С доктором Картером они пересеклись в одном из ветвистых коридоров — тот выскочил прямо на них из-за поворота и едва не выпустил из рук поднос, полный куриных яиц в каких-то лунках с номерами.
— Боже правый, что вы тут забыли?! Вокруг и так творится невесть что, еще и вы бродите, как неприкаянный, — принялся выговаривать он Нечаеву в сердцах, но потом обратил внимание на его внешний вид и поумерил пыл. — Я чем-то могу вам помочь?
— Помогите ему, — ответил Сережа и протянул левую руку.
ХРАЗ, до тех пор активно пиздевший, вдруг прибеднился, растекся по ладони, свисая с нее соплями, и начал потрескивать, чем вогнал Картера в глубочайшую растерянность.
— Так… — выдохнул он, понимая, что дело серьезное, а нахамить и послать Нечаева к черту не выйдет. — И что конкретно от меня требуется?
Для всех стало очевидно, что пролить свет на детали произошедшего не выйдет, если они так и будут топтаться в коридоре. Поэтому Генри, пободавшись предварительно с внутренней грубостью, смилостивился и повел их за собой в сторону лаборатории, куда направлялся и сам.
— Это пассажи у тебя? — протарахтел ХРАЗ, устремив проводок к металлическому подносу.
— Да, как раз несу инкубировать, — он ответил так, словно работает в аналогичных условиях каждый божий день. Но на деле подобная непринужденность была фальшивой, и Захаров понимал это как никто другой. — Двое моих помощников находятся под стражей по обвинению в госизмене, так что все приходится делать самому.
Он хихикнул нездоровым смехом, почесав свободной рукой нос, и плечи его рефлекторно ссутулились.
— Как мне это знакомо, — отозвался Харитон, — получить нож в спину от того, кого вырастил под собственным крылом.
Нечаев навострился, но виду не показал. Насколько ему было известно, Лариса пошла против Сеченова и сделала ставку на своего мужика-психопата, однако Захаров ни разу не упоминал о каком-либо конфликте конкретно между ними двумя.
— Я все же надеюсь, что вышло глобальное абсурдное недопонимание и ситуация вскоре прояснится. Они господа способные, но для изменщиков глуповаты и слишком ветрены. Но если все на самом деле так, то что поделать. Я всегда паршиво разбирался в людях, — он не выглядел так, словно искал в свой адрес сострадания, но оно все равно возникло у майора в его израненном, но неизменно добром сердце.
Они достигли заветных стеклянных дверей, и как только вошли внутрь, Картер, высказавшись, сменил тему и поинтересовался, что с ними случилось. Сережа по праву молчал, а ХРАЗ на своем филигранном английском объяснил ситуацию в четком хронологическом порядке: погоня, перестрелка, авария и падение с набережной. Подумать только, но он даже британский акцент себе сделал, чтобы выглядеть на фоне доктора более лаконично.
— Какой ужас! — непривычно оказалось видеть на лице Генри искреннее переживание. Он отставил поднос на ближайший стол, а сам выскочил перед майором и осмотрел его с головы до ног. — Вы ушиблись?
— Нет, — Нечаев шагнул в сторону, чтобы уйти, но он вновь преградил ему путь:
— У вас ссадины на лице. Позволите осмотреть?
— Не надо, это пустяки, — Сережа отшатнулся от протянутой руки, и его ноздри непроизвольно раздулись.
— Извини, он не любит врачей, — вклинился ХРАЗ, чувствуя, как степень напряжения П-3 стремительно растет. — Давняя психотравма.
— Ладно… В конце концов, лечение — дело добровольное, — ему пришлось уступить и отойти с прохода, пускай он предпочел бы обработать свежие раны. — А что с Джанет? Она в порядке?
— Она не пострадала. Насколько нам известно, ее увел мистер Стивенсон для приватного разговора.
— Вот как… Что ж… Она человек сильный, справится, — Картер говорил твердо, но его расстраивало абсолютно все в этой истории, чего он не мог скрыть. — Я надеюсь. Хотя правда ее ожидает суровая.
Генри поместил пассажи в инкубатор и вернулся, полностью настроенный внимать дальнейшим указаниям. Его голова по-прежнему была занята другим, и душу разрывали на части мысли о возможном предательстве, но он, как любой уважающий себя врач, умел вовремя расставить приоритеты и наступить эмоциям на горло.
Ни с того ни с сего Нечаев вздрогнул всем телом и покрылся табуном мурашек — малейшее дуновение ветерка касалось мокрой одежды и вызывало морозную зыбь по коже. Он шмыгнул носом, закинул ногу на ногу, попытавшись утаить свое состояние, однако у него не получилось.
— Вас промочило до нитки, — очевидно, Генри заметил это сразу, но не смог долго игнорировать. — Если хотите, я высушу вашу одежду в автоклаве.
Майор захлопал уставшими глазами и быстро согласился, не забыв при этом выразить благодарность. Он не ожидал такого предложения от человека, которого считал закоренелым нарциссом, но его удивление было исключительно приятным. Следом свое «спасибо» сказал и Захаров, за то, что Сережу не оставили на произвол судьбы.
— У него вон, губы все синие. Если он окажется в больнице, позор мне как врачу за то, что не попытался это предотвратить, — ответил Картер относительно сухо и, пожав плечами, приказал ему: — Раздевайтесь.
— Совсем? — вряд ли Нечаев смог бы самому себе объяснить, зачем это спросил — видимо, помимо трусов ему прополоскало еще и мозги.
— Можете снять только одну штанину, я не настаиваю, — отозвался тот с показным безразличием, но потом отвернулся, и они с профессором стали тихо посмеиваться.
«Вот уж точно, два сапога пара, — подумалось П-3, — Даже среди лютейшего пиздеца найдут, где поехидничать».
— Очень смешно, блять, — тихо брякнул он на родном языке и покосился на перчатку.
Выпотрошив карманы и стянув с себя холодную, потяжелевшую одежду, Сережа сложил ее и, перед тем как выйти из-за угла, накинул одноразовый халат на завязочках и одернул его рукава, чтобы те скрывали всевозможные шрамы. Он повесил комбинезон и водолазку внутри массивного железного шкафа, похожего на обычный холодильник, а затем почапал обратно, к ближайшему стулу, стараясь не обращать внимания на нелепость внешнего вида. С обувью ничего придумать не вышло, но в мокрых хлюпающих берцах он оказывался не раз, поэтому ему не привыкать. Лампочка автоклава загорелась, вытяжка внутри загудела, и программа начала набирать установленную температуру в режиме сушки.
Разобравшись с делом первостепенной важности, Генри поправил пуговицы выглаженного халата, надел опудренные латексные перчатки и попросил майора положить левую руку на стол, чтобы было удобнее обследовать то, с чем он ранее никогда не связывался. Чисто на автомате он задрал его рукав до локтя, поскольку желал видеть окончание провода, и внезапно об этом пожалел:
— Бог ты мой… — пробормотал он и осекся, сверля обескураженными глазами порт наподобие компьютерного, вшитый прямо в кожу. Вены на руке были толстые, вздутые, и извитой сетью сетью расплетались по предплечью. — И сколько вы так ходите?
— Долго, — Нечаев угрюмо поморщился. Ему хотелось вырваться, встать и уйти, чтобы ни один малознакомый врач более его не касался, но он не мог никуда деться и сделать тоже ничего не мог. Только сжать челюсти до скрипа зубов, собирая воедино все имевшееся терпение.
— И что, никакой инфекции не подцепили? Или вы принимаете какие-то препараты на постоянной основе? В вас же инородное тело, которое сообщается с внешней средой.
Сережа окончательно поплыл. Из-за волнения слова перемешались в голове, а мозговой переводчик отказался работать, в результате чего П-3 открыл рот, выронив оттуда затянутое «ээээ», и стал выглядеть глупо.
— Все немного не так, Генри, — выручил его ХРАЗ по обыкновению, а заодно и пресек конфликт, который не успел начаться. Зная майора от макушки до кончиков пальцев, он не сомневался, что это его «прогрузочное» состояние продлится недолго, а после него Нечаев ощетинится, встанет в ментальную оборону, и все, произойдет скандал на ровном месте. — Инородное тело не совсем инородное в данном случае. Дело в особом полимере, если слышал о таком. Это вещество обладает свойством адаптации в человеческом теле и способно сродняться с его клетками и тканями, но оно также независимо и при взаимодействии, например, с нервной системой может выполнять ее функции, даже некоторое время после гибели хозяина.
— Конечно слышал, Харитон. От тебя и много раз.
— Тогда вот тебе живой пример его применения. Из жидкой фазы одного из производных полимера состою я сам, поэтому я, с одной стороны, искренне надеюсь, что у тебя выйдет что-нибудь придумать на мой счет, но с другой я понимаю сложность поставленной задачи.
— На первый взгляд, есть пара вариантов, — признался доктор честно, разглядывая обрезанный провод несколько минут кряду. — Первый — развязать узел и наложить лигатуру без прижигания, тогда длина манипулятора увеличится на пару дюймов. До родины ты спокойно долетишь, а там сами разбирайтесь.
— А второй? — спросил ХРАЗ, и здоровые «светлячки» смотрели, казалось, Генри прямо в глаза.
— Я могу попробовать воссоздать утерянный участок… эм… конечности, назовем это так, — он осторожно прикоснулся к узлу, несильно сдавливая его пальцами. — Люминесценцию на конце вряд ли удастся повторить, но со структурой и функционированием я поработаю.
— Правда? — нетерпеливо спросил П-3, заерзав на стуле.
Он слабо понимал, как возможно восстановить то, чего нет, не имея под рукой необходимых материалов — все равно что глаз натянуть на задницу и вырастить из этого недостающий палец — но его не так сильно интересовали подробности в сравнении с конечным результатом. Если все получится, Сережа в долгу не останется, поскольку такой уж он человек: когда он кому-то обязан, физически или морально, то несет это бремя на совесть.
— Правда, господин Нечаев. Там, откуда вы родом, пускай и полно передовых технологий, но мы здесь тоже не промах, — ответил Картер с гордостью, не лишенной высокомерия. Казалось, он сдержанно улыбнулся, но возможно, это было нервное, — и оборудования у нас, как бы сказать поярче… Существует даже такое русское выражение, Харитон часто его использовал в лексиконе. Оно связано с поеданием пищи и вместе с тем выражает большое количество чего-либо.
Он зажмурился, защелкал пальцами у виска, понукая свои извилины, однако вспомнить искомый фразеологизм так и не удалось.
— Хоть жопой ешь? — предположил майор, подозрительно поведя бровью. Он лично не слышал, чтобы Захаров так выражался, но не исключено, что в те годы, когда они с доктором общались, все было по-иному.
— Совершенно верно! — обрадовался Генри, но быстро потерял к Сергею всяческий интерес, беседуя с ХРАЗом: — Только мне придется взять образцы материала, из которого ты состоишь, мой друг, чтобы настроить молекулярный принтер.
— Молекулярный принтер… Думаю, я понимаю суть, но не мог бы ты объяснить подробнее принцип его работы?
Картер указал на нечто, напоминавшее аквариум и расположенное рядом с автоклавом на небольшом расстоянии. Внутри, за отполированными до блеска стеклами, возвышалась пологая платформа, сделанная на вид из алюминия, а над ней сгрудились тонкие лапки с острыми наконечниками, сложенные в ожидании команды. К дальней стенке был прикручен штатив. Под всем этим впечатляющим агрегатом разместились несколько баллонов и отдельный блок с экраном и панелью управления. По другую сторону от волшебного принтера находился стол со световым микроскопом, с пробирками, пипетками, чашками Петри и прочей дребеденью, которой изо дня в день пользуются ученые-врачи.
— Сперва я помещу образцы в анализатор, чтобы определить точный состав, после чего аппарат начнет подготовку к восстановлению заданного фрагмента, — принялся объяснять Генри. — Если система распознает молекулярную формулу и у нее хватит ресурсов ее повторить, то процесс запустится автоматически. Даешь свое разрешение?
— А есть причины отказаться?
— Без понятия. Мало ли, тебе запрещено рассекречивать такие вещи, особенно за границей.
— Ерунда, — ХРАЗ символично взмахнул проводками. — Этот полимер нельзя просто взять и создать по рецепту. Необходимо специальное оборудование, состав же несет второстепенное значение. Можешь попробовать, конечно, то твой принтер наверняка высветит на мониторе ошибку, а вот с оболочкой вряд ли возникнут проблемы. Поэтому я полностью в твоем распоряжении.
За работой Картера пристально следили, хотя ничего особенного он не делал: подготовил два предметных стекла, разложил инструменты, потом захватил отрубленный кончик так, как свирепые медсестры в детских поликлиниках хватают жертвам пальцы для взятия крови, и стал надавливать до тех пор, пока не сцедил скудную прозрачную каплю полимера. Следом Генри срезал скальпелем маленький кусочек оболочки, разместив его на втором стекле, и с ободрительным: «Ну вот и все», отпустил провода.
— Единственный нюанс, — добавил он, помещая стекла в анализатор. — На время процедуры вас с майором придется разлучить. Это возможно?
— Совсем или только частично? — уточнил у него Захаров.
— Совсем, — с уверенностью ответил Генри, хотя не до конца понял, как это так — частично.
— Слушай, ХРАЗ, — обратился Нечаев вполголоса, пока Картер настраивал какие-то параметры на мониторе. — Может, ну его нафиг? Все равно скоро домой.
У него были основания для недоверия и тревоги, и расставаться с Харитоном в месте, где творилось не пойми что, ему крайне не хотелось. Поэтому требование снять перчатку показалось ему приговором; он сразу сдал позиции, замялся, растеряв суровость благородного лица, спрятал глаза, опущенные в пол, под густыми сдвинутыми бровями, и поджал тусклые губы. Но его пессимизма не поддержали:
— Пока моя целостность нарушена, я не смогу в полной мере выполнять своих функций, что может вылиться в неприятные последствия, товарищ майор, в том случае, если моя помощь понадобится. Сами видите, обстановка неспокойная, нас как минимум пытались убить.
Генри, соответствуя высокому воспитанию, не влезал в дискуссию на не знакомом ему языке и, задав подходящие настройки молекулярного принтера, скромно стоял в сторонке, сцепив опущенные руки в замок. Когда же его наконец заметили, он извинился, учтиво кивнув, прочистил горло, а затем оповестил господ о том, что устройство готово к использованию.
— Не волнуйся ты так, Сереж. Я понимаю твое беспокойство, но из двух зол принято выбирать меньшее, — залепетал ХРАЗ, убирая внутрь все манипуляторы, за исключением поврежденного. — Ты ведь все время будешь здесь сидеть. Проконтролируешь заодно, я тебе доверяю. Да и доктору Картеру тоже.
Услышав собственную фамилию без ясного контекста, Генри повел головой, но от встречных реплик воздержался. А Захаров незамедлительно объяснился, чтобы не заставлять приятеля чувствовать себя некомфортно:
— Я рассказывал майору, что тебе можно доверить собственное благополучие.
— Вполне, господин Нечаев, — он вздохнул с искоркой облегчения и лишь тогда подошел, остановившись подле них. — Я лечу, а не калечу.
Сергею пришлось принять ситуацию в чистом виде, и то, что его опасения в очередной раз не взяли в расчет, отнюдь не стало сюрпризом. Его мнение вообще часто вертели на хую, когда речь заходила о чем-нибудь интересном для Захарова. Он нехотя потянулся правой рукой под халат, нащупал конец широкого, обрамленного металлом провода и, не шелохнувшись, отсоединил крохотный штырек из специального порта на локтевом сгибе. Следом — расстегнул ремешки на запястье, взялся за край между пальцами и принялся аккуратно стягивать ХРАЗа с ладони. Совсем скоро левой руки коснулась легкость, а душу обдало холодком. Нечаев вытащил из-под тонкого голубого одеяния коннектор и выложил вместе с перчаткой на стол. Кожа ладони сморщилась из-за длительного контакта с влажной и плотной тканью, так что майор оперативно растер ее.
— У тебя есть автономное питание? — поинтересовался Картер, заметив, что ХРАЗ не отключился.
— Да, хватает вплоть до десяти часов, если рационально использовать.
Изначально его заряд был рассчитан на полчаса — Сеченов тот еще жмот, — но Лариса и Штокхаузен поковырялись в устройстве перчатки и значительно улучшили ее, понизив расход энергии при сохранении функционала.
— Впечатляет, но мы управимся за двадцать минут, — хмыкнул Картер и взял перчатку так, словно это была ваза из чистого хрусталя ценой в миллионы фунтов.
Он открыл верхнюю створу стеклянного куба и опустил Захарова внутрь, разместив на платформе аккуратнейшим образом, а коннектор, тянущийся длинным хвостом, сложил вокруг. Участок, подлежащий восстановлению, он зафиксировал в штативе и сконцентрировал на нем лазерные лучи, исходящие от раскрывшихся веером клешней.
— Какой ты обходительный, — кокетливо отметил Харитон, не изменяя самому себе. Он уже ничего не видел, но у него осталось достаточно исправных сенсоров, чтобы сканировать местность и мониторить обстановку.
— Заигрываешь со мной? — короткий, но исчерпывающий смешок. — А я ведь занят.
Они снова засмеялись, теперь громче и раскованней, причем голос ХРАЗа с пикантными металлическими нотками звучал глухо из-за толстого стекла.
— Ты не говорил, что у тебя есть избранница, — прибавил он, стоило доктору опустить крышку и прижать ее защелками.
— С каких пор тебе интересно слушать про человеческие отношения? — Генри стало забавно, и это ненадолго отвлекло его от насущных проблем. — Помнится мне, ты заявлял, что плотские утехи тебе чужды и вообще, все это людская похотливая грязь.
Сережа опомнился, вскинув брови и округлив глаза, и его нижнюю челюсть слегка перекосило от разномастных впечатлений. Значит, Захаров не принимал свое человеческое тело и охотно критиковал других, а интимную сферу жизни вовсе предпочитал игнорировать — интересная информация, о которой Нечаев не мог даже подумать. Теперь он не сумеет выкинуть ее из головы и непременно заведет эту тему, как только урвет подходящий спокойный момент наедине.
— Я… кхм… — стушевался ХРАЗ, поняв, что пахнет жареным, причем от него. Один несчастный провод боязно затрепетал. — Зависит от контекста, знаешь ли.
— А, — Картер проморгался и, будучи человеком неглупым, догадался, что профессор сменил категоричное мнение не просто так. — Ну тогда можем обсудить это позднее, если захочешь. К слову об обсуждениях, — вспомнил вдруг он, отбросив шутки в сторону. — Я понимаю, время как нельзя неудачное, но у нас тут возникло непростое дело, с которым мне трудно разобраться. Оно не связано с вашими здесь задачами, но мне бы хотелось услышать твое мнение перед тем, как вы улетите назад.
— Без проблем. По мне заметно, что я люблю трудности, к тому же работать надо несмотря ни на что, мне это знакомо. А не идет ли речь случайно о десятке трупов, из-за которых вчера все стояли на ушах? Мы с майором случайно подслушали обрывки истории, — оправдался он на всякий случай, однако Генри отнесся к этому спокойно:
— Ты прав. Дело приняло нестандартный оборот, и я считаю, твой врачебный опыт может оказаться полезным.
— Чем смогу помогу, — ответил ХРАЗ снисходительно, а потом тонко намекнул, что пора бы закругляться с болтовней: — Как только приду в надлежащий вид.
Картер понял его с первого раза. Он сделал шаг назад, ввел нужную комбинацию, и пару мгновений спустя устройство баснословной цены заработало. А Захаров, чтобы не тратить заряд впустую, ушел на заслуженный перерыв в лимбо, о чем свидетельствовал потухший огонек коннектора.
Наступил ожидаемый момент неловкого молчания. Сергей паршиво заводил разговоры и не умел их поддерживать ввиду банального нежелания, а Генри, пускай и был пытливым до новых знакомств, ладил далеко не с каждым — характер тяжелый, а чувство юмора — и того хуже. Вот и молчали они оба, слушая гул разномастной аппаратуры. Нечаев сделал вид, будто чрезмерно увлечен разглядываем собственных шнурков, а Картер, в свою очередь, заковырялся у микроскопа, в десятый раз проверяя, приведен ли он в порядок после использования. Неизвестно, сколько еще продлилась бы эта мучительная, отвратительная до зуда тишина, если бы ситуацию не спас автоклав:
— Ваша одежда, — сказал доктор, отрываясь от бесполезного занятия, и поспешил к шкафу, на котором отныне горела зеленая лампочка. — Можете забирать.
— Уже? Спасибо вам, — подал голос Сережа и скромно улыбнулся. Он встал со стула, чтобы взять вещи, и вместе с ним поднялся с колен его боевой дух.
— За что? Это ведь моя работа, — Генри проводил его взглядом за стену.
— Просто, — смутился тот, но этого уже не было видно.
Теплая, а главное сухая одежда ощущалась на теле божественно, грея не только кожу, но и тонкий духовный мир — вот оно, счастье в мелочах. Нечаев натягивал комбинезон, периодически закатывая глаза от удовольствия, и с трудом подавил внутри сиплые стоны, чтобы не показаться странным.
— Ну раз просто, тогда пожалуйста, — раздалось из соседнего помещения чуть громче, чтобы его наверняка расслышали. — Бытует мнение о том, что англичане негостеприимные и закрытые люди. Оспаривать не стану, так и есть. Да и я, — вздохнул не то с сожалением, не то наоборот, с радостью, — не всегда был таким, какой сейчас.
Анализатор молекулярного принтера тревожно запищал, прервав скоротечную идиллию, а из него, судя по звуку, вылезла какая-то распечатка.
— Что случилось? — Нечаев мгновенно высунулся в проем, впопыхах застегивая пуговицы.
— Ничего страшного, просто выдал ошибку по одному из запросов, как и предупреждал Харитон. Ну-ка посмотрим, из чего он там состоит такого особенного.
Без тени сомнения Генри вынул из аппарата листок с набранным текстом и стал изучать, сминая между пальцами, однако чем дольше всматривался, тем сильнее портилось выражение его лица. Оно омрачалось, кривилось, искажалось в непонятной смеси из страха и потрясения, которые разгорелись внутри черным пламенем, выжигая нервы дотла.
Вдруг он кинулся к соседнему столу. Открыл ящик, вытащил из него какие-то бумаги и начал сравнивать строчка за строчкой, безмолвно шевеля губами, точно одержимый, и проговаривая ими что-то, понятное лишь ему одному.
— Быть не может, — наконец сказал он вслух, устремив беглый взор на ХРАЗа, но сразу опомнился. — Господин Нечаев, вы должны пройти со мной, это срочно.
— Зачем?
Генри выронил все из рук, а пальцы запустил себе в волосы, взлохмачивая их у корней. Он сделал глубокий вдох и прикрыл глаза, сосредотачиваясь на внятном ответе:
— Надо кое-что проверить.
Химический состав полимерной перчатки оказался во многом схож с веществом, которое присутствовало в головном мозге всех десяти погибших. Отличались только соотношения элементов и наличие токсичных примесей во втором случае: индола и трупных ядов. Вспоминая то, что рассказывал Захаров о полимерах и их нейрогенных производных, Генри почувствовал, как лоб покрылся холодной испариной, а за диафрагмой засаднило. Он лично не имел ни малейшего представления о том, к чему вся эта связь между двумя абсолютно разными делами, однако богатый опыт подсказывал ему не верить в совпадения.
— Но я… Он… — Сережа указал на ХРАЗа, говоря тем самым, что никуда без него не пойдет. Тогда же он увидел воочию, как острые наконечники с лазерным прицелом наклонились практически вплотную и накладывали слои оболочки отрезанного провода миллиметр за миллиметром.
— Мы быстро, — настаивал Генри. — До морга и обратно.
В голову лезли всякие мысли, одна другой отвратительней, но полное отсутствие понимания пугало его похлеще образов с мертвецами, зараженными какой-то обособленной органической структурой. Мнение Харитона нашлось бы сейчас как нельзя кстати, однако он был недоступен, а исключить самые худшие подозрения требовалось немедленно. Иначе у Картера начнется паранойя и он доведет себя до ручки страшилками о том, что трупы могли самостоятельно куда-то деться.
— Всего лишь убедимся, что чудес на свете не бывает, и вернемся назад. Мне просто… — задумался, подбирая убедительный предлог. Не станет же он сознаваться, что боится идти туда один, а со здоровым богатырем — другое дело. — Мне нужны свидетели, чтобы подтвердить наблюдаемую картину, вот и все.
***
Нельсон потратил уйму времени на разговор с Джанет, который выдался труднее, чем предполагалось. Он отвел ее в тихое пустое место — в раздевалку, и рассказал ей в точности, как было дело. Устройство, с которого выполнился вредоносный вход, располагалось в морге, и зашли туда с аккаунта Лайонела Ланкастера. Но Артура тоже загребли до выяснения всех обстоятельств, поскольку он мог использовать данные друга для проникновения в систему.
Когда Йенс с оперативной группой вломились в здание, то застали их двоих за работой в лаборатории. Господа отвлеклись от микроскопов, среагировав на шум и громкие крики, повскакивали с мест, а в следующую секунду они оба оказались прижаты к полу лицом, с руками, скованными наручниками за спиной.
В самом морге не висело ни одной камеры, однако записи из коридора показали, что вплоть до самого момента взлома в помещении не было никого, за исключением Ланкастера и Грина. Свою вину молодые люди наотрез не признавали и повторяли без устали, что не имеют к произошедшему никакого отношения. Более того, они работали не поднимая голов и не знали ни о каком сбое в системе безопасности. Им, конечно же, не поверили. Скрутили их, выволокли прочь, погрузили в машины и увезли туда, где врагу не пожелаешь оказаться.
Картина не складывалась, как на нее ни взгляни, и ни крупицы логики не прослеживалось в коварном плане сотрудников, за которыми никто никогда не наблюдал подозрительного поведения. Но всех здесь учили работать с фактами, а не с теориями, и факты эти были прискорбны.
— Я не понимаю, — произнесла Джанет, изучая Нельсона потухшими глазами, полными слез. Взгляд сделался отрешенным, пустым, а шок все еще преобладал в душе, удерживая волю и не позволяя безудержно разрыдаться.
Она не просила его повторить, поскольку прекрасно все расслышала с первого раза. Она мечтала бы вовсе этого не знать, если бы ее мнения спросили, но реальность диктовала свои правила.
Сперва она переживала из-за того, что Лайонела там будут бить, затем — что он во всем признается, лишь бы пытки прекратились, но в конце ее аргументы иссякли.
— Он не мог этого сделать, — утвердила Джанет и уселась на лавку с ногами, обнимая собственные колени. — Нет, не мог. Выходит, из-за него на машину напали. Они хотели убить меня, Нельсон, — оторвала голову и подняла на него глаза: — Нечаева здесь никто знать не знает и никому он не нужен, а вот я… он чуть меня не погубил чужими руками.
Нельсон знал, как нелегко ей пришлось в прошлом и какую боль ей причинили мужчины, когда она была совсем юна. Пережив однажды то, о чем страшно упоминать, она оставила это позади и окольными путями оказалась здесь, завербованная в качестве полевого агента. За время службы она заработала неплохую репутацию: ходила под прикрытием, обличала контрабандистов и торговцев людьми, но обратная сторона сторона благородного дела заключалась в том, что за ее голову в преступных кругах не раз объявляли награду. Джанет это мало заботило на первый взгляд, и бросать свое призвание она не собиралась, но ровно до той поры, пока не сменила свой статус на почетное «миссис». Тогда же, обретя мечты о жизни, которую она некогда не могла себе представить, она покинула группу прикрытия и с тех пор не брала ни единого дела, способного обернуться местью. По этой же незаурядной причине Бойл оставила фамилию и кольца тоже при исполнении не носила, чтобы не ставить никого под удар. Однако она совсем не думала, что ее саму толкнут в спину на линию огня.
Стивенсон снял пиджак, набросив на ее дрожащие плечи, а она привалилась на него, и слезы полились ручьями по смуглым щекам. Она плакала, задыхаясь в бесконечной обиде, обвиняя себя в том, что совсем ничего не замечала, ни единой дурной весточки, пока Нельсон обнимал ее сильнее и всеми силами пытался приободрить, чтобы она не надумывала раньше времени.
***
Джанет переоделась в сухое, и ее отвез в гостиницу один из сотрудников — домой ей было нельзя, там все опечатали и проводили обыски. Стивенсон пообещал, что приедет к ней, как только освободится, и пробудет рядом столько, сколько потребуется. Бойл хорошо управляла эмоциями и не позволяла личному брать верх, однако нынешняя проблема превосходила все возможные, от которых получилось бы хоть как-то абстрагироваться.
Выжатый как лимон морально и физически, Нельсон поднялся на этаж, но, к удивлению, не обнаружил там майора Нечаева с его говорящей перчаткой. Хотя чему, казалось, можно было в принципе удивляться после всего, что приключилось за утро.
Дозвониться не получилось. Стивенсон вышел из лифта, покрутился на одном месте, как дурак, ругнулся пару раз, сотрясая воздух датским сквернословием, и у него возникло единственное предположение о том, куда могли деться заграничные гости. Если их там не окажется — то все, финиш, у него взорвется голова.
— Доктор Картер? Вы здесь одни, или у вас посетители? — спросил он в прохладную пустоту лаборатории, но быстро отбросил этикет куда подальше: — Генри! Есть тут кто?!
Он запыхался, пока носился по коридорам, а потому, миновав стеклянные двери и не докричавшись ни до кого, уперся руками в согнутые колени, намереваясь перевести дух.
В разуме творился полный бардак. Нельсон ни за чем не мог уследить, не понимал, за что хвататься, перебрал в памяти все поставленные ему задачи и пришел к осознанию, что половины из них не сделал и уже вряд ли успеет. Но самой большой его проблемой на данный момент было исчезновение одного с половиной иностранного гражданина, которого черти куда-то понесли, невзирая на довольно четкую просьбу стоять на месте.
Взгляд зацепился за работающий молекулярный принтер, что считалось явлением редким: Генри выпрашивал его у руководства почти на коленях, но на деле запускал пару раз от силы, а все оставшееся время кичился перед коллегами из госпиталя тем, что у него в лаборатории такие уникальные технологии.
За стеклом Нельсон обнаружил выключенную перчатку, на которую и пытался столь рьяно прозвониться. Она была влажная, судя по темным участкам, потертая, местами грязная и порванная, а из полузакрытой звезды в самом центре торчал растянутый на фиксаторе провод. Именно его восстанавливал принтер и уже почти выполнил программу, запаивая конец. Стивенсон дотронулся до стекла ладонью, чтобы затем наклониться, разглядывая вблизи жуткое, по его личному мнению, изобретение. Но главное, что он рассудил правильно и напал на верный след. Майор далеко не уйдет без своего «напарника», а Генри ни за что не оставит надолго без присмотра лабораторию. Осталось только дождаться их, отлучившихся по какой-то веской причине.
Неожиданно свет погас, сменившись на аварийный красный. Отовсюду взревели сирены, вынудив Нельсона взвиться в воздух и шарахнуться в противоположную сторону, налетев спиной на стеллаж с инвентарем. А затем произошло ужасное — сами собой начали закрываться автоматические двери, из динамиков по углам зазвучало экстренное оповещение:
«Внимание сотрудникам комплекса! На территории объявлен карантин! Все входы и выходы заблокированы, проход между блоками также закрыт. Сохраняйте спокойствие и не пытайтесь самостоятельно покинуть помещение. Повторяю. Внимание сотрудникам комплекса…»
