Тишина, с которой я живу

Если кто-то из мальчишек меня задирает, я могу и в глаз дать. Остаться потом у Ведьмы или Рыбака в наказание, но за себя я всегда постою. Девчонки любят изображать из себя слабых, таких из себя принцесс с карамельными глазками и зефирными улыбками, от которых пахнет весной, а вокруг разлетаются бабочки. Это всё ерунда! Настоящая девчонка должна быть пробивной как ледокол за Полярным кругом из книжки, иначе никто ни во что не будет её ставить. Ведьма говорит, что у меня шило в одном месте и слишком большой авторитет. Да уж, большой! А ты попробуй убедить этих неженок пойти собирать червяков после дождя или ловить лягушек. Ладно, не все из них такие, но с мальчишками проще, их словно создали с девизом «чем безумнее, тем лучше». Самый странный из мальчишек – Пустой. Ему не нужна ничья компания, он часто сам по себе. Это дико, хотя он не задирает и не пугает меня, но в сравнении с другими – даже с девчонками – он кажется невзрачным. Иногда его можно встретить в компании Водоросли. Но мальчишки не очень-то любят Водорослю: говорят, он болезненный и хилый, а я вот Водорослю люблю. Его только позови куда – он тут же соглашается. Мы с ним друзья, когда никто не хочет с нами играть. С ним это случается часто, со мной реже, но уж если на то пошло, было бы лучше, если бы совсем не случалось. Я люблю читать книжки. Разные. Но больше всего с картинками. Не потому что я ещё маленькая. Мне уже восемь лет! Если в руки попадается книжка с картинками, я всегда могу придумать свою историю, своих персонажей. А после отбоя перед сном я рассказываю свои придуманные сказки в спальне девочек. Кто-то не верит, что это я сочиняю, а кто-то просить даже почитать, так хорошо я придумываю! Например, Тихая. Она ещё совсем кроха, но уже всему верит. В большинстве сказок, которые я читаю, за воздушной принцессой приезжает красавец принц на белом коне, спасает её от дракона или выполняет какие-нибудь сложные задания, а потом сажает к себе на коня и уезжает с ней в закат. Я не против ни принца, ни коня, но эта поездка в закат – скука смертная. Я так и вижу, как принц протягивает мне, своей принцессе, руку и, смотря мне прямо в глаза, говорит: «Поедем вместе навстречу приключениям». И вот мы с ним на коне несёмся спасать деревни от разбойников. Тот солнечный майский день после грозы я не забуду. Лужи блестят, тепло и в воздухе стоит ощущение чего-то нового и грандиозного. Больше книг я люблю, когда к нам приходят взрослые. Они играют с нами, рассказывают про город и дарят конфеты или игрушки. В этот день он приходит один. Это бывает редко. Обычно они ходят по двое или трое, видимо, так интереснее. Знаю, что он уже бывал у нас раньше, с Аквамарином, но я тогда сильно болела и не вылезала из лазарета с температурой. Вижу: идёт он, а рядом катит велосипед. Настоящее событие для всех нас: ве-ло-си-пед. Не знаю, что уж меня цепляет больше, двухколёсный транспорт или его тёплый свитер. Он идёт не спеша, улыбается. Звонок велосипеда чуть брякает на выемках дороги и собирает у входа в Дом всех нас. Мы бросаем свои игры, важные дела и с открытыми ртами смотрим на них. Я вижу его из окна ванной комнаты и сразу понимаю, что это он. Быстро сбегая по ступенькам, расталкивая застывших ребят, выбираюсь в первый ряд. Это Лётчик. И красивее его я никого никогда не увижу. Он останавливается метрах в семи от нас, окидывает приветливым взглядом и громко – какой же у него голос! – спрашивает: -Кто-то хочет прокатиться? Все молчат. Ещё бы! Новенький велосипед. Блестит под солнцем. Да кто из нас, вообще, умеет на нём кататься? Тишина затягивается, но Лётчик как истинный рыцарь готов и к такому. Это его не смущает – веселит. -Что ж, если никто не хочет, тогда… -Я! – делаю широкий шаг вперёд с высокоподнятой головой и ловлю на себе взгляды всех детей Дома. -А ты не боишься? Велосипед большой, а ты вон какая маленькая. -Я тоже большая. Ничего я не боюсь. -А кататься умеешь? Моя смелость тут же отступает. Я опускаю голову, чувствуя себя пристыженной, и еле слышно произношу куда-то в носок ботинка: -Нет. -Что ж, тогда придётся тебя научить! Иди сюда! Чуть ли ни подпрыгнув на месте, я подбегаю к нему. -Лётчик, только осторожнее, ради всего святого, - сквозь ликующую толпу доносится голос Ведьмы. Я взбираюсь на велосипед, пока Лётчик держит его, и вцепляюсь в нагретые солнцем прорезиненные ручки. Мои ноги едва касаются земли, едва-едва, только кончики пальцев. -Ставь ноги на педали! – командует Лётчик. Я уверенно ставлю ноги. Одна соскальзывает, и педаль прокручивается. Мне нравится, что сейчас всё внимание сосредоточено на мне. Я слышу, как в толпе перешёптываются. И улыбка не сползает с моего лица. -Как тебя зовут? – спрашивает Лётчик. -Рыжая, - я боюсь, что он отпустит велосипед, и я упаду. -Ну, что, Рыжая, на встречу приключениям! Моё сердце замирает. Весь мир останавливается. Взрослые всегда знают, что такое любовь. Я ещё не взрослая, чтобы знать её. Но здесь, сейчас я чувствую, как в моём теле горит огромное пылающее солнце, способное согреть тысячи бродячих собак и бездомных кошек. Мне остаётся только вырасти и сохранить эту любовь. Вырасти и сохранить. Это же так просто! Лётчик начинает разбег прежде, чем я успеваю это понять. Он идёт быстрым шагом, и я начинаю смеяться: -Быстрее, быстрее! Ещё! Я забываю о педалях и совсем их не кручу, поджимая ноги под себя. Они крутятся сами. -Педали, педали! – кричит кто-то из толпы. Я пытаюсь поймать их ногами и крутить. Лётчик ускоряется. Мы делаем большой круг перед Домом. Ещё один. -Быстрее, быстрее! – если разогнаться ещё чуть-чуть, то можно взлететь в небо. -Лётчик, осторожнее, Лётчик! – над криками ликующих ребят раздаётся голос Ведьмы. И тут толпа начинает бежать за нами. -Не отпускай, не отпускай! – говорю я. – Быстрее! Ещё быстрее! -Дай нам покататься! – кричит кто-то. – Теперь наша очередь! -Я сейчас сама! -Сама? – переспрашивает Лётчик. -Отпускай! – командую я, и он слушается. Велосипед начинает заносить то вправо, то влево, круг сужается, но я кручу педали, уверенно вцепившись в ручки. Толпа бежит за мной, догоняет, обгоняет меня и начинает хвататься за велосипед. Я падаю. Я падаю. Падает велосипед. Раздаётся дребезжание его звонка. На секунду воцаряется тишина, и кто-то начинает смеяться и тыкать в меня пальцем. Я сажусь на пыльную дорогу. На левом локте содрана кожа, а с правой коленки тонкой струйкой к лодыжке спускается кровавая капля. Я подтягиваю к себе велосипед, но кто-то из мальчишек вцепляется в него с другой стороны и тянет на себя. -Отдай! -Теперь моя очередь! -Я следующий! – рук становится больше. Я вскакиваю и изо всех сил тяну велосипед на себя. Он позвякивает, словно прося о помощи. Ведьма убирает мои руки с велосипеда, я протестую. -Хватит, - непонятно, сердится она или жалеет. Лётчик садится передо мной на корточки и спокойной спрашивает: -Несильно ушиблась? Я начинаю плакать. Неожиданно для себя. И не просто плакать, а навзрыд, захлёбываясь своими слезами. Я утыкаюсь в свитер Лётчика, и он прижимает меня к себе. Лётчик поднимается со мной на руках и передаёт меня Ведьме. -Ну, всё-всё, - её голос мягкий и тёплый, - сейчас промоем и обработаем царапины. Как она не понимает? Я ведь рыдаю не от царапин. Что такое царапина? Пустяк. Она уносит меня. Из окна медкабинета я вижу, как катаются ребята, и мне теперь не радостно, а грустно. Когда Ведьма отпускает меня, я спускаюсь на крыльцо и стою, прислонившись к деревянной опорной балке. Мне уже не хочется кататься на велосипеде. Меньше всего я люблю Пламя. Раньше я вообще не задумывалась, с кем из взрослых мне интереснее, но Пламя я прям терпеть не могу. И меня передёргивает больше всего, когда нас с ней сравнивают, ведь мы обе рыжие. Он часто приходит с ней. Она старается быть доброй и милой, но это только раздражает. Вечно таскается за Лётчиком как сырой лист, прилипший к ботинку. Из взрослых тётенек мне больше всего нравится Суфле. Она мягкая. Внутри. Как пирожное с кремом. И добрая. А не старается таковой быть. Однажды она пропадает на долгое время. На очень долгое время. Тем днём Суфле навещает нас и по традиции одаривает конфетами. От её мягких рук пахнет солнцем и травой, хотя Водоросля утверждает, что от неё пахнет зефиром, но мальчишки никогда толком не скажут, какого цвета свитер или чем пахнет чай. Традиционно в читальном зале Суфле рассказывает нам о том, что происходит в городе. Я сижу рядом с ней, так что моя рука касается её ноги. Когда становится поздно, Ведьма уводит нас спать. Но мне не спится. Сон – самое скучное занятие для тех, кто готов к приключениям. В эту ночь сильный дождь пытается пробить окна и крышу, и под весь этот стук совсем уж не уснуть. Сегодня дежурит Пастух. Он любит точить карандаши и читать книжки без картинок, делая на полях пометки. Я спускаюсь и минуты три стою, не решаясь подойти. Пастух поднимает голову и замечает меня: -Опять шило в одном месте, - бурчит он. Я радостно подскакиваю к нему. Он только делает вид, что не рад мне, но ему одному скучно, я знаю. Он не может не быть мне рад. Откуда-то из-под стола он достаёт пожелтевшую раскраску с кругами от чашки и кучу тупых карандашей. Я беру и, взобравшись на стул, приступаю к делу. -Сейчас покажу, как надо, - он подтягивает раскраску к себе и начинает ножичком водить прямо по грифелю карандаша над ней. Стружка падает на бумагу. – А теперь вот так, - он отрывает маленький чистый кусочек бумаги и начинает им растирать стружку. -Как здорово! – восклицаю я. – А теперь можно сюда зелёного? Через несколько таких просьб он доверяет мне ножичек, и я аккуратно пытаюсь добиться того же результата, что и у него. Получается не сразу, но, в целом, получается. Я докрашиваю пруд, когда в дверь кто-то стучится. Пастух поднимается и идёт её открывать. В дверях стоит высокий, мокрый от дождя. Он меня пугает. -Муха? – удивляется он. – Что ты тут делаешь? – он выталкивает его на крыльцо, но я всё равно их слышу. -Я знаю, что Суфле у вас. Позови. -Ты в курсе, который час? Ты, что, перелез через забор? -Не твоё дело. Надо с ней поговорить. -Свои шашни решайте в другом месте! Какое смешное слово «шашни». -Паук сказал. -И что, мне теперь плясать под его дудку? -Или передай ей сам. -Нет уж! Ваши разборки меня касаться не должны. Жди здесь! Внутрь не пущу. Пастух возвращается и проходит мимо меня. Лицо его сосредоточено и недовольно. Я невольно встаю со стула и провожаю его взглядом. Через несколько тревожных минут я слышу шаги, и вот появляется Суфле и брюзжащий Пастух: -Ещё свиданки я им тут в Доме не устраивал! Иди уж! Свиданки… Когда-то и меня позовут на свидание. Суфле не сразу выходит на крыльцо. Она, видимо, знает, что то, что ждёт её, малоприятно. Она улыбается мне и скрывается за дверью, аккуратно закрыв её за собой. Я тут же подскакиваю к окну и пытаюсь разглядеть, что происходит. Я ведь никогда не видела свиданки в живую! Пастух меня отвлекает, пытается усадить за стол. В конце концов, он сдаётся, и я остаюсь у окна одна. Конечно, ничего не слышно. Конечно, из-за дождя видно плохо. Но так хочется посмотреть на настоящую жизнь, на жизнь взрослых, ведь, когда я вырасту, у меня будет точно такая же! Они, кажется, ссорятся под дождём, - это мало похоже на любовь, - и в конце концов я слышу только «Паук так решил». Муха что-то забирает у Суфле и решительно уходит, растворяясь в темноте. Суфле остаётся под дождём. Милая Суфле дрожит, готовая растаять. Я оборачиваюсь на Пастуха, но тот преспокойно читает книгу. Я снова смотрю в окно и вижу, как Суфле держится за живот, нагнувшись вперёд. Это странно. Её трясёт, наверно, от холода и какой-то обиды. А потом она резко падает на колени. -Пастух, - не отрываясь от окна, шепчу я, - ей плохо… Пастух вскакивает и выбегает под дождь. Он заводит Суфле внутрь. Я успеваю заметить, какое страшное у неё лицо, искорёженное, но крови на нём нет. Я стою с открытым ртом от страха. Суфле плачет. -Марш в свою комнату! – тихо рявкает на меня Пастух, и я со всех ног убегаю. Я прячусь с головой под одеялом, потому что я знаю, что то, что я видела, я видеть не должна была. В эту ночь спать становится страшно. А через пару дней приходят Лётчик и Пламя. Они раздают нам воздушные шары, стоя на углу Дома. Несколько ребят уже успевают разобрать шарики. Глазами я ищу Водорослю, хочу позвать его запускать шары в небо и ловить. Кто не поймает – проигрывает. Я ловчее, а он выше. Я подскакиваю к шарам, улыбаясь во весь рот: -В честь чего такой праздник? – я стараюсь не замечать Пламя и общаюсь исключительно с Лётчиком. -Да так, нашли на чердаке. Решили, почему бы и нет. -Отличная идея! -Вообще-то, это Пламя придумала. Я вскользь перевожу взгляд на неё и сухо произношу: -Молодец. -Какой шарик ты хочешь, Рыжая? -Красный, - отвечаю я. Он яркий и за ним легко будет следить, отпуская в небо. Я точно сделаю Водорослю. Пламя протягивает мне шарик. Я морщу нос: -Нет, не этот. Вон тот! – я тычу пальцем в охапку шаров за их спинами. Лётчик повинуется и достаёт мне единственный в охапке красный шар. Вот бы Водоросля не взял красный у Пламя. Хотя, если так, то победить его будет ещё большим удовольствием. -Этот? -Да, спасибо, Лётчик! – Лётчик – мой принц, и я обнимаю его. Мимо проносится Тёмный. -Эй, Рыжая! – я оборачиваюсь, пока Лётчик привязывает ленту с шариком к моей руке. – А я и не знал, что вы с Пламя так похожи! У вас и цвет волос один в один. -Точно, - подтверждает Лётчик. – Вы как сёстры, - он как раз заканчивает завязывать узел, и я отдёргиваю руку: -Она мне не сестра! – грубо отвечаю я и бросаю вдогонку Тёмному: - А ты дебил! – я, поджав губы, чтобы не расплакаться, обиженно смотрю на Лётчика и убегаю. Как он мог подумать, что мы сёстры? Он! От обиды и злости я залезаю на дерево. Дурацкий шарик только мешает. Дурацкие волосы! Дурацкий цвет! Я и Пламя разные. Она лживая, самовлюблённая… стерва – вырывается из моих уст. Впервые я использую такое грубое слово. Таскается за Лётчиком как собачонка. Противная, скользкая тварь. Шарик цепляется за ветку. Дурацкий шар. Я дёргаю руку, но шарик не двигается с места. Я опускаю взгляд и вижу Пустого. Он сидит под соседним деревом. -Ты опять один? Пустой поднимает голову. -Где Водоросля? -Он… Шарик лопается и не даёт ему договорить. Звук такой звонкий, что от неожиданности я чуть не падаю с ветки. -Оно и к лучшему, - решаю я. Спрыгиваю вниз и бегу в Дом наверх. Лента с лопнувшим шариком тянется следом. В Доме тихо. Я пробираюсь в комнату Ведьмы. Она редко оставляет свой кабинет закрытым, но мало кто осмеливается сюда заглядывать. Ищу их. Большие, тяжёлые, железные. Рыскаю по полкам и шкафчикам, пока не натыкаюсь на них. Старые, почти зелёные, тяжелее, чем я себе представляла, ножницы. Портные. Пряча под кофтой, пробираюсь в ванную комнату. Осторожно выкладываю их на молочного цвета, забрызганную раковину. Ножницы предательски позвякивают. Я смотрю на своё отражение. Когда-то Швея рассказывала нам, что всех нас создал Бог. Он как великий волшебник, только живёт на небесах. И он справедливый, и добрый, и, наверное, мудрый, поэтому мы должны жить так, как Он завещает. Например, не лгать, не воровать. И в нас всегда должны быть хорошие мысли. Наверное, очень удобно быть добрым и мудрым, пока живёшь один на небе, а ты попробуй среди людей, где каждый пытается быть правым. Ещё Швея сказала, что Бог создал людей по своему образу и подобию и что первую женщину звали Ева. Она, наверное, была очень красивой, не стал ведь бы Бог создавать каких-нибудь уродов. Я всегда представляю, что у неё были длинные пышные волнистые каштановые волосы. Каштановые волосы – это красиво. Такие у Светлой. Только она за ними никогда не следит. Но я не верю, что мы все появились от Бога. Иначе как объяснить то, что у прекрасной Евы могла получится такая нескладная я с рыжими волосами и веснушками по всему телу? Мои ресницы и брови блёклые. Лицо бледное, круглое, да и ростом я небольшая. Пламя другая. У неё чётко выраженные брови, густые ресницы и губы не ниточками. А её волосы, пусть и короткие, всегда так красиво обрамляют её шею. Я не похожа на Пламя, я совсем не похожа на Пламя. Я не замечаю, как я начинаю плакать. Я не люблю себя. Я не люблю себя, потому что все вокруг считают, что я похожа на человека, которого я ненавижу. Мы разные. И я никогда не буду как она. Я лучше буду лысой или покрашусь в чёрный. Ножницы будто сами оказываются у меня в руках. Когда я подношу их к первой косичке, меня уже трясёт от рыданий. Ножницы, тугие и тупые, совсем не хотят резать мои волосы. Я ненавижу их, ненавижу их, ненавижу! Через несколько минут косичка падает на пол, прямо мне на ботинок. Я смотрю на неё, а потом на своё отражение в зеркале. Красная от слёз, я стряхиваю косу с носка ботинка и приступаю ко второй косичке. Теперь у меня короткая неровная стрижка, но мне и этого мало. Я беру пряди и начинаю срезать их под корень. Волосы сыплются в раковину, на одежду и пол. Они становятся короче, а мне легче – нет. Я откладываю ножницы, когда понимаю, что на затылке мне самой не постричь. Я аккуратно кладу ножницы на раковину и смотрю на своё отражение. Лицо сухое и красное. Отступаю. Ещё. Медленно поворачиваюсь и иду в свою комнату. Если бы можно было заболеть одним усилием воли, я была бы сейчас больна. Забираюсь под одеяло почти с головой. Плакать не хочется. Хочется исчезнуть. Я просыпаюсь от тихого шёпота. Темно. И я натягиваю одеяло на голову. -Кто это так с ней? -Да кто-то из мальчишек. Они такие. -Ой, а если и меня так! -Надо её будить. -Она хоть знает? -Надо сказать. -Кто скажет? -Ты предложила, ты и говори. Я поворачиваюсь к ним лицом и моргаю. Девчонки стоят, застывшие на месте, безмолвно, словно у памятника в музее. Я медленно сажусь, всё также укутанная в колючее коричневое одеяло. Они молчат и глазеют на меня. -Что? – спрашиваю я. Маленькая Тихая говорит «ой» и прикрывает ротик руками, когда одеяло сползает с моей головы. -Нас всех собрали, тебя не было, - говорит Светлая деловито. – Ведьма отправила за тобой. А ты здесь. Спишь. -Зачем? -Ну, так сходи, узнай. Я сползаю с кровати и надеваю ботинки. Всё происходит в полнейшей тишине под пристальным взглядом многих пар глаз. Когда я прохожу мимо доносится второе «ой» Тихой. Она только что увидела мой затылок. Странно, но мне даже приятно такое безмолвное внимание. Я обездвижила и заткнула их будто волшебным заклинанием. А стоило-то обрезать косы. Я останавливаюсь у кабинета Ведьмы. -Мальчик, ты кто? – слышится из-за спины, и кто-то большой и грубый одним лёгким ударом в спину толкает меня в комнату. -Рыжая! – восклицает Ведьма, вставая со стула. Её рука невольно припадает к щекам с характерным шлепком. – А волосы! Где твои волосы? -На мне мои волосы, - огрызаюсь я. -Батюшки мои! Вот это новости! -Бери бритву. Нечего с ними нянчиться! – говорит тот же голос за моей спиной. Я оборачиваюсь. Это старик с щетиной и седыми стриженными волосами. У него густые брови, которые торчат в разные стороны. Мешки под глазами и жёсткие огромные руки. Он выглядит грубо. Он выглядит уставшим. Пока Ведьма достаёт электробритву, я замечаю, что за её столом сидит другой человек. Он приветливо улыбается мне и безмолвно следит за мной. Мне становится неловко за свой вид. Ведьма усаживает меня на табурет и начинает водить бритвой по голове, стараясь не причитать. И дались им мои волосы. Мои же! -Ты хорошо знакома с Водорослей? – спрашивает человек напротив. На свету в его чёрных волосах проблескивает седина. Он сидит в выглаженной белой рубашке, но руки его, скрещенные на столе, такие же грубые, как у старика, который оставляет нас, как только Ведьма достаёт бритву. Я пожимаю плечами и через паузу говорю: -Мы дружим, - я молчу немного. – Нам сегодня раздавали воздушные шарики, и я хотела позвать его соревноваться. Я придумала такую игру. Но его нигде не было. -А где твой шарик? -Лопнул. -А волосы ты зачем состригла? -Да дались всем мои волосы! – я почти соскакиваю со стула, но Ведьма не даёт мне этого сделать. -Сиди смирно, - говорит она. – И отвечай, когда взрослый спрашивает. -Это всего лишь волосы. Отрастут. -Тебе не нравится твой цвет? – спрашивает мужчина. Что ему ответить? Что я ненавижу Пламя? Что меня с ней сравнивают? Что я завидую ей, потому что она ходит по всему городу? С Лётчиком? Одна? Что она красивая? -Рыжая, - растягивает моё имя Ведьма. -Можешь не отвечать. Лучше скажи, когда ты в последний раз видела Водорослю? Жужжит бритва. -Он, что, пропал? Мужчина отвечает не сразу: -Да. Бритва продолжает жужжать. -Это потому, что его здесь никто не любит и у него нет друзей. Вот он и сбежал. -Но ведь вы дружили? Бритва жужжит. -Ну… Я люблю с ним играть. Но с другими мальчишками тоже. Не всегда, но бывает. Водорослю не любят брать в футбол. Меня тоже, но, скорее, выберут меня, чем его. Ведьма заканчивает работу и выключает бритву. Она отряхивает мои плечи. Я вскакиваю с табуретки. -Он ведь вернётся, да? Мужчина недолго молчит, потом по-доброму улыбается и говорит: -Тебе так очень идёт. Я начинаю плакать. На следующий день после завтрака нас оставляют в столовой, чтобы сказать, что произошло на самом деле. Всё тот же мужчина в белой рубашке спокойно-сдержанно говорит: -Мы посчитали разумным рассказать вам правду. Во-первых, ложь ни от чего вас не убережёт. Во-вторых, мы хотим предотвратить подобные случаи, - его голос хорошо поставлен и не дрожит. А мне всегда страшно стоять перед взрослыми. Разве взрослым нестрашно стоять перед детьми? – В прошлую ночь Водоросля ушёл за забор через дыру, о которой нам не было известно. Он отправился на заброшенную стройку. Вероятнее всего – так предполагает Художник – Водоросля упал с большой высоты. Он разбился. Насмерть. Бывает, Ведьма обливает нас холодной водой. Она называет это закаливанием. Прям из тазика сверху. И самое страшное, когда сердце переворачивается в груди, - это когда вода только-только касается головы. Или когда летишь с велосипеда. Страшно только в первую долю секунды, а касаться земли уже не страшно. «Насмерть» - это как первая доля секунды, растянутая по всей столовой. «Насмерть» - это значит «навсегда». Не зря же у них одно начало. Рядом со мной Тихая по слогам почти беззвучно произносит это мерзкое слово, пытаясь уловить его смысл. Ей четыре, а я вдвое старше. Сама от себя не ожидая, вдруг вскакиваю на ноги. Все глазеют на меня, а у мужчины поднимаются брови. Я стою. Я стою и совсем не хочу садиться. -Проход мы вчера закрыли, - продолжает мужчина, ненадолго задерживая на мне свой взгляд. Глаза у него чёрные, как морская бездна. – Мальчика увезли на кладбище и похоронили. Все вдруг оживают и начинают шептаться. Ну, конечно! Кто не знает баек о кладбище? Я неожиданно вспоминаю, что мы должны были идти с Водорослей за волшебными кристаллами. Он один меня тогда поддержал. Я не замечаю, как сажусь под общий гул. -Убедительная просьба, - ничуть не повышая голос, мужчина продолжает свою мысль. Взрослые умеют достигать своей цели. – Подумайте хорошенько, может, вы что-то замечали за ним или видели в ту ночь, в тот день. Подумайте. Он кивает Швее, и та с Рыбаком начинает уводить детей из столовой. Мимо меня проходят, а я сижу, потому что я – неподвижная статуя. Если бы Медуза Горгона была мужчиной, то она была бы этим, в белой рубашке. Я встаю, когда почти все выходят, и подхожу к нему. -Значит, он не вернётся? – я смотрю на его сверкающие чёрные ботинки. -Он разбился. -Я думала, он ушёл, чтобы вернуться. Я думала, когда он вернётся, он расскажет про свои приключения в городе, о самом городе и… и… и его все полюбят, и будут с ним дружить, - воздуха мне не хватает. -Он разбился. -Насмерть? -Насмерть. Я не могу заплакать. Как глупо! Это бы сейчас так помогло. Мужчина осторожно берёт мою ладонь и сжимает её в своей. Я и не думала, что плакать бывает так сложно. Ни единой слезинки. Мужчина выводит меня из столовой и ведёт в комнату девочек. Я не понимаю этого, а просто иду за ним. Ноги сами идут как заколдованные. Лёгкие сами дышат. А слёзы всё никак не катятся. Весь день я помню смутно. Кажется, всё идёт как всегда. Летнее солнце жарит, облака лениво тащатся по небу. Мы едим, нас выводят гулять. На следующей день я поднимаюсь наверх. Знаю, что все сейчас во дворе, и мне сильно хочется зайти к нему в комнату. Девочкам туда нельзя. Но я была там уже несколько раз и знаю, где его место. Он говорил, что не помещается в кровать и из окна дует. Я не представляю, как мальчишки спят там, живут там, когда его нет. Дверь в комнату мальчиков приоткрыта. Я осторожно касаюсь её рукой, и она, поддаваясь моему давлению, отворяется полностью. Пустая комната с такими же железными на пружинах кроватями, как и у нас. Те же льняные пожелтевшие от времени простыни, наволочки и пододеяльники. Из окна доносятся голоса с детской площадки и птицы. На его кровати сидит мальчик. Незнакомый мальчик с кудрявой головой. Он смотрит себе под ноги, когда я появляюсь в дверном проёме, а потом на меня. Я смотрю ему в глаза. Почему он сидит на кровати? Мы молча смотрим друг на друга. Долго. -Это не твоя кровать, - твёрдо произношу я, спустя какое-то время. –Уходи! -Я сплю на этой кровати несколько дней. -Неправда, - делаю шаг вперёд – и вот я уже в запрещённом мне помещении всем телом. – Это кровать принадлежит другому мальчику! -Кому? -Его тут нет, - я отвечаю не сразу, но всё так же решительно. -Если его тут нет, значит, я могу на ней спать. И сидеть. И лежать. Он ложится на кровать прямо в ботинках. И пусть они пока ещё не запачканы улицей, это совершенно бестактно. И возмутительно! Я командирским шагом подхожу к нему и сбрасываю его ноги с кровати на пол. Он то ли испуганно, то ли удивлённо смотрит на меня – по нему не понять – и садится. -Кто ты такая? -Твой ночной кошмар! Вставай, - я хватаю его за руку и тяну на себя. – Ну же, вставай! -Я Толстый. А ты давно здесь? Я отпускаю его. Почему он задаёт все эти глупые вопросы, так беспечно рассиживая на кровати Водоросли? -Так ты встанешь или нет? -Нет. -Иди на улицу! Погуляй! Познакомишься с ребятами. Я не видела тебя в столовой. А может, не обращала на него внимания. -А почему ты не на улице? – он спрашивает просто, без издёвок. -Потому что я хочу быть здесь. -Чтобы повидаться с тем, другим мальчиком? -Чтобы повидать его кровать! Она нахмуривает брови и становится очень серьёзным. -Я ничего не понимаю. Я сажусь рядом с ним. Наверное, он ничего не знает. Сидит тут один-одинёшенек, ни с кем не играет. Ещё не подружился ни с кем толком. Да и куда его было взрослым селить, как не на эту освободившуюся кровать? -Тот мальчик умер, - я говорю это так просто, словно это случилось много лет назад. -Умер? -Ну да, - я молчу немного. – Знаешь, что это такое? Он пожимает плечами. -Умер – это значит ушёл навсегда, значит, что не вернётся. -А если всё-таки вернётся? -Не вернётся. -Значит, эта кровать теперь моя? Что за бесчувственный чурбан! Я бросаю на него язвительный взгляд. Он протягивает руку к моей голове и аккуратно трогает коротко бритую голову. Я вдруг вскакиваю – так мне это неприятно. -Я просто хотел потрогать. -Ты дурак! -У них такой необычный цвет. Как у огня. Я выбегаю из комнаты и на лестнице сталкиваюсь с Пустым, чуть не сбивая его с ног. -Что это за задница рассиживает на кровати Водоросли? – и почему я решаю выместить злость на самого безобидного из нас? Пустой смотрит на меня испуганно. -Это Толстый. Он совсем недавно тут. А что ты делала в комнате мальчиков? -Мимо шла. -Он безобидный. -Да уж! И бесчувственный! И тупой. -Он просто боится. Пустой смотрит куда-то поверх меня. -Рыжая, - вдруг произносит он и запинается, - если бы ты знала, как упал Водоросля, ты бы рассказала? Мои глаза невольно округляются. Пустой подозревает меня? Ну да, логично, мы хорошо общались в Водорослей. Хотя Пустой тоже. -Но я ничего не знаю! – мой голос почему-то взлетает вверх. -Нет, ну, если бы ты знала или знала того, с кем он пошёл, ты бы рассказала? -Тебе? -Взрослым. Я вдруг всё понимаю и отступаю назад. Забывая, что мы на лестнице, я запинаюсь о ступеньку сзади и падаю. -Ты что-то знаешь? Пустой молча мотает головой. А потом, опустив голову, кивает. Один раз. -Ты что-то видел? – невольно шепчу. Губы его дрожат. Мальчики не плачут? Плачут. Просто это скрывают. -Он пошёл туда за мной, - он поднимает на меня свой взгляд, и в его глазах стоят слёзы. Губы продолжают дрожать. Он сам весь дрожит. -Ты убил Водорослю? -Нет, нет! – он кричит, а потом говорит тихо-тихо: - Да. Помню, что я сбегаю вниз по лестнице. Помню, что Пустой кричит мне вдогонку «Рыжая! Рыжая!». Помню, как меня ослепляет и оглушает улица. Помню, как становится громко и душно. А дальше ничего не помню. Почему взрослеешь, когда совсем этого не ждёшь?