***
— Ой! — воскликнул Гарри, отдергивая руку и сунул обожженный палец в рот. Он посмотрел на паяльник, который держал в другой руке, обвиняя его в том, что поранил палец. На мгновение он присосался к пальцу, чтобы унять резкую боль от ожога, и посмотрел на то, над чем работал. Решив, что с маскировкой ассасина покончено, Гарри начал более внимательно изучать остальные шесть классов слуг, прямо сейчас он работал над Арчером. В частности, над оружием. На столе перед ним лежало несколько прямых кусков какого-то металла, каждый длиной более фута, и они были собраны в слегка изогнутую форму. Между изогнутыми внутрь краями оружия была протянута проволока, придававшая вид лука, которым оно должно было стать. Он был сделан из алхимически созданного материала, который Гарри исследовал. Соединения, скреплявшие пять частей лука, имели две разные цели: во-первых, он мог добавить некоторые механические компоненты, чтобы придать стрелам дополнительную силу, а во-вторых, электроника, которую он сейчас проектировал, могла помочь ему прицеливаться на больших расстояниях. Средняя часть лука, выглядела немного иначе, поскольку к её корпусу была прикреплена защита для рук. Эта защита служила двум целям: во-первых, она защищала руку Гарри, если к ней что-то приближалось, а во-вторых, было куда поместить электронику. Это была не очень сложная электронная система, каждый расчет делался посохом, а затем передавался в лук, который вносил соответствующие изменения. Нет, все было очень просто, и Гарри был уверен, что к концу ночи все будет готово. А вот стрелами он гордился. Гарри собрал все колющие, режущие и взрывные заклинания, которые только смог найти, разделил их по матрицам заклинаний, а затем объединил в одно заклинание. После этого он приступил к изменению формы заклинания, превратив его в стрелу, что на самом деле оказалось не так сложно, как ожидалось. В процессе работы Гарри обнаружил способ использования свободной вычислительной мощности устройства для улучшения заклинаний — в качестве усилителей. Одним из способов усиления эффекта было одновременное создание процессорами более одного экземпляра заклинания. Это означало, что он мог выпустить одну стрелу, но затем разделить ее на несколько, по сути, выпустив залп заклинаний сразу. Его атакующие заклинания имело больше возможностей, чем базовые заклинания, но они также было неуправляемыми, так что он мог выпустить залп сразу после того, как выпустил первую стрелу; стрелы также были быстрее, чем заклинание уничтожение, оглушения и поиска. Гарри продемонстрировал это, используя в качестве стрелы модифицированное заклинание Люмос. После выстрела Гарри использовал всю вычислительную мощность своего устройства, чтобы создать пять сотен стрел, которые отделились от первоначальной и разлетелись по всей зоне, которую он атаковал. Если Гарри был честен с самим собой, это было довольно красивое зрелище. Другим способом использования вычислительной мощности была обратная связь: стрелы оставались в том же количестве, но их сила увеличивалась. Разница заключалась в том, что пронзающее заклинание, которое обычно проделывает двухдюймовое отверстие в мягкой древесине, могло проделать круглую дыру глубиной в два дюйма в граните. Так же он работал над тремя отдельными типами стрел. Первый представлял собой одну чрезвычайно мощную стрелу, другой — залп из более слабых стрел, а третий — стрелы средней мощности и количества. Он в шутку назвал залп стрел «Бурей стрел», а одну стрелу — «Контрольным выстрелом», но еще не придумал названия остальные способы. — О? Над чем ты тут работаешь? — раздался голос из дверного проема, и Гарри поднял голову, чтобы увидеть, как в комнату входит Зелретч, а за ним Аоко. — Ты не так часто проводишь время здесь, в Часовой башне, как раньше, ты чаще бываешь у себя в Фуюки. — Да, обычно так и есть. Я не хочу, чтобы остальные видели, над чем я работаю, — ответил Гарри. — Бесполезно готовить маскировку, если те, кого ты пытаешься обмануть, могут об этом узнать, не так ли? Зелретч с любопытством посмотрел на лук, который делал Гарри, а затем взглянул на семь листов бумаги размером с альбом для эскизов, на которых были написаны проекты семи классов слуг Гарри. — Хм, я вижу, что ты почти закончил с классом ассасина. С Кастером тоже кажется всё в порядке, ты составляешь список заклинаний, которые будешь использовать в качестве него. Для Берсерка у тебя, похоже, не так много вариантов, полагаю, это не твой стиль. С Райдером пока не определился, но у тебя есть два хороших варианта. Арчер медленно движется к завершению, и я уверен, что он будет следующим, который ты закончишь. У тебя есть несколько идей для Лансера, но они требуют тестирования. А вот лист с Сейбером почти пуст, почему так Гарри поморщился. — Это — самое сложное. Я не очень хорошо владею мечом, поэтому у меня нет навыков, необходимых для имитации этого класса, и не то, чтобы я действительно мог сделать подходящий меч. Я также подумывал о щите, который, как я надеялся, смогу попросить Аоко укрепить, как она сделала с моим посохом, чтобы он не сломался мгновенно при ударе Благородным Фантазмом. Зелретч на мгновение погладил бороду, в его глазах появился яркий блеск. — Что ж, думаю, я смогу справиться с подходящим клинком. Может, это будет и не Благородный фантазм, но я же не могу позволить своему внуку идти в бой безоружным, верно? Аоко опустила взгляд на лист, которую рассматривал Зелретч. — Из каких материалов ты собираешься делать доспехи и щит? — спросила она. — Если дело дойдет до того, чтобы укрепить их с помощью моей магии, то я готова помочь сохранить тебе жизнь. Гарри благодарно улыбнулся им обоим, прежде чем ответить на вопрос Аоко. — Ну, я много экспериментировал с алхимией и различными материалами, которые можно из нее сделать. Хотя мифрил, из которого сделано навершие моего посоха, не так прочен, как принято считать в литературе, я сделаю из него столько деталей, сколько могу, так быстро, как только могу. Внутри я также обшил его кожей, снятой с Сасши, — шкура василиска обладает впечатляющей устойчивостью к магии. — Понятно, — сказала Аоко. — Ну, мне не сложно помочь сохранить кому-то свою жизнь, так что, как я уже сказала, я готова укрепить все это с помощью магии, если понадобится. Что касается неопытности в обращении с мечом, то тебе лучше всего использовать меч, похожий на то оружие, с которым ты уже знаком. Ты любишь использовать длинное оружие, так что постарайся привыкнуть к длинному клинку, это может помочь. — Спасибо, — Гарри с благодарностью принял помощь Аоко, после чего повернулся к Зелретчу. — Вообще-то, раз уж ты здесь, дедушка, я хочу тебя кое о чем спросить, — обратился он к Зелретчу, его неуверенный голос выдавал его нервозность и беспокойство по поводу темы, над которой он размышлял. Аоко, поняла, о чем идет речь, выскользнула за дверь, чтобы оставить их вдвоем. — В чем дело, Гарри? — спросил Зелретч, опускаясь в кресло и сел лицом к Гарри. — В Хогвартсе произошло что-то, что тебе нужно обсудить со мной? — Зелретч подумал, что наиболее вероятная тема — это Сириус Блэк, он не мог придумать, что еще произошло в том году, чтобы Гарри захотел поговорить именно с ним. — Как тебе удается оставаться в здравом уме? Возможно, это прозвучит грубовато, но я серьезно, — Гарри вздохнул и откинулся в кресле. — Это беспокоит меня уже некоторое время. Мы не знаем, сколько я проживу, и никогда не существовало ничего похожего на меня, или с чем можно было бы сравнить. Я родился человеком, а волшебник способен прожить два века или около того, если будет следить за собой, меня кровно усыновил Мертвый Апостол и два божественных существа. Мертвые апостолы живут, пока их не убьют, но мы не знаем, насколько сильно на меня влияет мой собственный вампиризм, пока что он довольно слабый. Что касается остальных, то они бессмертны и живут без изменений уже более трех тысяч лет. Моя внешность больше всего похожа на внешность Медузы Горгоны, а именно она была смертной из всех троих. Зелретч увидел, что Гарри прикусил губу. — Это ведь не концепция собственной смертности? Твоя проблема не в этом, я думаю, что ты совершенно не против жить так долго или так коротко, как тебе в итоге захочется. В чем же настоящая проблема, Гарри? — спросил он. Глаза Гарри были опущены, но их не было видно за повязкой, а голос был мягче, чем обычно. — Дело в моих друзьях. Как мне жить, если я не знаю, останусь ли я прежним и буду наблюдать, как они стареют, умирают и исчезают из памяти? Как мне жить дальше, если я не знаю, кто разделит со мной эту жизнь? Я знаю, что Лиз, Фран, Альтруж, ты и другие будут жить, пока вас не убьют, но другие мои друзья будут стареть и умирать. — Ты подразумевал твоих друзей-волшебников, не так ли? Я знаю, что у тебя нет такой проблемы с Широ, Сакурой и Рин. Почему? — спросил он у внука, который разразился смехом. — Не знаю. Наверное, потому, что эти трое знают меня лучше, они маги и уже знают, кто я. Ведьма или волшебник играют с магией, как с игрушкой. Маги не разделимы со Смертью — черт, я встречал её, и, понимаю, где разница. Я уже смирился с тем, что эти трое в конце концов умрут, но я не против этого, потому что они осознают и принимают свою смертность. А ведьмы и волшебники живут так, словно думают, что будут жить вечно, не представляя, как легко их можно убить, — Гарри продолжил паять электронику перед собой. — Значит только потому, что некоторые из твоих друзей смирились со своей смертностью, тебе легче принять их? Это довольно необычный ход мыслей, — Зелретч положил подбородок на руки, поставив локти на стол перед собой. — Ты спрашивал, как я так долго сохранял рассудок, так вот, ответ заключается в том, что я отделил себя от всего остального. Все было хорошо, пока мне не исполнилось около трехсот, а потом я стал более беспокойным, более скучным. Тогда я чуть не сорвался, и кое-что себе пообещал. Я поклялся никогда не вмешиваться в мир напрямую, если только не возникнет опасность, требующая моего внимания. Это оставляло мне некоторую свободу действий, я мог влиять на вещи косвенно, и я начал давать небольшие толчки то тут, то там, вовлекая себя, но не беря на себя никаких обязательств. Мое усыновление и воспитание тебя на самом деле расширяет границы моего обещания, и, когда ты вырастешь, я буду вынужден меньше участвовать в твоей жизни. Но до этого момента я буду делать для тебя все, что в моих силах. Ты привел меня в чувство, заставил снова почувствовать себя человеком. Ты сделал то же самое с Альтруж и другими. Ты — наша скала, наш якорь, который помогает нам оставаться теми, кто мы есть сейчас, — наступил период молчания, пока Гарри продолжал паять электронику перед ним. В конце концов Гарри нарушил его. — Ты почти потерял себя, поэтому ограничил свое общение с людьми, отдалился от них. Думаю, со мной это произойдет гораздо раньше, чем с тобой, — немного горько сказал он. — Гермиона, похоже, не знает, хочет ли она быть моим другом или держать между нами как можно большую дистанцию, Невилл — больше похож на последователя, у близнецов Уизли есть свои друзья, Трейси, кажется, отдалилась, а я не общаюсь ни с кем в моем возрасте, за исключением тех, кто в Фуюки. — Это правда, что у мальчиков Уизли есть свои друзья, как и у тебя, и у многих других людей. Ты, по сути, вылепил Невилла таким, какой он есть сейчас, поэтому, конечно, он будет равняться на тебя, хочешь ты этого или нет. Я не очень хорошо знаю Трейси, поэтому не могу прокомментировать её ситуацию, но Гермиону я видел и знаю. Она умная девушка и с сильными моральными принципами, и я не удивлен, что она переживает из-за тебя. С одной стороны, ты, безусловно, хороший человек. Если кому-то нужна помощь, ты поможешь ему, если, конечно, он не ждет от тебя слишком многого. С другой стороны, ты можешь быть очень жестоким. Тебе нравится драться, чувствовать вкус крови, и тебе нет дела до тех, кто ничего для тебя не значит, — сказал ему Зелретч. — Нужно также учитывать ее происхождение, — продолжал старый вампир. — Ее воспитывали как маггла два дантиста. Дантисты — целители, люди, которые зарабатывают на жизнь помощью другим, поэтому неудивительно, что она считает помощь другим правильным. Люди также склонны плохо относиться к вопросу об убийстве или вещах, которые они считают «неэтичными». Я помню, как её родители проводили нас взглядом в тот раз, когда были у тебя дома и мы случайно пили кровь, вероятно, это не произвело на них хорошего впечатления. Гарри нахмурился: неужели именно из-за её родителей Гермиона в последнее время так настороженно относилась к нему? — Понятно. Но что же мне делать? Каждый раз, когда я кого-то вижу, я думаю только о том, как скоро они умрут и увижу ли я их многочисленных правнуков. — Апатия, — пробормотал Зелретч. — Тебе трудно заботиться о таких вещах, потому что ты не в состоянии их понять. Это может быть проблемой для долгожителей, особенно в тех случаях, когда они не должны были быть долгожителями. Я думаю, что Аоко лучше подойдёт для этого разговора чем я. С тех пор как она стала «полноценной» Аоко Аозаки с помощью своей магии, она больше не стареет. Кроме того, она ближе к твоему возрасту и, возможно, сможет понять тебя лучше, чем я. Гарри кивнул и отправился на поиски Аоко, чтобы попытаться выяснить, сможет ли она помочь ему с его текущими проблемами. Зелретч остался позади и посмотрел на эскизы, которые Гарри сделал для имитации «Героических духов», и на его лице появилась ухмылка. — О, это может быть так весело!***
Гарри все-таки догнал Аоко, и они отправились куда-то поговорить вместе, он надеялся, что у неё есть ответ на его проблемы. Он предполагал, что она, возможно, уже переживала то же, что и он: так как постарела с семнадцати до двадцати семи лет и, так и осталась в этом возрасте. Только сейчас она сможет возобновить общение с друзьями-магглами, которые были у нее десять лет назад, а потом ей придется снова расстаться с ними, прежде чем они поймут, что она не стареет. — Итак, о чем ты хотел поговорить? — спросила Аоко, когда они в конце концов уединились. Ей было любопытно, что может происходить. Может, она и не так часто виделась с ним, как с остальными, но Гарри ей нравился, он был как племянник. Ей было приятно, когда делал друзьями тех, кого другие назвали бы более… странными. Гарри объяснил, в чем заключаются его проблемы, и Аоко нахмурилась. — Кажется, я поняла, что ты имеешь в виду. Если ты окажешься бессмертным, ты никак не сможешь остаться в мире волшебников: судя по тому, что мы о них знаем, они не остановятся ни перед чем, чтобы выведать твои секреты. И кажутся довольно высокомерными, к тому же имеют огромный комплекс превосходства, который никогда не позволит им его отпустить. Полагаю, я никогда не думала об этом так, как ты сейчас, потому что до сих пор поддерживаю связь с магами, которых знала, когда мне было ещё семнадцать. Разница, между нами, в том, что ты привык быть окруженным теми, кто старше тебя и может прожить столько же, сколько и ты сам. Аоко постучала себя по подбородку. — Полагаю, то, что ты сейчас переживаешь, имеет сходство с культурным шоком. Я знаю, что ты ходил в маггловскую начальную школу, но не думаю, что ты действительно ассоциировал себя с ними. Твоя лучшая подруга — Альтруж Брюнстад, и, несмотря на то, что она выглядит как четырнадцатилетняя девочка, ей уже около четырнадцати сотен лет. Твоим сестрам больше трех тысяч, Зелретчу столетие, а теперь у тебя есть Лиз и Фран, которые проживут столько же, сколько и ты, и это твой стандарт. Затем Аоко указала пальцем на Гарри. — А потом появился Хогвартс. В этой школе собрались дети твоего возраста, которые умеют колдовать, так что тебе не придется скрывать это так сильно, как в начальной школе. Проблема в том, что они думают о волшебстве не так, как ты. Ты знаешь о рисках, связанных с магией, но волшебство — это совсем другое, больше похожее на то, что можно увидеть в фэнтезийном романе или ещё где-нибудь. Они используют его для решения самых простых или сложных задач и не задумываются об этом. Для них волшебство просто есть, и на этом всё заканчивается, они принимают его как должное. Глаза Аоко сфокусировались на Гарри. — Ты, однако, не следуешь этим правилам. Ты постоянно расширяешь границы волшебства, постоянно экспериментируешь с магией. Тебе может позавидовать любой маг, ведь твоя изобретательность и творческий подход дают результаты. Теперь ты преподаешь, и это еще больше увеличивает разрыв между тобой и другими волшебниками твоего возраста. Она закрыла глаза. — Я не знаю, какого возраста ты достигнешь, станешь ли ты долгожителем или даже бессмертным, но тебе не стоит слишком беспокоиться об этих вещах. Живи настоящим, а не будущим. Знай, что, сколько бы тебе ни было лет, я все равно буду рядом, чтобы дать тебе пинок под зад, в котором ты так нуждаешься. — Спасибо, Аоко, — когда он сказал это женщина бросила на него взгляд: ей не нравилось ее имя, но Гарри всё равно продолжал его использовать. Он одарил ее маленькой наглой ухмылкой, и она закатила глаза. Если он окажется таким же долгожителем, как и другие, то она сможет немного «повеселиться», оставив сообщение о том, как ей не нравится это имя. — Давай, возвращайся к своему маленькому проекту, — сказала она ему, и он ушел, обняв ее в знак благодарности. Она взъерошила ему волосы, что всегда раздражало его, прежде чем вытолкнуть за дверь. — Ты особенный ребенок, Гарри, как и некоторые другие, которых я знаю, — пробормотала она себе под нос.***
— Ну что, тебе удалось решить его проблемы? — Аоко подняла глаза и увидела, что Зелретч собирается сесть рядом с ней. — Надеюсь, что да. Мне нравится этот парень таким, какой он есть, и я не хочу, чтобы он потерял себя. Если честно, Гарри немного напоминает мне Шики: оба по-разному сильны, оба еще дети, когда обретают силу, и обоим нужно учиться ее контролировать, — фыркнула Аоко. — И оба, похоже, заинтересованы в нечеловеческих девушках. Зелретч хихикнул. — Заметила, да? Аоко закатила глаза. — Честно говоря, это довольно сложно не заметить. Знаешь ли ты, что среди молодых магов есть ставки на то, с кем и когда он сойдется? В настоящее время фавориткой является Альтруж Брюнстад и четырнадцатый день рождения Гарри. Как Гарри не замечает всего этого — я понятия не имею. Зелретч на мгновение задумался. — Полагаю, с твоей точки зрения все выглядит именно так, но у Гарри всё иначе, и он видит вещи по-другому. Аоко вскинула бровь. — Они делят с ним его постель. Что им нужно сделать, чтобы донести до него свою мысль? Соблазнить его? Зелретч усмехнулся. — Вполне возможно. Видишь ли, Гарри не видит ничего сексуального в том, чтобы делить свою постель с кем-то ещё. Столетия назад в бедных семьях дети спали в одной постели, но это не означало, что они занимались кровосмешением. Разум Гарри думает примерно так же. Когда мы только взяли Гарри, его предыдущие опекуны нанесли ему серьезные травмы, и я использую этот термин не совсем корректно. Ему снились кошмары и воспоминания о том времени, когда он был с Дурслями, и обычно он засыпал в постели, когда его обнимали Сфено и Эвриала. Эта привычка никогда не прекращалась, даже когда кошмары прошли, и поэтому его разум не думает о том, чтобы «делить» с кем-то постель так, как это делают обычные люди. — А как насчет того, как они с ним флиртуют? Черт возьми, они все очень привлекательны, разве у него не должны уже играть гормоны? — спросила Аоко. — Я знаю, что они заинтересованы в нем, просто он кажется таким глупым в этом вопросе. Ты ведь знаешь, что Альтруж тоже начала с ним флиртовать, причем настолько явно, что даже кухонный персонал это заметил? Зелретч фыркнул. — Сколько физически привлекательных женщин знал Гарри в детстве? Сфено, Эвриала, Арквэйд, Лен, Альтруж, ты. Гарри привык видеть привлекательных женщин, некоторые из которых иногда носят меньше одежды, чем положено, и теперь ты ожидаешь, что что-то изменится, когда он увидит немного наготы? — он покачал головой. — Нет. Пока его гормоны начинают давать о себе знать, ему всего тринадцать лет, чёрт возьми, нужно что-то серьезное, чтобы он стал воспринимать девушек не только как «других людей». Аоко посмотрела на ухмыляющегося Зелретча. — Ты с нетерпением ждешь этого, не так ли? — спросила она. — Не так ли? Я жду хаоса, когда Гарри обнаружит, что он стал половозрелым, и, если он поймет, сколько женщин им заинтересуется? Я знаю, что Гермиона шутила о гареме Гарри, но это может случиться! А если нет, что ж, будет достаточно хаоса для того, чтобы Гарри смог выбрать себе девушку, — Зелретч рассмеялся. Аоко тоже немного посмеялась. — Как и Шики, он тоже заинтересовал несколько девушек. Честно говоря, я не уверена, что думать о том, что он может выбрать сестру, но это их выбор, я полагаю, — она нахмурилась. — А как же все остальное, что происходит с Гарри? Я знаю, что его апатия и романтические проблемы — это только две проблемы. Похоже, есть и что-то ещё, просто в последнее время он кажется каким-то… грустным. Зелретч вздохнул. — Я знаю. Гарри — человек действия, и к тому же он любопытный. Скучная и постоянная школьная жизнь ему не подходит. Хотя он и хороший учитель — я подсматривал за ходом его занятий, когда в последний раз пробирался в школу, — это не очень хорошо для Гарри. Я думал, что с этим делать, и мне кажется, что ускорить его обучение, чтобы он ушел из этой школы, было бы лучшим вариантом, Хогвартс ему не подходит. — Его школа вредит ему, почему? — с любопытством спросила Аоко. — Это прозвучит странно, когда мы говорим о волшебной школе, но она слишком обыденна для Гарри, ему нужно что-то новое, — объяснил Зелретч. — Большую часть года он просто ходит на уроки, учит или учится, и занимается своими проектами. В течение года появляется что-то, что нарушает это, но это длится недолго, и это единственное отклонение от нормы. Гарри нужно постоянно бросать вызов, ставить перед ним цели и добиваться их, чтобы он не останавливался. — Правда? Как это началось? — Аоко ещё не было рядом, когда Гарри был совсем маленьким, а он уже был для неё таким, как сейчас. — Ты ведь заметила браслеты, которые носят Арквэйд, Альтруж и Сацуки? — Аоко кивнула. — Это старый проект Гарри, который он сделал, чтобы помочь им. Эти браслеты подавляют вампирское желание пить кровь. Мертвому апостолу всё равно придется её пить, чтобы выжить, но у него не будет такой постоянной жажды, такого импульса, как обычно, — глаза Аоко слегка расширились от удивления, она не знала об этом. — Когда Гарри только присоединился к нам, он так отчаянно хотел быть похожим на нас, что это было не смешно. Он втянулся во все аспекты нашей жизни, пытаясь стать её частью, Сфено и Эвриала — нелюди, а я и Вейвер — маги. Желание принадлежать, постоянная необходимость пытаться доказать свою правоту угасли, но его любопытство ко всему не угасло, а даже усилилось, — Зелретч сделал паузу, его голос немного потяжелел. — Гарри может быть человеком действия, тем, кто хорошо справляется с быстрыми боевыми ситуациями, но у него также большой потенциал изобретательности. Его любопытство ко всему — это настоящая движущая сила, которая позволяет ему быть тем, кем он является. Если бы вдруг была открыта новая форма магии, Гарри изучил бы ее и попытался применить и использовать самостоятельно, и это было бы удивительно наблюдать. — Итак, — начала Аоко. — Что именно ты хочешь сказать? — она немного растерялась. — Гарри нужны постоянные вызовы, — пояснил Зелретч. — Если бы Гарри занимался самообразованием, я думаю, он смог бы закончить обучение волшебству уже в следующем году. Он уже знает практически всё, что может понадобиться в боевой ситуации, ему известны приемы и многое из теории, так что все, что требуется, — это запомнить материал. Проблема с обучением в Хогвартсе в том, что они ориентируются на всех учеников, в том числе и самых неспособных, которых Гарри значительно опережает. — Тогда ему нужны вызовы, понимаю. А что будет, если он не сможет принять их? — спросила Аоко, узнав о Гарри гораздо больше, чем знала раньше. — Если Гарри не может принять вызов, он создает свой собственный, — Зелретч пожал плечами. — Ты видела, как Гарри сейчас работает над своей «имитацией Героических духов», это гораздо больше, чем ему необходимо. Теперь, когда он завершил одну из них, имитацию Ассасина, он собирается заняться остальными, когда в этом нет необходимости. Война за Грааль будет довольно запутанной для всех остальных. Опять же, то, сколько он делает для войны за Грааль, — это еще одна вещь, с которой он перебарщивает. — Да, это точно, когда начнется война, будет полный хаос, — Аоко откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. — Как он вообще собирается притворяться Героическим Духом? Я могу понять, если он будет ассасином, может быть, Кастером, но не более того, а в тех его планах было все, включая Сейбер. Зелретч улыбнулся. — Как я уже сказал, он изобретателен. Возможно, он не сможет соответствовать тому уровню мастерства, который можно ожидать от Слуги, но он, вероятно, сможет устроить достаточно хорошее шоу, чтобы держать их в дураках, по крайней мере, некоторое время. Однако я не думаю, что он действительно собирается играть роль Слуги. Аоко приоткрыла один глаз и посмотрела на Зелретча. — Что же тогда? Каков, по-твоему, его план? — спросила она. Если кто-то и мог знать о планах Гарри, то Зелретч был в этом списке на первом месте. — Смятение. Хаос. Неопределенность. Непредсказуемость. Беспорядок. Задумайся на минуту: ты участвуешь в битве, где по строгим правилам есть семь мастеров и семь слуг. И вдруг из ниоткуда появляются два или три представителя одного класса, и ещё больше — на протяжении всей войны. Это выбило бы уверенность из любого мага, не так ли? — заявил Зелретч. — Он может притвориться Героическим Духом, и для этого ему придется продемонстрировать некоторые способности, но я не думаю, что он вообще намерен вступать в длительную схватку с кем-либо из вражеских Слуг. Аоко на мгновение задумалась. — Арчер, Ассасин, Кастер. С этими тремя он может справиться на расстоянии или применить необходимые навыки, и, возможно, с Райдер, но остальные три ему не по силам. Берсерк, Лансер и Сейбер — все это далеко за пределами способностей даже Гарри. Может, он и превосходит людей в плане того, что может сделать, но он не Героический Дух. Зелретч кивнул. — Я согласен с тобой, он не может, но может притворяться достаточно долго, чтобы делать то, что хочет. Дело не в боевых качествах — Гарри никогда не стал бы драться со Слугой без крайней необходимости, — а в обмане, и я думаю, что он сможет их обмануть. Что касается того, что он не Героический Дух, то Гарри всегда считал себя чудовищем. — Что это значит? Как это Гарри может быть чудовищем, он же милый ребенок, — Аоко вспомнила, как кто-то назвал её монстром. Она сказала, что это относится только к остальным четырем Истинным Магам, но что значит «чудовище»? — Это личное мнение Гарри. По мнению Гарри, термин герой ему не подходит. Подумай, если бы герой увидел что-то, что показалось ему отвратительным, отталкивающим или оскорбительным, что бы он сделал? Конечно, убьет, ведь это должен был быть «злой монстр», потому что герой так сказал, верно? С другой стороны, монстры обычно убивают тех, кто им мешает. Ты ведь знаешь рассказ о Горгонах? Если они жили на бесформенном острове в одиночестве, то почему люди отправились туда и не ожидали, что они дадут отпор незваным гостям? — спросил Зелретч. — Я понимаю, о чем ты говоришь, — ответила Аоко. — Но разве это всё? Это прозвучало… неполно. — Да, это только одна часть, — сказал ей Зелретч. — Есть еще и эмоции. Если ты читаешь книгу или что-то подобное, и главному герою приходится убивать «злого» человека, то герой, несомненно, будет испытывать угрызения совести за убийство своего противника несмотря на то, что он был «злым», и это, очевидно, показывает, насколько хорош герой. Обычно кто-то утверждает, что чувство сожаления доказывает, что он не такой же «монстр», как он. Если бы Гарри пришлось убить кого-то, он мог бы сделать это без каких-либо эмоций, без грусти, без сожаления и без оглядки назад. В его глазах Герои — это те, кого следует порицать за то, что они «хорошие», просто за то, что не хотят убивать кого-то. Философия Гарри заключается в том, чтобы убивать всех, кто представляет угрозу, прежде чем они совершат что-то, что нельзя будет исправить. Пусть это и не совсем традиционный взгляд на вещи, но довольно прагматичный. Зелретч достал из холодильника несколько закусок, приготовленных Гарри, и они с Аоко принялись за еду. — Есть еще факт, что ему нравится вкус крови. Разве пить кровь — это то, что должен делать «хороший» парень? Конечно нет, следовательно, Гарри не хороший парень. А как насчет его нечеловеческой природы? Хотя то, что ты не человек, не означает, что ты зло, люди очень ксенофобны. Если они хотят видеть в нем монстра, значит, Гарри не против видеть себя таким же. Я могу продолжать, но, думаю, ты поняла, о чем идет речь. Аоко фыркнула. — Думаю, да, и должна сказать, что если он чудовище, то я не против, чтобы другие последовали его примеру. Но все же надеюсь, что он позаботится о себе, и уверена, что что-то пойдет не так и последует закону Мерфи. Будет просто удачей для Гарри, если кто-то поверит, что Гарри действительно является классом, который он имитирует, а настоящие — это подделка, что заставит их сосредоточиться на нем, — она с веселым отчаянием покачала головой. Зелретч усмехнулся. — Я верю в Гарри, он справится. Я знаю, что в Войне за Грааль он будет один, и с ним не будет никого, кроме его Слуг и, возможно, Юмизуки, но Гарри не из тех, кто готов потерпеть неудачу, и не из тех, кто сдается. Но независимо от того, добьется он успеха или нет, я уверен, что с ним всё будет в порядке. Аоко вздохнула. — Надеюсь, ты прав, мне бы не хотелось, чтобы с ним что-то случилось, и мы все знаем, что он идет на это практически один. Гарри не из тех людей, которые принимают помощь, если она не является абсолютно необходимой, — она мягко улыбнулась. — Он не был бы Гарри, если бы не пытался сам решать свои проблемы.***
Гарри, прихрамывая, шел по коридору. Он как раз испытывал сапоги, которые сделал, чтобы имитировать скорость Лансера, и думал, что мог сломать ноги. Сапоги работали так, как и должны были работать: они создавали импульс тяги, увеличивающий его собственную скорость, но он не учел, какой урон они нанесут его ногам, если он их предварительно не укрепит. — Тебе следовало быть осторожнее, — сказала Холли с его плеча. — Твои ноги не рассчитаны на такое ускорение, что-то должно было пойти не так, — проговорила Холли. — Теперь я это знаю, и, черт возьми, могу признать, что совершил ошибку, — он поморщился. — Я просто рад, что Лиз и Фран этого не заметили, достаточно того, что заметили вы с Лен, и я не хочу, чтобы кто-то ещё суетился вокруг меня. Лиз и Фран ещё спали, когда Гарри тайком отправился испытывать свое последнее творение, а вот Холли и Лен не спали и последовали за ним на первое испытание сапог с ускорением праны. Достаточно сказать, что следующим делом было создание некой брони для ног, способной выдержать нагрузку от внезапного ускорения. — Что вы натворили на этот раз, мистер Поттер? — Гарри вздрогнул, заметив, как школьная целительница заходит за угол. Он не знал, почему её нет в больничном крыле, но ему не хотелось столкнуться с ней именно сейчас. Он открыл рот, чтобы оправдаться, но она сузила глаза и начала накладывать на него диагностические чары. — Почему вы пытаетесь ходить с двумя сломанными ногами? — отчаянно спросила она. — Пойдемте в больничное крыло, и я сразу же вас вылечу. Залечить перелом несложно, — она взяла его за руку и, наложив шину на обе ноги, помогла ему дойти до больничного крыла. Идти было немного неудобно, но по дороге они никого не встретили, так что все обошлось. Помфри начала бормотать себе под нос, что мог сделать Гарри, чтобы сломать обе ноги: удар был нанесен не горизонтально, и перелом был чистым, так что она не знала, что делать. Если бы ей пришлось гадать, она бы сказала, что он приземлился ногами вперед с большой высоты, но у него не было других повреждений, которые соответствовали бы этому. Она слегка нахмурилась после того, как в первый раз произнесла соответствующее заклинание, затем произнесла его снова, добавив энергии, и Гарри почувствовал, как кости в его ногах встали на место. — Ну вот, все готово. Теперь я хочу, чтобы в будущем ты был более осторожен в своих действиях и старались не травмировать себя еще больше, — сказала она ему, прежде чем вывести его из больничного крыла. Гарри лишь покачал головой и направился в Большой зал на завтрак. Он отметил про себя, что Лиз и Фран только сейчас проснулись — об этом ему сообщила их ментальная связь — и через несколько минут увидят его в коридоре. Ему пришлось сдержать смех: похоже, эти двое вели себя все более и более по-человечески с течением времени.***
Ученики на уроках Гарри замечали, что он почему-то стал больше стараться, но не обращали на это внимания, ведь никто из них его не понимал. Они также заметили, что отношения между ним и его друзьями стали менее напряженными. Конечно, они не смирились с тем, что происходит, но изменилось то, как вел себя Гарри. Он перестал так сильно переживать из-за того, что происходит с Гермионой, продолжал игнорировать то, как Невилл от него отмахивается, вступил в небольшую войну с близнецами Уизли и, кажется, завел дружбу с Алисией Спиннет. Последнее стало для всех неожиданностью: пятикурсница Гриффиндора подружилась с удивительно умным и в целом загадочной третьекурсником Хаффлпаффа. Не то чтобы люди считали Гарри третьекурсником — он чаще посещал уроки пятого курса, чем третьего, к тому же — преподавал. Люди также перестали считать его хаффлпаффцем, он перестал носить форму, даже когда был учеником на уроках, и не имел ничего общего со своим бывшим факультетом. В общем, дружба между Алисией и Гарри была странной. Если она застревала на чем-то учебном, независимо от предмета, то первым, кого она просила о помощи, был он. Пусть он и не был профессором в чем-то, кроме рун и Защиты от темных искусств, но был очень сведущ в других предметах и мог изложить их так, чтобы она поняла. С другой стороны, Алисии удавалось время от времени вытаскивать Гарри на улицу, подальше от книг и парт. Оливер Вуд использовал его на тренировках гриффиндорской команды по квиддичу: Гарри летал среди них и целился в них сферами, которые он мог вызывать, и это было довольно необычным тренировочным упражнением. Единственным членом команды, который недолюбливал Гарри, был Кормак Маклагген, гриффиндорский ловец. Он считал себя в некотором роде дамским угодником, несмотря на то что учился всего лишь на четвертом курсе, и пытался флиртовать со всеми тремя охотницами. Анджелина и Алисия, похоже, интересовались Фредом и Джорджем Уизли, а наличие Гарри давало Кэти возможность спрятаться за спину ровесника, когда Маклагген пытался с ней флиртовать. Вуд был слишком стар и одержим квиддичем, чтобы эта тактика сработала в отношении него. Кормак Маклагген попал в команду только из-за отсутствия других претендентов. Хотя он не был особенно плохим игроком, но просто был слишком самодоволен. Он считал, что может сыграть на любой позиции лучше, чем тот, кто на ней играет, и так увлекся попытками «показать им, как это делается», что был очень плох на своей позиции. В какой-то момент трое охотниц посмотрели на него щенячьими глазами и спросили, может ли он перевестись в Гриффиндор. Хотя Гарри и думал, что сможет убедить Алистера сделать это, не говоря уже о том, что Холли действительно была леди Хогвартс, он не думал, что это будет хорошей идеей. Но был вынужден признать, что, плавая с Аквой, играя в квиддич с командой Гриффиндора и регулярно посещая лес Элестии, он чувствовал себя гораздо лучше, чем когда оставался внутри замка и сидел, сгорбившись над столом. Хотя работа над проектами немного замедлилась, он все равно успевал многое сделать, так как ему не требовалось много сна по ночам.***
Гарри издал крик радости. — Три! Три! — радостно воскликнул он. Три — это его способности к перевоплощению, включая превращение в анимага. Его анимагической формой был ворон, а первым превращением Гарри была пантера, теперь же он мог добавить к своему списку превращений форму обычного паука. У каждой формы были свои преимущества и недостатки. Ворон был обычной птицей, которая не привлекала к себе внимания и умела летать, пантера обладала мощными мышцами и отлично лазила по деревьям, а паук был маленьким и незаметным в помещении, что делало его удобным для шпионажа. Лиз посмотрела на Гарри и увидела, что, несмотря на поздний час, в его поведении нет никаких признаков усталости. Она вздохнула: когда ее вызвали в качестве Слуги, она не ожидала, что у нее будет такой хозяин. В то время как кто-то другой, возможно, воспользовался бы тем, что у него под рукой два героических духа, Гарри относился к ним скорее как к друзьям или членам семьи, чем как к кому-то ещё. Лиз хотелось, чтобы отношения с Гарри развивались и дальше, но он был слишком молод для таких вещей. К тому же он был до смешного глуп, даже когда она лежала в его постели без одежды, свернувшись калачиком у него под боком. Иногда она задумывалась, не асексуал ли он, ведь он никогда не проявлял интереса к другим девушкам, да и к парням, к счастью, тоже. В конце концов, после нескольких осторожных вопросов к Гарри она пришла к выводу, что Гарри просто слишком привык видеть женщин в разном состоянии раздетости. Он смеялся над тем, что называл «проблемами с гардеробом» в отношении Арквейд и Альтруж Брюнстад, и, судя по всему, Эвриала не видит ничего постыдного в том, чтобы разгуливать по собственному дому голой, если ей так хочется. — Скажите, Мастер, вы не хотите выйти на улицу и посмотреть на звезды? — непринужденно спросила Лиз. Гарри моргнул. — Кажется, я уже говорил вам всем, чтобы вы перестали называть меня Мастером, — Лиз только ухмыльнулась: называть его Мастером — это один из способов привлечь его внимание к себе. — Что касается того, чтобы пойти посмотреть на звезды, конечно. Хочешь пойти Фран? А ты, Лен? Холли? Все согласились, и вскоре все сидели на крыше замка и смотрели на звезды. Гарри был в центре событий, Лен сидела у него на коленях. На плече Гарри сидела Холли, где она обычно и находилась. Слева от Гарри сидела Лиз, прислонившись к Гарри и думая о том, как ей удобно в таком положении. Справа от Гарри сидела Фран, но в данный момент ее мысли были сосредоточены в другом месте. Фран, даже когда она была жива в первый раз, знала, что она чудовищное и проклятое существо. Это открытие она сделала, когда выслеживала своего создателя по сельской местности, руководствуясь одними лишь инстинктами. Когда-то ей казалось, что она любит его, а он, как её создатель, должен был заботиться о ней. Если она была ему безразлична, зачем бы он вообще её создал? Она знала, что многие находят её внешность… неприятной, если не сказать хуже: у нее были большие металлические уши, совсем не похожие на человеческие, и смертельно острый рог, торчавший изо лба. Туловище и руки соответствовали человеческим, а вот ноги… как же она ненавидела свои ноги! Её ноги были сделаны из металла и, по ее мнению, были самой чудовищной частью в ее облике. Если бы только у нее были ноги из плоти и крови, тогда она могла бы чувствовать себя более нормальной, более человечной, менее чудовищной. Она с горечью подумала о своем имени — чудовище Франкенштейна. Её создатель даже не дал ей подходящего имени! Как она могла подумать, что он может быть для неё тем единственным? Она была так глупа тогда, что не понимала этого. Гарри. Вспомнив это имя, она посмотрела налево. Гарри, похоже, не считал её ноги уродливыми, он также не считал чудовище Франкенштейна подходящим именем и называл её Фран, или иногда Франческа. Хотя он создал это имя на основе того, что она ненавидела, ей было приятно, что он вообще додумался сделать для нее что-то подобное. Гарри также не волновали её металлические ноги: раньше он позволял ей сидеть у себя на коленях и не выражал никакого протеста по поводу металлических конечностей, которые, очевидно, впивались в его плоть. Она внутренне улыбнулась и покраснела, вспомнив, как вымазала ноги в грязи, а Гарри помог их отмыть и отполировать. Нет, Гарри не находил её тело отталкивающим. Её гетерохромные глаза переместились на Лиз, выглядывающую из-под рыжих волос, и заметили, как нарочито непринужденно она прислонилась к Гарри. А тот, осознанно или нет, обхватил её за плечи, и Фран почувствовала всплеск ревности. Она посмотрела на Гарри рядом с собой и подумала, хватит ли у неё смелости сделать то, что сделала Лиз. Спустя мгновение она решилась на это и медленно прильнула к правому боку Гарри. Затем замерла, почувствовав, как Гарри придвинулся к ней, боясь, что он оттолкнет её, но вскоре успокоилась, когда правая рука Гарри обхватила её плечи. Она слегка вздрогнула, и, возможно, приняв её дрожь за то, что ей холодно, Гарри выпустил из своей спины два крыла и обвил ими себя и Лиз. «Они такие мягкие, подумала Фрэн, очень мягкие». Она погладила крыло, обернувшееся вокруг нее, одной рукой и поразилась размеру и удобству перьев, которые не пропускали к ней холод, витавший в воздухе. Кроме того, вблизи она отчетливо видела глубокий фиолетовый оттенок крыльев, которые издалека казались черными. Лиз тоже находила крылья Гарри невероятно мягким и удобным одеялом и не преминула провести по ним рукой. Заметив, что Фран прислонилась к Гарри, с другой стороны, она слегка сузила глаза, и на её губах появилась забавная улыбка. Известно, что в её семье были люди, которые отклонялись от «правильного». Она слегка облизнула губы: декадентское и девиантное поведение не было для нее чем-то новым. Удивительно, что она всё ещё оставалась девственницей, учитывая, в какой семье она родилась. Лен сидела на коленях у Гарри и дулась. Ей нравилось, когда Гарри обнимал её, когда она была в человеческой форме, или нежно гладил, когда она была в кошачьей форме. Но сейчас его руки были заняты, и не ею! Решив предъявить претензии к хозяину другим способом, Лен прижалась к твердой груди и свернулась калачиком, почти мгновенно заснув. Холли на плече Гарри наблюдала за ней, забавляясь очевидными попытками привлечь внимание Гарри. Решив присоединиться к ним и заодно немного повеселиться, она прислонилась к голове Гарри и поцеловала его в щеку. Поскольку крыло Гарри поддерживало её сзади, она не видела никаких проблем в том, чтобы прислониться к мальчику и закрыть глаза, готовясь ко сну. Сам Гарри чувствовал себя немного неловко. Когда Лиз и Фран гладили его крылья, ему было немного «жарко» — кто бы мог подумать, что поглаживания крыльев окажутся такими приятными. Он слегка подвинулся, чтобы Лен, сидевшая у него на коленях, не заметила, как он сейчас дрожит от удовольствия. Все было хорошо до тех пор, пока Холли не решила поцеловать его в щеку. Это заставило Гарри замереть: он не знал, как реагировать на ощущения, которые вызывали у него поглаживание крыльев, перемещение Лен на его коленях и поцелуй Холли. Он был очень рад, когда Холли, несмотря на то что сидела у него на плече, вроде бы улеглась спать, но потом Лен тоже вроде бы уснула, и Гарри почувствовал дыхание Лиз и Фрэн по обе стороны от него. — Отлично. Только не говорите мне, что вы все четверо собираетесь спать прямо сейчас, прямо здесь! — проворчал он, но на всякий случай — тихо. Никто из них не ответил ему словесно, но одна из рук Лиз обхватила его и прижалась к нему. Похоже, в ответ на действия Лиз, несмотря на то что она спала, одна из рук Фран тоже обхватила Гарри. Оказавшись в центре групповых объятий, Гарри вздохнул и наложил несколько удерживающих чар, чтобы они все не упали с крыши, после чего тоже решил немного поспать. Это заняло несколько минут, но ему тоже удалось задремать, и сны были теплыми и приятными.***
На следующее утро Гарри и девочек разбудило восходящее солнце. Гарри, с его вампирической неприязнью к солнечному свету, первым пришёл в себя и моргнул от внезапного света, ударившего в глаза. Он бы и в самом деле уставился на солнце, если бы не тот факт, что от этого глазам стало ещё больнее. Следующей очнулась Холли, чей разум был сильнее всего связан с разумом Гарри, и она тоже отпрянула от внезапно вспыхнувшего света, а затем оглядела группу, в которой они все еще находились. Она фыркнула: сколько мужчин убили бы, чтобы оказаться на месте Гарри? Следующей проснулась Лен, и по-кошачьи потянулась, чтобы разобраться с суставами и размять спину. Очнувшись, она перешла в кошачью форму и снова устроилась на коленях у Гарри. Она обратила свои красные глаза на Гарри, ожидая, что он будет делать дальше. Гарри улыбнулся ей и нежно погладил, отчего она закрыла глаза от удовольствия. Движение руки Гарри стало последним действием, необходимым для того, чтобы пробудить Фран от дремоты, и она на мгновение растерянно моргнула: почему она на крыше? Она посмотрела на то, что было у нее в руках, и на ее лице проступил яркий румянец, и она быстро убрала руки. Гарри повернулся и улыбнулся ей. Фран сделала то, что часто делала, и спряталась за своей чёлкой, чтобы другие не видели её лица. Резкое движение разбудило Лиз, но когда она проснулась, то вместо того, чтобы убрать руки, прижалась к Гарри и положила голову ему на плечо. Гарри закатил глаза из-за повязки это было не видно, но язык его тела, должно быть, передавал его раздражение, так как Лиз озорно улыбнулась, прежде чем отстраниться от него, чтобы он мог встать. Гарри встал и разогнул спину, его глаза сканировали горизонт. И он остановился, увидев вдалеке что-то, приближающееся к ним. Подняв глаза, Гарри увидел, что это птица, подаренная ему Зелретчем, которую он использовал для передачи сообщений из-за своей нелюбви к совам. Он отправил её Саре, надеясь, что у нее есть ответ на вопрос о недавнем поведении Гермионы. Хотя он решил отмахнуться от неё: если она не хочет иметь с ним ничего общего, то это её выбор, и он ответит ей тем же, ему все же хотелось знать, чем это вызвано. Он подождал, пока птица долетит до него, и избавил её от письма. Предоставив птице делать все, что пожелает её ограниченный разум, Гарри развязал шнурок, закрывавший его, и начал читать письмо, которое прислала ему Сара. Дорогой Гарри Я не знала, что моя сестра так себя ведет, так что, надеюсь, ты извинишь меня за то, что я была весьма озадачена и не понимала ее поведения по отношению к тебе в последнее время. Хотя мы с Гермионой сестры, мы не так уж близки, и с тех пор, как она стала ведьмой, мы еще больше отдалились друг от друга. Не зная, как расценивать поведение сестры, я спросила у родителей, не знают ли они, почему Гермиона избегает тебя. Оказалось, что мои родители… настороженно относятся к тебе в целом. Я думаю, это больше относится к матери, чем к отцу, он, кажется, ничего не имеет против, но ты, кажется, пугаешь мою мать. Не думаю, что они, или, по крайней мере, она, понимает тебя, а сосредоточилась на твоем разрушительном потенциале. Я знаю, что меня немного напугало то, сколько разрушений ты можешь причинить, и я совершенно уверена, что при желании ты мог бы причинить гораздо больше вреда, чем даже то, что ты нам показал. Хотя я знаю, что ты можешь без опасений причинить большие разрушения и даже убить кого-то, я понимаю, что ты способен на великие дела и в других, менее разрушительных областях. Очевидно, Гермиона была против того, чтобы отдаляться от тебя, но я знаю свою сестру лучше. Гермиона из тех людей, которые всегда думают и переосмысливают свои слова и поступки, её перфекционистское отношение окружению — побочный продукт этого, и она будет постоянно думать о ссоре с нашими родителями. Тогда она станет неуверенной в себе и, полагая, что наши родители всегда преследуют наши интересы, начнет убеждать себя, что ты не прав и отдалиться от тебя — правильное решение. Гермиона упряма, поэтому не жди, что она легко откажется от своего решения, если вообще откажется. Честно говоря, я лично считаю, что тебе следует разорвать дружбу с ней. Может, мне это и не нравится, но попытка поддерживать с ней дружбу в том виде, в котором она есть, скорее всего, будет вредна для вас обоих. Независимо от того, восстановишь ты дружбу с моей сестрой или нет, я бы хотела, чтобы ты продолжал присылать мне письма время от времени. В школе становится немного одиноко, а мои родители обычно заняты то одним, то другим делом, поэтому я буду очень признательна, если кто-то будет поддерживать со мной связь. Твой друг (надеюсь) Сара Грейнджер Гарри вздохнул, когда прочитал письмо. Возможно, Сара была права, и ему следует просто разорвать дружбу с Гермионой. Если ссора с родителями о том, что он не тот человек, с которым ей стоит общаться, была достаточной причиной для того, чтобы она стала такой, то, возможно, ему следует облегчить ей жизнь. Он знал, что не может ожидать, что она всегда будет с ним, как Фран, Лиз, Лен и Холли, и не может всегда быть рядом и поддерживать его, как это делали Сфено, Эвриала, Альтруж и Арквэйд. Он знал, что его сильная личность может нравиться одним людям, а другие будут относиться к нему с опаской, ведь он отнюдь не был абсолютно идеальным. Очередная ссора между Гермионой и её родителями приведет к проблемам, которые Гарри не хотел быть причиной, поэтому он разорвет дружбу с Гермионой. Он знал, что у нее есть другие друзья, на которых можно опереться, — Невилл был одним из них, а также несколько хаффлпаффцев, — так что она не будет одинока, как на первом курсе. Сунув письмо в карман, Гарри поднялся на ноги и повел всех обратно в свою башню. Там Гарри подобрал посох и спрятал его в кулон на шее. Затем посмотрел на созданный им лук. Решив, что скоро он захочет его испытать, он также убрал его в кулон на шее. Собрав учебники на день, а также ноутбук и убрав их в расширенный чехол на поясе, служивший ему сумкой, Гарри направился вниз, чтобы сделать утреннюю зарядку. Ему показалось, что он видел, как команда Гриффиндора вышла на поле, несмотря на столь раннее время, и всегда было весело помочь им потренироваться.***
После завтрака и первых двух уроков у Гарри был перерыв перед Уходом за магическими существами. Он как раз спускался по центральной лестнице, когда услышал скрежет, свидетельствующий о том, что одна из лестниц меняет направление, — это было нормально. А вот что было ненормально, так это рвущий звук, который он также услышал, и последовавший за ним вопль. Подняв глаза, Гарри увидел, что Гермиона падает вниз. Не задумываясь, Гарри бросился ловить ее. Он усилил себя, и приготовился согнуть колени, прежде чем подхватил падающую девушку на руки и прижал к груди. Гарри чувствовал на своих плечах крепкие руки Лиз и Фран, а Холли, как всегда, была у него на плече. Лен тоже была рядом с его ногами. Он чувствовал всё это, а также удар Гермионы о его грудь, но также чувствовал и слышал что-то ещё. Гарри почувствовал, как что-то хрустнуло между ними, когда Гермиона врезалась в него, и ощутил, как что-то ухватилось за его прану, прану, испорченную Калейдоскопом. Профессор Флитвик, который направлялся в свой класс из комнаты персонала, расположенной этажом ниже, увидел, что произошло. Он увидел, как Гермиона упала, когда он потянулся за своей палочкой, но это оказалось лишним. Он увидел, как Гарри поймал девочку, и на мгновение расслабился: Гарри позаботится о том, чтобы она была в безопасности. Спустя мгновение Филиус снова насторожился. Гарри и Гермиона исчезли со вспышкой света и громким хлопком. С палочкой в руке он бросился к тому месту, где стояли эти двое, и опустился на колени. Затем внимательно осмотрел то, что было слегка разбросано по округе, и потрясённо вздохнул. — Песок времени, — пробормотал он, беспокоясь не столько о том, куда эти двое отправились, сколько о том, в какое время.