За гранью жизни, за гранью смерти. Моя любовь к тебе бесконечна.

      Морозов чувствовал себя мальчишкой, и не мог понять, рад он этому или нет.       За десять лет, прошедшие с той провальной военной операции, которая подорвала его здоровье и положила крест на карьере в равкианском спецназе, он всю жизнь построил в рамках, куда себя загнал, выстроив вокруг крепостные стены.       Не ходить по морозу — зачем, если есть комфортный автомобиль (а ещё шрамы, подаренные в тот проклятый Святыми день первым взрывом и осколками стёкол, в мороз становятся ещё уродливее). Беречь горло от холода и всякого дыма — если не хочешь тупо задохнуться, потому что то сраное облако, замешаное из гари, копоти, химикатов, дыма и бетонной пыли и которым он вынужденно дышал почти два часа тогда, запустило «прекрасный» квест, известный как «астма второй степени». Беречь спину — врачи не для того несколько часов собирали там мышцы после того, как прогремел второй взрыв.       Сейчас Александру было плевать на это на всё, и он даже иногда не замечал взгляды прохожих, которые они бросали на его лицо. Он аккуратно пригнул ветку, на которой висела кормушка, чтобы Алина — эта солнечная девочка с руменцем на щеках и в этих забавных горчичных шапке и шарфе — могла подсыпать туда корма. — Спасибо, — когда Алина улыбалась, у неё на щеке появлялась ямочка. На уходящем зимнем солнце её глаза искрились янтарём.       Когда-то давно, в другой жизни, маленький мальчик любил играть с мамиными янтарными бусами, перебирать неправильной формы камешки, как чётки. Багра их почему-то не любила и очень ругалась каждый раз, когда видела нитку бус в руках сына.       Даже сейчас, спустя почти три десятка лет, Александру кажется, что он помнит гладкость бусин… — Александр? — рука в мягкой рукавице осторожно коснулась его застывших пальцев. — Всё хорошо? — А, да, вспомнил кое-что, — Морозов кривовато улыбнулся, чувствуя, как некрасиво шрамы стягивают кожу на лице. Алина склонила голову на бок, как птичка, не рискуя задать вопрос. Он не успел рассказать всё о себе, и девушка осторожничала, боясь задеть что-то нехорошее, что напомнило бы о войне. Александр не сдержался и легко коснулся носом её лба там, где между бровями обозначилась тревожная складка. — Детское. — У тебя жутко холодный нос, — Алина улыбнулась, и снова внутри стало тепло-тепло, как от чая или тёплого кота. — А ты ещё и без перчаток. Ты же замёрз! — Вовсе нет, — Александр протестует на словах, позволяя Алине аккуратно растирать ладони. — Я же Морозов. И можно подумать, что у тебя нос не холодный.       Их тёплое дыхание клубится на таком морозе одним облаком, оседая на бровях, ресницах, шарфах и воротниках. Маленький столичный парк пустеет, и на смену неровному закату приходят сумерки. Руки Алины вздрагивают, но она улыбается, когда её целуют в нос. — Холодный, как я и думал, — Александр нежно сжимает маленькие ладошки. — Тебя твой приятель не потеряет? — Александр — жуткий собственник, и ему очень неприятно признавать, что вот этот раздражающий Оретцев действительно важен для его Алины, так что у него как камень с души валится, когда девушка мотает головой. — Пойдём за чаем? Или поедим? Тут есть местечко, мы мимо проходили…       Александр ведёт самую очаровательную и солнечную девушку Равки сквозь сумерки промёрзшего парка, и в первые за долгое время чувствует себя живым и здоровым.