Им всем недостаточно платят

      Жизнь текла размеренно и спокойно. Ким Рок Су всё чаще улучал момент для себя: думал, погружался в записи, пытался не загружать себя работой и в целом залёг на дно. Наступил долгожданный отдых – ему всё ещё нужно было проводить уроки, но ученики справлялись удовлетворительно, поэтому дополнительные тренировки перестали быть актуальными. Реакция общественности пошла на спад, документов стало гораздо меньше. Вернулись посещения библиотеки и архива, в них Ким Рок Су абстрагировался от прошлого и мыслей.       Раньше он считал это отдыхом, но теперь, глядя на это свежим взглядом, это было ничем не лучше перерабатывания.       Ким Рок Су всю свою жизнь контролировал себя и игнорировал одновременно, в этом он стал неподражаем. Теперь, однако, прежние паттерны поведения канули в лету; появилась потребность приспосабливаться, если не отказываться от жизненных констант, то начинать их осознанно игнорировать.       Ким Рок Су учился жить в ладу с собой почти безуспешно.       Он перестал обрывать свои мысли, ведущие к записям, и лишь позволял им проигрываться. Бередил старые, незаживающие раны, наконец найдя время вглядеться в степень причинённого ущерба. Не стало лучше, не стало и хуже. Ничто кардинально не изменилось, кроме того, что игнорирование Ким Рок Су заменил смирением и пассивностью. Он посмотрел в лицо своим собственным решениям и вновь не пожалел; он наблюдал последствия, ощущал своим уставшим разумом, насколько всё оказалось на самом деле плохо. Ким Рок Су был в полном раздрае годами, и теперь он не с больным интересом, но с ужасающим отсутствием удивления наблюдал за тем, к чему его это привело.       Ким Рок Су осознавал свои проблемы, но, не имея никакого стимула или обязанности, не делал с ними ничего. Да и что тут можно было сделать?       Мозг не отключишь, мысли не перекроешь – мышление не изменить, как и отношение к происходящему. Ким Рок Су никогда не менялся, а лишь прогибался под обстоятельства, и в этом была его проблема. Из раза в раз он смирялся с проблемами своей жизни как с должным и упорно двигался дальше, не думая об этом ни секунды. Запись отняла возможность саморефлексии, и так бы Ким Рок Су без проблем прожил жизнь – в отрицании, игнорировании и с закрытыми глазами. В целом, ему было всё равно, пока он не умирал, был сыт и не слышал рычания монстров над ухом.       Из-за других, однако, стало казаться, что стоит попробовать.       Из-за проницательности Тенсея, умных глаз Токоями и Тени, странного почти сочувствия и понимания Набии, печальных замечаний по поводу эффективности от Незу и лицемерных указаний на внешний вид от Айзавы. От записи и от себя Ким Рок Су никуда бы не убежал, да и пробовать не хотелось: смирение тонким слоем посеребрило сердце, пустило внутрь паутину и сдержало дыхание, замедлив жизнь. Однако, что-то старое, бурлящее и едва ли дожившее до этого момента поднималось в груди. То ли обида за себя, то ли желание лучшего будущего; из-за этого Ким Рок Су понял, что будет действовать. Ради них, да.       Но прежде всего ради себя.       Во что он превратился? Молодой человек, убивший свою человечность, сухой, почти отсутствующий характер, свобода лишь в том, что делать выбор не обязательно, – всё решено за него обещаниями, – глаза старика, усталость и трупы. За спиной, в прошлом, на совести, в памяти – везде. Ким Рок Су и не жил никогда, кинув свою жизнь в грязь выживания и там же растоптав. Возможно, хотя бы покой в этой жизни ему стоит попробовать; то, ради чего он так старался, к чему так стремился.       Что обещал провести вместе с ними, что предназначалось для воздуха лёгкой жизни над их общей фермой, что ушло навсегда, невкушённое и невиданное.       Ким Рок Су потёр переносицу.       Попытки бесполезны, но он не перестанет пытаться – в этом весь Ким Рок Су, вся его суровая настойчивость и убеждённость.       Пришла пора меняться, оставалось лишь надеяться, что меняться в лучшую сторону.

• • •

      С первого же взгляда Ким Рок Су понял, безоговорочно и неотвратимо.       Первокурсники уехали на практику некоторое время назад, на этот раз без сопровождения учителей. Лигу посадили полным составом, опасаться было некого. Остались лишь ежедневные отчёты работодателей о состоянии учеников Юэй, связь и общие чаты. Ким Рок Су работал, как обычно, выкладываясь более чем полностью – только в этот раз свои силы он положил не на алтарь выживания и трудоголизма, а в пучину саморефлексии. Методично и напористо, как и во всяком другом деле, Ким Рок Су безжалостно вскрывал проигнорированные и плохо зажившие раны на душе, и везде обнаруживал гной. Даже будто становилось легче, когда он признался самому себе в своих проблемах.       Он научился контролировать запись, не игнорируя и не подавляя при этом своих воспоминаний и мыслей. Тяжело, да, со слишком частым для комфорта терянием себя среди записей, однако прогресс ярко прослеживался. Ким Рок Су не изменил себя, – казалось, он никогда бы и не смог, – не изменил свой тщательнейший подход, своё отношение, но изменил свой способ справляться с этим.       Сейчас ему действительно не было смысла вникать во все события и ожидать отовсюду засады. Ким Рок Су не перестал собирать информацию, не перестал и чувствовать убийственную ответственность за каждую её частичку, однако сумел сделегировать некоторые вещи Незу. Раньше, будучи лидером команды, на которую ополчились все, он не мог позволить себе роскоши разделения с кем-то своих обязанностей.       Скорее не хотел, воспринимая команду как свою ответственность. Он не позволил им отвечать за самих себя, и в этом была вся проблема.       Здесь же, никому ничем не обязанный, кроме ведения уроков для студентов Юэй и перебирания документов Незу, Ким Рок Су с меньшими угрызениями со стороны совести перекладывал часть своей нагрузки на окружающих. Айзава и Влад сами разбирались с ментальным и физическим состоянием своих учеников, все мало-мальски представляющие угрозу подпольные группы переходили под ответственность Незу, Айзавы или Каямы в зависимости от ситуации.       Никогда ещё в безразличии и измученности Ким Рок Су не было столько... удовлетворения.       Поэтому, когда Ночноглаз втянул учеников в расследование, Ким Рок Су не присоединился. По правде говоря, он даже не был героем, хотя и мог бы помочь с планированием через Незу. Однако, он верил в навыки Ночноглаза настолько, чтобы верить его суждению по привлечению студентов к миссии, самим ученикам в навыках, которые им привили, и доверял Айзаве в том, чтобы присмотреть за ними во время рейда.       Когда первые курсы вернулись с практики, за ногой Айзавы пряталась маленькая девочка.       То, как Ким Рок Су шёл вперёд, никогда не удаляло его от прошлого. Он этим прошлым жил и дышал, и давно научился функционировать, смирившись с этим. Это означало только то, что он узнал.       Узнал затравленное выражение расширившихся глаз, желание казаться меньше, то, как девочка держалась углов, сжимала кулаки и прижимала руки к животу. Ким Рок Су понял и незажившие синяки на ногах и руках, и бинты, и выражение смирения-готовности. Когда-то и он был таким.       Любые звуки присутствовавших в гостиной общежития учителей тут же отошли на второй план. Ким Рок Су сделал несколько максимально читаемых шагов в сторону девочки, показал руки, убеждая, что в них нет оружия, слегка наклонился и взглянул в глаза ребёнка.       Глаза слишком умные, уставшие и смирившиеся, однако протест в них до конца не утих.       – Как тебя зовут?       – Э-эри, – голос девочки звучал тихо и неровно, а голову она наклонила, избегая зрительного контакта. – А вас?..       Айзава выглядел удивлённым обменом репликами, будто не ожидал, что Эри действительно заговорит. Ким Рок Су мог судить – да, такие дети редко сразу доверяли и говорили. Лишь возможно, что Эри разглядела в нём сразу родственное существо, кого-то похожего на себя. Дети, как Ким Рок Су и она, подвергшиеся насилию, перманентно проницательны.       – Ким Рок Су.       Ким Рок Су аккуратно, почти нежно опустил руку на макушку Эри, с пониманием наблюдая, как она сжалась в ожидании удара, и погладил на удивление мягкие белые волосы.       – Ты молодец, что выжила. Ты очень сильная, Эри.       Это не залечило травм, конечно, но Ким Рок Су мечтал о чём-то подобном в далёком детстве и никакому ребёнку бы не пожелал вариться в том же, через что прошёл он. Когда Эри беззвучно заплакала, удивлённая и разбитая, и позволила себя обнять, степень её худобы стала ясной и ощутимой.       Ким Рок Су знал и голод, и боль, и издевательства со стороны взрослого, и, пусть это всё осталось в прошлом, он помнил. Помнил и понял так, как мало кто бы смог.       Айзава выглядел почти сконфуженным, будто съел что-то горькое, глядя на объятия Ким Рок Су и Эри. Впечатление они производили наверняка неизгладимое – ребёнок, в котором отчётливо читались следы издевательств, обнимал и цеплялся за человека, которого видел первый раз в жизни.       Жертвы, однако, узнавали друг друга с полуслова, и Ким Рок Су, безоговорочно понимая, позволил Эри заливать тихими слезами его одежду.       Он не станет лишать ребёнка того, чего не получил сам. Возможно, только возможно, Ким Рок Су сумел бы не дать Эри стать такой же, каким стал он.       В конце концов, Ким Рок Су многое мог проигнорировать, но страдающие дети никогда не входили в этот список.       Время шло. Минуты бежали, часы спешили им вслед, дни быстро летели. Эри осталась на попечении Юэй, официально закреплённая за Айзавой, однако родителями ей стал весь персонал. Ким Рок Су видел её беспокойство, ощущал его кожей и пытался помочь: урезонивал Каяму и Куросэ, когда их смех превышал допустимое количество децибел, следил за тем, чтобы ножи – и его, и кухонные – всегда лежали в ящиках, а не на видных местах, двигался в присутствии Эри максимально читаемо и предсказуемо. Всё ещё закрытая и неловкая, максимально травмированная, Эри всё же была невероятно сильной. Она постепенно приспосабливалась, меняла своё мнение о мире и давала им всем такой вотуум доверия, что Ким Рок Су не мог не уважать её отчаянное желание жить, жить лучше, чем когда-либо, найти свои нормальность и спокойствие.       Эри сжималась от громких звуков, зажмуривала глаза, когда кто-то рядом поднимал руку, и отворачивалась, если ей смотрели в глаза. Ким Рок Су понимал, он и сам через это проходил, поэтому всегда говорил монотонно и безлично-тихо, не жестикулировал и не возражал от прерывания зрительного контакта. Ким Рок Су понимал в силу своего прошлого маленького «я», которое хотелось бы забыть, но которое лежало в основе всей его личности.       Эри, однако, им не была. Она, в отличие от старого Ким Рок Су, притихала от каждого упоминания крови, больниц, шприцов и бинтов. На её коже расцветали не синяки и следы битого стекла, а хирургические надрезы и швы. Её глаза мрачнели от взгляда на шрамы, в то время как Ким Рок Су спокойно перевязывал свои и лишь считал их слегка отвратительными. Эри наблюдала за миром с интересом и видела в нём столько прекрасного, сколько никто другой бы не смог. Ким Рок Су же пресытился миром, почувствовал себя комфортно в черни и грязи, всеми фибрами души презирая это место, и не видел никакой красоты.       Там, где Ким Рок Су застыл в стазисе и смирился, Эри пошла вперёд. Там, где Ким Рок Су ни на что не надеялся и выживал, Эри робко, но неуклонно тянулась к возможности жить.       Эри была личностью совершенно другой, сложной и интересной; её статусы сироты и жертвы никогда не были основополагающими чертами. Ким Рок Су же, казалось, весь вырос из своей трагедии и существовал лишь произошедшими несчастьями. Ким Рок Су глядел своими тусклыми глазами в полные желания жить глаза Эри и не мог остановить себя от вопроса: «Как мир ещё не затушил этого огня?».       Да, Эри уже сейчас была личностью, причём гораздо более сильной, чем Ким Рок Су когда-либо сумел бы стать.       После довольно обыкновенного дня учителя стеклись в общую комнату. Это оказалось практически традицией – спускаться на кухню и коллективно проверять бред, написанный студентами. Подавляющее большинство из них могло найти в себе силы на это лишь при наличии рядом хорошего крепкого кофе или чая, другим же нужна была возможность разделить с кем-то пару особо забавных строк из эссе. Ким Рок Су привычно швырнул на стол папку документов Незу вместо домашних заданий учеников – основы выживания были предметом практическим, и письменных работ было ничтожно мало. Несчастные Цемментос, Ямада, Айзава и Кан же, наоборот, корпели над высоченными стопками студенческих работ, как крепостные крестьяне: без выходных, права уйти и достойной оплаты. Не существовало достойной оплаты за эссе того же Каминари – это подтвердил закономерный вздох Ямады.       – Когда-нибудь он обязательно поймёт времена глаголов, – сокрушался он, черкая красной ручкой в работе, вероятно, через слово. – Или я уйду на пенсию, лишь бы мои глаза этого не видели.       – Тебе до пенсии ещё долго горбатиться, – в ответ буркнул Айзава.       – Позволю какому-нибудь злодею отрубить мне условное ухо и уйду по инвалидности.       Эссе, очевидно, оказалось на редкость отвратным.       В остальном ночь шла спокойно. Яги вновь обложился пособиями, хотя основные курсы преподавания уже закончил, Куросэ и Каяма устало беседовали, а Эктоплазм уткнулся в книгу. Ким Рок Су пробегался глазами по документам, изредка звоня Незу для выяснения некоторых моментов сделок, ставил подписи и работал в комфортном темпе. Кофе дымился рядом, источая чудесный запах, уже которым можно было насытиться – качество поставляемого Айзавой кофе радовало. Тихо гудел холодильник и трещала от электричества лампа; Ким Рок Су начинал привыкать к ощущению покоя.       Раздались чуть слышные шаги на лестнице, и Ким Рок Су вскинул голову.       – Эри? Что-то случилось? – голос Айзавы был хрипловат от долгого молчания.       Эри лишь слегка всхлипнула. Она отвела взгляд от Айзавы и подошла так, чтобы быть вне досягаемости, очевидно, испытывая стыд. Извинения были произнесены бормотливым шёпотом, и Эри всё же побоялась приблизиться к Айзаве. Ким Рок Су по глазам понял – его это ранило. Справедливости ради, он знал, на что шёл, взяв основное опекунство над таким травмированным ребёнком, как Эри, и виду своей огорчённости не подал.       Ким Рок Су же взглянул на Эри безо всякого беспокойства, укора и безразличия в глазах. Измученный тем, что вновь оголяет эту уязвимую часть себя, эмпатичную и едва ли не забитую до смерти в апокалипсисе, Ким Рок Су чувствовал себя едва ли не как под дулом револьвера. Слегка заметное успокоение в глазах Эри, однако, полностью этого стоило. Меньшее, что Ким Рок Су мог ей дать, так это честность и откровенность.       Маленький жест, небольшое ни к чему не обязывающее предложение, и Эри стало колотить мелкой дрожью в его объятиях. Ким Рок Су не прокомментировал и отвернулся, предоставив небольшое уединение. Рука легко стала нежно перебирать волосы и гладить кожу головы, а вторая водила вверх вниз по спине.       Тихо, безмолвно; Ким Рок Су не говорил банальностей и слов на ветер не кидал. Он не мог гарантировать безопасность, спокойствие Эри или её благополучие, не мог обещать защитить её от всего и не видел смысла лгать о том, что с ней всё в порядке. Нет, они оба прекрасно знали всю ошибочность такого заявления, и поэтому сидели в тишине, непокорные и смирившиеся. Только в бурях есть покой, и свой Ким Рок Су уже нашёл.       – Ты можешь... посидеть в комнате? И м-мистер Айзава тоже.       Айзава и Ким Рок Су без вопросов и проблем пошли за Эри в выделенную ей комнату, прекрасно зная всё о кошмарах и том, как присутствие другого человека в мгновение может их ослабить или усугубить. Тройка поднялась на свой этаж, поэтому никто из них не услышал:       – Мягкотелые. Оба, – от Ямады и согласный гул голосов.