Hostage

Вместе с оскорблениями со стороны мужа с помощью самых обыкновенных слов и правды Кристофер чувствовал еще и угрызения совести. Чем смелее были слова Феликса, тем более справедливым и правдивым был смысл. Обвинение было простым, обоснованным и... неоспоримым.  О, если бы только старость была... проблемой и причиной. Но что можно возразить на безжалостный и ужасный факт, тяжесть которого он чувствует без омеги? Он чувствует все это, потому что прекрасно знает, что только лишь любить — мало, нужно иметь также право любить, то есть быть способным. Чан был способен только на это, но вот Феликс… нет. Омега, возможно, тоже, но любил он не Кристофера, и тот сам все прекрасно видел и осознавал. Еще на втором году брака он почувствовал, что скоро лишится этого средства. И когда он почувствовал, что начинал терять его, он много думал, много работал и не нашел возможности противостоять ударам природы. Он наконец убедился, что никто, никто не сможет ему помочь в этом случае, даже если он пожертвует все свои миллионы.  Горькая ирония судьбы.  Несчастье началось как раз в тот момент, когда он надеялся жить новой, более спокойной и счастливой жизнью...  Что делать сейчас, когда от него требуется невозможное?  Феликс ведь действительно просил о невозможном. Кристофер не мог переписать законы природы или же каким-то магическим образом влюбить в себя собственного мужа. Ох, как сильно он хотел этого, однако не был способен на все это. Никто не был способен на такое, и, увы, в этот раз все решали не деньги. Феликс просто мастерски притворялся все это время, а Кристофер в свою очередь действительно верил ему. Мужчина, как самый настоящий наивный ребенок, думал, что его любят, и у него даже задней мысли не возникало, что Феликс чем-то недоволен или его вообще что-либо не устраивает в их совместной жизни. Расстаться с ним. Дать свободу тому, кто требует. Идти туда, куда хочет, жить с кем хочет.  Нет… Кристофер просто не был способен на это. Довольствоваться теми первыми двумя-тремя полувечными годами супружеской жизни, когда у него еще было право быть мужем. Мужчина просто не хотел отказываться от Феликса и давать ему ту самую свободу. Бан ведь был неимоверно счастливым от мыслей о том, что Феликс принадлежит именно ему целиком и полностью. Много кто ему завидовал. Много кому Феликс нравился. Однако именно Кристофер был его альфой. Именно его метка красовалась на изящной шее Феликса. Но принадлежал ли он ему вообще? Хотел ли он вообще этого? Нравилась ли ему эта метка, когда он сам смотрел на себя в зеркало, находясь совершенно один в комнате? Чан ведь никогда не думал о таком. В какой-то момент он почувствовал, что если у него есть мужество и представления о морали, он должен это сделать. Ведь нельзя без права насильно завладеть жизнью живого существа.  Однако... на мгновение он испугался.  Отделиться от Феликса… Оставить его... Мужчину, который украшает его жизнь и дает поток его сухому существованию. Бросить его в чужие объятия и, наблюдая издалека, мучиться морально, становиться предметом насмешек и разговоров... Нет. Օ, нет-нет, это невозможно, это выше его сил.  Так что?  Заставить жить с ним, с человеком, которого он не любит и никогда не сможет полюбить? Может быть, вопреки его теплому желанию? Разве это не невежество?  А он не только совершает такую бесчувственность, но и дает Ли эту бесчувственность, считая ее благодатью.  И, преследуя эту мысль, альфа мучился. Раньше он не любил общество, а теперь полностью отвернулся от них. Он ни к кому не подошел. Ни к кому не подошел и даже не хотел разговаривать с родителями мужа. Инстинктивно он догадался, что Феликс поведал им тайную причину своего горя.  То, чего так стыдился Кристофер.  Ах, ужасная ситуация. Кому известна его боль? Кто будет сочувствовать ему и, что самое главное, кто оправдает его связь с Феликсом? Никто.  Альфа прекрасно понимал, что такое невозможно оправдать. Никто бы не стал этого делать, даже если бы это было возможно. Насильно ведь заставил выйти за него омегу младше на тридцать лет. Он знал это, поэтому молчал и молчал. Может, Феликс раскается, попросит прощения за безжалостный упрек и смирится со своим состоянием, перестав требовать невозможного, неестественного. Но и эта надежда не обещала ему ничего хорошего в будущем.  — Потом... — повторял он, слегка наклоняя голову к груди; руки опускались вниз. Да, тогда и его бессилие, что неизлечимо․․․ Техен и Чонгук сочли целесообразным оставить проблему неопределенной и покинуть город. На самом деле они уже просто не могли выносить надменный взгляд Кристофера и его эту действительно темную ауру. Пара явно не была готова к такому. Они прекрасно чувствовали, что их присутствие очень огорчает Чана, в то время как они не могли найти никакого способа избавить сына от боли. В день поездки Техен через силу еще раз попытался убедить Феликса, что другого выхода нет, нужно подчиниться судьбе.  — Он твой муж, Феликс, — глубоко в сердце он сам понимал, что говорит не то, что хочет, а делает все это на автомате. Как велел муж. Однако былого уже не вернуть. Было уже слишком поздно каким-то образом переубеждать сына. В этот раз Феликс не был молодым неопытным мальчишкой, который вообще ничего не смыслил в отношениях между двумя людьми. Феликс очень сильно изменился за это время, и отец на самом деле не знал, стоит этому радоваться или наоборот. Он не был глупцом и прекрасно это понимал, однако для вида попытался. Но напрасно.  — Если я когда-нибудь вернусь к тебе, пап, ты примешь меня? — холодно спросил Феликс. Насколько бы холодно ни звучал его голос, отец прекрасно видел, как у того дрожали руки. Омега был в ужасе. Но он чувствовал, что его сын уже бесконечно несчастен, поэтому он с усердием ответил: — Какой родитель оставит своего ребенка на улице?  Ли обнял отца за шею, поцеловал, а потом начал рыдать, повторяя:  — О, как я несчастлив, пап! Я люблю тебя, спасибо тебе.

***

Однажды, после завтрака, дворецкий сообщил Чану, что Хенджин спрашивает, примет ли он его.  Кристофер приказал это сделать. Хван вошел с привычной дружественной улыбкой на лице, крепко сжал руку своего родственника и сел напротив него. Чан, который был занят за столом какими-то счетами, собрал бумаги и отложил их в сторону, спросив, где был гость все это время. Выяснилось, что Хенджин не зря пропадал. Мужчина провел последние две недели в Японии, вернулся только сегодня утром. Он решил заняться делами и пришел за поддержкой. Чан сказал, что завтрак готов. Он пошел с гостем в трапезную. Там совсем исхудавший Феликс, сидя за столом, кормил сына. Он принял гостя безмятежно, легким кивком головы отвечая на его скромное «привет». Феликс так похудел; его взгляд потух; руки выглядели слабее; кожа была не совсем здорового оттенка. Мужчине было очень плохо. Хенджин прекрасно видел все, знал, что он мучился как никто другой. Он хотел сжать хрупкое тело у себя в объятиях и больше никогда не отпускать. Расцеловать щечки и пухлые губы, как в их последний раз. Любить его как мог только он. Ох, какое у него было желание забрать омегу с собой и дарить ему всю свою любовь. Сынмин ждал его дома. Хван сразу догадался, что отношения между ними напряженные. В глубине души на этот раз он искренне сжалился над Крисом, глядя на его необычайно мрачное лицо. Хенджин говорил о промышленном ажиотаже. Внезапно он почувствовал себя виноватым из-за того, что у него были какие-то предубеждения. Он пожалел об этом. Но альфа сожалел не столько о каком-либо моральном принципе, сколько о том, что его дерзкие тенденции были напрасны и никогда не будут реализованы. Вся суть Ли давала ему понять, что отклонить этого омегу с прямого пути не очень-то просто и что у него не было верного представления о нем. Течка это другое. Он решил действовать осторожно. Почему напрасно лишать себя дружбы с таким могущественным человеком, как Чан, в то время как его новое дело тоскует по его поддержке?  Он старался показать безразличие к Ли и сумел стереть последний намек злого сомнения из сердца Чана. На прошлой неделе он снова отправился в Японию, а потом вовсе отправился в Лондон. На этот раз пришло последнее прощание. Он уходит в отставку и… надолго. Стоило ли попрощаться с Феликсом и сообщить обо всем? Да. А смог бы он этого сделать? Нет...