Тишина, с которой я живу

Когда Хирург объявляет мне, что я – ищейка, я не понимаю, что это значит. А это значит многое. Например, что мне теперь нужно собрать свой отряд. Или то, что теперь на мне большая ответственность. И, конечно, то, что помимо меня есть ещё три ищейки: Аквамарин, Жаба и Паук. Все они мужского пола, а я девушка. Хирург говорит, что между нами не должно быть конкуренции. Наша задача – обеспечить существование на должном уровне себя и своего отряда. Но я буду честна, одна девушка против троих парней не имеет шанса быть на том же уровне. И тогда я понимаю, что ищейка не может иметь пола. А может даже, скорее быть мужчиной в своих поступках, чем женщиной. Потому что женщина, которая занимает высокую позицию в мужском мире, не может оставаться женщиной. На мне лежит колоссальная ответственность. Она ложится мне на плечи именно в тот момент, когда Хирург называет меня ищейкой. Трое других были определены ранее. Я не могу быть слабой с ними. Я должна защищать свой отряд. Я не могу быть слабой со своим отрядом, потому что они должны не только знать, но и чувствовать, что могут на меня положиться. И тогда я понимаю, что я вообще не имею права быть слабой. И это не то, кем я хочу быть. Когда я понимаю, что мне нужно собирать отряд, я понимаю и то, что мне нужна сила. Физическая сила. Мне нужны парни. Я предлагаю почти всем парням вступить в мой отряд. Мне не важны их особенности, мне важен их пол. Парень с татуировками первый, кто мне отказывает, и первый, чья улыбка меня очаровывает: -Извини, но я уже дал своё согласие Жабе. Я человек слова. Но приятно познакомиться, Календула, я Кислород, но ты можешь называть меня Кислый. Он протягивает мне руку, и я протягиваю свою, чтобы её пожать. Но он целует её, не отрывая от меня взгляда. Всего пару часов назад мною было принято решение не быть слабой, и вот я стою напротив человека, с которым я готова быть таковой. Итого в моём отряде пять парней: Шквал, Старик, Лезвие, Броненосец и Холод. И две девушки: Пантера и Русалка. Первый год выдаётся самым тяжёлым. Мы учимся жить в городе без инфраструктуры, где всё только выстраивается, где есть свои законы, которые нам только предстоит познать. Но молодость на многое закрывает глаза. Город большой и светлый. Мы счастливые и свободные. Учимся правильной добычи самородков, практикуем навыки поиска домов. Пару раз в месяц устраиваю посиделки. Сначала только для своих. Так мы сближаемся и узнаём друг друга получше. Я много общаюсь с другими ищейками, чтобы не пропустить что-нибудь важное. Открыто на контакт идут Жаба и Аквамарин. Но Аква сам по себе парень флегматичный, а вот Жаба со своими ребятами полны энергии. Все у него играют на музыкальных инструментах и поют. Жаба предлагает совместное дело – провести первую масштабную вечеринку для всех желающих. И эта идея мне безумно нравится. Я выбираю дом – большое здание не для жилья в три этажа с залом и сценой, большими коридорами и несколькими комнатами. Стулья парни – мои и Жабы – растаскивают по коридорам, чтобы освободить место для танцев. Потом приносятся инструменты. С Жабы – музыкальная программа на весь вечер, с меня – еда и напитки. Мне нравится процесс подготовки. О еде договариваюсь со Шлюхой. Маленькое кафе, которое пользуется большой популярностью, - вот и весь бизнес Шлюхи. Но клиентоориентированность на высоте. Поскольку это всё требует затрат, мы с Жабой решаем установить взнос на вход, хотя бы чтобы выйти в ноль. На вечеринку приходят, наверное, все. По крайней мере, так кажется. Нас не много в городе, но я давно не видела, чтобы все собирались под одной крышей. Тут не только мы, но и Паук со своей командой, и Аквамарин, а ещё и старики. Всем хочется почувствовать веселье и забыть о рутине. Это заряжает меня. Эта вечеринка до сих пор остаётся самой значимой для меня. Город в это время кажется полным возможностей, а я – сил и радости. Парень в татуировках, таскавший стулья, отлично поёт и играет на гитаре. Он в группе Жабьих исполняет какую-то драйвовую песню, которую я никогда не слышала. Он посвящает её «всем представительницам прекрасного пола в зале». Я смотрю, как он выступает на сцене, пока все вокруг танцуют и любуюсь его движениями рук, его голосом, его страстью к этому делу. Он поёт в толпу, но на деле он будто не здесь, а где-то далеко. И меня это завораживает. Я влюбляюсь не в него, а в ту энергию, что он в себе хранит. Нет, не хранит, он охотно делится ею со всеми окружающими, он заряжает остальных. И я тоже хочу полниться такой же энергией, хочу светить, заряжать, вдохновлять. Хотя бы себя. Хочу чувствовать себя уникальной, важной, не такой как все. В своём безумном ритме он танцует со Смог. Она тоже из Жабьих, так что неудивительно, что она так хорошо чувствует музыку. Они словно всю свою жизнь танцуют. Когда музыка сменяется, я подхожу к Смог. Она дышит тяжело и пьёт воду из стаканчика. Лицо её красное и счастливое. -Ты невероятно танцуешь! – делаю я комплимент. -О, я? Ты смотрела на меня? – она улыбается, её короткие седые волосы прилипли ко лбу и щекам. – А я думала, что все смотрели на Кислого. -И это тоже, просто я подумала, может, ты дашь мне несколько уроков по танцам? -Чтобы танцевать, не нужны уроки – чувствуй музыку. -Нет, я про серьёзные танцы. Этому ведь можно научиться? Она ставит стаканчик на стол. -Можно. Только парой уроков тут не обойдёшься. -Хорошо, тогда я готова взять не пару, а целый миллион. -Ладно, но нужно переговорить с учителем, - она переводит взгляд в центр толпы, где парень в татуировках, закатав рукава, уже танцует под другую музыку, заводя толпу. -Он твой учитель? Но я не хочу с ним, я хочу с тобой. -Он танцует значительно лучше, чем я, - Смог переводит взгляд на меня. – Ты, что же, его боишься? -Нет, просто… -Он тебе понравился? – она лукаво улыбается. Меня бросает в краску. -Не то, чтобы понравился, просто… -Брось, с такой харизмой в него невозможно не влюбиться. -Я его совсем не знаю. -Но и меня тоже. -Да, но он парень, а я совсем не умею танцевать, и с ним я буду безумно смущаться, а с тобой мне будет комфортнее. -Хорошо. Но если Кислый спросит меня, почему ты обратилась ко мне, а не к нему, то я скажу, что ты сама отказалась от него. -Пожалуйста, не надо. Мне не хочется становиться искрой конфликта. -Не волнуйся, он не обидчивый, - она снова лукаво улыбается. – Его это, скорее, раззадорит. И с этого момента начинается моя любовь к движению, к осознанию себя, своего тела и своих эмоций. Смог учит меня не только двигаться, не только слышать музыку. Она учит слышать себя и не бояться себя и своих мыслей. Смог не вела занятий раньше, но у неё прекрасно получается. Она выше и стройнее меня. Её движения осознаннее и точнее. И плавнее. И, конечно, красивее. Я хожу в район Жабы заниматься танцами, потому что она там живёт, почти каждый день. Смог находит отличный дом для занятий с огромными зеркалами во всю стену. Они в пыли и грязи, так что пару раз до и после занятий мы остаёмся ней, чтобы их отмыть. Болтаем и шутим. Она мне – порою так кажется – ближе моего отряда. Но в нашей принадлежности к разным отрядам есть своя прелесть. Мы успеваем соскучиться друг по другу, и нам есть, что обсудить при встрече. Смог становится моей подружкой. Она почти всегда, если у них не планируется ходка, провожает меня до границы района. А в один из дней она предлагает не чахнуть в пыльном помещении и провести занятие на улице. Это меня немного пугает, ведь нас могут увидеть. Смог на такое только смеётся: -Танец – это ты. Если ты стесняешься своего танца, значит ты стесняешься себя. Зачем же так жить? И потом, никому нет до нас дела. Ну и в-третьих, когда-нибудь на своей же вечеринке ты затанцуешь. И поверь мне: когда-нибудь ты побьёшь Кислого. Середина сентября. Солнце греет своими последними лучами, и все мы ловим это тепло, зная, что впереди нас ждут морозы и ветра. Солнце осенью как будто в банке. Словно закупорено. Оно неподвижно, оттого так мало тепла. Оно исчезает, потому что мы его жадно хватаем. Такова уж природа человека: жадно хватать и наслаждаться, а потом страдать в отсутствии. Смог выбирает небольшое пространство между двумя зданиями. Мы с ещё двумя девочками расчищаем пространство, чтобы нам было удобно: избавляемся от осколков и камней. Мне приятно, что, кроме меня и Смог, тут есть ещё, тогда кажется, что любопытные дома фокусируются не на мне, а на всех сразу, а от того не так страшно. Смог сидит на кахоне, отбивая нам такт. Последние дневные лучи огибают наши горячие тела. Я красная и счастливая танцую под ритм в желтоватом сарафане до пят. Где-то слышится смех. Поднимаю ногу почти как балерина из книжки. Я вполне могу дотянуться до неба. Мы смеёмся. Пока собираем вещи на закате – теперь холоднеет быстро, - ко мне подходит Кислый: -Доброго! Я оборачиваюсь. -Не хочешь потанцевать со мной на ближайшем вечере под музыку ребят? – он рукой указывает назад, где я замечаю несколько парней. – Они тут кое-что репетируют. Можем сделать показательное выступление. Зажжём толпу. Он так искренне и широко улыбается. -Нет, спасибо. -Нет? – он разводит руками. -Я ещё не готова танцевать на публике. -Но ты только что танцевала на публике, мы с парнями сидели вон там, ты просто не видела. Мимо проходит Смог с девчонками. Она загадочно улыбается мне. -Моё нет значит нет. -Но так ты никогда не будешь готова. -И это будет мой выбор. -Но танец нужно показывать. -Ты танцуешь, потому что ты любишь внимание, Кислый, а я танцую, потому что люблю сам танец. Это разные вещи. Завязываю мешок и ухожу. Мне чертовски приятно, что я отказала Кислому. Даже до конца не понимаю почему. Хотела бы я танцевать с ним? Может быть. Но точно не тогда, когда на нас смотрят около десятка пар глаз. Я ведь налажаю, споткнусь где-нибудь. Его обворожительная улыбка всё исправит, но ощущение позора это не перекроет. Кислый оказывается не дурак. Мало того, что он харизматичный, так ещё и умный. Ту вечеринку мы с Жабой устраиваем в стиле пышных юбок и строгих костюмов. Парни в костюмах – это отдельный вид искусства, но Кислый превосходит их всех. Белая рубашка с закатанными по локоть рукавами, из-под которых – забитые татуировками руки. Боже! Одно это вызывает во мне страстное любопытство. Мне очень хочется их коснуться. На меня эти закатанные рукава производят колоссальный эффект. Будто на талии сдавливает тёплый тугой ремень, и я не могу удержаться, чтобы не улыбаться. Я слежу за вечеринкой. Кислый как всегда танцует со Смог. Она одета под парня: в рубашку с бабочкой и прямые брюки, но это всё ей чертовски идёт, особенно под её короткую стрижку. Потом он вдруг вбегает в толпу и выманивает Жабу танцевать с ней. Огромный и неповоротливый, он пытается не подавать виду, что это не входит в его планы. Его танец вызывает невероятный фурор толпы. И Кислый подхватывает идею Смог, тоже вбегает в толпу. В мою сторону. Сердце замирает. Сейчас он вытащит танцевать меня! Он хватает девушку с рыжими волосами в зелёном платье. Он стоит по правое от меня плечо. Он тянет её в центр, оглядывается на меня, улыбается и подмигивает. А я стою без лица. Теряюсь от обиды. Он выбрал её, потому что… Ну, конечно, он выбрал её, потому что я сказала, что не готова танцевать. Вот и пожалуйста. Мои щёки горят от досады. Все вокруг танцуют, а я стою у стены, словно сама невидимая стенка. Потом музыка меняется. Медленный танец. Конечно, каждая девушка мечтает, чтобы её пригласили танцевать. Но мне уже всё равно. Я даже не ищу его в толпе. Я ведь отказала, значит всё. Пытаюсь собраться с мыслями и понять, как проветрить мозги. Поворачиваюсь и почти что врезаюсь в Броненосца. Он приглашает меня танцевать. Теряюсь. И в момент моего замешательства появляется Кислый: -Боюсь, эта девушка уже приглашена, - он галантно протягивает мне руку. Я растерянно смотрю на него и его ладонь, потом на Броненосца. Кислый же врёт. -Но ты меня не приглашал, - решаю быть честной. -Как же? – его брови поднимаются в удивлении, - Просто ты отказала, вот я и подумал, что женское «нет» может быть «да». Так, может быть, да? Мне нравится его настойчивость. Мне нравится его искренность. И он сам мне тоже нравится. Улыбаюсь ему. Его рука тёплая. Мы выходим в толпу, и он кладёт мне руку на талию. Мне так неловко смотреть ему в глаза – две чёрные бездны, что утыкаюсь лбом в плечо. -От тебя пахнет свежескошенной травой, - тихо произносит он. Улыбаюсь. Он прижимает менять чуть сильнее, и в груди пробегают мурашки. На утро, когда я просыпаюсь, вся моя голова оказывается усыпана розовыми гвоздиками и маргаритками. Я долго сижу перед трюмо и любуюсь собой в зеркало. Хирург говорит, что мои цветы полезны и их нужно сдавать Швее, она-то уж придумает, что с ними делать. И раньше я приносила ей по одному-двум цветкам, но сегодня будет целый букет. Этим утром я обрадую Швею. Швея – маленькая, чуть полноватая женщина с сединой в русой толстой косе, часто собранной на голове в култышку, и сухими руками. Она усаживает меня на стул перед большим зеркалом и, аккуратно орудуя инструментами, вынимает по цветку из волос. -Высушу и сделаю какой-нибудь отвар, - говорит она, выкладывая цветы на тонкое льняное полотенца, разложенное на кровати. – Отчего же их так много на этот раз? Улыбаюсь и молчу. И Швея, конечно, всё понимает. -Кто бы он ни был, - продолжает Швея, - он обрёл сокровище. В конце концов, ему с тобой несказанно повезёт. -Думаешь? -А как же! Все женщины склоны осуждать своих мужчин за отсутствие цветов, а твой будет собирать их прямо с подушки. Мы смеёмся. -Но всё-таки приноси цветы мне, я сумею сделать из них что-нибудь полезное. Иногда смотрю на твои цветы и думаю: было бы здорово иметь хотя бы небольшой сад у дома. -Я благодарна тебе за то, что мои цветы не завянут со временем, а на что-нибудь сгодятся. Когда Хирург объявил, что я ищейка, я сначала испугалась. Ну, какой из меня лидер? Я против троих парней. Паук, Жаба, да даже Аквамарин поначалу внушали страх. И я думала: кто, вообще, согласится пойти за мной? -Но ведь согласились, - Швея вынимает последнюю маргаритку и берёт расчёску. -Да. -Думаю, что они тоже боялись, - мягкие щетинки расчёски приводят мои волосы в порядок, - просто никто из вас не показывал это перед другими. Смелость ведь не отсутствие страха. -Разве? -Иногда смелость – это отступить и отказаться от чего-то, настоять на своём. А иногда бояться, но делать. Вы ведь все были в одинаковых условиях: вы боялись, но делали. Знаешь, Календула, тебе бы посетить Хирурга. Клумба на твоей голове меня, конечно, радует, но как бы тебе потом это не аукнулось. Пусть он проверит. -Хорошо. Когда мы покидали Хирурга, он собрал нас четверых и сказал, что мы не можем приходить по одному. С нами обязательно должен быть как минимум ещё один, только в этом случае Хирург укажет путь к нему. Я прошу Жабу пойти со мной. Он мой напарник, и я ему доверяю, мало ли что там выявит Хирург. Хирург оставляет Жабу ждать в тёмном зале, а меня отводит в комнату с ярким искусственным светом и белым кафелем на стенах и полу. Комната вылизана до блеска. С одной стороны стоит стол с папками, по середине – кушетка с лампой над ней. Обивка кушетки неприятно молочного цвета. Мне здесь неуютно. Знаю, что у Хирурга по всему кварталу оборудованы комнаты для процедур и опытов, но в них чувствую себя словно голой. В тёмных комнатах, где он всегда нас встречает, нет электричества, и, прячась в отблесках свечей и каминного огня, становлюсь менее заметной. Эта темнота иногда давит, словно съедает половину меня, но в светлых комнатах я на виду и спрятаться негде. Хотя от чего тут прятаться? -Швея посоветовал прийти к тебе. -Что тебя беспокоит? – он указывает рукой на кушетку с приподнятой спинкой. Я чуть мнусь и принимаю наполовину лежачее положение. Моим босым ногам холодно ступать по плитке. Я поправляю длинный подол сарафана в мелкий голубой цветок. -Меня ничего. Сегодня утром на моей голове был целый букет. Вот Швея и… Хирург заходит сзади и поправляет положение кушетки так, чтобы я была полностью в сидячем положении. Это меня успокаивает. Лежать перед малознакомым мужчиной вызывает во мне напряжение. -Откинь голову. Он пододвигает к себе столик на колёсиках с инструментами и осторожно начинает копаться в моих волосах. На руках его – белые латексные перчатки. Мне не нравится их искусственный запах, но я не подаю вида. -Что случилось накануне? -Мы с Жабой устраивали вечеринку, веселились. -Ты что-нибудь пила? -Чуть-чуть. Хирург аккуратно выдёргивает пару волосков и складывает их в прозрачный пакетик. -Говорила с кем-то? -Со многими. -Танцевала? -Да, - улыбаюсь, вспоминая Кислого. – Да. Хирург останавливается. -Как его зовут? Голос его какой-то строгий и немного неприятный, словно он пытается выяснить то, что ему знать не положено. -Это важно? – поворачиваюсь к нему. -Нет, - его голос становится мягким. – Ты переживаешь сильное эмоциональное потрясение. Думаю, ты сама понимаешь, о чём речь. -Это плохо? -Я так не думаю. По-моему, это очень положительно сказывается на тебе. Какие были цветы? -Маргаритки и гвоздики. Значит, ничего опасного? -Думаю, это положительное изменение. Но я бы предложил тебе остаться. Всего на пару дней. -Почему? – внутри всё сжимается. Хирург что-то не договаривает? -Не бойся, - он приятно улыбается. – Я всего лишь хочу знать, произошли ли другие изменения. Хочу изучить тебя получше, с твоего согласия, конечно. -Но мне нужно вернуться в город. Перспектива оставаться одной с Хирургом в этом царстве бесконечных коридоров и тестов меня не радует. -Поэтому лишь на пару дней. Я передам Жабе, что ты задержишься на два дня. У тебя команда, я понимаю. Они нуждаются в тебе, но за два дня с ними ничего не случится, а мы узнаем о тебе чуть больше. Разве не прекрасно? Жаба им передаст, а через два дня ты вернёшься. По рукам? – он снимает перчатку с правой руки и протягивает её мне для рукопожатия. Я бы хотела отказаться. Пожимаю руку. Хирург держит своё обещание. Я провожу у него дополнительные два дня. Он берёт образцы моей кожи, ногтей, крови и слюны. Проводит какие-то опыты, на которых я не присутствую, так что я почти всё время предоставлена самой себе и брожу по комнатам в поисках чего-то занятного. Открываю дверь в одну из знакомых комнат. Именно здесь Хирург собрал нас четверых и сообщил, что мы все ищейки. С тех пор прошло, пожалуй, пару лет. В комнате растут самородки. Это непривычно, наверное, потому что нам приходится лазать за ними в дома, а у Хирурга они растут прямо в комнате. Хотя я не удивлюсь, если узнаю, что он их создал искусственно и изучает. Аккуратно прохожу внутрь комнаты. Одна небольшая друза на полу мерцает. Сажусь перед ней. Тот же букет цветов, только каменный. -Осторожно, - слышу я голос Хирурга за спиной. – Ты же помнишь, что они ядовиты? -Откуда они здесь, - я поднимаюсь. -У меня нет ответа на этот вопрос. Они просто есть в этой комнате. Почему они появляются в других домах? -Я не знаю. -Никто не знает. Но, вероятнее всего, они находят благоприятную среду и растут в ней, только и всего. Но главное ведь не они, их много, - он берёт меня за плечи и выводит из комнаты, - а вы – те, кто обладает особенностями. Она ведь есть не у всех. У меня, например, её нет, а у тебя есть. Почему? -У меня из головы растут цветы. Не такая уж это и особенность. -Помнишь, какие были твои первые цветы? -Календула. -Да. Поэтому я так тебя и назвал. Мы движемся вдоль коридора по одному лишь ему известному маршруту. Вдоль потолка слева и пола справа светят тусклые лампочки. -Я провёл дополнительный анализ твоих волос, ещё тогда, и он выявил, что твои волосы обладают противовоспалительными свойствами. Но это было известно ещё в первый раз. -Поэтому ты и отправил меня к Швее. -Да. Но в этот раз я выявил кое-что ещё, - мы останавливаемся у тяжёлой железной двери, запертой на мощный засов. – Анализ крови не дал никаких результатов, но вот анализ кожи губ и слюны… содержит в себе экстракт табака. А насколько мне известно, ты не куришь. -И что это значит? -Пока не знаю. Но экстракт крайне слабый. Хирург открывает дверь. -Я продержал тебя два дня, и тебе пора возвращаться к своим, так что не смею задерживать. Если я узнаю что-то ещё, я тебя позову. Спасибо, что доверилась. Это пасмурный день. Едва моросит. Я спешу добраться до жилых районов, чтобы скорее увидеться со своими. Проходя мимо завалов, стен и пустых серых зданий, я ещё не знаю, что… Молодость ничего не знает, но во всём уверена. Молодость просто живёт. Я не успеваю дойти до своего района, как меня перехватывает Кислый. -Жаба сказал, что Хирург оставил тебя у себя. Всё в порядке? -Всё в порядке, - улыбаюсь. Приятно осознавать, что он переживает за меня. Может, вообще, нужно было пойти к Хирургу с Кислым. От этой мысли мне становится беспокойно. А если бы со мной было что-то не так, хотела бы я, чтобы Кислый знал? Нет. По крайней мере, честный ответ. Мне хочется быть перед ним сильной, и красивой, и счастливой. Наверное, потому что такой делает меня он. Не нарочно, сам не осознавая. -Я хотел спросить… -Сходишь со мной в библиотеку? – прерываю его. -А? Тебе нужно в библиотеку? Пойдём, конечно. Сейчас? -Я скажу своим, что вернулась, и мы можем идти. -Хорошо. Он улыбается. Я улыбаюсь. Мы словно общаемся улыбками. Что-то тёплое изнутри сдавливает мою талию, и я чувствую лёгкий жар в груди. Лёгкая дрожь. Все бросаются обнимать меня с криками «Календула вернулась», срываясь с мест и смеясь, словно меня не было целую вечность. Но за эти два дня они и я так успели соскучиться друг по другу. Мне бы хотелось уметь закупоривать счастье в склянки как снежные шары и трясти их, осыпая себя фрагментами самых солнечных воспоминаний. Меня усаживают, наливают горячий чай и расспрашивают обо всём. Я отвечаю обрывисто, постоянно поглядывая на дверь и нелепо улыбаясь от того, что очередной вопрос пролетает мимо ушей. Мне удаётся вырваться минут через пятнадцать. Погода не меняется, но, когда на сердце хорошо, всё приобретает оттенок романтичности, и даже дождь или грусть сразу превращаются в нечто более глубокое и нежное. Он ждёт меня у входа под козырьком. Снова встречает меня совей лучезарной улыбкой. -Идём? – он протягивает мне руку с рукавами чёрной рубашки закатанными до локтя. Улыбаюсь, беру его за руку и прячу взгляд. Мы так и идём по улицам, держась за руки. Если нас кто-то видит из окон, что они думают? Что думают пустые дома, провожая нас взглядом? О чём шепчутся обрывки обоев и трепещут лёгкие пыльные занавески? Будто всё тело пронизано миллионами иголок, но это так приятно. Это так приятно, что не хочется, чтобы это заканчивалось. Мне хочется думать, что те или то, что нас видит, верит, что мы вдвоём. Ведь мы и правда вдвоём во всём городе. Я и Кислый. Библиотека – семиэтажное здание без двери, но со стёклами в оконных рамах. Недалеко поскрипывает детская карусель от усилившегося ветра. Холодает. -Я взял два фонарика, - говорит Кислый, доставая их из своего маленького чёрного рюкзака. – Понадобятся. Он входит первым. -Что будем искать? -Про табак. -Табак? – он смеётся. – Собираешься делать сигареты? -Нет, - включаю фонарик, потому как внутри достаточно темно. – Хирург сказал, что во мне содержится экстракт табака. -Что это значит? -Не знаю. Да он сам не знает. Хочу разобраться сама. -А я уж надеялся на приворотное зелье. -Из табака? Он пожимает плечами. В библиотеке пахнет пылью. Скрипят половицы, и веет холодом от стен. Коридоры с мягкими изодранными кожаными диванчиками, выцветшившие от времени, и деревянные потрескавшиеся столики. Мы двигаемся вдоль стеллажей в поисках буквы Т. Кислый начинает шмыгать носом от пыли и чихать. Вдруг из-за стеллажа нас ослепляет яркий свет. Сощурившись и прикрывшись рукой, пытаюсь разглядеть, кто там. -Что вам тут надо? – голос незнакомый. -Убери фонарь, - Кислый говорит строго и рукой преграждает мне путь. -Что вы тут делаете? Разве вы не знаете, что это опасно? Незнакомая фигура чуть опускает фонарик, и я вижу чуть вытянутое лицо. Лысая голова, чёткие черты лица, острые скулы. Пыльная майка с широкими лямками на худых плечах и местами порванные джинсы с цепями. -Здесь неопасно. Здание в порядке. Самородков тут нет, - говорю я. -Ты Календула? Откуда известно? -Я Шлюха. Может быть, слышали обо мне. Шлюха протягивает свою тонкую руку с длинными пальцами. Кислый пожимает её. Я тоже. -А ты, мальчик? -Кислород. -Умно взять с собой ищейку, Кислород. Вас только двое? -Да, - отвечаю я. – Это твой дом? Шлюха звонко смеётся: -Это библиотека. Какой идиот живёт в библиотеке? -Тебе тоже нужны книги? -Нет. Мне нужно кое-что другое. Ты, милочка, ищейка, но есть кое-что, что даже такие, как ты, не могут учуять. Бросаю мимолётный взгляд на Кислого. Он выглядит непривычно серьёзным. Эта внезапная встреча мне не нравится. -В этом здании тень, - продолжает Шлюха. – Я охочусь на неё. -Зачем? -А это уже не ваше собачье дело. И, если уж откровенно, вы мне помешаете. -Мы пришли за книгами. -Здорово. Оставайтесь здесь, пока я не покину библиотеку. Шлюха продвигается по коридору вперёд, Кислый решает идти следом. -Кислый! – полушёпотом зову я. Шлюха оборачивается: -Что-то непонятно из моих слов? Разве Хирург не объяснил, что тени – это опасно? -Объяснил, - отвечает Кислый. – Но ты-то их почему-то не боишься. -Мне просто плевать на Хирурга. И на вас. Хотите подвергать себя опасности – добро пожаловать, - Шлюха делает широкий жест рукой, приглашая нас идти первыми. Кислый делает пару уверенных шагов вперёд, но Шлюха останавливает его, резко касаясь пальцами его груди. -Храбрый мальчик. Выпендриваться будешь перед Календулой, а передо мной не надо. Шлюха делает несколько шагов вперёд к тяжёлой железной двери. Я подхожу к Кислому и чуть касаюсь его руки: -Пойдём отсюда? Он едва заметно мотает головой. Меня это настораживает. Неужели ему нестрашно? Мне очень даже. Но не могу же оставить его тут одного, вместе со Шлюхой и тенью. Шлюха не вызывает доверия, а наличие тени пугает. Мы никогда раньше не сталкивались с ними, но Хирург рассказывал, как они могут быть опасны. Хотя точно не известно, чем и как они могут навредить, но в том, что эти существа враждебны, Хирургу удалось нас убедить. Я вижу на лице Кислого неподдельное любопытство. Страшно ли ему? Возможно. Он замечает мой серьёзный и полный недовольства взгляд. -Всё в порядке. Я рядом. Это должно меня успокоить. Но это так не работает. Не потому, что я не доверяю Кислому, а потому, что теням мы не ровня. Мы мало что о них знаем. У нас нет ничего против жаждущих нас теней. Шлюха открывает дверь. Дверь скрипит, а мы стараемся не издавать ни звука, я – даже не дышать. Шлюха, прислонив тонкий палец к губам, медленно опускается на корточки, бесшумно снимает рюкзак и тихо открывает его, не отводя взгляда от пугающей пустой темноты, которая ждёт нас за дверью. Шлюха достаёт из рюкзака что-то завёрнутое в тёмно-серую льняную ткань, аккуратно ставит на пол и разворачивает этот предмет размером в две большие кружки. Огромный самородок. Мне такие ещё не попадались. Он блестит, красиво переливаясь внутренним свечением. В темноте это завораживает и приковывает всё моё внимание. Шлюха снимает латексную перчатку. -Что ты делаешь?! – невольно вскрикиваю я, но Кислый зажимает мне рот. -Тише, - шепчет Шлюха. – Тень здесь. Тонким лезвием ножа Шлюха проводит по правой ладони, оставляя разрез по диагонали от большого пальца до запястья. Красная кровь сочится, стекая к локтю. Шлюха прижимает ладонь с кровью к самородку, зажимая от боли глаза и сжимая зубы. Это больно. Самородки ядовиты. -Назад! – успевает крикнуть Шлюха, когда нечто тёмное с двумя красными горящими пятнами проносится между нами. Кислый хватает меня за руку, и мы убегаем. Я успеваю только бросить мимолётный взгляд на Шлюху. Шлюха стоит в свечении самородка и слизывает кровь с ладони глядя на удаляющуюся меня. Я не знаю, с какой скоростью передвигаются тени. Я, вообще, понимаю, что ничего о них не знаю. Кислый резко останавливается. Два красный размазанных, словно рисованные акварелью, пятна дико глядят на нас. Глазницы без глаз, без лица, сущность без чёткого тела вызывает дикий страх. Я не знаю, способный ли тени видеть. Мы медленно движемся по дуге, а тень следит за нами. Она резко бросается на Кислого, обволакивая его как туман. Кислый начинает размахивать руками и кричать. И я начинаю кричать. Вдруг тень взлетает и исчезает в коридоре, по которому мы только что бежали. Кислый падает на пол. Я подскакиваю к нему. -Ты в порядке? Его лицо искажено печатью ужаса. Но он старается делать вид, что всё нормально. Я помогаю ему встать. -Шлюха, оно сзади! – полушёпотом произносит Кислый. Шлюха улыбается: -Я знаю. Тень теперь моя. И правда, тень следует за Шлюхой, прямо за рюкзаком, словно она на поводке. Те же красные пустые глазницы, но что-то в ней изменилось, словно тень обретает спокойствие. -Что с ней случилось? – спрашивает Кислый. -Она питается. Она ест. -Тебя? – да, это звучит страшно, но это само вырывается из моих уст. Шлюха улыбается ещё шире: -Нет. Но ей вкусно. Здесь больше не должно быть теней, но, если вдруг наткнётесь, руки в ноги и бежать. Понятно? -А ты куда? -Кормить зверюшку. Шлюха проходит по коридору вперёд: -Чао! Мы с Кислым переглядываемся. -Давай закроем ту дверь, что-то мне не хочется идти дальше, - предлагаю я, когда Шлюхи уже совсем не видно. -А как же табак? -Поищем что-нибудь здесь. Тень не покалечила тебя? -Нет, я просто испугался. Это было странно. -Почему? -Я никогда так не пугался. -Я тоже, - добавляю я после короткой паузы. Мы закрываем железную дверь. Кислый подходит к окну: -Дождь усилился. Подхожу тоже. За окном бушует ветер, клонит деревья, а дождь крупными каплями освежает серый асфальт. В пыльном окне город тоже кажется пыльным. -Думаешь, Шлюха нормально доберётся? Он действительно переживает? Я усмехаюсь: -Если уж тень ничего не сделала Шлюхе, то дождь и подавно. Кислый улыбается. Его улыбка действует на меня успокаивающе, как лучик солнца среди сумеречного царства потрёпанных книг. Мы продолжаем наши поиски. Я почти не отхожу от Кислого, потому что мне всё-таки страшно, хоть это, наверное, теперь и глупо. Нам удаётся отыскать лишь одну книгу, в которой табаку отведена лишь одна страница, где половина – его изображение. Мы сидим на старом угловом диване под окном. Прочитав абзац, Кислый обращается ко мне: -Здесь есть что-то полезное? Я пожимаю плечами. -Про никотин? Не знаю. Вообще-то, я не знаю, что конкретно я ищу. -Знаешь, вот я Кислый и кислород для меня играет важную роль, но мне как-то не особо всё это интересно. Нет, если Хирургу надо, пусть занимается этим вопросом. Я не против. Гремит гром. Капли настойчиво стучат в окно. Им интересно, что происходит на этом маленьком диване. Я смотрю на Кислого. Он сидит в углу, и половину его лица почти не видно. Мне хочется, чтобы он меня поцеловал. Тишина затягивается. -Почему Хирург назвал тебя Кислородом? Кислый выпрямляется, наклоняется вперёд и упирается руками в колени. -Мой организм устроен не так, как у всех. Видишь эти татуировки? Они всегда были со мной. Это не моя прихоть. -Мне нравятся твои татуировки. -Да, мне тоже. Но я всегда был с ними. У меня очень слабые лёгкие. Мои татуировки как поры. Мой организм дышит через них. Если бы ни они, я бы задохнулся. -И с этим ничего нельзя сделать? -Да в принципе, мне нормально. Это никак не сказывается на моей жизнедеятельности. -Меня бы это напугало. -Учитывая, что я не знаю, как по-другому, мне всё равно, - он откидывается назад, затылком упираясь в стену и глядя куда-то в потолок. – Хирург, наверное, злится. -Почему? -Я не люблю, когда меня называют Кислородом. А ведь это он дал мне имя. Оно звучит как-то… вычурно, - он усмехается. – Я Кислый. Это подходит мне больше. Кислый смотрит на меня и улыбается. -А мне нравится моё имя, - чувствую слабую неловкость от этого. -Мне тоже. Вот если бы тебя звали Роза или Лилия – это было бы банально. А Календула – это… экзотично, что ли. Хмурюсь: -Мне не нравится описание моего имени как экзотичное. Наоборот, оно как будто бы родное. Моё. Встаю. -Наверное, нужно идти. Кислый тоже поднимается: -Но дождь ещё не кончился. -А гроза – да. -Ты хочешь промокнуть? В одном сарафане-то. -А ты предлагаешь остаться ночевать здесь? Тут холодно и пыльно, а кто-то дышит через поры. -Ауч, - притворно обижается он. – Ну, если девушка настаивает, не смею перчить. Тебя проводить? Я хочу ответить «да», но это как-то неловко. Я не хочу, чтобы он знал, что он мне нравится, если я ему не нравлюсь. Но с другой стороны, что такого в том, чтобы проводить меня до дома? Просто на улице дождь и ночь, и это, наверное, может быть опасно, а Кислый всё-таки порядочный человек. Но ведь почему-то он пошёл со мной в библиотеку. -Кхм. Не так сказал. Я провожу. Улыбаюсь. Мы выходим на крыльцо библиотеки. Моросит мелкий противный дождь. Нас обдувает холодный ветер, от которого меня передёргивает. -Прости, у меня с собой нет ни куртки, ни кофты. -Ничего. Мой дом в той стороне. -Идём! Он снова берёт меня за руку. С Кислым я чувствую себя маленькой. Будто это он знает, куда идти, а не я. Он словно всегда знает, что делать. И я чувствую, как могу положиться на него. Я ему доверяю. Даже не так. Он всегда будет оправдывать моё доверие. Он будто знает, как заслонить от дождя и простуды. Он выглядит всегда таким уверенным, что хочется идти за ним, куда бы он ни шёл. Если бы он сказал прыгнуть со скалы прямо в море, я бы прыгнула, несмотря на то, что не умею плавать. Когда мы подходим к моему дому, дождь уже прекращается. Мы стоим у подъезда, мокрые, трясущиеся от холода со стучащими зубами. -Спасибо, что проводил. Кислый, улыбаясь, раскрывает объятья. И я обнимаю его. Он тёплый, почти горячий. Мы, пожалуй, стоим так немного дольше, чем стоило бы. Так теплее. Если Кислый сейчас уйдёт, ему придётся идти к себе под холодным ветром. Мне совсем этого не хочется. Делаю шаг назад. -Не пойми неправильно, но, может, тебе лучше погреться у меня, чем идти к себе? -Не пойми неправильно, - отвечает Кислый, - но я соглашусь. Я грею чайник, пока Кислый переодевается в махровый халат. Я тоже в халате. С чашками чая сидим на стульях перед ванной с горячей водой, опустив туда ноги. Греемся. Кислый рассказывает про Жабу и его музыкальную группу. Он много шутит. Иногда я просто взрываюсь от смеха. В такие моменты он, улыбаясь правой стороной губ, смотрит на меня и в его глазах что-то мерцает. Он, наверное, сам не понимает, насколько он хорош. Одна чашка чая сменяется другой. Я повторно ставлю чайник, а затем и вовсе переношу его в ванную на пол, подложив под него полотенце, чтобы постоянно не бегать на кухню. К рассвету нас уже совсем клонит в сон. Кислый переодевается в подсохшую одежду. Мы прощаемся, и он уходит в это солнечное утро, блестящее в ночных каплях дождя. В эту ночь у нас ничего не было. Но это ничего оказывается размером с космос. Мне нравится заниматься организацией мероприятий. В такие моменты я чувствую свою значимость, чувствую, что во мне нуждаются, а я могу помочь. Даже усталость от этого кажется легче и приятнее. А ещё мне нравится, что я так провожу больше времени с Кислым и Жабой. У Жабы фонтан идей, и порой их едва ли можно вместить в один вечер. Жаба – яркий пример того человека, который изначально кажется закрытым и нелюдимым, даже несколько недружелюбным, но когда начинаешь обсуждать то, что ему действительно интересно, он меняется: много шутит, громко смеётся сам, а ещё, рассказывая что-то увлечённо, он начинает походить на ребёнка, который нашёл где-нибудь в траве огромного цветного жука, которого никто больше не видел. После одной из вечеринок, которые, впрочем, почти всегда заканчиваются под утро, Жаба, пребывая в прекраснейшем расположении духа, предлагает мне не расходиться, а продолжить где-нибудь на свежем воздухе. Начало осени, но уже достаточно прохладно, особенно с вечера под утро. Я уставшая, и меня клонит в сон. Жаба уверяет, что будет весело. -Бери своих ребят, погуляем по округе. Из моих идут Кот, Крот и Кислый. Ну, конечно. Козыри идут в дело. Знает ли он, что я не могу сопротивляться последнему? -Смог не идёт, она устала, - продолжает Жаба. – Ну, так что? - Он подхватывает меня, сжимая в крепких объятьях и кружит. – Ночь не создана для того, чтобы спать. -Мои уже разошлись. Они никогда не ждут меня, ведь я как организатор ухожу последняя. -Кислый! – кричит он. – Твоя подружка не хочет с нами идти, - он тычет в меня указательным пальцем. Я покрываюсь румянцем. Что значит «твоя подружка»? -Я не сказала «нет», - возражаю я. -Кислый, - снова кричит он, - твоя подружка не сказала «да». Чуть помятый от усталости Кислый подходит к нам, держа руки в карманах чёрных брюк. -Каждый из нас будет рад, если ты присоединишься, но если ты сильно устала, то мы не будем настаивать. -Ещё как будем! – возражает Жаба, приобнимая меня за плечи. -Я пойду, - почти смеюсь. Кислый подмигивает. Дует холодный ветер, заставляя кутаться в плащи и куртки. Жаба и Кот что-то поют на всю улицу. Крот останавливается у дома и указывает на него пальцем: -Жаба, скажи, в этом доме есть самородки? Жаба, пьяно переступая с ноги на ногу, пытается поймать баланс. -Они там есть, - улыбаюсь я. -Зуб даёшь? А если я сейчас пойду в этот дом и проверю, а? Если там будет хоть один, хоть малюсенький, - он растягивает «ю», - самородок, то я… я выпью за тебя! – он поднимает бутылку. -Там есть, - встревает Жаба. -А может Кислый пойдёт проверит? -Кислый – лицо заинтересованное. Давай сам. -Есть, Жаба! Крот широким жестом вручает мне бутылку и бежит в дом. -А как ты это делаешь? – спрашивает, подходя ко мне Кислый, пока мы все смотрим, как дом проглатывает своим бездверным ртом Крота. -Что делаю? -Определяешь дома. -Я не знаю, просто чувствую. Ну, знаешь, как голод. Когда ты чувствуешь голод, ты знаешь, что хочешь есть. Когда я нахожусь рядом с домом, я просто понимаю, есть там самородки или нет. Чувство же голода бывает разным: сильным или не очень. Если чувство слабое, значит, в доме почти ничего нет. А иногда приходится постоять подольше, чтобы это понять. -И много там? – он кивает на дом. -Нет. А Жаба тебе не рассказывал, как он это делает? -Да я и не задавался этим вопросом раньше. Ищейка и ищейка. Крот не появляется минут десять, и я начинаю волноваться. Мы все подходим к дому ближе и громко выкрикиваем его имя, но он не отзывается. Вдруг он появляется на балконе без куртки, держа её прямо над собой в свёрнутом виде. -Дурак! – кричит ему Кот. – Заболеешь! -Нашёл! – не обращает внимание на его слова Крот. – Смотрите, нашёл! Он аккуратно разворачивает куртку, и мы видим достаточно крупный самородок размером с полруки. Крот смеётся и прыгает. -Спускайся! – кричит ему Кислый. -Это мой трофей, Жаба, скажи, что это только мой трофей! -Это только… - начинает Жаба. -Крот, нет! – резко кричит Кислый, прерывая своего лидера. Крот победоносно целует самородок, потом пятится, трясёт головой, делает пару шагов вперёд и, переваливаясь через балкон, падает. Я вскрикиваю. Все тут же бросаются к нему. Опираясь на Кота, Крот поднимается, пошатываясь. -Ты в порядке? – спрашивает его Кислый. – Крот, ты в порядке? Рот Крота приоткрыт и словно обожжён. Он пытается что-то сказать, но губы его не слушаются. -Надо отвести его к Швее, - заключает Жаба. -Я отведу, - тут же вызывается Кот. Жаба садится на мокрую траву и втыкает в одну точку, пока Кот и Крот удаляются за горизонт. -Извини, что так вышло, - говорит он, не обращаясь к кому-то конкретному. Он что-то ищет в своих карманах, потом встаёт, берёт куртку с отлетевшим самородком и обращается к нам: -Я лучше с ними пойду, надо убедиться, что всё хорошо. Если с этим дураком всё нормально, отдам самородок. Кислый жмёт ему руку, и мы остаёмся одни. -Не отдаст, - говорит он. -Почему? -Он жадный… А может быть, и отдаст. Он добрый. Но давай лучше тоже попробуем отыскать какой-нибудь самородок? Передадим Кроту, как поправится. Они там ещё есть? Я смотрю на дом. -Их очень мало. -Мало – больше, чем ничего. Идём! Небольшой синий пятиэтажный дом с двумя подъездами, в котором почти нет дверей. Мы бродим среди комнат, пустых и холодных, пока Кислый не замечает в углу самородок размером со стакан. Он своим ботинком пытается отбить его от стены – инструментов у нас нет, - но ничего не выходит. Я подбираю лежащую с пола доску и протягиваю ему. Пока Кислый занят работой, я выхожу на балкон третьего этажа. Это маленький балкон с железными прутьями, на которых полопалась и сползла краска. -Достал, - Кислый демонстрирует самородок, завёрнутый в отстёгнутый от куртки капюшон. -Я бы хотела тут жить. -Почему? -Вид красивый. Видно город и деревья. -Но дом же маленький, пять этажей всего. -А мне много и не надо, - опираюсь о перила. -Я могу помочь с переездом. Мне дом тоже нравится, - он тоже опирается, и наши локти соприкасаются. -Но это будет мой дом, и ты не сможешь сюда переехать. -Мы можем переехать вместе. Вместе? Что это значит? Что мы будем делить дом на двоих или мы будем жить вместе? Никто ещё не делил один дом на двоих. Да и не жил вместе. Я вопросительно смотрю на него. Что же он имеет в виду? -Можно тебя поцеловать? – спрашивает он, смотря мне прямо в глаза. Я немного теряюсь от прямого вопроса, но он не дожидается ответа и целует меня. Будто сотни новых звёзд, взрываясь внутри, освещают меня. Невозможно, чтобы я чувствовала себя настолько счастливой. Кислы обнимает меня: -Я всегда буду с тобой. На рассвете меня будит настойчивый стук в дверь и громкий голос Жабы: -Календула! Календула! Я знаю, что ты дома! Открывай! Календула! Заспанная и потрёпанная, открываю дверь, укутываясь в белый махровый халат. -Извини, что бужу, но ты мне нужна. О, цветы – это кстати! Осторожно касаюсь волос и нащупываю бутоны. -В чём дело? -Швея зовёт. Ты ей нужна, чтобы настойку приготовить для Крота. -А да, сейчас. Не закрывая дверь, но и не приглашая Жабу внутрь, быстро переодеваюсь. Мы торопимся к Швее под солнечным осенним утром. -Как он? -Как-как! Хреново. Галлюцинации всю ночь. Швея кое-как его усыпила. Говорит, все запасы на него извела. А ей ещё его ожог лечить. Швея суетится на кухне и, не задавая лишних вопросов, сажает меня на стул, чётким движением руки срезает прядь моих волос. Она не вынимает цветы. -Это всё? – спрашиваю я. -Надеюсь, что да, - отвечает Швея. – Сейчас буду готовить. Как там Крот? – обращается она к кому-то в комнату. -Спит, - слышу я знакомый голос Смог. Она выходит, тихо закрывая за собой дверь. Увидев меня, бросается мне на шею: -Я так рада! -Рада? – не понимаю я. – Крот же пострадал. -Да я не про него. Этому дураку ничего не будет. К тому же, ему уже лучше. Я про тебя и Кислого. С первого дня я знала, чем всё это кончится. -Всё только начинается, - улыбаюсь я. -Если этот засранец сделает тебе больно, я прекращу с ним общение. Где ещё он найдёт такое солнышко? Она снова обнимает меня. -Кислый сказал, что вы переезжаете, - говорит Жаба. -Он так сказал? – удивляюсь я. -Да, в дом, откуда свалился Крот. -Ну, мы это не обсуждали всерьёз… -А чего обсуждать? – подхватывает Смог. – По-моему, это будет прекрасное начало. -Послушай, Календула, - Жаба подходит ко мне, - вы с Кислым из разных отрядов, и я не хочу, чтобы то, что происходи между вами, как-то влияло на нашу привычную жизнь. -Конечно, Жаба. Я даже не думала об этом. Он хлопает меня по плечу: -Пойду, погляжу, как там Крот. Спасибо, что пришла. Мы со Смог выходим на улицу. Она зовёт меня на завтрак в кафе, которое открылось совсем недавно. За стойкой я вижу тень и цепенею, но Смог толкает меня вперёд: -Не бойся. Это от Шлюхи. Они ручные. Мы садимся за стойку и делаем заказ, пальцем указывая на нужную позицию. -Если честно, мне не по себе рядом с тенью, - признаюсь я, когда тень удаляется на кухню. -Брось! Ладно, поначалу я сама скептически относилась, но они и правда безобидные. Шлюха их дрессирует, что ли… Колокольчик над дверью звенит, и появляется Кислый с книгой в руках. Он подходит к нам и целует меня в щёку. Мне становится немного неловко. -Смотри, что достал, - кладёт передо мной книгу, на которой написано «Табак и табачные изделия», - Тут может быть что-то полезное. -Откуда это? – я быстро пролистываю страницы. -Достал из библиотеки. -Ты ходил в библиотеку? Один? -Да не пугайся ты так. Я сначала переговорил со Шлюхой, чтобы убедиться, что мне ничего не угрожает. -И ты так легко поверил? -Ну, я каждую секунду был готов бежать. Но там правда никого нет. -То, что ты ничего не видел, ещё ничего не значит. Давай отойдём? Я спрыгиваю с барного стула, и мы отходим в сторону: -Ты что правда решил переехать? -А почему бы и нет? Нет, если ты не хочешь переезжать… Он ждёт моего ответа. А я хочу. Я, вообще, теперь хочу быть постоянно рядом с ним, чувствовать его тепло и видеть его улыбку. Мне нравится чувствовать, что он рядом. И мне хочется делать его счастливым. -Хочу. Он целует меня в щёку, и мы идём завтракать. И пока Кислый пьёт крепки чай, а Смог рассказывает какую-то очередную историю, чуть размахивая вилкой во все стороны, я думаю о том, что хочу сделать для него что-то особенное. В моих волосах всё ещё цветы. С самого утра у меня не было времени их собрать. И тогда мне в голову приходит идея: каждое утро, снимая с головы бутоны, я кладу несколько штук, разных или одинаковых, в конверт, а в конце месяца запечатываю его и пишу дату. Я хочу, чтобы он знал, что я цвету благодаря нему, что он – причина моего счастья. Может быть, цветы и не передадут моей любви, но от них останется запах, цвет, он сможет прикоснуться к ним, ведь они – неотъемлемая часть меня, как и он теперь неотъемлемая часть моей жизни. Я подарю ему эти конверты на пять лет наших отношений. Ведь что такое пять лет? Мгновенье. На новоселье мы зовём весь отряд Жабы, мой отряд и Аквамарина. Оказывается, Аква – лучший друг Кислого, я раньше не знала об этом. Празднование расползается на несколько этажей. Пока гости собираются, я суечусь на кухне, Жаба, увешанный разными фотоаппаратами как кулонами: мыльницами, цифровыми и полароидом – ходит и фотографирует всё вокруг: меня на кухне, гостей, как Аквамарин играет на укулеле, сидя на подоконнике второго этажа. Кислый появляется на кухне с горшком фиалок. -Цветок? – смеюсь я. – Ты серьёзно? -Раз все свои цветы ты сдаёшь Швее, решил, что нам не помешает. Жаба вваливается к нам, мешая Кислому поцеловать меня: -Кислый, замри с горшком! – он фотографирует его у окна кухни. – Повесите в рамку! -Поставь на балконе, - обращаюсь к Кислому. – Смог ещё не приходила? -Скоро будет, - заверяет Жаба. – Так, кажется, я ещё не фоткал Кота. Смог приходит вместе к Кротом. Он уже совсем в порядке, но почему-то одолевает чувство, что он долго болел и вот наконец вернулся. Шквал приносит ящик пива. Пока мы все сидим за большим, собранным из нескольких столом ощущаю светлую радость. Все, кто здесь, так счастливы и беззаботны. И это делает меня счастливой. Даже Аквамарин, который всегда сдержан и немногословен, так расслаблен рядом с Кислым, смеётся от души во весь голос и ярко улыбается. Он потом очень долго не будет улыбаться, как и мы все. И всё из-за одного человека. Жаба много ест, пьёт и травит байки, не забывая фотографировать каждого, создавая нелепые и неловкие кадры. Я уверена, половина из них – это просто жующие люди. Смог заботится о Кроте и следит за тем, чтобы он не так уж много пил. Он, видимо, часто перебирает. Она немного напряжена, но тоже счастлива. Кот выбирает кассеты и ставит музыку. Конечно, теперь никто из жабьих не может долго усидеть на месте. И вот Крокодил уже приглашает мою Русалку на танец, Кот – Пантеру. Броненосец, Холод и Шквал тоже не сидят на месте, а пускаются в безудержный пляс, явно не попадая под музыку. Смог, Крот и Жаба орут песни, сбиваясь и подливая себе алкоголь. Ближе к вечеру застолье приобретает лиричный оттенок. Аквамарин наигрывает мелодию на укулеле и поёт песню. Кислый подхватывает и отстукивает её по столу. Это день поднимает меня так высоко. Словно вся жизнь – это подъём в гору, местами опасный, местами сложный, с передышками у холодных озёр. А сейчас меня будто посадили на нежное облако, и оно резко несётся вверх, отчего захватывает дух. Немного страшно от быстро набирающейся головокружительной высоты, но я знаю, я чувствую, что это облако – моя безопасность. И мне так легко и свободно дышится, что я хочу постоянно улыбаться. Так хорошо! Так хорошо. А внизу эта гора, по которой я карабкалась, кажется такой далёкой и маленькой. Словно весь мир принадлежит теперь мне, умещаясь на моей ладони. Так хорошо! Так хорошо… Несмотря на то, что вечеринки я устраиваю совместно с Жабой раз в несколько месяцев, мы начинаем собираться нашими отрядами постоянно. Такие встречи отличаются от шумных вечеринок, они более ламповые. Я люблю, когда ребята из отряда Жабы играют на музыкальных инструментах, люблю, когда в гости приходит Аквамарин. Они с Кислым пишут песни и дают мне первой их послушать. Я продолжаю заниматься танцами у Смог и теперь не боюсь танцевать на публике. Кислый много репетирует, иногда приходит очень поздно, уставший и голодный, но я всегда его жду и разогреваю ужин. Даже уставший, он улыбается мне. И его улыбка полна любви. Искренняя улыбка уставшего человека. Я помогаю ему собираться на ходки, а он – мне. Он всегда очень переживает, когда я ухожу на них. Я сама нервничаю каждый раз, и Кислый, замечая это, предлагает мне не ходить совсем, ведь моя работа – искать дома, а добычей пусть занимается отряд. Жаба, оказывается, не ходит на ходки. Мне это кажется не совсем правильным, но так мне спокойнее, и я соглашаюсь с Кислым. Объявляя об этом отряду, очень переживаю за их реакцию. Мне всё время кажется, что мой авторитет не слишком высок для них. Ребята сдержано принимают эту новость, но своих истинных мыслей по этому поводу мне не озвучивают. В конце концов, я лидер, и я решаю, как формировать внутреннюю жизнь отряда. А если им не нравится… Вряд ли кто-то решится покинуть отряд. Каждый раз, когда Кислый уходит на ходку, он просит его не ждать. Первый год я ждала его до самого его возвращения, а потом стала к этому проще относиться. Возвращаясь с ходки и ложась ко мне после душа и еды, он всегда целует меня в макушку и обнимает. Я чувствую это даже через сон. Кислый любит лазать по заброшкам просто так. Мне это не нравится. Но он уверяет, что в этом нет ничего опасного и что Аквамарин составляет ему компанию. Из заброшек ему иногда удаётся принести новые кассеты с музыкой, а однажды он притаскивает тяжёлый нерабочий проектор. Он несколько дней пыхтит и колдует над ним, пытаясь починить, и в итоге у него получается. У Кислого, вообще, всё всегда получается. Про таких ещё говорят: если талантлив, то талантлив во всём. А через несколько недель после починки он приносит из заброшки фильмы. Мы вешаем белую простынь на стену, зашториваем окна, удобно размещаемся на кровати в обнимку и смотрим кино. Кислый говорит, что теперь кино можно увидеть только в двух местах: у нас и у Шлюхи. Но Шлюха берёт за это деньги. Каждые три-четыре недели Кислый откуда-то приносит по новому горшку: большому или маленькому, а в годовщину нашего переезда – обязательно горшочек фиалок. Их теперь четыре на балконе. Я ухаживаю за всеми цветами в доме, наш дом – это маленький сад, маленький рай. В холодное время я убираю цветы с балконов внутрь. Для меня это так странно – ухаживать за цветами, которые не растут из моей головы. Но со временем я к этому привыкаю. И мне это нравится. Я продолжаю отдавать часть цветов из волос Швее, а ещё она иногда с моего позволения срезает один-два локона для приготовления целебных сильнодействующих настоек. Но она работает мастерски, так что даже я сама не могу сказать, откуда именно она срезает волосы. Зима выдаётся холодной. На собрании лидеров Аквамарин делает объявление: -Наверное, вы слышали о Детском Доме. Сейчас им управляет Пожарный. На днях я посетил Дом, и у меня появилось предложение. Я предлагаю помочь детям. Ничего сложного, просто проводить с ними время, играть, возможно, помогать Пожарному по кухне, или с уборкой, или ещё с чем. -Мы, по-твоему, похожи на нянек? – спрашивает Паук. – Мне до этих детей нет никакого дела. -Я не говорю, что мы должны этим заниматься. Я лишь предлагаю поучаствовать. На добровольной основе, Паук. -Я добровольно отказываюсь, - он встаёт со стула. -Ты даже не передашь своим? – спрашиваю его я. -Мои мухи делают только то, что я скажу, а я им говорю этой хернёй не заниматься. -Дети – это не херня! -Перестань, Календула, - спокойно реагирует Аквамарин, - Это его право. Не нужно делать это, если не хочет. -Спасибо за снисхождение, - Паук показательно кланяется и уходит. -Жаба? -Я так понимаю, за это не платят. -Я предполагал, что это будет бесплатно. Вряд ли у Пожарного есть лишние кристаллы. Жаба морщится: -Я скажу своим. Но если это будет как-то влиять на эффективность ходок, я им запрещу. -Нам стоит составить график. Не нужно ходить каждый день. -Ну, я надеюсь, ты этим займёшься. -Да. Календула? -Я готова помочь. И с графиком, если нужно. Я договариваюсь с Аквамарином о первом посещении Дома. Жаба предлагает сразу захватить Кислого, чтобы из его отряда тоже кто-то был в курсе. Дома я говорю об этом Кислому, а он раздражается. -Я не против благотворительной деятельности, но нужно было узнать, удобно ли мне, а то ты с Аквой уже всё решила за меня. А у меня репетиции: группа, танцы… Я устаю. -Мы можем выбрать другой день. Это же не так важно. И Аквамарин поймёт. Он, вообще, считает, что не нужно это делать из-под палки. -И он как всегда прав. Я не могу назвать это ссорой, но это, пожалуй, наше первое разногласие, по крайней мере, озвученное вслух. Аквамарин соглашается пойти с Кислым отдельно, так что со мной он идёт первым. Пожарный встречает нас широкой улыбкой, которая напоминает мне улыбку Кислого. Он проводит нас в Детский Дом, рассказывает о комнатах и детях, показывает, что где. Сами дети в это время гуляют на улице. Они играют в снежки на футбольном поле и строят снеговиков. Аквамарин предлагает смастерить им снежную горку. Пожарный тут же подхватывает эту идею. Он предлагает ребятам постарше тоже помочь, а я беру на себя ребят помладше. Когда Пожарный, выстроив ребят в линейку, начинает распределять их на две группы: тех, кто будет строить горку, и тех, кто будет играть со мной, - часть ребят начинает вопить «не бери Водорослю», «не надо Водорослю», «только без него», когда дело доходит до мальчика лет двенадцати в серой пуховой куртке и зелёной шапке, натянутой по самые брови. Из-под шапки виднеются его мокрые от снега, чёрные, чуть выше плеч волосы. Он стоит, опустив взгляд, покорно ожидая приговора. -Ну, сколько можно повторять, - пытается перекричать их Пожарный, - не называйте вы его Водорослей! Я успокаиваю гул и сажусь напротив мальчика, взяв его руки в варежках в крупную красную снежинку в свои. Тонкие шерстяные варежки тоже немного сырые. -А ты сам куда хочешь? Он поднимает на меня свои глаза, полные изумления. Такой чистый, распахнутый взгляд, полный доверия и детской невинности. Он несколько раз быстро моргает, наверное, пытаясь поверить в заданный ему вопрос. Мне его жалко, но я пытаюсь не показывать этого. Они все тут брошенные. Им всем тут не хватает обычной, человеческой любви. -Не смей! – выкрикивает мальчик из группы тех, кто будет помогать строить снежную горку. Водоросля снова опускает голову и что-то произносит так тихо, что я не могу разобрать. Пододвигаюсь, полусидя, чуть ближе. -Можешь повторить? -Строить горку, - он говорит громче, но всё же тихо, так, чтобы мальчишки из толпы не могли расслышать. -Тогда иди к ним! Он резко поднимает на меня голову и радостно убегает к мальчишкам. С правой стороны прямо в мою шапку прилетает снежок. Пока я стряхиваю снег, Аквамарин в свойственной ему спокойной манере идёт разговаривать с тем, кто это сделал, а Пожарный продолжает распределение. Мы с детьми оккупируем сторону с деревьями. Сначала мы играем в догонялки, а потом я завязываю кому-нибудь из детей глаза своим ярко-желтым шарфом и они по хлопкам пытаются поймать кого-либо. Стараюсь не попадаться, так как, хоть это и игра, я сейчас несу ответственность за детей. Потом мы начинаем лепить одного огромного снеговика. Снега тут навалом. -Ну, всё! – кричит Пожарный. – Мы залили горку водой. Завтра можно кататься. А сейчас давайте в Дом! Будем пить какао и есть сладкие гренки! Ребята с визгом и криками наперегонки несутся в дом. Их замыкают Аквамарин и Пожарный. Водоросля остаётся стоять у горки. Я подхожу к нему: -Она ещё не застыла, надо подождать. -Я понимаю, - он вздыхает. – Так странно, что я тоже принимал в этом участие. Мне снова становится его жалко. Он снимает варежку и прикладывает ладонь к горке, чуть надавливая на снег. Остаётся вмятина от его ладони. Я не знаю, зачем он это делает, но в попытке поддержать его, прикладываю свою ладонь рядом. -Она ведь когда-нибудь растает? – спрашивает он, но не дожидаясь ответа, говорит: - А я всё равно буду её помнить. -Календула! Веди его в дом! – кричит с крыльца Пожарный. В столовой мы сидим за столом и вместе со всеми пьём какао с гренками. Аквамарин играет лёгкую мелодию на принесённом с собой укулеле, а когда мы прощаемся, обращается к Пожарному: -Мы составим график посещений, но если будет нужна какая-то дополнительная помощь, то я всегда готов выслушать. Пожарный пожимает ему руку, и мы покидаем Дом. В этот вечер Кислый приходит домой поздно, ужинает, и я предлагаю посмотреть вместе кино, которое мне удалось вытащить у Шлюхи на несколько дней за небольшую плату. Кислый тяжело вздыхает: -Я устал. Можешь посмотреть одна, если хочешь, я лучше пойду спать. -Тогда я тоже пойду спать, - говорю я, а сама думаю, что у него что-то случилось. Он не улыбается и правда выглядит замученным. Он, конечно, замечает моё настроение: -Завтра ходка, надо быть в форме. -Конечно. Он улыбается. Но есть в этой улыбке какое-то принуждение. Нет, он не врёт, я знаю, что он не врёт, но что-то внутри меня вспыхивает мимолётной паникой, которую пока можно просто смахнуть рукой, словно глупого комара. И я улыбаюсь в ответ. Такой же вынужденной улыбкой оправдания. Мы идём спать, и я, прижимаясь, обнимаю его, слушаю его дыхание. Вдруг в отряде Жабы что-то случилось, о чём он не хочет, или не должен, или боится рассказывать? Но ведь мы вместе, а вместе – значит навсегда. Я долго не могу отогнать эти мысли. Как комары они становятся очень надоедливыми. И я долго засыпаю. Кислый как человек слова сдерживает своё обещание и идёт в Детский Дом с Аквамарином, когда становится посвободнее. Меня это почему-то успокаивает. Хирург собирает нас на собрание. Все четыре ищейки присутствуют в этом тёмном зале. Я сижу на диване рядом с Аквамарином. Жаба вальяжно размещается в огромном кресле, как король на троне, опустив руки на подлокотники. Паук стоит, опираясь тазом о массивный стол и крутя в руках какую-то безделушку. В полумраке сложно разобрать, что именно: то ли статуэтку, то ли шкатулку. В углу стоит седой старик в шапке и пальто. От него по комнате разит кисловатым неприятным запахом старых домов. Хирург стоит перед нами у камина, в котором горят дрова: -Я прошу прощения, если оторвал вас от ваших важных дел, но у нас есть неприятные новости. Мы обеспокоенное переглядываемся. -Жизнь в городе устроена таким образом, - спокойно продолжает он, - что вы занимаетесь поиском самородков для поддержания достаточного уровня проживающих здесь. Возможно, кто-то из вас уже отметил, что в последнее время самородков становится больше, и это, несомненно, хорошая новость. Но недавно мы обнаружили дом с невероятным количеством самородков. -Как ж вы его обнаружили, если среди вас нет ищеек? – вопрошает Жаба. Хирург чуть заметно бросает взгляд на старика в углу. -Что, кто-то из вас работает на Хирурга? – тут же подхватывает Паук, оглядывая нас. -Это произошло случайно, - отвечает Хирург. Меня удивляет его вечно спокойный тон. Он мастерски владеет контролем своих эмоций. -Мы не занимаемся вашими делами, а вы нашими. Таков был уговор, прежде чем вы вышли в город. Так что если кто-то обвиняет нас или меня в чем-либо, я готов переговорить с ним после этого собрания. А сейчас вернёмся к моему вопросу. Повторюсь: мы обнаружили дом с невероятным количеством самородков. Но дом опасен. Это мёртвый дом. -Что значит «мёртвый»? – спрашиваю я. – Дома же не живые. -Живые. И этот дом доживает свои последние… - он запинается, -дни, недели, года – я пока не знаю. -Дом, что, в аварийном состоянии? – вступает Жаба. -Да. В доме присутствует плесень, внутри и снаружи. Он покрыт ею как одеялом, толстым слоем. Ещё внутри некоторая жидкость. И много не выброшенных спор. -Каких ещё спор? – уточняет Паук. -Я пока пытаюсь понять, что это такое. Дом подобно карточному домику может рухнуть в любой момент. Я надеюсь, что у лидеров отрядов есть голова на плечах и вы не приведёте свой отряд к этому дому, потому что это смертельно опасно. Мы говорим не о самородках, - он смотрит на Жабу, - а о жизни и смерти. Художник, покажи на карте, где расположен дом. -Чёрта-с два! – ругается старик в углу. – Они потом попрутся смотреть на этот дом. -Или могут начать его искать и пострадать. Или их ребята могут случайно на него наткнуться. Художник, будь любезен, укажи. Художник, - последнее обращение Хирурга к старику звучит настойчиво и с ноткой нетерпения. Художник сопротивляется, ему явно эта идея не по душе. Он что-то бормочет нечленораздельное себе под нос, пока подходит к столу. Мы тоже обступаем его со всех сторон. Неприятных кисловатый запах усиливается. Хирург остаётся стоять у камина. На столе разложена огромная карта города. Я и не знала, что есть такая. -Вот, - Художник тычет своим указательным пальцем в точку. -Я хочу, чтобы вы сейчас подтвердили, что не пойдёте в аварийные дома, - говорит Хирург. -Их несколько? – спрашивает Аквамарин. -Нам известен только один, но мы не исключаем такую возможность. Каждый из нас подтверждает, что не пойдёт в подобный дом. Мы покидаем Хирурга, останавливается у входа в квартал. Паук закуривает, и мы немного молчим. -Как думаете, - интересуюсь я, - надо рассказывать своим? -Зачем? – Паук сплёвывает. – Это ж мы даём наводки. Дом не указан – в дом не лезут. -А если им станет любопытно? – говорит Аквамарин. -Значит нужно выстроить свою систему в отряде так, чтобы им было не любопытно, а чтобы они слушались только твоих приказов, - Паук снова сплёвывает и двигается в сторону города. Жаба пожимает плечами и идёт следом. -Ты расскажешь? – обращаюсь я к Аквамарину. Мне хочется сделать правильный выбор. Как лидер, я должна уберечь своих от чего-то плохого. Но кто знает, к чему приведёт эта новость. -Да, - отвечает он без тени сомнений. – Они имеют право знать обо всём, что происходит в городе. -А если они и вправду захотят посетить этот дом? -Это ведь не аттракцион. Моя ответственность – предупредить их, а их – не натворить глупостей, - он немного молчит. – А ты расскажешь? Кажется, он чувствует, что мне необходим этот вопрос. -Да, - киваю я, хотя всё ещё сомневаюсь, как поступить правильнее. Мои опасения оказываются напрасными. На собрании все с большим пониманием относятся к полученной информации. Холод даже предлагает обходить район стороной, чтобы ненароком не наткнуться на ещё один такой же. -А ты сама видела этот дом? – спрашивает Шквал. Мне вдруг кажется, ответь я отрицательно, мой авторитет в их глазах падёт. Но и врать я им не могу. -Вживую не видела. Но описания вполне достаточно, чтобы, увидев, понять, как выглядит подобный дом. -Ты уверена, что нам ничего не угрожает? – задаёт вопрос Пантера. -Если бы было что-то ещё, Хирург бы сказал. Я почти не помню этот день. Помню только, что допоздна задерживаюсь у Швеи. Она угощается меня ароматным чаем из трав, и мы много болтаем с ней. Домой я возвращаюсь уже затемно. Меня волнует, что Кислый почти всего себя отдаёт музыке и танцам. Пока его нет, я провожу время со Смог на кухне. А на вечеринках он постоянно на сцене, поёт и играет, совсем не спускается в толпу танцевать. Это беспокоит меня, и мне даже хочется поделиться этим со Швеёй, но я почему-то не могу. Его поведение меня напрягает, но я убеждаю себя, что это временно. И оказываюсь права. Я говорю себе: если мы переживём этот февраль вместе, то всё наладится. Когда я возвращаюсь от Швеи, нахожу Кислого, сидящего у стены на табурете в коридоре почти напротив входной двери. Он выглядит так, будто очень долго ждал моего возвращения. -Ты чего? – пугаюсь я. -Я ухожу. -Хорошо. У вас ходка? -Нет. Нам нужно расстаться. -Что? -Я ухожу. -Но почему? – я сажусь перед ним. Он не смотрит мне в глаза. Поднимается. -Встань, не унижайся. Это не Кислый. Кислый не говорил так со мной никогда. -Я не понимаю, - сердце бешено колотится. Поднимаюсь, вцепляясь в его рукав. – У тебя есть кто-то другой? Пожалуй, это будет услышать больнее всего. Я начинаю плакать. Тогда я ещё не знала, что это только начало беспросветной боли. -Никого у меня нет. Я просто больше тебя не люблю. -Так не бывает. Скажи, в чём дело. Кислый, не молчи! Что случилось? -Я всё сказал. Так правильно. Вещи я свои уже перенёс. Вторые ключи, - он протягивает мне связку, но я не беру их, и они звонко падают на пол. Кислый выходит, а я бегу за ним: -Кислый, объясни! Что я сделала не так? Мне кажется, что я совершила где-то ошибку, огромную, которую он не может мне простить. Но не может же быть так, чтобы он перестал меня любить. Так не бывает. Я что-то сделала не так. Я догоняю его уже на улице. На тот самом месте, где мы стояли когда-то с жабьими. Он оборачивается. В темноте морозного вечера лица его почти не видно. Я замираю. Сейчас он скажет, где я ошиблась. Нет такой ошибки, которую не смогла бы я исправить. -Так бывает. Я просто тебя не люблю больше. Он разворачивается и холодно уходит. Мне холодно. Не потому, что на улице зима. Я стою и рыдаю, потому что ничего не могу понять. Кислый не может уйти просто так. Что-то случилось, и он просто меня защищает, он думает, что так лучше, но ведь он обещал всегда быть рядом. Любить – значит быть рядом. Ведь мы почти пять лет вместе… Мои ноги такие тяжёлые, что кажется, будто они вросли в снег. Я не могу успокоиться. Не знаю, сколько так стою. Время теряет для меня свой смысл. Я всё надеюсь, что Кислый вернётся, потому что во всём этом нет никакого смысла… Мне так тяжело дышать. Хочется умереть от этого холода. Но нельзя. Ведь он… Я поднимаюсь наверх и падаю на кровать, даже не запирая дверь и не снимая дублёнку. Голова гудит до слёз. Я засыпаю… Когда я просыпаюсь, в окно солнечно стучится март. Тяжёлая голова. Я выползаю из дублёнки. Мне в ней жарко, я покрыта испариной. Оглядываюсь. Кислый и правда забрал свои вещи. Кажется, их было не так много, но без них эта квартира выглядит такой пустой. В чуть приоткрытом шкафу я не вижу его одежды. Сажусь на кровать. Он оставил мне кассеты, магнитофон, проектор, фильмы… Бреду на кухню. В шкафу нет его любимой кружки, а в коридоре – коробок с танцевальной обувью. На полу лежат его ключи, которые так навязчиво убеждают меня, что то, что случилось вчера, было наяву, а не в бредовом сне. В углу замечаю маленькую чёрную пуговку. Наверное, она оторвалась, когда он складывал вещи. Я ставлю чайник, включив газовую плиту. Я так долго сижу на стуле, пытаясь выйти из оцепенения, что и не замечаю, как чайник начинает свистеть. Мне кажется, это свистит у меня в голове. Завариваю кофе. Кислый не любит кофе. Он всегда пьёт чай. Вдруг замечаю его кружку у раковины. Я не увидела её сначала. Не свожу с неё глаз. Если он оставил кружку, значит, что он не ушёл? Он ведь ещё вернётся. Хотя бы за ней. Я снова начинаю плакать. Я как будто чем-то больна. Мне так хреново, что после кофе снова плетусь в кровать и засыпаю. Просыпаюсь, когда уже темно. Каждый мой следующий день становится похожим на предыдущий. Я поздно встаю, плачу, пью кофе, плачу, сплю, вечером ем то, что нахожу в холодильнике, сплю… Когда кофе заканчивается, перехожу на чай. Кислый пьёт только чай, так я становлюсь немного ближе к нему. Но мне нужно собраться с силами и всё выяснить. Я должна быть сильной ради нашей любви, потому что любовь может всё. Я отправляюсь к Смог. Она встречает меня и тут же впускает к себе без лишних вопросов. В соседней комнате – Крот, но он лишь выходит поздороваться, и Смог прогоняет его. Она всё понимает. Мы сидим с ней на кухне, и она просит меня поесть, пока я пытаюсь во всём разобраться. -Он говорил мне, что собирается это сделать, - произносит она. -Почему ты молчала? – я бросаю ложку на стол. Почему? Она знала и не предупредила меня. Ведь тогда у меня был шанс всё исправить. -Слушай, он просто поделился. Я не лезу в ваши отношения. -Но почему он так? Он сказал? -Не сказал. А может просил не говорить? -У него кто-то есть, да? -Нет, ты что! Он порядочный! -Но порядочные люди не бросают других ни с того ни с сего! -Я правда не знаю. -Я не знаю, что и думать, - кладу локти на стол и прячу своё лицо. -Скажи, как я могу тебе помочь? В этот момент мне кажется, что всё ещё можно изменить. Смог хочет помочь, а значит, у меня есть её поддержка. И значит, я всё смогу. -Я хочу с ним увидеться. -Он сказал, что ты, возможно, этого захочешь, но только зачем тебе это надо? Надо что-то придумать, что-то существенное. Я и сама не знаю, что я буду делать на этой встрече. -Он кое-что оставил. -Что? – Смог мне не верит. -Кружку. Это не звучит существенным. Смог вздыхает. Она всё прекрасно понимает, но соглашается договориться с ним. Я прихожу к нему на его старую квартиру. Кислый открывает дверь. -Привет! – тихо здороваюсь я. -Привет, - холодно отвечает он. Это теперь совсем другой человек. Не тот, с которым мы танцевали у дома в свете фонаря, не тот, с кем мыс смотрели кино, не тот, кто писал мне песни. Я не знаю этого человека. -Вот, ты оставил, - я протягиваю ему кружку. -Могла бы оставить у себя, - он старается говорить спокойно, но это лишь причиняет мне боль. -И вот, - я протягиваю ему коробку, в которой те самые письма с цветами, что я хотела подарить на пять лет. – Посмотри, что там. Потом. -Хорошо, - он берёт коробку, но мне так хочется, чтобы он открыл её прямо сейчас. -Это мой подарок, - я обнимаю его, а он меня отталкивает. -Не надо. Я виновато отступаю назад. Между нами какая-то эфемерная морозная стена толщиной с весь этот город. -Пока, - Кислый закрывает дверь. Дома я слушаю музыку с принесённых им кассет и плачу, смотрю фильмы, которые мы смотрели с ним вместе, и плачу, смотрю фильмы, которые мы ещё не видели, и представляю, что мы смотрим их вдвоём, и плачу. Я рыдаю по несколько раз в день. Я вообще не знала, что я могу столько плакать, что в человеке может быть столько слёз. Иногда я просто ложусь на пол, рыдаю и кричу. Но меня никто не слышит, дом прячет мой крик. Иногда после этого у меня падает давление. И я иду спать. Я теперь очень много сплю. Часов по шестнадцать в день, так что по пробуждении у меня болит голова. Но, когда я сплю, мне легче. Не в том плане, что, проснувшись, я чувствую себя лучше, разве что в первую минуту, когда сон только ускользает от меня. Во сне я могу жить той жизнью, которой меня лишили. Во сне я могу быть счастливой. Только во сне. Даже если мне снится кошмар – это лучше, чем то, что я чувствую наяву. От кошмара я могу проснуться, а от настоящего – нет. Я хожу в Детский Дом, потому что нужно с собой что-то делать. Но даже там, запираясь в туалете, я плачу, потом привожу себя в порядок и возвращаюсь в этот беззаботный мир детей. Я не улыбаюсь. Об этом говорят окружающие, но они просто не понимают, что внутри меня не осталось радости, она разлетелась, когда я упала с высоты и разбилась на множество осколков. Мой отряд постоянно напоминает мне о ходках. Хотя это моя обязанность, но я теперь теряюсь во времени. Возвращаюсь после нашего с ними собрания и с ужасом осознаю, что под светом фонаря блестят капли дождя на листьях распустившейся сирени. Уже, оказывается, май, а может быть даже июнь, а я всё ещё застряла в этом феврале и всё никак не могу выбраться из его сковавшего меня холода. Мне больно, когда я просыпаюсь, когда хожу и говорю. И я понимаю, что больно – это не просто состояние. Я и есть боль. Куда бы я ни шла, что бы я ни делала, боль живёт внутри меня. Как паразит, она захватила моё тело, мой разум, мои чувства и питается мной, подчиняя себе. И я никуда не могу от неё деться. Я не знаю, что мне делать с этой болью. Боль всегда мощнее меня. Я переезжаю в свой старый дом в надежде изменить своё состояние в лучшую сторону, но это только усугубляет ситуацию. Я смотрю на стены, отдалённо знакомые, и вспоминаю, что здесь жила девочка, которая была счастлива, которая любила, которая занималась танцами и улыбалась. Я понимаю, что моё состояние требует радикальных мер. Поэтому я отправляюсь к Шлюхе, надеясь получить то, что мне поможет. Это страшно. Это чертовски страшно, но иногда выход – это прекратить всё. И если нельзя искоренить, нужно просто убить носителя. Я просто больше не хочу быть болью. Это невыносимо. -У тебя ведь есть таблетки? – спрашиваю я. -Какие угодно. -Мне нужно двадцать грамм аспирина. Глаза Шлюхи сужаются. -У меня есть двадцать грамм аспирина, сорок, если хочешь, но я тебе его не продам. -А сколько продашь? -Тебе – ни сколько. -Почему? -Потому что двадцать грамм – это смертельная доза, а ты выглядишь мертвее моих теней. Я могу предложить тебе откачку, очень помогает, но аспирин я тебе не продам. -Ты не понимаешь… Шлюха всё правильно понимает. Мне просто не хочется чувствовать боль. Я так от неё устала, но я не знаю, что с этим ещё можно сделать. Мне хочется почувствовать что-то ещё, что угодно, но боль всегда оказывается сильнее любого другого чувства. -Тебе нужно вправить мозги, - Шлюха звучит устрашающе. – Парни – это всего лишь парни. Он всего лишь один из. У тебя красивое личико, найди себе кого-нибудь. -Мне не нужен кто-нибудь. -Пока ты тут страдаешь, Кислый живёт и радуется себе. Это причиняет мне боль. -Пойдём, угощу тебя кое-чем, - Шлюха приобнимает меня за плечи. -Нет, - вырываюсь я так резко, что Шлюха случайно выдирает пару моих волос, оставляя их у себя в руке. – Я не буду подсаживаться на твои… дела. -То есть самоубиться ты готова, а попробовать это нет? «Самоубиться», произнесённое вслух, звучит куда страшнее, чем про себя. И это причиняет мне боль. Я ухожу. Мне хочется, чтобы кто-то прижал меня к себе, погладил по голове и сказал, что всё будет так, как я того хочу. Но теперь проблема в том, что я не знаю, как я хочу. Я люблю Кислого. Я ненавижу Кислого. Я хочу, чтобы он вернулся. Но я знаю, что, если он придёт возвращаться, я не смогу простить ему эту боль, которая поедает меня до костей. И я застряла в этих мыслях. Я хочу, чтобы случилось то, чего я не хочу. Всё становится только хуже, когда однажды ко мне приходит Броненосец. Он вытаскивает меня на собрание, где помимо моего отряда присутствуют и трое лидеров. Броненосец делает заявление: -Мы знаем, Календула, что эти несколько лет ты переживаешь тяжёлое время, но мы в этом не виноваты. Прошло уже достаточно, чтобы ты нашла в себе силы двигаться дальше. Будто я не хочу двигаться дальше. Я просто не знаю, что для этого нужно. Я словно мыкаюсь из одного места в другое, но это всё не то, всё бесполезно, я не вижу ориентира, всё, за что я берусь, неправильно, не имеет никакого эффекта. -Мы живём от ходки до ходки, потому что ты постоянно о них забываешь, - продолжает он. – И нам постоянно приходится тебе о них напоминать. Это не поведение лидера. Ты перестала им быть. -Я… -Нет, нам не нужны оправдания. Теперь будем говорить мы. Если бы тебе действительно не было на нас плевать, ты бы собралась, взяла себя в руки. Мы чувствуем себя брошенными, но тебе плевать на это. Я тоже ощущаю себя брошенной. Никто из них не справляется о том, как я. Смог исчезла из моей жизни. Жаба тоже. Словно я для них никогда не существовала, словно я была там только потому, что там был Кислый. А я никто. Я пустое, никому не нужное место. -В общем, мы поговорили с другими лидерами… мы переходим к ним. Странно, но это не причиняет мне боль. Просто возникает непонимание от происходящего. -Вопрос уже решён, мы просто ставим тебя в известность. Я смотрю на весь свой отряд. Что ж, пожалуй, это лучшее решение. Но меня это не успокаивает. -Выйдите из комнаты, - говорю я сухо. -Мы уже всё решили. -Вы пока ещё мой отряд. Выйдите. Они медленно, переглядываясь между собой и оглядываясь на остальных лидеров, покидают помещение и закрывают за собой дверь. Воцаряется тишина, которую прерывает Паук: -Я беру себе Холод, Лезвие и Шквал. -Я их тебе не отдам, - мой голос сухой и немного тихий. -Они не вещь. Они приняли решение, уважай его. -Жаба? – я пытаюсь найти в нём хоть каплю сопереживания, ведь мы с ним партнёры. -Я готов заплатить за каждого, - отвечает он, - разумную цену. И ты, и я будем в плюсе. Перевожу взгляд на молчаливого Аквамарина. -Я не приму никого, - говорит он, - если ты этого хочешь. -Здесь вопрос не в том, кто куда переходит, - говорит Паук, - это уже решено, а в том, к кому присоединишься ты. К Жабе ты, пожалуй, не пойдёшь, там Кислый. Мне ты без надобности, так что, если ты готова, Аква может тебя принять. -Я их не отдам, - мой голос звучит уверенно. -Послушай, - Жаба нагибается вперёд, - прошло достаточно времени, ты могла всё изменить, но не замечать очевидные вещи так долго… -Изменить? Когда эта мразь бросила меня, ничего толком не объяснив? -Я не лезу в личные дела, - он снова опирается о спинку. -Вот и не лезь! Из меня вдруг начинает литься сносящим потоком злость. Такая буйная, необузданная злость. -А ты что смотришь? – бросаю я Аквамарину. – Типа невинный весь. Он молчит. И это бесит. -Дайте мне месяц. -Календула, уже всё решено, - говорит Паук, ему явно приятно то, что происходит между всеми нами сейчас. – Быть лидером – значит быть мужчиной. Тебе это просто не дано. Женский пол слабый, и ты это доказала, - он произносит это, стоя прямо напротив меня, заглядывая в мои глаза. Жаба и Паук уходят, а Аквамарин, будь он не ладен, подходит ко мне: -Что ты будешь делать? -Понятия не имею, - во мне кипит агрессия. -Мне не нравится то, что происходит. Но даже Хирург уже в курсе. -Это было его предложение? – почему-то он кажется важным сейчас. -Нет. -А чьё? Ты ведь знаешь, да? -Я только слышал, что предложение поступило от Шлюхи. -Какое Шлюхе, вообще, дело до того, что происходит в моём отряде? -Не знаю. -Я с этим разберусь. Спасибо. Направляюсь в Дом Шлюхи. -Какого хрена? – с порога обращаюсь я, крича чуть ли ни на весь пустой холл. -Здравствуй, Календула, - Шлюха выплывает из соседней комнаты. -Какого хрена ты лезешь в моей отряд? -Ну, говорят, что он скоро не будет твоим. -По твоей, мать его, вине. -Наверное, это приятно – чувствовать что-то, кроме боли, не так ли? – Шлюха смотрит на меня лисьим взглядом. -Хочешь услышать от меня «спасибо»? – мне хочется выцарапать эти мерзкие глаза. -Нет. Я хочу, чтобы ты обуздала свой гнев и направила его в нужное тебе русло, вернув свой отряд. Тебе пора сдвинуться с мёртвой точки, дорогая. -Я потеряла его по твоей вине. -Нет. По своей. Шлюха тут ни причём, это правда. По крайней мере, я могла бы думать о них больше, а теперь, когда уже всё потеряно, я пытаюсь что-то собрать. Паук прав. Это не женское дело. -Мне теперь их не вернуть. -Нет-нет-нет, - Шлюха кончиком пальца поднимает мой подбородок чуть выше. – Ты правильно сделала, что пришла ко мне, потому что у Шлюхи есть ответ. Хочешь, я расскажу тебе то, о чём не знаешь даже ты? -Ну? – делаю шаг назад. Если Шлюха блефует, то слишком искусно. -Я знаю, что Хирург когда-то обнаружил в твоей коже табак. И что ты ходишь к Швее, и она варит настойки из твоих волос, снимает с них цветы. То есть снимала, когда они у тебя ещё были. А знаешь ли ты, что при правильной обработке из твоих волос можно вырастить что угодно? Шлюха ждёт моей реакции, но я молчу, пытаясь разгадать, что будет сказано дальше. -Ты, наверное, слышала, что в Доме Шлюхи можно найти всё. Например, качественный алкоголь, или крепкие сигареты, или наркотики. Я не осуждаю своих клиентов. Моя обязанность – их удовлетворить. На этом я строю свой бизнес. -И что, ты хочешь, чтобы я накачала их наркотиками? -Не совсем. Я хочу, что ты стала наркотиком. Я хочу, чтобы ты стала той, от которой невозможно отказаться, от которой нельзя уйти, к которой всегда хочется возвращаться, снова и снова, которой нельзя сопротивляться, потому что они подсядут на тебя. Они станут зависимы от тебя. Ты станешь их личной дозой эйфории. Это звучит слишком заманчиво. Не по отношению к отряду. В таком случае Кислый бы не смог уйти, а если бы ушёл, вернулся бы. -Это невозможно, - возражаю я. -Возможно. -А тебе какая польза? -Умница! – Шлюха широко улыбается. – А в тебе есть предпринимательская жилка. Я хочу, чтобы ты мне тоже давала свои локоны. Немного. Я не буду делать тебя лысой. -И всё? -Откровенно говоря, это неравное предложение, потому что я получу больше, чем ты. Но ведь отряд для тебя важен. -И как я по-твоему должна их вернуть? -Этого я не знаю. Я лишь могу помочь тебе раскрыть то, что спрятано внутри тебя. Твой организм – твоё спасение. Людям очень сложно бросить курить, Календула, и им будет очень сложно оставить тебя. Ты согласна? Шлюха протягивает мне свою костлявую руку, украшенную кольцами и перстнями. Правильно ли это? Абсолютно неправильно. Должна ли я сохранить свой отряд? Да, должна. Паук сказал, что это не женское дело. Но истинный лидер пойдёт на всё ради своего отряда. Я хочу, чтобы Кислый ко мне вернулся. Я хочу, чтобы он жалел о том, что со мной сделал. Я хочу, чтобы каждый, кто решил оставить меня, жалел об этом. Я хочу доказать всем, что я лидер. Я хочу доказать всем, что нельзя идти против Календулы. Этот чёрный змей странной чёрной жажды присасывается к моему сердцу. Я знаю, что он выкачает из меня всю мою боль, и я позволю ему это сделать. Я не знаю, что я буду чувствовать потом. Я лишь знаю, что буду лишена невыносимости боли. -Я согласна, - пожимаю руку Шлюхе. -Прекрасно! Тогда я приглашаю тебя на процедуру к своим теням. А после – делай, что твоей душе угодно. Пока Шлюха делает со мной всё, что нужно, извлекая наружу то, что столько времени скрывалось внутри, пока я вынашиваю план по возвращению, Лезвие, Холод и Шквал переходят к Пауку, а Русалка, Пантера, Старик и Броненосец к Жабе. Аквамарин держит своё обещание и не принимает никого. Но, возможно, никто и не стремится попасть к нему. Его отряд отличается крепкой сплочённостью, и остальным будет тяжко в него влиться. Впрочем, Жаба тоже не бросает своих обещаний на ветер и платит мне за каждого перешедшего к нему. Месячную норму. На эти деньги я решаю устраивать вечеринки каждую неделю. Я хочу, чтобы Жаба и его отряд играли на сцене. Жаба воспринимает это как перемирие между нами и соглашается. Но это лишь часть моего плана. Каждая вечеринка – это цель. Цель – конкретный человек. Начинаю с того, кто объявил об общем решении на собрании. Это Броненосец. Первое, что я делаю, - меняю стиль. Больше никаких хлопковых сарафанов. Топы, кроп-топы, штаны, берцы. Я должна вызвать обсуждение. Первая стадия – эмоциональная стимуляция. Я должна вызвать обсуждение. Начинаю красить глаза и губы. Шлюха говорит, что от процедур у меня меняется аромат. Следующая стадия – любопытство. Я появлюсь в разгар вечеринки. Танцующая толпа не сразу, но обращает на меня внимание. Замечаю Броненосца и иду к нему. Приглашаю на танец. Стадия третья. Примирение? Возбуждение. Они должны почувствовать меня. Поэтому во время танца я всячески пытаюсь коснуться своей жертвы. Я кладу его руку себе на талию или провожу тыльной стороной ладони по щеке. Всё должно казаться безвинным, но побуждать к самым откровенным мыслям. Четвёртое. Они должны начать думать обо мне. Поэтому после танца и алкоголя я отвожу их подальше, где нет никого, и целую. Парней в губы, а девочек в щёки. Уже на этом этапе можно понять, что они в ловушке. Ни один из парней не отстраняется первым во время поцелуя. Потому что им нужно ещё. Они уже на крючке. И заключительная стадия. Я должна вызвать ломку. Я исчезаю. Или сменяю жертву. Что и происходит на следующей вечеринке. Когда прежняя жертва приглашает меня на танец, я соглашаюсь, но не позволяю целовать или касаться меня. Это они пойманы и играют по моим правилам. Чем больше меня, тем сложнее от меня отказаться. Это сработало на них. Это может сработать и на Кислом. На ком угодно. Это звучит ужасно, но я хочу, чтобы он приполз ко мне, умоляя принять его обратно, а я бы ему отказала. Я хочу, чтобы он мучился так же, как мучилась я, страдая по его отсутствию. Чтобы, подыхая в канаве, он молил меня о помощи, а я бы прошла мимо. Потому что вместо боли во мне теперь одна ненависть. Сделать из женщины дьявола очень просто: нужно всего лишь лишить её любви. Я хочу, чтобы они все страдали, все, кто отвернулся от меня. Так мне удаётся вернуть свой отряд всего за восемь недель. Они становятся моими безропотными щенками. Мой отряд на ходках теперь намного продуктивнее, потому что каждый хочет доказать, что он лучше остальных, чтобы я обратила своё внимание именно на него или на неё. Это приносит больше прибыли. В несколько раз. Так что, встречаясь с Жабой на одном из собраний, бросаю ему четыре мешка с кристаллами, возвращаю ему с процентами то, что он мне заплатил. -Просто бизнес. Ему нечего сказать мне. Паук поступает хитрее. На одной из вечеринок он ловит меня и пытается запугать. Он пьян, но я не боюсь Паука, потому что теперь знаю, что могу приручить даже его. -Как ты это сделала? -Ты уверен, что хочешь знать? – улыбаюсь я. Это игра, в которой я победитель. Провожу по его рукам вверх. Он отшатывается, пугаясь: -Ты чего? -Ну, ты же хочешь знать. Я целую его. Противно ли это? Нет. Это забавно. Я чувствую власть над человеком. Мне это нравится. Последним, кто спрашивает, как это получилось, оказывается Аквамарин. Но Аквамарин не сделал мне ничего дурного, поэтому я его не трогаю. -Паук сказал, что лидерство – это мужское занятие. А я женщина. Слабый пол. Знаешь, в чём-то он прав. Но он кое-что не учёл. Сила женщины в её слабости. -Я не понимаю, - он долго смотрит на меня. – Ты сильно изменилась. -Жалеешь меня? -Как бы тебе ни пришлось пожалеть. -Я знаю, что я делаю. Но Аквамарин оказывается прав. Есть кое-что вне расчётов Шлюхи. Они и правда становятся зависимы от меня. Им нужно больше. Им нужно чаще. Они становятся одержимы мной. И я начинаю об этом жалеть. Обо мне пускают слухи. Что я сплю со всеми подряд. Но это всего лишь слухи. Мне плевать, что говорят за моей спиной, потому что они просто хотят сделать мне больно, привлекая моё внимание. Чёрная дыра во мне с удовольствием поглощает эту боль, и я не чувствую её. Проходит достаточно времени, когда я узнаю, что Кислый теперь встречается с Ёлкой – сестрой Аквамарина. Я вижу, как они вместе сидят в кафе, держась за руки, или танцуют на вечеринках. Во мне поднимается дикая злость. Это не ненависть, потому что я не ненавижу его, я просто хочу, чтобы они испытал ту же боль, что и я. Я перестаю появляться в людных местах и почти безвылазно сижу дома. Но, умудрённая опытом, я теперь не забываю про свой отряд. Боль – это тормоз, а гнев – это двигатель вперёд. Я никогда не думала, что во мне может быть столько желчи. Я будто злобный дракон, плюющийся ядом. Со своими я сдержана и холодна, потому что теперь знаю, что любое моё проявление может быть понято как знак внимания, которое они так жаждут. Иногда я хожу к Шлюхе. Не по нашему договору. А как обычный гость Дома Шлюхи. Мне выделяется пустая комната с двумя стоящими друг на против друга стульями. На одном сижу я, а на другом я представляю Кислого. Я выливаю на него всё, что чувствовала и чувствую. Я знаю, что не могу сказать ему этого в лицо. Он будет считать меня истеричкой, что я преувеличиваю. Ему легче. Никто не оставлял его одного посреди сухой пустыни, никто не сбрасывал его с высоты, никто не разбивал его на осколки. Я пытаюсь хоть как-то склеить себя, но это уже невозможно. Я помню себя раньше. Я помню эту светлую девочку, которая ещё верит в добро. Но наивность – это удел начала пути. Когда начало превращается в дорогу, тогда и наивность превращается во что-то другое. Вопрос только, во что? Я – монстр. Люблю ли я себя такую? Нет. Но это лучше, чем то, что я испытывала раньше. Я не жалею, потому что не жалели меня. Иногда я ещё чувствую, как сильно люблю Кислого. Я доверяла ему больше, чем себе. Но моя любовь теперь с привкусом злобы. И я знаю, что, если он когда-нибудь решит вернуться, я не смогу принять его обратно. Но я хочу, чтобы он хотел вернуться. Чтобы двигаться дальше, мне нужно сделать то, на что так тяжело решиться. Я должна убить. Убить себя. Прав тот, кто говорит, что настоящая любовь не заканчивается. И та наивная Календула так и будет любить внутри меня Кислого. Но, чтобы снова начать жить, мне нужно убить то, что продолжает любить, причиняя мне вред, потому как безответная любовь лишь гниёт внутри. Я смотрю в окно и вижу в стекле своё отражение – девочку, которая просит пощады. И эту девочку я должна убить и похоронить в себе. Она этого не заслуживает, но она уже не выживет. И я заслуживаю лучшей жизни. Я буду скучать по той, какой я была, но я уже никогда не стану прежней. Я не перестаю любить его. Я перестаю любить себя, потому что нельзя убить того, кого ты любишь. Ночью я просыпаюсь от настойчивого стука. Под моими дверями уже ошивались Шквал и Старик, надеясь провести со мной время, но я никогда не открывала им. В этот раз я тоже решаю делать вид, что меня нет. -Календула, открой мне. Если ты дома, я очень прошу открыть мне. Это Аквамарин. Дело срочное. Аквамарин? Что он забыл у меня под дверями? Я никогда не пыталась подчинить его себе. -Что тебе нужно среди ночи? – я разговариваю с ним через закрытую дверь. -Я расскажу тебе, всё как есть, но я молю тебя помочь. Я прошу тебя отправиться к Швее. Ей нужны твои цветы. Ей нужно сделать настойки для Кислого, - пауза. – Календула, не молчи! У меня давно не цветут бутоны. Уже много лет. Как будто почва перестала плодоносить. Но мне и не хочется помогать. Мне хочется, чтобы теперь все вокруг почувствовали, какого это – испытывать боль, с которой не можешь справиться. Интересно, Кислый мучается? -Я ничем не могу помочь. Впервые в голосе Аквамарина я слышу панику. Значит, дело серьёзное. -На него обрушился дом. Мёртвый дом. Он не может нормально дышать. Хирург сказал, что у нас нет лекарства, но мы должны попробовать всё. Я прошу тебя, будь человечной. Хирург сказал… Значит, дело действительно плохо. В голове всё путается. Никто из них не пытался быть человечным по отношению ко мне, пока я пыталась не сдохнуть от боли. -Проси, что угодно, только помоги. -Я правда ничем не могу помочь, Аквамарин. Долго стою в тишине, освещаемая бледной луной. От того, что я не знаю, что делать, внутри собирается комок страха. Открываю дверь. Аквамарин стоит передо мной и молчит. Аквамарин хороший человек и, по-видимому, хороший друг. Не то, что Смог. Она обещала не разговаривать с Кислым, если он причинит мне боль. Никто не просил её об этом говорить. Но она сказала, а я поверила. Не думаю, что она сдержала обещание. И Кислый не сдержал своего – быть всегда рядом со мной. Возможно, я просто тот человек, которого невозможно любить. Может, не всем в этом везёт. И меня всегда будут окружать люди, готовые отвернуться, как только я стану им неудобной. Аквамарин молчит. Потому что слово за мной. Я делаю шаг назад, молча приглашая его к себе. Он заходит. Я закрываю за ним дверь. В лунном свете переливается его куртка. -Кто-то знает, что ты пошёл ко мне? Это очень смелый поступок - пойти ко мне. -Нет. -Послушай, я знаю, что вы все обо мне думаете. Но я правда ничем не могу помочь. На его месте мог быть кто угодно, но я действительно бессильна. У меня слишком давно не было цветов. -Если это правда, то я благодарен тебе за то, что ты честна со мной. Но я честна не до конца. -Аквамарин, я могу кое-что сделать, но я хочу, чтобы ты сказал об этом Кислому и больше никому. -Всё, что попросишь. -Тогда бери мои ножницы и состриги все мои волосы. Я хочу, чтобы бы ты отнёс их Шлюхе. Заплати, если потребуется. Проси Шлюху сделать из них препарат для Кислого. Настойки Швеи слишком слабые. А Шлюха может помочь. Аквамарин смотрит мне в глаза. Наверное, он думает, что я поступаю благородно, но если так, то он ошибается, потому что теперь я действую в своих интересах, и мне хочется, чтобы Кислый был обязан мне жизнью, чтобы он по-своему зависел от меня. Я хочу, чтобы он знал, что без меня он не выживет. -Где ножницы? Под их лязг, смотря прямо в зеркало трюмо, я прощаюсь, пожалуй, с тем, что делало меня Календулой. Аквамарин аккуратно складывает мои волосы в пакет, прощается и уходит, закрывая за собой дверь. Я продолжаю сидеть напротив зеркала. Как будто я становлюсь только хуже и хуже. И теперь не только внутренне, но и внешне. Провожу рукой по остаткам волос. Они отрастут. Но я как будто смотрю на совершенно незнакомого мне человека. Я не хочу, чтобы кто-нибудь видел меня такой. Начнут обсуждать, появятся новые слухи, а сейчас я не хочу привлекать к себе ещё большего внимания. Его стало слишком много. Я выхожу на улицу только ночью, так вероятность столкнуться с кем-то куда меньше. Хожу есть в кафе, в Дом Шлюхи, чтобы выпустить пар, а ещё я прихожу стоять под окна Ёлки. Я не вижу там Кислого, но я вижу в окне её фигуру, и я знаю, что она рядом с ним. Я могла бы быть на её месте. Мне становится грустно. Смогла бы я быть вместе с ним в таких обстоятельствах? Я знаю, что смогла бы. Внутри меня поднимается щемящее чувство. Что-то вроде ностальгии, только это грусть о том, что никогда не случится. Ёлка в окне ходит, что-то перекладывает. У неё большие панорамные окна. Она кажется так далеко, хотя это всего лишь десятый этаж. А я стою и смотрю на это яркое пятно – окно, осознавая, что я никому больше не смогу посвятить себя. Я не хочу тратить время на тех, кто не готов быть со мной. И никто по-настоящему не захочет быть со мной. Идёт снег. На улице холодно и тихо. Единственный свет и тепло – это окно. Я возвращаюсь к себе, оставляя следы на снегу. К утру их уже заметёт, и никто никогда не узнает, что действительно творится у меня на душе. В эту ночь я совсем не могу уснуть. Я нахожусь в каком-то ожидании. Пожалуй, я уже давно нахожусь в нём, просто не осознаю этого. Засыпаю на столе перед чашкой. Меня будит стук. Выхожу в коридор. -Календула! – говорит голос. Я давно не слышала Жабу. Его голос сухой и измученный. – Сегодня ночью Кислый умер. Я подумал, что ты захочешь знать. Завтра будут похороны. Мы пойдём от дома Ёлки в десять утра. Приходи. Кислый умер. Наверное, я должна испытать грусть или даже скорбь. Наверное, что-то внутри меня должно надломиться или вовсе сломаться. Наверное, мне должно быть сейчас плохо. Наверное, так нельзя говорить, но он умер, а мне становится так спокойно. Это неправильно. Я понимаю. Но если я это чувствую, то значит, это нормально? Если это льётся из меня, значит, это нормально? -Календула, - чуть громче произносит Жаба. – Календула, ты в порядке? -Я поняла, Жаба. Сажусь на пол, упираясь спиной и головой о стену. Нет, я не могу плакать. Наверное, я выплакала всё, что могла, много лет назад. Но, если бы я и плакала, это были бы не слёзы грусти или отчаяния, это были бы слёзы освобождения. Я чувствую, как валун упал с моих плеч, и я теперь могу выпрямиться в полный рост и снова видеть не только землю под ногами, но и небо над головой. Я не испытываю ни жалости, ни сожаления. Я пробуждаюсь ото сна. Долгой-долгой спячки. Я снова жива. Никто, конечно, не спрашивает, почему меня нет на похоронах. Но никто и не знает, что я хороню его в себе, рядом с той самой Календулой, которую мне пришлось добить. У меня внутри маленькое кладбище из двух могил. И я буду приходить туда, полоть сорняки и знать, что эти двое, в конце концов, оказываются вместе. Когда приходит весна, я за долгие годы впервые её ощущаю. И впервые за долгие годы мне хочется снова кого-то по-настоящему любить. Я с головой ухожу в работу. Мне помогает Броненосец. Он становится моей правой рукой, если это можно так сказать. Только я не доверяю ему на все сто процентов. Я просто теперь не могу полагаться на кого-то, кроме себя. Шлюха узнаёт про мою предпринимательскую активность и через Броненосца назначает мне встречу. Мы встречаемся в кафе. Непривычно видеть Шлюху в городе, мне всегда казалось, что Шлюха и Дом Шлюхи неразделимы. Мы сидим за чашкой кофе, будто обсуждаем сплетни, а не бизнес. -Мы с тобой немного конкурируем, - говорит Шлюха, размешивая ложечкой сахар, - но я не хочу, чтобы ты думала, будто мы враги. -У меня есть к тебе предложение, - перехожу я сразу к делу. – Все знают, что ты прекрасно дрессируешь тени. И я хочу брать твои тени в прокат. -Тени не вещь. -Нанимать их. Не знаю, как это лучше назвать. Мои вечеринки популярны. Отряд Жабы устраивает концерты на моих площадках. Мне будет легче со всем справляться, если мне будут прислуживать твои тени. -Во-первых, тени служат только мне. А во-вторых, я хочу, чтобы моя выгода составляла процент выручки каждой вечеринки. -Какой процент ты хочешь? -Сорок. -Это много. Я согласна на двадцать. Шлюха откидывается на спинку красного дивана и отхлёбывает из чашки. -Знаешь, Календула, в этом городе очень мало веселья. Иногда мне кажется, что этот город слишком велик для всех нас. Но из всего города я хочу быть партнёром только с тобой. Ты мне нравишься. Ради тебя я соглашусь и на двадцать, - снова отхлёбывает. -Послушай, - наклоняюсь вперёд. На свету кольца и кулоны на шее Шлюхи блестят, чуть слепя мне в глаза. – Я знаю, что с тех пор прошло много лет, но могу ли я каким-то образом перестать быть венериной мухоловкой для тех, кого я так боялась оставить? Шлюха медленно ставит чашку с горячим кофе на стол и ласково берёт меня за руку. -Ты думаешь, что это плохо, но это не так. Мы все нуждаемся в человеческом тепле, и эти мальчики могут дать тебе это чувство. Ты боишься их. Но ты прекрасна, а они хотят того, что и ты. -Они просто хотят меня. -Разве это плохо? Разве ты не хочешь того же? Это делает людей счастливыми. Я вынимаю руку и, вздыхая, облокачиваюсь о спинку. Я знаю, что я не люблю той любовью, которую хочу и боюсь, ни одного из своего отряда. Я знаю, что я могу дать им то, что они хотят, - себя. Я знаю, что взамен я получу то, в чём нуждаюсь. Я буду ощущать их тепло. Секс даёт выброс окситоцина, но это будет недолговременно. Я знаю, что я не буду любить ни одного из них по-настоящему, потому что я не буду доверять ни одному из них. Никто из них по-настоящему не нуждается во мне. Я – это просто причина выброса гормонов счастья. Но, может быть, быть не с теми – это тоже нормально? Может быть, так я напоминаю себе, что жива. Но это нелюбовь. Может быть, это напоминание о любви. Это моё напоминание себе о способности любить кого-то. Вряд ли можно доверять кому-то, чьё имя Шлюха. Но я теперь просто плыву по течению. И начинаю встречаться с Броненосцем. Меня хватает на месяц. Я бросаю его, потому что боюсь, что он первый бросит меня. Но он здорово на меня подсаживается. Начинаю встречаться со Стариком. Бросаю и его. Возвращаюсь к Броненосцу, потому что ему нужна ещё одна доза. И снова бросаю. Я встречаюсь со всеми. Я сплю со всеми. И я бросаю всех. Мне их жаль, но чувство покинутости оказывается сильнее меня. Нет ничего в том, чтобы хотеть быть любимой. Я хочу быть любимой, но я больше не могу любить. Слава о том, что я меняю парней и сплю со всеми подряд тянется ещё с тех самых пор, как я пытаюсь вернуться свой отряд. Но тогда меня это не волновало. Цель оправдывает средства. Да и к тому же плевать, кто что говорит, если я о себе знаю правду. Даже Паук в те дни сталкерил меня, но скоро остыл. Он всегда был мне неприятен, потому что он считает, что ему все должны. И когда я вернула своих, мне даже было приятно, что мне удалось показать Пауку, что не все находятся в его сетях. Я просто хотела удержаться на плаву. Удержать рядом тех, кто был мне важен. Пусть самым мерзким способом. И теперь я чувствую, как сама становлюсь зависимой от этой кратковременной любви. Потому что это лучше, чем ничего. Но это лучше делает только хуже. В городе появляется новенькая. Меня мало интересует то, что происходит вне моего отряда. Её зовут Змея. До меня доходят слухи, что она в отряде Аквамарина и что Паук пытается переманить её к себе. Наверное, у неё очень нужная Пауку особенность, потому что иначе он бы ни за что не стал за ней гоняться. Впервые я встречаю её на вечеринке. Она одета в белую блузку с вырезом на груди и широкими рукавами, в чёрные кожаные шорты. Её длинные почти белые волосы красиво зализаны назад. Она выглядит жутко модной, но при этом немного застенчивой. Змея полвечера проводит с Аквамарином, который вообще не особый любитель вечеринок. Со второй половины вечера она начинает чувствовать себя раскованнее и даже танцует. Этим она напоминает мне меня. Здороваюсь с Аквамарином. -Давно тебя не видела. -Меня давно и не было. -Говорят, в городе теперь много новеньких. -А ты никого себе не берёшь? -Нет. Затратно это и муторно. А ты? -Змею вот. Слышала о ней? -Слышала, что Паук очень хочет её к себе. -Он устраивает настоящую охоту за теми, кто будет ему полезен. Но за Змею я отвечаю головой. -Перед кем? – спрашиваю я и тут же понимаю, что перед Хирургом. – Откуда они все приходят? -Не знаю. -А ты спрашивал у Хирурга? -Не думаю, что он знает. А если и знает, то не скажет. Мне всегда казалось, что они с Пауком похожи. Они оба считают, что город принадлежит им, но это мы принадлежим городу. -Ты не боишься, что Паук переманит к себе Змею? -Этого не будет. У неё есть голова на плечах. С ней будет нелегко, но она того стоит. -Ты так говоришь, будто она вещь. Он смотрит на меня пронзительным взглядом: -Я не об этом. Я не знаю, о чём он. -Ты больше не выступаешь? Он переводит взгляд на сцену. -Только дома играю и то редко. У них теперь там Космос, - он указывает на чернявого кудрявого парня в жёлтом худи. – Говорят, он играет на всех музыкальных инструментах. По крайней мере, что ни дай – всё может. -Значит, Жаба тебя выпер? -Нет. Просто я теперь не могу. Знаешь, Календула, очень многое изменилось с тех пор. И я не только про город. Мы изменились. И, по-моему, совсем не в лучшую сторону. Это такой камень в мою душу? Аквамарин замечает моё нахмуренное выражение лица. -Я не о тебе. Я не сплетник, Календула. Мне плевать, что говорят люди. Уверен, они что-то говорят и обо мне. К нам подходит Лётчик. Я помню его ещё с тех самых дней, когда мы должны быть сформировать отряды. Он долго не давал ответ. -Мне нужно с тобой поговорить, - обращается он к Аквамарину. Я понимающе оставляю их вдвоём. Выхожу на крыльцо. Пахнет озоном от только что кончившейся грозы. Небо ещё затянуто тучами, и совсем темно. От прошедшего дождя прохладно. Какое-то время просто стою, наслаждаясь погодой, кутаясь в бежевые плащ. Со стороны запасного входа группа Жабы перетаскивает музыкальнее инструменты и складывают в большой прицеп. Они что-то громко обсуждают. Слышу, как бряцают и звенят инструменты. Голоса становятся громче, переходят на крик. Я заворачиваю за угол здания и вижу, как две тёмные фигуры сцепляются в драке. Кто-то из толпы кидается их разнимать, но сам получает и падает на траву. Подхожу ближе. Это Лезвие начищает морду Старику. В темноте этого почти не видно, да и из-за кровавых подтёков тоже, но кожа Старика сморщилась и покрылась пятнами, темнее его цвета кожи. -Хватит, - спокойно произношу я, стоя за толпой жабьих. Лезвие замирает. Все оборачиваются на меня. Я выхожу вперёд. – Лезвие, иди домой, ты перебрал с алкоголем. -Календула… - его голос хриплый, слабый и стонущий. -Я сказала домой! – перебиваю я его. Оглядываю жабьих. – Я знаю, что вам нужно отвезти инструменты, но мне нужно убедиться, что Лезвие доберётся до дома. Не то, чтобы не верю, что он туда не доберётся. Просто он вполне себе может решить туда не идти. -Я отведу, - вызывается Кот. Подхожу к лежащему на кровавой траве Старику. Ему очень досталось от Лезвия. Мне его совсем не жаль, хоть вид у него и жалкий. -Мы отведём его к Швее, - говорит какой-то парень из толпы. Он вместе с другим парнем поднимают Старика и медленно уходят прочь. Это не первый раз, когда я вижу, как парни из моего отряда дерутся. И я знаю, что дерутся они из-за меня. Поначалу меня это пугало, а сейчас мне это уже кажется настоящим детским садом. Уже собираюсь уходить, как из-за прицепа раздаётся незнакомый голос: -Это же твои пацаны, да? Останавливаюсь. Оборачиваюсь. Кудрявый парень в жёлтом худи стоит рядом с прицепом. -Мои. -Ты знаешь, что они не поделили? В темноте мы видим только тёмные силуэты друг друга. Этот парень говорит вежливо и чуть обеспокоенно. -Меня, - спокойно отвечаю ему. -Тебе, что, это приятно? – через паузу с удивлением спрашивает он. -Они делают это, не потому что им нравится или не нравится, они делают это, потому что не могут устоять. Он подходит ко мне. Теперь я могу видеть его лицо. У его уголка губ виднеется кровь. Это тот самый парень, который пострадал от руки Лезвия, пытаясь разнять дерущихся. Он смотрит на меня, но в его взгляде нет осуждения, он словно пытается разгадать мои мысли, словно я загадка. Мне это не нравится. Он рукой вытирает кровь у губ, лишь размазывая её. Потом он молча закрывает брезентом инструменты и начинает медленно тащить прицеп за собой. Он ничего мне больше не говорит, но именно от этого я чувствую себя хуже. Лучше бы он что-то сказал. Спустя некоторое время, когда я вхожу в кафе в окружении своих и занимая два столика, в кафе вваливается Жаба с Котом, Кротом и этим парнем в жёлтом худи. Они громко смеются. Пока они делают заказ, этот парень подходит к нашему столу. Я думаю, что он хочет заговорить со мной, но он обращается к Старику, сидящему напротив меня. -Как состояние? Старик с ещё не сошедшими фингалами, ссадинами и гематомами смотрит на меня. Рядом со мной сидит Броненосец и хочет встать, но я жестом усаживаю его. -Что же ты молчишь, Старик? Неприлично не ответить, - я обращаюсь к нему, а сама смотрю на этого парня. Он не смотрит на меня. -Я в порядке. -Просто хотел узнать, - поправляет капюшон. – Но раз вы тут все вместе сидите, значит, всё нормально, да? -А с чего ты взял, что должно быть не в порядке? -Космо, отстань от неё! – на весь зал кричит Жаба. – Иди делай заказ! -Я, кстати, Космос, - он широко улыбается и протягивает руку, но никто из моих парней не пожимает её. Тогда он смотрит на меня и ждёт, что это сделаю я. Но и я не пожимаю её, потому как мои парни могут это неправильно расценить, приревновать, и тогда этот Космос может пострадать, а мне проблемы с Жабой не нужны. К тому же, я знаю, как влияю на ум людей, и прикосновение может повлечь за собой не очень хорошие последствия. Космос понимает, что пожимать руку ему никто не собирается и пожимает её сам. В нём слишком много радости. Пожалуй, лишь потому, что в городе он относительно недавно. Мне вдруг становится его жалко. Он выглядит слишком наивным и неиспорченным. Наверное, напоминает мне себя. Город ещё не успел испортить его. А потом мне становится страшно. Страх вперемешку с чувством вины. Эта его беспечность до добра не доведёт, особенно если он продолжит предпринимать попытки дружелюбного контакта в сторону моего отряда и, не дай бог, меня. Мои парни растерзают его. Покончив с едой, подхожу к Жабе: -На пару слов. Мы отходим в сторону. -Последи за своим жёлтым, чтобы ни ко мне, ни к моим не приближался. -Чего это ты мне указываешь? – я знаю, что он всё ещё таит в себе обиду на то, что я вернула свой отряд. -Я чувствую, что иначе это может плохо кончится. -Что это ещё за женские штучки? Опять собралась кого-то увести? Его слова меня оскорбляют. Ну, а что? Пострадает он или кто-то ещё. Какое мне дело, если в мой омут попадёт ещё один чёрт? Я их уже не считаю, и мне своих чертей не жаль. -Я по-человечески прошу тебя, Жаба. Жаба может испытывать ко мне что угодно. Он может ненавидеть меня, призирать, может продумывать план мести. Но я говорю с ним не как с бывшим другом, а как лидер с лидером. И в таких делах все свои внутренние переживания надо засунуть себе поглубже. -Ладно, я понял. Мне становится немного легче от выброса окситоцина. Это очень короткий момент. А потом я себя ненавижу. И я очень много презираю себя. Я сделала из своего отряда наркоманов, зависящих от мня, боясь, что они однажды меня всё-таки оставят. А они оказываются слишком слабы, чтобы даже предпринять попытку изменить это. А, может, они и не понимают, что на самом деле с ними происходит. А я трус, я боюсь сказать им это в лицо. А, может, всё это правильно? Что было бы со мной, если бы я не стала возвращать свой отряд? Возвращать звучит как развращать. В попытке получить хоть толику любви я не замечаю, как сама опускаюсь на точно такое же дно зависимости. Мне хочется быть счастливой, но теперь это грязное счастье, липкое, дурно пахнущее. Оно овладевает моим мозгом, моим телом, моими эмоциями. Я говорю себе, что я люблю их, каждого, когда иду к ним в дом. Мне хочется в это верить. А потом я презираю себя, потому что знаю, что несколько дней не смогу смотреть им в глаза и буду говорить себе, что сплю с ними в последний раз, а потом наступает период ломки. И я срываюсь к следующему. И так по кругу. Мне уже не жаль ни их, ни себя. Эта пучина засасывает весь мой отряд с их капитаном вместе. И я чувствую себя невероятно одинокой и никогда по-настоящему любимой. Я могла бы ходить к Шлюхе. Шлюхе бы удалось вытащить из меня всю эту поселившуюся во мне чернь и снабдить чем-то положительным. Но по правде говоря, это была бы замена одной зависимости на другую. Я это понимаю и не вижу в этом выхода. К тому же, это из-за Шлюхи я та, кто я есть сейчас. Здравый смысл, вернее, его остатки, подсказывают мне, что нужно просто остановить свой выбор на ком-то одном, попытать своё счастье с кем-то. И пусть сейчас мне кажется это нереальным или даже бессмысленным, но я должна остановиться. Это сложно. Нужно выбрать, с кем остаться. Но я знаю, что, кто бы им ни был, он не даст мне того тепла, в котором я так отчаянно нуждаюсь. Но также я знаю, что без тепла совсем я замёрзну. А из двух зол нужно выбирать наименьшее. Ведь так? Я решаю всё это отдать в руки судьбы. Плыть по течению – что может быть проще? Я решаю, что первый, кто пригласит меня на танец на очередной вечеринке, станет моим спасением. Я знаю, что это будет кто-то из моих, потому что другие не хотят проблем. На сцене под гитару поёт парень в жёлтом худи. Я даже рада, что он не в зале. Так как-то спокойнее. Где-то в центре медленно танцует Аквамарин со Змеёй. Смешанное чувство. Наверное, потому что Аквамарин был его лучшим другом. Стало ли ему легче за все эти годы? Мы с Аквамарином связаны куда сильнее, чем может казаться, просто мы находимся по два разных лагеря. Но он, конечно, скажет, что нет никаких лагерей. Никто не приглашает меня танцевать. Значит, у судьбы иные планы. Выхожу на крыльцо проветриться. Дует холодный ветер, и я выдыхаю тёплый воздух. Ёжусь в пальто и прячу руки в карманы. Я сама не понимаю, как оказываюсь на пороге Дома Шлюхи. Тут шумно и светло. Быстро поднимаюсь по ступенькам, чтобы меня никто не заметил. Шлюха сидит за стойкой регистрации. -Комнату со стулом, - выкладываю кристаллы. -И тебе доброй ночи. -Хватит этих формальностей. Комнату со стулом, пожалуйста. -Комната готова, дорогая. Шлюха провожает меня наверх. В отведённой мне комнате тихо. Звукоизоляция тут прекрасная. Я словно одна во всём мире, и весь мой мир – эта комната со стулом. Здесь нет ничего. Тишина – это очень тяжело, потому что тишина происходит не от того, что нечего сказать, а от того, что чувств так много, что их не разобрать. Я сажусь напротив стула к стене, обняв колени, и долго смотрю на него. Раньше я представляла тут Кислого, теперь не могу даже этого. Я будто плохо помню его лицо. Голос не помню совсем. Да ведь дело теперь не в Кислом. Кто-то должен сидеть на этом стуле, чтобы я могла попытаться высказать свои чувства и всё то, что меня гложет. Я думаю о Жабе, об Аквамарине, но это всё не то. Этот стул не для них. Я вдруг осознаю, как сильно я цепляюсь за людей, которые не способны мне помочь. И весь мой отряд не способен излечить то, что кровоточит до сих пор. Возможно, я совершила самую большую в своей жизни ошибку, решив сохранить свой отряд любой ценой. Но распустить их сейчас было бы ещё более ужасной ошибкой. Их привязанность ко мне переходит все границы, и как бы это ни привело к череде смертей. Ответственность порой просто невыносимая ноша. Пытаюсь напитаться тишиной. Даже у себя дома мне не так спокойно. Стены Дома Шлюхи умеют впитывать чувства и растворять их, а стены дома родного их только копят. А потом ими сдавливают. Иногда мне кажется, что в этой адской дыре ничего нет, кроме пустоты. Но на деле там живут мои черти. И я вынуждена их кормить. Через положенный час спускаюсь в холл. У лестницы стоит Броненосец и блюёт. Шлюха стоит рядом с тряпкой и ведром. Шлюха многозначительно смотрит на меня, дескать, бери его под руки и уводи, а может, чтобы я взяла тряпку в руки. Но я лишь произношу: -Всё, что происходит в Доме Шлюхи, остаётся в Доме Шлюхи. Шлюха, наверное, обижается, но одобрительная ухмылка перерастает в знак уважения. Я возвращаюсь домой. По дороге меня догоняет пьяный Броненосец. Он хватает меня за руки, пытаясь остановить и что-то не совсем внятно бормочет. Он ещё никогда не был мне противен настолько. -Пойдём ко мне, на чуть-чуть. Мне нужно совсем чуть-чуть. Он стискивает меня в своих объятьях. От него несёт диким перегаром, он дышит им мне прямо в лицо, я пытаюсь вырваться: -Оставь меня! – я колочу его в грудь изо всех сил, но вряд ли он это чувствует. Напротив, он сжимает меня так крепко, что сдавливает мои рёбра. Он начинает лезть мне под топ, и я в панике кричу. Мне становится так страшно и так противно. -Прекрати! -Давай здесь. Мне нужно совсем чуть-чуть, - повторяет он и начинает целовать меня в шею своими мерзкими губами. Я пытаюсь оттолкнуть его, он шатается, и мы падаем. Я тут же пытаюсь выползти из-под него, но он хватает меня за ногу. В его глазах блестит что-то звериное. Я ботинком ударяю ему прямо в лицо. Он откидывается назад, хватаясь за нос. Вскакиваю и убегаю. Бегу, давясь слезами. Меня трясёт от страха. Я спотыкаюсь и падаю на колени, рыдая. Он снова обнимает меня, но как-то спокойнее, не увереннее. Кажется, даже говорит что-то, я лишь кричу в панике: -Оставь меня! Не прикасайся! Отталкиваю его тело и, поднимаясь, бросаю на него взгляд. Это не Броненосец. Увидев мой испуганный взгляд, он тут же поднимается руки. Он растерян и немного напуган. Делаю пару робких шагов назад, не зная, чего ждать от него, разворачиваюсь и иду быстрым шагом к себе, вытирая слёзы рукавом плаща. Лишь пару раз оглядываюсь. Но меня никто не преследует. Дома запираюсь и умываюсь холодной водой. Проходит немного времени прежде чем, я вздрагиваю от стука в дверь. Боюсь даже смотреть в глазок. -Ты в порядке? Он всё-таки шёл за мной. -Зря ты сюда пришёл. Уходи! -Он тебе что-то сделал? Слышу, как на улице раздаются голоса, недовольные, громкие. Подбегаю к окну и вижу толпу своих парней. Снова стук в дверь. Подбегаю к двери, открываю её, резко распахивая. Космос смотрит прямо на меня. Внизу слышен топот поднимающихся пьяных тел и голоса. -Они уже здесь. Зря ты… Я не успеваю договорить. Космос в один шаг оказывается в моей квартире и запирает дверь на замок. Всё происходит так быстро, что я теряюсь от такой наглости. -Это что такое? -Я прячусь. -У меня в квартире? -Пути отступления заняты. -А ну, убирайся из моего дома! – я пытаюсь схватить его за руку, но он отшагивает назад. -Я не пойду. Там толпа разгневанных парней, готовых меня ушатать за то, что я к тебе пришёл. -А на хрена ты ко мне пришёл? В дверь начинают неистово стучать, возможно, даже бить ногами. В страхе отхожу подальше, Космос же наоборот подходит к глазку. -Я сейчас точно не пойду туда, - шепчет он. Я гневно смотрю на него. С чего он взял, что может просто так находиться в моём доме? Космос чуть отходит от двери и говорит, улыбаясь: -А по-моему, это даже немного романтично. Мы прячемся как в башне. Ты типа принцесса. -Не называй меня так, - это не оскорбляет меня, просто звучит лживо. - Я не принцесса, я тут, скорее, дракон. -Почему ты такая колкая? – Космос проходит в комнату и падает на кресло. Он ведёт себя так, словно он у себя дома. Откуда в нём столько уверенности? Крики и стук за дверью не прекращаются. -Ты прячешься у меня в квартире, я даже не приглашала тебя! С чего мне быть гостеприимной? -Ну, можно же не быть такой колкой. -А меня раздражает, что ты постоянно на позитиве. Он долго смотрит на меня, а потом спрашивает: -Почему ты так себя не любишь? -Я? Не люблю себя? Я люблю себя. И остальные тоже меня любят. Вон, под дверями стоят. -Они одержимы тобой, это как-то нездорово. Разве нет? Конечно, он прав. Прав, и что? Как будто эта его правота поможет мне с этим разобраться. -Какая разница? Мы молчим, слушая стуки. Кажется, в коридоре возникает ссора, и Космос встаёт с кресла, но он идёт не к двери, чего я ожидаю, а на кухню, чего я не ожидаю совсем. Слышу, как гремит чайником. Иду следом. -Ты что делаешь? -Ну, ты же не предложишь мне чашку чая. -Потому что ты не в гостях. -Вот поэтому я готовлю себе чай сам. Он словно до конца не понимает, что тут происходит. Чай? Он, что, собирается тут ночевать? -Ты всегда такой находчивый? -По воскресеньям, - отшучивается он. Его шутки ещё меньше к нему располагают. -Сегодня не воскресенье, - я пытаюсь спустить его с небес на землю, задеть как-то. -Ну, значит всегда, - пожимает плечами он. В коридоре становится значительно тише. Космос дожидается, когда вскипит чайник и наливает чай. Мне тоже. Он ставит кружки по разные стороны стола. Садится и молча пьёт. Это я чувствую себя у него в гостях. Медленно опускаюсь на стул, обхватываюсь кружку обеими ладонями, но не пью. Приятное тепло пробирает меня. -Чего замолчал? Чай невкусный? -Знаешь, ни у одной тебя бывают проблемы, вот мой друг, например… - он замолкает. -Что у тебя друг? – хочется знать масштаб его проблем. -Неважно, - говорит он тихо в чашку. -Ну, нет. Раз уж начал, давай, - закидываю руку на спинку стула и чуть покачиваю ногой. -Это не мой секрет, не могу сказать. Он произносит это очень серьёзно. Я опять теряюсь, сжимаюсь и делаю глоток горячего чая. -И вообще, ты мне не рада, так что я не собираюсь вести тут с тобой дружеские беседы и всячески развлекать тебя. -Но как-то же ты должен оправдывать своё присутствие в моём доме. -Они здесь надолго? Кажется, он и сам готов уйти. -Это часто явление. К утру разойдутся. Я привираю. Парни собирались, но никогда вместе. -И что, мне здесь до утра сидеть? -Можешь прыгнуть с балкона. -Это третий этаж. -Ну, слезь. Я не знаю! -Знаешь, Календула, - говорит он очень серьёзно, - мне кажется, что ты когда-то была очень-очень счастлива. Невероятно счастлива. Такими счастливыми бывают единицы. Ты будто была в сказке. А потом что-то случилось, и твоя сказка резко оборвалась. И теперь ты такая. -Какая? – тихо спрашиваю я. И как он это всё понял? Это отрезвляет. -Даже не знаю, как сказать. Ты… холодная. Не как снег, а как лёд. Ты колешь своим льдом. Не подпускаешь никого. И, вроде бы, все знают, что все они к тебе ходят, но на деле же ты не подпускаешь никого. -А ты, что, психолог? Мне неприятно слышать правду от него. Во-первых, потому что это действительно правда. А во-вторых, потому что мне её в глаза произносит почти незнакомый человек. -Нет. Просто зачем себя так загонять? -Всё куда сложнее, чем тебе кажется, - признаюсь я. – Я совершила поступок, от которого сейчас очень тяжело… который сейчас очень тяжело изменить. -Но ведь возможно? -Наверное, возможно, просто… Я не знаю, к чему это приведёт. Нет, правда, не знаю, и я не хочу знать. -То есть ты готова мириться с тем, что происходит сейчас? -А если станет только хуже? -А если нет? -А если станет? -Ну, что самое худшее может произойти? Я задумываюсь. -Я перестану быть лидером. -Это так важно для тебя? А важно ли это теперь? -Не знаю. Я лишь чувствую, что, если я это всё изменю, я останусь одна. Совсем одна. У меня никого нет. Ни друзей, ни поддержки. -Хочешь, я буду твоим другом? Он не улыбается, говорит серьёзно. -Ты не понимаешь. Ты закончишь как они, - киваю в сторону входной двери. -Почему ты в этом уверена? -Ты же слышал обо мне. Думаешь, это правда? Правда. Я шлюха. Сплю со всеми подряд, меняю парней как перчатки, бросаю их как ненужные игрушки, потом подбираю, опять ласкаю, снова бросаю и так по кругу. Ты этого себе хочешь? -Но ведь ты спишь не со всеми, а только со своим отрядом. -Это не имеет значения, - на моих глазах появляются слёзы. -Ты не права. Это имеет большое значение. -Знаешь, наверное, легко быть одной, когда вообще никого нет в этом чёртовом городе. А пока тут есть другие, я чувствую себя ущербной. Я не хочу чувствовать себя ущербной. -А ты ущербна? -Наверное, да. Я как сломанная кукла, которую бросили с высоты в глубокий колодец, и там я повредила своё деревянное тельце, и теперь мне надо как-то выбираться. А это очень сложно. И я только могу смотреть наверх и видеть звёзды. -Мне обнять тебя? -Нет, - почти перебиваю его я. – Но спасибо, что спросил. Космос понимающе кивает. -Мы не будем об этом говорить, - после паузы добавляю я. – Если ты останешься тут на ночь, я постелю тебе на кресле. Но если ты притронешься ко мне… -Я не такой, как твои. Пока расстилаю диван себе и расправляю кресло ему, прислушиваюсь к звукам вне квартиры. Парни за дверью уже не стучат и даже, кажется, не разговаривают. Космос смотрит в глазок. -Что там? – интересуюсь я. -Они сидят на полу, - отвечает он, повернувшись ко мне. Я стою с подушкой в руках. Космос выглядит растерянным. Наверное, ждёт, что я скажу. Парни больше не буянят, так что, наверное, можно и выйти. -Ложись спать. Они только кажутся безобидными. -С утра, думаешь, будет лучше? Теряюсь, что ответить: -Доброй ночи. Я ухожу переодеваться в ванную. Когда возвращаюсь в пижаме, Космос уже лежит на расправленном кресле, отвернувшись к окну. Его жёлтое худи лежит на углу моего дивана. Неслышно заползаю под одеяло. Из окна дует прохладный ветер. Мне немного неуютно оттого, что малознакомый человек спит со мной в одной комнате, но я не чувствую опасности от него. Мне рядом со своими парнями не так спокойно, как с ним. Я их лидер, им только прикажи – они сорвутся с цепи, а Космос – совсем другая личность, никак со мной не связанная, словно иной мир. Целый иной мир под одной со мной крышей. -Космос, - тихо произношу его имя, пытаясь разгадать, что же за ним скрывается. -А? – почти сразу отзывается он, не поворачиваясь ко мне. Ещё не спит. Я не собиралась его звать. -Почему тебя зовут Космос? В чём твоя особенность? Он отвечает не сразу: -Я могу показать тебе, если хочешь. Это нестрашно. -Давай. Он пересаживается ко мне на диван, садится прямо напротив меня. Это смущает, я присаживаюсь, поправляя под собой одеяло. Луна светит ему прямо в спину. Он протягивает мне руку. -Тебе нужно будет взять меня за руку чуть выше локтя и смотреть прямо в глаза. Когда я подниму взгляд, ты кое-что увидишь. Это может напугать, но это неопасно. Ты готова? Его размеренный голос убеждает меня в безопасности. -Да, - отвечаю я, чуть помешкав. Я беру его правой рукой чуть выше локтя. Он сидит, опустив голову. Жду, когда он посмотрит на меня, чтобы встретиться с ним взглядом. Он медленно поднимает голову, и наши взгляды наконец-то встречаются. Ничего особенного. Я вижу ту же самую комнату, дверь и полки на стене. А ещё я вижу себя, словно сейчас отражаюсь в зеркале. Пугаюсь и хочу отпустить руку, но он тоже хватает меня выше локтя и говорит: -Погоди. Как будто лёгкий удар током. Я смотрю на этот мир глазами Космоса. Он видит меня чуть растрёпанной и напряжённой. И я чувствую к себе то, чего не испытывала ранее. Мне хочется обнять ту меня, что сидит напротив, защитить её от всего. Я чувствую к себе симпатию, небольшую привязанность, не страсть, а человеческое тепло. Я для себя столько времени была разбитой, падшей, а сейчас я чувствую к себе заботу, которую я сама себе не могу дать. Я медленно опускаю руку. Всё возвращается, как и было. -Как это возможно? Он пожимает плечами. -Я раньше думал, что это вообще бесполезно. Но, может, мне нужно было увидеть такую, как ты. -Зачем? -Ты видела мир моими глазами, а я твоими. Когда там на дороге я попытался тебя утешить и приобнял, я почувствовал всю ту боль, что есть в тебе. Я испугался. Но я понял, что я не могу тебя оставить. Я хочу тебе помочь. Такой уж я человек, - он виновато улыбается. -Разве можно мне помочь? Я плохой человек. -Ты не плохой человек, а запутывавшийся. Я показал тебе, как я вижу тебя. Значит, не всё потеряно. Я начинаю плакать. Крупные слёзы одна за одной ползут по щекам к подбородку. Не знаю, видит ли он их. Мне становится неловко, я встаю с кровати и отхожу к балконной двери. -Ты в порядке? – он не подходит, не встаёт. Он всё делает правильно. -Я думала, что я пропащий человек, что до меня никому нет дела. Я просто жила с тем, что было и… Разворачиваюсь к нему, он ждёт, когда я закончу. -Давай спать, - говорю устало. На душе очень тяжело оттого, что стало вдруг так легко. Он перемещается на кресло, я заползаю под одеяло на диван. Это будет тяжело. Я распущу отряд. Займусь собой, порву все эти мимолётные связи. Надо будет завтра сказать ему «спасибо». Я просыпаюсь, когда солнце уже светит в окно. На кресле Космоса нет, но его худи лежит на диване. Встаю, иду на кухню, ожидая встретить его там, но и там его нет. На балконе тоже пусто. Смотрю в замочную скважину. Парни спят на полу. Может, он ушёл, никого не беспокоя? Бесшумно пытаюсь открыть дверь, но она заперта на замок. Неужели он спрыгнул с балкона? Я не успеваю войти обратно в комнату, как раздаётся тихий писк. Лампочка над выключателем в комнате загорается красным. Срочно нужно собираться к Ведьме.