Мы поломанные, Нас невозможно восстановить и полюбить. Ау, алло, мы на проводе, Но никто не слышит, просто уходи.
Та Сторона — «Поломанные»
Следующие полторы недели проходят для Антона как в тумане. О том, что произошло на старом кладбище, он рассказывает своим друзьям, как только те возвращаются с Олимпиады. А тело бедной Вики находят ещё через пару дней недалеко от реки. Ребята в один голос уговаривают его пойти в полицию, рассказать, что происходит. Вот только идти снова не с чем, потому что в его телефоне снова кто-то ковырялся, удалив все сообщения и входящие вызовы от неизвестного номера. Это всё пугает до такой степени, что Антон начинает трястись всякий раз, когда ему кто-то звонит или пишет. Он подозревает в этом всех, кто его окружает, и почти не спит ночами. Кажется, что ещё немного и его можно перевозить в дурдом на постоянное место жительства. Ира постоянно капает на мозги, пытаясь разузнать, что с ним происходит, друзья стараются как-то успокоить, а единственный, у кого это действительно получается — Арсений. Парень постоянно старается находиться рядом, подбадривает и травит дурацкие шутки, которые присылает в сообщениях даже среди ночи, видя, что Антон снова не спит. Арсений предлагает пойти к Павлу Алексеевичу и попросить помощи у него, но затем сам же отметает эту идею, мотивируя тем, что они не знают, кому можно доверять. А может ли Антон доверять вообще хоть кому-то? Антону кажется, что он и впрямь сходит с ума. Он закрывает глаза и видит друзей, лежащих на холодной земле в лесу с перерезанными глотками, бездыханных и с застывшим на лице ужасом. Он остаётся в комнате один и слышит крик Вики, перед тем как психопат вскрывает ей горло, он слышит звуки, когда она начинает захлёбываться кровью. Он впадает в панические атаки даже на уроках, и дело доходит до того, что Ляйсан Альбертовна заставляет его обратиться к штатному психологу. Та выписывает ему успокоительные, которые парень пьёт буквально горстями, но это всё равно не помогает: ему ничего не помогает. Он каждый день ждёт нового звонка от убийцы. Из-за убийства уже второй воспитанницы, Павел Алексеевич и остальные взрослые в детском доме тоже пребывают на грани нервного срыва. К ним то и дело приезжает полиция, их самих выдёргивают на бесконечные допросы. А толку от этого расследования всё равно нет. Они даже улики найти не могут, что уж там говорить про самого убийцу. Ещё и Станислав Владимирович совсем, похоже, едет кукушкой, у него крышка кипятильника свистит на старости лет, — и плевать, что ему всего тридцать с хвостиком! — решая загонять их своей физкультурой до изнеможения. Они всем классом вот уже тридцать минут наворачивают круги по огромной поляне, находящейся на опушке леса, недалеко от детского дома. У Антона дыхалка отказывает ещё на втором круге, а остальные начинают помирать на пятом, и только самые стойкие, — среди которых, конечно же, оказывается Арсений — держатся до последнего. Новенький даже уставшим не кажется. Он носится по поляне так, будто за ним кто-то гонится, или так, будто спорт и физические нагрузки могут избавить его от всех переживаний разом. И пока Антон стоит у дерева, пытаясь удержать своё бренное тело на ногах, Арсений раз за разом пробегает мимо него, корча забавные рожи. — Дурашка, — сдаётся Антон, улыбаясь, когда Арсений в очередной раз показывает ему язык. — Шаст, спаси, Христа ради, я сейчас сдохну… — Дима останавливается рядом, ухватившись за Антоново плечо и пытаясь восстановить дыхание. Если Антон и спорт антонимы, то Дима и спорт — это что-то на разных Галактиках. У парня хорошо получается только в футбол. — Шеминов совсем долбанулся со своим бегом… — Ебанутся, ноги гнутся, — Серёжа тоже тормозит рядом и, согнувшись пополам, упирается руками в свои же колени, дыша так, будто бежал от злобного добермана. А из их святой троицы он единственный некурящий и непьющий человек, который неплохо дружит со спортом. — Это треш какой-то, пасаны. — Матвиенко, Шастун, Позов! — выкрикивает физрук, стремительно приближаясь к ним. — Чего слабые-то такие? — Я и не отрицал, что спорт не моё, — Антон вздыхает и садится прямо на траву, демонстрируя, что он больше и шага не собирается делать. — Я вообще врачом буду. Нахрен мне ваши забеги не сдались, — Дима поправляет очки, которые не снимает даже на спортплощадке, и усаживается рядом с лучшим другом. Станислав Владимирович переводит взгляд на Серёжу: — Ну а ты, спортсмен? — А я головка от… — он шлёпается рядом с пацанами, — часов «заря». Хватит с меня, я вам чё, бегун? Вон новенький неплохо справляется и без нас, — указывает рукой в сторону Арсения и ещё нескольких бегущих одноклассников. — Чёрт с вами, доходяги, — учитель машет рукой и, облокотившись на дерево, начинает наблюдать за теми, у кого ещё есть силы бежать. «Доходяги» награждают его недобрыми взглядами, а Антон ещё и средний палец показывает, когда мужчина отворачивается, чем вызывает у друзей приступ истерического хохота. А на поляне тем временем разворачивается очередная сцена идиотизма: Как раз когда Арсений заходит на очередной круг, перед ним выскакивает Кирилл, ставя подножку, отчего парень летит на землю, еле успев выставить руки, чтобы не впечататься лицом. Антон тут же подрывается с места, слыша гогот всех одноклассников и противный голос придурка Кирилла, который стоит над упавшим: — Чё, калека, ноги не держат? — А ну отвали от него, дерьма кусок! — Антон подбегает к обидчику, со всей силы толкнув его руками в грудь. — Да ладно, Шаст, мы просто развлекаемся, — усмехается Кирилл, вскинув руки в примирительном жесте. — Арс, — Антон оборачивается к парню, который как раз поднимается на ноги. — Ты как? Тот кивает и указывает головой на Диму с Серёжей, мол, пойдём. И они уже собираются уйти, когда Кирилл снова говорит: — Так и будешь вечно прятаться за чужие юбки, калека? Уверен, твои предки гордились бы сыном-трусом. — Закрой пасть! — выплёвывает Антон, только он хочет развернутся и вмазать по его придурошной роже, как это делает сам Арсений: он замахивается и что есть сил впечатывает кулак в чужое лицо. Кирилл отшатывается назад, трёт ушибленную скулу, а потом кидается на Арсения в ответ, повалив на землю и сев сверху, начинает бить по лицу так, что эхо глухих ударов разносится по всей поляне. Арсений старается закрыть лицо руками, но всё равно пропускает пару ударов, отчего из носа тут же течёт кровь. Антон замирает буквально на пару секунд, а затем бросается к ним, стаскивая Кирилла с одноклассника, и ударом в челюсть роняет его на землю. — Разошлись все, живо! — к ним подбегает Станислав Владимирович, свистя в свисток и хватая Кирилла, который поднимается на ноги и снова делает шаг в сторону Антона. — Иди сюда, мразь! — кричит он. — Пошёл ты, уёбок! — рявкает Антон и, не обращая на него внимания, подходит к Арсению, которому помогают подняться подоспевшие Серёжа и Дима. Второй достаёт из кармана спортивок платок, которым протирает очки, и протягивает ему, чтобы приложил к носу. — Наклони голову вперёд, — просит он. — Вот так. — Эй, Арс, — Антон берёт его за плечи, обеспокоенно разглядывая побитое лицо. — Ты как? Голова не кружится? Нос не сломан? Не тошнит? — суетливо спрашивает он, а парень мотает головой и морщит разбитый нос от боли. — Хорошо. Давай, пойдём, я отведу тебя к врачу.***
В детский дом они возвращаются всем классом, после чего Станислав Владимирович сразу же отправляет Кирилла к директору на ковёр, а Антон и Дима ведут новенького в медицинский кабинет. И пока они его ждут, Антон расхаживает по коридору, нервно перебирая кольца на своих слегка подрагивающих пальцах. За эти полторы недели это уже третий раз, когда этот отморозок докапывается до Арсения, и тот постоянно уходит от драки, никогда не бьёт первым, но, похоже, даже такому безграничному терпению, как у него, приходит конец. Конец приходит и терпению Антона, у него кулаки чешутся — настолько сильно хочется пойти и отхреначить Кирилла прямо посреди кабинета Павла Алексеевича. — Шаст, — зовёт Дима, который сидит на одном из кресел рядом с дверью медпункта. — Шаст, да успокойся ты. Всё с твоим Арсом нормально будет. — Во-первых, он не мой, Поз. А во-вторых, заебал меня уже этот Киреев. Какого хуя он к нему вечно лезет? — Антон садится рядом с другом. — Чё ему спокойно-то не живётся? Будто у меня других проблем нет, кроме как разнимать их постоянно! Может накостылять ему, как в прошлой четверти, чтобы пару недель со сломанным носом полежал, а желательно ещё и без своих кривых зубов?! — Спокойнее, — Дима улыбается. — Тебе не кажется, что ты слишком себя накручиваешь? Кирилл всегда таким был. Сам же из-за меня с ним рамсил раньше постоянно, когда он решил, что раз я умный и в очках, то меня можно чмырить. Потом он решил доёбываться до Матвиеныча за его хвостик на голове и за то, что он новенький, — он изображает руками Серёжину причёску: длинных хвост с выбритыми висками, который он постоянно завязывает в пучок на макушке. — Киреев и Сафронов просто нашли себе новую жертву. — Это разные вещи, Дим. Одно дело обижать за внешность, это подростковое, тут все ясно. А совсем другое — смеяться над горем человека и над тем, что он не может говорить, — возражает Антон. — Это омерзительно и низко. — Я знаю, братан, знаю, — парень вздыхает, переводя на него такой проницательный взгляд, что Антону становится не по себе: будто Дима знает о нём больше, чем он сам. — Но ты уверен, что дело именно в этом? Антон тоже вздыхает: — Ты о чём вообще? — Уверен, что дело в отношении Кирилла к Арсению, а не в самом Арсении? — уточняет Дима, внимательно глядя ему в глаза. — Ты подумай об этом, Тох, — он хлопает друга по плечу. — И не врубай, пожалуйста, Шастуна, давай без глупостей. Ты сам сказал, что проблем у нас и так хватает, так давай не будем создавать себе новые, окей? Мы с этим как-нибудь разберёмся. Со всем этим, Шаст. Антон не успевает ответить, потому что из медпункта выходит Арсений, сопровождаемый штатным врачом Тамарой Георгиевной. — Как он? — спрашивает Антон, подорвавшись с места и подойдя к ним. — Жить будет, — улыбается женщина. — Небольшой ушиб носа и разбитая губа — это не смертельно. Только пёрышки помяли, — она ободряюще хлопает Арсения по плечу. — Иди, боец, отдохни немножко. На сегодня уроков с тебя, пожалуй, хватит. — Мы его проводим, — кивает Дима, тоже встав, и указывает в сторону коридора, ведущего в крыло с мужскими комнатами. — Идём, парни. Они втроём доходят до комнаты в полной тишине, только Антон кидает обеспокоенные взгляды на кажущегося ещё бледнее, чем обычно, Арсения, но что-то сказать так и не решается. Дима улыбается, желает Арсению выздоравливать и, попрощавшись, уходит к себе. А Антон доводит «пострадавшего» до его кровати, помогает улечься и садится рядом, на самый край. — Как ты, лис? — улыбнувшись, спрашивает он, потрепав парня по волосам, а тот жмёт плечами, грустно вздохнув. — Ты отдохни немного, ладно? Я позже зайду, пойду в душ и на следующий урок. Раздаётся тихий стук в дверь, после чего в комнате появляется Ира. Она неловко улыбается, кивает в знак приветствия и подходит к ним. — Привет. Живой? — уточняет она, и Арсений еле заметно кивает. — Отлично. Ты там телефон свой выронил во время драки. Вот, держи, — протягивает ему мобильный. — Спасибо, — отвечает за него Антон. — Отдыхай, Арс. Увидимся позже, — он встаёт, отходит к своей кровати, берёт с перекладины полотенце, кидает ещё один взгляд на Арсения и указывает Ире на дверь: — Пойдём, пускай отдыхает. — Увидимся, — девушка снова улыбается и топает на выход, вслед за Антоном, заговаривая только когда они оказываются в коридоре: — Это жесть какая-то, сколько они ещё будут к нему цепляться? Им вообще когда-нибудь надоест это всё? — она вздыхает. — Ты сам-то как? Тебе, вроде, не досталось. — Я в порядке, не волнуйся, — он притягивает её к себе, целуя в лоб. Ира закидывает руки ему на шею, привстав для этого на носочки, и утягивает в долгий поцелуй. — Ир, Ир, подожди, — Антон отстраняется. — От меня воняет, надо в душ сгонять. И вообще, нам на урок через полчаса. — Зануда, — обиженно вздыхает девушка, глядя на него насуплено. — Сама такая, — Антон щёлкает её по носу. — Запомни, на чём мы остановились, ладно? Продолжим вечером. И попроси Алю переночевать у Оксаны с Катей. — Может, к Арсу её отправим? — Ира подмигивает, на что Антон закатывает глаза. — А что? Он ей нравится. Плюс сегодня один в комнате будет. Глядишь, и выйдет что-то. А там, может, он своё внимание на неё переключит и от тебя отлипнет… — Иррр, — предупреждающе рычит Антон, растягивая последнюю букву. Девушка невинно улыбается: — Молчу-молчу. Всё, иди в душ, от тебя и правда воняет. Антон усмехается, целует её в щёку и уходит в сторону душевых.***
Остальные уроки проходят на удивление быстро и спокойно. Может, отчасти потому, что Антон толком не слушает, что там вещают учителя. Мыслями он уже давно в комнате Иры, медленно избавляется от её одежды, потом от своей. Вспоминая прошлый раз, он смущается так сильно, что это не укрывается от внимательных глаз в очках. — А чего это ты такой счастливый, Шаст? — уточняет Дима, когда они тащат свои уставшие задницы с последнего урока в сторону своих комнат. Арсений на уроках так и не появляется, и Антон решает, что тот просто проспал весь день. На самом деле предложение Иры по поводу Алёны не кажется ему таким уж абсурдным. А что? Должен же хоть кто-то распечатать этого пай-мальчика, или он так и будет ходить в девственниках до конца дней своих? Проблемы проблемами, но отдыхать и расслабляться тоже нужно. Для чего им ещё дана молодость? И отчего-то от мыслей о том, как Алёна будет приставать к Арсению со всякими непотребствами, как будет лезть к нему целоваться, как тот будет охотно отвечать, Антону становится противно. И зачем он вообще об этом думает? Будто у него больше подумать не о чем. Кажется, этот парень действительно занимает слишком много места в его голове. — Ты меня слышишь вообще? — возмущается Дима, толкнув его в плечо. — Алло, Земля вызывает Ковчег, как слышно? — А? Что? — переспрашивает Антон. — Н-да, — парень поправляет очки. — О чём мечтаешь, спрашиваю? Антон ведёт плечами: — Да так, сегодня у Ирки ночевать буду. Они вместе заходят в комнату, и Антону тут же бросается в глаза пустая заправленная кровать Арсения. — Куда он свалил? — проследив за его взглядом, спрашивает Дима. — Да я-то откуда знаю? Арс передо мной не отчитывается, — парень берёт со стула чистые вещи и указывает другу на дверь: — Пошли в душ, меня Ира ждёт. — Странный ты, конечно, — Дима чешет затылок. — Ты то кидаешься из-за Арса на людей, то забиваешь на него хрен. Слушай, я не хочу тебя пугать, но ты не думал… Бля, Шаст, из нашего детского дома слишком часто стали пропадать дети… — Что ты… — Антон аж подбирается весь, когда до него доходит, что пытается сказать Дима. — Поз, да не неси херню, всё с ним нормально, я уверен. Дима вздыхает: — Ну раз ты прям уверен, ладно. Но я бы, на твоём месте, ему написал, мало ли что. Слушай, ну раз твоя койка сегодня свободна, пусть Матвиеныч у тебя переночует, — он несмело улыбается. — Нам бы с Катюхой тоже комнату на ночь освободить. — Да ради Бога, пускай ночует, — кивает Антон. — Вы только Арсения предупредите, а то вдруг у него тоже какие-то планы на вечер. И скажи Серёже, что если он опять нас всех спалит перед Добровольским, я ему яйца оторву. — А я помогу, — хихикает Дима. На этом и расходятся, пожав друг другу руки. Дима к себе в комнату, за одеждой, а Антон в душевые. Слова друга, конечно, заставляют немного напрячься, но он старается отогнать эти мысли прочь. Ну не могло же с Арсением случится ничего плохого. Он же не полный идиот, чтобы уходить куда-то в одиночку и верить кому попало, да? Знает же, что нужно быть осторожнее. С ним всё в порядке. Точно всё в порядке.***
Утром Антон просыпается в обнимку с Ирой и ещё долго не желает вставать, хотя назойливый будильник разрывает тишину спальни уже минут двадцать. Слишком свежи воспоминания о прошедшей ночи, чтобы пойти и безжалостно смыть их вместе с потом, с уставшего тела. Но вставать всё же приходится, потому что в комнату без стука врывается Алёна. — Я, конечно, всё понимаю, — начинает она, даже не глядя в их сторону, — но мне на уроки нужно собираться. И вам, кстати, тоже. Так что поднимайте свои ленивые жопы. — Встаём мы, встаём, не ори, — улыбается Антон, вылезая из-под одеяла. Надев футболку и штаны, он чмокает Иру в нос. — Увидимся. Пока, Аль. — Пока, — в один голос отзываются девушки. Он возвращается к себе в комнату, чтобы взять чистые вещи и полотенце. Будит спящего на его кровати Серёжу. Тот нехотя, но всё же поднимается и, поблагодарив друга за приют, скрывается в коридоре. А Антон переводит взгляд с двери на кровать Арсения, поняв, что она расправлена, а это значит, что парень всё же ночевал в детском доме. Кажется, опасения Димы действительно оказались напрасными. С Арсением всё в порядке. Улыбнувшись этим мыслям, Антон идёт в душ. Сил в уставшем теле почти нет, и даже прохладная вода не спасает ситуацию. А осознание того, что первым уроком ненавистная физика, только усугубляет общее состояние. Радует одно: с тех пор, как они с Арсением были в лесу и общались с убийцей по телефону, не происходит больше ничего плохого. Хотя, это затишье и кажется странным, и Антоново подсознание ожидает удара в любой момент. Он невольно разглядывает всех, кого встречает по пути в душ, пытаясь понять, кто может стать следующий жертвой маньяка. Есть ли в этом вообще какая-то закономерность? Выбравшись из душа и наспех вытеревшись полотенцем, Антон натягивает на себя чистую одежду и плетётся обратно в комнату. В этот раз Арсений оказывается на месте. Он стоит у своей кровати, уже собранный и одетый, только волосы всё ещё мокрые после душа. Они видимо разминулись, потому что Антон точно помнит, что новенького не было в душевых. — Привет, лис, — улыбается он. Арсений кидает на него какой-то непонятный, будто разочарованный, взгляд и, взяв с полки свой телефон, стремительно покидает комнату. Антон ещё с полминуты тупо смотрит на закрывшуюся за парнем дверь, пытаясь осознать, что это вообще такое было. Что он успел натворить с самого утра, что на него так реагируют и смотрят? А главное: какого чёрта Арсений ведёт себя так странно со вчерашнего дня? Сначала полез в драку с Кириллом, потом вообще весь поник, а теперь ещё и бегает, будто Антон действительно где-то провинился. Решив подумать об этом чуть позже, Антон собирает тетради по физике и тоже уходит из комнаты. Он заходит в класс, за пару минут до звонка, успев сбегать покурить в туалет, вместе с Димой и Серёжей, — курить перед первым уроком давно стало их традицией — и тут же натыкается взглядом на сидящего за последней партой Арсения. Помедлив секунду, садится рядом с ним. — Привет ещё раз, — тихо говорит он. — Что-то случилось, лис? Я чем-то тебя обидел? Парень даже глаз на него не поднимает, продолжая делать вид, что учебник по физике — самая интересная вещь в его жизни. — Арс? — снова пытается Антон, и снова ноль реакции. — Слушай, ты лучше сразу скажи, что не так… то есть, не скажи, а… Ну, ты понял. Потому что я в загадках вот вообще не силён, сам же знаешь. Ну, Арсений, ты меня вообще слышишь? Арсений демонстративно подвигает учебник ближе к себе, давая понять, что общаться и что-то выслушивать не настроен. Антон на это лишь вздыхает: — Обожаю говорить сам с собой… Ладно. Ты напиши мне, как захочешь это обсудить, хорошо? — он улыбается, чувствуя себя так, будто действительно разговаривает сам с собой, потому и отвечает себе сам: — Хорошо. Весь урок Антон проводит в размышлениях о том, что такого должно было произойти, что Арсений вдруг решает его игнорировать. В голове столько мыслей, от банального: «Может он ревнует меня к Ире?» до более глобального: «Я забыл про его день рождения или ещё что-то важное». Но он вообще-то помнит, что день рождения Арсения двадцатого марта. Так о чём он, чёрт возьми, забыл? На втором уроке, когда из всех свободных мест — а рядом с Антоном как раз никто не сидит, потому что Ира решает сесть с Алёной, а Дима с Серёжей — Арсений выбирает не его парту, а ту, что подальше, у окна, становится понятно, что косяк куда глобальнее, чем могло показаться на первый взгляд. В тот момент Антону начинает хотеться припечатать новенького к стене и потребовать объяснений, но он быстро отметает этот садистский способ добычи нужной информации. На третьем уроке Антон всерьёз начинает думать над тем, чтобы затащить Арсения в комнату, запереть дверь и потребовать объяснить, что в конце концов происходит. Выносить этот игнор и безразличный холодный взгляд голубых глаз становится всё сложнее и сложнее. Он пару раз снова пытается заговорить, но Арсений снова делает вид, что ещё и глухой. Когда это бестолковое создание не является на обед в столовую, терпение Антона лопает окончательно и план с выбиванием ответов силой перестаёт казаться ему таким бредовым. Ну что за детский сад? Сколько можно играть в эти кошки-мышки? У них ведь есть проблемы куда посерьёзнее, чем разводить игру в молчанку — и это даже не смешной каламбур. И чёрт его знает, почему это так важно. Если бы так себя вёл кто-то другой, Антон бы давно послал на три Советских и забил, но с Арсением так не выходит. Ему отчего-то важно знать, что произошло. Ему отчего-то не плевать. Ему отчего-то страшно, что Арсений не хочет с ним общаться. Антон начинает задумываться над словами лучшего друга. Может, дело действительно в самом Арсении? — Шаст, всё нормально? — уточняет Дима, когда они подходят к своему столу с подносами в руках. — Ты сегодня весь день сам не свой. Снова этот урод что-то писал, или тебе опять сон приснился? — Да нормально всё. Просто… — парень тяжело вздыхает и поднимает глаза на друга, решаясь сказать, что его беспокоит, пока все остальные ещё не пришли. — Арс за что-то на меня обиделся, а я понять не могу, что не так… — Слушай, я, конечно, не уверен, но… — Дима задумывается и замолкает на какое-то время. — Может быть, это как-то связано с тем, что его вчера весь день в приюте не было? Он в комнату только в десять вечера вернулся. — Как в десять? А где он был? Откуда ты знаешь вообще? — засыпает Антон вопросами, на что собеседник лишь качает головой. — Ну откуда мне знать, где он был, Шаст? А то, что он поздно вернулся, мне Матвиеныч сказал. Говорит, что твой Арс ему даже на сообщение про ночёвку не ответил, а потом припёрся среди ночи с кислой миной и спать лёг, — поясняет Дима. — Шастун, Позов, приветствую, — к ним подходит Павел Алексеевич, и ребята хором отвечают на его приветствие. — Шастун, я снова по твою душу. Можно с тобой поговорить? Это очень важно. — Да, конечно, Пал Алексеич, — Антон поднимается с места. — Если это насчёт того, что вчера на физкультуре было, то сразу говорю: я не при делах. — Да я не об этом, — мужчина отмахивается, улыбаясь уголком рта. — Отойдём? Антон кивает, переглядывается с Димой и идёт вслед за Павлом Алексеевичем в сторону, к дверям, в которые начинают заходить остальные воспитанники. — Ты где вчера вечером был? — тихо уточняет Павел Алексеевич, чем заставляет Антоновы брови взлететь вверх, а глаза округлиться. — Не надо на меня так смотреть. То, что вы шляетесь по приюту после отбоя и ночуете у девчонок не секрет. Да мне не жалко, если честно. Главное бебиков мне не делайте и предохраняйтесь, там в медпункте всегда есть… — Ну, Пал Алексеич, — парень страдательно хнычет. — Фууу… Я не хочу с вами это обсуждать. — А я вовсе не это хотел обсудить, — мужчина вдруг принимает максимально серьёзный вид. — Так где ты был вчера вечером, Шастун? Антон невольно напрягается. В свете последних событий он не уверен, что доверять в этом детском доме можно хоть кому-то, даже Павлу Алексеевичу. — Да у Кузнецовой я был. Можете у неё спросить, подтвердит, — всё же отвечает он, спустя небольшую паузу. — Хорошо, я тебе верю, — кивает Павел Алексеевич. — Тогда следующий вопрос: А где ты должен был быть вчера вечером? — Да что за допрос-то? — возмущается Антон. — Чё я сделать уже успел? — Шастун, просто ответь на вопрос, пожалуйста. Только подумай очень хорошо. — Да я без понятия. Может, вы уже объясните мне, что вам нужно? Павел Алексеевич устало трёт переносицу. — Вчера, Шастун, было тридцатое апреля. Мы с Арсением ждали твоего прихода до пяти вечера, потом уехали на кладбище сами… — он вздыхает. — Ты, когда что-то обещаешь, старайся держать слово, потому что Арсений… Но Антон его уже не слушает — он срывается с места так быстро, что чуть было не падает, поскользнувшись на до блеска вымытом Машей полу. Он несётся в комнату сломя голову, по пути проклиная все проблемы, навалившиеся на них, себя и Иру за одно. Девушку за то, что отвлекла его от одной из самых важных в жизни вещей, из всех, которые ему когда-либо нужно было сделать. А себя за то, что забыл. Ну как он вообще мог о таком забыть? Антон залетает в комнату, застаёт Арсения сидящим на кровати и читающим книгу. Тот кидает на него полный разочарования взгляд, — ещё хуже, чем утром и весь остальной день — и снова утыкается в чтиво. — Арс, я такой придурок, — говорит он, подходя ближе и присаживаясь на корточки, перед кроватью. — Прости меня, я… я не знаю, как я вообще мог про это забыть. Господи, Арс… пожалуйста. Я… Вмажь мне в глаз, если хочешь, только завязывай игнорировать. Арсений, я… Да что я, блять, несу? Я бы сам себя за такое никогда не простил… Антон замолкает, уронив голову на сложенные на кровати руки. К горлу подступает ком, а глаза щиплет, от подступившей к ним влаги. Он забыл о годовщине смерти родителей своего друга. Он же обещал, что поедет на кладбище вместе с ним, обещал быть рядом. Да как такое вообще можно было забыть? Он вздрагивает, когда на голову ложится чужая холодная ладонь. — Арсений, — Антон перехватывает его руку, прижимаясь к ней лбом. — Извини… прости меня, я такой мудак. Ты же напоминал мне, пару дней назад, а я… Пожалуйста, лис, ты… ты просто кивни, если когда-нибудь сможешь меня простить. Антон поднимает на него глаза, а Арсений смотрит в ответ, не мигая, точно старается в душу заглянуть своими невозможными голубыми, а после легко, почти незаметно кивает. — Напиши мне, когда захочешь меня увидеть или поговорить… то есть… Блять, ты меня понял, — Антон поднимается на ноги, выпуская его руку из своей. — Я сегодня у Димы с Серёжей останусь, не хочу раздражать тебя своим присутствием. Я… пойду. Прости… Договорив, он быстро выходит из комнаты, направляясь в сторону туалетов. Нужно покурить и немного успокоится потому что в таком состоянии, он может сорваться на первом, кто попадётся под руку. Антон как раз закрывается в одной из кабинок, прикурив и делая первую затяжку, когда на телефон приходит сообщение. Лис 14:40: Посмотрим что-нибудь сегодня вечером? Антон читает строчку ещё раз десять, прежде чем осознать, что ему не кажется. Непрошенная улыбка сама лезет на лицо, но на душе всё ещё погано. Потому ответ он пишет очень долго, стараясь подобрать слова, стирая написанный текст, затем набирая снова и снова стирая, до тех пор, пока не решает, что лучше скажет всё, что хочет лично, отправляя по итогу короткое сообщение:Вы 14:55:
Конечно, посмотрим, лис.
С тебя фильм, с меня —
стыренные с кухни вкусняшки :)
Докурив и выкинув окурок в унитаз, Антон выходит из кабинки, направляясь на следующий урок. Из мыслей не выходят обиженные голубые глаза, смотревшие на него прежде так доверчиво, что сердце щемило. Как он мог обидеть этого человека? Как мог сделать ему больно? Арсений заслуживает, чтобы его поддерживали, чтобы кто-то близкий был рядом, он заслуживает настоящего друга. Арсений заслуживает, чтобы его любили, чтобы никогда не отпускали. Он заслуживает всего и даже больше, потому что он прекрасный. Он улыбается так, что Антон не может не улыбнуться в ответ. Он пишет всякую ерунду прямо во время уроков, отчего Антона пару раз чуть не выгоняют из класса. Он обнимает крепко, когда это нужно, держит за руку, когда страшно и может одним взглядом поддержать, когда становится особенно тяжело. Арсений за время пребывания в приюте успевает стать для него настоящим другом, таким близким, какими до этого смогли стать только Дима, Оксана и Серёжа. Только им требуются годы, чтобы наладить эту связь, а Арсению хватает всего месяца, чтобы оказаться где-то глубоко в душе. Ему нужен всего месяц, чтобы Антон уже не представлял, как будет жить без него, когда они все покинут «Остров».***
Антон возвращается в свою комнату сразу после душа, стараясь выкинуть из головы мысли, которые мучают его весь этот долгий день. Чувство вины буквально пожирает его изнутри, потому он почти не слышит, что говорят учителя, одноклассники и друзья, он каждый раз стыдливо отводит взгляд, когда встречается глазами с Арсением. А как вишенка на торте, он ругается с Ирой, потому что той не нравится, что он отказывается снова остаться у неё, объяснив это тем, что будет смотреть фильм со своим соседом. Вспоминая эту ссору сейчас, Антон уже не злится так сильно, как в тот момент, но осадок всё ещё остаётся. Ну и чёрт с ним, с Ирой и её обидами он может разобраться и позже, а вот то, как он виноват перед Арсением, никакие фильмы и еда не загладят. Это же надо было настолько облажаться! Ну и какой из него, к чёрту, друг после этого? Чувство вины настолько сильное, что не помогает даже тёплая улыбка Арсения, встретившая его по приходе в комнату. Антон даже смотреть на него не может без желания выпрыгнуть в окно. Что уж там говорить об ответной улыбке, которая выходит совсем натянутой? — Ты выбрал фильм? — уточняет Антон, садясь на свою кровать, и Арсений кивает. — Отлично. А я надыбал нам шоколадку и сок, — он указывает на продукты, лежащие тут же на кровати. — Тащи ноут. Пока Арсений выполняет просьбу, Антон случайно кидает взгляд на его прикроватную тумбочку, на которой всё так же стоит фотография родителей. После того, как Кирилл и Денис испортили её, Арсений пару дней пытался оттереть с неё надпись. По итогу фото выглядит потрёпанно, слегка размазалось в нескольких местах и кое-где помялось. Антон тогда предлагал парню напечатать новое фото, попросить Павла Алексеевича свозить их для этого в город, но Арсений ответил, что этой фотографии больше нигде нет, что она была в одном экземпляре. То сообщение Антон помнит очень хорошо, как помнит и всё отчаяние в глазах новенького, когда он его писал. Первые полчаса какой-то, выбранной Арсением, мелодрамы проходят спокойно. Она оказывается не такая уж и грустная, чтобы плакать, хотя Антон, если честно, вечно ноет над трогательными фильмами. Взять хотя бы его любимый «Армагеддон» и то, как он каждый раз ревёт, когда герой Брюса Уиллиса не может вернуться к своей дочери. К середине фильма заканчиваются шоколадка и сок, и они оба сползают чуть ниже по кровати, укладываясь поудобнее. Левая рука Арсения лежит на его же груди, а правой он придерживает ноутбук, который стоит на его животе, монотонно шумя кулером в моменты, когда в фильме наступает тишина. Арсений выглядит таким умиротворённым, что у Антона, когда он поворачивается набок, укладывая голову куда-то над плечом парня, перехватывает дыхание. Антон и сам не успевает заметить, как осторожно кладёт свою руку, поверх Арсеньевой, поглаживая, почти невесомо. А когда всё-таки замечает и понимает, что тот не отстраняется, решает оставить всё как есть. Значит, им обоим сейчас это нужно. «Уверен, что дело в отношении Кирилла к Арсению, а не в самом Арсении?», — эхом в памяти голос Димы. И Антон в очередной раз думает над этими словами потому, что друг, кажется, всё-таки прав. Что-то в этом парне заставляет его вести себя именно так. Заставляет хотеть его защищать, быть рядом, слушать его размеренное дыхание. Антон понимает, что он хочет держать Арсения за руку. И это осознание даётся так легко, что даже страшно. Он ведь не должен даже думать о таком, так какого чёрта? Почему от взгляда на этого человека становится так тепло, будто они знакомы уже тысячу лет? Почему сердце каждый раз замирает от его улыбки? Почему прикасаться к нему кажется так… правильно? Где-то под конец фильма происходит то, чего они оба, кажется, не ожидают: Машина главных героев слетает на обочину, подпрыгивает на кочке и летит в кювет, переворачиваясь при этом несколько раз. Арсений на этом моменте вздрагивает всем телом. А Антон, слегка приподнявшись на локте, поворачивает на него голову и видит, как по щекам парня, освещённым светом ноутбука, стекают хрустальные слезинки. Арсений поднимается с кровати, оставив ноутбук в сторону, медленно, будто боясь, подходит к своей прикроватной тумбочке, на которой стоит фотография родителей и, невесомо проведя по ней пальцами, вытирает с щёк слёзы. — Арс, — Антон подходит к нему сзади, кладёт руки на плечи, а после притягивает к себе, крепко обнимая со спины поперёк живота. — Тихо. Не плачь, пожалуйста. Арсений разворачивается в его объятиях, утыкаясь носом куда-то между плечом и шеей, и начинает плакать ещё сильнее, содрогаясь всем телом, цепляясь пальцами за футболку на его спине. Он в этот момент кажется таким уязвимым, маленьким и разбитым, что у Антона сердце готово разорваться на части. Да он готов вырвать его из груди собственными руками и отдать Арсению, если это поможет ему пережить боль. — Я знаю, лисёнок, знаю, — Антон гладит его по спине успокаивающе, а у самого руки дрожат от переполняющей горечи. Поцеловав парня несколько раз в макушку, он прижимает его к себе крепче. — Всё будет хорошо. Ты не один, слышишь? Я рядом, мой хороший, маленький, не плачь. Тише, тише, — снова целует в макушку, зарываясь носом в тёмные волосы, вдыхая запах. — Посмотри на меня, — просит и сам отстраняется, беря чужое лицо в руки, стирая слёзы подушечками больших пальцев. — Тебе станет легче, обещаю. Веришь мне? И снова утягивает парня в объятия, позволяя плакать у себя на плече столько, сколько ему будет нужно. А через минуту снова отстраняется, перехватывает за запястья и тянет к своей кровати. — Иди ко мне, буду тебя комфортить, — Антон ложится на кровать, потянув Арсения за собой, одной рукой перехватывает ноутбук, ставя его себе на колени и позволяя парню улечься себе грудь. Он всё так же, одной рукой, переключает фильм, ставя фоном какую-то комедию, продолжая гладить Арсения по спине. Когда тот перестаёт плакать и отвлекается на фильм, Антон запускает пальцы в его отросшие волосы, поглаживая и перебирая пряди. Они лежат так до тех пор, пока Арсений не начинает сопеть, засыпая, тогда Антон выключает фильм, сталкивает ноутбук куда-то под ноги и, прижав парня покрепче, снова целует в голову, а тот улыбается сквозь сон, прижимаясь ближе к тёплому боку. — Сладких снов, лисёнок.***
Стоит глубокая ночь. Каждый в стенах детского дома уже давно спит, только в одной комнате, по соседству, слышны приглушённые грохот и скрипы. Это два бестолковых идиота в очередной раз прыгают по кроватям, потому что пол — это «лава». Антон думает, что Дима с Серёжей никогда не повзрослеют. Он пытается идти по комнате бесшумно, чтобы не разбудить спящего на своей кровати Арсения, от которого пахнет гелем для душа и чем-то особенным. Чем-то, что принадлежит только ему — какой-то особенный аромат, который Антон заметил ещё давно, но сегодня он будто раскрылся по-новому. Им пропиталась вся комната, вся одежда, всё Антоново тело. От этого как-то не по себе. По спине роем пробирают мурашки, Антон весь вечер чувствует себя странно. От постоянных нервов в последнее время всё чаще скручивает желудок, в горле нарастает ком липкого, как жвачка, страха, а в груди щемит. Однако Антон списывает это на переутомление и боязнь убийцы. Кто знает, может следующий жертвой станет кто-то из самых-самых близких? Он этого просто не переживёт. От одной только этой мысли становится тошно. Желая отвлечься, Антон переводит взгляд на Арсения, который нещадно сжимает в объятиях его подушку, будто пытаясь её удушить. Длинные, по-девичьи густые ресницы изредка подрагивают, а на лбу выступают небольшие морщинки из-за того, что Арсений слегка хмурится. Антон коротко улыбается и решает присесть рядом, аккуратно, чтобы не задеть ничего в темноте. Он выставляет руки вперёд, чтобы осязая пространство, не врезаться ногой в тумбочку и не снести к чертям стол и стулья. Но что-то всё равно мешает ему, и Антон, споткнувшись, оседает на кровать так резко, что Арсений дёргается во сне, но не просыпается. Беззвучно матерясь и потирая ушибленное о каркас кровати колено, Антон ощущает под бёдрами что-то странное. Твёрдое и прямоугольное, а ещё, по всей видимости, хрупкое. Иначе как объяснить этот оглушительный хруст битого стекла? Он, покопавшись рукой, достаёт из-под себя предмет, подсвечивая его горящим экраном телефона. Увиденное ставит в ступор: телефон. Нет, не обычный телефон Арсения, который Антон видит каждый день. Совершенно другой, с побитым стеклом и паролем на экране блокировки. Он ещё с полминуты пялится на находку, а после прячет в выдвижной ящик прикроватной тумбочки, решая «обсудить» это утром, когда Арсений проснётся. Антон думает, что стоит лечь спать на кровати Арсения, пока тот мирно досыпает на его собственной, но что-то всё же толкает его лечь рядом, украв себе кусочек одеяла, чтобы укрыться и не замёрзнуть. И только сделав это, он осознаёт, что места на односпальной кровати, оказывается, не так уж и много, чтобы спать вдвоём. Лёжа уже нос к носу со своим другом, Антон боится шелохнутся: а что, если Арсений сейчас проснётся, как потом оправдываться? А если он подумает, что его сосед по комнате — извращенец? Антон напуган. Руки холодеют, хотя телу неприятно душно, и он начинает жалеть, что вообще затеял всю эту авантюру. Но если смотреть с другой стороны, то в этом нет ничего плохого, так ведь? Два друга просто решили посмотреть фильм, а затем уснули. Да? Всё бы ничего, но его всё ещё обволакивает запах Арсения. Становится дурно, но не в плохом смысле. Антон сам не понимает, в какой момент его рука, которая держалась за спящего, чтобы не упасть с кровати, притягивает Арсения ближе, а тот утыкается в его шею, дыша размеренно. В шею, которую ещё недавно целовала любимая девушка. Девушка. Странно ли то, что у Антона возникает мысль, что было бы, будь Арсений девушкой? Расстался бы он с Ирой, ради высокой симпатичной брюнетки с синими глазами? Ещё с первого дня их знакомства было ясно, что Арсений странный, а Антон — ещё страннее. И вот уже сам того не осознавая, не отдавая себе отчёта, он, чуть прогнувшись, быстро касается кончиком сухих губ лба Арсения. Почти невесомо, но тело будто кипятком ошпаривает, от понимания собственной ошибки. И именно в этот момент в дверь начинают колотить. Так сильно и быстро, точно в такт Антонову сердцу. Он отлипает от Арсения, который сразу же подбирает под себя остатки одеяла, закутываясь точно в кокон, и переворачивается на другой бок. А слегка нервный Антон даже не спрашивая, кто за дверью, распахивает её так резко, что к чёртовой матери, срывает замок, болты от которого летят на пол. Дима стоит в немом шоке. Серёжа стыдливо прячет за спиной сломанный плафон от люстры, а затем и вовсе роняет его остатки, испугавшись, видимо, такой резкости лучшего друга. Какое-то время царит немая сцена, но Антон сразу же меняется в лице, стараясь отшутится: — Надо попросить, чтобы дверь поменяли, видите, уже замки заклинивают, — говорит он шутливо, опершись плечом о дверной косяк. Хотя единственное, что заклинило в этой ситуации, так это Антонов мозг, потому что он, очевидно, ведёт себя слишком подозрительно. — Шаст, выручай, братан. Помнится, что у тебя был запасной плафон на люстру, — Дима кидает недовольный взгляд на Серёжу, а тот лишь осматривается по сторонам, опасаясь увидеть кого-то из воспитателей. Впрочем, к этому часу все уже давно спят в своих постелях и явно не настроены на разбирательство с нарушителями порядка. Затем его взгляд падает куда-то за спину Антона, но тот делает вид, что не замечает. — А, да был, секунду. Отдам вам с коробкой, чтобы осколки собрали, — Антон возвращается в комнату, встаёт на колени у кровати, роется под ней рукой и достаёт нужную коробку. Хорошо, что Маша и Галина Васильевна забыли забрать запасной плафон, после последнего ремонта в комнатах, а то ребятам пришлось бы отчитываться перед ними. — У меня к вам только один вопрос, парни, — вернувшись к друзьям, говорит он. — Когда уже взрослеть будем? — Первые сорок лет детства мужчины самые сложные, — смеясь, отвечает Серёжа, оттягивая полу футболки с очередной дурацкой надписью на груди. — Спокойной ночи, Шаст. Спасибо, — говорит Дима, слегка махнув рукой. На его лице заметно какое-то странное выражение. Точно такое же, как в тот день, когда они ждали Арсения у медицинского кабинета. Две фигуры поспешно скрываются в темноте коридора, оставляя Антона тет-а-тет с собой. Позади слышится возня, и он оборачивается, прикрыв двери. Арсений улыбается сквозь сон, сильнее кутается в одеяло и слегка двигается к стенке, оставляя побольше места для Антона, который, секунду помедлив, ложится на чужую кровать. Хватит с него на сегодня приключений.