Сначала выучи правила. А потом нарушай их.
25 июня 1992 Блейк никогда не хотела видеть этой картины. Ее сын, лежащий на простынях в Больничном крыле Хогвартса. Почему-то, это отсылало ее в ту ночь, когда она залечивала раны Регулуса в грязной кладовке после издевательств Темного Лорда. Тони выглядел таким маленьким. Его кожа была бледной, а руки казались изранены стеклом и осколками. Она поверить не могла, что это случилось с ее сыном. Что бывший Пожиратель смерти притворялся преподавателем. Что он пытался забрать философский камень из Хогвартса. Что дети были в регулярной опасности и что никто об этом ничего не сказал. Женщина прижала ладонь к его лбу — Тони спал. Его организм был магически истощен после всего, через что детям пришлось пройти, и Блейк едва не сорвалась на Макгонагалл, когда та говорила им с Джеймсом об этом. Родителей Гермионы в Хогвартс не пустили. Им даже не сообщили о том, что действительно происходило с детьми, и Блейк на самом деле готова была убивать. — Мисс Шервуд, — осторожно позвала ее мадам Помфри, и Блейк обернулась, — с ним все будет хорошо. Еретичка выпрямилась и осмотрела присутствующих. Джеймс сидел около постели Гарри, рассматривая перевязанного сына, а Ремус и Сириус заняли свои почетные охранные позиции около кровати Гермионы Грейнджер. Девочка даже не знала о том, что ее семьи нет рядом, и они отказались оставлять ее одну даже в бессознательном состоянии. Одна только Нарцисса могла порадоваться тому, что Драко уже проснулся. Он был первым, кто потерял сознание во время их «приключения» на этапе волшебных шахмат, а сейчас он готов был рассказать, что происходит. Вернее, уже это сделал. Мадам Помфри проводила свое время, помогая спящим детям принимать зелья, а Дамблдор, Макгонагалл и Фадж беседовали о чем-то с Амелией Боунс. Конечно, мужчины были удивлены тому, что мадам Боунс-Люпин решила посетить Хогвартс, но Блейк позвала подругу как главу Отдела магического правопорядка. Потому что ее сын подвергался опасности весь год, а она узнала об этом только в начале марта! Хорошо, что у нее было время подготовиться к тому, чтобы добиться наложения на Дамблдора ограничений. — Дети в безопасности, — мудро сказал директор, и это главное, и Блейк, не сдержавшись, звонко фыркнула, разбивая тишину. Все уставились на женщину. — Правильно ли я понимаю, директор, что вы довольны тем, как сложились обстоятельства? — спросила она, поднимаясь с места и приближаясь к стоящей четверке. Амелия бросила на подругу предупредительный взгляд, который Блейк намеренно проигнорировала. Как-будто взгляд Амелии остановил бы ее от того крика, что женщина носила в себе, словно банши, готовая огласить приговор для директора. — Да, мисс Шервуд. — О, ну что вы, не стоит таких формальностей, — едко парировала блондинка. — Судя по тому, как вы вальяжно принимали решения независимо от мнений родителей, мы с вами можем перейти на «ты» и нежные прозвища. — Я докладывал о том, что считал важным, мисс Шервуд, — нахмурился директор. — Правда? — спросила Блейк. — Поднимите руки те, кто слышал о нападении горного тролля, — громко сказала она, и Больничное крыло промолчало в ответ, оставаясь неподвижным. — Поднимите руки те, кого уведомили о том, что в Хогвартсе планируется хранение особо опасного магического артефакта в этом году? — и снова — ничего в ответ. Фадж нахмурил густые брови и посмотрел на директора. — Вы посчитали, что Хогвартс — это гребаный банк? Или хранилище, может быть? — Блейк старалась не кричать, но на кону была безопасность ее сына, и Шервуд не сдержала повышенных тонов. Амелия, стоящая рядом, поморщилась. — Блейк, — позвал ее Джеймс, и блондинка так резко обернулась, что он вздрогнул. — Заткнись и не лезь в это, Джеймс Поттер! — огрызнулась она. Женщина в гневе, неужели не понятно? — Правильно, директор? — спросила Блейк снова, оборачиваясь на бородатого старика, которого она хотела разорвать голыми руками. — Хогвартс — это ваш личный банк? — Мисс Шервуд, — спокойно сказал Дамблдор, — я понимаю ваше беспокойство. Но я оказал обществу услугу, понимая, что Хогвартс — это единственное место, где камень будет в безопасности. — И кто же в обществе попросил вас об этой услуге? — Николас Фламель, мой старый друг, — чуть улыбнулся директор. — Поймите, мисс Шервуд, студенты были в полнейшей безопасности. — Я процитирую вас, директор, если позволите, — подала голос Амелия. Она взмахнула палочкой, и перед ней появился пергамент. Блейк ухмыльнулась. — Это ваши точные слова, сказанные студентам на первом ужине в этом году: «в этом учебном году правая часть коридора на третьем этаже закрыта для всех, кто не хочет умереть мучительной смертью». Вы подтверждаете это? — Амелия… — Мадам Боунс, — отрезала женщина, чуть выпятив подбородок, как делала всегда, когда пыталась задавить другого человека. — Вы подтверждаете? — Мы не в суде, — прошипел Фадж, приближаясь к ней. — Министр, если вы не хотите официальной жалобы на неподобающие условия образовательного процесса, одобренные Министром Магии лично, — мягко сказала Нарцисса, — я попрошу вас пока что немного помолчать. И он умолк. Блейк подмигнула миссис Малфой, и та вернула улыбку. — Все верно, — кивнул Дамблдор. — Это мои слова. — Не похоже на безопасность. И вы подтверждаете, что даже старосты не были поставлены в известность? — спросила Блейк. Директор моргнул. — Видите ли, я успела поговорить с некоторыми студентами, как только до меня дошли слухи о том, что происходит в Хогвартсе. И старосты — и курсов, и факультетов — упомянули, что им не были предоставлены подробности или предупреждения о том, что именно происходит в коридоре третьего этажа. Дамблдор устало вздохнул, словно говорил с детьми. О, Блейк собиралась убить его. Медленно и мучительно. — Да, я посчитал нецелесообразным предупреждать студентов о подобном. Наличие камня в школе должно было быть полностью секретным. — Знало ли Министерство о таких мерах? — спросила Нарцисса. Они все уставились на Фаджа, и тот, покраснев, пропыхтел: — Министерство доверяет суждению директора Дамблдора. — Не говорите за все Министерство, — попросила Амелия. — И за всех учеников Хогвартса, — согласилась с ней миссис Малфой. — Нам стоило отдать детей в Шармбатон, чтобы не переживать этот кошмар, — пробормотала волшебница. Министр потупил голову. Блейк улыбнулась — она еще помнила, каким весом обладали слова отца Люциуса в их годы обучения. Всегда ходили слухи о том, как он умудрялся вертеть Попечительским советом в разные стороны, и Нарцисса была прекрасным продолжением этой традиции. Фадж надулся. Конечно, ему не хотелось бы, чтобы дети Малфоев и Поттеров учились где-то, кроме Хогвартса. Как это сказалось бы на репутации страны! — То есть, — продолжила Блейк, — вы, не посоветовавшись ни с кем, а я знаю, что педагогический состав понятия не имел об этом, сознательно пошли на риск, поместив философский камень — величайшее алхимическое изобретение со времен Цу Яна — в школу, полную учеников, которые не готовы к такой угрозе? С каких пор Хогвартс превратился в неприкасаемую крепость, директор? — ледяным тоном проговорила она. — За этим камнем могут охотиться не только Пожиратели смерти, но и многочисленные мировые силы, а вы просто так поместили его за трехголовую собаку и пару загадок, с которыми справились первокурсники?! — рявкнула она, не выдержав. — Мисс Шервуд, — уже более строго сказал Дамблдор, явно проигрывая в сражении с собственным эго, которое не выносило ора от волшебницы, — то, что предприняли эти юные студенты во имя защиты камня… — А почему этим занимались первокурсники? Почему не было охраны? Почему никто не знал? — она сложила руки на груди, чтобы не вцепиться в его бороду и не оторвать ее вместе с дурной башкой этого старика. — Помещение подобной реликвии в стены образовательного учреждения нарушает законы, принятые на Восьмой Конвенции Магов, которые подтверждали безопасность учебных заведений — неприкосновенность и отдаленность от любых опасных артефактов, не относящихся к учебному и воспитательному процессу! В Отделе тайн хранятся артефакты, которые в два раза безопаснее, чем философский камень, и они охраняются тучей заклинаний и стражами, так почему вы решили, что Хогвартс сможет обеспечить такую же защиту? Почему не было ни одного заклятия на пути? Дамблдор открыл рот. — Я не хочу слышать оправданий, — сказала Блейк твердо. Она вздохнула. — То, что уже случилось, это ужасно и отвратительно. Единственное, что смягчает ситуацию, это тот факт, что дети не при смерти и живы. И это отнюдь не ваша заслуга. Однако, оставлять это на самотек я также не планирую. В Министерстве уже лежат несколько копий жалоб на вашу деятельность, которые были подписаны двумя тысячами, — глаза Фаджа расширились. — Волшебники и волшебницы, дети которых учатся под вашим началом, согласны с тем, что это не первый раз, когда ваша деятельность приводит к опасной ситуации. — Мы также подали официальную жалобу в Международную Конфедерацию Магов, — кивнула Нарцисса. — Мы не будем добиваться вашего отстранения, — честно сказала волшебница. — Вы прекрасный преподаватель и директор, и никто не будет это оспаривать. Вы заслужили это место, оно ваше. Однако, ваша самодеятельность опасна и губительна, поэтому мы добьемся ограничений на вашей палочке и в ваших полномочиях. Блейк была рада, что эту часть речи взяла на себя Нарцисса, потому что она не смогла бы похвалить Дамблдора. — Хогвартс все еще ваш, — подхватила Шервуд, кивая, и это был ее максимум. — Но дети, за которых вы несете ответственность — наши. И мы будем следить за тем, чтобы они оставались в безопасности. В том числе, и от вас. — Для того, чтобы жалоба была принята, — надул грудь Министр, — нужно одобрение Визенгамота, — сказал он. — А на это уйдет несколько месяцев. — Жалоба была составлена в середине марта, — спокойно улыбнулась Шервуд, и Фадж чуть побледнел. — Мы условились на том, что она будет дополняться по ходу дела, и сейчас папка с нашими данными достаточно внушительная. Визенгамот собирается рассматривать ходатайство в ближайшее время, я уверена, они сообщат вам. А теперь, я прошу нас извинить, но мы хотели бы остаться со своими детьми. 15 июля 1992 Блейк была довольна, можно было сказать по ее лицу. Она сохранила газетную вырезку, которая обсасывала ситуацию с наложением ограничений на Дамблдора со всех сторон, чтобы любоваться ей каждый день своей жизни. — Ты слишком злопамятная, тебе это говорили? — ухмыльнулся Сириус, наливая себе огневиски. Обычно, он не пил при детях или Джеймсе, но пока все они ехали с Кингс-Кросса, где встречали Гермиону, мужчина позволил себе немного выпивки. — Да, — кивнула Блейк. — Но, честно говоря, я не собираюсь это отрицать, — она легко пожала плечами. — Дамблдор получил по заслугам. Жаль, что на его должность никто не согласился бы. — Потому что в этом мире еще нет таких чокнутых, которые могли бы выносить Фаджа на постоянной основе, — фыркнул Сириус. Блейк кивнула. — Как прошло твое свидание? — спросила она, рассматривая накрытый стол. — Она была очень милой ведьмой, — ухмыльнулся Блэк. — С большой грудью и богатым внутренним миром. — Но? Сириус чуть грустно пожал плечами. — Она не Марлин, и ты это знаешь, — сказал он. — Милый, — Блейк приблизилась к мужчине и приобняла его за предплечье, — таких, как Марлин, в принципе нет. И никогда не будет — тебе это прекрасно известно. — Да, но я надеюсь, что однажды… я смогу найти кого-то, как она. Кто будет также принимать меня. — Полагаю, эта ведьма — не такая, и ты узнал об этом после первого свидания? — приподняла Блейк брови. — Как только я сделал глоток огневиски, она начала речь о правильном питании, — Шервуд залилась хохотом. Потом она целомудренно поцеловала брата своего мужа в щеку и улыбнулась. — Я знаю тебя, Сириус Блэк. И я знаю, что ты еще найдешь свою вторую половинку. — Откуда ты знаешь? Может, моя вторая половинка уже умерла. Блейк покачала головой. — Я не верю в то, что нам дается лишь одна великая любовь, Сириус. — Хочешь сказать, ты отпустила Регулуса? — спросил Бродяга, и Блейк пожала плечами. — Мы с Регулусом — совершенно другая история, и ты это знаешь. Мы не влюблялись друг в друга, сначала нам пришлось несладко. И мне, и ему. Не так-то просто шпионить за собственным женихом. — Он однажды сказал мне, что это была серая зона, — пробормотал Сириус. — Мне все еще не нравится об этом думать, но с каждым днем я все больше осознаю, что он был прав. — Нельзя выиграть войну, не испачкав руки, — строго напомнила ему еретичка. — Регулус усвоил это достаточно рано. Сириус нахмурился и хотел было ответить что-то наверняка едкое и в стиле Гриффиндора, когда входная дверь открылась, впуская в дом веселый хохот детей, Джеймса и Ремуса. — Мам! — крикнул Тони, забегая в гостиную. — Мам, Джеймс сказал, что мы можем поехать в магический зоопарк! Блейк улыбнулась, смотря на то, как блестят их глаза. Порезы и царапины она не разрешила залечивать магическим способом. По крайней мере, на Тони, и, к ее удивлению, Джеймс поддержал ее решение. Всю жизнь Блейк учила Тони доверять ей, но он ни словом не обмолвился о том ужасе, который пережил в свой первый год обучения в Хогвартсе, и Блейк откровенно ненавидела это, так что раны и царапины стали ему уроком. Его бровь все еще заживала. — Можем, — со смехом сказала она, обнимая вбежавшего в дом Гарри, — только поешьте. Полумна и Хоуп тоже поедут? — спросила она, глядя на Ремуса. Ксенофилиус сейчас был в экспедиции в Бразилии, так что попросил Амелию и Ремуса присмотреть за дочерью. — Скорее всего, — кивнул Лунатик и чмокнул ее в щеку в качестве приветствия, — я еще не спрашивал у них, но сейчас направляюсь туда. Ты свяжешься с Нарциссой и Драко? — Да, — улыбнулась Блейк. — Давно пора выбраться куда-нибудь.***
— О да, — захохотал Гарри, когда грифон взмыл в зачарованный потолок прямо над ними. Тони расхохотался и раскрыл рот. Он никогда не видел грифонов. Вообще он видел мало магических существ несмотря на то, что Ксенофилиус постоянно рассказывал им о своих экспедициях. Конечно, верить в слова Ксенофилиуса было сложно, Тони не верил, что морщерогие кизляки на самом деле существуют, но мистер Лавгуд был настолько уверен в своих словах, что никто не рискнул начать с ним спор, хотя, судя по лицу Гермионы, ей всегда очень этого хотелось. Тони покосился на взрослых, которые ждали их около лавки с мороженым. Ему стало немного стыдно, когда он понял, что мама оглядывается на них каждые десять секунд. Шервуду совсем не нравилось, когда она переживала, когда она плакала или злилась. Он вообще думал, что мамам не стоит злиться, это выглядит странно и неловко, но его мама все равно это делала. Не часто, никогда не кричала, но злилась. Как злилась в конце этого года. И да, у Тони мелькала мысль о том, что стоит рассказать маме, но ведь было так весело расследовать все самим! Они так много узнали, даже подтянули свои оценки по Истории Магии, потому что постоянно бегали в библиотеку и искали в книгах информацию о Николасе Фламеле. Но мама была зла, и Тони немного переживал, что они не поедут в Аргентину в августе, как планировали. Наконец, грифоны перестали завораживать их, и группа вернулась к родителям, чтобы тоже полакомиться прохладной сладостью. Гермиона смущенно приняла ванночку с карамельно-клубничным джелато, Гарри сразу же схватился за шоколадную, а Драко и Тони все также любили персиковое. Хоуп упрямо требовала черничного, потому что оно было синим, а у нее был пунктик на синее мороженое, а Полумна предпочитала крендельки, которые были покрыты сладкой манговой глазурью с радужной посыпкой. Она была странной, хотя все еще очаровательной, подумал Тони. — Если бы каждый день был таким, — улыбнулась мама в мороженое со вкусом кофе со взбитыми сливками и шоколадной крошкой. — Тебе стоит почаще выходить на улицу, — хмыкнул Джеймс и посмотрел в сторону вольера с торопейками. Тони не понимал, как он вообще хочет что-то рассмотреть, учитывая, что торопейки сами были похожи на сухие поленья, а Поттер к тому же был практически слепой, но это не мешало ему наслаждаться видом колышущихся деревьев. — Я достаточно часто выхожу на улицу, — проворчала мама. — Нам нужно куда-нибудь съездить всем вместе, — сказала Нарцисса, приподнимая поля своей громадной шляпы, чтобы посмотреть на Амелию и Ремуса. — У вас есть планы, мадам Боунс-Люпин? — Эй, я что, вообще не считаюсь в этой семье? — возмутился Ремус, и Хоуп хихикнула, тут же подбегая, чтобы обнять его. Честно говоря, эта девочка боготворила отца, и Тони не представлял, как она выживает, когда он в Хогвартсе. — Конечно, считаешься, дорогой, — улыбнулась Амелия и поцеловала его в щеку. — Просто не всегда и очень редко. Ремус закатил глаза, но позволил жене строить планы за всю семью. Тони улыбнулся, но немного грустно, как и Гарри. Они делили это на двоих. Осознание того, что перед глазами нет картины счастливых родителей, которые держатся за руки, целуются и готовят воскресные завтраки, переругиваясь по поводу новой мебели, которую нужно купить на неделе. Драко не понимал этого, потому что знал, что его отец был засранцем; Полумна свою маму помнила и всегда хранила воспоминания о ней. Они были другими. Не такими, как они с Гарри. Их родители были призраками счастья, когда-то царившего в семьях. Они были повсюду, по крайней мере, у Гарри — на стенах и фотографиях, в речи его отца, в разговорах других друзей. Лили существовала в могиле, которую они с Джеймсом посещали каждый год в ее день рождения. У Тони не было и этого. Он не знал, как именно закончилась жизнь его отца, где он был похоронен и похоронен ли вообще. Он не помнил, какими были его отношения с мамой и не знал, как выглядит его отец. Конечно, он мог догадаться. Его мать была блондинкой, да и черты лица у нее были другими, более грубыми, чем у Тони по большей части. Его отец был слизеринцем, сказала мама, значит, был аристократом, и Тони часто пытался нарисовать мысленный портрет этого человека — черноволосого, утонченного и красивого (потому что так говорила мама) мужчины, который был его отцом. Но не мог подобрать правильного изображения. Ничто не казалось ему подходящим, и Тони оставил эту затею. — А мы едем в Аргентину в августе, — сообщила мама. — Хотим провести неделю в Патагонии. — Почему в Аргентину? — скривился Гарри и посмотрел на друга. — Там нет ничего интересного. Тони насупился. — Там есть ледник! Все вокруг него принялись смеяться, но Гермиона поняла, о чем говорил мальчик. — И правда, — умно кивнула она, чуть улыбнувшись. — В национальном парке Лос- Гласьярес расположен ледник Перито-Морено, он окружен лесом и является третьим по величине в мире источником пресной воды. — Я… — Тони моргнул, пока остальные разглядывали чуть покрасневшую Гермиону, — не знал этого. — Тогда почему ты хотел его увидеть? — изумилась Хоуп. — Я однажды прочитал, что в Аргентине есть ледник в лесу и захотел посмотреть, — сконфуженно пробормотал Шервуд, и Драко расхохотался. — Прекрати ржать! — Можете еще доехать до водопадов Игуасу, — предложил Джеймс. — Они далеко, но их Министерство предоставляет порт-ключи. — Зачем нам ехать смотреть на какие-то водопады, — сморщил нос Тони. Он, вообще-то, был бы не против, но антагонизировал Джеймсу всегда, потому он был ребенком, а Джеймс раньше заставлял его маму плакать. Это была естественная привычка. — Потому что твоя мама обожает водопады, — словно глупому, объяснил ему Поттер, и все взрослые уставились на него, словно он только что сморозил полный бред. — Ты любишь водопады? — изумился Сириус, повернувшись на маму. — Ты не говорила! — Я не… — мама растерянно посмотрела на крестного. — Я и тебе не говорила. Откуда ты знаешь? — Я наблюдательный, — неловко покачал головой мужчина. — А теперь двигайте ногами, я хочу посмотреть на мурлокомля. — Будь здоров? — Закрой рот, Блэк! 3 августа 1992 Блейк вдохнула морозный воздух, неожиданный для Аргентины, а потом улыбнулась, рассматривая природу вокруг себя. Несмотря на то, что она не чувствовала того же единения, которое чаще всего сопровождало ее в Греции, женщина все еще имела возможность радоваться даже при малейшем контакте с силами природы. Ее зеленые глаза обвели пейзаж. Деревья кое-где еще радовали своей зеленью, но никогда нельзя знать, чем обернется следующий день. — Мам, мам, мам! — крикнул Тони, подбегая ближе. Он и Добби, домовой эльф, которого Нарцисса настоятельно отправила с ними, потому что времена сейчас немного неспокойные почти все время носились друг за другом по лесу. — Что будет, когда ледник растает? — спросил мальчик, пытаясь стянуть шапку с черных кудрей. Он звучал так уверенно, совсем как Регулус, пытающийся исправить ее неправильно приготовленное зелье. Что ты будешь делать, когда котел расплавиться из-за слишком большого количества яда глизня? О, она ненавидела когда-то этот его тон, уверенный в своей правоте, в своем знании. Как много Блейк отдала бы, чтобы снова его услышать… — Он не растает, — сказала Блейк, надевая шапку обратно на голову ребенка. Он надулся, и женщина щелкнула его по носу, заставив смеяться. Его руки снова потянулись к головному убору, и Шервуд быстро перехватила мальчишеские плечики, прижимая Тони к себе и, словно мантру, повторяя, что нельзя приклеивать одежду к ребенку намертво. — Почему? — спросил Тони. — Ему не позволят, — просто ответила Блейк. — Аргентинские волшебники всегда были очарованы этим ледником. Очарованы, слабо сказано, подумала она про себя. В начале двадцатого века они почти устроили резню, когда поняли, что многие волшебники стекались в Патагонию, как паломники, чтобы хотя бы кончиком пальца прикоснуться к подобной красоте. — Есть версия, что в этом леднике закован злой волшебник, — сообщила женщина, и Тони закатил глаза. — Я не настолько маленький, чтобы верить в подобные сказки, ма. — О, я знаю, — посюсюкала Блейк. — Они регулярно поддерживают ледник магическим образом. Несмотря на то, что он образовался на стыке маггловского и магического, он регулярно подтаивает. Слышишь? Тони навострил уши, даже дышать перестал, а потом нахмурился. — Только гудение какое-то. Что это? — Магические каналы, — пояснила женщина. — Их нельзя увидеть, но они регулярно обновляются, чтобы основание ледника остановило его в случае длительного жаркого сезона и не дало ему растаять. — Кру-уто! — выдохнул Тони, распахнув глаза. — А можно поближе посмотреть? Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! — он почти готов был упасть на колени, лишь бы добраться до этого ледника, и Блейк, хихикнув, кивнула. Она чмокнула сына в лоб. — Иди, только так, чтобы я тебя видела. И осторожно, понял? Добби! — домовой эльф учтиво поклонился. — Пожалуйста, проследи, чтобы Тони был осторожен и не делал ничего… предосудительного или опасного. — Конечно, мисс Шервуд, — кивнул эльф и едва улыбнулся. — Пойдемте, мастер Тони. Добби знает, как осторожно спуститься ко льду. Блейк вздохнула и скрестила руки поверх теплой зимней мантии. В обычное время, конечно, в Аргентине они ходили в легкой одежде, радуясь каждый раз, когда солнце хотя бы ненадолго исчезало за облаками, чтобы дать им возможность насладиться тенью хотя бы некоторое время. — У тебя чудесный сын, — раздался незнакомый голос позади нее, и Шервуд тут же обернулась, вытаскивая палочку из держателя на предплечье. — Тихо, — поднял руки незнакомый ей волшебник. Ему было около двадцати, возможно, на пару лет постарше. Его черные, смолистые кудри спадали на загорелую кожу лба, а на губах сияла буквально ослепляющая улыбка. Странно, но Блейк даже не почувствовала его приближения. Она нахмурилась. Женщина крайне редко бывала настолько расслаблена, чтобы не обращать внимание на свое окружение. — Я суккуб, — тут же раскрыл свою тайну незнакомец, его улыбка не ослабевала ни на секунду. — Суккуб, — немного глупо повторила Блейк. — Я не видела суккубов уже очень много лет… — Диего Рамирез, — представился он тут же, протягивая ладонь. — Не хотел тебя… вас? — Можно на «ты». — Не хотел тебя пугать, — он неловко засунул руки в карманы длинных, темно-синих брюк, немного похожих на пижамные. — Но я также давно не видел еретиков. Я думал, все уже вымерли. — Еще нет, — легко дернула уголком губ Блейк. Она вернула палочку в чехол на руке — против суккуба это было бессмысленно. Суккубы почти не отличались от магглов. Они не способны были творить магию самостоятельно, но могли поглощать ее и возвращать в том же объеме или использовать себе на благо. Если бы Блейк бросила в него простое Репульсо, заклятие тут же вернулось бы обратно. — Сколько тебе лет? — спросила она с интересом. Парень выглядел молодо, но с суккубами никогда нельзя было знать точно. — Двадцать три, — с готовностью ответил Диего. — Но мне говорят, что я выгляжу моложе. — С суккубами никогда нельзя знать точно, — пожурила его Блейк, повторяя собственные мысли. — Ты один из хранителей ледника? Мы не собирались никого тревожить, и я уж точно не думала, что… — Я не хранитель, — прервал ее Диего. — Просто живу неподалеку. А у еретиков очень… интересное силовое поле, я раньше не встречал никого твоего вида. — Не говори этого при моем сыне, — резко сказала Шервуд, и Диего чуть моргнул. — Твой сын… не знает, что ты еретик? — У нашей семьи сложная и запутанная история, к которой он пока что не готов, так что я была бы благодарна за придержанный язык, — съязвила женщина. Диего кивнул. — Итак, вы приехали посмотреть достопримечательности Аргентины? — спросил он, осмелившись подойти чуть ближе, словно Блейк была опасным магическим существом, которое могло напасть в любой момент. Иногда Блейк действительно забывала, что для многих ныне живущих так и было. Что еретики были страшными существами, которых боялись. Еще с очень древних времен, которые Блейк предпочитала не вспоминать на страницах семейной истории. Они не просто так придерживались нейтралитета последние столетия. — Мой сын мечтал увидеть этот ледник, — благосклонно ответила Блейк. — М-м, вам стоило смотреть на эту картину с другой стороны, — Диего указал на темно-зеленые пики возвышения. — С черного входа все лучше, — хмыкнул он глупую, пошлую шутку, но Шервуд зацепилась за нее и пристально посмотрела на суккуба. В ее голове молниеносно сложилась разгадка многолетней тайны, которую она пыталась решить, страдая и рыдая. И сейчас, когда он одной фразой решил все ее проблемы, Блейк захотелось обмотать его в пупырчатую пленку и увезти домой, чтобы вечно держать при себе. — Спасибо, — проникновенно сказала она вместо этого. И улыбнулась, потому что нужно улыбаться незнакомым людям. Суккуб хмыкнул и протянул руку, чтобы убрать из ее волос упавший лист. — Я слышал о тебе, Блейк. — Я не говорила своего имени. — И не нужно, — покачал головой Диего. — Brujas con cabello dorado, я слышал о тебе от друга, а тот — от другого друга. Мне говорили, что ты вела войну, хотя никто об этом не узнает. И мне говорили, что ты объявишься вновь, если это будет необходимо. Его темные глаза словно постарели за то время, что он говорил. Темные тени упали на его лицо, превращая свет, которым суккуб разбрасывался, в вязкую трясину страха. — Ты ощущаешь что-то? — спросила Блейк с осторожностью. Суккубы всегда были очень чувствительны к подобным вещам. Они знали, что что-то происходило еще до того, как что-то происходило. Диего кивнул и засунул руки в карманы. — Что-то надвигается, — сообщил он. — И не надвигается. — Чего? — Это… сложно объяснить, — надулся Рамирез, — я еще слишком молод, чтобы понимать это точечно, как мои родители. — Постарайся, раз начал, — почти командирским тоном сказала Блейк. Потом, правда, поняла, что больше звучит как мать, но суть не в этом. — Ощущение, что что-то тянется еще с давних времен. До того, как Волан-де-Морт начал свои действия. Что-то темное, что-то… вязкое? Не знаю. И как будто сейчас снежный ком начинает набирать скорость, и я не понимаю, куда он ведет. — Ты можешь дать хоть какие-то ориентиры? — спросила женщина, уже порядком напряженная и недовольная. — Я не чувствую места или человека, herejía, — огрызнулся Диего. — Но ты… у тебя есть связь с этим. Ты уже замешана в этом, даже если ты еще не знаешь. Парень вздохнул и внимательно посмотрел в ее зеленые глаза. — Берегись будущего, Блейк Кавьяр, — сказал он твердо. — Берегись того, что грядет. И вот, — суккуб порылся в кармане и достал бумажку, — это мой адрес. Моя семья, да и я тоже, мы… мы будем рады помочь. — Gracias, — мягко сказала женщина, и Диего, широко улыбнувшись, ушел, оставив ее одну со своими мыслями. Блейк внимательно посмотрела на карточку с адресом и спрятала ее в свой блокнот. Одиннадцать лет, надо же. Шервуд думала, что они продержатся немного дольше прежде, чем все пойдет к чертям.