***
Чернокрыл спускался в Отдел тайн так быстро и тихо, как только мог. С его новой способностью становиться физически неосязаемым и с мантией-невидимкой из его родного мира, мало кто мог заметить его прямо сейчас. Однако это не означало, что он будет беспечным: так как наложил на себя чары невидимости, стирающие запах, заглушающие чары и множество других заклинаний, чтобы сделать свое исчезновение настолько полным, насколько это было возможно. Если кто-то увидит его, это не принесет пользы, как бы мало людей ни было вокруг, чтобы обратить внимание. Ощущение от мантии было странным, неполным. Он заметил, что в тех редких случаях, когда он действительно надевал её, ему неосознанно хотелось взять в руки два других дара Смерти, но он не обращал на это внимания. Так как знал, что превращение в Аватара смерти изменило его, но не знал, насколько сильно. Прежде чем он понял, что происходит, когда у него появились эти вспышки «чего-то», он задавался вопросом, как далеко это может зайти. Теперь же это было то, что он почти ненавидел. Если раньше он мог получить общее представление о душе человека, о том, к чему он склоняется, то теперь, казалось, он мог узнать его досконально с помощью одного лишь взгляда. Раньше он смотрел на Широ, и у него создавалось впечатление острого клинка, созданного для того, чтобы защищать кого-то другого. После этого он стал видеть что-то другое: пустыню, усыпанную остриями клинков, шестеренки, висящие в небе. Зеркало Души. Но теперь он мог смотреть на кого-то и видеть проблески его прошлого, переживать то, что было у него, знать то, что знал он. Хуже всего было с Фран и Лен — двумя людьми, с которыми он был тесно связан и проводил много времени, почти всё, в их компании. Он не знал, как рассказать им о том, что знал, о том, что пережил их жизнь и понял их так, как никто другой! Как сказать человеку, что ты знаешь все, что с ним произошло за всю его жизнь? Что они почувствуют в такие моменты? Какие эмоции они связывали с этими событиями? Как работал их разум в те моменты времени? Как сказать человеку, что ты видел мир его глазами? Это было гораздо более глубоким, чем легилименция, и, похоже, никто даже не заметил, как это произошло, а значит, у них не было возможности попытаться построить защиту от него. Однако ему удалось кое-что с этим сделать: он мог смотреть на человека и знать его возраст, имя, элемент и исток. Все. Интересно отметить, что именно с помощью этого метода, а не обычного, он выяснил элемент и исток Сацуки. Её Элемент — Эфир, а исток — Ничто, довольно интересное сочетание. Неудивительно, что она создала такое Зеркало Души как Сад Разрушения, — он давал ей огромное преимущество перед противниками, чтобы победить. В каком-то смысле ее «Сад Разрушения» превосходил «Гальванизм» Фран. В то время как Фран получала силу от нефизических атак любого рода, Сацуки просто заставляла любое заклинание вокруг себя разрушаться. Сад Разрушений был одним из самых эффективных методов избавления от магов: там заклинания просто переставали существовать. Взгляд Чернокрыла метнулся к Лиз, которую мог видеть только он, по крайней мере, в её астральной форме. Ему показалось немного забавным, что именно Слуге сейчас было трудно найти мастера, а не наоборот: она полностью полагалась на ментальную связь с ним, чтобы понять, где он сейчас находится. Как бы то ни было, они спустились на девятый уровень, где располагался Отдел тайн. Они не собирались задерживаться здесь надолго, ведь у них не было бесконечного количества времени, чтобы исследовать это место, но у них были определенные задачи, которые они непременно должны были выполнить. Первое и самое главное — поменять пророчества, это была главная цель на данный момент. Второе — обыскать место на предмет чего-нибудь полезного, в конце концов, в «Отделе тайн» должно быть что-то интересное. В-третьих, посмотреть, какая информация может быть ему полезна, и надеяться, что он найдет какие-нибудь заклинания или что-то еще, чего он не сможет найти нигде. Когда они добрались до девятого уровня, голос в лифте просто объявил, что это «Отдел тайн», и не дал никакой дополнительной информации. Чернокрыл применил «Структурный анализ», с которым он уже очень хорошо освоился и который стал для него чем-то вроде личного радара, и обнаружил одного члена Ордена Феникса, стоящего на страже под мантией-невидимкой. Это был не тот, кого он узнал, не тот, на кого стоит обратить внимание, и поэтому он полностью его проигнорировал. Чернокрыл в своей нематериальной форме прошел через дверь в Отдел тайн, Лиз сразу за ним, и оказался в круглой комнате. По всему внешнему краю комнаты располагались двери, и две из них сразу же привлекли внимание Чернокрыла. Одна дверь, казалось, пульсировала эмоциями — любовь, если он правильно понял. Он осмотрел дверь и был весьма впечатлен огромным количеством и качеством защитных чар, заклинаний и щитов. Кроме того, сама дверь казалась крепче. Тем не менее ничто не мешало ему просто пройти сквозь закрытую дверь, что он и сделал, чтобы попасть на другую сторону. По ту сторону двери он не увидел ничего особенно впечатляющего, только глыбу светящегося розового камня. Приложив к нему руку, он проанализировал его и пришел к выводу, что это источник пульсирующих эмоций, которые он ощущал. Он покачал головой и ушел — там не было ничего полезного. Он вернулся и посмотрел на другую дверь, которая привлекла его внимание. На этот раз и он, и Лиз вошли вместе. По ту сторону они обнаружили первый признак невыразимцев, которых до сих пор видели в отделе. Они вошли в большую, прямоугольную, тускло освещенную комнату. Снаружи стояли каменные скамьи или ступени, которые спускались к затопленной яме в центре комнаты. В яме возвышался каменный помост, на котором стоял древний арочный проем. А внутри была завесь, и именно ее, казалось, изучали все присутствующие в комнате невыразимцы. «Неужели они не видят?» мысленно спросил Чернокрыл у Лиз, не в силах поверить, что только он один видит это. «Что видят? Я чувствую что-то на грани своих чувств, что-то, что я предпочла бы оставить в покое, но на самом деле я не могу «увидеть» ничего необычного. Волшебники осматривают ту каменную арку, но это все, что я могу видеть», ответила Лиз. Чернокрыл подмигнул ей, а затем вновь обратил свое внимание на то, что, судя по всему, мог видеть только он один. Сквозь завесу тянулась гигантская серая рука с тупыми ногтями. Казалось, что существует некий полупрозрачный барьер, не позволяющий тому, к чему была прикреплена рука, пройти дальше, но он отчетливо видел, что этот барьер не подается. Он завороженно наблюдал, как рука проходит сквозь одного из невыразимцев, оставаясь незамеченной, и убирается назад. В следующее мгновение Чернокрыл увидел огромный глаз, выглядывающий из того места, куда вел портал, если это был портал. Большой желтый глаз, заполнивший всю площадь арочного проема, определенно смотрел на него, и Чернокрыл заставил себя отвести взгляд. «Точно!» мысленно сказал Чернокрыл Лиз. «Давай разделимся. Чем быстрее мы покинем это место, тем лучше я себя буду чувствовать, тем более что я буду далеко от того, что это такое. Я пойду налево, ты направо. Если найдешь что-то интересное, дай мне знать». Лиз кивнула головой и направилась прямо через дверной проем слева. Чернокрыл направился туда, где находились пророчества, чтобы совершить подмену. Идти было не очень далеко, но он все время помнил номер ряда — девяносто седьмой. По пути он прошелся взглядом по нескольким другим пророчествам, но не стал задерживаться на них дольше, чем нужно. Найдя подходящую сферу пророчества, он надеялся, что его теория о том, что любой, кто является Гарри Поттером, сможет ее взять, а не только тот, кто принадлежит к этой реальности. Он вздохнул и протянул руку, чувствуя, как работает магия идентификации, удерживающая сферу. Через мгновение магия приняла его, и Чернокрыл снял пророчество с полки и заменил его на то, которое принес с собой именно для этой цели. Эта сфера была напичкана всевозможными чарами безумия, проклятиями и порчей на случай, если Риддл когда-нибудь придет сюда сам. Ему удалось незаметно получить несколько капель крови Гарри, чтобы подключить его к ней, и не позволять заклинаниям воздействовать на него, на случай, если ему понадобится извлечь сферу, но это было всё. Он вздохнул, когда телепортировал сферу в безопасное место, и немного расслабился. Затем неодобрительно огляделся по сторонам, задаваясь вопросом, вытирал ли кто-нибудь здесь пыль, ведь это место было абсолютно грязным! После чего с гордостью отметил, что его чары невидимости не подвели: он не оставил ни единого следа, что было одним из самых неожиданных способов заменить мантию-невидимку. Он вышел из комнаты и принялся рыскать по всему Отделу в поисках чего-нибудь полезного. И нашел комнату, которая, похоже, была посвящена времени, и взял там два маховика, один для себя и один взамен того, который Гермиона сломала, когда их отправили сюда. Быть магглорожденной было достаточно сложно в мире волшебников, и, наверное, было лучше, чтобы она вернула исправный, а не сломанный Маховик времени. Следующая комната, в которой он оказался, была полна мозгов. Чернокрыл задался вопросом, что именно они могут с ними сделать, но ему не очень хотелось применять к ним легилименцию. Он остановился на том, что могло подсказать ему Зрение Души, как он решил его назвать. Достаточно сказать, что, похоже, все эти мозги были извлечены из людей, которые были невыразимцами и умерли. Возможно, они работали над тем, чтобы они могли и дальше вносить свой вклад в мир волшебников, использовать свой гений в дальнейших целях. Что бы это ни было, для него это было неважно. Он получил мысленный толчок от Лиз, за которым последовал в другую комнату. Если бы она его не заставила замолчать, когда вошел туда, то издал бы низкий свист. Как и в Зале пророчеств, эта комната была полностью заполнена пылью, но ее содержимое выглядело гораздо интереснее. Комната была заполнена «магическими предметами неизвестной силы и происхождения», уникальными и не имеющими цены на черном рынке. Один кинжал привлек его внимание — похоже, он предназначался для церемониальных целей. Чернокрыл потер командные печати на руке, спрятанные под одним из браслетов: казалось, они болят от одного взгляда на них. Это был странный предмет с зигзагообразным переливающимся лезвием, которое, хотя и выглядело острым, было невероятно непрактичным. Эфес и гарда были черно-красным и золотыми деталями. Чернокрыл не знал, кому он мог принадлежать, но на ощупь он определенно был знаком. «Благородный фантазм? Что, во имя Акаши, делает здесь нечто подобное?» недоуменно подумал Чернокрыл. «Я ни за что не оставлю это без присмотра, неизвестно, что люди могут попытаться сделать с этой штукой, какова бы ни была её функция». Он убрал кинжал в свой кулон, где хранил всё свое оружие и доспехи. Он встал, и ещё раз осмотрелся, ища другие вещи, которые он не доверил бы этим людям. Если бы он не замолчал, то издал бы низкий рык, когда его взгляд упал на другое оружие. Несмотря на то, что никогда не видел его раньше, он сразу же узнал его. Длинное древко составляло его основную часть, но на одном конце находилось лезвие, загнутое внутрь, как крюк, и заточенное только по внутреннему краю. Это было оружие, которое, если бы он был на это способен, сломал бы без малейшего колебания. Харп, оружие, которым отрубили голову Медузе, лежало прямо перед ним. Оно выглядело вполне невинно, и покрыто пылью, но оставлять его здесь ещё больше было нельзя. Харп был оружием, которое не позволяло заживать любой ране, нанесенной им, если она не соответствовала естественным законам бытия. Ни магия не могла закрыть рану, ни зелье. Регенерация была бесполезна против ран, нанесенных этим оружием. Чернокрыл убрал это в свой кулон, не желая смотреть на это дольше, чем нужно. Он вздохнул и вернулся к осмотру всего, что там было. Там было и другое оружие, но Чернокрыл не счел его слишком мощным для человеческих рук и оставил в покое. Там было несколько интересных на вид книг, несколько из которых были написаны на змеином, и он решил взять их с собой. Судя по тому, как много пыли скопилось в комнате, он не думал, что они часто её посещают. Закончив в этой комнате, они стали искать в других местах что-нибудь, что могло бы оказаться полезным. В каком-то помещении для записей Гарри обнаружил коллекцию образцов крови, которая привлекла его внимание. Он взял из каждого по несколько капель для своих целей, а затем вернул их обратно. Здесь же находились отчеты о том, что удалось выяснить Невыразимцам о некоторых вещах, метаморфмагах, анимагах и других магических способностях, которые время от времени всплывали. Мысленный толчок от Лен привлек его внимание: похоже, она заметила повышенную активность в Министерстве. Несколько летающих записок привлекли её внимание, и она успела поймать одну, прижала её к полу и открыла, чтобы прочитать. Чернокрыл мысленно выругался: он знал, что они могут попытаться что-то сделать. Суд над Гарри был перенесён на восемь часов в зале суда номер десять, всего через двадцать минут! Он быстро убрал всё, что у него было, и сказал Лиз, чтобы она ждала его на нижних уровнях, где находились залы суда. Затем он использовал калейдоскоп, чтобы появиться в кабинете Артура Уизли, не снимая при этом чары невидимости и другие чары скрытности. Он быстро отменил их, сорвал с себя мантию, и посмотрел Гарри в глаза сквозь повязку. — Нам нужно идти, немедленно!***
Пока Чернокрыл бродил по Отделу тайн, Гарри завязал разговор с Холли. Поскольку она была единственным человеком в комнате, которого он мог видеть, неудивительно, что он попытался поговорить с ней, чтобы скоротать время. — Итак, как долго ты знакома с Чернокрылом? — спросил он, когда почувствовал неловкость. — Около года, мы познакомились в начале его второго года обучения в Хогвартсе, — ответила она, гадая, о чем думает этот другой Гарри: Чернокрылу никогда бы не было так неловко рядом с ней. Впрочем, Чернокрыл не было бы так неловко даже рядом с незнакомцем — его пренебрежение к обычным социальным контактам означало, что он никогда не испытывал неловкости рядом с незнакомыми людьми. — Как же так получилось? Прости, если это покажется навязчивым, но я просто не могу представить, как я мог бы встретить тебя, — после этого Гарри задумался. Он никогда не видел ничего похожего на Холли, она была совсем не похожа на тех корнуэльских пикси, которых Локхарт выпустил на свободу на первом уроке, и это был самый близкий к ней аналог. Холли на мгновение сузила глаза, гадая, он хочет узнать её секреты или просто пытается завязать разговор. — Он разбудил меня, — в конце концов ответила она ему. — Я спала веками, мне было очень одиноко, и первым, кого я увидела, когда проснулась, был он, — она слегка хихикнула. — Он, кажется, был очень удивлен, когда первое, что я сделала, это начала плакать. — Понятно, так что же у вас двоих произошло? Я имею в виду, что это первый раз, когда я вижу вас отдельно друг от друга. Ты везде и всегда с ним? — спросил он миниатюрную девушку. — Да. Чернокрыл для меня как якорь. До встречи с ним замок Хогвартс был тем, что привязывало меня к реальности, и я застряла там навсегда, — кроме того, она была создана большим количеством магии в этом районе. — С Гарри я могу идти туда, куда идет он, свободно путешествовать, как он. Хотя я всё ещё привязана к замку, он не заставляет меня находиться с ним для своего эго, эта связь становится немного слабее с каждым разом, когда я оказываюсь вдали от него. Я, конечно, не возражаю против этого, это означает, что я действительно свободна от того, что считаю заточением, но мне немного больно, — сказала она Гарри. То, что она сказала, было правдой. Она была создана огромным количеством магии в этом районе и привязана к замку, не имея возможности выйти дальше внутреннего двора. Она даже не могла выйти наружу, и это было самое неприятное. Там было столько красок и жизни, а она не могла даже прикоснуться к ним, не говоря уже о том, чтобы стать их частью. Чем дольше она находилась с Чернокрылом, тем более слабой становилась ее связь с замком. Когда она полностью разорвёт её, Гарри свяжет все защитные чары напрямую с кабинетом директора, чтобы не было другого человека, который будет следить за всем этим, никто не заслуживал таких страданий, как она. — Я не знаю, каково это — постоянно иметь кого-то рядом с собой, как у вас с Чернокрылом. То есть в Хогвартсе со мной почти всегда Рон и Гермиона, но не постоянно, как у вас с ним. Думаю, это сведет меня с ума, если у меня не будет времени на себя, мне и так плохо в штаб-квартире, где, кажется, все пытаются присматривать за мной, — Гарри вздохнул, его раздражало, что все постоянно пытаются быть рядом с ним, в то время как его практически не замечали этим летом. Единственным исключением был Чернокрыл, который разговаривал с ним только тогда, когда хотел сказать что-то важное. — Если ты ещё не заметил, Чернокрыл очень отличается от тебя, — мягко ответила Холли. — И, кроме того, я не единственная, кто всегда с ним. Есть еще Фран, Лиз и Лен, мы все вместе присматриваем за ним. Фран — застенчивая, с ней он может поговорить обо всех своих нелепых замыслах, так как её интеллект действительно поражает. Лиз — та, кто держит его в напряжении, у нее довольно доминирующий характер, и именно с ней он вступает в физические схватки на спаррингах. Лен — тихая, как и Фран, но в отличие от остальных она просто составляет ему компанию, чем бы он ни занимался. Я его вторая половинка, еще одна грань его личности, если хочешь. Я всегда рядом, и готова высказать свое мнение, если он спросит, готова сделать все, что он попросит, — она сказала Гарри, и её голос стал довольно мягким к концу. — Правда? — спросил Гарри. — В школе в основном только я, Гермиона и Рон. Гермиона — самая умная, у нее всегда есть ответ на все вопросы, и именно она может отговорить отговорить делать глупости. Кроме того, именно ей принадлежат все идеи. Рон — более спокойный, он не дает нам измотать себя и всегда приходит на помощь, когда я в ней нуждаюсь. А я — импульсивный, всегда втягиваю нас в неприятности, и принимаю решения, — сказал ей Гарри. Холли кивнула. — Понимаю. Честно говоря, я не вижу, чтобы ваше «золотое трио» так уж хорошо работало в реальности, из которой мы с Чернокрылом пришли, динамика между вами тремя совершенно другая. Чернокрыл умен, очень умен, и он потрясающе разбирается в волшебстве. Он не просто так стал учителем, а потому что очень хорош в своем деле. Он целеустремленный, помогает другим, и делает то, что должно быть сделано, ему все равно, что о нем думают другие… Гарри хихикнул. — Кажется, ты в него немного влюбилась, — пятнадцатилетний мальчик стал свидетелем того, как Холли ярко покраснела — такого он раньше не видел. Если бы она была человеческого роста, он бы сказал, что это мило, но, учитывая, насколько она была маленькой, эта мысль казалась ему неправильной. — А я тебе, кажется, не нравлюсь, почему? Холли на мгновение уставилась на него, размышляя обо всех различиях между Гарри и Чернокрылом. Если бы она снова застряла там, где была раньше, и они оба появились бы одновременно, она бы все равно ушла с Чернокрылом? Она понимала, что поступает несправедливо по отношению к нему, сравнивая его с Гарри, которого она знала, но ничего не могла с собой поделать. Чернокрыл был её спасителем, и, возможно, она действительно не обращает внимания на его недостатки и превозносит его достоинства. Когда она смотрела на этого Гарри, она просто видела, что между ними есть разница, что отсутствует то, что ей нравилось в Чернокрыле. — Я знаю, что сравнивать вас двоих несправедливо. Несмотря на то, что вы, по идее, один и тот же человек, но совершенно не похожи. Наверное, мне стоит извиниться, но когда я смотрю на тебя, то вижу только то, чего мне так не хватает в нём. Если бы я снова оказалась в той ситуации, и появились бы вы оба, я не могу с уверенностью сказать, что выбрала бы Чернокрыла, а не тебя, что сейчас очень мешает мне думать, — сказала она ему. — Мне очень жаль, — сказал Гарри. — Просто я пытаюсь понять, как два человека, которые должны быть одним и тем же, могут быть такими разными. То есть я знаю, что Чернокрыл ушел от Дурслей, когда был ребенком, но это же не всё. Он так целеустремлен, так мотивирован, что я ему серьезно завидую. Кажется, у него на все есть ответ, он умеет делать очень крутые вещи, у него есть те, на кого он может полностью положиться. Холли кивнула головой. — И Чернокрыл не считает это чем-то само собой разумеющимся, он точно знает, что у него есть. Если бы у кого-то из нас, его друзей или членов семьи, возникла проблема, он бы бросил все и сделал все возможное, чтобы помочь нам с ней. Ему действительно не все равно, и это ещё одна вещь, которая мне в нем нравится, — искренность, с которой он относится к нам. Конечно, он не слишком заботится о людях, которых не знает, но это просто другая часть его сущности. Гарри улыбнулся. — Мне говорили, что я слишком безрассуден, кажется, я слышал, как Гермиона пару раз пробормотала о том, что у меня болезнь «спасения людей». Но это не совсем то же самое, что и с Чернокрылом не так ли? Если бы кто-то из вас попал в беду, кто-то из тех, кто ему небезразличен, он бы бросился туда и уничтожил все, что попыталось бы причинить вам вред. Если бы это был кто-то, кто ему безразличен, он мог бы предупредить власти или что-то в этом роде. Холли развеселилась. — Именно так! Это также заставляет меня чувствовать себя особенной, зная, что я одна из тех, ради кого он готов перевернуть небо и землю, — тут выражение лица Холли стало слегка озорным. — Конечно, учитывая, что большинство людей, ради которых он готов пойти на такое, — женщины, Грейнджер стала называть нас всех «гаремом Гарри». Гарри зашипел, не совсем веря в то, что слышит. — Что? Правда? С чего бы ей так говорить? Ведь у Чернокрыла нет гарема, правда? — Гарри действительно не знал, что он подумает, если ответ будет утвердительным, это было что-то, что его разум не мог даже рассматривать. Его романтические отношения ограничивались влюбленностью в Чо Чанг и свиданием с одной из сестер Патил на Йольском балу, причем последнее даже не было таким уж романтичным, скорее это было что-то вроде «мне нельзя идти одному, так с кем, черт возьми, я могу пойти?». Улыбка Холли стала еще шире, если такое вообще возможно. — Чернокрыл совершенно не замечает этого, и я не думаю, что кто-то сможет его просветить, но есть несколько женщин, которые действительно романтически заинтересованы в нем. Если он когда-нибудь одумается, вполне возможно, что у него будет собственный гарем. Также вполне возможно, что рано или поздно девушкам надоест ждать и они бросятся на него, не дав ему возможности отказать. Как я уже говорила, если кто-то из нас чего-то хочет, Гарри сделает все возможное, чтобы это получить. Как ты думаешь, что произойдет, если он узнает, что кто-то из них хочет его? Прежде чем Гарри успел подумать об этом, а тем более сформулировать ответ, прямо перед ним появился Чернокрыл. Гарри подпрыгнул: это не могло быть аппарацией, потому что оно было совершенно бесшумным и не имело характерного хлопка. Однако он услышал, что сказал Чернокрыл. — Нам нужно идти, сейчас же! — и встал, наблюдая, как Холли и Чернокрыл снова сливаются, превращаясь в Эми. Интересно, что после слияния её волосы приняли прежнюю форму.***
Эми положила руку на плечо Гарри и помогла ему удержать равновесие, когда мир вокруг них сместился и привел их к Отдел Тайн. Она поспешила за Гарри, спустившись по ступенькам, так как лифт не спускался в большие залы суда. — Что происходит? — спросил Гарри, недоумевая, к чему такая спешка, ведь его слушание должно было состояться на одном из верхних уровней чуть более чем через два часа. — Время и место слушания изменились: теперь оно назначено на восемь часов в зале суда номер десять. Это будет ещё один гвоздь в крышку гроба для них из-за их глупости. Единственная реальная причина использовать этот зал суда — если там должен присутствовать весь Визенгамот. Это означает, что они признают тебя взрослым, потому что именно там судят взрослых, — быстро, но ровным тоном проговорила Эми. — Ты знаешь, что ты должен делать? — спросила она его. — Да, — ответил Гарри. — Держать рот на замке, если не задан прямой вопрос, быть вежливым со всеми, как бы мне ни хотелось проклясть их, не ерзать и не оставлять никаких возможностей для интерпретации своих высказываний, никаких колебаний. — Хороший мальчик! — Эми погладила его по голове. — Мы ещё сделаем из тебя настоящего Волшебника. Гарри хотел было прикрикнуть на нее за ее снисходительность, но это возымело эффект, которого она добивалась: нервы Гарри немного успокоились. Вдвоём с двумя Героическими духами, которых Гарри не мог видеть, они остановились перед мрачной тёмной дверью с огромным железным замком, которую Эми тут же распахнула, пропуская Гарри вперёд. Гарри задохнулся, переступив порог комнаты, — он просто не мог удержаться. Он узнал это место, это была та самая комната, в которой он был в тот раз, когда упал в Омут Памяти Дамблдора. Именно здесь Лестрейнджи и Бартемиус Крауч-младший были осуждены за нападение на Лонгботтомов, из-за которого оба родителя Невилла оказались в больнице Святого Мунго. Несколько человек бросили на Гарри взгляд: Эми поинтересовалась, отчего он так часто дышит, разочарованный Фадж, который выглядел явно недовольным тем, что он здесь, пристальный взгляд незнакомой Гарри жабоподобной женщины и улыбка Дамблдора, сидевшего среди остальных присутствующих. Гарри увидел кресло, в котором ему предстояло сидеть, — неудобную штуку, с цепями, — подошел к нему и сел, не говоря ни слова. Он собирался сделать все возможное, чтобы произвести здесь хорошее впечатление, а это означало, что он будет делать именно то, что ему скажут Эми или Чернокрыл. — Теперь, когда мы все здесь, — сказал министр. — Давайте начнем. Он посмотрел вниз по ряду на человека, которого узнали Эми и Гарри, — это был Перси Уизли. — Вы готовы? — спросил Фадж, похоже, Перси Уизли должен был вести протокол суда. — Да, сэр, — раздался нетерпеливый голос Перси. Эми слегка передернуло от этого звука, но она не подала виду. Если бы Перси Уизли забрался ещё дальше в зад Корнелиуса Фаджа, он бы вылез у него изо рта! В самом деле, неужели мальчик не может включить голову? — Дисциплинарное слушание от двенадцатого августа, — громко произнес Фадж, и акустика комнаты только сделала его голос еще громче. — По факту преступлений, совершенных в соответствии с Декретом о разумном ограничении колдовства несовершеннолетних и Международным статутом секретности Гарри Джеймсом Поттером, проживающим по адресу: дом номер четыре, Тисовая Улица, Литтл Уингинг, Суррей. Затем он начал объявлять людей и указывать на них, называя их имена. — Допрашивающие: Корнелиус Освальд Фадж, министр магии; Амелия Сьюзен Боунс, глава Департамента магического правопорядка; Долорес Джейн Амбридж, старший заместитель министра. Придворный писарь: Перси Игнатиус Уизли, — затем он приподнял бровь и посмотрел на Эми. — Выступает в качестве советника и защитника обвиняемого: Аметист Сфено Вельвет, — четко представилась Эми. В отличие от Фаджа, который до сих пор говорил все громким голосом, голос Эми был твердым, четким и резким, но при этом не слишком громким. Несколько человек проводили ее взглядом, вероятно, гадали, кто она такая. Гарри заметил, что несколько человек смотрят на странную эмблему с глазом на её груди, но никто, похоже, не знал, какую семью она должна представлять или откуда она взялась. Эми с помощью своего посоха, который держала в руке, создала кресло и села на него. Гарри на мгновение задумался о том, какое кресло создал бы Дамблдор, если бы защищал Гарри, — вероятно, что-то очень удобное. Кресло Эми было функциональным, но не казалось, что ради него пришлось пожертвовать удобством. Оно имело низкие подлокотники и высокую спинку, было окрашено в черный цвет с некоторыми вкраплениями серебристого и фиолетового. — Так, — проговорил Фадж, потеряв нить разговора и уставился на незнакомую женщину. — Обвинения, — он достал из стопки перед собой лист пергамента и зачитал написанное на нем. — Обвинения следующие: Подсудимый сознательно, умышленно, полностью осознавая незаконность своих действий и получив ранее письменное предупреждение от Министерства магии по аналогичному обвинению, произвел заклинание Патронуса в районе, населенном магглами, в присутствии маггла, второго августа в двадцать три минуты девятого, что является преступлением, предусмотренным параграфом «В» Указа о разумном ограничении колдовства несовершеннолетних 1875 года, а также тринадцатым разделом Статута секретности Международной конфедерации волшебников, — он сделал небольшую паузу и посмотрел на Гарри. — Вы — Гарри Джеймс Поттер, проживаете в доме номер четыре на Тисовой Улице, Литтл Уингинг, Суррей? — спросил Фадж, непрофессионально глядя поверх своего пергамента. Казалось, он разозлился ещё больше, когда Гарри спокойно ответил «да». — Вы получили официальное предупреждение от Министерства за использование незаконной магии три года назад, не так ли? — снова спросил Фадж, и Гарри снова спокойно ответил утвердительно. — И все же вы вызвали Патронуса в ночь на второе августа? — снова спросил Фадж, его лицо стало свекольно-фиолетовым, когда Гарри спокойно ответил на его вопрос утвердительно. Эми пришлось скрыть ухмылку: спокойное поведение Гарри принесло ему больше очков в Визенгамоте, чем гневные обвинения Фаджа, независимо от того, что на самом деле говорил каждый из них. — Зная, что вам запрещено использовать магию вне школы, пока вам не исполнилось семнадцать лет? — Фадж почти выкрикнул это, и Эми с весельем наблюдала за тем, как всеобщее внимание привлекло то, что Гарри сказал дальше. — Нет, — это было все, что он сказал, оставаясь совершенно спокойным, как и до сих пор. Прежде чем Фадж успел снова начать разглагольствовать, Эми выступила вперед. — Подробно рассказывать о том, в каком преступлении его обвиняют, нет необходимости, — сказала она. — Важно то, в чем его обвиняют, и то, должен ли закон соблюдаться. Есть два обвинения, которые ему предъявлены, давайте разберемся с ними по порядку. Фадж отвел взгляд от Гарри, и Эми с отвращением наблюдала за тем, как Фадж облизывает губы, пробегая глазами по ее телу. Это было совершенно отвратительно, и Эми мысленно отметила, что позже примет очень горячий душ, чтобы смыть с себя это нечистое чувство. — Я слушаю, мисс Вельвет? — спросил он. — Сначала разберемся с первым обвинением — в том, что он произнес заклинание вне школы, будучи несовершеннолетним. Как видят те, кто находится достаточно близко, мистер Поттер носит фамильное кольцо. Закон гласит, что если в семье нет старших мужчин, которые могли бы взять на себя роль главы семьи, и нет никого старше семнадцати лет, кто мог бы на это претендовать, то пятнадцатилетний подросток может стать эмансипированным и взять на себя роль главы. Раз он носит кольцо, значит, он глава семьи, а значит, на него не распространяется этот указ, — Эми спокойно объяснила Визенгамоту. — Возможно, сейчас это и так, — ответил Фадж. — Но мы не можем знать, надел ли он это кольцо до или после того события, о котором идет речь. Насколько нам известно, он мог стать эмансипированным сегодня утром, так что, боюсь, обвинение остается в силе, — Эми улыбнулась: кто-то сказал бы, что улыбка стала хищной, но не настолько, как у Чернокрыла. — Это правда, министр, но здесь и сейчас видно, что с этого момента он не может быть обвинен в нарушении этого указа, — сказала она ему. — Однако есть и другие факторы, которые могли бы оправдать его, другие события, которые эмансипировали его. Мистер Поттер был участником и даже победителем Турнира Трех Волшебников, который проходил в Хогвартсе в прошлом учебном году. Улыбка Эми стала чуть шире. — Предыдущие турниры были доступны для всех возрастов, от первого до седьмого курса, но этот турнир был другим. Требованием последнего турнира было то, что все участники должны быть совершеннолетними, и это требование было согласовано с Министерством. Когда из кубка прозвучало имя мистера Поттера, присутствовали два представителя Министерства: Бартемиус Крауч и Людовик Бэгмен. Оба представителя Министерства заявили, что у мистера Поттера не было другого выбора, кроме как участвовать в конкурсе, тем самым признав его совершеннолетним. Фадж начал что-то говорить, но Эми прервала его. — Кроме того, необходимо учитывать и этот случай. Только взрослый может быть судим всем Визенгамотом, а у нас здесь весь Визенгамот, не так ли? Присутствуя на суде и не подавая жалобы, все здесь признают Гарри Поттера совершеннолетним, что делает первое обвинение ложным. — Но ведь есть еще второе обвинение! — крикнул Фадж, хватаясь за соломинку. Теперь он смотрел на эту Эми, и не обращал внимания на то, что она была красивой молодой женщиной, которую он хотел бы иметь в качестве своей секретарши. Она была умна, спокойна и абсолютно уверена в себе. Кем бы она ни была и как бы она ни ввязалась в это дело, он знал, что теперь вряд ли выиграет суд. — Ах да, второе обвинение, обвинение в том, что он нарушил Статут секретности и раскрыл Волшебный мир магглам. На самом деле в момент произнесения заклинания присутствовал маггл, который уже знал о Волшебном мире. Это был Дадли Дурсль, сын Вернона и Петунии Дурсль. Дадли Дурсль — двоюродный брат Гарри Поттера, поскольку его мать — сестра Лили Поттер, и поэтому ему разрешено знать о Волшебном мире благодаря его тесной родственной связи с Гарри Джеймсом Поттером. Он также проживает в одном доме с Гарри Поттером, так как его мать опекает мальчика, что освобождает его от закона в двух этих случаях, — Эми объяснила все спокойно и четко. Гарри как можно незаметнее оглядел комнату и заметил, что Эми и сам Чернокрыл имели в виду, что их поведение и одежда значат больше, чем Гарри ожидал. Из-за маленьких истерик Фаджа некоторые люди смотрели на него с отвращением, что Гарри находил невероятно забавным. Люди, наблюдавшие за судом, казалось, с одобрением смотрели на него и Эми: ни один из них не повысил голоса во время суда и сохраняли самообладание на протяжении всего процесса. Суд закончился, и он вообще не упоминал Волдеморта, давая ему возможность зацепиться за что-то и отрицать, Фаджу не оставалось ничего другого, как проголосовать за снятие с него всех обвинений. Было невероятно легко заметить, что за снятие с него всех обвинений поднялось гораздо больше рук. На самом деле за обвинение поднялись всего четыре руки. Одной из них был сам Фадж, другой — жабоподобная женщина, стоявшая рядом с ним. Гарри постарался запомнить всех: у него было предчувствие, что именно эти люди могут доставить ему неприятности в будущем, так что лучше знать, кто они такие, сейчас, пока они не натворили дел.***
Когда суд закончился, Гарри почувствовал себя лучше. Но поскольку не боялся его так сильно, как мог бы, если бы, например, не готовился к нему, это ощущение не было таким приподнятым, как могло бы быть, но всё равно было приятно. Эми быстро вывела его за дверь, пока никто не успел покинуть залы суда, и они остались ждать снаружи. Эми наложила на них несколько заклинаний, скрывающих от глаз прохожих. Так было до тех пор, пока из двери не вышел Дамблдор, на удивление один, и мир вокруг них сместился, остановившись в комнате Чернокрыла на Площади Гриммо. Эми разделилась на Холли и Чернокрыла, первая подлетела к своей широкой полке, а второй рухнул на ближайший стул. — Мне нужно было поговорить с вами двумя, — сказал Чернокрыл, указывая на Гарри и Дамблдора. — О чем? — заволновавшись спросил Гарри. — Это как-то связано с тем, что ты делал в Министерстве до суда? — он не мог вспомнить ни одного события, произошедшего с момента его последнего разговора с Чернокрылом, которое могло бы послужить основанием для этого разговора. — Отчасти, но только отчасти, — ответил Чернокрыл, потянулся к подсумку на поясе и достал сложенный лист пергамента. Он продублировал его и передал по одному Гарри и Дамблдору. Гарри развернул свой и взглянул на него, не увидев ничего, кроме списка объектов, мест и защитных сооружений. Однако для Дамблдора это явно что-то значило, так как он резко вдохнул. — Как видите, три из них пересекает линия. Это те, о которых уже позаботились, так что вам не стоит о них беспокоиться. Я не знаю, сделал ли он ещё, и у меня есть подозрения насчет его змеи, но эти он сделал до тридцать первого октября 1981 года, — сказал Чернокрыл. — Ты уверен в этом? — Дамблдор спросил очень серьезным тоном, которого Гарри никогда раньше не слышал. — Это все? Это все они? Ты не пропустил ни одного? Цифры складываются, как и следовало ожидать, но ты на сто процентов уверен, что он сделал именно столько? Чернокрыл кивнул. — Если их было больше, то даже сам Риддл не знает об их существовании. Последний был создан случайно, так что создание ещё одного не так уж и маловероятно. Как я уже сказал, у меня есть подозрения насчет Нагайны. На вашем месте я бы убил её, чтобы убедиться в этом, потому что вы же не хотите потом жалеть о чем-то, что так легко было решить. — Это просто потрясающе! — воскликнул Дамблдор, видя в этом списке какую-то невероятную ценность, которую Гарри, откровенно говоря, не мог понять. — Одним этим списком ты, наверное, сделал больше добра, чем кто-либо другой в Ордене. Спасибо, Чернокрыл, благодаря этому будущее выглядит не таким мрачным. — Есть еще кое-что, — сказал им Чернокрыл и снова потянулся к мешочку. Он достал какую-то стеклянную сферу, и Дамблдор, похоже, узнал её. — Я знаю, что здесь написано, и, честно говоря, это полная чушь. Думаю, будет лучше, если вы ему скажете, но, повторюсь, это не мое дело. Я заменил её подделкой, которая, если он её найдет, заставит его подозревать своих людей. Я также наложил на неё несколько проклятий безумия и если он ещё не сошел с ума, то они будут иметь интересные последствия. Чернокрыл был правдив. Хотя он лично не слышал пророчества, но, как только оно было снято, чары, защищавшие его, исчезли. Он отослал его в Часовую башню, где его прослушали и прислали на телефон сообщение со словами. Так что да, он знал, какое пророчество из этого мира, но это вовсе не означало, что в его мире оно было таким же. — Думаю, скоро ему придется это выслушать, он растет, и сегодня вел себя гораздо взрослее, чем я ожидал, — глаза Дамблдора начали безумно блестеть. — Думаю, я должен поблагодарить тебя за многие изменения, произошедшие за последние две недели. Будет жаль видеть, как ты уходишь, если вам действительно удастся найти путь в свою родную реальность. Чернокрыл кивнул головой. — Зелретч попытается забрать нас сегодня ночью, будьте готовы к приему гостей, — сказал он. — Я не знаю, как Фиделиус будет действовать во всем этом. Они могут просто появиться в доме и не знать, где он находится, что позволит им прибыть, сохранив тайну, или же произойдет что-то другое. Вероятность того, что что-то случится, была невелика: Зелретч был мастером Калейдоскопа и позаботился о том, чтобы все они были в курсе Тайны. Единственное, о чем думал Гарри, — это о том, кого Зелретч собирается привести с собой: вполне вероятно, что он, по крайней мере, попытается устроить небольшой хаос. — Что ж, — сказал Дамблдор. — Я думаю, что было бы неплохо спуститься вниз. Молли, несомненно, приготовила нечто вроде пира, и с нашей стороны было бы нечестно лишать обитателей штаб-квартиры возможности отпраздновать. Думаю, я тоже немного побалую себя: малиновый пирог Молли просто бесподобен.***
Вечеринка внизу действительно получилась довольно оживленной. Единственным, кто казался притихшим, был Сириус Блэк, возможно, ему хотелось немного компании из-за одиночества в этом доме. Быстрый разговор с Дамблдором, вероятно, сообщившим ему, что Гарри собирается остаться на лето у него, а не у Дурслей, немного развеселил его. Чернокрыл решил не рассказывать ему о последнем задании, которое он поручил Лен перед тем, как забрать её, — доставить письмо об одном крысином анимаге Амелии Боунс — и оставил его в качестве сюрприза, если из этого что-нибудь выйдет. Чернокрыл старался оставаться незаметным, прячась в тени, как он обычно делал, и его глаза обшаривали всех присутствующих. Повсюду были Уизли, рыжий цвет волос был самым распространенным, а близнецы и Джинни вели себя особенно шумно. Он заметил несколько взглядов, которые старшие Гермиона и Рональд Уизли бросали друг на друга, когда один из них не смотрел, — такой пары он себе не представлял, но каждому своё. Затем раздался шум, заставивший всю вечеринку остановиться. Громкий рев разнесся по дому, и Чернокрыл услышал топот ног по лестнице. Он обернулся и вскоре обнаружил, что прижат к полу химерой, которая принялась с энтузиазмом облизывать его лицо. — Карла? — прошептал он, избегая слюны, которая начала покрывать его повязку. — Это ты, девочка? — ещё один рык, в котором каким-то образом прозвучало счастье, заставил Чернокрыла вздохнуть и покачать головой. — Непослушная Карла! — раздался другой голос, тоже довольно знакомый Чернокрылу. — Не размазывай слюни по своему папочке! Чернокрыл застонал. — Арквейд! Я не папа Карлы, что бы ты ни говорила и как бы она себя ни вела. — Нет, это ты! — раздался в ответ веселый голос последнего оставшегося мертвого апостола, прежде чем Чернокрыл почувствовал, что с него снимают груз. Он быстро произнес несколько чистящих заклинаний, чтобы избавиться от слюней, и поднял голову, чтобы посмотреть, кто пришел. — Рад нас видеть, братишка? — спросила Эвриала, прежде чем в ее глазах появился озорной блеск. Она схватила Сфено и потащила ее к Гарри, который всё ещё лежал на полу, так что они вдвоем рухнули на него и обнялись. — Эй, рад вас снова видеть, — он ласково улыбнулся своим сестрам. — А что насчет остальных? — спросил Альтруж, глядя на спутанный клубок конечностей и фиолетовых волос. Чернокрыл хихикнул. — Рад видеть и вас, Альтруж, Арквейд, Лиз, Лен, Фран, — последние трое смешались с вновь прибывшими, так что казалось, что они пришли вместе с ними. — Ну, если их можно обнять, то почему бы и нам не обняться? — спросила Лиз с широкой улыбкой на лице, втягивая Фран в групповое объятие Горгон. Лен по собственной воле последовал за ней, а Арквейд вскоре втянул туда и Альтруж. Вейвер лишь с нежностью улыбался, глядя них, и забавлялся выражениями лиц всех остальных в комнате. — Ты собираешься присоединиться к ним, Аоко? — спросил он женщину, стоявшую рядом с ним. Она подняла бровь, посмотрела вниз, на кучу довольно могущественных существ, которые ведут себя как дети, и снова посмотрела на него. — Нет, я могу размазать свой макияж, — ответила она. Вейвер понял, что это просто отговорка, но ему и самому не очень-то хотелось быть прижатому к земле, так что все было более чем понятно. Он покачал головой и посмотрел на Зелретча, единственного, кроме Холли, кто воздержался от восторженных приветствий. Зелретч посмотрел на Гарри, затем на младшую Гермиону. — Ну что, вы все готовы отправиться домой? — спросил он.