такое ведь было уже однажды. А если и в этот раз то же самое? Да он ещё и себя переделал и создаёт себе дружков! Надо найти его! Наверняка это он виноват в исчезновении Тейлза! Но где найти? Каждый штаб Эггмана, каждое его убежище было разнесено и разрушено ещё четыре года назад. Где искать робота? — Всё сходится на промзоне. Где ещё скрываться роботу, как не там? Заметив, что малыш успокоился и заснул, Соник поднимается на ноги. Достаёт откуда-то из закромов пробковую доску, несколько кнопок-гвоздиков и принимается за работу. И уже через десять минут смотрит на ту же доску, что видел в участке, но теперь с двумя добавленными фотографиями. Правда, фотографию ласки пришлось перечеркнуть и в момент, когда он это делал, в голову пришла идея. Ошарашенный ею, Соник осматривает вновь все фотографии… — Точно! А я-то думал! Казалось, нет ничего общего между пропавшими, но… нет! Оно есть! Возраст! От осознания, от найденной зацепки его слегка мутит, но это хорошо! Это очень хорошо! Ёж сам не осознаёт, как весь приободряется, как встают торчком уши, как машет от переизбытка эмоций и внутреннего подъёма хвост. Он нашёл! Нашёл лишь крошку, но наверняка она приведёт его к следующей, а следующая — к следующей, и так пока он не выйдет на преступника! — Все пропавшие — молодые морфы! Едва ли за тридцать! А мистер ласка — намного старше, поэтому его убрали! Марик! Мы собираемся и идём в промзону! Но внезапно Соник замирает, остановив взгляд на сыне, что мирно сопит, раскинувшись звёздочкой. Соска сонно изредка посасывается, маленькие пальчики сжимаются в кулачки, а очаровательный выпуклый животик то поднимается, то опускается, следуя за спокойным дыханием ребёнка. И словно все силы одномоментно высасываются из Соника, он опускается на пол на колени. Закрывает лицо руками, и вновь слёзы рвутся из глаз. Куда ему идти… разве может он оставить ребёнка? А идти с ним в потенциально опасное место? — Я не могу… не могу… Упёршись лбом в пол, сжимается в комок, ощетинивает колючки. Что делать? Что делать?! Надеяться на полицию? Положиться на каких-то там наёмников? А если его идея не верна? И если Тейлза тоже найдут вот так же, как того ласку? Время против него! Что делать? Что делать?! — Что мне делать! — всхлипывает, хлопая ладонью по полу и тут же сжимая её в кулак. От давящего чувства ему кажется, что он вот-вот лопнет, но… как дать ему возможность выплеснуть это? Кричать нельзя точно, а оно так и рвётся наружу. Соник почти моментально осознаёт, что он не просто хочет отправиться сейчас же на поиски, а ему это необходимо, иначе собственная сущность не даст ему спокойно наслаждаться обществом сына. Он должен сделать всё и даже больше ради спасения своего брата. Постаравшись всё-таки успокоиться, сделав несколько глубоких вдохов и долгих выдохов, Соник принимается собираться. Обычный рюкзак со всеми необходимыми для грудничка вещами. Марик никак не реагирует на то, что его поднимают с мягкой кровати и усаживают в слинг, укладывая осторожно голову на грудь, и Соник, взглянув на себя в зеркало с весьма решительным видом, тут же выходит из дома в наступающую темноту с неспешно садящимся солнцем. Тренированные долгими годами тренировок и бега ноги легко несут его в заданную сторону. Пришлось научиться ходить и бегать так, чтобы не тревожить малыша, почти идеально выровняв собственную «подвеску», и сейчас это пригодилось как никогда, ведь он может заниматься поисками лиса или каких-то иных зацепок, что приведут его к разгадке происходящего в городе, пока малыш спокойно сопит у него на груди. Что же касательно поисков… сначала он на всякий случай оббежал все известные ему бывшие эггманские убежища, затем отправился к промзоне, являющей собой большое территориальное пространство со старыми и не очень гаражными кооперативами, какими-то складскими ангарами и территорией молокозавода. И если убежища давно были разворованы, вещи раскиданы/распроданы/разобраны, и больше ничего интересного в себе не содержали, то в промзоне нашлось несколько интересных вещей. Как, например, след будто от огня под весьма высокой температурой на дверях одного из гаражей. Из воспоминаний ежа, Метал мог развивать скорость близкой к его только благодаря своему двигателю, а тот выдавал отработанный раскалённый воздух. Увиденное в том переулке показало, что двигатель изменился, работая едва не на открытом огне, и след вполне мог бы быть оставленным им. Соник облазил весь гараж вдоль и поперёк, рядом с ним в радиусе нескольких десятков метров, но ничего больше не нашёл и отправился дальше. Ближе к заводу. Один ангар тоже оказался пуст, а вот второй… Пол его полуразрушен, занесён грязью, пылью и различным мусором, наметённым с улицы через разбитые окна. И благодаря этому в лучах уже севшего солнца становятся заметны оставленные следы. Здесь явно кто-то совсем недавно прошёл — видны отпечатки не от обычной обуви. Соник фотографирует их и идёт дальше, осматриваясь. Уши его непрерывно двигаются, готовые уловить любой шум, дабы мгновенно среагировать, но в основном он слышит только завывание ветра снаружи и посапывание Марика. К счастью, они часто гуляют с малышом, а так как с коляской ежу совсем неудобно, он начал приручать сына к слингу почти сразу, как тот научился понемногу держать голову. И сейчас сын спокойно сопит на своём месте, хотя мог бы громко возмутиться тому, что батька его совсем с ума сходит и шароёбится непонятно где вместо того, чтобы просто спокойно спать дома и позволить специально обученным людям выполнять свою работу. Но… а как иначе? Если он найдёт здесь зацепку на обнаружение Тейлза, значит, уже всё будет не зря. Где-то вдалеке послышался странный шум, и Соник замер на месте, выключая фонарик на телефоне. Прислушался, чуть хмурясь. Кажется, где-то проехала машина. Полиция? И чуть позже — откровенно тяжёлый звук шагов. Соник, быстро оглянувшись, залезает под одну из больших досок, скрываясь среди каких-то коробок, сваленных у стены, выдыхает, успокаивая собственное дыхание. В трещину ему видно совсем немного, но видно достаточно. Не проходит и нескольких минут, как слышится механический звук, и появляется робот. Сердце уходит в пятки, когда Соник понимает — это не Метал и это не второй робот. Это какой-то совсем другой. Да, он такой же антропоморфный, как и сам Метал, только у него нет шипов на голове — она абсолютно круглая с глазами, что словно светящиеся очки на лице. И по размерам, вроде, такой же. Стоит прямо посередине большого полупустого помещения, подняв голову к дыре в потолке, словно ждёт кого-то. Раньше Соник бы не раздумывая накинулся на него в Спин Дэше или просто бы обхитрил, заставляя робота сломать самого себя. Но сейчас он лишь наблюдает, хмурясь, совсем не понимая, как вышло так, что у них теперь целых три робота, и до сих пор об этом никто не трубит в ужасе. Он не выглядит как робот-спасатель, робот-почтальон или фак-машина, что могло бы сообщить о его серийном производстве государством для блага жителей, или что-то в этом роде. Он выглядит как корыто на ножках, от одного взгляда на которое можно заразиться столбняком. И вновь мысли о том, что Эггман никогда бы не позволил себе выпустить подобного робота, нет. Все его творения были по-своему красивы, аккуратны и создавались с определённой целью — возвести империю доктора до самых небес. А это что? Куда возвысит подобное устройство? Сразу в космос, не иначе. Робот недолго находится в покое, проходит совсем немного прежде, чем он делает пару шагов вперёд, а синее ухо уже дёргается в сторону, улавливая весьма знакомый звук. Прилетает Метал. Теперь, при гораздо лучшем освещении — пусть солнце и скрылось за горизонтом, остатки его лучей всё ещё дают достаточно освещения — Соник видит, что тогда в полутьме ему не показалось, он действительно выглядит как-то очень… не очень. Так же, как и другой робот, оба они лишь ржавые вёдра. Теперь понятно. Метал, оставшись один на один с двумя придурками, что даже по меркам живых существ безобразно тупы — Орботом и Куботом, — в порыве сбежать от этих Бибы и Бобы механического мира осознал себя, ебанул Бибу и Бобу, затем ебанул себе рекаст и… теперь ебашит новых друзей из того мусора, что только может найти. Ну, вроде всё логично. И, пока Соник наблюдает за их «общением», которое состоит из мигании лампочек в глазах — они по вай-фаю что ли общаются? фига так Метал эволюционировал, беспроводной адаптер заделал, — только больше убеждается в своей правоте. Тишина давит, ведь Соник ничего не слышит, кроме дыхания Марика и тихого шума двигателей двух роботов. Они ничего не делают, только перемигиваются, понять, что происходит, очень сложно. А уж о чём они договариваются — и вовсе невозможно. Ладно бы обычные морфы, там бы хоть слышно было. Здесь же доля полученной информации равна ноль целых ноль десятых. Хотя… нет, всё же он узнал, что в промзоне живёт один из роботов — третий, чёрт побери! — и он как-то связан с Металом. А ещё от них обоих так и разит силой Изумрудов Хаоса. Странно рассредоточенной силой. Похоже, этот робот тоже работает на осколке. Это же… кощунство! Разбивать обладающие такой силой артефакты! Вещи, в которых истории и ценности намного больше, чем в Библии! Одно слово — робот. Искусственные создания никогда не поймут всю ценность определённых вещей, какие живые существа ценят на уровне инстинктов. Да, Шэдоу, это камень и в твой огород. Мудила. Соник с силой сжимает руки в кулаки. Он даже не чувствует, как затекли колени от долгого сидения в скрюченной позе. Всё внимание обращено на две консервные банки перед ним, что, наконец-то, расходятся. Метал вновь поднимается и улетает, а синий ёж только думает, что делать дальше, как в тишине пустого ангара, отбиваясь от стен и особенно резонируя в его маленьком убежище, начинает играть мелодия рингтона. Всего мгновение нужно, чтобы осознать — это его собственный телефон, который он забыл поставить на беззвучный. И как же не вовремя кому-то очень захотелось ему позвонить! Сердце уходит в подпол, ведь его присутствие раскрыто, бесполезно пытаться выключить звук, к тому же руки внезапно начинают дрожать как у алкоголика, у которого горят трубы, и сотовый получается вытащить только с третьего раза. А когда внезапно доска над его головой оказывается откинута в сторону, а сверху нависает робот, Соник понимает, что обосрался. — Эээ… мяу? Робот не оценивает подобного каламбура, и в Соника летит тяжёлый огромный кулачище, заставляющий его отскочить в сторону. Нет, он не может с ним драться, совсем никак, и он только больше убеждается в этом, когда малыш в слинге начинает плакать, проснувшись от слишком резкого движения родителя. Да и при таком грохоте спать совсем нельзя. Тонкий лёгкий смартфон выскальзывает из рук, но сейчас не до него — Соник видит перед собой выход из ангара и спешит туда, да только… резко тормозит, когда перед ним в землю с силой вонзается та самая доска, что до этого закрывала его сверху. С удивлением он понимает, что робот, несмотря на внешний свой вид, не уступает ему в скорости и реакция его гораздо быстрее его собственной, заторможенной наличием дополнительного веса в виде ребёнка и совсем не обтекаемой формой из-за рюкзака. — О, да ладно! А ведь он, судя по всему, тоже работает на силе осколка Изумруда. Ёж не знает точно, однако чувствует лёгкий вайб знакомой энергии, исходящий от противника. Именно она даёт ему скорость, он точно в этом уверен. Попытки вытянуть силу к себе не получается — лишённый целостности своего сосуда, хаос дезорганизован и не подчиняется так, как подчинялся ранее. Он неприятно колет нервы, словно щипает, дёргает за шерсть, выйти в форму Супер Соника точно не получится, значит, придётся действовать как-то самому…. Следующие несколько минут уходят на какие-то непонятные танцы. В какую бы сторону не ломанулся ёж, туда же рвётся робот; выход так близко и одновременно так далеко! Даже в окно не получается выпрыгнуть, потому что противник просто безостановочно чем-то стреляет, швыряется, набрасывается сам, держась слишком близко и не позволяя ежам даже шагу в сторону ступить. Соник лихорадочно думает, как победить чёртову посудину, та, похоже, думает о том же, но уже в сторону ежей. Робот действительно весьма быстр, резок, поспевать за ним сложно, но синий вспоминает всевозможные приёмы, которые он применял в подобных ситуациях. Например, закрутить в вихре, заставить потянуться за ним и выкрутиться, как болт из гайки. Но практически сразу этот приём даёт сбой — Соник только делает круг, как робот выставляет руку, даже и не думая гнаться за ним, и одним этим движением останавливает синюю кляксу. Просто потому, что рука как раз на уровне головы морфа, и Соник впечатывается лбом в железную преграду со всей скорости. Раздаётся глухой звон, перед глазами взрывается яркими фейерверками боль, и ёжик падает на бок, дезориентированный. Но даже в таком состоянии он отпинывает потянувшуюся к нему механическую руку и поднимается через силу, закрывая ребёнка на груди. Он не победит. Нужно уходить. Полутьма из-за севшего солнца и обесточенного ангара становится ещё одним препятствием, радует лишь только люминесценция на самом роботе, безошибочно указывающая, где тот находится и что собирается сделать. Выход близок, нужно только до него добраться… но снова его опережает противник. — Чёрт бы тебя побрал! Выпусти же нас! И зачем он только припёрся сюда! Да ещё и с ребёнком! Чёрт-чёрт-чёрт! Чёрт! Робот, представляющий собой нечто, снаружи похожее на поеденную ржавчиной лохань, весьма так активно крутится вокруг, старательно нанося удары и пытаясь если не достать прыткого ежа, то хотя бы загнать его в угол. Соник, за годы жизни прекрасно знающий подобную тактику, уворачивается от каждого удара. И можно было бы сказать, что он делает это с лёгкостью, да только это будет ложью. Годы, едва восстановившееся после беременности тело, ребёнок на животе, в конце концов! Ещё и головокружение от того удара! Сонику приходится выполнять невообразимые трюки, чтобы по нему или по сыну не попал ни огромный железный кулачище, ни очередная кинутая им вещь, ни шальная пуля. К сожалению, пусть робот и обладает искусственным интеллектом, это не означает, что он туп. Как оказалось, он обучается в процессе битвы, и вот уже и уловки не помогают, вокруг всё начинает рушиться, и куда бы Соник не рванул — на пути появляется либо сам робот, либо решето из пуль на полу, либо падающий бетонный блок. Именно из-за неожиданности возникновения перед ним последнего Соник не успевает среагировать, только закрыть Марика на груди прежде, чем многострадальным лбом втемяшиться во внезапное препятствие. Несколько секунд полной дезориентации и безумной головной боли, заглушившей всё вокруг, но он инстинктивно уже перевернулся, сворачиваясь в защитный клубок вокруг сына. Пусть убьют его, только бы Марик выжил… Перед глазами темнеет, к горлу подступает тошнота, никогда ещё не было всё настолько плохо. Неужели выхода нет? Сверху чувствуется занесённая тяжёлая рука смерти… а он не в состоянии даже отползти. Смаргивает слёзы, замечая, как несколько капель падает на землю. Кровь?.. Ему разбили голову. — Я люблю тебя, Марик… Прости, что втянул в это… Малыш кричит громко, надрывно, задыхаясь от пыли и грязи. Всё кончено… На тот свет он возьмёт с собой грех гордыни и детоубийства. Он сам пришёл в лапы своего палача. Раздаётся оглушительный грохот, пробивающий даже болезненную заглушку в синих ушах. Однако боли не следует. И спустя ещё секунду до Соника доходит — этот грохот… невозможно с чем-то спутать. Именно с таким звуком разбивается на мелкие части робот от удара Спин Дешем. Боясь открыть глаза и увидеть совсем не то, на что надеется, Соник ожидает несколько мгновений, пока осядет пыль, и только тогда боязливо приоткрывает один глаз и приподнимает голову. Где-то наверху его молитвы были услышаны. Даже сквозь плотную завесу вскинутой в воздух грязи он видит знакомые гриндерсы. А затем и вскидывает голову выше, убеждаясь. — Шэдоу… — Давно не виделись… Соник. Синий приподнимается, садясь на колени, словно в бреду касается влажного от крови лба, чувствуя там явную шишку. Может, он ушибся мозгами слишком сильно? Откуда… откуда бы здесь взяться Шэдоу? — Не трогай, инфекцию занесёшь. — Глубокий спокойный голос совсем рядом не позволяет усомниться в реальности; Соник замечает в руках у Шэдоу небольшую походную аптечку. Верными отточенными движениями он накладывает бинт на игольчатую голову, а затем даёт какую-то таблетку. На вопросительный едва осознающий себя взгляд зелёных глаз легко отвечает: — Обезболивающее. Соник выпивает таблетку, кашляет из-за слишком большого глотка воды, сделанного из подставленной к губам походной фляжки. Общее состояние улучшается, по крайней мере перестаёт болеть голова и кружиться перед глазами. Однако вместе с тем становится заметна одна вещь. Тишина. В помещении слишком тихо! Синий ёжик резко опускает взгляд на внезапно замолчавшего сына. Чтобы жутко напуганный малыш так резко успокоился? Что с его малышом! Глаза застилают слёзы, постепенно накатывает отложенная истерика, но тут же отступает, стоит заметить, что с ежонком всё в порядке. Он не ранен, не без сознания. Он просто смотрит большими чистыми глазами на неожиданно появившегося чёрного ежа, что так же смотрит на него в ответ. Удивление и ошарашенность читается во взгляде обоих. Но никто не успевает ничего сказать, как со стороны рассыпавшегося робота слышится шум, а затем появляется рука. Соник вздрагивает, прижимая к груди сына, Шэдоу резко оказывается перед ними и закрывает своим телом. Но показавшаяся из металлического мусора рука не принадлежит роботу. Ежи ошарашенно смотрят на выбирающегося из-под завалов морфа, пока Шэдоу, наконец, не отмирает, чтобы помочь кролику оказаться на свободе. Как раз в этот момент слышатся звуки множества шагов, шум машин и даже вертолёта, и полуразрушенный ангар наполняют люди в той же форме, что и на Шэдоу. Солдаты G.U.N. Фонарики на их оружии прорезает полутьму помещения, а затем сверху включается яркий прожектор — вертолёт светит внутрь через упавшую крышу, высвечивая практически каждый миллиметр разнесённого ангара. Только сейчас Соник понимает, насколько ожесточённой была битва. И насколько он оказался к ней не готов. Едва не подвёл сына… Болван! Несколько солдат оказываются около Соника, помогая ему, хотя и первая помощь уже оказана, остальные наводят прицелы своих оружий на тяжело дышащего рыдающего морфа, который, судя по всему, всё это время был внутри механизма робота. — Пожалуйста, остановите его! — Кого остановить? — не понимающе хмурится Шэдоу. Кролик, оказавшийся в руках солдат, вытирает слёзы. — Хвостатого лиса. Он хочет вернуть кого-то, кого он называет Истинным… Синим пятьсот три!