Тишина, с которой я живу

Нельзя лишать их детства, иначе они вырастут в таких же взрослых, что и мы. Никто не виноват в том, что они живут в Детском Доме. Никто не виноват, что они всё ещё дети. Никто не виноват, что этот город… Мы несём ответственность за этот город, и мы несём ответственность за то, какими взрослыми они станут. Но пока они дети, мы не имеем права лишать их детства, потому что оно кончится. Быстро. Резко. И незаметно. Детство закончится, а жизнь нет. До меня Детским Домом заведовал Пожарный. Но я никогда не встречала его. Никто ничего не говорит о нём. Кукольных Дел Мастер упомянет о нём лишь однажды, когда мне передаются дела Дома. А я и не расспрашиваю. У меня появляется необходимость стать полезной этим детям. Будто во мне что-то надломлено и мы с ними схожи. Каждый из них врастает в мою кожу, в моё сердце и становится частью меня. Мне нужно давать им тепло, в котором они так нуждаются. И они дарят мне тепло, в котором нуждаюсь я. Двадцать восемь детей. Четыре комнаты. Восемнадцать мальчиков и десять девочек. Двадцать восемь жизней, запертые в стенах этого Дома. Разные. Весёлые и грустные. Тихие и громкие. Смышлёные и глупые. Они ждут, когда вырастут и выйдут в свет. Как ростки из семян, они пробираются сквозь тёмную землю, надеясь увидеть свет. Я не часто бываю в городе. Дом забирает всё моё время. О том, что происходит вне его стен, мне обычно рассказывает Рыбак или Пастух, заступая на дежурство. Когда мне требуется отдых, меня выручает Кукольных Дел Мастер или Швея. Я люблю бывать у неё в гостях. В её маленьком доме я чувствую уют и заботу, и иногда мне думается, что это и мой дом тоже. В её доме много всего: например, вязаные половики на полу, на стульях и сундуке, скатерть, простые занавески вместо ставней, много разной посуды, деревянной, стеклянной, металлической, травы, которые она сушит над плитой, огромное количество подушек и одеял. Но именно это делает её дом таким тёплым. В это раннее утро мы с ней сидим на кухне её дома, и она просит меня быть тише. Она подобрала, как она её называет, «девочку». «Девочка» очень слаба и нуждается в лечении. -Почему ты не отвела её в Детский Дом? – чуть сержусь я. Все дети города находятся под моим присмотром. Швея ставит чашку с травяным чаем на стол и шепчет: -Ну, как девочка… Она уже не ребёнок. -В городе новенькая? Откуда? -Ох, не знаю, не знаю, ничего не знаю. Я нашла её у порога. Она лежала под дождём, - Швея начинает говорить ещё тише, так что её едва слышно. – Знаешь, я сначала испугалась, что она мертва. Что бы я делала с трупом? Холодная как лёд! И почему-то куртка была накинута сверху, будто не она себя укрыла. -А кто же? -Да поди разберись! Она-то не помнит. -Хирург-то в курсе? -В курсе, в курсе, - она, пряча глаза, отхлёбывает чай. – Только она не хочет идти к Хирургу. Вот так новости! -Что значит «не хочет»? – возмущаюсь я. Каждый бывал у Хирурга. – Кто её, вообще, спрашивает? -Она, что, не может решать сама? – Швея пытается звучать уверенно. – Она, что, не человек? Молчим. -Она появилась, чёрт знает, откуда. Хирург о ней знает. Он ждёт её. И мы должны её доставить к нему, - поднимаюсь со стула, не терпя возражений, готовая выдвигаться прямо сейчас. -Она, что, груз? – поднимается Швея. -Тише! Она тебе не дочь! Мне всегда казалось, что Швея немного завидует тому, что Детский Дом достался мне. Будто это одна сплошная радость – воспитывать двадцать восемь разношёрстных детей. -И тебе она тоже не дочь. Швея выделяет «она» так, словно говорит «они». Они не мои дети и одновременно мои. Может, стоит ей уступить? В конце концов, мы обе не так уж молоды и нам нужно о ком-то заботиться. Но ведь есть какие-то стандарты, правила. Явиться к Хирургу не такая уж и проблема. Он всегда приветствует новеньких. -Только не говори, что я не рассуждаю здраво. -Да, Ведьма, да. Ты как всегда рассуждаешь здраво, - в её голосе дрожит обида, - но у тебя есть Дом, полный детей. А это мой дом, и она мой гость. Я и решаю. -Швея… -Она пойдёт к Хирургу, когда захочет сама. -Но, Швея… -Пей свой чай, Ведьма! Он с ромашкой, успокаивает. Мы молча берём свои кружки и молча хлебаем чай, смотря в окно и демонстративно игнорируя друг друга. Дверь из соседней комнаты открывается, и на пороге появляется эта самая «девочка». Черноволосая, бледная, худая, в белой сорочке Швеи, которая ей явно велика. Долго изучаю её взглядом. Кто она? -Я никуда не пойду. И вы меня не заставите, - она говорит уверенно. Что ж, знакомство наше с ней явно не задастся. -Деточка, ты не знаешь правил этой жизни. Хирург только поможет понять их. Он не заинтересован в тебе. А вот те, кто действительно заинтересуются тобой… Швея шикает на меня и выпучивает глаза. -Кто заинтересуется мной? -Ты можешь принести пользу. И они уже знают о тебе. День-два, и они придут за тобой. Неужели Швея не рассказала ей даже о ищейках и отрядах? Неудивительно тогда, что Хирург доверил Детский Дом мне, а не ей. Нужно же понимать приоритеты. -Ты её пугаешь! – говорит Швея. -Она немаленькая! -Она ещё ничего не знает… -Поэтому её и надо… -Ведьма! – прикрикивает Швея. – Оставь это мне, - и дальше добавляет спокойно: - Уходи, пожалуйста. -У нас могут быть большие проблемы, - ставлю кружку на стол и ухожу, не попрощавшись. У Швеи слишком мягкое сердце. Иногда вечерами ко мне заходит Кукольных Дел Мастер. Он может починить и собрать всё, что угодно. Но мы просто сидим с ним в столовой и пьём остатки какао. Дети тоже его любят, потому что он рассказывает отличные сказки. Уж не знаю, сам ли он их придумывает или где вычитывает, но они всегда поучительны. У нас с ним нежная, тёплая дружба. Мы понимаем друг друга, когда молчим. И поддерживаем, когда общаемся. Я могу не видеться с ним днями и неделями, но не чувствовать себя обделённой. С ним замедляется время. Это как родство душ, мы словно были созданы из одного лоскута ткани, и вот мы встретились, и потому кажемся такими родными друг другу. Он худой и высокий, любит носить тёмно-бежевый плащ, который ему где-то откопал Художник. У него чёрные волосы с проседью и широкая улыбка. Он любит показывать детям, как привести в действие механизм часов, иногда мастерит для Дома табуретки или стулья, если старые приходят в негодность. И всё ему даётся легко и непринуждённо. А я кормлю его остатками ужина или обеда и штопаю его порванные рубашки. Я знаю, что иногда он выпивает с Актёром и Художником, и мне это не нравится, но это его выбор. К тому же, я никогда не слышала, чтобы он напивался, и я никогда не чувствовала от него запах алкоголя. -Сегодня полвечера копался с развалиной Художника, - говорит он мне, когда за окном бушует гроза, а дети уже спят. Сегодня у нас в доме два посетителя: он и Суфле, которая пришла навестить детей. – Завтра проставляется. Он замечает мой неодобрительный короткий взгляд. -Да мы не в его сторожке. Он какой-то суеверный, что ли, к себе не пускает. Кладбище, все дела. Призраки у него там, что ли, - он тихонько смеётся. Люблю, когда он смеётся. – Она у него не на ходу была, знаешь сколько? Он всё боялся, что совсем проржавела, а тут он нашёл какие-то детали, ну, и я подсобил. -Дело твоё, я-то что? Я ничего. -Да, ладно тебе, Ведьма, - он улыбается. – Ты просто завидуешь, что не будешь с нами. С детьми-то только какао и чай хлебаешь. -У Швеи есть неплохие настойки, знаешь ли, - парирую я. -Так там лекарственное, а я так, для души. Хотя тоже своего рода лекарство. Суфле сегодня здесь ночует? -Тут. Она хотела пойти, но я ей в библиотеке на диване постелила. Ночь, гроза такая, она одна. -Все они для тебя дети. -У меня за них тоже иногда душа болит. Мне её жалко, правда. Она добрая, чистая, у Паука ей не место. Или вот Календула. Хорошая же девочка была, и что она с собой сделала? -Я, знаешь, тоже не идеален. -Да куда уж там! Мы улыбаемся. -Налить ещё какао? -Ведьма! – раздаётся голос Пастуха в коридоре. Голос резкий, приказывающий. Кукольных Дел Мастер и я выходим из столовой и видим, как Пастух держит полусогнутую Суфле. Волосы закрывают её лицо. Её трясёт, и с неё падают капли дождя. -Надо наверх срочно! Я рукой поднимаю её волосы. Всё её лицо покрыто жуткими тонкими полосами, словно кто-то прошёлся по нему ножом. Полосы глубокие, бордовые, с волдырями. Пастух закидывает её на плечо, а Кукольных Дел Мастер придерживает её за подбородок, чтобы слёзы не скатывались по щекам. Так они поднимаются за мной по лестнице. Я спешу в медкабинет. Я всё делаю механически. Не потому что привыкла. Когда дети падают и разбивают колени или вдруг начинают задыхаться от неправильно проглоченного куска, нет времени что-то обдумывать. Нужно сделать всё быстро. Во-первых, чтобы они сами не успели испугаться. Во-вторых, чтобы не успела испугаться я. Пока я сосредоточена, я не боюсь. Руки делают свою работу, ноги ведут, куда требуются, голова соображает, как надо. Запнись я хоть на секунду, всё рассыплется. Собранность – вот что отличает взрослых от детей. Пока Кукольных Дел Мастер и Пастух несут Суфле, я успеваю достать бинт, размотать его и разрезать на куски. Смачиваю в холодной воде прямо тут же в раковине и прикладываю к ожогам Суфле. Она лежит на кушетке, а я кружусь над ней, пытаясь её успокоить. -Это сволочь Муха, - заявляет Пастух. – Паучье отродье. -Девочка, лежи, не двигайся только, - говорю я Суфле. – В верхнем ящике обезболивающее, достань. Кукольных Дел Мастер передаёт мне лекарство, и Суфле принимает его. Её трясёт. Потом я пою её настойкой Швеи, и она быстро засыпает. Мы выходим из медкабинета и стоим у закрытой двери. -Если бы я знал, что он… - начинает Пастух. -Надо сообщить Пауку, - говорю я. -Пауку? – удивляется Кукольных Дел Мастер. – Ты смеёшься? Сразу видно, что ты редко бываешь в городе. Нет, Пауку сообщать пока не надо. -Да он разнесёт мне всё, если узнает, что мы что-то утаили от него. -И пусть. С этим я сам разберусь. Надо звать Змею. -Змею? Ну, да, Змею. Надо за ней лично сходить. -Я пойду. -В грозу? -А что мне делать? Ждать, когда дождь кончится? -А что, если Змея не даст? – спрашивает Пастух. -Змея не дура, только притворяется. Да и через Аква можно повлиять, - отвечаю я. – Ладно, иди, только осторожнее там, хорошо? -Хорошо. Аква приходит под утро, когда от грозы остаются только лужи. Он стоит на пороге Дома в своей большой переливающейся от солнца разными цветами куртке и щурится. -Здравствуй, Ведьма, - говорит он и, не давая задать мне лишних вопросов, тут же продолжает: - Змея передаёт кровь. Аква не любит лишних вопросов. -Идём, - я провожаю его к Суфле. Она уже проснулась, но лежит на кушетке, не вставая. Увидев меня и Аква на пороге, чуть приподнимается и бинты спадают с её лица. Жутко изуродованное лицо. Аквамарин никак не реагирует на это, садится рядом с ней. -Змея передаёт тебе кровь, - он достаёт из куртки колбу с бордовой жидкостью. – Прими. Он хочет её откупорить, но Суфле перебивает его: -Я не буду. -Послушай, милая, не хочешь же ты остаться с таким лицом. У тебя прекрасное личико, - говорю я. -Отведи меня к Хирургу, - обращается она к нему. Аквамарин пронзительно смотрит на меня, молча повернув голову. -Отведу, - говорит он, смотря мне прямо в глаза, но обращаясь к ней. – Если ты этого хочешь. -Хочу. -Что у вас случилось с Мухой? -Аквамарин! – говорю я. Это так сейчас неуместно. -Это непраздный вопрос, - он снова разворачивается к ней. – Я плохо тебя знаю, но, видимо, случилось что-то серьёзное. Раньше ты не позволяла своим слезам так изуродовать себя. Она подтягивается на руках и садится, обнимая колени. -Паук меня изгнал. Аквамарин молчит, но она ждёт, что он скажет. И она явно не хочет ничего говорить. -Я отведу тебя к Хирургу, не волнуйся, но подумай насчёт крови. Не хочу, чтобы она была отдана впустую. Мы выходим с ним в коридор. -Я подготовлю её, а ты выводи, хорошо? -Она хоть ела? -Никто не ел. -Пусть наберётся сил. Путь отсюда до Хирурга неблизкий. И надо ей на голову капюшон какой-то, чтобы дети не увидели ненароком. Нечего их пугать. Он распоряжается так, словно это его Дом. Но он прав, и возразить я ему не могу. Мы спускаемся в столовую. Я наливаю ему какао - от полноценного завтрака он отказывается - и прошу подождать, пока она поест и спустится, а сама ухожу с подносом еды к Суфле. Когда я возвращаюсь, в столовой уже сидят дети, и они, конечно, не могут не заметить его присутствия здесь. А он сидит себе преспокойно, будто он каждый день приходит сюда пить какао. -И долго ты будешь тут сидеть? – спрашиваю я, всем своим выражением лица давая понять, что он вызывает слишком большое внимание детей. -Я сказал, что подожду. Вот – жду. Его хладнокровие меня подбешивает. -Я мешаю? -Нет. Я не могу её сейчас вывести сюда. Ну, не при детях же! Он окидывает нас взглядом. Вряд ли он не замечал их до этого момента. -К Хирургу обращались? Он кажется каким-то несобранным. Суфле же сама просит его отвести к нему. Или он имеет в виду, в курсе ли Хирург? -Хирург не нужен, - сажусь напротив. - Есть я. Вообще, я правда не понимаю, зачем ей хочется идти к нему. Ей всего-то нужно использовать кровь Змеи, и она восстановится. А я уж поухаживаю за ней, пока она тут поживёт. Жить-то теперь ей негде. -Там ничего серьёзного, - говорю я, замечая его недовольный взгляд. – Хирург не нужен. Может, и правда мне стоит уговорить её остаться здесь? У Суфле тонкая натура. А Хирург может и не церемониться. -Кто приходил к ней? -Пастух сказал, что Муха, - мне не нравится, что Аквамарин меняет тему разговора. -Так и думал. Паук – скотина редкостная, - его голос ровный и спокойный. -Что делать дальше? Не знаю, понимает ли он мой вопрос по-настоящему. Я не про то, что делать сейчас: вести Суфле к Хирургу или оставить здесь, как уговорить её принять кровь. Я про то, куда она теперь пойдёт? -Она сама решит, что делать дальше, - отвечает он невозмутимо. Неужели он не понимает, что сейчас она ничего не способна решить? У неё шок. -Аква, это Суфле, она как принцесса из сказки. Ничего она сейчас не решит. После Мухи и всего… Ты ведь…? Я не договариваю своего вопроса, получая его «да». Мне важно знать, предложит ли он ей вступить в свой отряд, чтобы не оставить её одну. Его «да» говорит мне о том, что он понимает всю серьёзность ситуации, что он готов помочь ей на самом деле, а не отделаться походом к Хирургу. Но то, что он добавляет потом, выводит меня из себя. -Но решит она сама. Сама! Как можно быть настолько бездушным и понимающим одновременно? -Пей своё какао! – встаю из-за стола. -Остыл. -Сам виноват. Аквамарин обычно мало говорит, но если и говорит, то по делу. У него в голове будто фильтр, который отсеивает все ненужные мысли. Иногда мне тоже хочется иметь подобное. Но именно из-за этого фильтра он кажется таким холодным. Но, пожалуй, эта его обдуманность поступков делает его настоящим лидером. А ещё мне порой кажется, что он находится в вечном напряжении. Это не очень заметно, потому что мы все привыкли видеть его таким, он не меняется, но ведь невозможно быть в одном состоянии постоянно. Все мы люди, нам свойственно быть разными в течение пусть даже одного дня. Он как лампочка, которая постоянно горит. Всегда. И никто её не выключает. И от этого стекло этой лампочки всегда горячее. И, наверное, когда-нибудь она лопнет. Когда Аквамарин уводит Суфле, я выдыхаю, надеясь, что Паук не явится устраивать разборки. В конце концов, это он виноват в том, что тут произошло. Но не успеваю я выдохнуть, как дети устраивают драку и мне приходится привести Водорослю в порядок. Нет, Водоросля не устраивает драк, в этом плане он тихий мальчик. Ему просто досталось. Нечаянно. Два зачинщика – Буйный и Тощий сидят у меня в кабинете. Буйный растирает свои кулаки, которыми он бил Тощего, а Тощий сидит со страдальческим выражением лица. Они оба молчат. -Ну, что вы могли не поделить?! Да ещё и у всех на виду. Тихая там рыдает. -Мы просто общались, - жалобным голоском начинает оправдываться Тощий. – Разность мнений, а он… -Да я бы тебе язык вырвал, - огрызается еле слышно Буйный. -А, ну! Прекрати! Это что ещё такое? Тощий, ты самый старший, что ж ты… -Так я и пострадавшая сторона. -Он доводит нас до белого каления, ему это нравится! – говорит Буйный. -Я просто общаюсь, потому что никто не хочет со мной общаться! -Так с чего бы, если ты всё одеяло на себя перетягиваешь. Самый умный, что ли? -Хватит! Подрались непонятно из-за чего. -Буйный считает, что призраки существуют. Но скажите же, что это не так. Я вздыхаю. Откуда мне знать, есть призраки или нет? -Каждый вправе верить, во что ему нравится. Но я с уверенностью могу сказать, что в этом Доме призраков нет. И никогда не будет. -Потому что Вы Ведьма и нас защитите? – спрашивает Буйный. Тощий издаёт звук отчаяния и закатывает глаза. -Этот Дом – ваша крепость, ваша семья. И я никому не позволю навредить вам, даже вам самим. Вам это ясно? Буйный кивает. -Так что умейте разбираться без кулаков. Они вам в жизни не помогут. Вы оба наказаны на неделю. Будете мыть полы и унитазы поочерёдно. -Но я же пострадавшая… - начинает Тощий. -Полы и унитазы. Когда на утро Рыбак сообщает мне о том, что одного нет в кровати, я сразу же предполагаю, что это Тощий или Буйный отлынивают от работы, прячась где-нибудь в дальних комнатах. Но, когда Рыбак отвечает «Водоросли», у меня по телу пробегают мурашки. Водоросли? Он получил, конечно, вчера от Буйного, но совсем случайно. -И там пацан какой-то на его кровати, - добавляет Рыбак. А это уж что-то совсем непонятное. Что значит «какой-то»? Выхожу из столовой, оставляя свой завтрак на столе. Мне навстречу уже идут дети. Кто-то ещё сонно плетётся, а кто-то уже полон сил и прыгает по коридору. Рыбак остаётся в столовой следить за детьми. Поднимаюсь наверх. Во второй комнате мальчишек на кровати Водоросли сидит незнакомый мне ребёнок с кучерявыми светлыми волосами. Он сидит, опустив голову и сложив кулак в ладонь. Заметив меня, он, чуть дёргаясь, поднимает свой взгляд. Откуда он здесь, и где Водоросля? -Здравствуй, - стараюсь быть приветливой и не показывать своего беспокойства. Подхожу к нему, шурша тапочками по полу. – Как ты здесь оказался? Он смотрит на меня удивлённо раскрытыми глазами, разве что его рот остаётся закрытым. Пожимает плечами. -Ясно… Кто тебя впустил в комнату? Мальчик оглядывается, будто только сейчас замечает, где он находится, и снова пожимает плечами. -Я тут проснулся. Он смотрит куда-то за моё плечо. Оборачиваюсь. За дверным косяком прячется Пустой. Он пугается меня и скрывается. -Ты чего здесь? – обращаюсь я к нему. – На новенького пришёл поглядеть? Пустой осторожно выглядывает, не смотря мне в глаза, но ничего не отвечает. В принципе, он всегда такой. -Где Водоросля? – спрашиваю я. Они иногда проводят время вместе. Он неуверенно мотает головой. -Иди завтракать! Остынет всё, - прогоняю я его, готовясь разбираться с гостем. -Мальчик, который спал на этой кровати, где он? – обращаюсь я к новенькому. -Я тут спал. Я этот мальчик? Вздыхаю. -Так, сиди тут и никуда не уходи, ясно? Он кивает. У двери я оборачиваюсь: -Я Ведьма. Я тут главная. Запирать не буду, но чтоб без шуточек. К тебе сейчас придёт Рыбак. По его взгляду невозможно разобрать, воспринимает ли он меня всерьёз или нет. Но он выглядит жутко потерянным. Прошу Рыбака принести ему завтрак и пока не приводить к детям, а сама отправляюсь на поиски Водоросли по Дому. В ванных комнатах его нет. В первой спальне мальчишек тоже. Проверяю даже комнаты девочек. Мало ли, возраст такой… Двенадцать лет – это уже не шутки. Но и там я его не нахожу. Поднимаюсь на чердак. Он заперт, но Водоросля с шилом в заднице, так что всё возможно. А вдруг он оказался там заперт изнутри? Отпираю ключом замок. На чердаке тихо, светло и пыльно, но пыльно по-хорошему, будто года покрывают коробки и предметы, чтобы ты мог смахнуть их рукавом и окунуться в воспоминания. Обхожу чердак. Зову Водорослю, но сталкиваюсь с тишиной. Куда он мог деться? Смотрю в окно в надежде заметить мальчишку и вижу, как к воротам приближается Художник в потёртой тельняшке. Внутри почему-то всё сжимается. Не помню, чтобы я его звала. Художника я немного недолюбливаю. Он неплохой человек, но есть в нём что-то отталкивающее. Пожалуй, его грубость или, скорее, прямолинейность. Ещё это он постоянно инициирует попойки с Кукольных Дел Мастером. Художник часто неопрятный, в чём-то вымазанный. Он шляется повсюду и носит к себе старый хлам, поэтому частенько от него пахнет чем-то гнилым, какой-то сыростью. Ещё я знаю, что он много делает для Хирурга, потому что Хирург часто полагается на него. Но я не могу представить рядом Хирурга в его белоснежной рубашке с выглаженными чёрными брюками и начищенными до блеска туфлями и Художника в поношенной тельняшке с дыркой под мышкой и старых запачканных штанах. Спускаюсь и прошу Рыбака накормить мальчика, не выводя его из комнаты, а сама иду к воротам. Ворота я не открываю: -Скажу сразу: не до тебя. У меня мальчик куда-то спрятался. -Эти паршивцы могут. Но я тоже с новостью. Кукольных Дел Мастер пропал. Он замечает мой многоговорящий взгляд. Он знает, что я не люблю, когда они пьют. Я просто боюсь, что когда-нибудь Кукольных Дел Мастер перешагнёт черту, потому что он после таких посиделок лишь пьяненький, а Художник может пить безбожно. -Не спеши сердиться. Мы сидели в этой Шлюховской забегаловке. Ну, да, по чуть-чуть, но по чуть-чуть, клянусь. От меня даже не разит, - он приближается к воротам, чтобы я могла учуять. – С нами Актёр ещё был. Просто так уже присоединился. Кукольных Дел Мастер пошёл заказ делать на стойку, а я пошёл, ну, это, поссать. А потом выхожу – пусто. Ни Кукольника, ни Актёра. Смотрю: ну, в зале - нигде. В окно – ни души, ночь же. Ну, я прошёлся по залу, снаружи, может, они забрели за угол или что… На кухню хотел попасть, но тварь, зараза, не дала. Я подумал, что мне зелёная в голову ударила, ну, я и пошёл их по домам ихним искать. А их нет. К сестре евонной пошёл. Она вся всполошилась, раскудахталась. Короче, всех стариков подняла. Нигде их нет. Я слушаю его рассказ и пытаюсь понять, причём тут я и мой Дом. -У тебя его случайно нет? -Нет. -Что с мальчиком? - подходя спрашивает Рыбак. -Не знаю, не нашла ещё. -Только в Доме смотрела? – уточняет Художник. – Давайте я по округе пройдусь. Может, и эти тоже где-то тут шляются. -Кто эти? – спрашивает Рыбак. -Кукольника и Актёра не видал? Рыбак мотает головой. -Да с наружи-то ему с чего быть? – спрашиваю я. -Это всего лишь забор, - Художник чуть трясёт его, - а у тебя дети. Для них это такая себя преграда. -Ой, да делай, что хочешь, - отмахиваюсь я от него. Не думаю, что он действительно может как-то помочь, да и вряд ли Водоросля ушёл с территории дома. Он всё-таки умный мальчик. А вот новости о Кукольных Дел Мастере и Актёре, конечно, меня напрягают. Но пьяные же где угодно могут быть, и море им по колено… -Что делать-то будешь? – интересуется Рыбак, пока мы идём в Дом. -Ты пройди по помещениям, мало ли, где он застрял. Я Хирурга наберу. И лидеров. Пусть приходят. Вдруг что-то знают. Не нравится мне это всё. Старый желтоватый телефон с круглым циферблатом, цифры на котором были стёрты ещё до меня, и треснувшей трубкой. Ввожу номер, единственный, помимо моего, рабочий в этом городе. Несколько гудков заставляют почему-то пошатнуться моё самообладание. -Ведьма? – голос Хирурга звучит далеко и искажённо. -У нас проблемы. В Доме мальчик пропал, мы пока его ищем. И Художник приходил, сказал, что Кукольных Дел Мастер пропал и Актёр тоже. Но я бы не торопилась с этим. Хирург, ты меня слышишь? Молчание и какое-то дребезжание в трубке, которое звенит независимо от того, говорит кто-то или нет. -Собирай лидеров, я выхожу. Он кладёт трубку, не дожидаясь моего ответа. Или вопроса. На столе я снимаю крышку с приборной панели. На панели четыре тумблера, под каждым из них маленькая точка-лампочка. Поочерёдно включаю тумблеры, и лампочки загораются красным. Остаётся только ждать. После завтрака отправляю детей в библиотеку, хоть они и просятся на улицу. Запираю их там, отправляю Рыбака посидеть с новеньким, а сама продолжаю поиски Водоросли. Во дворе он обнаружил дыру, и теперь я стою напротив неё. Она достаточно узкая, но Водоросля бы смог проскользнуть. Мне через неё не пролезть. Замечаю у ворот Художника. Открываю ему. Он молча проходит вперёд, в Дом, и я чувствую что-то неладное. Иду следом. В коридоре он останавливается и усаживает меня на стул. Мне это совсем не нравится. -Я нашёл мальчика. В районе недостроек. -И почему он не с тобой? Он в порядке? -Он мёртв. Художник не шутит. У него серьёзное лицо, ему будто неловко, стыдно всё это мне рассказывать. Он постоянно чешет свою колючую бороду. -Я не стал притаскивать его сюда. Трупу тут не место. Тут дети, сама понимаешь, ещё увидеть могут, да и держать его тут негде. -Как он умер? -Не знаю. Наверное, упал с высоты. Не знаю. В моей голове пустота. Я понимаю, что мне говорит Художник, но не верю. Водоросля мёртв. Почему-то смысл этого факта никак не доходит до меня. -Я прикачу тележку и под брезентом вывезу его, чтоб без лишних вопросов. Киваю. -Куда? -К себе на кладбище, - буднично отвечает он. -На кладбище? – я вскакиваю. -А куда ещё-то? -Может, он просто без сознания? Да я и сама не могу в это поверить. Художник медленно отрицательно мотает головой. Но как же так? Как же так? Это я не доглядела, не уследила. В чём я виновата? Где совершила ошибку? Только бы знать, где я совершила ошибку. Ведь Водоросля – хороший, добрый мальчик… был… К нам спускается Рыбак. -Мальчик решил полежать, - сообщает он и выходит во двор. Мы с Художником провожаем его взглядом. В окне я вижу, как он стоит у ворот и разговаривает с кем-то. Кукольных Дел Мастер? -Так я повёз? – спрашивает Художник, ожидая моего приказа, но я ничего не отвечаю ему. -Рыбак, кто там? – мой голос слышно на весь двор. Я уже готова отругать Кукольных Дел Мастера за то, что всполошил меня в такой и без того ужасный день. Но это не он. И даже не Актёр. За воротами стоят Лётчик и Пламя. Сегодня их очередь навещать детей. Как это вылетело из моей головы? Нужно что-то делать, что-то срочно предпринимать. – А, понятно. -Давайте мы вам поможем, если что-то случилось, - говорит Пламя, и я уже начинаю подозревать, что Рыбак сболтнул им лишнего, но происшествие не должно выйти за пределы Дома. Хотя бы пока. – Разве вам не нужны молодые руки, ноги… трезвомыслящие головы? -Нет, - строго обрываю я. Хотя, конечно, нужны, потому как мои руки и ноги не так уж молоды, а голова сейчас ходит кругом, но боюсь, что они будут сбиты с толку ещё сильнее. -Но мы правда готовы помочь! – альтруизм Лётчика сегодня только мешает. – Мы сделаем всё, что скажите. Даже посидеть с детьми, пока вы… -Нет, - прерываю его я. По крайней мере, я точно знаю, что Рыбак не рассказал им о смерти. Он сам ещё не знает. -Нам не нужна ничья помощь, - говорю это, пожалуй, чересчур сурово, а потому смягчаюсь, чтобы не показаться грубой. – Уже поздно. Мальчика нашли. -Он в порядке? – тут же спрашивает Пламя. -Рыбак, - игнорирую её вопрос, не желая врать, - нужно показать всё новенькому. -У вас новенький? -Да. -Но, а как же забор? – спрашивает Рыбак. Впрочем, забором больше некому заниматься. А сейчас только и нужно чем-то заниматься, чтобы не свихнуться окончательно. -Да, забор… Лётчик, Пламя, покажите новенькому дом, двор, расскажите правила… - потом обращаюсь к Рыбаку: - Скоро прибудут лидеры. И Хирург. Надо подготовиться. Минут через пять начинают подтягиваться лидеры, и Рыбак как дворецкий только и делает, что бегает открывать и закрывать ворота, не успевая найти доску или фанеру, чтобы закрыть дыру в заборе. Мы все собираемся в столовой. Хирург прибывает в компании Швеи и Пастуха. Чувствуется небольшое напряжение, потому что мы всё никак не можем начать. -Чего мы ждём? И что за срочность? – наконец-то по делу спрашивает Жаба. -Ещё не все здесь, - отвечаю я, надеясь, что они понимают, что, не будь это так важно, никто бы из них тут не сидел. -И сколько мне ждать? Кого, вообще, мы ждём? -Аквамарина. -О боже! Теперь мы все будем ждать его одного? -Раньше он всегда приходил вовремя. -Времена меняются, - Жаба чуть ёрзает на двух стульях. – Скорее начнём – скорее закончим. -Кто-нибудь знает, где Аква? Молчание сегодня пугает. -Ладно, - тяжело вздыхаю, - начнём. Подтянется. У нас произошло ЧП. Сегодня мы не обнаружили одного мальчика в кровати. Конечно, мы предположили, что он сбежал, и отправились на его поиски, - мне сложно всё это говорить. Кажется, моё волнение замечают все, ещё и Паук бесцеремонно заявляет: -Дела Дома меня не касаются. -Вы хотите, чтобы мы присоединились? – тут же спрашивает Календула. – Одному ему в городе делать нечего, да и опасно, он может заблудиться. Мы передадим всем своим, чтобы приютили мальчика и отвели сюда. -Извините, - произносит Рыбак. – Но этого не требуется. Мы нашли мальчика. Он мёртв. Снова воцаряется жуткое молчание. Кто успел рассказать Рыбаку? Или он подслушал наш с Художником разговор? Странное чувство недоверия к Рыбаку вдруг возникает внутри меня: а что если он знает, потому что знает, что произошло? -Вы обвиняете нас? – вопрос Паука звучит нерешительно, но обидно. -Что? – удивляюсь я. Мне и в голову такое не приходило. – Какая глупость! -Тогда что вам от нас надо? – он разваливается на стуле. -Дело не только в мальчике, - Хирург замечает мою растерянность и берёт слово. – Это не единственное происшествие. -Ещё кто-то умер? – Жаба спрашивает так, будто мы обсуждает ежедневную сводку новостей. -У нас пропало двое. Актёр и Кукольных Дел Мастер. -Они причастны к убийству мальчика? – глаза Календулы полны испуга. Стук, и в столовую резко врывается Пламя. Мы все с нескрываемым удивлением смотрим на неё. Она стоит растерянно и немного напугано, будто не ожидала увидеть тут так много людей. Случилось что-то ещё? Я молча выталкиваю её за дверь. Ещё одних подобных новостей моё сердце сегодня не выдержит. -Мы там на чердаке… шары... взять, - она говорит так быстро, что я едва разбираю её слова. -Да-да, - отмахиваюсь я от неё, - берите, что хотите, делайте, что хотите, - тут же строго добавляю: - В рамках разумного. Я сейчас занята, - пауза. – Аква не приходил? -Не видела его пока. -Займите чем-нибудь детей, - я отдаю ей ключ от библиотеки, где сейчас сидят дети, и возвращаюсь в столовую, плотно закрыв за собой дверь. Надеюсь, она ничего не слышала. -Как именно умер мальчик? – интересуется Календула. -Мы пока не знаем, - отвечаю я. – Мы предполагаем, что он упал с высоты. Художник нашёл его в районе стройки. -И как он туда попал? -Слушайте, я всё понимаю: мёртвый мальчик и прочее, - перебивает её Паук. – Но от меня-то что хотите? Мои сюда не ходят, так что к мальчику мы непричастны. -А как же Суфле? – напоминает Рыбак. -Суфле больше не в моём отряде, - самодовольно отвечает Паук, облокотившись о спинку стула. Ему явно приятно, что он сумел отогнать от себя подозрения. -И давно? – интересуется Жаба. -Сутки или около того. Если думаешь подобрать – забирай бесплатно, она всё равно теперь бесполезна. -Суфле у меня, - спокойно говорит Хирург. – И не всё так радужно, как ты думаешь, Паук. Но раз девушка теперь не твоя, тебя это не касается. -Вы правда думаете, что кто-то помог мальчику выйти и скинул его вниз на стройке? Но кому это может быть нужно? Он же ребёнок! – Календула замолкает. – Как хоть его зовут? -Водоросля, - отвечаю я тихо. Календула закрывает глаза и долго молчит. Она давно не навещала Дом, но, кажется, его она помнит. -Мы нашли дыру в заборе. Скорее всего, он выбрался через неё, но вот зачем – это уже другой вопрос, - говорит Рыбак. -Почему мальчик оказался за забором, я буду разбираться с Ведьмой, - говорит Хирург. – Скорее всего, это просто несчастный случай. А вот по исчезновению наших… Вот что я предлагаю. Мы с вами сейчас сделаем большой перерыв. Каждый из вас отправится в свой отряд, пересчитать, все ли на месте. Надо убедиться, что пропавших больше нет. Замечаю встревоженное лицо Календулы и её короткий, почти незаметный взгляд в сторону Жабы. -Потом возвращаетесь сюда и всё докладываете нам. Там будем решать. -А что, если кто-то из нас причастен? А вы нас так легко отпускаете, - говорит Жаба. Его вопрос мне кажется подозрительным. -Мы вас ни в чём не обвиняем, - отвечаю я. -Жаба прав, - возражает Хирург. – Тогда поступим так: я пойду с Пауком, Пастух с Календулой, Жаба со Швеёй. Ведьма и Рыбак остаются тут. -А Аквамарин? -Я попрошу Художника. Небольшой перерыв и выдвигаемся. Паук тут же срывается с места и первым выходит на улицу. Я хочу пойти следом, но Хирург останавливает меня: -После того, как я провожу Паука, мне нужно будет остаться с Суфле. -Как она? – мой вопрос звучит фальшиво. Сейчас её состояние меня волнует меньше всего. Но я надеюсь, что это не бросается в глаза. -Худо. Ей очень тяжело. -А ожоги? Он вздыхает: -Разберёмся. Ты позвони мне, когда все вернутся, - он вдруг замолкает ненадолго. – Ты не думаешь, что Аквамарин тоже пропал? Меня пугает его вопрос, и мне, конечно, не хочется так думать. -Нет, - но я не знаю, вру ли я сейчас или говорю правду. Хирург отводит взгляд в сторону, словно пытаюсь что-то рассчитать или понять: -Ладно, идём. Все расходятся, я остаюсь один на один с детьми. Их уже пора кормить. Я увожу их в столовую, а они даже не подозревают, что только что в ней обсуждалось, да и вообще, что происходит в городе. Они прекрасны в своём неведении. Их детство – это заблуждение о мире, который их ждёт за воротами Дома. И их нужно к нему подготовить. Нужно, но до конца невозможно. Я всё не могу перестать думать о Водоросле и Кукольных Дел Мастере. Ожидание – худшее из состояний, словно всё замораживается внутри и это становится невыносимо. От этого начинаю браться за любое дело, чтобы хоть как-то вывести себя из равновесия, внутреннего оцепенения. Первой возвращается Календула, а потом и Жаба с плохой новостью: в его отряде нет Космоса. И он не хочет, как он выражается, «протирать тут штаны». Ему нужно с этим разбираться, так что Жаба уходит, не дожидаясь больше никого. Календула остаётся в Доме, пока не приходит Хирург. Он отпускает её, она слишком взволнована происходящим. Хирург возвращается в компании Художника, а не Паука. По словам Хирурга, у Паука все на месте, а потом он добавляет: -Аквамарин тоже пропал. А я не знаю, что и думать. Смерть Водоросли, пропажа четверых… Вдруг они тоже мертвы, просто их тела ещё не найдены? Словно в городе появилось нечто или некто… -Мальчика я похоронил, - заявляет Художник. -Что? – возмущаюсь я. – Без меня? А как же похороны? Меня оскорбляет этот факт. В конце концов, он был моим мальчиком, из моего Дома. -Я бы всё равно не пустил никого на своё кладбище. -Но я даже не простилась с ним! Это же был мой ребёнок! -Но ты ему не мать, Ведьма! Хирург усаживает меня на стул. -Лучше запомни его, каким он был, - продолжает Художник. – Пусть для тебя он будет навсегда живым, просто покинувшим этот Дом. Не надо тебе видеть его мёртвое тело… Я закрываю лицо руками и начинаю тихо плакать. У меня полсердца оторвали и даже не дали с ним проститься. Я никогда не прощу этого Художнику. Никогда. -Нет времени на слёзы, - Хирург кладёт мне руку на плечо. – Надо во всём разобраться. Надо опросить детей. По одному. Может быть, они что-то знают, что-то видели. -Не хочешь же ты им всё рассказать! – возражаю я, смахивая его руку с плеча. -Рано или поздно придётся. -Я запрещаю! -Рано или поздно придётся. Но сегодня мы просто скажем, что он сбежал. А ты, Художник, проверь территорию забора ещё раз, вдруг там ещё есть дыры. Ведьма, приводи детей по одному. Мне неприятно от того, что он распоряжается в моём доме. Он мыслит трезво, насколько я могу это судить. Наверное, от того, что он живёт так далеко от всех, прячется в своих лабиринтах из коридоров и домов, он так хладнокровно всё воспринимает. Он ни к кому не привязан, никому не обязан, никого не любит. Но он помогает нам всем. Потому что может. Двадцать восемь детей. Один из них новенький. Мы тратим почти пять часов, чтобы опросить каждого, и заканчиваем уже за полночь. Многие и не заметили того, что Водоросля сбежал. Кто-то искреннее радовался за то, что ему это удалось и даже расспрашивал, как именно, а кто-то переживал и надеялся, что он скоро вернётся. Но дополнительной полезной информации мы не получаем. Хирург остаётся ночевать у нас. Он принимает решение рассказать детям завтра всю правду. Это верное решение. И неверное. Оно очень тяжёлое, в первую очередь, для меня самой. Объявить – значит, признать. И, если в случае пропажи Кукольных Дел Мастера, я ещё могу надеяться на положительный исход, то тут надеяться не на что. Художник прав: поскольку я не видела мёртвое тело Водоросли, он так и останется для меня живым мальчишкой. Наверное, от этого легче. Или нет. В отличие от Хирурга и ничего не подозревающих детей, я не могу уснуть и долго сижу в кабинете в ночной тишине. Моё безмолвие нарушает бестактный Художник. Он со скрипом приоткрывает дверь: -Ты правда думаешь, что они ничего не знают? – спрашивает он, присаживаясь напротив стола, за которым сижу я. -Они же дети! -Ну что дети! Дети тоже люди, а значит могут лгать или выдумывать всякое. И у них это превосходное получается, знаешь ли! -Художник, не мучай меня, - я замолкаю. Я сама с этим прекрасно справляюсь. – Мне говорили, что когда Кислород… -Не начинай! Мне, что, его откопать, чтобы ты могла проститься? -Нет, конечно, нет, просто… -А ведь это не первый раз, - перебивает меня Художник. – У нас ведь пропал Пожарный. Именно поэтому, когда пришла ты, Хирург назначил тебя следить за Домом. -Я не знала, что он пропал. Его нашли? Художник отрицательно мотает головой. -Ты думаешь, это всё повторяется? Но почему? Художник сидит нахмурившись. Таким сосредоточенным я его ещё не видела. Потом от мотает головой, словно стряхивая лишние мысли: -То, что случилось с Кислородом, не было случайностью. Мы все знали, что это произойдёт. Это был лишь вопрос времени. Так что ничего не повторяется. А пропажа Пожарный… Надо идти спать, Ведьма. День был паршивый, и завтра будет не лучше. -Я не могу уснуть. -Выпей настойки Швеи и ложись спать. Он поднимается, опираясь о письменный стол, и выходит из кабинета. Я выпиваю рюмку припрятанного коньяка и ухожу спать. Сон – это лекарство, после которого становится только хуже. Утро давит получше бетонной плиты. Я впервые просыпаюсь так поздно. Голова болит от вчерашних событий, мыслей и переживаний. Так много свалилось за один день. Когда я по осени граблями собираю опавшую листву и расчищаю двор, я привожу его в порядок. Вычистить всё то, что теперь поселилось внутри меня, я не представляю возможным. Сколько я живу в этом Доме, столько он для меня крепость, стены которого спрячут от любых невзгод. Что может произойти с детьми? Они могут заболеть. Но у меня есть лекарства. Они могут подраться. Но знаю, как их наказать. А что делать с тем, с чем я никогда раньше не сталкивалась? Меня как будто сейчас казнят. Я стою напротив зеркала в пятнах от разводов и гляжу на своё опухшее, измятое лицо, прикусив нижнюю губу. Волосы из собранного пучка торчат в разные стороны. Кажется, я состарилась на несколько лет. Впервые замечаю это за собой. Мне не хочется приводить себя в порядок. Мне не хочется выходить к детям. Мне хочется спрятаться в своей комнате, запереться внутри себя, запереть себя. Щупаю руками свои чуть обвисшие щёки. Что, если они все когда-нибудь покинут этот Дом? Насколько лет постарею тогда? Но я люблю их. Каждого. Наверное, одной моей любви им недостаточно, чтобы чувствовать себя нужными и важными, счастливыми, любимыми. Что, если Водоросля сбежал потому, что ему не хватало моей любви? Разве я его не любила? Любила. Я и теперь его люблю. Была ли я строга? Но иначе нельзя. Или можно? Мне начинает казаться, что всё, что я делала прежде, - ошибка. И вся эта дорога из ошибок привела к одной фатальной. Хуже всего, что у меня нет ответа. А тот, кто мог бы его дать, теперь никогда не заговорит. Водоросля был не такой, как все, но это не делало его хуже. Но то, что я не уследила или, что ещё ужаснее, не услышала его, делает хуже меня. Я пропускаю завтрак. Швея – и когда она пришла? – приносит мне поднос в комнату и молча ставит его на стол. -Я могу посидеть с тобой. Если хочешь, молча. Я ничего не говорю. Потому что сейчас я не знаю, чего я хочу. Но Швея меня понимает, не потому что у неё нечто похожее – не было такого – а потому, что тишина оглушает, обездвиживает и начинает казаться, что ты умер и всё вокруг тоже мертво, а нужно что-то живое, чтобы знать, что жизнь продолжается. Жизнь продолжается. Наверное, это правильно, но так несправедливо… Я молча, медленно пережёвываю бутерброды с копчёной колбасой и маслом, отхлебываю чуть остывший сладкий чай. Это отнимает у меня много сил, и я ложусь на кровать, а Швея садится рядом. Она гладит меня по голове, я лежу, отвернувшись от неё, лицом в стенку. Камень на моём сердце передавил мои слёзы. Я не умею плакать. Мне хочется поговорить о чём-то отвлечённом, но я не могу начать разговор, а Швея молчит… Следующим утром мне не становится легче, но мне нужно собрать крупицы сил в себе, чтобы не дать Дому развалиться без меня, поэтому я стараюсь вести себя, как обычно: готовлю, убираю. Мозг работает автоматически, но это едва ли облегчает моё состояние. Мне бы помогла улыбка Кукольных Дел Мастера. И его шутки. Но в самый тёмный час он оказывается где-то далеко, так далеко, что никто даже не знает, где именно. Я смотрю на двор из окна своего кабинета. Такой яркий солнечный день! Солнце укутывает лучами весь двор. Дети носятся по футбольному полю, играют, кричат и смеются. В них не убивалось жизни от того, что Водоросля умер. А, может, они не до конца понимают всей трагедии. Я бы тоже хотела быть беззаботным ребёнком. Слышу всхлипы за приоткрытой дверью. Я не сразу обращаю на них внимание. Приоткрыв дверь, вижу Пустого. Он стоит и мнёт свою футболку и не смотрит на меня. Мне становится страшно. Теперь, наверное, мне постоянно будет страшно. -Что случилось? От моего вопроса он начинает рыдать. Он никогда раньше не плакал. Я завожу его в кабинет и закрываю за ним дверь. Пытаюсь его успокоить, но он не может. У него настоящая истерика. Он едва хватает ртом воздух. Я наливаю ему стакан воды. А потом ещё один. Стакан дрожит в его руках. -Я… я… я… - вот и всё, что он может мне сказать. Ставлю стакан на стол и прижимаю Пустого к себе так крепко, что ему становится тяжело дышать, но он немного успокаивается. Мне тоже нужно, чтобы меня кто-то обнял. Пустой начинает жадно хватать ртом воздух: -Мы… Тёмным и Диким… - он говорит обрывками, - Я думал… крутые… И весело… Водоросля знает, где стройка… Я хотел провести… И мы… мы… Он тоже пошёл… Он не хотел… Я тоже не хотел!.. И мы прыгали… Это… весело… Страшно… Он не хотел… Это я убил Водорослю, я! И он снова начинает плакать навзрыд. Я мало что понимаю из его несвязного рассказа вперемешку со всхлипываниями и шмыганьем носа. Снова даю ему воды. Усаживаю и прошу рассказать всё сначала. -Мы с Водорослей ходили на стройку через забор. -Это вы проделали дыру? Он мотает головой. -Мне просто было интересно, что там за забором. Там страшные пустые дома. Когда мы вернулись, нас заметил Тёмный. И он потом спросил меня, куда мы ходили. Я не хотел говорить, потому что это место Водоросли, но он пообещал мне свои наручные часы. И я всё рассказал. Я думал, Тёмный и Дикий сами пойдут, но они хотели, чтобы я их проводил. А мне было страшно, и дорогу я помнил не очень. Надо было, чтобы Водоросля показал ещё раз. Но был дождь, и Водоросля отказался. Тогда Тёмный и Дикий решили идти ночью через окно. Но Водоросля проснулся. Он не хотел, чтобы мы шли, и с нами идти тоже не хотел, но пошёл. Из-за меня пошёл! Я знаю. И там на стройке мы прыгали по этажам. А Водоросля боялся. Тогда мы стали его уговаривать. И он тоже прыгнул. Но он споткнулся на бегу и полетел вниз. А мы… мы просто сбежали. Я оставил его там. Он, может быть, был жив. А я испугался и сбежал. Если бы я не согласился показать им стройку, он бы не умер. Это я убил Водорослю, я. Пустой уже не плачет. Его красное опухшее лицо теперь меня тревожит. Тихий, скромный мальчик. Я подхожу к окну и вдыхаю свежий воздух, надеясь проветрить свои мысли. Голова кружится. До меня доносятся детские крики и смех. Вот Тёмный и Дикий сидят у кустов и что-то обсуждают. Они не похожи на тех, из-за кого мог погибнуть мальчик. Они сами ещё дети. Тощий копает палкой землю, поправляя сползающие на нос очки. Тихую на качели раскачивает Огненный. Буйный с другими мальчишками карабкаются по шведской стенке, а Светлая копается в песочнице. Они же все дети… Я смотрю на них. Они впервые кажутся такими далёкими, неродными, словно их больше невозможно коснуться. Они выглядят хорошими и счастливыми. Я всё ещё люблю их, но но разве можем мы знать, что вырастет из этих детей?