Итак, Кристофер очень любит Феликса. Привязан альфа к нему слишком уж сильно и ничего не может с этим поделать.
Да и зачем вообще что-то делать?
Чан ведь любит его…
Он его законный муж… и этим все сказано. Даны ответы на все вопросы.
А Феликс, в свою очередь, наоборот, только лишь хочет, чтобы его ненавидели.
— Я хочу, чтобы ты пришел домой пьяным, — если Чан не может этого сделать, если не может не любить его, то… пусть поступит с ним как нынешние мужья.
Не будет таким хорошим, верным, любящим...
— Что ты говоришь такое, Феликс? — искренне не понимает Кристофер, удивленно смотря в карамельные глаза напротив.
— Обмани меня, Крис, предай меня, держи чертовых любовников перед моими глазами и даже не скрывайся, — отчаянно просит Феликс, чуть ли не плача. Омега не может так. С этой виной в душе.
НЕ ХОЧЕТ ОН БЫТЬ ЕДИНСТВЕННЫМ ПЛОХИМ.
Если Кристофер сомневался до сих пор, то сегодня он убедился, что его уже возненавидел собственный муж. Вот почему Феликс и требует так безостановочно, чтобы он ненавидел его: он просто требует взаимности.
Все ведь так просто...
Феликс не хочет быть таким, но он уже стал таким. Чан же не такой, он не способен на измену. У мужчины даже задней мысли не возникает. Он попросту не замечает других. Все его мысли заняты только лишь одним Феликсом.
Любит он его.
Это не просто какие-то жалкие слова для оправдания его действий. Бан Кристофер Чан действительно любит Феликса.
А как тут не любить?
— Будь либо
старым человеком со старыми взглядами на жизнь, либо же новым человеком, молодым в душе и мыслях, и веди себя, как ведут себя все молодые альфы вокруг тебя. Л-либо будь самым настоящим тираном. Либо просто предателем, — произнес он последние слова на ухо Бану. Феликс дрожал...
Кем быть?
Быть тираном или предателем?
Предать Феликса…
О нет, этого он не может сделать, наверное, никогда. С точки зрения Кристофера, мужчине простительно делать все, если он холост. А когда он занят, то должен оставаться верным своему омеге. Нет, Кристофер не хочет предавать, ему даже противна эта мысль.
Он не сможет.
Не хочет.
Не захочет.
И, наконец, как предать?
Зачем?
Есть кто-то лучше его Ликси? Ох, не-е-ет.
— Как? — повторял мужчина себе под нос одно злосчастное слово с горькой болью в самом сердце. В этом слове он почувствовал тотальную иронию, жуткую насмешку.
Предать… Да, Кристоферу понятно, что хотел сказать этим словом омега.
Предал…
Влюбился?
Изменил?
Он безжалостно грыз свои пухлые губы от тяжелой невыносимой мысли, от осознания боли, от которой не было лекарства. О-ох, законы природы, чертовы законы.
Проклятая отвратительность...
Разве нет никакого способа остановить разрушительную силу? Это чертово старение…
Нет, он все средства попробовал уже и разочаровался...
Так стать тираном?
Запереть мужа дома, ругаться, бить своего любимого омегу. И почему бы и нет? Если до сих пор старший давал полную свободу любимому жить по своему желанию и делал так вопреки своим взглядам только потому, что любил его, не хотел, вернее, не мог огорчить этого
ребенка. Ребенка? Теперь сам Феликс говорит, что ему надоела эта свобода.
Чувство уважения подавляет его больше, чем сила ненависти. Быть «хорошим человеком»… Кристофера мучает именно это.
Феликс потерялся.
О, теперь только Бан понимает это. Какой же он жалкий. Грешить против хорошего человека не так просто, как против тирана или предателя.
Совесть не позволяет.
Феликс чувствует себя виноватым и не может, даже не пытается скрыть свои ошибки и чувства от мужа.
Пусть альфа станет плохим человеком в обществе, и тогда Феликс наконец посчитает себя свободным и… А теперь он в замешательстве...
Под влиянием этих мыслей Кристофер почувствовал такую боль, какую никогда не испытывал. Он видел и горькие дни. Был беден, беззащитен, нес на себе тяжесть человеческих презрений.
Став торговцем, он дважды вблизи видел глаза того страшного для торгового мира дракона, который называется банкротством. Кристофер, ох, как же часто слышал насмешки и ругательства кредиторов.
Как любящий сын, он сорок восемь часов наблюдал за мучениями умирающей матери.
Как любящий отец, он перенес смертельный удар первого ребенка. Видел полностью разбитого и еще совсем молодого Феликса с уже бездыханным телом их малыша в руках, их первенца.
Он видел и многие другие несчастья, но никогда не страдал так, как сейчас. Никогда.
Феликс…
Его солнце…
Счастье и смысл жизни...
Он представлял себя в роли мужа-деспота и сам боялся всего, что мог и способен был сделать в этом положении. До сих пор он ревновал, да, но ревновал только молодость мужа. А теперь вдруг возникает мерзкое, адское сомнение — не предал ли Феликс?
И если он предал, то кто его вводит в заблуждение?
Кто влюбил его в себя?
Феликс не смог бы без чувств изменить ему. Чан очень хорошо знал мужа, и от этого становилось так больно.
В последнее время Феликс настолько дистанцировался от компании альф, что трудно сомневаться в ком-либо.
— Хван? — в конце концов, Кристофер пришел в сознание. Почему бы и нет, разве он не молод, красив, умен и способен на многое? Но нет, это невозможно. Какая преступная мысль. Хенджин ведь так уважает Кристофера, относится к Феликсу с таким почтением. Ли холоден к нему до такой степени, что стыдно даже сомневаться в их отношениях.
Но чем больше Бан старался выбросить из головы этого человека, тем сильнее молодой и свежий облик угрожал ему․․․
Так длилась целая неделя. Дело дошло до того, что Чан хотел сократить визиты Хвана. С этой целью он позитивно отказался от части леса именно в день аукциона. Феликс был очень недоволен, но не посмел сказать что-либо по этому поводу.
Не его дело.
Хенджин так и не понял его истинной мысли, лишь темным образом почувствовал, что в Кристофере в последние дни происходят какие-то перемены. Он насторожился и немного сократил свои визиты.
Теперь альфа с подозрением относился к мужу, следил за каждым его шагом. Он еще не вел себя как тиран, но уже был близок к этому уровню. И сближался без взвешенного решения, а так, бессознательно.
Кристофер самонадеянно думал, что Феликс сожалеет о содеянном и вскоре начнет протестовать против нескольких простых суровостей человека. Но произошло обратное. Однажды альфа запретил Ли ходить на какой-нибудь спектакль как раз в тот момент, когда юноша уже был одет и снаружи его ждал упряжной карет. Феликс сразу же снял шикарную шубу с плеч, сказав:
— Хорошо, альфа, если ты не разрешаешь, я не пойду.
Кристофер пожалел об этом, он ведь просто пытался.
— Иди, потому что ты готов, — сказал он в ответ.
Но омега начал в это время по очереди снимать верхнюю одежду, затем белье, обнажаясь без единой мысли соблазнить.
— Иди, — сказал Чан уже более настойчиво. Тон голоса стал немного громче и грубее. Феликс слегка вздрогнул от неожиданности, но не стал останавливаться.
— Я-я лишь имею в виду, если ты не разрешаешь, как мне это сделать?
— Не запрещаю, — повысил голос на мужа в первый раз.
— Нет, запрещаешь, — Ли не прекращал провоцировать его.
Альфа рассердился и повысил голос уже окончательно.
— Я говорю тебе, что позволяю, Феликс!
— Ты позволяешь этому случиться, но ты повышаешь голос при этом. У тебя есть право, кричи. Давай еще громче, Чан. Альфа...
— Феликс! — закричал Кристофер, повышая голос. — Не удаляйся.
— Я уже удалился, Крис. Мои волосы... они тоже распущены, одежда помята. Э-э-э, ты злишься, твои глаза краснеют, ты сжимаешь кулаки. Если хочешь бить, у тебя есть право. Бей меня, давай.
В то время Кристофер не был ни в ярости, ни краснел, ни тем более сжимал кулаки. Он был только зол.
— Бить? — произнес он тихо, опустив плечи. Его голос дрогнул.
— Да.
— Я знаю, что ты имеешь в виду, но время от времени ты говоришь что-то, что вызывает у меня зуд, и у меня аж руки чешутся.
— Я не против, бей. Бей, как тебе угодно. Я бедный, беззащитный, бей․․․ — и Феликс начал рыдать, падая на диван.
Кристофер, который просто не мог смотреть на это все безумие, невольно смягчился. Более того, он был готов подойти, обнять и поцеловать мужа, прежде чем даже попросить прощения. Но он сдержался. Пусть не думает, что его муж слишком слаб.
— Ты сошел с ума?
— Я знаю, что я сумасшедший, но кто бы не хотел, чтобы я был сумасшедшим? — уже начинает смеяться Феликс.
— Феликс…
— Так что запри меня дома, не выпускай меня, я… я могу быть абсурдным. И ты сам прекрасно это все понимаешь. Я могу делать всякого рода нелепости․․․ натворить ужасные вещи… сойти с ума…
— Я…
***
Подобные сцены повторялись несколько раз. И каждый раз Феликс, казалось, старался настроить мужа таким образом, чтобы тот потерял терпение и, наконец, яростно поднял кулак над его головой.
Кристофер все еще мог контролировать себя.
Он думал о чем-то другом.․․․
