Есть такой тезис, что, у Толкина, мол, недостаточно активные женские персонажи, а те, что активны, проявляют активность исключительно ради мужчин (в этой связи часто вспоминают так называемый «тест Бехдель»). Я по этому тезису однажды уже проехался[1], но, как говорится, «хорошее повтори и ещё раз повтори». Предлагаю рассмотреть различных женских персонажей Толкина в плоскости их мотивации и устремлений — начиная от Валиэр и майар и заканчивая смертными.
Возьмём образ той же Варды. У Толкина есть сюжет о том, как она отвергла Мелькора
(«Мелькора знала еще до сотворения Музыки и отвергла его, он же возненавидел ее и боялся более всех прочих созданий Эру» — «Сильмариллион»), но сам этот сюжет в понимании Толкина явно не про половые взаимоотношения Айнур, а про личную праведность Варды и её роль носительницы метафизического Света, дарованного ей Эру
(«Столь велика ее красота, что не поведать о ней словами ни эльфам, ни людям; ибо в лице ее и ныне сияет свет Илуватара» — «Сильмариллион»).
Не случайно дальше о Варде говорится не столько в свете её личных отношений с Манвэ (который стал её супругом вместо падшего Мелькора), сколько про её роль защитницы и заступницы Эрухини и эльфов в особенности (ср. с католическим образом Девы Марии):
«Когда Манвэ восседает на троне и вглядывается оттуда вдаль, если рядом с ним Варда, он прозревает дальше, чем доступно то взорам иных, — сквозь туман и тьму, и морские пространства. А Варда, если с нею Манвэ, лучше, чем то доступно слуху иных, слышит звук голосов, что разносятся от востока до запада, от холмов и долин, и из угодий тьмы, что создал Мелькор на Земле. Из всех Великих, живущих в этом мире, эльфы более всего чтят и любят Варду. Эльберет именуют они ее, и взывают к ней из сумрака Средиземья, и прославляют ее имя в песнях в час, когда на небе зажигаются звезды» («Сильмариллион»).
Если взять образ второй по значимости из Валиэр — Йаванны — то, опять же, её взаимоотношения с супругом, Аулэ, вращаются не столько вокруг отношений полов, сколько вокруг своего рода «демиургических» конфликтов — Аулэ выступает как покровитель искусства, ремесла, науки и даже техники (как учитель нолдор и создатель — с позволения Эру — гномов), в то время как Йаванна, наоборот, выступает как покровительница природы и мечтает о появлении защитников дикой природы (энтов) от злоупотреблений со стороны Эрухини и гномов (см. главу «Сильмариллиона» «Об Аулэ и Йаванне»). То есть взаимоотношения этих двух супругов вообще не про «секс» — они скорее выступают как две метафизические силы, уравновешивающие друг друга.
В этой связи, раз уж речь зашла об энтах, можно вспомнить самих энтов и их жён — история которых не только и не столько про разлуку влюблённых, но и про разные подходы к обустройству мира: энты как защитники дикой природы и Жёны Энтов как покровительницы сельского хозяйства, природы «прирученной».
Такая Валиэр, как Ниэнна, вообще не состоит в браке и занимается исключительно делами:
«Эстэ превосходит в могуществе Ниэнна, сестра Фэантури; она живет в одиночестве. Ей ведомо страдание, она оплакивает раны, все до единой, что нанес Арде Мелькор. Столь глубоко было ее горе в то время, как звучала Музыка, что песнь ее превратилась в плач задолго до завершения, и мелодия скорби вплелась в темы Мира еще до того, как возник Мир. Но не о себе она скорбит, и те, кто внимают ей, учатся жалости, стойкости и надежде. Ее чертоги — на крайнем западе Западных земель, у самых границ мира, и редко приходит она в город Валимар, где все счастливы и довольны. Частый гость она в чертогах Мандоса, что близ ее собственных; и все те, что ожидают в Мандосе, взывают к ней, ибо слова ее укрепляют дух и превращают скорбь в мудрость» («Сильмариллион»).
Собственно, если брать Валар и майар, то «про любовь» в чистом виде там разве что сюжет о свадьбе Тулкаса и Нессы на Алмарене
(»на этом пиру, в пору Весны Арды, Тулкас взял в жены Нессу, сестру Оромэ, и она танцевала перед Валар на зеленой траве Алмарена» — «Сильмариллион») и «астрономический» в основе своей сюжет про Солнце и Луну о влюбленности Тилиона в Ариэн
(«Однако Тилион был своенравен, то ускорял, то замедлял ход свой и не держался начертанного ему курса, но тщился приблизиться к Ариэн, ибо его влекло ее великолепие, хотя и опаляло пламя Анар — оттого-то остров Луны потемнел» — «Сильмариллион»).
Даже если брать Унголианту, то её смертоубийственная похоть
(«Много других мерзостных тварей в паучьем обличье таилось там с тех самых пор, как построена была подземная крепость Ангбанд; и Унголиант спаривалась с ними, а затем пожирала их» — «Сильмариллион») иллюстрирует её общий ненасытный голод, в итоге пожравший её:
«Однако говорили иные, будто скончалась она давным-давно, когда, терзаемая неутолимым голодом, пожрала наконец саму себя» («Сильмариллион»).
Конечно, пример Айнур тут можно отвести указанием на то, что они у Толкина во многом — воплощения тех или иных природных начал, и не связаны ограничениями плоти. Но то же самое можно показать и на примере Эрухини. Возьмём тех же эльфов. В трагической истории Арэдель[2], например, значительная сюжета вращается вокруг не её личных отношений с Эолом, а вокруг её дружеских отношений с феанорингами, навестить которых она поехала в Химлад (я, конечно, люблю шипперить Келегорма с Арэдель, но в каноне они были просто друзьями), и её материнской любви к Маэглину, для спасения которого она в итоге пожертвовала собственной жизнью.
То же самое и с её племянницей Идриль, дочерью короля Гондолина Тургона. Да, у неё есть история любви с человеком Туором (которая, правда, лишена особого драматизма — Тургон, в отличие от Тингола, не ставил им никаких условий, а сразу разрешил им пожениться), но в основе её мотивация в истории падения Гондолина вращается не вокруг любви к Туору, а вокруг стремления спасти свой народ[3]. И конфликт с Маэглином на почве зловещего пророчества Эола перед его казнью и неприятия его любви к ней у неё начинается ещё до знакомства с Туором (причем недоверие появилось на почве пророчества, а не влечения Маэглина к ней):
«Все жители Гондолина нашли приговор справедливым, однако Идриль встревожилась, и с этого дня в сердце ее поселилось недоверие к родичу <…> Ибо с первых дней пребывания Маэглина в Гондолине терзала его тоска, с каждым днем все сильнее, и лишала его радости: он полюбил прекрасную Идриль и втайне мечтал о ней, но безнадежно <…> Как бы то ни было, Идриль ничуть не любила Маэглина, а, зная его помыслы о ней, не могла побороть растущей неприязни» («Сильмариллион»).
В финале Идриль уплывает в море с Туором:
«В ту пору Туор ощутил, что подкрадывается к нему старость, а тоска по безбрежному Морю с каждым днем все сильнее овладевала его сердцем. Потому выстроил он могучий корабль, и назвал его «Эаррамэ», что означает «Крыло Моря», и вместе с Идрилью Келебриндал отплыл на Запад, держа курс на заходящее солнце» («Сильмариллион»). Но причиной этой миссии, помимо «тоски по морю», могло быть (как позднее в случае Эарендиля) ещё и стремление добиться от Валар оказания помощи Эрухини против Моргота. Аналогично в истории Эльвинг, жены Эарендиля, ключевой сюжет — её конфликт с сыновьями с сыновьями Феанора, и даже летит к Эарендилю (превратившись в чайку при помощи Ульмо) она для того, чтобы помочь ему добраться до Валинора, где Эльвинг позднее уговорила тэлери дать корабли для переправки армии Валар в Средиземье.
В истории Галадриэль ключевые элементы её биографии, повлиявшие на её историю во Вторую и Третью Эпохи — не её любовные отношения с родичем Тингола Келеборном, ставшим её мужем, а желание власти
(«Она не принесла клятвы; но слова Феанора о Средиземье воспламенили ее сердце, ибо она жаждала увидеть бескрайние, никем не охраняемые земли и безраздельно править там своим королевством» — «Сильмариллион»), обучение волшебству у Мелиан
(«осталась она в Сокрытом Королевстве и, живя близ Мелиан, переняла от нее великие знания и мудрость во всем, что касалось Средиземья» — «Сильмариллион») и стремление исцелить приходящее в упадок Средиземье (для чего Келебримбор создал для неё Элессар).
Согласно
«Серым Анналам», Мелиан ещё до встречи с Тинголом занималась восстановлением Белерианда после Войны Могуществ, когда Валар взяли в плен Мелькора и мир лежал в руинах:
«Сначала земли на берегах Сириона были разорены и пустынны из-за Войны Сил, но вскоре, хотя большая часть Средиземья еще была погружена в Сон Йаванны, все там начало расти, ибо Валар из Благословенного Края ступили на эту землю; и под яркими звездами поднимались юные леса. И майя Мэлиан заботилась о них; чаще всего она жила на полянах Нан-Эльмота у реки Кэлон. Там же поселились и ее соловьи».
А по
«Природе Средиземья» она ещё до этого вместе с будущими Истари охраняла пришедших в мир эльфов у Вод Пробуждения.
Даже если брать историю Лютиэн, которая действительно почти целиком вращается вокруг её стремления быть вместе с Береном (что и неудивительно, поскольку этот сюжет замышлялся Толкином в первую очередь именно как история любви, преодолевающей все препятствия), как минимум в одном эпизоде она ярко демонстрирует наличие у неё иных соображений, помимо любовных. Так, в «Лэ о Лэйтиан», запрещая Берену убивать Куруфина, она говорит ему следующее:
У Эльфов врагов кругом не сосчитать,
Огромны они, и им меньше не стать,
Пока под проклятьем сражаемся мы,
Все обезумев, и мир полон тьмы.
Успокойся, иль хуже случится беда!
То есть в данном случае она руководствуется далеко не только общими соображениями милосердия, но и тем, что убийство Куруфина усугубило бы (особенно в силу действия Приговора Мандоса) вражду одних эльфов друг с другом (в ситуации, когда Тингол уже рассматривал возможность войны с Келегормом и Куруфином), демонстрируя тем самым понимание актуальной политической ситуации.
Если обратиться к менее прописанным героиням, то, например, в истории Нерданэль ключевая составляющая — не столько её любовные отношения с Феанором (хотя, судя по обилию детей, их брак первоначально явно был крепким и благополучным), сколько её таланты мастера и конфликт с мужем на религиозно-идеологической почве.
От эльфов перейдем к людям. История Халет, вождя халадин — вообще не про романтику (хотя, опять же, в фэндоме её часто шипперят с Карантиром, и я ничего против этого не имею), а про стремление обрести безопасный дом для своего народа (см. переселение сперва из Таргелиона в Эстолад, а затем из Эстолада в Бретиль). В каноне романтики в истории Халет вообще не было, замуж она так и не вышла.
Аналогично история Эмельдир, матери Берена и вдовы Барахира — отнюдь не про её личные отношения с Барахиром, а про её мужество и организованную ей эвакуацию народа Беора из захваченного войсками Ангбанда Дортониона:
«Эмельдир Мужественное Сердце (чей нрав был таков, что она скорее сражалась бы рядом с мужем и сыном, чем бежала) собрала всех оставшихся детей и женщин и дала оружие тем, кто мог его держать. Затем она повела их в горы, лежавшие позади, и далее шли они опасными тропами, пока, претерпев множество несчастий и горьких потерь, не прибыли, наконец, в Бретиль» («Серые Анналы»).
Если брать историю Морвен из «Детей Хурина», то ключевой поворотный момент её истории — вовсе не её отношения с мужем Хурином, оставшимся в ангбандском плену, а её мужественное решение отправиться из Дориата на поиски своего сына Турина:
«Прощай, дочь Хурина. Я ухожу искать сына — либо достоверных известий о нем, ибо никто здесь и пальцем не пошевельнет до тех пор, пока не будет слишком поздно. Жди меня: может статься, и возвращусь я» («Дети Хурина»).
Такое же мужество в этой истории демонстрирует и её дочь Ниэнор, отправляющаяся на поиски Турина в том числе для того, чтобы сопровождать свою мать в её трудном пути из дочерней любви к ней:
«Если жена Хурина может отправиться в путь по зову крови, вопреки всем советам, — промолвила Ниэнор, — так, значит, может и дочь Хурина. «Скорбью» назвала ты меня, но не стану я скорбеть в одиночестве об отце, и брате, и матери. Из них же всех лишь тебя я знаю и люблю превыше прочих. И того, чего не страшишься ты, не страшусь и я» («Дети Хурина»).
Самая сильная сцена с участием Ниэнор — её противостояние Глаурунгу:
«Ниэнор наделена была сильною волей и стойким сердцем и некоторое время противостояла Глаурунгу, но он призвал на помощь свою магическую силу.
— Что ищешь ты здесь? — вопросил он.
И, принужденная ответить, молвила девушка:
— Ищу я лишь некоего Турина, что жил здесь какое-то время. Хотя, может статься, он мертв.
— Мне о том неведомо, — отозвался Глаурунг. — Его оставили здесь защищать женщин и тех, кто слаб; когда пришел я, он бросил их и спасся бегством. Хвастун и трус, вот каковым он мнится мне. На что тебе такой сдался?
— Ты лжешь, — молвила Ниэнор. — Дети Хурина — кто угодно, но не трусы. Мы тебя не страшимся» («Дети Хурина»).
Опять же, если взять историю родственницы Турина Аэрин, жены Бродды — её история не столько даже про её насильственный брак с Броддой, сколько про то, как даже в условиях господства захватчиков-истерлингов она находила способы помогать своему народу:
«Пришлось бы им с дочерью поголодать, кабы не госпожа Аэрин. Говорят, тайно помогала она им, за что этот мужлан Бродда, ее муж по принуждению, частенько ее поколачивал <…> Воины зачастую неверно судят терпение и кротость. Немало добра видели мы от нее — и дорого ей это стоило. Нет, не слаба духом была она, а всякому терпению положен предел» («Дети Хурина»).
Если ориентироваться на «Атрабет Финрод ах Андрет», то получается, что у эдайн хранителями мудрости их народа нередко становились женщины (Андрет, Аданэль).
Если взять историю гондорской королевы Третьей Эпохи Видумави, дочери короля Рованиона Видугавии, то особо подчеркивается не только то, что она полюбила гондорского принца (будущего короля) Валакара, но и то, что она усвоила гондорскую культуру и старалась стать для гондорцев «своей», сумев, по-видимому, завоевать симпатии части знати и даже взяв себе имя на синдарине (Галадвен):
«his wife bore herself wisely and endeared herself to all those who knew her. She learned well the speech and manners of Gondor, and was willing to be called by the name Galadwen, a rendering of her Northern name into the Sindarin tongue» («Народы Средиземья).
Другая гондорская королева, Берутиэль, жена Тараннона Фаластура — персонаж откровенно отрицательный, злая колдунья. Но стоит отметить, что в её образе отсутствуют стандартные для западноевропейской культуры черты образа «похотливой ведьмы» — её история именно про зловещую чёрную магию.
Безусловно, для истории ряда героинь Толкина любовь и в целом отношения с мужчиной является важным мотивом в их мотивации. Помимо Лютиэн это нуменорские королевы Эрендис и Тар-Мириэль, а также героини «Властелина Колец» — Эовин и Арвен Ундомиэль. Но и в их случае их история не сводима к «отношениям» в узком смысле.
История Алдариона и Эрендис отражает в том числе конфликт экспансионистов и изоляционистов в Валиноре (а также, в случае Эрендис, своеобразный опыт нуменорского, если так можно выразиться, феминизма). История Тар-Мириэль — про трагедию женщины, оставшейся в глубине души Верной, в позднем Нуменоре. История Эовин — про женщину в тяжелой для своей страны и семьи ситуации, старающейся поддерживать своего дядю и стремящуюся показать себя. Даже история Арвен (персонажа, откровенно говоря, не слишком харизматичного) — не только про любовь как таковую, но и про трагедию эльфийско-человеческих взаимоотношений в мире Толкина, неизбежно порождённую смертностью людей на фоне бессмертия эльфов.
В целом, на мой взгляд, для женских персонажей в мире Толкина романтические мотивы в сюжетах о них действительно в целом сильно более значимы, чем для мужских, но, несмотря на это, большинство сюжетно значимых женских персонажей к этим самым романтическим мотивам всё равно не сводится.
[1] https://ficbook.net/readfic/12520387
[2] https://ficbook.net/readfic/12844934
[3] Правда, в какой-то момент она впадает в отчаяние, решив, что Туор убит, и хочет погибнуть вслед за ним, сражаясь против армии Ангбанда — но и в этой ситуации, вызванной состоянием аффекта, она продолжает думать о своем народе, обеспечивая эвакуацию остатков населения разрушенного Гондолина:
«В конце концов она отправила большую часть охраны с Эаренделем в подземный ход — она сурово повелела им уйти, но жестоко страдала, расставаясь с сыном. Сама же она, говорила Идриль, останется ждать, ибо не хочет жить дольше своего господина; и она ходила по городу, собирала женщин и одиночек, отбившихся от своих, и отправляла их в подземный ход, а также разгоняла со своим маленьким отрядом шайки грабителей; ее никак нельзя было убедить оставить меч» («Падение Гондолина»).
