Вперед - назад

Ферма выглядела точно так же. Странно было вновь оказаться здесь после стольких лет, прошедших с того момента, как Люк был здесь в последний раз. Впрочем, технически, сейчас он был здесь в первый раз, если учесть, что до его рождения, или рождения местного Люка, как бы странно это ни звучало, пройдет еще около трех-четырех лет. Если он правильно помнил, бабушка погибла в тот же месяц, плюс-минус пару недель, что и начались Войны клонов, на исходе третьего года которых как раз родился он сам, так что его расчеты, более или менее, должны быть верны. Внутрь его пустили с большой неохотой. Люк чувствовал волны недоверия и опаски, разливающиеся от дя… от Оуэна — какой же он был молодой! — и его отца, Клигга, которые здесь не потерял ногу и выглядел вполне здоровым мужчиной пожилого возраста. Надо полагать, Люк вмешался прежде, чем тот успел столкнуться с тускенами в своих поисках жены, и исходя из этого Клигг не был покалечен, как он должен был быть. Кстати, видеть дедушку Клигга тоже было так странно. Живым он его не застал, тот так и не оправился от смерти второй жены, и умер за год до его рождения. «Как это несправедливо! Столько людей, которые были моей семьей, погибли до того, как я смог с ними встретиться!..» — сокрушенно подумал Люк, следуя за Оуэном, который вел его через знакомый двор фермы, чтобы показать комнату, где он мог уложить все еще бессознательную Шми. Он был рад, когда смог наконец опустить свой груз. Бабушка была худенькой женщиной и, в принципе, ему было не тяжело ее нести. Но не несколько часов подряд! Люк был крепким и жилистым парнем, а благодаря Силе его выносливость была выше, чем у обычного человека, и он был сильнее, чем выглядел, но и у него есть предел. Долгий путь через пустыню с нелегким весом на руках, жар двух солнц, который был особенно невыносим в его черной одежде, сейчас неприятно липшей к телу, все это его вымотало, и если бы Люк позволил себя хоть на миг расслабиться, то уже бы отключился у ближайшей стеночки. — Сюда, — отрывисто сказал Оуэн, вырывая его из размышлений и мазнув рукой в сторону двери комнаты, от вида которой на него вновь накатила ностальгия. Ведь именно здесь когда-то была его комната. Люк стиснул зубы и постарался игнорировать все свои ненужные сейчас чувства, стремящиеся всплыть на поверхность. Он ощущал острую необходимость помедитировать, чтобы подчерпнуть из Силы спокойствие, которого ему отчаянно не доставало. Пока Люк брел в одиночестве по барханам, ему в голову стали лезть неизбежные мысли о том, что он правда ничему так и не научился, и оставался порывистым безрассудным идиотом, который сначала бросается в омут с головой, а потом уже думает. А ведь Люк считал, что уже давно переборол эту привычку. Что научился действовать мудро и без ненужной поспешности. Это была еще одна вещь, в которой он ошибался. Люк не знал почему, может то воды Омута Знаний, или в нем самом что-то сломалось, но натянуть маску мастера-джедая, которую он уже привык носить, было ему не под силу. А точнее это ощущалось таким неправильным и даже душным. Люку не хотелось притворяться тем, кем он на самом деле и не являлся. Он не был спокойным, как Бен, и он не был мудрым, как мастер Йода. Его навыки не были такими полными, как у Асоки, которая не стремилась делиться своими знаниями. Он был… Он не знал кем был. Люк и сам не понял, когда, в какой-то момент, пытаясь стать похожим на джедаев прошлого, на своего отца до того, как узнал, кем тот в конечном итоге стал, он потерял какую-то часть себя. А может не только часть. Люк забыл, как быть… Люком. Не Люком-надеждой Альянса повстанцев, не Люком-уничтожителем Звезды смерти, не Люком-мастером-джедаем, не Люком-сыном того самого генерала и гениального пилота Энакина Скайуокера, или Люком-сыном Вейдера. Просто Люком. Теперь, когда его цель, которая была даже больше его обязанностью и ответственностью, по воссозданию Ордена джедаев исчезла, теперь, когда больше не нужно было придерживаться чьих-то ожиданий и надежд, он вдруг понял, что… был потерян. Люк не мог назвать себя в полной мере джедаем, он не был привязан к какой-либо организации и у него не было людей, к которым он мог пойти или вернуться. Он даже не был в своем собственном родном мире!.. Люк больше не имел корней и был свободен, как все ветра Алмании. Но кому нужна такая свобода? Ведь, надо честно признать, глубоко внутри, как бы он это не пытался искоренить, отпустить все привязанности, как велели заветы джедаев, Люк не смог, поскольку он был все же существом тактильным и социальным. Ему нужны родные люди, ему нужны друзья, ему нужно не только ощущать чью-то любовь, но и нужно любить кого-то в ответ, о ком-то заботиться, защищать. Ему нужно быть кому-то нужным. Тетя Беру всегда говорила, что у него слишком большое и чистое сердце, которое могло полюбить целый мир. Так же как дядя хмуро утверждал, что однажды его это погубит. И, кажется, он был прав. Люк и сам не осознавал, что с тех пор, как отец, которого он продолжал любить каким бы тот ни был, учитывая то, что почти его не знал, погиб, он медленно загибался. Лея, узнав об их родстве, стала от него дальше, чем была до того, как правда была раскрыта, Хан всегда выбирал Лею, а больше… больше никого не осталось. Его эскадрилья перестала быть таковой после Хота, когда он всех оставил и улетел к Йоде, так что все связи с друзьями-пилотами истончились, а потом и вовсе были разорваны. Так что, да. Он был потерян и может поэтому так отчаянно ухватился за туманную миссию таинственной Дочери, даже толком не думая о последствиях. Может поэтому отчаянно цеплялся за остатки той маски, что столько лет носил, чтобы сохранить хоть каплю здравомыслия. Ведь иначе, стоит ему отпустить контроль, он развалится на части и растворится в воздухе, унесется куда-то прочь, как тот самый ветер. Полностью и без остатка. Но Люк не мог. Он провалил многие задания в своей жизни, подвел людей, но не хотел вдобавок еще и стать тем, из-за кого развалится сама реальность. Даже если часть него хотела упасть, свернуться калачиком и рыдать навзрыд, сетуя на то, что он устал быть чьей-то надеждой и руками, которые должны загребать жар, пока люди, сложившие с себя ответственность и опустившие свои собственные руки, стояли за его спиной и смотрели на его потуги. Люк вновь с трудом вырвался из тяжких дум и вернулся в настоящее. А именно на ферму, к своей-не своей комнате, к своей-не своей семье, и своей миссии, цель которой была ему не до конца ясна. Нет, Люк подозревал, что конкретно здесь он был, чтобы спасти бабушку, но что дальше? Должен ли он еще предупредить джедаев, — Сила, здесь Орден все еще был в расцвете сил! — о грядущей войне, их поражении и так далее? Должен ли рассказать о том, кто такой Палпатин на самом деле? Как вот ему узнать? И как он покинет этот мир, чтобы отправиться дальше? Дочь ясно сказала, что ему придется пересечь множество реальностей, но вот каким способом, не уточнила. Опять нырять в Омут? Так, а где ему его найти? Или теперь все будет как-то иначе?.. Столько вопросов и почти никаких ответов. Люк прошел глубже в комнату, где сейчас не было ничего, кроме кровати, пары тумб, каких-то старых деталей от испарителей, сломанного двигателя спидера и еще какого-то мусора. Было ясно, что здесь никто не жил и поневоле комната начала превращаться в склад вещей, которые жалко выбросить, но и пользоваться ими никто не собирался. Он мягко опустил на кровать Шми, слышал, как за его спиной раздали шаги, какой-то шепот, а потом до его ушей донесся голос, молодой, но все равно узнаваемый, от которого у Люка против воли защемило сердце. — Я принесла аптечку, — тихо произнесла Беру Уайтсан. — И чистую одежду для миссис Ларс. У нас нет меддроида, а города далеко, так что я надеюсь ей этого хватит… Когда Люк неохотно обернулся, он не мог не поразиться тому, что здесь его спокойная дорогая тетя была еще совсем юной девочкой. Тоненькой, невысокой, с ровной кожей, лишенной морщин, и копной пшеничных волос, не тронутых сединой. Она чуть смущенно смотрела на него своими голубыми глазами и прижимала к себе вышеупомянутые вещи. А за ее спиной стоял Оуэн. Его брови были сведены на переносице, руки сложены на груди, а глаза полны неодобрения. Обычно дядя так смотрел на Бена Кеноби, который ему никогда не нравился. Или на него и обычно это означало, что он был в большой беде. Но это был не его дядя, как бы ему ни хотелось, да и Люк уже далеко не маленький мальчик, боящийся гнева своего сурового, но заботящегося о нем, дяди. — Хватит. Ей нужен отдых, теплая еда, тугая повязка с бактой на ребра и на левую ногу. Это самые серьезные из ее ран. Тускены не успели ей навредить настолько, чтобы потребовался меддроид или долгая поездка в мед.центр, — тепло заверил Люк Беру, чувствуя, что ей неловко и страшно от того, что они не могут позволить себе большего, чтобы вылечить Шми. Он вернул свой взгляд к бабушке и чуть нахмурился. Если честно, Люк не понимал, почему та все еще спала. То ли ее истощение было столь велико, то ли потому, что у нее была какая-то скрытая травма. Он несколько раз с помощью Силы пытался прощупать ее состояние и каждый раз ощущал, что ранее упомянутые раны были самым большим источником бабушкиной боли. Люк не смог найти у нее признаков внутреннего кровотечения или еще каких-то внутренних ран. Ее голова тоже была цела, Люк не ощущал в ее сосудах какой неправильности и не видел гематомы. Впрочем, он и сам был не уверен, что прав. Все же он не целитель и большая часть его опыта на этом поприще, не считая тех раз, когда он сам оказывался в медицинском крыле, был извлечен при чисто интуитивном использованием своих способностей. Беру чуть заметно опустила плечи и ему не нужно было полагаться на Силу, чтобы ощутить ее облегчение. Она направилась к кровати, и Люк отошел в сторону. Он направился к выходу из комнаты и в дверях обменялся взглядом с Оуэном, которые нахмурился еще больше и весьма неохотно пропустил его в коридор. Люк с трудом удержался от того, чтобы не закатить глаза. Его дядя, очевидно, никогда не менялся, независимо от мира и возраста, и везде был хмурым упрямым как банта фермером, не любящим, когда нарушают границы его мирка, ограниченного этой усадьбой и Анкорхедом. Во дворе его ждал Клигг. Он стоял прямо посередине дворика, где Люк знал каждую трещинку и песчинку, и держал в руках небольшую глиняную стопку. Для любого другого, кто не был знаком с обычаями Татуина, это была бы простая примитивная посудина, но как уроженец этой планеты Люк знал, что это была, так сказать, приветственная чашка и что в ней была вода. Самое ценное, что было на этой захолустной планете. Подать глоток воды в такой посуде, было все равно что сказать: «добро пожаловать в мой дом, будь моим дорогим гостем». Люк был тронут тем, что Клигг, несмотря на явно недоверие, которое излучал в Силе, решился на такой жест. — Пусть ветра пустыни будут к тебе добры, — хрипло сказал мужчина традиционное приветствие, протягивая ему чашку. Люк принял подношение и сделал ровно глоток. Было бы неуважением выпить все залпом, и не оставить драгоценной жидкости тому, кто его поприветствовал в своем доме, особенно если это человек старше, чем ты сам. После чего он передал чашку назад и, уважительно кивнув, повторил: — Пусть ветра пустыни будут к тебе добры. Клигг одобрительно хмыкнул, принимая чашку из рук Люка и допил воду, приложившись губами с другой стороны глиняного ободка стаканчика, тем самым завершая небольшой ритуал приветствия и гостеприимства. — Ты с Татуина, а, парень? Говор точно наш, хотя по виду и не скажешь, — спросил он его, хотя взгляд Клигга был направлен в коридор, ведущий в комнату, где сейчас спала Шми. Он явно не хотел вести светские беседы, а хотел быть там, с ней, и от этого вида Люк ощутил прилив радости за бабушку, которую столь явно любил его приемный дед. Но в то же время, тот явно не хотел оставлять незнакомца одного и позволять тому бродить по ферме без присмотра. — Идите к своей жене, — с еле заметной улыбкой сказал Люк, сцепив перед собой руки. — Вы этого явно желаете больше, чем стоять здесь и вести праздную беседу со мной. К тому же, я чувствую, что она наконец стала просыпаться и ей будет отрадно увидеть родное лицо. Даже если не совсем то, которое бы хотела… Клигг перевел взгляд на него. — О чем ты, парень? — хмуро сказал он. — Когда я спас ее, она назвала меня Эни, — признался Люк. — Ох, это мальчик Шми, — печально сказал Клигг. — Он давно покинул планету, но она очень по нему скучает… Он тоже джедай, как ты. Может ты его знаешь? Энакин Скайуокер, его имя. — Я не… Я не знаю его, — тихо произнес Люк, чувствуя укол боли в груди. — Я не принадлежу Ордену, так что технически, я даже не совсем джедай. — Жаль, что не знаешь. Шми была бы рада услышать хоть что-то о своем мальце. Впрочем, я благодарен, что ты просто спас ее, парень, — честно сказал Клигг. — К тому же, разве призвание джедаев — это не помощь людям? Так какая разница, к какой организации ты принадлежишь, пока ты выполняешь свой долг?.. У него зачесался кончик носа. Люк честно хотел ответить Клиггу, что не все так просто. Что джедай — это не призвание, а титул, дарованный высшими членами Совета Ордена, чего явно не знал мужчина из Внешнего обода, но его прервал этот внезапный зуд. Его нос нестерпимо чесался, а в горле запершило. Он инстинктивно прикрыл рот рукой, его веки против воли зажмурились и Люк звонко чихнул. Да так, что у него перед глазами сверкнула яркая вспышка света, по коже пробежали странные мурашки, а голова закружилась. А потом он открыл глаза…