Лезвие агата

Я один на плато, звенящем от двусмысленного качания, в нём заключена для меня вся мировая гармония. О! Сбросить волосы вниз – все члены – небрежно в белизну мимолётного. Какие у вас сердечные средства? Мне нужна третья рука, как птица, которую две другие не могли бы усыпить. Птичка в клетке доводит до слёз прелестную девочку, обречённую синеве. (Ф. Супо, А. Бретон. Магнитные поля).

– Как насчет того, чтобы провести праздник в твой день рождения? Рубен и Марсело готовились к очередному сеансу STEM. На часах было около десяти утра. Викториано пил кофе и старался не заснуть на ходу. – Смеешься? Я в свой день рождения буду украшать себя ритуальным ножом? – Рубен обернулся на своего учителя с выражением лица крайне недовольным. – Это сильно понравится Уоллесу и расположит еще эффективнее, – порекомендовал испанец. – Понимаю, будет нелегко и неприятно, просто думай о результате. – А что я должен делать потом? Вот представь: я совершил ритуал, стал членом братства, и прочее. Как это поможет мне избежать противостояния в связи со STEM? – Покажи, что живой ты принесешь гораздо больше пользы. Потом, Уоллес ценит всех членов Ордена, они ему как дети. Притворись его послушным сыном. У тебя есть дар дипломатии, убеди его, что твое изобретение должно остаться твоим, – рассудил бывший преподаватель нейропсихологии. – Но что мне обещать ему взамен? – Что ты выполнишь его задачу. Рубен даже представить себе не мог, каким образом можно поместить всех жителей Штатов в STEM: от ребенка до старика. Должен же быть отбор? Но кто и как его будет проводить? И понятно, где можно найти столько ванн, но как, черт возьми, размещать изобретение ТАКОГО масштаба, и где? Это невыполнимая задача! Только на расстоянии можно… Постойте-ка… На расстоянии! Рубен сдержался, чтобы не хлопнуть себя по лбу, взял листок бумаги и принялся писать. Ведь можно чипировать всех жителей штатов, передавать нужные импульсы в беспроводном режиме! И никаких громоздких конструкций! Но это трудно, нужно много лет работать над таким «STEM 2.0», нужны колоссальные ресурсы… «Мобиус» может достать хоть черную жемчужину со дна океана, но хватит ли ему самому на все это жизни… И стоит ли класть на алтарь собственные интересы? Рубен вовсе не хотел заниматься реализацией идеи, которой горел оккультист, но чтобы под прикрытием изучать Орден, нужно дать свое согласие на это, и притвориться честным как можно лучше, чтобы нейролингвистический программист не распознал лжи и фальши. Нет, лучше быть честным. Если Рубен будет говорить правду – тем лучше для него. Но эту правду нужно построить так, чтобы не выдать себя. – Я согласен, – твердо произнес изобретатель. – Я сообщу Теодору, а ты иди в лабораторию. – Марсело спешно поднялся и направился в святилище. Викториано поднялся тоже, вышел из кабинета, запер его и направился налево по коридору. В лаборатории никого не было, Рубен вошел туда первым. Он щелкнул выключателями. Холодной волной пробежали-зажглись лампы. От этого холодка и двухсекундного мигания возникало ощущение чего-то торжественного. Новый испытательный день! Изобретатель обошел зал, нажал на нужные кнопки – и STEM, словно диковинное живое существо, равномерно загудел, словно бы разогреваясь. И как такую прелесть отдавать какому-то повернутому невежде?.. Он и ученым-то не является! Да кто он вообще такой?.. Психиатр погладил корпус изобретения рукой, словно спину дорогого и холеного скакуна. Он вложил в него столько сил, времени, умственного труда… Нет! Ни за что STEM не станет собственностью Теодора! Но нужно продумать план. Доминанты спали беспробудным сном. Аманда расположилась на плече у Анны, Анна похрапывала, обняв подругу обеими руками. Лесли всю ночь ворочался и дергался во сне. Ему снилось, что он летел на огромном пузыре от жевательной резинки, вылетев через окно из кабинета страшного детсадовского психолога. В этом четырехэтажном детском саду с выпуклыми окнами были разноцветные стены, словно раскрашенные и размалеванные мелками. На стенах были нарисованы кошки и зонтики. Пролетал он над шумным детским праздником, который был возле здания, было много шаров и цветов, дети бегали и смеялись, а также были странные аниматоры-шуты с чересчур длинными ногами, которые их развлекали, причем они ходили не на ходулях. Затем сознание Лесли будто раздвоилось: Лесли двадцати пяти лет и он же, но маленький ребёнок. Какая-то женщина на мотоцикле в черном похитила этого ребёнка и бросила его в кукурузном поле. А Уизерс жил в городке рядом с этим полем. Странным было то, что время в городке шло, однако солнце всегда катилось к вечеру и не садилось. Уизерс искал ребёнка, прятался от кого-то, а потом в голове его кто кто-то берет да и говорит: взойди на гору, как Ошо, и посмотри на поле сверху. Лесли залетел на гору, закрывавшую от него город, ничего путного в поле не увидел, спустился на парашюте, хотя и умел летать. Оставшись ни с чем, Лесли полетел дальше (так хотелось уже покинуть это место), пролетел над грязным прудом, окаймленным густым подлеском, а на островке посреди пруда трое грязных мальчиков в рваных рубашках помахали ему руками. Сон был красивым, длинным и жарким… …и как было отвратительно услышать «подъем, завтрак!» Доминанты зевали во весь рот, пока разбирали свои тарелки, привезенные на тележке санитаркой. Лесли валялся на кровати (ему пришла в голову мысль, что, должно быть, за окном дождь или снег, но посмотреть все равно не выйдет), пытался проморгаться, но вставать совершенно не хотелось. Или не моглось. «Лесли, овсянка!» – стала лениво тормошить его Гвинет, вылезшая из своего угла за кашей. Она спала на левой дальней кровати (если смотреть, повернувшись спиной к двери), и, в общем-то, там было уютно (если можно вообще считать уютным пребывание в плену). Возле нее, посредине у дальней стены, спали Аманда и Анна (она обратила внимание, что они проснулись рядом, хотя до этого там было место Робина), за ними, в правом углу – Рори. Комната была прямоугольной, рассчитанной как раз на двенадцать человек, по три кровати в ряд; одно место возле входа по понятным причинам пустовало (там когда-то спал Чарли). Лесли же лежал на кровати, стоявшей перед кроватью Гвинет, тоже слева, и дотянуться до него было делом плевым. Напротив него уже ел свою порцию Ян, занявший центральное место, у противоположной стены – Люция и Айна. У самого входа сидели Пауль и Брендан, а справа от Лесли была кровать переехавшего Робина, который по-рыцарски уступил уютное местечко новенькой, рядом с кроватью Яна и ближе к двери на ряд – место Аманды, но последняя показательно это игнорировала, усевшись рядом с Анной. – Расскажи хоть как жизнь в большом отсеке, – набив рот овсянкой, спросил у Анны Ян. – Одна каша на завтрак, обед и ужин, – буркнула девушка. – Я вчера впервые за много месяцев поела мясо. Мы просто встать не могли, слабость дикая. Кололи какую-то фигню, таблетки не давали, одна девушка заблевала весь пол вокруг своей кровати, потом на блевотине поскользнулся какой-то мужчина и разбил себе голову. Простите, не к столу, – поправила она себя. – Один парень чуть не разбил себе руки – орал благим матом и колотил в стену. Его привязывали к койке. Все рыдают, некоторые начали орать. Вот просто сядут и орут. Потом нас всех погрузили в наркоз (видимо, что-то оперировали), потом стало как-то подозрительно тихо и спокойно. Но у всех стали трястись руки, на поворотах все стали падать, неприятно, в общем. Но дисциплина стала железная. Один дьявол знает, что они на нас испытывают. А вы как, ребят? – Викториано погружает нас в фантастические миры, созданные нашим подсознанием, мы – проекции, гуляем там в нашей обычной одежде, сражаемся с монстрами, выполняем задания, – стала пояснять Айна. – Короче, звучит интересно, если бы не было экспериментом над людьми, – подытожил Робин. – А там красиво? – спросила у всех Зайлер. – О, там очень красиво, – сказала ей Аманда, приобняв. – Увидишь, не сегодня так завтра. Раз тебя перевели – теперь ты с нами. А вас разве не кладут в какие-нибудь дурацкие холодные ванны? Не водят по лабораториям? – Нет, колют какую-то фигню, обвешивают датчиками, заставляют неподвижно лежать, почти совсем не выводят, в отличие от того времени, когда вы были с нами. – Анна зачерпнула кашу и отправила в рот. – Но головокружения у всех, лично у меня почти постоянно были. Господи, как я рада, что вчера поела мясо! Мясо – это пища богов! – с восторгом сказала девушка. Аманда погладила ее по спине. – Поели? На выход, сегодня идете в лабораторию. – Объявилась Кейт с несколькими охранниками. – Но мы же еще недавно… – начала было Люция, но не выспавшаяся и оттого еще более злая надзирательница одернула ее. – Не разговаривать. Молча встали и вышли. Идете под охраной. И чтобы без фокусов! Доминанты повскакивали с мест и направились к двери, Филипс схватила Анну за руку, но охранник больно ударил ее по запястью. От удара Аманда отшатнулась в сторону, стиснула зубы, пережидая боль. Понуро побрели они по коридору, путающемуся в извилинах, запечатавшему навсегда души их здесь, в обители призраков с заклеенными ртами, ангелов бескрылых, соловьев немых с пылью пепельных перьев вместо интенций. Каждый думал о своем, и, что странно, ждал путешествия. Хотя странно ли, учитывая, что дни были бесцветными настолько, что только погружение в миры STEM разукрашивало их гуашью приключения? Хотя бы какие-то события! Рубен дожидался своего учителя в лаборатории, тот все никак не желал появиться. STEM работала исправно, компьютер был в строю, за ним уже сидел оператор и ждал приказа, опустив голову на руки. Стенографистка хлестала кофе и зевала: ну и утречко… Викториано тоже ощущал слабость и даже небольшую ломоту в ногах; так хотелось еще понежиться в постели… Но тут ввели подопытных, и Рубен улыбнулся, изящным жестом приглашая всех на их привычные места. – Анна Зайлер, доброе утро, – шутливо-уважительно поздоровался Рубен, Анна зыркнула на него исподлобья. – Занимаете ванну почившей Ребекки Эйзенхауэр. Вон, видите листочек с номером пятьдесят девять? Ваше место в министерской ложе, – Викториано осклабился. Зайлер побоялась открыть рот, ведь охранники бдели за их спинами, но одарила изобретателя самым осуждающим взглядом из своего арсенала. – Останетесь с нами навсегда – выгравируем ваше имя. Прямо на ванне. Все готовы? Стенографистка допила кофе, операторы очнулись от зычного вопроса, в дверь вбежал Хименес и, тяжело дыша, остановился возле ученика. «Не опоздал?» – спросил он у Рубена. «Нет, ты как раз к началу», – ответил ему бывший студент. Анну повели куда-то в отдаленную от Аманды ванну, Филипс стала знаками пояснять своей подруге, что ванна противная, но потом все будет хорошо, ее ощутимо дернули за плечо, принуждая идти к своему месту. Все было готово для нового путешествия. – Погружение в STEM через 3… 2… 1… Анна почувствовала укол страха, животного, нечеловеческого, затем будто усыпление от наркоза, а потом внезапный толчок в грудь и голову. Все завертелось, как на карусели, девушка попыталась вцепиться руками в ободки ванны, но поняла, что не чувствует рук. От бессилия она закрыла глаза и позволила себе отключиться. – Открывай глаза, мы на месте! – услышала она сквозь года знакомый голос. Яркий луч света брызнул ей в глаза, словно кислота. Она едва-едва разлепила глаза, потом ощутила объятие Аманды, которая трясла ее, пытаясь привести в чувства. Привыкнув к свету, девушка поняла, что сидит на земле, затем, попытавшись подняться на ноги, стала испуганно озираться. Вокруг нее были полуразрушенные дома, перед ней – дорожка в густой, набухший, словно от питательного дождя, лес, деревья в котором имели стволы индивидуального цвета, а также солнечные часы Брендана и Пауля, над головой – палитра из восьми солнц, вдали – труп монстра с невероятно длинной шеей и клоунской головой. Одета она была в безразмерную футболку с эмблемой любимой рок-группы и черные джинсы, которые часто носила до приезда в «Маяк», а также черные кроссовки на высокой платформе. – Ч-что… Что это за хрень? Я будто под марками*, – пролепетала Анна. – Все нормально, ты просто попала в страну чудес, Алиса, – хихикнула Аманда. – Вставай, мы в лес идем. Гвинет, у тебя обойма целая? – Нет, я же выпустила кучу пуль в этого клоуна… Пожалуй, сбегаю в лавку за патронами. Рори, покажи, пожалуйста, где она! Они с Рори ушли в лавку. Пока двое доминантов отсутствовали, Аманда рассказывала своей подруге о приключениях, что они пережили без ее участия, остальные дополняли наперебой: «…я придумал монстра-фрактал, треугольник Серпинского, правда, он был уже не треугольник, мы же в четырехмерном пространстве…»; «…и представляешь, у нас были задания, каждому свое…»; «…а мне пришлось бегать от гномов успокаивать тетку, которая меня толстой считает, только она была деревом, ивой…»; «…я пыталась понять, что означает мое задание с цветами, я же языком цветов увлекаюсь…»; «… мы с Робином искали этих двоих, пока они тут сооружали солнечные часы и наблюдали за небом, а нашли Гвинет…» Анна слушала взахлеб, затем попыталась узнать у всех, кто, откуда, на кого учился, и прочие факты биографии, чтобы влиться в коллектив. Все охотно рассказали новенькой о себе, кроме Пауля и Брендана, которые, пока все болтают, снова начали возиться с часами. «Эти все равно почти с нами не разговаривают», – рассказывала Аманда. – «Они просто с нами, и мы принимаем их такими, какие они есть». Рори и Гвинет вернулись, последняя притащила целый туристический рюкзак, набитый патронами, словно пиньята – конфетами, и водрузила на спину (за годы работы вожатой она привыкла к тяжести на спине). Дорога обещала быть опасной: люди не просто так боятся леса. Одиннадцать доминантов собрались с силами и шагнули на узкую тропинку. Деревья были могучими, кряжистыми, завитыми, как на Куршской косе**, стволы их выступали в полумраке цветными изваяниями – памятниками чудности и уникальности. А цвета! Лазоревый, грушевый, миндальный, альмандиновый, карминный, шоколадный, лимонно-мармеладный, малахитовый, гранатовый, золотой, серебристый, травяной, виардо, формалиновый, эбеновый, рыжий, пастельно-розовый, агатовый, аквамариновый, терракотовый, аметистовый, пунцовый, фисташковый, фуксия, шампань… Они не были ослепительно-яркими или кислотными, кричащими или раздражающими (даже фуксия меркла свергнутой царевной), наоборот, глазу было от них отрадно и легко. Дорога изобиловала кочками-почками, мшистыми валунами и задиристыми корягами, поэтому не споткнуться было сложно; Лесли один раз чуть не упал, его неизменно поддерживали под руки Айна и Люция (Аманда вцепилась в Анну как в сокровище и не отпускала, они замыкали процессию). Мягкая и податливая земля чадила теплом, прогретые стволы звенели, словно оркестровые треугольники, гудели, словно шмели, свистели, словно салазки, скрипели, будто половицы в заброшенных домах, хохотали, словно пьяные гоблины, трубили, будто слоны, вибрировали, как массажные кресла, и звук был приятным, если к ним прикасались с благородным намерением, и неприятным – если хотели оторвать кусок коры или поскрести ногтями ствол. Оживившийся Уизерс тянулся к деревьям, проворачивая и те, и эти операции, и по-детски улыбался, когда слышал тот или иной звук. «Как под марками!» – все восхищалась новенькая. – «Жесть!» Перед Анной и Амандой шли Пауль и Брендан, обсуждавшие световые столбы, Гражданскую войну и лего, иногда замедляясь, и девушкам приходилось их подталкивать, и парочка послушно расшевеливалась. Листья шумели проявленными тенями, воздух был чист и прозрачен, словно слеза русалки, поэтому волей-неволей доминанты перешли на медленный шаг, немного растеряв воинственную решительность. «Воздух будто горный», – рассуждала Гвинет. – «Наверное, недалеко гора». «А у меня от горного воздуха в носу свербит», – заявил ей Левандовский, когда они остановились на небольшой полянке, дабы оглядеться. Поляна, покрытая словно специально подстриженным заботливой старушкой из пригорода Лондона газоном, была очерчена ровным кругом, как по циркулю, и посреди нее возвышался тотемный языческий столб. Рядом с ним, слева, располагался витой стол, словно вырванный из викторианского готического романа. Тот самый стол, который похож на ворона. На нем сидела птичка с очень длинным хвостом и высвистывала азбуку Морзе. «О, моя остановочка», – с нотой сарказма в голосе сказала Люция. – Ты уже видела такой столб? – поинтересовалась у нее Айна. – Он у меня в задании был. А кто-то еще сталкивался в этих мирах с этой штукой? – решила опросить всех изумрудноволосая. – У меня, – подал голос Уизерс. – Только я видел его во сне. – Я рисовал такие на неинтересных уроках, – внезапно осенило Робина. – А еще он на карандаш похож. Пиши. – В смысле? – обернулась на него Люция. Рори сощурил глаза. – Этот лес хочет нам сказать, что мы должны написать что-то, вроде магической формулы. Сам столб как карандаш, дерево, из которого он сделан – бумага, а иероглифы – слова. Да еще и этот стол. Там, по-моему, есть писчие принадлежности. Похоже, это загадка. – Школьник почесал в затылке. – Смотрите, что тут еще есть! – позвали остальных отбившиеся Аманда и Анна. Девушки указывали на сферы, лежащие на одинаковом расстоянии друг от друга. Внутри них искрился свет, переливался тревожными волнами. В каждой сфере находилась буква английского алфавита, будто плавая в желе. Анна подняла одну сферу с земли с буквой «Н» и потрясла ее. «Желе» начало колыхаться, буква забарахталась в нем беспомощным младенцем, волны расходились от нее в стороны серебристыми крапинками и опадали, сталкиваясь со стеклом. – Посчитайте сколько всего сфер. – Робин побрел к письменному столу, остальные стали бегать по поляне и собирать сферы. Лесли нашел «Е», Аманда – «Р», Рори – «П», Гвинет – «И» и «А», Ян – «Е» и «Р», Айна – еще одну «Р», Люция – «В», а Брендан и Пауль – «Щ». Доминанты сошлись в середине поляны, показали друг другу находки, затем Ян предложил сложить все артефакты рядом со столом, где Бауэрман уже пытался что-то писать. – Робин, как дела? – спросила у школьника Аманда. – Это что-то среднее между судоку, комбинаторикой и полной шизофренией, – обреченно вздохнул он. – Слушайте, если мы умеем создавать монстров, то, может, и эту загадку кто-то материализовал из своего сознания? Логично, но тогда только он (или она) сможет помочь нам ее решить. – А может вообще не надо? Просто пойдем дальше? – Терли, сбросившая тяжелый рюкзак на траву и севшая на него верхом, обеспокоенно поглаживала свое оружие. – Здесь есть какой-то подвох, нам определенно нужно попытаться решить ее, – пораскинув мозгами, сказала Аманда. – Я нутром чую, что если мы просто пройдем мимо – откуда-нибудь вылезет тварь и сожрет парочку членов нашей компании. Я не хочу терять кого-то. – Давайте попробуем сложить слово из этих букв, – предложила Айна. – Вот тут – «В», «А» и «Р». Варение. Или еще рвение, – предложила Анна. – Там еще есть «Щ». Вращение… Вещание… – бормотал Левандовский. – Но нужно ведь составить слово из всех букв! – заметил Рори. – Робин, ты у нас мозг команды, рассуди. – Пищеварение, – буркнула Анна, поглаживая впалый живот. – Превращение! – догадался поляк. – Как у Кафки. Но что нам это дает? «Мозг команды» написал слово «conversion» на листе рядом со своими расчетами и продолжил думать. Гвинет зевнула и потянулась: она все еще хотела спать и, удивляясь самой себе, с удовольствием бы сейчас прикорнула в своем углу в отсеке. Лесли ковырял ногой землю. Птичка отчего-то громко залилась, и альбинос, пока все стояли и наблюдали за бегающей ручкой Бауэрмана, силящегося расшифровать послание, поплелся к ней. В умном черном глазке мелькали задор и коварство. Хвост у создания был изумрудно-зеленый, сорочий, а эбеновые с прозеленью и золотистой дымкой крылья были будто слишком велики – она не могла уместить их по касательной к своему телу так, чтобы ей было удобно, постоянно переминалась с одной золотистой лапки на другую и поправлялась, потряхивала перьями. Птица вдруг перестала петь, когда Лесли подошел к ней, и с интересом уставилась на парня. – Ворона. Птица раскрыла бардовый клюв и что есть силы затрещала. Великая мать. – Сорока?.. Создание потянулось головой к альбиносу. Тот заметил выбившиеся перья, протянул руку и попытался дотронуться до блестящей, будто масляной головки, чтобы ласково пригладить перышки: к живым существам Уизерс всегда был неравнодушен. Птица, поскребывая когтями по столу, подобралась вплотную и дала себя погладить. Лесли улыбнулся. – Я тебя видел. Лесли показалось, что птичка издала звук, похожий на «дай я, ай». Доминанты меж тем разделились: Анна, Аманда, Айна и Люция пошли изучать письмена на столбе, а Рори, Гвинет и Ян остались помогать Робину. Пауль и Брендан перестали обращать внимание на окружающих, взяли в руки по сфере и стали разглядывать волнующиеся песчинки. – Почему вы-то ничего не делаете? – укорила их Гвинет. – Да откуда мы знаем, что делать! – внезапно зло выкрикнул Беннет. – Мы хотя-бы пытаемся! – Гвинет, не кричи. – Ян мягко, но решительно отвернул девушку от аутичных товарищей. – Пусть делают то, что хотят. Мы все равно разгадаем загадку рано или поздно. – Лишь бы Викториано нас не вытащил заранее: я только в раж вошел! – воскликнул Робин, заполняя формулами второй листок. Люция пыталась понять, что зашифровано в письменах на столбе, но ничего не могла даже выдвинуть в качестве предположения. Изображены (вернее, вырезаны или выбиты) были узоры, напоминающие разветвленные злые когти, симметрично, словно крылья птицы или ангела, повторяющие друг друга в сложных конфигурациях и разраставшиеся гневливыми полипами.*** И что это может значить? – Что это за узоры? Кто что думает? – спросила у девушек Фурман. – Как татуировки, знаки и символы, – мечтательно протянула Кравитц. – Дух властвует над материей, высвобождается из тела. Там на столе сидит птица, в культуре птица – символ освобождения от оков Тамаса,**** мудрости, божественной власти, восхождения на небеса. Это хороший символ, по большей части. Эти узоры похожи на птичьи крылья, только сложнее структурно, менее функциональные, более декоративные. Птица словно провела крылом по безликой деревянной массе… – Превращение, – перебила ее Аманда, – означает переход из одного состояния в другое. Мы перешли порог леса – состояние изменилось. Точнее, статус. Лес с древних времен был лиминальным пространством, молодой член общины получал свои испытания чаще всего именно там, переходя из состояния ребенка в состояние взрослого. Вот и нам выпало испытание в лесу. Возможно, мы приобретем новый статус?.. И вот, получается, мы должны… – Перейти из физического состояния в метафизическое? – спросила Люция. – Скорее, осознать себя как метафизических субъектов, – вступила Аманда. – Как уникальные, монадические Я. Мы – монады.***** Мы сотворены высшей силой, мы имматериальны. Мы должны увидеть точку, в которой собирается наша душа. – А по-моему, у вас троих синдром поиска глубинного смысла, – хихикнула Зайлер. – Но, с другой стороны, нужно же как-то решить загадку. Я вот что думаю: давайте нарисуем что-нибудь вроде точки с крыльями, или как там вы изображаете эти свои монады… – Зачем? Здесь не нужно рисовать, я считаю, – возразила Филипс. – Это загадка метафизическая, то есть, проще говоря, не-физическая. Давайте так: я – автономный субъект, погруженный в себя, созерцающий себя, рефлексирующий, способный отделять сознание от тела. Сознание ведь существует отдельно от тела, оно проще тела, очевиднее и ближе к нам самим, ведь самосознание – это первое, что держит в нас жизнь. Птица как символ выражает осознание собственного самосознания, или как-то так, я думаю. Мы должны понять, что глаз себя видеть не может, только сознание способно увидеть ту точку, где оно фокусируется само на себе. Короче, я думаю, что мы должны как-то написать это в качестве формулы. – Математической что ли? Робин вон марает бумагу уже, нам-то зачем? – удивилась Анна. – Нет, Аманда имела в виду текстовую форму, – сказала Айна, обошедшая столб кругом в поисках подсказки и, не найдя ее, вернувшаяся к другим девушкам. – Нужны несколько слов, как ключ. Заклинание, если угодно. – И мы должны просто его написать? И в этом все решение? – новенькая скептически подняла тонкую бровь. – Нет, нужно что-то еще, но я, блин, не знаю, что! – уже в раздражении и легком отчаянии от осознания непреодолимости препятствия произнесла Аманда. – Птица же еще может быть посланником, а на послание нужно отвечать. Давайте, может, скажем эту формулу вон той птице, с которой Лесли возится? – предложила Люция, поправив очки. – А вы уверены, что птица вас уже не услышала? Ян все это время жил на два уха: одним слушал Робина, другим – девушек. Он показал пальцем на стол. Лесли сидел на земле, заливаясь слезами, в то время как «сорока» с бардовым клювом внимательно и пристально смотрела на девушек. Она издала странный звук, похожий на крик ребенка, Лесли в ужасе закрыл уши и сжался в комок, стиснув зубы. Создание взлетело, размашисто вспенив воздух, и приземлилось на пик столба, затем уставилось на девушек вновь. – Что ей от нас надо? Она не выклюет нам глаза? – боязливо попятилась Анна. – Все, я пошла писать формулу. – Не выдержав напряжения, Филипс направилась широким командирским шагом к столу, где Робин исписывал третий листок. Босоножки девушки уже были измазаны в земле и зелены от травы, пальцы на ногах стали грязными. – Робин, что насчет загадки? Школьник состроил забавную недовольную рожицу. – Я не могу подобрать решение, вернее, какое-то одно решение. Их несколько. Точнее, три. Кстати, вы видели, что от поляны в лес ведут именно три тропы? Так вот, я думаю, что мы должны выбрать правильную тропу, но как – я не могу сказать. Может, у вас есть ключ? – Мы пытаемся понять, что за часть загадки на столбе. Договорились до того, что это не конкретный ответ, а очень абстрактный, абстрактная философская формула, касающаяся самосознания. И надо как-то ее увязать с превращением, – пояснила девушка. Бауэрман предоставил Аманде результаты своих вычислений. И первый вариант решения – число десять. Девушка сразу же поняла, что эта цифра означает количество доминантов до появления Анны. Второе решение – это единица, то есть, наверное, Анна. Третье – число сто один. Сто один… Это номер на ее костюме в реальности! Это значит, что… что она должна завершить решение загадки? Возможно. Но еще есть три дороги, и как связать это все? Девушка позвала всех к столу и поделилась размышлениями. Птица молча наблюдала за ними. Лесли успокоился и смотрел то на создание, то на товарищей. – Я еще подумал, что птица высвистывала азбуку Морзе, где есть тире и точки, а в математике есть двоичная система счисления, где нули и единицы. Мои ответы на математическую часть загадки логичны и увязываются с вашей, – пояснил дополнительно Бауэрман. – А я считаю, что не увязываются! Математика и философия – это разные вещи! Они спорят! И вообще, вся эта ваша математика – непонятная чушь для гиков, – грубовато возразила Кравитц. – Может, у тебя просто мозгов не хватает понять величие этой науки? – перешел на повышенный тон школьник. – Не спорьте, пожалуйста, иначе мы отсюда не выйдем! – прикрикнула на них Гвинет. – У нас есть три элемента: превращение, три числа и эта философская формула, – начал Ян. – Давайте запишем это на листе, а потом будем танцевать дальше. Аманда взяла ручку и записала на чистом листочке три элемента загадки. Ян продолжил: – Что объединяет эти три элемента? Давайте подумаем. Я думаю, что абстрактность: превращаться может все, что угодно, числа абстрактны сами по себе, а философская формула… кстати, какова она? – Там может быть все, что угодно, – стала рассуждать Люция. – Я хочу понять, сколько слов должно быть в ней. Может, три? Это магическое число. К тому же, у нас три элемента загадки и три тропинки. – Кстати, сфер десять. Может, в формуле десять слов? – предложил вариант Рори. – Или десять букв, или слогов. Черт! – чертыхнулась Анна. – Как же сложно! Наше подсознание издевается над нами? – Подсознание… Точно! – осенило Аманду. – Давайте слушать подсознание, а не думать. Мы подумали достаточно. Мне лезет в голову сочетание из трех слов: «Самосознание превращает Я». Когда Я осознает то, что оно себя осознает, оно превращается, и так каждое мгновение. Немецкие философы навели меня на эту мысль, они вообще о самосознании говорили постоянно: Кант, Гегель, Фихте, Шеллинг… Жаль, мало изучала. Преподаватель был той еще занозой. Есть еще одна версия: «Превращаясь, я сознаю». Когда я превращаюсь, я сознаю это или что-то, являющееся причиной или следствием превращения. Но вообще смотря какое превращение: мгновенное или длительное. В мгновенном превращении все эти осознания скрыты, потому что мгновение – это точка, стягивающая в себя все, в длительном превращении мы понемногу осознаем, например, признаки того, что оно происходит. Но если мы говорим о подсознании – скорее, нужно брать мгновенное превращение. Это как незначительная мелкая деталь во сне, из которой сон разворачивается. – Может, «превращаясь, мгновенно сознаю», или «превращаясь мгновенно, сознаю»? – предложила Люция, делая акценты на запятых. – Мне кажется, второе выражение лучше подходит, – высказался Ян. – И звучит лучше. Интуиция подсказывает. – Да. Мне еще нравится то, что точка, если ее изображать и увеличивать в объеме – это круг, а объемный круг – это сфера, – сказала Айна. – Ну, не совсем так, с точки зрения математики… – начал было Робин, но Аманда шикнула на него, и школьник замолчал. – Мне нравится «превращаясь мгновенно, сознаю», – подытожила она, записав фразу на листе. Внезапно птица громко свистнула, подлетела к столу и клюнула в ящик. Ящик! Они не обыскали стол! Аманда выдвинула ящик – и обнаружила записку. В записке было написано «Выберу жертву. Порядок». Жертву? То есть кто-то все-таки умрет?.. – Нет, только не это! – заныла Филипс. – Опять жертва! – Отстреляемся, если что, – напомнила ей Терли. – Я вооружена. – Порядок… Может, порядок слов? Их надо менять местами, пока мы не найдем ключ? – предположила Анна, устав стоять и присев на стол (благо, высокий рост позволял хорошо устроиться). – А я думаю, что нужно расставить ударения, ну, то есть понять, какое слово самое главное, и выбрать дорожку, отмеченную им, – поделилась идеей Айна. Аманда показала ей «класс», и записала идею. – Тогда левая дорожка – это «превращаясь», средняя – «мгновенно», правая – «сознаю». Но если так – какой смысл в запятой? – спросил девушек Рори, усевшийся рядом с Гвинет. Все на пять минут замерли в раздумьях. Внезапно птица, до этого взлетевшая на столб снова, засвистела так благостно-мелодично, что у всех ладан полился из ушей. В прямом смысле. Доминанты пытались сделать что-то с жидкостью, вытекавшей из них, но только сначала; потом им это удовольствие стало доставлять. В какой-то момент ладан стал литься и из глаз, словно слезы благодатные, а в головах у каждого возникло слово «вознесение», телепатически посланное им «сорокой». Губы всех были растянуты в глуповатой улыбке, Гвинет, Рори, Пауль и Брендан тянули руки к небу и возбужденно молились, Люция, Айна и Робин попадали на колени, безудержно и бурно смеясь, Ян стал корчиться на земле в оргастических судорогах, Анна – ласкать свою грудь под футболкой (в глазах ее мерцали звезды), Аманда – петь гимн США, отдавая честь. И только Лесли сидел на траве, будто оглушенный, наблюдая эту абсурдную сцену. Создание слетело с пика, подлетело к Уизерсу и со всей силы клюнуло альбиноса в макушку. Он закричал не своим голосом, попытался заткнуть рану пальцами, но птичка мягко отстранила крыльями его руки, собрала кровь и сбрызнула ею доминантов, словно водой растения. Ладан перестал литься, все очнулись. И как же они были раздосадованы этим! Нахлынул поток депрессивных воспоминаний, обид и травм, всем захотелось умереть или хотя бы навредить себе, покалечиться. Анна в ужасе вспоминала свою ломку, ее настигала тревога, словно дилеры уже стучатся в дверь ее, Люция видела перед глазами тетю Ирит, которая пускала скабрезные шутки в ее адрес, и Дейзи, которая показывала ей неприличный жест, Аманда – отца, который ее унижал, Робин ощущал на себе одновременно все оскорбления, удары, тычки и пинки от одноклассников за все годы обучения в школе, и тому подобное. Каждый вспоминал, как его отвозили в психиатрические клиники на «скорой», как хватали и пихали в палату, привязывали, как обращались, словно со скотом. Но самое страшное было то, что все ощутили на себе боль каждого, кого лечили электрошоковой терапией за все годы ее применения в психиатрии, а также боль каждого, кто был с ними в «Мобиусе», в том числе и собственную. Каждый мог поклясться, что этот акт был хуже всех обострений вместе взятых. Птица, сидящая на голове альбиноса, взмахнула крыльями – и поток, наконец, схлынул, словно ведьма сняла заклятье или спала температура у больного гриппом. Все выдохнули и опустились в изнеможении на траву. Схлынуло все мгновенно. Лесли не пытался даже изгнать создание, сидел смирно. Внезапно всем пришла в голову мысль выстроиться в очередь перед столбом: он притягивал их, словно магнит – железо. Создание вспорхнуло с головы Лесли и снова переместилось на свой наблюдательный пункт. Первым был Ян. Птица внимательно посмотрела ему в глаза. Затем он услышал у себя в голове голос Уизерса: «спаси ей жизнь, она ждет тебя, хоть пока и не знает того». Следующим был Рори, который услышал: «она никогда не думала о тебе плохо, прости себя». Анна услышала: «они никогда тебя не достанут». Аманда – «они заслуживают твоего прощения». Робин – «ты больше туда не вернешься, они не причинят тебе зла». Люция – «она больше не скажет тебе, когда узнает, через что ты проходишь каждый день». Айна – «твоя мама любит тебя, пожалей ее». Свою порцию получила и Гвинет: «он больше не ударит тебя, когда узнает, через что ты прошла». Пауль услышал: «доверься ему», Брендан – «это не делает тебя хуже». Каждый понял, о чем было послание. Птица издала громкий короткий звук – и каждый осознал себя здесь и сейчас, словно включился телевизор, вымельком упала звезда, ворвалось сильное чувство, треснула личность по швам, мир пролетел перед глазами в приближающейся кончине, закончился сон, щелкнул фотоаппарат. Их реальное тело словно бы стало отделяться от сознания, они в панике схватились руками за землю, все перед глазами завертелось, как на карусели, и лишь усилием воли подавили дурноту и вернули себе целостность. Одновременный взгляд их упал на Лесли. Альбинос взобрался на стол, встал боком ко всем и лицом к птице, и протянул вперед руку, словно телевизионный экстрасенс. Губы его шевелились, но парень-монада не издавал ни звука. Как-будто что-то… управляло им? Или это просто новый приступ? Лесли же в этот момент почти полностью отделился от собственного тела и мысленно разговаривал с существом. «Я есть прошлое, настоящее и будущее, я – верховное божество Восхода, я беседую с тобой через посланника своего. Атман****** твой принадлежит мне, и принадлежать будет во веки веков. Ты и росток, и дерево, и точка, и линия, и зародыш, и черная тень смерти. Ты и только ты направишь их. Твои друзья неправильно выберут дорогу, но я подскажу тебе, какая дорога нужная. Захочешь ли ты их пропустить, узнав, что тебя там ждет?» Все стояли, словно под гипнозом, смотрели и видели: птица развернула крылья, ее глаза стали светиться белыми овалами, сиять как надломанная Утренняя звезда. Из глаз высвободились лучи, они заклубились и закрутились, словно бешеные змеи, и ударили светом в глаза альбиноса так, что тот аж отшатнулся, словно от сильного ветра. Свет был настолько ослепляющим, что доминанты поневоле закрыли глаза ладонями, но подсматривали сквозь пальцы. Лесли увидел камень, исписанный какими-то рунами, маленького мальчика со светлыми волосами и в жилетке, похожего на мышонка, который прикоснулся к камню, потом – пожар в лаборатории, хватающие его руки, незнакомую психиатрическую больницу, капельницы, запертую дверь, и темноту, беспроглядную и алчущую. Но потом птица показала ему белые горы, дорожку, ведущую к небольшому домику, и фигуру обнаженного мужчины при свете Луны, смотрящего в окно. Не было понятно, кто это такой, его лицо и тело были скрыты тенью, но пришло осознание: этот человек всегда будет рядом, Лесли обречен на сосуществование с ним. Потом какой-то четырехэтажный особняк в Германии******* на берегу моря, чья-то сильнейшая боль, призрак женщины с длинными черными волосами, с которым его заставляют общаться, летающие по воздуху предметы… Парню стало страшно, он упал на колени, сжал кулаки и пронзительно закричал. И тогда он увидел, как какой-то мужчина его обнимает, дает ему лекарства, читает сказки. Стала ощущаться безопасность, и возникла мысль «больше никаких экспериментов». Ощущение перемены жизни навсегда. Рождественская ель и дорогие подарки под ней, катание на лыжах и коньках. И тут альбинос услышал: «Но тебе придется выбрать: либо этот путь, который ты им подскажешь, либо они разгадают загадку сами – и тебя ждет смерть». Видение пропало, птица вновь приняла свой обычный вид и внимательно оглядывала альбиноса. Он спрыгнул со стола и повалился на землю, пытаясь отдышаться. – Лесли, что ты видел? – тут же хором вопросили Аманда и Робин. Остальные тоже навострили уши. – Нам туда, – после некоторых раздумий указал Лесли на левую тропинку. Он решил последовать совету птицы. Лучше уж призраки, чем собственная гибель. Доминанты пожали плечами и отправились по левой тропе за Уизерсом. «Сорока» начала петь спокойную и мелодичную песню. – Мне кажется, что нам вперед нужно отправить Лесли, а не тебя, – сказал Ян Гвинет. Последняя насупилась и промолчала. Лесли было плохо. Он едва волочил ноги и тихо плакал, Люция и Айна поддерживали его под руки. Когда же это закончится?! Эти способности превращают его жизнь в ад. Боль – название им. И какой демон ответственен за их появление? У его родителей способностей не было – так откуда тогда они взялись у него? Может, он приемный сын, а его настоящие родители – маги или экзорцисты? Было бы здорово, если бы они научили его управлять всем, что происходит, не быть ведомым силой, которая запрятана в их наследнике. Пока что Лесли ощущал себя живым сосудом, энергия в котором прорывалась наружу когда желала, без разрешения хозяина, без особых причин. И это было по-настоящему страшно. Дорога была долгой, и доминанты решили устроить небольшой привал под деревом с плодами, по цвету и форме напоминавшими манго. «А вы уверены, что это можно кушать?» – Аманда с тревогой покрутила в руках плод. «Очень вкусно, попробуй, все равно есть охота», – ответила ей Анна, уже уминавшая манго за обе щеки. Ян сорвал целых три плода: больно был голоден. – Слушайте, – начал он, – для чего мы решали загадку, если птица рассказала Лесли о правильном пути? Почему она не сделала этого раньше? – Лесли, ты что-то скрываешь, – стал выпытывать Рори, измазавшись в фруктовом соке. – Нет. Она просто сказала пойти налево, – упрямо отвечал альбинос. Пока испытуемые ели, Викториано вытащил их в реальный мир. Все очнулись разочарованные: хотелось еще побродить в этом невероятном лесу. На «интервью» все рассказали о происшествии с Лесли и загадке. «Хм-м, Уизерс слишком сильно связан со своим подсознанием, он по сути мыслит подсознательными образами, а не категориями сознания, он даже не выходит на уровень сознания, как делают это обычные люди», – думал Рубен. – «Его мышление магическое, и приступы связаны с проявлениями этой магии, чем бы она ни была». Рубен твердил себе, что он – ученый, и не верит в предсказания, колдовство и прочее подобное, но он внезапно вспомнил, как чуть больше полугода назад Уизерс стал предсказывать их совместное будущее, впав в своего рода транс. Он предчувствовал беду, и правда: напряжение между им и Уоллесом, а также Администратором наводило на мысль о предстоящей опасности. Но, как бы то ни было, все равно стоит доверять здравому смыслу, а не тому, что происходит в подсознании умственно неполноценного шизофреника. Болезнь есть болезнь. В отсеке Аманда и Анна обнимались и перешептывались после невероятно быстрого набития живота, остальные, удивившись отсутствию сытости от поедания манго, справлялись с ужином чуть медленнее. Девушкам просто хотелось поговорить подольше. Анна рассказывала о том, как ночевала у друзей на солевой квартире, как ее искали с полицией, как она украла в магазине шарфик. Аманда диву давалась: ее девушка такая смелая, можно сказать, безбашенная. А еще смешно поправляет челку и раздражается, когда та падает на глаза вновь. Сама Филипс ни разу даже на рок-концерте не отрывалась и не напивалась на вечеринках – что уж говорить о других поступках молодого и дерзкого, свободного человека. Зайлер казалась бунтаркой, которая плюет на правила и делает только то, что нравится ей. Лесли жевал пюре и недоумевал, почему этот дар (вернее, проклятие) достался именно ему. Почему не Рори, не Люция? Почему он? И что это за человек, который будет его вынужденным спутником? Он страшный? Он опасен? Радовало только то, что будущее не являлось картинами лабораторий, опытов и докторов: он вырвется отсюда? Если так, то хорошо, что альбинос выбрал именно ту дорогу, которую подсказала птица. Да и не было выхода: опасный человек рядом, который, похоже, освободит его из «Мобиуса», или смерть. Выбор невелик и вполне логичен, в конце концов. Если бы к нему прямо сейчас пришли родители и забрали его с собой – он был бы благодарен им, но перспектива опять быть битым и голодным не привлекала: в «Мобиусе» хотя бы кормят. А та рождественская ель из видения, подарки под ней… ему почти никогда не дарили подарки на Рождество. Пусть он будет кем угодно – лишь бы вытащит его отсюда! *Жаргонное название LSD. **Калининградская область, загуглите «танцующий лес». Безумно красиво. ***Это я так трайблы описываю. Обожаю их. ****Гуна Тамас – гуна (свойство, определяющее деятельность души) тупости, невежества, материальной массы, препятствий, материального упрямства в индуистской философии. Я не знаю, как в индийской философии интерпретировали птицу в качестве символа, но гуну Тамас как метафору материальной массы, которой противоположен свободный «птичий» дух вполне можно использовать. В моей дурацкой башке, конечно. *****Монада – термин философа Г.В. Лейбница, означающий простую субстанцию, не имеющую окон, то есть не связанную с другими монадами. В ней отражается весь мир, как бы стягиваясь в нее как в точку, целое выражается в единичном. Монады подчиняются предустановленной Богом гармонии, чтобы мир, состоящий из них, был целостным. Они не имеют составных частей, т.е. являются простыми, но могут сами себя осознавать. ******Душа в индийской философии. *******Поклонники игры, которые уже возмутились, обратив внимание на страну и количество этажей в особняке! Это не тот особняк, о котором вы подумали. Я выпущу вторую часть фика, где эта деталь раскроется в полной мере.