***
Внизу, в Большом зале, Сфено стало любопытно, чего хочет от директора знакомая Гарри. Она слышала, что была последней, кто видел Гарри перед его исчезновением, возможно, именно об этом она и хотела с ним поговорить. Зелретч и Эвриала сговорились с рыжими близнецами, Аоко и Вэйвер беседовали с Северусом, Арквэйд, как обычно, вела себя по-дурацки, а Альтруж потягивала из своего кубка кровь. Она заметила, что люди задаются вопросом, почему они не обеспокоены исчезновением Гарри, но ответ был прост: они знали, где он находится. Не было ничего удивительного в том, что Альтруж обнаружила ещё один эффект от браслета, который она дала Гарри. У неё самой был похожий браслет на запястье, и пока она носила его, она всегда знала, где он. Было забавно наблюдать, как Принцесса Затмения Темной Крови покраснела, когда рассказала им об этом. Несмотря на это, Гарри уже не в первый раз просто брал и исчезал — она могла поклясться, что это у него от Зелретча. Когда бы ни исчезал, он обычно находил кого-нибудь, с кем можно было бы подраться, — это был способ, который он нашёл для себя, чтобы снять стресс и успокоиться. Одним из его спарринг-партнеров был тот мальчик Широ в Японии, с ним и двумя девушками — Мато Сакурой и Тосакой Рин — он общался нечасто. Сфено усмехнулась при одном воспоминании. Она никогда не забудет тот случай, когда Гарри, когда научился шить, сделал куклу Сакуры и отправил ей. Он сказал, что она выглядит так, будто ей не помешают объятия, и это было лучшее, что он мог сделать. Получилось неплохо, особенно если учесть его возраст, но до шедевра было далеко. Улыбка Сфено исчезла, когда она снова почувствовала на себе взгляд этого светловолосого мальчика. Если он думал, что действует тонко, то ему действительно нужно заново узнать значение этого слова. Она заметила, что он с чем-то возится в кармане, когда посмотрел на нее, и задумалась, что бы это могло быть — вряд ли он хотел получить автограф, в конце концов. Ее глаза метнулись в сторону, когда появился домовой эльф. Насколько она знала, домовые эльфы предпочитали действовать по принципу «не видно, и не слышно», поэтому их появление перед кем-либо было довольно необычным. Домовой эльф огляделся по сторонам, прежде чем посмотреть на неё и остальных, кого пригласил Гарри. — Директор сэр хотел бы видеть гостей в своём кабинете, если это возможно, — сказал эльф, и склонился перед ними. — Тибби проводит вас туда, если вы не знаете дороги, — эльф, предположительно Тибби, выпрямился и ждал их ответа. — Спасибо за послание, — сказал Зелретч. — Однако нет необходимости показывать нам дорогу, мы знаем, где находится кабинет директора, — он посмотрел на остальных. Альтруж уже была на ногах, а Арквэйд, как и все остальные, вставала из-за стола. — Пойдемте, — сказал он, и пошёл на выход из зала. Сфено оглянулась, увидев, что блондин, которого Гарри называл Хорьком, тоже встал и пошел за ними. Этого делать не следовало, это было то, для чего их позвали, а не его. Она дернула головой в сторону их последователя и закатила глаза, прежде чем отправить всех дальше, чтобы разобраться с этим мальчишкой, а потом догнать их. Она остановилась на месте и повернулась лицом к мальчику. Увидев, что она остановилась и ждет, он жадно сверкнул глазами и высокомерно выпятил грудь. Сфено подняла бровь: неужели этот мальчик пытается произвести на нее впечатление? Неужели он действительно такой павлин? Она увидела, как он достал из кармана лист пергамента, и сморщила нос: край был явно хорошо отутюжен. Он подошёл к ней — возможно, так было бы лучше сказать — и протянул ей листок. — Простите, но могу я задать вопрос? — он сказал это более вежливо, чем можно было предположить из рассказов Гарри. — Можно, — нейтрально ответила Сфено. — У вас есть фамилия? — это был обычный вопрос, к чему бы это? — Нет. У меня никогда не было фамилии, и я никогда не нуждалась в ней. Какое отношение это имеет к вам, мистер Малфой? — осторожно спросила Сфено. Она посмотрит на то, что он ей передал, через минуту, когда поймет, в чем заключается его игра. — Так как вы не связаны семейными узами, я рад приветствовать вас в семье Малфой. Подпишитесь, и вы многого добьётесь, а перед такой красавицей, как вы, откроются большие возможности. На самом деле это довольно щедро с моей стороны, это гораздо лучше, чем вы могли бы иметь в противном случае, — сказал он ей, и улыбнулся. Она сузила глаза, ей не нравилась эта улыбка, она создавала впечатление, что он одержал какую-то победу. — Боюсь, что сейчас у меня нет времени, чтобы просмотреть это, но я сделаю это позже. После прочтения я дам вам свой ответ. Всего доброго, мистер Малфой, — она сложила все, что он ей дал, и повернулась, чтобы догнать остальных. Когда она уходила, то почувствовала укол на пальце. Она не обратила на это внимания, скорее всего, это был просто порез об бумагу. Догнав всех у горгульи, охранявшей кабинет директора, Сфено посмотрела на лист пергамента в своей руке: что это может быть? Возможно, Гарри сможет пролить свет на происходящее, ведь он много занимался изучением мира волшебников, учитывая, что теперь стал его частью. — Кто-нибудь знает пароль? — спросила она, и все остальные отвернулись от неё и начали невинно посвистывать. Она фыркнула: надо же, как они забыли о таком важном деле. Сфено посмотрела на статую и обратилась к ней. — Нас вызвал директор. Можем ли мы пройти? — она подождала ещё мгновение, и горгулья отступила в сторону, и позволила беспрепятственно подняться в кабинет Дамблдора. Когда они вошли в кабинет, то обнаружили, что директор сидит напротив Гермионы Грейнджер, которая в данный момент выглядела не слишком счастливой. Неужели то, что она сказала, было причиной того, что Дамблдор попросил их прийти к нему? — А, я вижу, вы уже здесь, — сказал Дамблдор. — Итак, мисс Грейнджер пришла ко мне с некоторыми проблемами, и кажется, что последние два дня у нас пропал один студент. Я заметил, что вы не выглядите обеспокоенной исчезновением мистера Поттера, может быть, вы знаете, где он находится? — Греция, — ответил Альтруж. — Он в Греции. Рано или поздно он вернется, это не первый раз, когда он просто взял и исчез куда-то. Он всегда возвращается. Дамблдор кивнул. — Понятно. Но я хотел спросить еще кое-что. Мисс Грейнджер сказала, что видела глаза мистера Поттера, не могли бы вы сказать мне, почему они такого зловещего цвета и зачем ему нужна эта повязка? — в голосе Дамблдора появились нотки раздражения. — Надеюсь, что никто из вас не обратил мистера Поттера, это сильно осложнит его жизнь, — сказал Дамблдор, и они переглянулись между собой. — Но я никогда не слышал, чтобы у кого-то была шестиугольная радужка. — Никто из нас не кусал Гарри, если вы об этом спрашиваете, — Арквейд нахмурилась, из-за того, на что намекает старый человек. — Однако вы уже видели, как действуют глаза Гарри, — сказала ему Сфено. В ответ на поднятую бровь Дамблдора она пояснила. — Гарри рассказал нам о тролле, разве вы не знали, что именно это и произошло? — спросила она. Брови Дамблдора поднялись почти до линии роста волос. — Вы хотите сказать, что если посмотреть ему в глаза, то можно превратиться в камень? — удивленно спросил он, директор никогда не слышал ни о чём подобном, возможно, это и была та самая «сила, о которой он не знает». — Да, — сказал Зелретч. — Есть специальные очки, которые он может надеть, чтобы свести на нет их воздействие, я полагаю, что именно так она их и увидела, — Зелретч указал на Гермиону. — Проблема в том, что очки очень легко потерять. Представьте себе, что случится, если их случайно сбить или наложить заклинание, которое избавит от них. Именно поэтому он носит повязку на глазах, ее нельзя легко снять. — Понятно, — снова сказал Дамблдор. — Тем не менее, у нас пропал студент, который должен быть здесь. Не могли бы вы сказать мне, где в Греции он находится, чтобы я мог его вернуть? — спросил Дамблдор, и по какой-то причине, которая от него ускользнула, присутствующие захихикали. — Я думаю, что будет лучше, если один из нас поговорит с ним, он, вероятно, сейчас очень взвинчен, — сказал Зелретч, и оглядел всех присутствующих. Сфено кивнула ему. — Я пойду. Мы с Эвриалой знакомы с этим местом, и мы двое знаем Гарри дольше всех. — А еще ты более ответственная из нас двоих, — добавила Эвриала, и в зале послышался легкий смешок, так как все знали о ее склонности к розыгрышам в Часовой башне. — Очень хорошо, — сказал Зелретч. — Я отправлю вас туда. Гарри вполне способен вернуть вас обратно, — Зелретч уже собирался отправить её на Бесформенный остров, но тут Гермиона обрела дар речи. — Не могли бы вы сказать ему… — начала она, но Сфено прервала её. — Я поговорю с Гарри и узнаю, в чем дело, но я не буду посредником между вами. Что бы ни было между вами, оно только между вами, а не то, что можно уладить с помощью сообщений, передаваемых кем-то, — сказала она. — Это не значит, что всё, что произошло, нельзя исправить, но и не значит, что всё, что произошло, можно исправить, это вы должны решить сами. Гермиона, похоже, смирилась с этим и уселась поудобнее. Сфено подняла голову, встретилась взглядом с Зелретчем, и кивнула ему. Он ответил кивком, а затем с помощью Калейдоскопа отправил её куда надо.***
Когда мир вокруг сместился, Сфено уже приготовилась переставлять ноги на неровной поверхности, и это не позволило ей упасть на спину. Она огляделась вокруг, желая понять, не изменился ли островок с тех пор, как она была здесь в последний раз. Сразу ничего не бросилось в глаза, но кое-что было. Слышались звуки овец, виднелись следы пребывания василиска Сасши. Это было очевидно сразу, но не это сразу привлекло её внимание. Звуки боя. Удар оружия об оружие, звук ударов ног о землю, готовящихся к удару, звук свистящего в воздухе клинка, звук того, как кто-то уходит от удара. Она последовала за этими звуками, но уже догадывалась о том, что происходит, но собиралась увидеть всё своими глазами. Она наткнулась на скальный выступ, на котором Гарри и Лансер, Елизавета, вели довольно напряженный поединок. Тело Гарри было испещрено множеством мелких зазубрин и порезов, они были, очевидно, от копья Лиз, и несколькими синяками, полученными либо от плоского лезвия, либо от удара о землю. Удивительно было то, что порезы Лиз не заживали, что было необычно для Героического Духа. Лиз не выглядела полностью довольной происходящим, но продолжала идти вперед, и настороженно следила за лезвием косы Гарри и лезвиями на его перчатках. За всем этим наблюдали берсерк Франкенштейн и василиск Сасша, а также Лен. Выражение лица Фран было нейтральным, она просто наблюдала за происходящим. Глаза Лен были устремлены на Гарри, она не отводил взгляда ни на секунду, даже когда Сфено сдвинула с места небольшой камень, давая понять о своем присутствии. Сасша повернулась, чтобы посмотреть на нее, но видимо, уже знала о её присутствии, а Сфено не могла прочитать её выражение лица. Впрочем, Сасша вскоре это исправила, когда заговорила с ней. — Наконец-то! Может быть, теперь мне действительно объяснят, что происходит. Эти двое уже два дня друг на друга нападают и, похоже, не собираются останавливаться, — проворчала василиск. — Что же такое нашло на моего хозяина, что он ни слова не сказал, кроме того, что попросил эту остроносую девчонку сразиться с ним. — Я не совсем понимаю, что происходит, но намерена выяснить это, — сказала Сфено, прошла мимо наблюдателей и направилась к двум бойцам. Лиз увидела ее приближение, а Гарри, видимо, заметил её реакцию, так как прекратил поединок и убрал оружие. Присмотревшись к Гарри, Сфено увидела, что он выглядит далеко не лучшим образом. Он сильно вспотел, так как дрался два дня подряд, видимо, без перерыва, и из всех порезов вытекло много крови. Она увидела, что его руки и ноги слегка подрагивают, поэтому подошла к нему и взяла его за руку. — Идем, — сказала она и потащила его к ближайшей траве. — Садись, — сказала она и опустилась на землю. Гарри не пришлось уговаривать, ноги сами собой подкосились под ним. — А теперь говори, — сказала ему Сфено. В таком состоянии не было смысла быть красноречивым, нужно было говорить прямо и грубо. — Я идиот, — сказал Гарри. Сфено подняла бровь. — Объясни, — она ответила. — Вся эта история с Гермионой. Я так надеялся, что она не будет настолько ослеплена тем, что прочтет, что совершил ошибку. Я показал ей свои глаза, и бог знает, что она теперь думает, — пробормотал он. Глаз Сфено дернулся, и она протянула руку к Лиз, которая с любопытством посмотрела на нее и передала копье. Затем она ударила Гарри по голове плоской стороной лезвия, после чего вернула оружие Героическому Духу, на лице которого появилась забавная ухмылка. — Да, ты идиот. Правда, не по таким причинам, но все равно идиот, — Гарри поднял на нее глаза. — Послушай, Гарри, — кивнула она. — Ты ведешь себя так же, как Альтруж и Арквэйд, как Аоко и Зелретч. У них есть репутация, репутация, основанная на том, кто и что они из себя представляют. Они также следуют правилам одной магической системы, в отличие от тебя. Есть вещи, которые Маги не могут делать, а Волшебники рассматривают, как совершенно обыденные. Это означает, что правила для тебя не совсем одинаковы в обеих системах. Она откинулась на спинку кресла, вытянул перед собой ноги и оперся на руки. — Ты начал приобретать собственную репутацию как в Часовой башне, так и в мире волшебников. В Часовой башне у тебя было преимущество — ты был неизвестен, о тебе знали только я, Эвриала и Зелретч. В Часовой башне у тебя репутация человека, не заботящегося о том, кто или что является твоими друзьями, у тебя репутация сильного и необычного мага, у тебя репутация, которая возникает, когда ты связан с таким количеством влиятельных людей, обладающих влиянием, физической и магической силой. Она посмотрела на него и на мгновение остановилась. — Твоя репутация в мире волшебников изначально была затруднена их представлением о тебе. Для них ты должен был быть всемогущим и благим светлым волшебником. Ты для них был героем, спасителем, тем, кто вытащит их из любых проблем, с которыми они столкнутся. А потом появляшься ты настоящий, выглядящий совсем не так, как они ожидали, и с совершенно другим характером. Как я понимаю, большинство из них ожидали, что ты будешь миниатюрой Дамблдора во всём, кроме внешности. Они ожидали, что ты будешь защищать магглорожденных и выступать за мирные решения, они не ожидали твоего безразличия или, откровенно говоря, жажды крови. — Так вот в чем проблема? В том, что мне удалось добиться чего-то в Часовой башне? То, что я не могу сделать здесь, потому что не вписываюсь в ту форму, которую они для меня создали и в которую пытаются меня загнать? — спросил Гарри. — Нет, — сказала Сфено. — Это только одна часть. Если честно, ты очень силен. У тебя большие запасы праны, и ты обладаешь широким спектром магических навыков наряду со своим мастерством волшебника. Я вижу в тебе почти безграничный потенциал, а ты всё ещё постоянно развиваешься. Именно твое трудолюбие, одно из качеств факультета Хаффлпафф, позволяет тебе так себя проявлять. Сфено на мгновение замолчала, и собралась с мыслями, чтобы попытаться объяснить, о чем она думает. — Я хочу сказать, что у тебя невероятно быстрый рост. Вспомни Базетт, с которой ты часто сражаешься. Её тайны — это, в основном, руны, любые другие магические средства усиления физической силы, которым она научилась, и фрагарах. Она постоянно побеждает тебя в спаррингах несмотря на то, что у тебя есть столько возможностей. Я знаю, что в спаррингах с ней ты ограничиваешься усилением и рунами, но, повторюсь, ты превосходишь её в скорости, силе и реакции. Но она все равно побеждает, потому что у нее больше опыта. — Значит, опыт — это то, ради чего всё и затевалось? — спросил Гарри. Сфено закатила глаза. — Отчасти да. Как только ты наберешься опыта и станешь лучше разбираться во всех вещах, на которые способен, тогда тебя будет практически невозможно остановить. Я полагаю, что к двадцати годам ты станешь одним из самых могущественных волшебников, если не самым могущественным. Чего тебе действительно не хватает, так это опыта, прежде всего, боевого, а ты схватываешь все с невероятной скоростью, и это один из твоих главных талантов. Кроме того, я слышала, что ты победил Дамблдора в дуэли, не хочешь рассказать мне об этом поподробнее? Гарри фыркнул. — Не совсем так, как я бы выразился. Дамблдор сражался не в полную силу, да и я тоже. Я видел, как во время дуэли его палочка дергалась в определенных направлениях, как будто он просто останавливал себя, чтобы не сделать что-то, кроме простых заклинаний и трансфигурации, он умел делать еще несколько вещей. Дуэль выглядела впечатляюще, но никто из нас не выложился на полную, и я не знаю, что бы произошло, если бы это было так. Дамблдор всё время проверял меня, пытался выяснить, на что я способен, что я знаю, как я сражаюсь. Это чем-то напоминало мне магов. — Вот как, и почему? — спросила Сфено. — Скажи мне, что самое страшное может произойти в поединке между магами? — спросил Гарри у Сфено. У нее не было ответа, поэтому Гарри продолжил сам. — Долгий бой. Чем дольше они сражаются, тем больше вероятность того, что кто-то поймет и найдет их слабые места. Это похоже на то, как сражаются Слуги: они используют свои навыки, но их Благородный Фантазм — это их козырь, который они используют только в случае необходимости. Дамблдор сражался по схожей концепции — достаточно сделать, чтобы вывести противника из строя, не более того, иначе ты покажешь ему, на что способен. — То есть, ты хочешь сказать, когда волшебники сражаются, они начинают медленно и просто, а затем наращивают темп? — спросила Сфено, но Гарри покачал головой. — Нет, именно так и происходит на дуэлях, по крайней мере, на хороших. Я просмотрел несколько историй и нашёл рассказы о том, как сражались волшебники. Пожиратели смерти, как правило, использовали мощные тёмные заклинания, от которых было трудно или невозможно защититься, например, непростительные. У большинства волшебников есть несколько заклинаний, которые они предпочитают всем остальным, большинство авроров используют оглушающие, связывающие и обезоруживающие чары, если это даст тебе представление о том, как это бывает. — Ладно, не будем о боях, есть и другие причины, по которым ты идиот, — сказала ему Сфено. Гарри усмехнулся. — Думаю, да. И что же теперь? — То, как ты смотришь на мир, — Сфено подняла руку, чтобы Гарри не перебивал ее. — Подожди-ка. Я не говорю, что твой взгляд на мир неправильный, но большинство других людей видят его по-другому. Например, Альтруж — она терпима к людям, но без тебя она бы просто уничтожила всех, кто встал у неё на пути. И ты знаешь философию Аоко о том, как ценна жизнь, так что мне нет нужды углубляться в эту тему. — Какое отношение это имеет к делу? — спросил Гарри. — Гермиона, — сказала Сфено. — Я не говорю, что она права, а ты не прав, я вообще-то думаю, что у тебя более зрелая точка зрения, чем у неё, но подумай о том, как ты и она смотрите на вещи. Я знаю, что ты скрывал от нее, чтобы она изучила все и составила собственное мнение, но ты не учел, насколько предвзятыми были её источники. Кроме того, были и предрассудки, с которыми она тоже сталкивается. — Не могла бы ты объяснить, что имеешь в виду? — спросил её Гарри. — Ну, посмотри на это вот так, — сказала ему Сфено. — У тебя есть целая жизнь в Часовой башне и в нашем мире, к которой ты можешь вернуться в любой момент, где бы ты уже ни обосновался. Кроме того, благодаря разделению памяти, окклюменции и ускорению мышления ты смог быстро освоить обычные предметы. Сейчас ты находишься на уровне колледжа, возможно, университета? — Гарри кивнул. — Теперь вернемся к Гермионе. Ей доступны мир магглов и мир волшебников. У неё нет таких способностей, как у тебя, поэтому её обычное образование может доходить до уровня общего образования, но, скорее всего, немного не дойдёт до него. Теперь, когда она была исключена из системы маггловского образования, она не сможет вернуться к нему, во всяком случае, без особых трудностей. Остается только мир волшебников, который изобилует предрассудками по отношению к магглорожденным, так сказать, грязнокровкам. Представь себе, насколько хуже было бы, если бы к этому добавился ещё один предрассудок? Наследственность существ, возможно, если бы тот инцидент с оборотным зельем был постоянным? — затем Сфено задумалась о другом. — А вот как волшебники относятся к разным цветам глаз и тому подобным вещам. В какой-то степени у них есть на это причины, подумай об этом в терминах нашего мира. У всех мертвых апостолов красные глаза, и они питаются человеческой кровью, чего люди, очевидно, остерегались бы. В мире волшебников красные глаза могут быть признаком чего-то, может быть, увлечение тёмной магии может привести к изменению цвета, может быть, ритуал, требующий жертвы, имеет это как побочный эффект, может быть, существует раса существ, ненавидящих человечество, у которых красные глаза. Я хочу сказать, что ты мыслишь своими собственными ценностями и, похоже, не понимаешь, что другие люди могут даже не понять того, что ты пытаешься сказать, вы два разных человека, и ты одним из первых признаешь, что вы определенно разные, — сказала Сфено. — Да, наверное, я просто другой, — ответил Гарри, и Сфено кивнула. — Дело в том, что Гермиона была единственным человеком, с которым я действительно пытался наладить отношения. За пределами Хогвартса мой самый близкий друг — Базетт, и она уже взрослая, а мне двенадцать. Она, Невилл и Трейси были тремя людьми в Хогвартсе, которые, как мне казалось, могли меня понять, кто-то моего возраста, кого я регулярно вижу. — Это уже другое дело, — сказала Сфено. — Твой возраст. Ты не обычный двенадцатилетний ребенок, умственно ты старше, но у тебя всё ещё есть детские предубеждения и идеи, которые делают восприятие немного мутным. В основном, ты более зрелый человек, чем все остальные твоего возраста. Полагаю, это побочный эффект твоего взросления: ты уничтожил своего первого упыря, когда тебе было восемь лет, то есть младше, чем кто-либо другой, как я полагаю. Твое воспитание было далеко от нормального, и то, как ты среагировал, тоже было чем-то необычным для человека твоих лет. — Ты называешь меня ребенком или взрослым? — весело спросил Гарри. — Полагаю, и то, и другое, — ответила Сфено. — Итак, как ты себя чувствуешь? — Думаю, теперь я в порядке. Если последние два дня и помогли мне в чем-то, так это в том, чтобы разобраться, на что способны моя коса и перчатки, — Гарри улыбнулся. — О, и что же они могут? — спросила Сфено. — Учитывая, что они сделаны из моей крови и костей, они приобрели мой элемент и исток. Даже в астральном состоянии мои коса и перчатки могут порезать Лиз. Кроме того, раны сопротивляются магическому исцелению пропорционально количеству праны, находящейся в клинке в данный момент. Чем больше праны и чем больше рана, тем дольше и труднее она заживает. Насколько я понимаю, второе свойство сходно с копьем, с которым Вэйвер столкнулся во время четвертой войны за Грааль, Гаэ Буйде, — оно делает раны незаживающими, — сказал ей Гарри. — Кроме того, любые поломки, похоже, устраняются сами собой, когда я убираю оружие, как будто оно всё ещё живо, и я могу вызвать его в свое сознание, где бы оно ни находилось, независимо от расстояния между ним и мной. — Это интересно, — сказала Сфено, но внутри что-то не радовало: он был её младшим братом, и она бы предпочла, чтобы ему никогда не пришлось сражаться. Она знала, что, что бы она ни делала, он всё равно будет сражаться, поэтому ей нужно было сделать всё возможное, чтобы он был способен выжить и наслаждался жизнью. — Послушай, Гарри, — она обняла его. — Я знаю, что, что бы я ни сказала, ты всё равно будешь сражаться в пятой войне за Грааль, и я хочу кое-что сказать. Мы хотели бы вернуть нашу сестру, и Эвриала, и я хотели бы увидеть её снова, но мы не хотим этого если цена будет твоя жизнь, поэтому, что бы ни случилось, береги себя и не делай глупостей. — Я понял, — сказал Гарри. Он снова обнял её. — Подожди, что это? — спросил он. Сфено оглянулась, чтобы посмотреть, что он нашел, и увидела кусок пергамента, который мальчик, Малфой передал ей ранее. — Я точно не знаю. Тот Малфой передал мне его раньше и сказал что-то о вступлении в его семью. Я надеялась, что ты знаешь, о чем идет речь, так что есть идеи? — спросила она. Гарри развернул пергамент и начал читать. Сфено не нужно было видеть его глаза, чтобы заметить, как нарастает его гнев по мере того, как он читает дальше и дальше. Когда он дочитал до конца, вокруг него уже ощущалась аура силы. Прана вытекала из него с огромной скоростью, и от явного гнева она становилась красной и черной, окутывая его так, словно его одежда была сделана из тумана. Для обычного человека это было бы пугающим зрелищем, но Сфено больше всего на свете беспокоился о Гарри. — Что ж, похоже, теперь у меня есть возможность испытать свою косу на человеческой плоти. Посмотрим, что будет, если я оторву этому светловолосому ублюдку голову и разорву его тело на куски, а потом всё скормлю Убийце Приматов. Вообще-то, интересно, если бы я мог скормить его Убийце Приматов целиком, что было бы больнее? Думаю, теперь у Лиз будет возможность показать, для чего ей нужен ранг «А» в технике пыток, — под конец Гарри уже рычал и шипел, что свидетельствовало о том, как он был зол. — Что случилось? Что написано в этом пергаменте? Должна сказать, что мальчик был более вежлив, чем я ожидал от него, так что? — задала ему вопрос Сфено, и Гарри быстро поднял глаза, чтобы ответить на её вопросы. — Это контракт на роль любовницы. По сути, он связывает тебя с мальчиком как сексуальную рабыню. Магия контракта сделает так, что никто не сможет прикоснуться к тебе без его разрешения, но ты будешь вынуждена делать всё, что он тебе прикажет. Вступая в семью Малфой, он имел в виду, что, по сути, ты становилась их рабыней. Любые твои дети от него были бы законными наследниками, если бы у него не было детей от жены, кто бы это ни был, но это всё, — голос Гарри был холодным и тяжёлым, он не мог позволить этому маленькому хорьковому ублюдку оставить это без ответа. — Он действительно может это сделать? — встревоженно спросила Сфено. Если он свяжет её магически, то она не знала, сможет ли ее божественная природа противостоять магии, и если это будет что-то вроде клятвы… — У тебя нет фамилии. Разумеется, я знаю, почему это так, у тебя никогда её и не было, ни необходимости в ней, но в мире волшебников отсутствие фамилии — знак позора, и любое существо с фамилией считается выше безымянного. Если бы ты действительно соответствовала стандартам мира волшебников, то многие безымянные ухватились бы за эту возможность, это было бы значительным улучшением для их детей и даже немного повысило бы их статус. И это оскорбление для меня, того, кто называет тебя семьёй. Это значит, что моя семья стоит не больше, чем раб, что является серьезным оскорблением в мире волшебников, — пробормотал Гарри. — Неужели такие контракты действительно существуют? — спросила Сфено. Это выглядело довольно странно даже для мира волшебников. — На самом деле они уже давно не используются, они стали более редкими после принятия статута. Но законы, касающиеся их, всё ещё действуют, хотя они очень старые. Ты знаешь, что мифы и реальность, в нашем родном мире, не всегда совпадают? Вот и здесь то же самое. Хорошим примером здесь может служить легенда о Персее и Андромеде, в которой тоже фигурирует такой договор. Морской змей Цетус, о котором идет речь в легенде, был связан магией крови с волшебником Персеем, который напал на остров, где правили царь Цефей и царица Кассиопея. Пришел Персей и сказал, что убьет чудовище, но его цена — самая красивая женщина их царства в качестве его любовницы. Персей решил, что красавицей будет Андромеда, дочь царя, и в итоге она попала в рабство к Персею, который «прогнал» морского змея. Когда я это прочитал, то подумал, что волшебники — засранцы, когда им чего-то нужно, — объяснил Гарри. — Подожди, Гарри. Ему двенадцать, максимум тринадцать лет, откуда у него такие полномочия? — спросила Сфено. Было бы нелогично, если бы кто-то столь юный обладал такой властью, взрослые уже достаточно злоупотребляют ею. — На самом деле, у него нет такой власти, но контракт адресован не Гарри Поттеру от Драко Малфоя, не наследнику рода Поттеров от наследника рода Малфоев. Он адресован главе семьи Поттеров от главы семьи Малфоев, Хорёк сделал это не один, — яд начал капать с клыков Гарри, так как гнев действительно начал выходить наружу. — Подожди, почему семье Поттеров? Я не Поттер, — снова спросил Сфено. — Если бы ты была просто безымянной без семьи, он мог бы забрать тебя с улицы, и это было бы совершенно законно. В прошлом году я взял вас всех под защиту своей семьи, но, раз вы безымянные, боюсь, что вас с Эвриалой отнесли к имуществу, — зло объяснил Гарри. — Тогда ты можешь разобраться с этим, в конце концов, ты последний Поттер, — она увидела, как Гарри покачал головой. — Сейчас нет главы семьи Поттеров, и не будет, пока мне не исполнится семнадцать. Люциус Малфой воспользовался той же возможностью, что и я, когда взял вас всех под защиту моей семьи. Если глава семьи Поттеров не откажется за год, прошедший с момента подачи контракта, она стала юридически обязательной, — Гарри теперь расхаживал взад-вперед перед Сфено. — Ты хочешь сказать… — сказала Сфено. — Что если до тридцать первого декабря девяносто третьего года нам не удастся найти главу семейства Поттеров и заставить его отказаться от контракта, то все это действительно произойдет? Да, ситуация плачевная, но это еще не конец, — ответил Гарри. — Что ещё? — спросила Стивено, это было плохо. — Ну, во-первых, ты — мой основной и магический опекун. Мы не можем изменить это, пока не разберемся с этим вопросом. Это считается обесцениванием собственности, а значит, если это произойдет, то Малфои будут контролировать и меня, и тебя. Существует также проблема, что мы не можем просто решить эту проблему, убив Малфоев, так как контракт будет продолжать переходить к ближайшему родственнику. Независимо от того, состоится это или нет, Малфои здесь, в Британии, умрут, — Гарри пнул землю одной обутой ногой. — Неужели всё это действительно может так обернуться? — спросил Сфено. — Честно говоря, я не знаю. Ты — божественное существо по правилам магии, а этот контракт был заключен с помощью волшебства. Кроме меня, ещё не было случая, чтобы они пересекались подобным образом. Что касается того, как всё написано, то, может быть, ты сначала расскажешь мне, что сказал хорёк? — обратился к ней Гарри. — Он сказал, что рад приветствовать меня в своей семье и что я должна подписать это. Подожди, он сказал подписать, это значит, что его еще нельзя активировать, не так ли? — она надеялась, что это должно сделать его недействительным. Гарри помрачнел. — Подписание означает, что ты согласна с ним раньше времени, не более того. Насколько я понимаю, поскольку ты не ведьма, вступают в силу некоторые старые законы. Магическая привязка того, кто не является ведьмой или волшебником, отличается от привязки волшебника. Раньше существовали такие вещи, как рабские ошейники, которые магически заставляли подчиняться и тому подобное, а в этом случае требовалось только прикоснуться к нему. Этот контракт устанавливает срок, если тот, кто в нем записан, «принимает его по своей воле от члена семьи Малфой», — так в нем написано, и я пока не нашел ничего, что могло бы этому противостоять. — Почему разные условия? — спросила Сфено. — Это связано со старыми временами, когда они могли использовать чары принуждения и тому подобное, чтобы заставить магглов купить или продать что-то. Этот закон никто не отменял, его просто обходили. Я не знаю, что именно там написано, так что мне придётся провести небольшое исследование, — сказал Гарри, и обнял её. Гарри не давала покоя одна мысль: как он собирается добиться того, чтобы к концу следующего года появился Лорд Поттер, чтобы они могли отказаться от контракта? Он знал, что зелья старения и тому подобное отменяются, а сам он не сможет занять место до семнадцати лет. Возможно, сработает регент или что-то в этом роде — надо будет поискать. Но он знал, он знал, что никогда не позволит Сфено стать игрушкой хорька.***
В тот день Гарри вернулся в Хогвартс, но его мало кто видел: он зарылся в библиотеке в секции права и часто отлучался, чтобы проверить архивы Министерства. За это время произошел один случай, когда Драко Малфой наткнулся на него и попытался поиздеваться. Удар, пришедшийся в челюсть хорька, раздробил её на четырнадцать частей, и ему пришлось заново выращивать все зубы, кроме трёх, да ещё и проклятия гандр, видимо, не сильно облегчили задачу. Полторы недели он провёл в больничном крыле, и мадам Помфри не сильно помогла: она использовала свои наименее эффективные и наиболее болезненные средства, которые у неё были, и, возможно, один или два раза посмотрела в сторону, когда Гарри мог зайти и снова применить проклятия гандр. Но не только это не устраивало Драко Малфоя: ни одна дверь в Хогвартсе не открывалась перед ним, а лестницы, казалось, постоянно пытались стряхнуть его с себя. Доспехи в коридорах постоянно пытались поставить ему подножку, портреты постоянно сплетничали о нём, а в еду, которую он ел в Большом зале, добавляли различные зелья, приготовленные хогвартскими домовыми эльфами — очень неприятными жуками, если их удавалось разгневать, и им нравился Гарри. Его сны тоже были странными: ему снились сексуальные фантазии, в которых фигурировали все отвратительные вещи, какие только можно себе представить, — от изнасилования троллем и драконом одновременно до соблазнения собственным отцом, у которого почему-то была борода Хагрида. Дамблдор тоже слышал о происходящем, но, даже имея политическое влияние, ничего не мог с этим поделать, так как это было вполне законно. Правда, он нашёл ещё несколько старых книг по праву, которые они с Гарри просмотрели в поисках того, что можно было бы сделать для решения этой проблемы, но ничего не нашли. Гермиона подошла к нему, когда он зарылся в библиотеке в книгу по праву шестнадцатого века, и замерла, не зная, что делать и что сказать тому, кто был её самым первым другом. Она гадала, действительно ли для них всё кончено или всё можно исправить. Она подскочила, услышав голос Гарри, обратившегося к ней. — Гермиона Грейнджер, я должен извиниться за некоторые вещи. Я не считаю, что ты была права в своих поступках и словах, но и я не вел себя как образец зрелости. Я хочу извиниться за то, что причинил тебе душевное горе в последние несколько дней, и надеюсь, что ты простишь меня, — его голос был мягким, и она слышала, как он устал — с момента возвращения он практически двадцать четыре на семь находился в библиотеке. — Гарри Поттер, — сказала Гермиона, подражая манере обращения Гарри. — Я тоже хочу извиниться. Я сказала, не подумав, и обидела тебя. Я сожалею об этом и постараюсь больше так не делать, — мягкое хихиканье удивило её. — Хорошо сказано, не надо обещать того, что не сможешь выполнить. Я полагаю, что то, как я скрывал информацию, принесло больше вреда, чем пользы. Я хотел, чтобы ты сама поняла то, о чем я говорил, и нашла несоответствия, которые позволили бы тебе составить собственное мнение. Полагаю, что такой информации просто не было, — сказал Гарри. Гермиона покраснела. — Я не так много занималась исследованиями, как ты думаешь, в последнее время я была очень занята. — М? — Гарри наконец-то поднял глаза от своей книги и посмотрел на неё. — Я знаю, что ты занимаешься не только магическими, но и маггловскими предметами, и я тоже пытаюсь это делать, поэтому у меня остается меньше свободного времени, чем хотелось бы. Я думала, что моя окклюменция поможет, но у меня очень сильно болит голова, когда я пытаюсь ее практиковать, — Гарри с любопытством наклонил голову на одну сторону. — Ты не против, если я взгляну? — спросил он. Гермиона кивнула, и вскоре палочка Гарри коснулась её виска. Сам Гарри сменил повязку на очки, и Гермиона, не дрогнув, посмотрела ему прямо в его красные глаза, что вызвало у него небольшую клыкастую ухмылку. — Legilimens, — произнёс Гарри, и погрузился в её сознание. Однако почти сразу же он нахмурился. — Это неправильно, — сказал он, пытаясь разобраться в путанице, которая была в голове у Гермионы, — всё было очень запутано. Через несколько минут он вышел из её мыслей и откинулся в кресле. Гермиона смотрела, как он закрывает глаза, и чуть не выпрыгнула из кожи, когда из воздуха появилась коса, которую он начал крутить в одной руке, затем переложил в другую и продолжил крутить. — Что ты нашел? — немного нервничая спросила Гермиона. То, что первым комментарием Гарри было «это неправильно», не слишком способствовало её уверенности в себе. — Скажи мне, Гермиона, сколько медитаций ты провела, прежде чем начала строить защиту вокруг своего разума? — спросил он, и что-то подсказало ей, что он уже знает ответ, и ему это не нравится. — Нисколько. Первый шаг, медитация, должен упорядочить сознание. У меня эйдетическая память, а значит, мой разум уже организован, — сказала она ему, но Гарри покачал головой. — Эйдетическая память и организованный ум — это две разные вещи. Представь себе детскую игровую комнату, где все игрушки аккуратно сложены в шкафу. Игрушки могут быть красиво и аккуратно разложены, но это не значит, что ты сразу же знаешь, где каждая из них находится, не так ли? Теперь представьте ту же игровую комнату, но игрушки разбросаны по полу. Ребенок может точно знать, где находится каждая игрушка, но, как ты уже догадалась, они не упорядочены. В этом и заключается изначальная проблема: ты пытаешься бежать, но не умеешь ходить, — он улыбнулся ей. — То есть ты хочешь сказать, что я все делаю совершенно неправильно? — спросила она. — Это и есть причина проблем, головных болей и всего остального? Гарри кивнул. — Иррациональное поведение тоже. Одно, что сохранилось в твоём сознании, — это внимание к книгам, а книги Локхарта, как самая последняя и самая большая коллекция книг, которые ты прочитала, заняли как бы центральное место. Ты довольно часто основывались на концепции «Как бы поступил Локхарт?», и это определяло наше взаимодействие с сентября. — Ты хочешь сказать, что я промывала себе мозги? — недоверчиво спросила она. — Можно и так сказать, — согласился он. — Это и тот факт, что ты не высыпалась, не слишком помогло, у твоего мозга не было возможности разобраться во всем, и все это стало накапливаться. — Но ведь ты мог изучать маггловские предметы вместе с магическими, и я не вижу, чтобы ты был таким же, как я, это потому, что твоя Окклюменция была правильно освоена? — спросила Гермиона. — Отчасти так и есть, — Гарри принял позу для размышлений — теперь она видела его глаза и эмоции, которые они выражали. — Я также знаю две другие ментальные дисциплины: «Разделение памяти» и «Ускорение мыслей». Вот что, если до конца года ты разберёшься со своей Окклюменцией, то я научу тебя этим двум, договорились? Гермиона улыбнулась ему. — Договорились. А теперь, я думаю, я помогу тебе просмотреть несколько книг по праву, а потом ты скажешь мне, что нужно сделать, чтобы разобраться с моей Окклюменцией, как тебе это? Гарри устало улыбнулся ей. — Великолепно, — сказал он.***
По мере приближения следующего семестра преподаватели постепенно возвращались к работе, и многие из них были удивлены тем, как часто Драко Малфой оказывался в больничном крыле, и отсутствием последствий. В конце концов, он был Малфоем, а они не терпели неприятностей, они могли делать это не сразу, чтобы добиться своего, но они обязательно мстили. Розыгрыши, фактически все, что происходили, были направлены на светловолосого слизеринца. Это и случай, когда его заставили замолчать и приклеили к крыше, и случай, когда кто-то заколдовал его туфли, сделав их неподдающимися трению, и он врезался лицом в несколько стен и пол, и случай, когда у него началась диарея и ни одна дверь туалета не открывалась, и случай, когда он отрастил кроличьи уши и хвост, прыгал по всему залу и не ел ничего, кроме моркови, Когда в течение дня его одежда случайным образом исчезала и появлялась только вечером на его кровати, когда он не мог говорить ни о чем, кроме хокку, когда он пытался поладить с миссис Норрис, но её когти застряли в его мошонке, когда его рот, в буквальном смысле, исчез на целый день и многое другое, что, я уверен, ваши изобретательные умы смогут додумать мысль. Именно в это время, за два дня до начала занятий, вернулся Гилдерой Локхарт. Было довольно забавно слушать его рассказ о том, как он отправился в деревню в Германии и убил кровожадного вампира. В этот момент Альтруж и Арквэйд повернулись к нему и представились принцессами-вампирами. Даже домовым эльфам было неприятно убирать за ним беспорядок, который он устроил. Тем не менее, время шло, и вскоре снова наступила пора приступать к занятиям. Накануне вечером все гости Гарри попрощались с ним, и их очень позабавило зрелище Драко Малфоя, которого преследовали гигантские лимонные капли, стрелявшие какими-то странными заклинаниями, которые, казалось, обливали Хорька лимонным соком. Дамблдор выглядел при этом довольно невинно, отводил глаза, и насвистывал какую-то мелодию с видом ангела, или настолько близким к нему, насколько это вообще возможно.***
Гарри увидел приближающийся поезд и попытался сосредоточиться на текущих проблемах, гадая, приготовит ли этот год ещё какие-нибудь сюрпризы и справится ли он с ними.