Молот ведьм Vol.2.

Понимаешь ли ты, о чем всегда мечтал? Подойди чуть-чуть поближе и поймешь.

11 января 1992 Если бы Блейк спросили, как она чувствует себя в этот снежный, прекрасный январский день, когда у нее запланирован ужин с Джеймсом Поттером, она бы определенно сказала любому незнакомому человеку, что у нее все прекрасно, что она в порядке и что это всего лишь ужин с другом, как и любой другой, на котором она когда-либо была. И, по сути, это не было бы обманом, ведь Блейк и Сириус уже имели традицию выбираться в маггловскую часть Лондона каждый раз, когда там открывался новый ресторан, чтобы попробовать их меню. Они немного выпивали, болтали, обсуждали последние сплетни, которые гуляли по их сообществу, вспоминали веселые дни и планировали ближайшие праздники и дни рождения. После этого Сириус всегда подцеплял какую-нибудь симпатичную женщину. Они сначала смущались, когда видели, что он с дамой, но Сириус говорил о том, что Блейк — жена его брата и что они планируют его день рождения, так что женщины расслаблялись, и этот Казанова веселился на всю катушку. А вот при Нарциссе и Амелии Блейк могла не скрываться, поэтому она раздосадовано пила вино прямо из бутылки и грустно смотрела на то, как Нарцисса роется в ее вещах в поисках чего-то, что могло бы сойти для «не свидания», как продолжала ехидно говорить Боунс. Она немного напряглась, когда в комнату скользнул Патронус-пес, но тут же расслабилась, стоило хохоту Бродяги наполнить помещение: — Я не знаю, что вы там запланировали, но у Сохатого весь шкаф просто выблевал одежду на пол… — Бродяга, замолкни! Амелия хихикнула и отобрала у Блейк бутылку вина. Нарцисса выглянула из гардеробной, которой Блейк в тайне очень гордилась, и нахмурилась. — Поттер думает, что это свидание? — спросила женщина. — Надеюсь, что нет, — испуганно пробормотала Блейк. Она сидела на постели в одном только нижнем белье, которое совершенно не сочеталась (она была матерью-вдовой, ей не нужно было сочетать нижнее белье в надежде на перепихон с кем-то в коридорах Гринготтса). — Почему у тебя гриффиндорский лифчик? — поинтересовалась Амелия, возвращая Блейк вино. Женщина же схватилась за бутылку, словно за спасательный круг, и посмотрела на бюстгальтер цвета бордо. — Он придает мне уверенности. — Блейк, почему ты вообще переживаешь? — отмахнулась Нарцисса и достала из ее гардеробной узкие брюки и плотную шелковую рубашку цвета поспевшей оливки. — А почему ты хочешь облачить меня в слизеринские цвета? — Потому что это не свидание, — сказала Нарцисса, — а ты все еще любишь Регулуса. — Отвали. — Эй, ты сама это сказала, — ткнула в нее пальцем Амелия. — Я тоже это слышала. После Джулиана, да? — О, Цирцея, Джулиан, — Блейк закатила глаза и упала спиной на кровать, почти роняя бутылку. Ей срочно нужно было Отрезвляющее зелье. — Он был хорош. — Ты же говорила, что в нем нет ничего особенного? — хихикнула Малфой. — Ну, у него симпатичная мордашка, легкий характер и большой член, — пожала Шервуд плечами. — Это уже неплохо. — А Рег? — Я не буду отвечать на этот вопрос. — Блять, — присвистнула Боунс. — Так Эммелина была права? — Убейте меня, — вздохнула Блейк и, забрав у Нарциссы одежду, принялась собираться. Она заплела волосы в легкую косу, выпустив несколько прядей у лица, даже почти не красилась, потому что, ну, это же было не свидание, верно? Верно?! — Ты опять накручиваешь себя, — сказала Нарцисса и тоже подхватила бокал вина. Бутылку они добродушно оставили для Шервуд. Они с Амелией устроились на кровати Блейк и смотрели на то, как она носится по комнате в поисках бижутерии, лежавшей на самом видном месте. — Я предчувствую, что мы поссоримся, — ответила на это Блейк, вдевая серьги в уши. — Вы всегда ссоритесь, — заметила Амелия. — Да, но мы не говорили больше восьми лет, — всплеснула Шервуд руками. — И у нас началось перемирие, я не хочу, чтобы все опять пошло по пизде. — У вас всегда все идет по пизде, — фыркнула Боунс. — Вы же дуэт Поттер-Шервуд. — Не важно, — сказала Блейк. — Я просто… очень надеюсь, что все будет в порядке в этот раз. Мне нравится, когда мы не ссоримся, хотя я все еще злюсь на него. — За то, что он винил тебя во всем? — спросила Нарцисса, нахмурившись сильнее, чем обычно. — Ты же знаешь, что мы с радостью набьем ему морду за это? — Ну, на это тоже, — ткнула в нее пальцем Блейк. — Но сильнее за то, что он держал Гарри подальше от меня. — Ты можешь надавить на это и посмотреть, как он отреагирует, проверить его честность, — хихикнула Амелия. — Этому столику не наливаем, — решила Блейк. — Могу, но уверена, что мы поссоримся. Опять. В сотый раз. Как обычно. Цирцея, зачем я на это согласилась? — Потому что он твой лучший друг? — Потому что иначе ты не будешь так часто видеть крестника? — Да, — кивнула Шервуд. — И то правда, я… В этот момент в комнату влетел голубой, сотканный из света олень и голосом Джеймса сказал: — Я готов. А ты? — Блять, — с чувством воскликнула Блейк. — Думаете, я успею сказать, что не могу? — Прекрати, — возмутилась Нарцисса и принялась искать Отрезвляющее зелье. — Ты пойдешь. И ты хорошо проведешь время, — она протянула подруге небольшой флакончик, а потом и мятную подстилку, — а потом вы снова станете лучшими друзьями, потому что просто невозможно слушать ваши пререкания и потом смотреть на виноватые лица, когда вы что-нибудь не то… — Спизданете, — услужливо сказала Амелия. — Спасибо, дорогая. — Ладно, — Блейк последний раз посмотрелась в зеркало, поправила ворот рубашки и накинула сверху легкое пальто, чтобы не продуло. — Я ушла, ведите себя хорошо, не выпейте мой бар. — Пока. — Не убей его, крошка! — крикнула вслед Амелия, и они с Нарциссой захихикали. Джеймс, получив от Блейк Патронус, ждал ее около двери, нервно постукивая ногой по земле, словно ожидающий нападения кролик. — Привет, — нервно вздохнула Блейк, когда остановилась возле него. Из ее рта вырвалось небольшое облачко пара, и женщина чуть поежилась — на улице было тепло, но она нервничала около Джеймса последние годы, всегда беспокоясь о том, что он может взорваться из-за любого ее слова или движения. — Привет, — кивнул Поттер. — Пойдем? До точки аппарации, а потом в город. — Веди, — едва улыбнулась Блейк. Они шли практически молча, не желая прерывать спокойную тишину. Создавалось впечатление, что оба знали, что снова поссорятся сегодня, и им хотелось сохранить хотя бы некоторое подобие мира между ними. В таком же молчании они остановились на точке аппарации, и Джеймс переплел их пальцы, чтобы переместиться к ресторану в магической, но отдаленной части Косого переулка. Застройка здесь начала всего пару лет назад, но места были достаточно популярными для многочисленных волшебников и волшебниц. Конечно, этот район не пользовался особой популярностью во время школьного ажиотажа, как его называли все торговцы Косого переулка, но, стоило сумасшествию спасть, как рестораны выносили столики на открытый воздух, а магазины и бутики увеличивали яркость на магических подсветках. Блейк нравилась эта часть Косого переулка, потому что, во-первых, ее словно строили для взрослых, чтобы дети и подростки не заходили сюда; а, во-вторых, этой части не было, когда Блейк училась в школе, когда она только приехала в Англию. Ей нравилось, что «взрослый район», как его прозвали самые частые посетители, не вызывал в ней неприятных ассоциаций. Возможно, Джеймс знал это. Возможно, ему сказал Сириус. В любом случае, Шервуд была благодарна. Ресторанчик, в котором Джеймс зарезервировал им столик, был небольшим и располагался между кафе-мороженым и магазином волшебной утвари. Его защищали от ветра высокая живая изгородь и несколько декоративных, светлых стен, которые не давали также и шуму переулка проникнуть внутрь помещения и на веранду. Внутри были хлопковые белоснежные скатерти с плетеной вышивкой, красивые витражные люстры, свисающие низко над столиками и множество свечей, которые распространяли по помещению странно-знакомый Блейк запах, хотя она и не могла точно сказать, что именно это было. Они с Джеймсом опустились за стол, располагающийся около окна, немного напряженно смотря друг на друга. — Итак, — вздохнула Блейк и расслабилась. Она победила Темного Лорда и свою бабушку, черт побери, она не должна нервничать, сидя в ресторане с лучшим другом. Потом Блейк вспомнила, что они не говорили нормально много лет, что они постоянно орали или недовольно переглядывались, и что им приходилось играть друзей рядом с детьми, что они давно уже не были лучшими друзьями, и снова напряглась. — Ты хотел поговорить? Поттер дернул уголком губ. — Я хочу извиниться перед тобой. Я хочу, чтобы ты знала, что я знаю, что я был ослом, и что… у меня нет, если честно, достаточного количества причин для твоего прощения, после всех этих лет я вряд ли заслужил его, но мы не можем продолжать жить в состоянии войны, Блейк, и я хочу извиниться. Мне жаль. Правда, я… совершенный кретин. Поэтому я надеялся, что мы сможем провести один вечер, как друзья. И что я смогу тебя накормить — у них потрясающие паститсио. Блейк, которая за время его речи постепенно начала успокаиваться, резко напряглась и посмотрела на мужчину. Она замерла, словно олень в свете фар, при столь знакомом слове, которое она не слышала с самого детства. — Это…греческий ресторан? — спросила она осторожно. — Это плохо? — тут же испугался Поттер, широко распахнув глаза. — Блять, не надо было? Просто… я не знаю, когда ты последний раз… — Нет, все, — Блейк вздохнула и поняла, почему аромат показался ей знакомым, — все хорошо. Спасибо. Это мило. Джеймс улыбнулся. Они заказали. Им принесли бутылку свежего лимонада, напоминающего тот, который Блейк всегда делала во время их жизни в Греции. Конечно, они не стали бы пить. Джеймс Поттер перестал прикасаться к алкоголю шесть лет назад, и с тех пор Блейк ни разу не видела его рядом с чем-либо, что хотя бы отдаленно имело в своем составе градусы. — Мне правда жаль, как я обходился с тобой все это время, — сказал он, делая глоток — Мне никогда не стоило даже предполагать подобного. И забирать Гарри из твоей жизни, — мужчина потер плечо и неловко улыбнулся. — Я даже выразить не могу, как мне жаль. — Я знаю, Джеймс, — вздохнула Блейк, потирая переносицу. — Правда, я знаю. — Но ты не прощаешь, — кивнул Поттер. — Я не… — она вздохнула. — Дело не в прощении. И не… как… каждый раз, когда мы находим какую-то середину, ты снова срываешься на мне. Ты продолжаешь цепляться за то, как сильно ты меня ненавидел. Тебе было легко винить во всем меня, и я понимаю это, но я не знаю, как мне… Блейк прикрыла на мгновение глаза. — Зачем тебе это? — тихо спросила женщина. — Ты жил в прекрасном состоянии без меня и моего участия в твоей жизни, но именно сейчас тебе, почему-то, стало необходимо помириться со мной. — У меня две причины, — сознался Джеймс, улыбнувшись. — Во-первых, это… ради наших детей. Блейк вздрогнула. Джеймс ненавидел, когда Шервуд говорила «наши дети» или «дети», не называя их по отдельности. Он считал, что так стирается граница между тем, кто именно был родителем. Однажды, когда они подошли очень близко к перемирию, Блейк сказала, что «мальчикам нужно погулять», и Джеймс взбесился. Слышать, как он сейчас говорит «наши дети» было, честно сказать, неожиданно приятно и лестно. — Гарри и Тони в Хогвартсе, Блейк. Они начинают слишком быстро взрослеть, и они… я больше не могу позволить своей злости влиять на твои отношения с крестным сыном. И на мои собственные отношения с Тони. Ты знала, что он терпеть меня не может? — Что? Это не так! — тут же оборонительно заявила Блейк, привыкшая всегда защищать сына. — Это так, — мягко парировал Джеймс, его губы изогнулись в ласковой улыбке. — Ты его мать, и он тебя любит. Я его крестный, меня он тоже любит, но поверь мне… Тони не нравится, когда я рядом с тобой, потому что он, каким-то образом, понимает, что я тебя обидел. — Джеймс, я… — А еще я скучаю по тебе, — вырвалось у Поттера. — Мне жаль, что я так взбесился шесть лет назад, правда. Мне очень, очень жаль, Блейк. Я хочу искупить вину. Я… я не должен был так поступать. — Я знаю, что тебе жаль, — огрызнулась Шервуд, раздраженная тем, что ее прерывают. — И я предполагала, что так будет. Это случилось после смерти Лили, и я ожидала этого. Я не ожидала, что это продлится так много лет, ясно? Женщина потерла запястье. — Я надеялась, что будет проще. — У меня чувство, как будто у меня отобрали что-то важное, Блейк, как будто без тебя нет какой-то части, которая должна быть. Я хочу все исправить. Шервуд дернула уголком губ и потерла нос, пытаясь собраться с мыслями. А хотелось плакать, когда она вспоминала, через какой ад она прошла за все эти годы. — Я не знаю, как это сделать, — сказала Блейк наконец. — Слишком многое случилось. И слишком много лет я справлялась с огромным количеством дерьма из-за тебя, — Джеймс поджал губы. — Если бы не Гарри, я бы давным-давно забрала своего сына и уехала бы подальше, Джеймс. И я не могу забыть об этом. И Джулиан, — женщина покачала головой, и Джеймс покраснел. — Ладно, за это мне тоже стыдно. — Тебе должно быть, — вырвалось у Блейк, но она не стала об этом жалеть. Она помнила Джулиана, с которым до сих пор иногда пересекалась в Косом переулке — редко и неловко, но пересекалась. Джулиан был красивым мужчиной с темно-русыми волосами и светло-голубыми глазами. Он всегда оставлял щетину на лице и широко улыбался, когда видел Блейк. Он подошел к ней в Косом переулке, когда Тони было восемь. Он улыбнулся и спросил, почему она читает работу по исследованию стихийных рун в такой солнечный день, а потом позвал ее выпить кофе у Фортескью. Их диалог превратился в жаркий спор об использовании рунической защиты на домах с защитой крови. Спор перерос в пяти свиданий. Пять свиданий превратились потрясающий секс. А потрясающий секс превратился в знакомство с семьей. Джулиан понравился Тони, и они целый месяц провели, словно одна большая семья, постоянно выбирались куда-то и ужинали вместе. А на одной из общих ужинов во время очередного празднования дня рождения кого-то из детей, когда Тони сказал, что Джулиан действительно нравится ему, Поттер все испортил. Блейк помнила, как два мужчины шептались о чем-то о своем, а потом Джулиан расстался с ней, потому что ему не нужна была подобная семейная драма — он искал стабильности и знал, что такие конфликты не решаются за один день. — Убирайся, — устало попросила Блейк, смотря на появившегося Джеймса. Он только узнал от Амелии, что Джулиана в жизни Шервудов больше не планируется. — Я просто хочу помочь, — мягко сказал Поттер. — Хочешь чего-нибудь? — Мне не нужна твоя дерьмо-помощь! — едко рявкнула на него Шервуд и потерла переносицу. Она не думала, что Джеймс будет настолько мелочным, чтобы разрушить такие хорошие отношения с первым мужчиной, которой понравился ей. Первым человеком, которого она познакомила с Тони. — Я не хотел! И я не знал! — крикнул Джеймс. Его отросшие кудри упали на лоб. — Я хотел похвалить тебя. Это вырвалось случайно, и он вытянул из меня подробности, вот и все. — Подробности? — завизжала Блейк. — Подробности чего, мать твою? — Нашей ссоры, я… — Поттер вздохнул, — я клянусь, я не хотел этого. Я не думал. — Да ты никогда блять не думаешь! — покачала Шервуд головой. — Ты не думал, что я захочу видеть крестника! Ты не думал, что я не собираюсь занимать место Лили в его жизни! Ты не думал даже тогда, когда я специально попросила тебя не оставлять ее одну! Джеймс вздрогнул и отшатнулся. Его лицо было белым от испуга и горя, отпечатанного в его глазах навсегда — Блейк знала, что это никогда не пройдет. Такое случается с теми, кто теряет любовь всей своей жизни. Она потерла переносицу. — Просто уйди. — Мне не стоило винить тебя, — шепотом сказал Джеймс. Он протянул руку, пытаясь коснуться ее, но Блейк отшатнулась. — Мне никогда не стоило обвинять тебя в ее смерти, я не… — Думал? Да, Поттер, ты часто так поступаешь: не думаешь. Просто я надеялась, что это осталось в Хогвартсе. Блейк закрыла глаза руками, а потом уперла их в бока. Ей хотелось плакать. И дело было даже не в том, что Поттер снова напортачил. Он, возможно, и правда не специально это сделал. Но ей было жаль, что она потеряла Джулиана из-за этого, потому что почти год, проведенный с ним… это было время спокойствия в ее бушующей душе, а теперь этого снова нет. — Ты не думал, что я тоже ее потеряла, — сказала Блейк с надрывом, и Джеймс вздрогнул. — Еще одну сестру. После Коллет, и Лиры, и Марлин, и Ярославы… я потеряла слишком много сестер, и у меня никогда не было двух верных Мародеров, которые ходили за мной с платочком. Я была одна, с двумя детьми, почти без помощи, потому что у всех были свои жизни, — она всхлипнула и закрыла лицо руками. — Она была совсем одна, и я ее потеряла. — Блейк, — жалобно протянул Джеймс. — Пожалуйста, уйди, Джеймс, — покачала она головой. — Просто уходи, ладно? Объективно, это не работает. Мы разучились нормально общаться. — Не делай таких выводов, — попросил мужчина. — Мы научимся. — Пошел нахуй из моего дома, Поттер. — Ты говорила с ним? — спросил Джеймс, вырывая ее из мыслей. — Мы видимся иногда, — пожала она плечами. — Но ничего особенного. Он почти не смотрит на меня. — Я не хотел разрушать это. — Просто… — Блейк вздохнула и подалась вперед, — какая цель? — Что? — Какая конечная цель всего этого? Мы снова друзья, и что? Зачем тебе это? — Потому что мне не хватает тебя, Блейк. Не хватает лучшей подруги, как если бы мне не хватало части себя. Блейк вздрогнула. Он не помнил. Еще во время их ссоры Шервуд стерла воспоминания о том, кем они являлись друг другу, иначе он испортил бы и это. Решение было спонтанным, немного необдуманным, но женщина не собиралась ничего менять, пока они окончательно со всем не разберутся. Или до самого конца — она еще не решила. — Я есть в твоей жизни, Джеймс, — покачала Блейк головой. — Даже когда мы ссоримся, я все еще здесь. — Ты здесь из-за Гарри, — сказал мужчина, сложив руки перед собой. — Ты поддерживаешь его и любишь его. Не будь рядом Гарри, ты бы давно ушла, ты сама это сказала. Но я хочу, чтобы у тебя все равно была причина остаться. Чтобы у тебя всегда была причина остаться рядом со мной. Блейк прикрыла глаза. Она бы все равно не ушла, но вряд ли Джеймса устроила бы ложь, которую она могла сказать в ответ. А говорить правду она не собиралась. Если Поттер узнает, что держало ее рядом все эти годы, как она к этому пришла — то они поссорятся навсегда, и Блейк слишком сильно дорожила половиной собственной души, чтобы совершать такие опрометчивые поступки. — Я не могу быть грушей для битья, Джеймс, — сказала она наконец, и Поттер испуганно подавился. — Я не могу и больше не буду. Научись управлять своими психами и не смей делать из меня виноватую во всем, — Блейк нахмурилась, — и тогда у нас получится это исправить. А иначе… Джеймс протянул руку и, обхватив ее ладонь, осторожно переплел их пальцы. — Я обещаю. 13 февраля 1992 Нарцисса любила, когда дома была тишина. Конечно, не стоит понимать это неправильно, как делают многие известные ей знакомые, она обожала своего сына. Буквально не знала, что может любить так сильно, как это случилось в случае Драко. Но иногда ей не хватало одиночества, которого она никогда не знала. Сначала она была окружена родственниками — родителями, сестрами и кузенами, которых она любила — Мерлин, помилуй — как сильно она любила каждого из них, но те времена давно прошли. Затем рядом были однокурсники и Люциус, который следил за ней, словно она была мышью, а он котом, вышедшим на охоту. И она никогда не была одна — эта мысль пришла к Нарциссе в голову, когда Драко отправился в Хогвартс, а она вернулась в пустующий дом. Она никогда не была одна, рядом всегда были люди, и она не сталкивалась с гнетущей тишиной, покрывающей каждый дюйм ее дома. Сначала Нарцисса не знала, что ей делать. Первую неделю после отъезда Драко она сидела дома, спала больше, чем обычно, немного плакала и ела сладости, которые ей запрещали раньше, когда ее мать следила за девичьей красой. Потом, спустя неделю такого одинокого безумия, к ней в гости завалилась Блейк, чувствующая, что что-то не так. Она посмотрела на дом, на Нарциссу — грязную, в слезах, грустную и одинокую, и она заставила ее отмыться, надушиться, а потом потащила ее гулять. Они обошли весь Косой переулок, съели половину Фортескью и устроились на скамейках около зачарованного озера в дальней части прогулочной улицы. Нарцисса не знала, что она может сказать в свое оправдание, но Блейк не требовала этого от нее. Она начала болтать о чем-то глупом, почти смешном, вытягивая Нарциссу из ее мыслей, а потом спросила, чем Малфой хотела бы заняться. Так Нарцисса начала заниматься садом и домом, пока Сириус вел дела как глава рода. Конечно, было время, когда это делала Блейк, но они давно прошли. И вот она радовалась тому, как выглядел заснеженный сад, сидя на веранде дома в Шотландии, который ей передала под руководство Блейк. Она больше не владела этой собственностью семьи Нарциссы, а женщина получила возможность переделать все на свой вкус еще много лет назад. Именно на этой веранде ее нашла почтовая сова, которая выглядела так, словно она прошла войну. Ее темные перья были взъерошены до состояния полного стояния, а глаза бешено крутились по сторонам. Сова приземлилась перед Нарциссой, уронила письмо и, яростно ухнув, улетела охотиться. Вероятно, она была настолько голодной, что сожрала бы все, что угодно, включая волшебницу, поэтому Нарцисса не шевелилась, пока животное не улетело. Письмо было защищено от влаги, отметила Нарцисса, хотя она и не представляла, кому понадобилось бы делать нечто подобное. Сначала, не представляла. Но потом она увидела эмблему. На печати красовался перевернутый треугольник с буквой «А» в вензелях. Письмо из Азкабана. За последние годы Нарцисса получила ровно три таких письма. Первое — когда родился Драко, оно содержало множество вопросов, написанных кривым почерком, словно у автора письма тряслись руки, словно бумагу у него грозились отобрать; второе — спустя шесть лет, оно было точно таким же; третье — в начале этого года, когда Драко отправился в школу. И теперь вот четвертое. Люциус жаждал знать о сыне, которого никогда не видел. Даже в «Ежедневном Пророке» Нарцисса сделала пометку после родов, что не будет давать никаких комментариев, и Сириус полностью поддержал ее решение в этом вопросе, но теперь… теперь ей стало страшно. Она мысленно пробежалась по календарю, который держала в памяти. Это не была годовщина, не был праздник, да и в «Пророке» последнее время об их семье ничего не писали, а до Люциуса новости в любом случае доходили в последнюю очередь. Надломив печать, Нарцисса развернула письмо. Оно было написано все таким же прыгающим почерком, но в этот раз Люциусу одолжили чернила и перо, а не старый огрызок карандаша, который он когда-то спрятал в своей камере. Моя дорогая жена, Спешу обрадовать тебя счастливой новостью. Уже скоро собирается пересмотр моего дела, любимая. Я смогу присоединиться к тебе и нашему сыну, чтобы мы стали семьей. Прошу, навести меня, чтобы мы могли обговорить все условия моего освобождения и твое освидетельствование. Твой муж, Люциус. Нарцисса на мгновение забыла, как дышать. Ее легкие наполнились дымом и запахом сгоревшей войны, которой провоняли вернувшиеся в тот день члены ковена и сопротивления Пожирателей. Она помнила этот запах. Он сидел внутри нее с того самого дня, как Нарцисса давала показания против Люциуса — на следующий день после того, как Поттеры давали показания в ее защиту. Это были страшные дни, когда Нарцисса не знала, сможет ли она на самом деле дать сыну возможность расти на свободе. — Добби, — хрипло позвала она, и домовик тут же материализовался с негромким хлопком. — Хозяйка звала Добби, — сказал он, его уши трепыхались. — Сожги это, — приказала Нарцисса, передавая Добби письмо. — И, пожалуйста, пошли сову Блейк от моего имени — я хотела бы ее увидеть. — Конечно, хозяйка, — тихо ответил домовой эльф, словно почувствовав ее настроение. Нарцисса остановила его, когда Добби почти исчез. — И принеси мне бутылку вина. Ей нужно выпить. Ей нужно выпить очень много. 1 марта 1992 Душный воздух в это время года практически прожигал легкие и воздушные пути, казалось Эммелине. В марте она не так часто выбиралась на улицу, предпочитая окружать себя охлаждающими заклинаниями и проводить почти все время в магазине, который когда-то принадлежал Лаво. Когда война закончилась, сердце Эммелины было разбито. Она не была возлюбленной Феликса, но между ними была незримая связь, он сам это знал. Он верил в это, когда предлагал ей уехать в Новый Орлеан вместе с ним. — Я хочу восстановить дело матери, — сказал Феликс, опираясь спиной на белоснежную стену родового поместья Кавьяров. — Может… ты хотела бы отправиться со мной? — спросил он. — Что? — Эммелина поперхнулась воздухом и уставилась на парня, словно никогда раньше его не видела. — Я не был бы против компании, — улыбнулся вуду. — Ты посмотришь мир. Америка… Америка красива в нашем городе, я думаю, тебе понравится. — Ты хочешь, чтобы я поехала с тобой в Новый Орлеан? — повторила она, словно не слышала, что Феликс сказал до этого. Став серьезным, он приблизился к ней на шаг. Его теплая, загорелая рука прикоснулась к ее щеке, Феликс проследил кончиками пальцев дорожку до ее шеи и прижался к бьющейся, жизненной линии, вторящей ее пульсу. — Я хочу, чтобы ты осталась со мной в Новом Орлеане, — сказал Феликс. Он чуть улыбнулся, что было большой редкостью, и кивнул, подтверждая свои слова. — Я хочу, чтобы мы устроились там. Показать тебе город. Хочу, чтобы мы сходили на свидание, чтобы ты осталась со мной, когда придет Марди Гра. Я хочу показать тебе красоту другой магии, которую Блейк и остальные никогда не смогут. — Я не… — Я знаю, что у тебя есть семья, я не предлагаю тебе бросить все. Просто… устроить каникулы? — Феликс выглядел взволнованным, почти напуганным тем, что она откажет. Эммелина улыбнулась и чуть повернула голову, сильнее прижимаясь к его ладони. — Я не очень хорошо справляюсь с жарой, — честно призналась она. От Феликса пахло горькой травой и жареными кофейными зернами — странный запах, который она никогда не сможет забыть. Возможно, так пахла его магия. — Это не страшно, — улыбнулся Феликс в ответ. — Я научу тебя особым чарам. Он прижался своей щекой к ее, привлек к себе и крепко обнял. — Я поеду с тобой, — шепнула Эммелина, и хватка его рук на ее талии усилилась. Феликс вздохнул — почти счастливо. — Тогда осталось только выиграть войну. — Осталось выиграть войну, — подтвердила Вэнс. Они победили. И она уехала в Новый Орлеан. Но Феликса рядом с ней не было. В глубине души Эммелина знала, что Блейк не была виновата в том, что случилось с Феликсом, но она не могла забыть тот самый момент, когда Кавьяр предложила эту авантюру, как она втянула их в войну, которой они не жаждали. Конечно, вряд ли тогда Эммелина встретила бы Феликса и обрела сестер, но, возможно, он был бы все еще жив. И они случайно столкнулись бы где-нибудь в Нью-Йорке. Она бы приехала туда на выставку современного искусства, а он — желая убежать от духоты Нового Орлеана, от страшных воспоминаний, которые тревожили его разум. А теперь Феликс мертв, а она, в его память, осталась жить в мире вуду, навсегда позабыв от Англии. Родители, конечно, поддерживали ее, приезжали в Новый Орлеан, но с каждым разом в их глазах было все больше раздражения относительно того, что Эммелина выбрала в качестве своего предназначения. Они перебрасывались звонками раз в месяц, и на этом общение было закончено. Удивительно, но Блейк не потеряла этой веры. Конечно, она не ждала ответов от Эммелины, Вэнс отвечала крайне редко. Кавьяр, несмотря на это, регулярно присылала письма о происходящем в Англии, о происходящем в их кругу, дополняя письма колдографиями, и Эммелина хранила каждое колдо, словно это были самые ценные ее воспоминания. Она жалела, что ее не было рядом, когда родились Тони, Гарри, Полумна и Хоуп, но… она была там, когда Лили не стало, когда не стало Регулуса. Так что, это помогало заглушать голос совести внутри, который твердил, что она бросила свою семью, чтобы следовать за мечтой парня, с которым она даже не была в отношениях. Но Эммелина любила Феликса. Они не были в отношениях, и они не делили постель, и они целовались лишь однажды, но Вэнс регулярно перечитывала письма, которыми они обменивались. Она любила его, даже если поняла это слишком поздно. Она хотела быть рядом с ним, и она готова была жить жизнью, которую они придумали друг для друга, лишь бы не расставаться с памятью о Феликсе. Вдохнув тяжелый воздух Нового Орлеана, Эммелина поспешила спуститься в подвал, чтобы оставить там расчетную книгу. Завтра много дел — Массала собирался приехать и навестить ее, да и, кажется, она слышала что-то о Барти, который хотел подарить Мулоне поездку в Америку. Эммелина давно с ними не говорила, но письма Блейк держали ее в курсе всех последних событий. Видимо, сама Кавьяр и Каррас не общались лично, но Блейк и Барти регулярно обменивались письмами, так что старые подруги не потеряли связь. Женщина потянулась, немного простонав, когда спина хрустнула, и ее взгляд упал на окровавленную карту мира, которую они когда-то использовали для того, чтобы искать крестражи. Эммелина нахмурилась и подошла ближе. Казалось, что карта светилась. Как будто кто-то осторожно посыпал ее блестками, потому что с нее исчезла пыль последних лет, а страны переливались и светились в обрамлении кровавых линий и темных узоров. Бумага слегка трепыхалась на стене, хотя по комнате не бегал сквозняк. Но линии оставались неподвижны. Так что Эммелина, покачав головой, вышла из подвала и поспешила наверх, ей хотелось принять прохладный душ после длительного и душного дня.