***
Альтруж из тени наблюдала за двумя подростками и тринадцатилетней девушкой, которая варила зелье. Гарри, вероятно, догадывался о её присутствии, но понимал, что сейчас она хочет побыть одна. Многие задавались вопросом, что могло заставить Принцессу Затмения Темной Крови так себя вести. Ответ был прост… Гарри. Гарри Поттер появился в её жизни много лет назад, и теперь она не знала, как обходилась без него. Он мог подбодрить её, когда ей было плохо, успокоить, когда она готова была вырвать кому-нибудь глотку, и всегда мог чем-то заинтересовать. Гарри уже был знаком с Прародителями Мертвых Апостолов, а с некоторыми даже встречался. Больше всего при встрече он удивил Струта и Свелтена, которые хотели увидеть мальчика, с которым Альтруж проводил столько времени, и который, как казалось, понравился Убийце Приматов. Она действительно слышала, что Мерем Соломон помог Зелретчу с рождественским подарком для Гарри, хотя что это был за подарок, так и осталось загадкой. Что их удивило, так это то, что Гарри действительно не заботился о человеческой расе, ему не было дела ни до апостолов, ни до церкви, ни до магов. По его собственным словам, Гарри заботился о конкретных людях, а не о группах. Его не могли волновать случайные люди, которых он никогда не встретит, но Аоко и Вэйвер — это совсем другое дело. Если бы он был постарше, то помог бы в борьбе с Роа и Хаосом, но Альтруж он защищал бы в меру своих сил. Большинство людей, утверждающих, что они заботятся о конкретных людях, а не расе или другое обозначение группы, часто придерживались этого лишь отчасти: они очень заботились о близких им людях, но при этом старались помочь представителям своей расы, когда могли. Гарри же, напротив, было абсолютно все равно: он считал, что если люди хотят улучшений, то они должны идти и делать их, а не говорить об этом. Сам Гарри действительно принимал участие в некоторых проектах, но только в тех, которые ему нравились. Был один, в котором каждый раз после вырубки взрослого дерева сажали новое, Гарри с этим согласен, но было ли это сделано из соображений экономии ресурсов или чего-то ещё, она не знала. Он был очень любопытным, хотя она никогда бы не назвала его человеком, и очень рада, что узнала его. То, что он объявил себя монстром, вновь выделило его из стада, его представление о себе было разрушено до основания. Возможно, именно это позволило ему так легко сойтись с теми, кого другие назвали бы чудовищами: мертвыми апостолами, суккуб, героическими духами, горгонами, леди Хогвартс, Элестией, кракеном и другими. Она знала, что и сама не святая, и полностью принимала это, но не могла понять, почему другие так легко принимают это. И снова казалось, что Гарри сделал невозможное, собрав их всех вместе, независимо от того, кем или чем они были. Споры с Арквэйд были для нее скорее привычкой, чем чем-то ещё, и теперь она действительно чувствовала себя старшей сестрой Арквэйд, впервые за большой промежуток времени. Ненавидеть Гарри было практически невозможно, он просто позволял окружающим высказывать своё мнение, не обращая на него внимания. Исключением из этого правила были те, кто действительно мог его раздражать, — такие, как рыжий и блондинчик. Как она поняла, Гарри просто с самого начала невзлюбил их. Он был бы рад оставить в покое рыжего, если бы тот не подверг опасности девушку Гермиону, с которой у Гарри завязалась дружба. Результатом этого стал тонкий шрам, который теперь украшал лицо рыжего: когда Гарри злился, он не любил шутить. Что касается блондина, Драко Малфоя, то Гарри просто не обращал на него внимания. Драко, хоть и не заслуживал своего статуса, казалось, обижался на то, что Гарри не поклоняется ему и земле, по которой он ходит. Она слышала о фанатизме и чистоте крови, процветающих в волшебной Британии, и вынуждена была сдерживать смех — настолько это было жалко. В мире волшебников считалось, что рождение от двух родителей-магов наделяет человека высшей магией или чем-то подобным. Хотя в мире магов устоявшиеся семьи передавали по наследству свой магический знак и тем самым делали своих потомков более могущественными, у них не было таких предрассудков в отношении магов первого поколения. Конечно, старшие семьи смотрели на них свысока, но это было связано с более практическими и финансовыми причинами, чем факт рождения. Старшие семьи магов имели свой магический знак, который передавался от родителей к детям в каждом поколении, накапливая с каждым разом все больше заклинаний, чего не было у молодых семей. Кроме того, старшие семьи потратили много времени на накопление богатства и влияния, чего также не хватало. В общем, на магов первого поколения смотрели свысока, по более практическим причинам, чем на магглорождённых в мире волшебников. Вернувшись к основной теме, Альтруж вновь задумалась о Гарри. Как она уже говорила, почти никто не мог ненавидеть этого мальчика, даже Убийце Приматов он нравился. Это-то и смущало её поначалу. Убийца Приматов зверь Геи, любил человека. Гея и её зверь выступали за защиту планеты, и это обычно ставило их в тупик по отношению к людям: именно они были ответственны за вырубку лесов, глобальное потепление и многие другие экологические проблемы. Хотя среди них были и такие, кто был дружелюбен к окружающей среде, или настолько, насколько это было возможно, их было мало. Были и те, кто понимал, что нужно что-то менять, но если бы встал выбор между машинами и полным отсутствием выхлопа, то они все равно оставили бы машины. Гарри был не таким, как все: ему даже удалось сделать саму Часовую башню экологично чистой. Для этого он обратился к чувству самодостаточности и экономичности Лорелеи. Поскольку башня находилась под землей, геотермальную энергию было довольно легко использовать, да и солнечные батареи над землей тоже помогали. Кухни были переведены на природный газ, и это оказалось не хуже, чем раньше. Если Гее, кто-то и нравился, так это Гарри. Лорелея была еще одной, на кого Гарри повлиял. Это было довольно странное время, когда Альтруж столкнулась лицом к лицу с вице-директором, когда она направлялась в комнаты, где жили Гарри и его сестры. Они встретились взглядами, никто из них не сделал ни шагу, пока оба просто не отвели глаза и не прошли мимо друг друга. Лорелей Бартомелой была известна своей абсолютной ненавистью к мёртвым апостолам, и то, что она проигнорировала одного из них в Часовой башне, было просто невероятно. В тот раз, когда она уходила, к ней попала записка. В ней было написано следующее: «Не создавай мне проблем, и я не создам проблем тебе». Не надо было быть гением, чтобы понять, кто это написал, и Альтруж не стала доставлять ей неприятности. Альтруж была в замешательстве по поводу самого Гарри и того, как она могла или не могла к нему относиться. Он был её первым другом, чего обычно не хватало мёртвым апостолам, и всегда мог заставить её улыбнуться. Он мог развеселить или успокоить её, когда ей это было нужно, и ей искренне нравился этот причудливый мальчик. Проблема в том, что раньше ей никогда не приходилось сталкиваться с подобными эмоциями. Она привыкла считать любого человека полезным, едой — что не заслуживающая внимания, которую не следует опасаться или которая просто не имеет значения. Теперь же она не знала, кем был для неё Гарри. Был ли он просто её лучшим другом, кем-то, кто был ей как брат, возможным романтическим интересом или чем? Он, безусловно, был важен для неё, это не вызывало сомнений, но могла ли она действительно сказать, что испытывает к нему романтический интерес? В конце концов, ему было всего двенадцать лет, что по человеческим меркам довольно мало для таких вещей, но разве Гарри действительно следовал человеческим стандартам? Они даже не знали, сколько Гарри проживёт, — обычный человек может прожить от восьмидесяти до ста лет, волшебник из этого мира может дожить до ста пятидесяти, если будет поддерживать своё здоровье, но Гарри…? Он был одновременно и магом, и волшебником, а также унаследовал божественную природу и наследие мертвых апостолов. Они подтвердили, что в нём есть божественная природа, которая должна была исходить от Сфено и Эвриалы, а также некая форма наследия апостолов, несомненно, от Зелретча, но что это означало для Гарри? Человечность Гарри была почти полностью затмлена его более доминирующими родословными, но какая-то её частичка все же оставалась, а самая главная часть его природы была божественной. Сестры Горгоны оказали самое сильное влияние на его природу, и только это не позволило наследию апостола взять верх. Они начали замечать, как на него влияет наследие мертвых апостолов — увеличенная скорость исцеления была одним из наиболее очевидных признаков, — стоит задаться вопросом, как далеко это зайдёт в ближайшие годы. Она вспомнила, как впервые уговорила Гарри выпить человеческой крови, и ему это не показалось противным, но и не было такой зависимости от неё, как у мёртвого апостола. Альтруж заметила, что среди волшебников он больше всего любит конфеты с кровью, что ей тоже показалось весьма привлекательным, и у Гарри, несомненно, были клыки во рту. Однако, его клыки, похоже, имели больше общего со змеиными, и она заметила, что в последнее время он рассеянно потирает челюсть, возможно, у него развиваются собственные ядовитые железы. Мысли вновь вернулись к Гарри и к тому, что она к нему чувствует. Простой ответ заключался в том, что она просто не знает, она знала, что он важен для нее, но какую роль он играет в её «жизни», было спорно. Она решила пока оставить этот вопрос в покое, так как знала, что Гарри не испытывает ни к кому сексуального влечения, возможно, воспитание в окружении стольких красивых женщин сделало его слишком привычным к этому. Она ухмыльнулась: если бы какая-нибудь девушка попыталась соблазнить Гарри, то у демонстрации обнажённых частей тела не было бы абсолютно никаких шансов на успех, кроме того, что Гарри не так уж и глуп, он просто не видел в этом ничего такого. Она посмотрела на Гарри, который даже сейчас играл с кракеном, и увидела, что он повернул голову в её сторону. Затем слегка наклонила голову и кивнула ему в ответ, прежде чем уйти. Что бы Гарри ни значил для нее, она знала, что он всегда будет рядом, если понадобится.***
Гарри был один в своей башне, один, если не считать слуг, которые никогда не покидали его. Он ещё раз просмотрел дневник и решил, что его план, скорее всего, сработает: Зелретч ушел за свежим обезьяньим трупом, а все остальные были разбросаны по замку. Вэйвер и Аоко находились в библиотеке: оба интересовались магией этого мира и пытались узнать о ней побольше. Эвриала была с близнецами, и вероятно, замышляла какую-то шалость. Арквэйд была в хижине Хагрида, они, как оказалось, неплохо ладили, и она рассказывала здоровяку о химере. Гермионе удалось разговорить Сфено, которую, похоже, забавляли попытки девушки узнать о них побольше, а первая была расстроена — она не узнала ничего нового о Гарри и его семье. Альтруж находила развлечение в двух лицах: она не сводила глаз с Полумны Лавгуд, и пугала Уизела, — занятие не хуже любого другого. Ещё раз взглянув на дневник, Гарри решил порыться в своих книгах, чтобы найти что-нибудь новое, и обнаружил несколько вещей, которые его заинтересовали. Офуда была одной из областей колдовства, которая привлекла его внимание. По сути, это был талисман, на котором был написан эффект, а затем, когда через него пропускали прану, он приводил в действие то действие, которое должен был произвести. Гарри подумал, что это замечательная идея, особенно если добавить к ним руны. Они позволят любому, кто сможет их активировать, использовать ту область магии, к которой он, возможно, не приспособлен. Для Гарри это не имело большого значения, так как он был способен практически на всё, но ему всё равно приходилось работать над этим, и понял, что даже волшебники смогут использовать их. А если он покажет Гермионе, как сделать что-то, что она сможет использовать, если вдруг потеряет свою палочку, то она сможет пользоваться этим дома и не будет беспокоить министерство — это тоже бонус. Гарри заинтересовался арифмантикой и разложил ряд заклинаний по соответствующим матрицам, что означало, что они практически готовы к применению на чистых листах бумаги, и всё, что нужно добавить, — это руну запуска. Офуды, талисманы, метки, как угодно их можно было назвать, можно было использовать как гранаты, если они были достаточно тяжелыми, можно было использовать их для ловушек, для разрушения с задержкой во времени и для многих других вещей. Возможности были безграничны, как и воображение пользователя, которого у Гарри было предостаточно. Гарри на мгновение задумался о том, смогут ли магглы также использовать их, если они были сделаны заранее и в них был заложен магический заряд, то они могли бы это сделать, если бы триггер был настроен на голосовую активацию или что-то в этом роде. Гарри посмотрел на матрицы заклинаний, которые он уже разделил. У него было заклинание Люмоса, заклинание вызова, оглушающее заклинание, базовый магический щит Протего, заклинание глушения, огненный взрыв, замораживающее заклинание и убивающее проклятие. Гарри нахмурился, глядя на последнее: то количество магии, которое требовалось для его создания, не могла вместить обычная бумага, но остальные были вполне доступны. Записав этот проект на потом, Гарри перешел к следующему, над которым он работал, — магическим доспехам. В прошлом году во время дуэли с Хорьком он отбил заклинание усиленной рукой, возможно, это будет полезно, если он когда-нибудь ошибётся во время дуэли, ведь он был немного безрассуден. Когда отбивал рукой проклятие Хорька, Гарри направил прану в руку, укрепил её, а также через кожу, в результате чего получился своего рода щит. Гарри подумал, не направить ли ему прану, чтобы она окружила его и создала дополнительный слой защиты, своего рода бронежилет. Гарри удалось сфокусировать её вокруг себя — сейчас она была похожа на ограниченное поле — и добавить к ней концепцию брони, устойчивости к повреждениям. Сейчас он был словно окружен невидимым костюмом или чем-то в этом роде, но это было не слишком эффективно, поэтому он решил поработать и над этим. Когда Зелретч трудился над его сим-картами, чтобы иметь возможность делать вызов в альтернативные реальности, даже если он в них не находится, у него возникла идея. Он почувствовал, что сим-карты наполовину находятся в фазе с остальным миром, а наполовину — нет, хотя они были достаточно твердыми, чтобы их можно было потрогать. Это натолкнуло его на мысль попытаться сделать себя бесплотным, как призрак. Если это удастся, то в сочетании с заклинанием невидимости он станет чем-то похожим на слугу, что может оказаться чертовски полезным в будущем. На этом все, по крайней мере в том, что касалось магии, было закончено, и Гарри решил, что, пожалуй, стоит попробовать выучить новое заклинание. Дамблдор уже упоминал о патронусе, которое должно было стать единственной защитой волшебника от дементоров и летифолдов. Если он правильно помнил, заклинание называется: «Expecto Patronum», то есть «Я вызываю защитника», и ещё нужно было вспомнить какое-нибудь счастливое воспоминание. Достав из кобуры свою палочку, он направил её вперед, а Фран и Лиз — были за спиной, Гарри сосредоточился на всём, что делало его счастливым. Он подумал о Сфено и Эвриале, первых двух людях, которые заботились о нём. Он вспомнил Алису, змею, которая воспринимала его как своего собственного змееныша. Гарри вспомнил Зелретча и Вэйвера, еще двух членов его семьи. Он подумал об Альтруж, Арквэйд, Аоко и многих других. Гарри сосредоточился на всех тех, кто был ему дорог, кто помог ему стать тем, кем он был сейчас, кто сформировал его, кто поддерживал его, и влил прану в свою палочку, готовясь к заклинанию, которое собирался произнести. — Expecto Patronum! — в этот раз Гарри не стал произносить заклинание шёпотом. Это было то, что заслуживало произнесения вслух, это была форма, в которую облекались все его чувства и забота о семье, это были чары, защищающий его от существ, высасывающих счастье и, предположительно, его душу. Все трое были ослеплены ярким белым светом, вырвавшимся из кончика его палочки, но на этом эффект не закончился. От башни, которую занял Гарри, и где он сейчас находился, волна магии распространилась наружу, как волна давления при взрыве. Время было почти обеденное, и несколько человек уже были там, в том числе и Дамблдор, и все они смотрели вверх, когда их захлестнула волна радости и счастья. Это чувствовал и Снейп, поднявший голову от своих дел в подземелье и с любопытством вскинувший бровь, а затем заметивший время и решил, что ему лучше отправиться в Большой зал, чтобы поесть. На улице Арквэйд и Хагрид почувствовали, как их накрывает магия, и Арквэйд ощутила в ней что-то знакомое, что-то, что тянулось к ней. Остальные, на которых обратил внимание Гарри, тоже почувствовали волну магии и то же ощущение, что и Арквейд. О том, что произошло, стало известно минут через пятнадцать, когда все собрались в Большом зале на обед. Зелретч знал об этом, так как за несколько минут до этого он вернулся, чтобы отнести обещанный труп обезьяны, и его глаза весело блестели, так как он решил прийти пораньше. Никто больше не знал, что произошло, хотя Дамблдор, похоже, догадывался: магия ещё не угасла, и чистая радость и счастье в ней указывали на одно конкретное заклинание. Мягкий стук лап по камню предупредил всех о приближении чего-то, и все как один повернулись к большим двустворчатым дверям, когда то, что это было, появилось из-за угла. Оно было огромным, это сразу бросалось в глаза: лошадь рядом с ним показалась бы маленькой, к тому же оно было очень мускулистым. А так же, белым, настолько белым, что, казалось, буквально светилось. Оно шагало вперед на четырех ногах, и все заметили, что когти на его лапах очень острые, а зубы в пасти выглядят довольно острыми. Все обратили внимание на красные глаза зверя. — Я думала, что оставила Убийцу Приматов дома, — проговорила Альтруж, а большинство местных волшебников с ужасом смотрели на нее: неужели она как-то связана с этим чудовищем? — Ты так и сделала, — раздался голос со стороны светящегося белого волка. — Но ты не можешь отрицать, что из него получился прекрасный защитник, — тут они заметили, что на спине зверя сидит Гарри Поттер и выглядит весьма забавно. — Кроме того, это не Убийца приматов. — Гарри, — тихо сказал Дамблдор. — Это твоя попытка применить то заклинание, о котором я недавно упоминал? — спросил он. Если да, то это просто… Невероятно. — Вы имеете в виду чары Патронуса? Да, но я не ожидал, что оно окажется настолько плотным, — ответил Гарри, и профессора снова посмотрели на огромного белого волка: это был патронус? — Кто-нибудь может объяснить мне, что такое патронус? Я полагаю, что то, что это такое, не совсем нормально, — Гермиона сказала, а потом пробормотала: — Но когда это с Гарри хоть что-то бывает нормальным? Вспышка со стороны Дамблдора, и вскоре по залу летит бесплотный бело-голубой феникс. Он выглядел гораздо менее внушительным, чем тот, на котором сидел Гарри, и напоминал чуть более плотный призрак. Гермиона подняла к нему руку, но та прошла прямо сквозь патронус, как будто его и не было. — Вот каким должен быть телесный патронус, — сказал им Дамблдор. — Это единственная защита волшебника от таких существ, как дементоры и летифолды. Это магическая конструкция, созданная исключительно из счастливых мыслей, скрепленных магией, которой питаются дементоры, но в таком состоянии они не могут к ней прикоснуться. Предполагается, что она служит щитом между дементором и его целью. Фред и Джордж Уизли уже встали из-за стола и осматривали патронус. В том, что он точно твёрдый, они убедились, когда Фред попытался пощекотать одну из лап, за что был опрокинут на спину, но все рассмеялись, так что всё обошлось. — Ну, я думаю, мы не можем списать это на странности Гарри, когда речь идет о духах, если они тоже могут потрогать это, — сказал Вэйвер, чем привлек внимание нескольких человек. — Простите? — сказал Дамблдор. — О каких странностях вы говорите? Гарри решил сам ответить на этот вопрос и позвал. — Эй, Елена! — призрак поднял на него глаза. — Хочешь прокатиться? — спросил Гарри, и она рассмеялась, после чего встала и подошла к нему. Волшебники, не знавшие о том, что Гарри может прикасаться к призракам, с открытым ртом наблюдали за тем, как она подняла руку в сторону Гарри, который ухватился за неё и затащил её на патронус позади себя. Она села в боковое седло и обхватила Гарри одной рукой, чтобы удержать равновесие. — Ты только что прикоснулся к призраку! — закричала Гермиона. — Это невозможно, никто не может прикоснуться к призраку. Нет даже заклинаний, которые могли бы воздействовать на призраков, кроме временного изгнания. — Ну чего поделать, — сказал ей Гарри. В конце концов, это было правдой, его элементом был дух. Гарри было особенно забавно видеть, что Джиневра Уизли сейчас смотрит на Елену, которая обхватила его за талию. Глупая маленькая девочка, вероятно, думала, что у неё никогда не будет соперницы — призрака. Не для этого, Гарри действительно ещё не интересовался девушками в этом смысле, а если бы и интересовался, то Уизлета точно бы отпадала. — Это все хорошо и прекрасно, — сказал Дамблдор. — Но не мог бы ты прекратить это, чтобы мы могли пообедать? — Гарри нервно рассмеялся и потёр затылок. — Видите ли, — Дамблдор не хотел знать, что происходит. — Я вроде как не могу его развеять, он, кажется, существует сам по себе, — взрослые недоуменно переглянулись: заклинание прекращало свое действие, когда его переставали подпитывать, так что же произошло? Спустившись со светящейся версии «Убийцы приматов», — а ведь из него получился бы отличный ночник, — Гарри подошёл к столу, за ним последовал светящийся белый волк. Дамблдор решил посмотреть, как этот большой волк всё ещё находится здесь, и встал, чтобы наложить на него несколько заклинаний. — Гарри, это было сделано твоей палочкой, не так ли? — спросил он, желая убедиться, что это не очередной пример странной беспалочковой магии мальчика. Гарри кивнул в ответ на вопрос Дамблдора, который задал другой. — Где сейчас твоя палочка? — если бы он смог отвести палочку достаточно далеко от патронуса, то, рядом не было ничего, к чему можно было бы его привязать, он бы потускнел. — Заклинание может разрушиться, если их разделить достаточно далеко. Гарри снова кивнул и достал свою палочку из кобуры на запястье. — Он преследует меня, куда бы я ни пошел, так что не мог бы кто-нибудь другой взять ее и походить с ней вместо меня? — спросил он. Арквэйд рассмеялся, когда Зелретч забрал у него палочку и исчез у всех на глазах. Гермиона не обратила на это внимания, остальные тоже выглядели ошеломлёнными. — Вы не можете аппарировать внутри Хогвартса! — сказала она. — Это написано в книге «История Хогвартса»! — Гарри не был в этом уверен, и быстрый мысленный разговор с леди Хогвартс подсказал ему, что, хотя вокруг школы установлены антиаппарационные чары, она может разрешить ему это делать, если захочет. Она также сообщила ему, что это поле следует расширить, поскольку оно распространяется только на стены замка и не охватывает территорию. — Это не было аппарированием Гермиона, — сказал ей Гарри с весельем в голосе. — О, правда? — ответила она, и было очень забавно слышать сарказм в её голосе. — Это то же самое, что и гигантский кальмар не является кальмаром? Гарри ухмыльнулся. — Какой кальмар? Гермиона, казалось, была на грани того, чтобы вырвать свои волосы, а Флитвик смотрел на Гарри, вероятно, он заметил его веселье и подумал, что за нём кроется нечто большее, чем простое отрицание существования этого явления. — Не могли бы вы рассказать подробнее, мистер Поттер? Я полагаю, что мисс Грейнджер имеет в виду гигантского кальмара в озере, а если у нас нет кальмара, то что же это за большое существо, которое обитает в озере? — спросил миниатюрный профессор Чародейства. — Вы имеете в виду кракена? — спросил Гарри и был вознаграждён тишиной, ну, если не считать шума, когда несколько человек поперхнулись едой и напитками, осознав, что он только что сказал. — Кракен? — тихо спросила Гермиона, неужели всё было так просто? Она подумала, что Гарри просто подшутил над ней, но не таким образом. — Да, кракен, — сказал он, и улыбнулся. — Если ты пойдешь в библиотеку и сравнишь эти два существа, то заметишь разницу между ними, разницу, которая покажет, что гигантский кальмар на самом деле является кракеном. Гермиона, казалось, что-то поняла в этот момент. — Так ты действительно учил его азбуке Морзе и языку жестов? Я думала, что ты просто издеваешься надо мной, — в этот момент несколько человек с весельем посмотрели на мальчика с фиолетовыми волосами, и его ухмылка стала еще шире. — Оно всё ещё здесь? — спросил Зелретч, когда внезапно появился за спиной Гермионы и заставив её подпрыгнуть. Он взглянул на огромного светящегося белого волка позади Гарри и покачал головой. — Тогда я буду считать, что да. Гарри, я запрещаю тебе применять заклинание патронуса, пока ты не найдешь способ избавиться от него, — Гарри только пожал плечами. Трапеза продолжалась, она была гораздо более сдержанной, чем в предыдущий день, когда Гарри с энтузиазмом приветствовал родных и друзей. На огромного белого волка, который лежал за Гарри, тоже было много взглядов, и у самого Гарри было несколько особых мыслей по этому поводу. Во-первых, его присутствие здесь успокаивало. Патронус — это как магическая конструкция из счастливых мыслей, связанных воедино, и простое нахождение рядом с ним, особенно с мощным, дарит чувство удовлетворения. Во-вторых, он был чертовски большим. Гарри пришлось проявить немалую изобретательность, чтобы доставить его в мастерскую. Именно это заставило его задуматься о том, был ли он точно такого же размера, как настоящий Убийца Приматов, и как они будут взаимодействовать, если когда-нибудь встретятся. В-третьих, ему действительно не следовало быть настолько глупым, чтобы использовать патронус и вливать в него столько праны. У Гарри было ощущение, что единственная причина, по которой его патронус всё ещё был рядом, заключалась в его элементе и истоке, Дух и Существо, каким-то образом сделали его таким или что-то в этом роде. Впрочем, это было очень здорово, несмотря ни на что. Как только трапеза закончилась, все разошлись по своим делам. Казалось, он был сосредоточен на одном из своих проектов, и все, кто приходил к нему, его семья и друзья, знали, что мало что может отвлечь его, когда он действительно сосредоточен на чём-то. Три слизеринца ушли в гостиную, никто из них до сих пор не общался с остальными. Фред и Джордж куда-то исчезли, чтобы поговорить с Зелретчем и Эвриалой, а Елена почему-то пошла с ними. Все остальные нашли себе занятие по душе и коротали день.***
Был поздний вечер, Северус сидел в своей каморке и просматривал еженедельник по Зельям, предназначенный для мастеров и любителей. В этот момент он думал о нескольких вещах, связанных с Гарри Джеймсом Поттером. Во-первых, это родители мальчика. Первые шесть лет обучения в Хогвартсе Джеймс Поттер был высокомерным засранцем, и даже на седьмом курсе, после смерти родителей, он так и не смог избавиться от этой черты. Хотя Поттер был искусен в трансфигурации, он не был особенно хорошим учеником. Джеймс никогда не прилагал усилий, и его успехи в школе объяснялись лишь сырым талантом и ничем иным. Он был счастлив получать оценки В и никогда не стремился к тому, чтобы получать оценки П. Нет, главным занятием Джеймса Поттера были розыгрыши, и хотя Северус мог признать, что они были хороши, это не помогло гриффиндорцу добиться чего-то стоящего. С сыном дело обстояло совсем иначе. Лили Поттер была милой девушкой, но только до тех пор, пока вы её не разозлили. Она была красивой, со струящимися рыжими волосами, спадающими до середины спины, и все, чистокровные, полукровки и магглорожденные, были влюблены в нее, признавались они в этом или нет. Но Лили не была просто красавицей, отнюдь. Она занималась самосовершенствованием и, с небольшой его помощью, стала неплохим зельеваром, а в чарах у неё был талант. Все оценки Лили были В или П, большинство — последнее, и она действительно работала, чтобы добиться таких результатов. Хотя её сын и стремился к успеху, он не был похож и на Лили. Вторым в списке дел, о которых следовало подумать, был подарок, который он получил в прошлом году. Для Северуса было неожиданностью увидеть флакон среди небольшой кучка подарков, да и записка к ней была весьма любопытной. Гарри прислал ему флакончик с ядом, на которую были наложены чары стазиса для сохранения свежести, что было несколько необычно. Северус вылил немного яда и, протестировал его, после чего заметил, что, хотя это, возможно, самое ядовитое вещество, о котором он когда-либо слышал, даже превосходящее яд василиска, оно быстро теряет свою силу, без чар стазиса.Он попытался выяснить, какому существу мог принадлежать этот яд, но ничего не добился. Ему удалось сузить круг поиска до змей, а затем до магических змей, что было довольно очевидно. После этого он оказался в полном тупике. Образец был получен недавно, возможно, в течение дня или двух до отправки, но существу, которому оно принадлежало, должно было быть по меньшей мере несколько тысячелетий. Он не нашел ничего, что могло бы сравниться с этим, и ему было очень любопытно узнать, что это за вещество. Он держал его под рукой, ведь никогда не знаешь, когда может понадобиться что-то подобное. В-третьих, Гарри отмахнулся от укуса змеи Драко. Он уже успел заметить, что такое количество яда могло бы убить человека за несколько секунд. Даже оборотень с его повышенной устойчивостью к болезням и ядам умер бы мгновенно, а уж вампиры и подавно. Но только не Гарри: он просто отмахнулся от этого, как будто ничего и не было. Он не мог придумать ничего такого, что могло бы позволить кому-то сделать это, это было просто немыслимо. Стук в дверь прервал его размышления. Он посмотрел на часы — было уже поздно, кто бы мог позвонить в такое время? Открыв дверь, он увидел мальчика, о котором только что думал. Северус поднял бровь: на одежде Гарри было довольно много крови, но он не выглядел обеспокоенным. — Я могу вам чем-то помочь? — спросил он, задав вопрос, ответ на который был довольно очевиден, ведь иначе зачем бы он стучал в дверь. — Вообще-то да, — ответил Гарри. — Я надеялся, что вы пойдете со мной, чтобы накачать наследника Слизерина веритасерумом. Северус невольно поморщился от такой грубой просьбы. Неужели он действительно думал, что нашел того, кто был наследником? В этот момент Северус снова обратил внимание на кровь, испачкавшую одежду мальчика. Гарри, казалось, заметил, на что он смотрит. — На мне не человеческая кровь, а обезьянья. В таком состоянии, в каком обезьяна была до этого, нормировать наследника было бы довольно сложно, поэтому мне пришлось кое-что добавить. Я знаю законы, касающиеся веритасерума, и они фактически не распространяются на нелюдей, так что и здесь не стоит беспокоиться, — сказал ему Гарри, его, похоже, действительно не волновали некоторые этические нормы, касающиеся того, что он только что сказал и на что намекал, но Северус тоже не был образцовым членом общества. — Не думаете, что вам следует рассказать об этом директору? — спросил он. Он не был против того, что предлагал Гарри, но ему было интересно, почему тот обратился к нему с этим вопросом напрямую. — Директор любит хранить секреты. Кроме того, директор или не директор, но за зельем нам все равно придется обращаться к вам. Я сам начал варить его, и оно должно быть готовым в течение полного лунного цикла, при условии, что я действительно сварил его правильно, — Северус согласился с этим и на мгновение задумался, ему было очень любопытно. — Подождите здесь минутку, — сказал он, возвращаясь в свою каюту и доставая пузырек с сильнодействующей сывороткой правды. Вернувшись к двери, он посмотрел на Гарри и сказал. — Очень хорошо, пойдёмте. Он ожидал, что Гарри приведёт его туда, где держат этого «наследника», возможно, под присмотром его семьи или друзей. Чего он никак не ожидал, так это того, что мир вокруг него изменится и вернётся в виде совершенно другой комнаты. Внезапно изменившееся окружение слегка встревожило его: это не было похоже ни на аппарирование, ни на порт-ключ, ни на перемещение камином, ни на какую-либо другую форму магического путешествия, о которой он знал. Возможно, это было то, что сделал тот человек, Зелретч, когда Гарри отдал ему свою палочку. Северус на мгновение оглядел свое новое окружение. Комната не была особенно большой, но и не была шкафом для метел, что, пожалуй, лучше всего подходило для ее описания. Похоже, здесь не было ни дверей, ни окон, и быстрое заклинание обнаружения показало ему наличие вентиляционных чар, которые поддерживали свежесть воздуха. Освещение обеспечивалось несколькими светящимися рунами на потолке, которые позволяли осмотреться. В двух углах комнаты стояли два доспеха, оба они, казалось, были сосредоточены на стене прямо перед Северусом. В углу валялась изуродованная туша обезьяны: судя по всему, ей отрезали голову вместе с несколькими другими вещами, рядом лежал какой-то дневник. В целом комната выглядела довольно пустой, если не считать нескольких пятен крови, стены были кремового цвета, потолок выкрашен в белый цвет, и это было практически всё. Единственное, что не соответствовало этому правилу, было то, что находилось прямо перед ним — он предположил, что именно на него и были направлены доспехи. Своими размерами оно напоминало пугало, но больше походило на соломенную куклу размером с человека. Казалось, она была прикреплена к стене кандалами, цепями и чарами, что было довольно чрезмерно для куклы, но больше всего внимание привлекало ее лицо. Он увидел, для чего использовалась голова обезьяны. Верхняя и нижняя челюсти находились спереди, там, где должен быть рот соломенного человека, с зубами, языком и губами. Голосовые связки и часть горла были соединены с ней, и обе они были соединены, с комком розовой и серой плоти в чаше, который, вероятно, был мозгом. Мозг находился в чаше и в каком-то растворе, от которого у Северуса подергивался нос, хотя он не мог точно описать его. По обеим сторонам соломенной головы находились уши, которые соединялись с мозгом, а вот глаза, похоже, полностью отсутствовали. — Кто это? — спросил он. Он не ожидал, что соломенное существо ответит. — Кто там? Кто ко мне обращается? — спросило оно, и глаза Северуса расширились от ужаса: что это было? Оно было живым? Это был человек? Он посмотрел на Гарри, который просто выглядел очень рассерженным. Мальчик протянул руку, и Северус, не задумываясь, вложил в неё пузырёк с веритасерумом. Он наблюдал, как Гарри шагнул вперёд и насильно влил в существо три капли зелья. — Какое твоё полное имя? — спросил он. Что бы это не было, Гарри оно явно не устраивало. — Том Марволо Риддл, — монотонно ответила Соломенная тварь. — Какие титулы или псевдонимы ты использовал когда-либо? — снова спросил Гарри. — Сами-Знаете-Кто, Тот-Кого-Нельзя-Называть, Темный Лорд и Лорд Волдеморт, — ответила соломенная фигура. Северус был ошеломлён: это был он? Эта конструкция, которую собрал Гарри, была Тёмным Лордом? Он бросил взгляд на Поттера, но мальчик выглядел очень недовольным, так что было сомнительно, что он пытается вернуть его к жизни. — Кто ты? Какой метод предотвратил твою смерть? — спросил Гарри, и Северус с любопытством поднял глаза: это могло дать ответы на многие вопросы. — Я — крестраж, вот что предотвращает мою окончательную смерть, — Северус никогда раньше не слышал о крестражах, так что это, должно быть, какая-то очень непонятная магия. — Что такое крестраж? Как его делают и как его уничтожить? — спросил Гарри. — Крестраж — это фрагмент, оторванный от души. Он создаётся с помощью определённого ритуала и смерти невиновного человека. Он может быть уничтожен вещами, которые могут преодолеть естественную устойчивость к повреждениям, которой обладают все крестражи, — так вот как он выжил десять лет назад! — Сколько крестражей было у Тома Риддла? — спросил Гарри. — Я не знаю. Я отделился от оригинала, когда был создан, и поэтому не могу знать того, что знает Высшее Я. Хотя по плану их должно было быть шесть. Душа, состоящая из семи частей, должна была стать идеальной защитой, — ответил фрагмент души Волдеморта. Гарри расспрашивал его обо всём, начиная с ритуала, необходимого для создания крестражей, и заканчивая тем, что он знает о своих родных родителях. Северус заметил реакцию Гарри, когда прозвучало имя Меропы Гонт, также прозвучало название деревни — Литтл-Хэнглтон, и он записал его. Вопросы касались сиротского приюта, в котором вырос Риддл, но Северус не знал, какое это имеет значение, хотя всегда полезно знать своего врага. Веритасерум пришлось применить ещё три раза, но Северусу было всё равно, он никогда не ожидал, что ему представится такая возможность. В конце концов, вопросы перешли на то, что произошло недавно. Выяснилось, что дневник в Хогвартс принесла Джиневра Уизли, которая, по всей видимости, нашла его в своём котле. При упоминании о дневнике взгляд Северуса метнулся в угол, где рядом с такой же книгой лежали останки обезьяньего трупа. Быстрое заклинание показало, что там остались следы магии, но активной магии больше не было. Фрагмент души рассказал им, как эта идиотка выложила дневнику всё, что могла, и как дневник вцепился в неё и начал завладевать её сознанием, и превращать в свою марионетку. Когда Гарри спросил, не будет ли это иметь необратимый эффект, все напряглись, но дневник ответил, что он ещё не успел достаточно хорошо закрепиться, чтобы произвести какие-либо необратимые изменения. В конце концов, вопросы перешли к самой Тайной комнате. Северус заметил, что Гарри не спросил, где она находится, — вероятно, он уже нашёл её. Чары возле входа должны были предупредить Тома о том, что кто-то нашёл вход, и о том, что нужно быть особенно осторожным, не более того. Кукла подтвердила, что «ужас внутри» — это василиск, и что он, похоже, подчиняется любому Змееусту, независимо от того, является ли он потомком Салазара Слизерина или нет; кукла, правда, сказала, что при обычных обстоятельствах она этого не скажет. Когда с этим было покончено, Гарри положил одну руку на соломенную куклу и отступил назад. Северус с интересом наблюдал за тем, как из соломенной куклы что-то вытягивается. Оно было серого цвета и выглядело довольно склизким. Это было похоже на слизняка с отходящими от него корнями. Большая часть слизня была в руке Гарри, когда он отрывал слизни от соломенной куклы, но это нечто, похожее на корни, казалось, довольно прочно в нее впились. Гарри, казалось, слегка вспотел, когда потянул сильнее, и некоторые корнеподобные штуки отделились от соломенной куклы, когда Гарри сделал ещё один шаг назад, и сильнее потянул. Прошло ещё полторы минуты, прежде чем всё это освободилось, что бы это ни было, и Гарри, посмотрев на Северуса, после чего поднял эту… вещь, в своей руке вверх. — Один фрагмент души, готовый к уничтожению, — он схватил его обеими руками и начал разрывать на куски, после чего наколдовал ведро, и куски отправились в него. — У вас есть опыт создания адского пламени, профессор? — непринужденно спросил мальчик. — Нет? Полагаю, это не самое распространенное заклинание. Тогда давайте посмотрим, что я могу сделать сам, — Гарри занес руки над ведром и снова начал произносить одно из этих странных заклинаний.Моя душа — оружие,
пропитанное огнём, чтобы сожрать мою цель,
пусть никакие препятствия не помешают этому,
Я дарую тебе окончательное уничтожение,
да не будет больше твоей души.
Северус наблюдал, как появилась одна из тех сфер, которую уже видел, — но на этот раз, наполненная огнём. Огонь становился всё жарче и жарче, и он был уверен, что сейчас сравнится с маггловской печью, прежде чем пламя резко изменило цвет. С последними двумя строчками заклинания огонь стал чёрным, и Северус больше не чувствовал жара, но Гарри теперь использовал огонь, как перчатку. Было довольно жутко наблюдать, как рука, объятая чёрным пламенем, опускается в ведро и вступает в контакт с тем, что, очевидно, было фрагментом души Волдеморта. Северус понял, когда произошёл первый контакт, — до его ушей донёсся пронзительный и неземной крик. Это превосходило всё, что он слышал раньше, и наложил на себя заглушающие чары. Когда шум затих, Северус поднял голову и увидел Гарри, который, стиснул зубы, но продолжал уничтожать лежащий перед ним фрагмент души. Северус не хотел знать как Гарри удалось выдержать это. Прошло несколько минут, прежде чем всё было закончено, несколько мучительных минут, пока он наблюдал, как чёрное пламя обхватывает каждый кусочек души, прежде чем поглотить фрагмент души, не оставив после себя ничего. Когда всё было готово, Гарри присел у стены, размышляя о том, что он только что сделал. Он буквально уничтожил фрагмент души, принадлежавший лорду Волдеморту, или Тому Риддлу, как он стал о нём думать. Ему не было дела до того человека, которым он был сейчас, и не было дела до того ребёнка, которым он был в детстве, но одно то, что он услышал вопль уничтоженного фрагмента души, немного потрясло его. Он попытался немного подправить свою огненную сферу с помощью арии, и хотел получить что-то, что сожжёт душу, и, чёрт возьми, он это получил. Гарри посмотрел на останки в комнате: соломенную куклу и соединенные с ней части обезьяны, сам труп обезьяны и дневник. Гарри посмотрел на Снейпа, который уже снял заглушающие чары, и смотрел на ведро — то самое ведро, в котором раньше хранился фрагмент души Тёмного Лорда. — Может быть, вы немного приберётесь, профессор? — спросил Гарри, и указал на беспорядок, царивший в комнате. Это, похоже, вернуло Снейпа в настоящее, и он принялся за ликвидацию останков, а также пятен крови по всей комнате и на самом Гарри — по крайней мере, он теперь знал, откуда она взялась. Гарри подождал немного, прежде чем подняться на ноги. — Я думаю, что Тайную Комнату можно пока оставить на другой день, а лучше всего будет вернуть вас в ваш кабинет, профессор. Снейп кивнул, но был всё ещё озабоченный тем, что только что произошло. Он не обратил особого внимания на внезапное изменение местоположения и не обращал на это внимание, пока не услышал звук дверных петель, и, подняв голову, увидел, что Гарри собирается уходить. — Вы не собираетесь как-то помешать мне распространить эту информацию? — спросил он. Северус знал, что Гарри умён, и оставлять его, того, кто был помечен Тёмным Лордом, которого он только что допрашивал, одного, было не совсем «обычно». — Вы собираетесь кому-нибудь это рассказать? — спросил Гарри. — Я хочу, чтобы Тёмный Лорд умер, я совершил много ошибок, и принятие тёмной метки, пожалуй, самая большая, — сказал Северус. — Я не собираюсь рассказывать никому, кто помешает вам сделать то, что вы, несомненно, сделаете. Вы ведь попытаетесь отследить эти фрагменты души? — Гарри кивнул, не нужно было быть гением, чтобы догадаться об этом. — А вы не боитесь, что я расскажу директору? Я знаю, что вы не всегда ладите друг с другом, и он, несомненно, пойдёт по другому пути, в отношении крестражей, чем вы. — Вы собираетесь рассказать директору? — спросил Гарри, как и несколько секунд до этого. Северус задумался. Когда он оставил службу Волдеморту, то думал, что Дамблдор примет его, поможет ему. Вместо этого он использовал Северуса, и это было так мучительно — играть роль шпиона, шпиона, которого обе стороны считали своим. Гарри давал ему полную свободу действий, позволяя поступать по своему усмотрению с крайне важной информацией, а Снейп не знал, что с ней делать. Он знал, что не собирается искать кусочки души, это слишком рискованно, и знал, что Дамблдор по той или иной причине захочет изучить их. Возможно, лучше было бы оставить Гарри одного для выполнения этой задачи, он наверняка привлечёт свою семью, но у них вполне могут быть ресурсы, которых нет у него. Посмотрев на Гарри, Северус произнес вслух. — Нет, я не буду. Похоже, что вы — лучший шанс уничтожить их всех? — Гарри снова повернулся, чтобы уйти, но Северус снова окликнул его. — После такого, я думаю, что мы немного вышли за рамки фамилий. Вне класса не стесняйтесь называть меня Северусом. Гарри оглянулся через плечо на профессора зелий и кивнул головой. — Думаю, само собой разумеется, что вы можете называть меня Гарри, но, несмотря на это, я всё равно скажу. Не стесняйся называть меня Гарри, Северус Снейп, — Гарри вышел из кабинета, оставив за собой ухмыляющегося Северуса. Именно тогда он вспомнил, о чём думал до того, как его прервали. Похоже, теперь у него появилось несколько дополнительных поводов для размышлений.***
Ему было интересно, сколько времени это займёт. Они с сестрами Горгон делили одну кровать, как это было с пятилетнего возраста. Это было удобно и привычно, а значит, ему было всё равно, что об этом думают другие. Итак, впервые за несколько месяцев Гарри спал на хогвартской кровати, а не в своей башне. Лиз почему-то сказала, что он может спать с ней, и Фран ответила тем же — обе они видели, как Гарри не возражает против того, чтобы спать с его сёстрами, и как много это для него значит. Лиз подумала, что из него получился бы отличный плюшевый мишка, и Фран с ней согласилась. Гарри был для них чем-то совершенно родным, он принимал их такими, какие они есть. Когда Фран была создана, на нее смотрели с отвращением, страхом и ненавистью. Несмотря на её изначально застенчивый и сдержанный характер, никто не мог не игнорировать её металлических конечностей и неорганических частей тела. Она думала о том, что её создатель должен был любить ее, зачем же он создал её, если не любил? Она полностью призналась в любви тому, кто создал её, и он испугался, после чего разобрал её на части. Это было очень больно, и ей потребовалось много времени, чтобы собрать себя по кусочкам, чего она хотела бы никогда больше не делать. Когда ей удалось собрать себя воедино, она разыскала своего создателя. Следуя своей интуиции, она нашла его дом. Но именно путешествие оказало на нее огромное влияние: она поняла, что, как бы ей ни хотелось иного, она — чудовище. Она поняла, что люди никогда не примут её такой, какая она есть, они всегда будут воспринимать её как нечто, чего следует опасаться, если не бояться. Когда она нашла своего создателя, он был так счастлив в своей семье. Это было несправедливо: он создал её, а потом бросил, и вот теперь здесь, играет в счастливую семью! Она была в ярости и убила их, только её создателю удалось спастись, и она снова последовала за ним. В конце концов он покончил с собой, и, когда у неё уже ничего не осталось, она утопилась, чтобы покончить со всем этим. Когда её вызвали, она ожидала, что кто-то воспользуется её способностями, силой и потенциалом для устрашения или полностью отвергнет её. Она не получила ни того, ни другого, её хозяином был Гарри. Он сказал, что и сам чудовище и поверил в это, и ей было так любопытно посмотреть на него после первого вызова. Ему не было дела до ее металлических конечностей, он считал их такими же, как и органические, и даже однажды сказал, что она симпатичная. Никто ещё не называл ее симпатичной, а он ей очень понравился, и чем больше она узнавала о нем, тем больше он её привлекал. Сейчас она не воспринимала его как хозяина. О, она бы послушалась его, если бы он приказал ей что-то сделать, но он вряд ли это сделает. Она видела в нем скорее брата? Друга? Что-то еще? Она не знала, но была бесконечно рада, что именно он вызвал ее, и сомневалась, что найдет лучшего хозяина. Для Лансер это было не столько принятие её существования, сколько принятие её как личности. Она родилась в знатной семье, где в роду была драконья кровь. Драконья кровь проявилась в ней в виде демонических когтей, клыков, рогов и хвоста. Она жила в роскоши, все, что хотела, было в ее распоряжении, а её семья была далеко не образцовой. Среди её близких родственников были педофилы и гомосексуалисты, причем в те времена это было ещё хуже, чем сейчас, а сама она была сатанисткой. Тогда она была просто одной из многих, кем-то, кого не считали значимым, она бы выросла, делала, что хотела, вышла замуж, произвела на свет наследника и умерла. Это была довольно несчастливая жизнь несмотря на то, что у неё было все, что она могла пожелать, потому что она могла требовать меньше материальных благ. Нельзя было купить любовь, нельзя было купить счастье или получить радость бартером. Когда она обнаружила, что кровь её служанки делает её кожу более гладкой, она не задумываясь воспользовалась этим. В те времена люди, не принадлежавшие к знати, не считались «людьми», и никто никогда не говорил ей «нет». Она убивала, убивала и еще раз убивала, убив при этом более шестисот женщин. Она пытала их, ведь они не были людьми, так почему же её это должно было волновать? В конце концов она начала преследовать дочерей аристократов, и только тогда её приструнили. В 1611 г. она была заключена в единственную комнату своего собственного замка, в которой была только одна маленькая щель, чтобы туда можно было проносить еду. Ее комната была замурована и заштукатурена, и так она провела остаток своих дней. Она не знала, что поступила неправильно, для неё это была жизнь «без всяких необычных событий». Она сомневалась в этом до самого конца, её последний вопрос был «почему?», потому что, насколько ей было известно, она не сделала ничего плохого. Это было довольно страшно — три года сидеть в одной комнате, и она стала ненавидеть это место. Ей не нравилась темнота, ей не нравилось одиночество. Когда она почувствовала, что её вызывают, она так надеялась, что ей больше никогда не придется оставаться в одной комнате, особенно в одиночестве. Она часто сидела в углу комнаты Гарри или Фран, когда не могла уснуть, чтобы не быть одной, причём чаще в последнем случае, чем в первом, учитывая, как мало он спал. Однажды она вошла туда, когда не могла уснуть, и подумала, что он тоже спит, но обнаружила, что нет. Она сидела с ним на кровати, а он обнимал её, чтобы унять дрожь. Ей не нравилась темнота и одиночество. Когда она пришла в этот мир, то твердо решила, что больше никогда не окажется в таком положении, она хотела, чтобы люди обращали на неё внимание, чтобы она никогда не оставалась одна, она вела себя так гиперактивно несмотря на то, что внутри ей было страшно и грустно, но сейчас она была гораздо счастливее. Она ожидала, что её хозяин окажется извращенцем или чванливым аристократом, ей приходилось сталкиваться с ними в своей жизни, но Гарри был совсем другим. Он, конечно, был дворянином в мире волшебников, в конце концов, Поттеры были старинной семьёй, но он никогда не вёл себя так, как вели себя дворяне её времени. Он был довольно покладистым, если она не делала ничего, что могло бы причинить неудобства другим людям, о которых он заботился, а это было несложно, и уделял ей внимание. Он учил их обоих современному миру, основам прав человека, хотя Гарри считал, что называть их правами человека несколько узко, и учил их всему, о чём они его спрашивали. Если он не знал ответа на какой-то вопрос, он искал его, и делал это для них. Поначалу она относилась к нему настороженно, ожидая, что вот-вот он покажет своё истинное лицо, но потом потеплела к нему и была благодарна за то, что именно он вызвал ее. Она не могла представить, что может быть лучше, если её вызовет кто-то другой, и с нетерпением ждала, какой будет её жизнь, когда рядом с ней будет её хозяин Гарри.