Лезвие агата

*Так называется одна из глав «Недельные главы Невиим» в Торе.

Мы так хотим задержаться в мечтах и во снах Хоть после них остаётся холодная суть Но вдруг иначе нельзя? И только в наших руках Из вечной ночи принести новый путь? (Павел Пламенев – Шаг в пустоту)

Словно средневековый собор цвета слоновой кости, замок возвышался своими шпилями до самого потолка с выщербинами. Лесли сидел на скамейке возле могилы, усеянной розовыми маргаритками, связанными шелковыми ленточками в букеты. Айна, длинноволосая блондинка с ярко-зелеными кошачьими глазами и кристалликом пирсинга в носу, располагалась рядом, в руках ее был маленький букетик, а на голове – венок из одуванчиков, который она изредка сминала тонкими длинными пальцами. Дул легкий ветер, смешанный со звуками арф и электрическим свистом диковинных птиц. Кравитц, до того, как попала в «Маяк» в невменяемом состоянии, училась на филолога, интересовалась языком цветов, историей древнего мира, культурологией, более всего – похоронными обрядами, и обрядами вообще, работала в главной городской библиотеке. Психозы были затяжными, бредовые идеи – ужасными: Кравитц казалось, что она – Дева Смерти (как она себя называла), несет ужас и счастье покоя, сеет кладбищенский порядок, а вокруг – заблудшие души, которые нужно наставить на пусть истинный. Тишина библиотеки успокаивала молодую женщину, но подозрительность ее и эксцентричные поступки зачастую настораживали коллег. Работали с ней в основном пожилые женщины и женщины за сорок, интересуясь у Айны, почему она до сих пор не замужем, не родила детей, собирается ли что-то делать со своей жизнью, а Айна отвечала им, что блюдет чистоту и учится быть феей. – Тебе здесь нравится? – спросила молодая женщина, перебирая маргаритки. Она оторвала лепесток и пустила по ветру. – Очень, – с готовностью признался Уизерс. – Хочу тут жить. Не хочу к докторам. – Но это же все нереально, – лукаво подмигнула ему Кравитц. – Конечно, я тебя понимаю, но нас все равно отсюда рано или поздно вынут и отправят в наш бокс. Как думаешь, это научный эксперимент по исследованию наших душ? То, как мы воспринимаем миры внутри нас? Может быть, как мы их строим? Они там чего-то измеряют, наверное, как работает наш мозг во время подобного… сна. Похоже на сон, правда? – Да, похоже, – выдохнул альбинос. – Эй, о чем разговор? – К ним подошла изумрудновласая Люция, которая не подружилась со своей «парой» по синт-мэморитам – Амандой (последняя все время проводила с Анной в реальности, пока их не разлучили, в мире STEM – с Яном), им буквально было не о чем говорить, но зато безмятежная, словно Аврора, Айна ей понравилась. Люция даже иногда думала, что их в детстве разлучили, а на самом деле у нее не двое, а трое сестер. Правда, девушки выглядели очень по-разному, но носы с горбинкой и еврейское происхождение их сближали. В одной руке у Фурман были четки, в другой – жемчужина. – Ты нашла что-нибудь по каббале? – обратилась к Фурман Айна. С ее головы чуть не спал веночек, но она успела его поправить, наклонившись к земле. – О, в замке огромная библиотека! – радостно закивала Люция. – Тора там есть, конечно же, и Талмуд, по каббале пока ищу, а еще там есть Стивен Кинг! Представляешь, на самой удобной полке! Ты читала «Кэрри»?* – Конечно, читала. Девочку очень жаль, и, в общем-то, все, что произошло, было не по ее вине, – стала размышлять Айна. – Хотя я бы не хотела иметь нежелательные магические способности. Лесли тяжело вздохнул. – Лесли, не грусти. – Люция подошла к альбиносу и стала гладить его по макушке. – То, что ты видишь будущее, делает тебя особенным, как и нас – наши способности. Я, например, умею заглядывать людям в душу и видеть, насколько они подлые. Айна, ты чистая, как кухня моей тетушки, а она надраивала ее каждый день с утра до вечера, – хихикнула девушка. Айна улыбнулась и приобняла Лесли, тот дернулся в сторону, но все-таки остался на том же месте. Фурман подсела к ним. – А вас не удивляет, что мы собираемся совсем другими компаниями, нежели в реальности? – Да нас всех перемешали, правда, переезд был неплохим решением, – заключила Кравитц. – Нас двенадцать, и мы, похоже, элита, или вроде того. И таблетки нам дают, и кровати у нас нормальные. Других, наверное, исследуют в других залах. Вас впечатляет вид этого механизма? Как думаете, для чего он? – Исследуют наше сознание, – сказала Люция, увлекавшаяся психиатрией. – Наверное, чтобы понять, почему мы болеем. Шизофрения до сих пор плохо изучена, а все мы имеем этот диагноз. Кстати, Аманду с Яном не видели? – Они хотели в парк, но Ян рассказал ей о чудовище Робина, и парочка как-то передумала. В лесу, наверное, сидят. – А сам Робин в библиотеке, читает что-то по математике. Умный парень, в школе, должно быть, лучше всех учился, – сказала Фурман. – Знаешь, мы с тобой как в первых частях Берейшит:** землю отделили от неба, звезды и светила создали… – И поняли, что это хорошо, – присовокупила Люция, и девушки улыбнулись друг другу. – Создали – и сидим, ничего не делаем на Земле Обетованной. Я давно себя тут богиней ощущаю: это все ведь мы придумали. Все эти вещи – из наших сознаний. И интересно, как работает эта машина… Кстати, ты была в парке? – Нет, и не хочу: хватило описания той твари, что там обитает. Он вроде не опасный, но мерзкий до ужаса, б-р-р-р, – дернулась Айна. Лесли вспомнил, как они с Робином бегали от мультизонда. Не дай бог тут где-то есть еще подобные существа! Внезапно реальность будущего снова полетела в лицо альбиносу, он согнулся и закричал. Айна и Люция обеспокоенно затрясли его, но парень качался из стороны в сторону, сжимал руками виски, с головы его слетел веночек, подаренный Айной. Лесли увидел картинку: какое-то жуткое высокое существо поедает женщину, она вопит что есть мочи, в лаборатории начинается пожар, Викториано дает ему кофе и куда-то приглашает, что-то черное над замком, незнакомая психиатрическая больница… И тут произошло то, что должно было произойти рано или поздно: в лесу послышался шум. Айна и Люция подбежали к забору, окружавшему сад, воздвигнутый на достаточно большой высоте, чтобы чувствовать себя в безопасности, и попытались разглядеть, что происходит внизу. Их рай рано или поздно был бы разрушен. Лесли задыхался от слез на скамейке: он ничего не понимал, и просто хотел, чтобы это все прекратилось. Айна заметила, что у нее дрожат руки, а Люция сняла очки, протерла уставшие глаза, надела вновь, и присмотрелась к южной стороне замка, откуда шла дорога в лес, и показывались первые белоснежные стволы деревьев. Послышался визг Аманды. Девушка неслась по тропинке, за ней поспевал Ян. Люция подхватила под руку Айну, и девушки припустили по мраморной лестнице к выходу, совсем забыв о Лесли, который забился под скамейку, схватился пергаментно-белыми руками за ее ножки, и сжался в комок. Ступеньки закончились, серебристые ворота поддались. – Эй, что случилось у вас? – крикнула Фурман, когда Филипс и Левандовский подбежали, задыхаясь, к воротам. – Там… – выдохнула Филипс, держась за бок. – Ян, расскажи им! – Очередное чудовище Робина, я полагаю, – сказал поляк, поспешно поправляя синюю рубашку-поло и подтягивая джинсы, слегка спустившиеся от быстрого бега: он сильно похудел в последнее время. – Люция, сбегай к Робину, он нам нужен! Иначе как мы сможем понять свойства этого существа? – предложила Айна. – В замке еще, по-моему, Ребекка и Рори с Гвинет, но я не знаю, на каком этаже! И Лесли надо спрятать, иначе ему совсем худо будет. – Я с тобой, – сказал мужчина. Люция кивнула и засеменила по лестнице наверх вместе с Яном, Аманда и Айна остались на входе. Птицы умолкли, странные электроарфы стали словно направленными в иную сторону: звук улетал далеко за пределы леса, на север. С близлежащего куста вспорхнула кружевная птица с крыльями, состоящими из ризоматических ниточек и телом, напоминавшим карнавальную маску, только объемную. Будто бы вырезали лицо – и пришили к нему крылья. Глаза этой птицы находились на корпусе. Она испуганно вскрикнула, крик ее напоминал плач младенца или визг зайчонка. Ветер все еще обдувал девушек, но запахи стали другими: пахло чем-то жженым, словно жженой бумагой. – Почему он бросил тебя? – спросила Айна. – Да мне все равно, пусть поможет Люции найти всех и предупредить. Нам надо будет забаррикадироваться, если оно сюда придет. – Аманда стояла в растерянности, и не знала, стоит ли уже бежать: пока опасности не ощущалось определенно, хотя тревога была. – А как оно выглядит? – Как хрень какая-то, – буркнула Филипс. – Блин, зачем ты послала Люцию наверх? Надо было всем вместе уже бежать! – Оно такое быстрое? Только Айна спросила – и пространство проштормил громкий шелест. Это не был шелест листвы, скорее, некоего биомеханизма, который перемещался по поверхности легко и свободно, словно едва касаясь травы, но при этом шелестя так, будто в него была встроена воздушная подушка, и струи воздуха, направленные от днища вниз, шумно поднимали пепельную пыль с земли. Больше никаких звуков: ни визга, ни рычания, – ничего. Значит, оно не опасно? Тогда почему Аманда сказала, что нужно прятаться? Все еще было тихо, только шелест, и он даже не становился громче. Может, оно передумало сюда являться? Но нет. Вдалеке, между деревьями, девушки заметили движение, решили больше не раздумывать, и сразу же стали улепетывать по лестнице наверх. В это время в замке Ян нашел Робина, а Люция, спрятав Лесли на седьмом этаже в какой-то шкаф, уже бежала за остальными. Робин сидел за книгами, и сначала не понял, почему такой переполох. – Тихий, говорите? Полу-призрак? Это Серпинский.*** – Серпинский? Польская фамилия, земляк, наверное, – отозвался Левандовский, попытавшись неловко пошутить. – Все верно, польский математик, я обожаю читать его труды. Слушай: треугольник Серпинского – это фигура-фрактал, состоит из самоподобных частей, то есть каждая часть выглядит как вся фигура полностью, но каждая часть в два раза меньше предыдущей. У него бесконечный периметр, но конечная площадь... – Я понял, делать-то с ним что? – оборвал заговорившегося школьника поляк. – Сожрет и не подумает (если он вообще умеет думать, или делает что-то наподобие этого, я уверен, что делает, чем-то, что намного сложнее, чем человеческий разум). Он же фрактал! Он превращает тебя в бесконечно уменьшающиеся копии тебя самого! – Как? Что он со мной сделает? – обеспокоенно и нервозно попытался выведать мужчина. – Он состоит из глаз, которые вписаны в треугольники, и может увидеть тебя, если ты возникнешь у него на пути, но в принципе, если спрятаться… пожалуй, можно спрятаться. Но он наверняка тебя услышит. Ушей у него нет, но мы ведь дышим, а дыхание – это движение, а мы не можем сидеть в засаде вечно… Он умеет ждать. – Он реагирует на движение? – уточнил Ян. – Эй, мы здесь! – крикнула Фурман из коридора. За ней стояли Ребекка, Гвинет и Рори. Они втроем были на десятом этаже и пили чай, а Ребекка, которая любила рисовать, писала картину, глядя в окно. – Робин, выкладывай про своего монстра! – Да я все уже рассказал. Это фигура-фрактал, состоит из по сути бесконечного количества самоподобных треугольников… короче, надо прятаться, оружие против него бесполезно, – выдал Бауэрман. – А я бы сразилась! – заявила бойкая Гвинет, бывшая вожатая-герлскаут. – В замке есть винтовки? Я умею стрелять: отец научил. Он охотник… – Да говорю же вам, это интеллектуальный объект, физически его не одолеть! – Робин встал, но от бессилия упал обратно на свой стул. – Только ты знаешь, что нам делать, – подал голос Рори. – Ты и веди нас. – Смотрите: нам надо разделиться. И нет, это не клише из фильма ужасов! – Школьник оборвал на корню попытку Гвинет, любившей ужасы, возразить, когда она подняла руку и открыла было рот. – Он делает только один выбор, если мы будем вместе – он просто выберет того, кто к нему стоит ближе, а если мы будем в разных частях замка – он затруднится с выбором, и, скорее всего, уйдет… – Скорее всего?! – возмутилась Аманда. Возле двери послышался знакомый шелест. – Быстрее, по разным этажам! – скомандовал школьник. Все послушно разбежались в разные стороны: кто-то проследовал вниз, в подвалы, кто-то – наверх, а Гвинет с ее спортивным прошлым даже почти добежала до крыши. Робин был в смятении: он даже не успел сказать, чем сможет помочь! Безусловно, показываться на глаза Серпинскому было нельзя, но ведь… Парнишка ломал голову, спрятавшись под стол, пока фрактал передвигался по холлу: он что-то забыл из теории множеств, что-то важное! Так, нужно разрушить создание, но каким образом? Иначе он отберет у них замок! Может, создать новый треугольник, словно новое число у Кантора в его диагональном аргументе?..**** Заслышав шуршание совсем рядом с библиотекой, Бауэрман замер, и стал молиться, чтобы фрактал «ушел». Серпинский действительно передвигался быстро: он будто телепортировался, «переваливаясь» своими треугольниками, словно ложноножками, над землей, заглядывая в залы; он делал «шаг», а потом становился полупрозрачным, чтобы пересобрать себя заново и сделать следующее движение. Он искал своего создателя. Робин когда-то однажды наткнулся в книге на изображение многоглазого ветхозаветного ангела, потом это изображение слилось в его подсознании с фракталом Серпинского, как его стремление быть рациональным столкнулось с невольным интересом к религии и мистике, который он попытался из себя вытряхнуть старательными занятиями математикой – и получился этот гибрид. Мультизонд получился благодаря гораздо более сложному алгоритму, о котором Бауэрман пока не думал. Фрактал «заглянул» в библиотеку: словно чувствовал, что Робин здесь. Мальчик постарался успокоиться и максимально тихо дышать. Серпинский переместился к книжным полкам справа от стола, под которым притаился школьник, затем переместился чуть назад, потом чуть ли не прильнул к тому самому столу, повисел над ним в воздухе минут пять (в это время Робин был взвинчен максимально), но решил пойти дальше. Пока феномен облетал библиотеку, Робину пришлось изрядно напрячь мозги: можно же… вписать в него новый треугольник, последовательно изменив параметры всех сторон любого из его частей! Но ведь для этого… а что для этого нужно? Он же не картинка на листе бумаги: карандашом не нарисуешь! И двигаться нельзя! «Ладно, лучше сидеть на месте: пусть уходит куда-нибудь в другое место, лишь бы подальше от меня», – решил школьник, и сильнее обхватил руками колени. Люция находилась на четвертом этаже в первой попавшейся ванной, расписанной и украшенной в стиле барокко, спрятавшись за шторкой, на которой было изображено рождение Венеры. Айна забилась под диван в какой-то гостиной на девятом этаже в самом углу замка, успев добежать по винтовой лестнице к одному из крайних южных шпилей; она – предпоследняя, кто успел занять свое место; девушка чуть не порвала свое цветастое длинное платье, оступившись, когда ставила в ужасной спешке ноги на ступени как попало (на подоле платья образовалась дырка от каблука), но теперь ей стало спокойнее. Последней была Гвинет, которая втиснулась между шкафом и окном на сорок девятом этаже, выдохнула, завязала шнурки на своих любимых белых беговых кроссовках, появлению которых на ее собственной проекции она была несказанно рада (как и бриджам с любимой футболкой с изображением куклы Билли*****). Девушке еще не приходилось подниматься так быстро и так высоко на своих двоих без снаряжения; она занималась альпинизмом, но понимала, что карабины и веревки были бы все равно излишними: монстр и так ее заметит, раз у него глаза по всему корпусу; она ужасно устала. Ребекка была на следующем после библиотеки этаже, зарылась в шкаф с одеждой, возле которого находилась картина Рембрандта «Урок анатомии доктора Тульпа», которую она однажды увидела в музее, еще будучи школьницей; это была ее комната, где девушка хранила мольберт и краски. Рори был на десятом этаже (решил вернуться в ту гостиную, где они пили чай), заполз под огромный диван цвета травы. Аманда спустилась в подвал и забралась на какие-то коробки с припасами, а затем спустилась и схоронилась в углу, зажав себя меж трех коробок, обтянутых железными прутами. «Черт, нерационально!» – чертыхалась девушка. – «Меня здесь так легко поймать! Что же, надеюсь, Робин знает, что делает, и мне лучше просто тихо сидеть на одном месте». А Ян был на третьем после библиотеки этаже, в своей комнате, под огромной кроватью с алым балдахином. Они заняли комнаты как попало, какая понравится; им все равно было, где спать, лишь бы проснуться здесь, а не в их камере на двенадцать человек. Конечно, хорошо, что их переселили, но все равно было не легче, поскольку эксперименты над их сознаниями продолжались. Фрактал стал перемещаться по главной лестнице, свернул влево, увидел свое отражение в гигантском старинном зеркале, но никак не отреагировал на это. В замке было бесчисленное количество комнат, поэтому Серпинскому предстояло много работы, и можно было просто сидеть в засаде бесконечно, пока их не отключат, и все как один молчали и старались не шевелиться, ожидая, когда же закончится их сеанс. Ребекку замучила жажда: она была самой неприспособленной к физической активности из всех подопытных (после Робина, конечно). Серпинский прошелестел мимо ее комнаты, и стало тихо. На столе стоял графин с водой, расписанный экзотическими птицами. Вода! Ребекка приоткрыла дверцу шкафа, убедилась, что никого нет, выскользнула из убежища, и начала жадно пить воду, даже не воспользовавшись стаканом. Время шло. Никто не знал, где сейчас монстр. Многие (особенно Гвинет) уже считали, что можно выходить, поскольку опасность явно миновала, или находится очень далеко от них. Робин все сидел под столом, у него затекли ноги и спина. Мальчик выглянул из-за укрытия, и увидел, как фрактал сшелестел с главной лестницы и направился к выходу. Неужели они свободны?! Но вряд ли он уйдет обратно в лес так быстро… Бывшая герлскаут увидела в окно, как существо спускается по лестнице по направлению к выходу, выбежала из укрытия, и стала спускаться на нижние этажи. Аманда попыталась забраться на коробку, но это не так-то легко было сделать: руки соскальзывали. Она несколько раз тщетно пыталась подтянуться, затем у нее это вышло, и девушка встала во весь рост, но, едва заслышав какой-то шум сверху, крутанулась назад, запнулась о железный прут, который чуть отошел от дерева, и повалилась на спину; у Филипс словно вышибли дух, она стала открывать рот, как рыба, схватилась руками за грудь. Люция в это время вылезла из ванной, и направлялась, крадучись, к библиотеке, Рори украдкой хлебнул оставшегося чаю из своей чашки, и тоже стал собираться к выходу, Айна вылезала из южного шпиля, тоже заметив, как фрактал вышел из замка… Лесли свернулся калачиком в шкафу, зарывшись головой в какие-то платья, пахнущие женскими духами, сопел носом. Слезы уже перестали литься из его глаз, но он все еще не понимал, что происходит, и от этого ему было жутко, его трясло и лихорадило. Никакого шелеста он не слышал вообще, его просто схватили и потащили в замок, а затем заперли в шкафу, наказав сидеть и носа не казать. Ну он и сидел. Мысли бежали, словно бешеные скакуны, дробно стучали копытами по его черепной коробке. Он опять увидел какой-то ужас! Ладно хоть нож перестал являться, и двое людей, один из которых просил другого его убить. Но чернота над замком… Успокаивали только белые горы (жаль, в этот раз он их не увидел!) Было душно, и Лесли в один момент решился на то, чтобы приоткрыть дверцу. Последняя скрипнула, альбинос вздрогнул. Тишина. Да, иногда здесь становится очень страшно, хотя в замке несравненно лучше, чем в их отсеке. Так думали все двенадцать подопытных, даже после того, как их перевели в более удобное и, можно сказать, даже более уютное место, стали давать таблетки и лучше кормить. Лесли так похудел, будто вновь оказался у родителей дома, когда Джейсон избивал Лизу ремнем, молотком и кулаками, обливал пивом и ругал на чем свет стоит за пересоленный суп: «Ни ты, ни этот псих не жрут неделю!» – орал Джейсон. Лиза украдкой подсовывала сыну бутерброды, пока Джейсон храпел у телевизора, но сама съедала больше него. В замке, кстати, была такая вкусная еда! Вот бы остаться здесь навсегда!.. Подопытные собрались в библиотеке и держали совет. – Ты думаешь, он не вернется? – спросил Рори у Робина. – Не знаю… Ребекка, посмотри в окно в холле! Молодая женщина быстрым шагом направилась в холл. Остальные были озадачены. – Сколько мы сидели? – задала вопрос Айна. – Наверное, час или больше, мне кажется, – ответила Гвинет. – Да, больше. Но я вышла сразу, как увидела, что монстр вышел из замка. – Да, я тоже, – вставила Кравитц. – Аманда, ты как? – Нормально, – сказала Филипс. – Отдышалась. Робин, так что нам делать, если он вернется? – Эй, он застыл на месте! – послышался возглас Эйзенхауэр из холла. – Где он? – крикнул ей Робин. – Возле ворот! – ответила ему женщина. – Я сейчас вернусь! – Нет, стой на стреме! Короче, – начал Бауэрман, когда женщина отозвалась согласием, – Стоит ему снова начать подниматься, как Ребекка подаст сигнал, и мы опять разбежимся. – Но так не может продолжаться вечно! – возразил Ян. По его лбу стекали капельки пота, синяя рубашка промокла под мышками. – Ждать, пока нас не вытащат? А когда вернут – снова сидеть по углам? – Блин, я не знаю! – крикнул на поляка Робин. – Какого черта нас кинули сюда, не объяснив, как нам распоряжаться этим миром?! – Но мы сами его создали, – стала рассуждать Кравитц. – Мы здесь хозяева. Если ты создал этого монстра – то ты сможешь его уничтожить! Вспомни что-нибудь из математики! – Я пытался, но это нереально! – с досадой произнес Бауэрман. – Мне нужно вписать в его корпус треугольник с другими параметрами, нежели те, из которых он состоит, но я могу это сделать только в двухмерном пространстве, а он – трехмерный! Или даже четырехмерный, сложно сказать: он же движется… Это нереально! – Давайте пока сидеть тут, а потом покинем замок и будем дальше исследовать, – предложил Ян. – В конце концов, этот мир может вообще быть бесконечным. Тут красиво, но может быть найдем еще более интересное место. Наше дело – выжить… Кстати, где Лесли? – Лесли! Тьфу ты, черт! – опомнилась Люция. – Сейчас, я за ним! Испытуемые решили ждать сигнала Ребекки. Люция через какое-то количество времени притащила сопротивлявшегося Лесли: «Ну-ну, успокойся», – напевала Айна, посадив альбиноса себе на колени и поглаживая по голове. – «Все будет хорошо, никто тебя не съест…» «Хотелось бы», – добавляла девушка про себя. Они с Люцией полюбили Уизерса, решили заботиться о нем; парень напоминал им Шмуэля, и каждая хотела быть ему Эли,****** иногда они видели в нем даже Мойшу*******, чуть ли не преклонялись. Ну или хотели хотя бы быть названными сестрами. Лесли рассказал им, что у него «плохие родители», и обе девушки, вздохнув, приголубили парня. «Он как ребенок, невинное дитя», – говорила Кравитц. «Агнец Божий, еще и Пророк», – вторила Фурман. Ян сидел на столе, Робин – за ним, тщетно пытаясь что-то вычитать из книг, что просматривал до переполоха, Айна и Люция на кресле расположились, обнимая альбиноса с двух сторон, Аманда плюхнулась на другое кресло, Рори неуклюже расположился на полу, а Ребекка все стояла на стреме. Прошло часа два или два с половиной. За это время Терли сбегала в подвал за оружием, и теперь новехонькая сияющая винтовка была у нее в руках. «Для уверенности», – добавила Терли, когда Робин и остальные удивленно воззрились на нее. – Ребекка! Он все еще завис там? – наконец, не выдержав, крикнул Ян. – Кажется, да! – ответила ему Эйзенхауэр. – Кажется, ему все равно на нас… Стойте! Он исчез! Мы свободны! Все обрадовались и решили спуститься в холл, выйти из замка. Фурман взяла Уизерса за левую руку, Айна – за правую, они подняли парня, и повели в холл, остальные пошли с ними. Но тут произошло то, чего никто не ожидал. Серпинский возник из ниоткуда прямо в центре холла. Робин и Ян попытались закрыть собой девушек, Гвинет Терли отважно бросилась вперед с ними. «Эй, ты! Только попробуй на нас напасть!» – девушка выставила вперед оружие. Робин хотел оборвать ее, но фрактал вдруг в полной тишине воспарил в воздух, завис, будто принимая какое-то решение. Прошло пять минут. Ребекка внезапно сорвалась с места и побежала к компании. «Ребекка, нет!» – закричал Бауэрман. «Какая муха ее укусила?!» – гневно произнес он про себя. Ян и Гвинет попытались сделать шаг навстречу, Лесли завопил и сел на пол, но Робин поднял руку, останавливая их, а Айна обхватила Уизерса еще крепче. Феномен завертелся с бешеной скоростью. Эйзенхауэр стала подниматься в воздух, прорезался ее крик. Она подлетела к фракталу, тот разъехался в разные стороны, став треугольником таких гигантских размеров, что практически вписался в периметр холла замка. Девушка приближалась к его центру, на ее лице был написан такой ужас, словно ее бросили на съедение львам. «Робин! Что он со мной сделает?! Господи, я сейчас умру, сделайте что-нибудь!!!» – рыдала она. – Ребекка, прости нас, – произнес в полной тишине Бауэрман, и из его глаз брызнули слезы. Перед глазами у Эйзенхауэр стояла ее мать. Она умоляла девушку бежать, та барахталась, но ничего не могла сделать. «Мама, я не хотела тогда на похоронах у тетушки оскорбить ее память! Мама, я не хотела бить брата, я болела, у меня был психоз! Я не хотела резать вены, ни разу из всех трех попыток, прости меня! Вернее, я хотела, но я не умерла, ты меня спасла! Ты – самое дорогое, что у меня есть! Адам, прости меня, я была плохой сестрой! Брайан, любимый, прости, что изменила тебе, я тварь и сука! Папа, ты в Вайоминге, далеко от нас, у тебя своя семья, живи счастливо! Мама, прости, что оскорбляла тебя, я тебя люблю! Бабушка, родная, ты скучаешь по мне, я уже иду! Господи, прости меня!» – вопила девушка. Фракталу было все равно, но он определенно ждал. Девушка замолчала и оказалась внутри его сетей, он уменьшился в размерах, и стал крутиться вновь. Она снова подняла вой. Все то и дело пытались сделать шаг вперед, но Робин останавливал, словно приказывал смотреть. Фрактал остановился. Ребекка почувствовала, что ее руки стали болеть. Сначала слабо, но боль все усиливалась. Она поднесла ладони к глазам – и увидела, как ее пальцы стали покрываться волдырями. Ее длинные каштановые волосы взлетели вверх – и зависли в воздухе, больно оттянув кожу головы. Волдыри множились и росли, затем руки начали краснеть. Было больно, девушка плакала, но понимала: то ли еще будет. Она однажды обожглась на кухне, дотронувшись до вскипевшего чайника, и эти ощущения были похожими. Затем девушку вырвало, слезы полились из глаз бесконтрольно. Стали дрожать руки, девушка вновь поднесла их к глазам – они оказались почти обуглены. Захотелось в туалет, по брюкам потекли жидкие каловые массы и моча. Глаза девушки были вытаращены, боль была такой силы, что крик ее не прекращался, переходя в нутряной рев. Стали болеть и опухать ноги, ботинки оказались тесны, и натирали каждый волдырь, что образовывался на ногах Ребекки, вызывая такое жжение, что казалось, будто ее сжигают на костре. Живот, спина, бедра – все стало покрываться волдырями, опухать, краснеть, а затем лопаться и чернеть. Одежда Ребекки быстро пропиталась гноем, кровью и лимфой. Девушка все еще кричала, Айна закрыла рыдающему Лесли глаза рукой, не сдержавшись и заплакав тоже. Менее чувствительная Люция сняла очки, и стала смотреть в пол. «Что стоим и смотрим?! Нравится что ли?! Давайте наверх, ей уже не помочь! БЫСТРО!!!» – завопил Левандовский, но все стояли как вкопанные, онемев от шока. Ребекка же видела разноцветных динозавров, которые разносят в клочья замок, ее глаза стали закатываться, а кожа начала отслаиваться и виснуть; особенно ужасны были руки: они повисли плетьми, гноящиеся черные лоскуты вперемешку с кусочками кровавого мяса отделялись от костей и падали, но потом зависали в воздухе вокруг девушки. Она осипла, затем потеряла голос, и просто беззвучно открывала рот буквой «А». Ее лихорадило, трясло так, что казалось, что ее тело разорвется на несколько частей, изо рта текла слюна, перемешанная с кровью. Волосы рассыпались, зубы стали крошиться, глаза вышли из орбит, и на месте глаз зияли черные отверстия, сверлившие всех смертоносным светом. Внезапно ее тело стало раздирать изнутри, словно во влагалище забралась колючая проволока, и проткнула ей внутренности, слои мышц стали разлепляться, внутренние органы остались без поддержки и начали выпирать и выпадать, и вот ее разорвало на две равные части, затем – на четыре, потом – на шесть… Она давно не чувствовала боли. Голова лопнула, кровавые осколки черепа и частицы мозга танцевали вокруг все множащихся кусочков девушки. От той Ребекки, которую все помнили, уже ничего не осталось: кровавая каша, поющие косточки. Кости и правда издавали странные звуки, когда выползали из своих убежищ и образовывали фигуры, описать которые не мог никто из присутствующих: они танцевали, словно белые голуби, ворковали, дрожали, извивались, молили, терзались, зрели. Лесли перестал плакать, убрал руку Кравитц со своих глаз, и завороженно наблюдал за происходящим. Внезапно, в момент, все частицы, что были в поле фрактала, исчезли, уменьшившись до атомов. Фрактал застыл на мгновение и схлопнулся, исчезнув. Подопытные еще пару минут стояли как вкопанные, держась друг за друга, но Робин сделал какой-то свой вывод (уверенный или нет – не понятно) о том, что Серпинский исчез навсегда. Все выдохнули. – Давайте уже выйдем из замка, – сказала Люция. – У меня есть оружие, можно укокошить монстра, который обитает в парке, – предложила Гвинет. – Робин, его-то можно убить? – Можно. – Робин был морально вымотан, шмыгал носом. Остальные были не лучше. Лесли мелко дрожал, молча уставившись в пустоту; Айна пыталась его успокоить, но понимала, что сделала все, что могла; щепетильная девушка стала рассматривать рваный подол платья и думать, что с ним можно сделать. Рори Де Хэвилленд убрал руку с плеча Фурман, та отцепилась от альбиноса и надела очки; Аманда и Ян расцепили объятия, Филипс было немного неловко, что она прижималась ко взрослому мужчине, когда Анна была там, за пределами этого мира. Они и правда полюбили друг друга, и желание быть рядом с Зайлер заряжало Аманду идеей нового бунта. Восьмерка пересекла холл и оказались на воздухе. Птицы снова пели, арфы снова играли. Так не хотелось покидать это место… – Куда направимся? – спросила у всех Терли. – Давайте сходим в город, – подал голос Рори. – Там где-то Брендан, Пауль и Чарли. Нужно объединиться, зря мы разминулись. – Кстати, почему они не пошли в замок с нами? Ян, ты общался с ними, – дернула поляка за рубашку Аманда. – Они, скорее всего, сидят в баре и накушиваются, – съерничал поляк. – Вот Чарли говорил мне, что любит выпить. А еще он кололся одно время. Аманда вспомнила, как Анна переживала свою ломку, и у нее сжалось сердце. Они направлялись в город через лес. Деревья были безмятежно белы, формулы ветвились над ними. Трое подопытных, конечно, отчасти сформировали лес, но решили не ходить туда: Пауль признался, что ему страшно, когда он находится среди деревьев, ведь мало ли кто там меж ними может прятаться. Он панически боялся волков, и, хотя остальные заверяли его, что в этом мире вещи гораздо более причудливы, и волка он уж точно не увидит, Шрайбер энергично замотал головой и направился с Бренданом и Чарли в город. Теперь они шли под куполом, который уже заканчивался, поскольку был амфитеатром, и не распространялся на все небо STEM. – Выводите их, – внезапно услышали все в своих головах голос Рубена. Пространство зазмеилось, задрожало, и разлетелось, и они снова оказались в лаборатории. – Дженни, что с номером сорок? – поинтересовался у ассистентки Марсело, стоящий рядом с Викториано. – Нет реакции, – ответила ассистентка. – Мозг умер. – А значит и тело, – протянул испанец. – Мисс Эйзенхауэр больше не может принимать участие в твоем проекте, Рубен. Осталось только догадываться, что с ней там случилось, и почему вдруг она отправилась в мир иной. Начались беседы с подопытными. Хоффман поправилась, и взяла на себя Филипс, Фурман и Кравитц, Марсело – Де Хэвилленда и Терли, а Рубен стал опрашивать Уизерса, Бауэрмана и Левандовского. Трех других подопытных опрашивал иной специалист. Уизерс как обычно был спокоен, Ян – необычайно встревожен, Робин – неожиданно сильно апатичен и закрыт. «Ты винишь себя в ее смерти?» – спрашивал у школьника изобретатель, но тот просто смотрел в пол. Всех отправили в отсек, и Рубен с Марсело и Юкико пили в кабинете чай. – Говоришь, Фурман спокойна? – уточнил Рубен. – Да, у нее самая слабая эмпатия из всех девушек, – делилась японка. – Но вообще она немного встревожена. Она увидела крайне абсурдную сцену смерти, вызванную математическим объектом… Его создал Робин. Как он себя вел? – Парень винит себя в смерти Ребекки, – сказал изобретатель. – Он пережил травму, и теперь будет максимально защищать остальных, хотя они и не будут нуждаться в этом: все – взрослые люди. Хименес, как поживают твои клиенты? – Гвинет очень зла и воинственна (правда, она всегда была не робкого десятка, но тут ее прямо трясет от гнева), но я не понимаю, на кого направлена эмоция, Рори тяжело, он апатичен, – поведал Марсело, прихлебывая чай. – Не представляю, что бы чувствовал я, если бы увидел такое, – поднял глаза в потолок испанец. – Но это однозначно было бы любопытно. – Я на тебя плохо влияю, – посмеивался Рубен. Юкико опустила взгляд и чуть сильнее схватилась за свою чашку. Их сессии проходили всегда одинаково: Марсело начинал, а Рубен заканчивал, и в итоге «клиентом» неизменно оказывался бывший преподаватель. Хименес в конце сессий мягко направлял Рубена, говоря о том, что каждый терапевт нуждается в собственном терапевте, чтобы не выгореть, но Викториано заверял его, что со всем справляется сам. «Тогда я еще раз интересуюсь: почему ты согласился, отрицая нужду в помощи?» – пытался добиться внятного ответа Хименес. «Иногда хочется поговорить с умным человеком среди этого сброда, тем более с учителем», – отвечал изобретатель. Эго Марсело, разумеется, было поглажено, сердце – согрето. Но он неизменно вытеснял свои желания, которые, прямо по Фрейду, являлись испанцу в эротических снах. Он пытался рефлексировать, как ученый, даже достал «Толкование сновидений», чтобы в свободное время перечитывать, но всякий раз наталкивался на собственное сопротивление. Он тешился проекциями, додумывал за Рубена, и никак не мог прекратить эту сладкую пытку. Иногда Марсело думал, а стоит ли прекращать, если ему нравится такой мазохизм? Но страх проговориться, несмотря на то, что Викториано понимал его мотивы (что донес на первой сессии), был все равно силен. Иногда испанец не понимал, как долго человек способен вытеснять свои желания, сублимировать их, замещать чем-либо, и не разорваться изнутри. Как долго он сможет держаться, быть формальным, не замечать собственного безумия? На эти вопросы у Марсело не было ответов. Пока. *Моя любимая книга Кинга. **Первый раздел Торы, где говорится о сотворении мира, грехопадении, первых людях. ***Вацлав Серпинский – это известный математик, работал с проблемами пространства, внес вклад в теорию множеств. Прообразом для монстра послужил его знаменитый треугольник-фрактал. ****Если мы попытаемся создать список всех действительных чисел от 0 до 1, мы можем построить число, которого нет в нашем списке. Мы берем первую цифру после запятой из первого числа, вторую цифру из второго числа и так далее, а затем создаем новое число, изменяя каждую из этих цифр. Это новое число будет отличаться от всех чисел в нашем списке (поскольку оно отличается от каждого из них по крайней мере на один десятичный знак), показывая, что наша попытка перечислить все эти числа обречена на провал. Робин хотел бы создать треугольник с иной площадью, объемом и т.д., и ментально вписать его в Серпинского, чтобы разрушить закономерности его функционирования, которые являются следствием его строения. Да, блин, я и теорией множеств увлекаюсь, точнее, увлекалась одно время))) *****Кукла Джона Крамера из серии фильмов «Пила», которую я обожаю (и серию, и куклу). ******Шмуэль и Эли – персонажи из Торы. *******Мойша – это Моисей, но более иудейский вариант таки Мойша, решила раз уж держу марку – напишу «Мойша». Сама не еврейка, просто персонажи такие, да и вообще, любимый философ – Эдмунд Гуссерль – еврей, любимый поэт – Пауль Целан – тоже еврей. Вай нот?))))