Лезвие агата

Порою ветер охватывает нас большими холодными руками, прижимает к деревьям, изрезанным солнцем. И все мы смеемся, и все мы поем, но никто уже не чувствует биения своего сердца. Лихорадка нас покидает. (Филипп Супо. Прозрачное зеркало). Был бы я как ты. Был бы ты как я. Разве не стояли мы под одним ветром? Мы – чужие. (Пауль Целан. Решетка языка. Отрывок).

Лесли под утро заснул и увидел сон. Белая река текла куда-то вперед, а он находился словно бы не в своем теле, а где-то наверху, наблюдая за собой. Река огибала руины красного кирпича, будто разрушенный и запустевший замок, заросший быльем и заселенный пауками и летучими мышами. Уизерсу захотелось плыть, река приняла его и понесла по течению. Ощущение жизни в реке колоссально разнилось с этим же ощущением в руинах: замок нес в себе некротическую энергию, дыхание склепа в нем сгущало воздух, а белая жидкость дарила чувство тревоги, которое было лучше запустения и морока. Сверкает! Кто-то на дальнем холме пустил зайчика, там явно были сектанты – но откуда он знает? Это сигнал! Вторжение! Общая паника накрыла все деревья, все разнотравье, и они мелко-мелко затряслись. Но знак предназначался не ему: какой-то человек в плаще и на лошади уже мчался по прериям, чтобы предотвратить вторжение. Но почему зайчик попал в глаз Лесли?.. Река стала течь быстрее, утягивать его, мелькнул где-то символ из двух незавершенных треугольников, пересеченных перпендикулярной линией, и альбинос проснулся, вскрикнув, в холодном поту. Мигреней, как это обыкновенно с ним было после подобных снов, на этот раз не ощущалось. – Лесли, ты как? Аманда. Она сидела, не сомкнув глаз, на кровати Анны, которая находилась в медикаментозном, искусственном, тупом сне, и пускала слюну. Девушку и саму все еще скручивало от одних только воспоминаний о процедуре. Она пыталась понять, улучшилась ли ее память, но не могла. – Живой. Анна не очнулась? – Нет. Нет, они не спали, хотя и не могли подняться. Встать было просто невозможно из-за страшной, выворачивающей слабости всего тела. Выворачивающей потому, что всех, кроме Лесли, подташнивало. Ян решил, что однозначно откажется от завтрака, да и остальные не горели желанием есть овсянку через пару часов. И разговаривать желания не было совсем. – Тебе приснился кошмар? Расслабься, это только сон. Гвинет. Она была самой бодрой из всех и не хотела унывать. И спать тоже. – Спасибо. Хорошо, что голова болеть перестала. – Говори за себя, – буркнул Робин. – Какая математика мне теперь? Теория множеств! Вспомню ли я что-нибудь? Эти психи сломали мне мозг! Я теперь полный инвалид! – с отчаянием в голосе закончил он. Гробовая тишина. Никто не хотел комментировать произошедшее вчера. Даже думать об этом. Через два часа пришла санитарка с кашей. На отказ всех доминантов она ответила довольно неагрессивно: «Вам положено есть – значит, ешьте и не выкабенивайтесь: вас перевели из большого блока – значит, вы важны». «Важны», – выплюнула Аманда, и показала санитарке жест «два пальца в рот». Та безразлично уставилась в пустоту. Доминантам пришлось заставить себя поесть. Это простое дело далось всем крайне трудно: желудок у всех сжался и потребовал оставить его в покое. «Может, голодовку устроить?» – пронеслось в голове у Филипс, но она почти сразу прогнала заманчивую мысль: девушка была не готова к такому жесту, это было слишком. И бунты здесь подавлять умеют. «Они должны стимулировать нас к сотрудничеству, если уж мы так важны. Даже Хоффман с нами занималась, хотя мы вроде бы все равно отбросы. Но, с другой стороны, Ребекку легко заменили (хотя и думали долго). Как тогда быть? Нас просто убьют и заменят, им все равно. Ладно, плевать», – думала девушка, поедая овсянку. Наконец, завтрак был окончен (никто не съел и трети миски). Все успокоились, но… – Сегодня идете в лабораторию. Встаем и следуем за мной. За санитаркой явилась Кейт с конвоем. «Ну конечно, а как же без этого!» – со злобой подумала Аманда, поднимаясь с койки. – Девочка почему не встает? – спросила надзирательница у подопытных, увидев лежащую Анну. – Ее обкололи ваши «ученые», и теперь она в отрубе! – рявкнула на женщину Филипс, только после выкрика осознав, что натворила. Запоздалый страх сковал ее тело, она закусила губу. – Сто первая, давай-ка не ори! Доктор Хименес попросил обращаться с вами мягче, но и моему терпению может прийти конец! Не трясись, я тебя не трону, идите в лабораторию. Живо! – скомандовала Кейт. «Хименес? Это второй, по-моему, полноватый и с лысиной. Да, он более лояльный, хорошо, что вступился за нас», – думала девушка, идя по коридорам. – «Вот бы он отпустил нас насовсем! Но навряд ли: Викториано – его начальник, получается, и без его ведома этому Хименесу ничего делать нельзя. Боже, почему это происходит именно со мной?..» Механизм был уже запущен, Рубен отлично выспался и был готов к работе. Рядом шатались какие-то «консультанты» из Ордена, которые ему были как собаке пятая нога, но он все равно что-то увлеченно пояснял им об устройстве STEM. Неподалеку пила кофе Юкико, которая сегодня решила понаблюдать за экспериментом. Марсело не было. – Эй, Хоффман, где Хименес? – подозвал он японку. – Не в курсе. – Она подошла, аккуратно отхлебнув из стаканчика. Сегодня ее великолепные эбеновые волосы были заплетены в конский хвост. – Я его не видела в столовой все выходные. – Ладно, пусть отлеживается. Ему надо, – с едва заметной улыбкой сообщил изобретатель. – Я подожду еще полчаса. Если не явится – придется слать кого-то за ним. – Он не заболел? – обеспокоенно поинтересовалась Юкико. – Не знаю. Я за ним не пойду: время – деньги. Я же встал вовремя, в конце-то концов. Хоффман кивнула и отошла в сторонку. Ей не доплачивали за занятия с подопытными, и она не возмущается. А на Викториано навесь дополнительную обязанность – все, «время – деньги». К тому же, странно: Марсело был его преподавателем, они давно знакомы, и, возможно, друзья… Хотя какая дружба для такого, как Викториано? Если с кем-то он и дружит – то со своим изобретением, а остальные для него – обслуживающий персонал. Психопатия без желания не лечится. Хорошо, что Татьяна все письма, которые пишет в рамках терапии, сохраняет в тайне, делая это для себя. Есть надежда, что она выберется из этой зависимости. Через двадцать минут Марсело был в лаборатории. Вид у него был довольно-таки помятый, но мужчина выдержал заинтересованный взгляд своего ученика, сдержанно со всеми поздоровался и спросил, есть ли особенности у сегодняшнего эксперимента. – Я хочу погрузить их без отключения, – слегка взволнованно оглядывая механизм, промолвил Рубен. – На сколько-то дней? – задал уточняющий вопрос Марсело. – Возможно, для на три-четыре, и, если интеграция будет успешна, если сигналы будут четкие, если все будет как надо… То посмотрим, нужно ли будет их вообще отключать. Я хочу напомнить всем мою задумку: соединение разорванного в единичном. Одновременный психический контакт позволяет проверить способности расщепленного ума сраститься в единый мир, это новое слово в изучении мозга. Перенос синапсов не от одного человека к другому, но в единый континуум: континуум-поток. Время и пространство в их реальности выглядят совсем не так, как показали мои исследования, могут существовать несколько реальностей одновременно, мозг может умирать от виртуальных воздействий образов, созданных им же самим, подопытный создает все, что видит, и видит все, что создает, и больше нет проблемы «мышления о мышлении». «Должна быть технология прямого фиксирования воспоминаний, образов и чувств такими, какие они есть, и должен был быть способ их увидеть в едином мире, где они должны будут синхронизироваться», – говорил я много месяцев назад. И мы ее получили. Подопытные также узнали много нового о себе и своих возможностях, например, о том, что они могут обрабатывать информацию с фантастической скоростью, быть сильнее и быстрее. И это еще не все, помяните мое слово. Редукции и уплощения не случилось, хотя повреждена память и немного мышление, но мы это исправим: сейчас важнее то, что происходит внутри миров механизма. Мой метод гипносинтеза пока не нашел образного выражения, но, как показала позитронно-эмиссионная томография, особенно активны лимбическая кора и орбито-фронтальная кора, а это как раз те области, на которые я рассчитывал воздействовать своими сеансами, на деле лишь отдаленно понимая суть собственного метода. Как видите, мне частично уже удалось собрать мозаику – осталось лишь внедриться самому и попытаться управлять этой виртуальной реальностью. Материя (мозг), мысль (метод гипнотической интеграции) и образ (еще не найден). Я думал все выходные – и решил, что Уизерс станет Ядром, но сначала я посмотрю на то, что они там создали. И пусть еще достроят, подержим их несколько дней, а потом подключим меня. Вот примерно так. Где подопытные? – Стоят, тебя слушают, – съехидничал Марсело. – Тогда подключайте, что застыли? – махнул на него рукой Рубен. Аманда и остальные и правда попали на часть речи изобретателя. Девушка была в ужасном гневе, хотела покинуть ровный строй, найти что-нибудь тяжелое и смачно разнести Викториано голову, чтобы мозги по стене поплыли. – О, мы будем несколько дней в лесу, круто! – сказала Люция Айне, когда их тащили к ваннам. – Да отпустите уже, сами пойдем! – Какое рвение, Фурман. Похвально, – обаятельно улыбнулся ей изобретатель. Аманда изобразила на лице такое отвращение, что тошнота в самом деле подкатила к горлу. Девушка захотела поговорить с Люцией, чтобы та не выказывала Викториано расположения, ибо он не достоин того. – Так, а где Зайлер? – поинтересовался Рубен у сотрудников лаборатории. – Нам передали, что не встает, ей вчера дали сильнодействующее успокоительное, – сообщила одна из медсестер. – Тогда начинаем без нее, потом подключим. В животе у Аманды заурчало от волнения. А если Анна потеряется? Обычно их подключали всех разом, и очухивались они вместе. Если Анну подключат позже – она же может оказаться в совершенно другом месте!.. Но было уже поздно: все разместились в своих ваннах, вся «амуниция» была надета. – Погружение в STEM через 3… 2… 1… Солнечный свет ударил по векам, доминанты едва приходили в себя. У всех гудело в головах, ощущение было, будто контузило: все плыло перед глазами, в ушах – звон, руки испуганно хватали землю, словно бы их всех посадили на карусель, раскрутили до тошноты, а потом выкинули из нее, и все брякнулись оземь. Минут пять никто не мог произнести и слова, мозг паниковал. Потратив на попытки встать последние силы, все просто лежали в траве под деревом, с которого в прошлый раз срывали сладкие плоды. Айна перевернулась на спину и раскинула руки в мягкой зеленой растительности: хотелось просто лежать не вставая, не двигаясь, ничего не желая. Понемногу и остальные стали переворачиваться, ведь лежать лицом вниз было неудобно. Солнце (в этот раз одно) бликовало меж ветвей, ликующие листья, словно ждавшие подопытных, приветственно шелестели, стволы деревьев вокруг, имевшие каждый индивидуальный цвет, тихонечко гудели, словно пчелы. Воздух был необычайно свеж, ветер – южный, ластящийся – поглаживал оголенную кожу. Аманда подняла пальцы вверх – они дрожали. – Все очнулись? – едва слышно произнес Левандовский. Ответом было молчание, и тогда мужчина изловчился и крикнул, хотя сил на крик почти не было. – Я в норме, – ответила ему Филипс. – В норме, – отозвалась Гвинет. Затем все остальные подали признаки жизни. – Какое-то тяжелое было пробуждение, вам не кажется? – спросил у всех Рори. – Ну, еще бы! Они же вчера нам головомойку устроили! – раздраженно проворчал Робин. – Я – не эксперт, но они определенно что-то сломали у нас в мозгах, да и процедура эта была не для памяти, а для того, чтобы мы были послушнее, как мне кажется. Я как не помнил ничего, так и не помню. У них были скрытые мотивы. – Но мы же и так были довольно послушными, чего им еще надо? – В голове у Викториано творится такая мерзость, что мы, адекватные люди, явно не сможем понять его мотивов. – Аманда, поправив свои полосатые гольфы, от безделья засунула травинку в рот, ее вкус напоминал вкус мармелада. – Эй, попробуйте траву, она вкусная! Все тут же сорвали по две-три травинки и начали жевать. Дерево за ними стало гудеть громче. Доминанты расползлись по лужайке. Трава была невероятно сытной, все наелись условными тридцатью штуками. Откинувшись и опершись на кряжистый ствол, усеянный проеденными жуками отверстиями, все прикрыли глаза, ощутив умиротворение и счастье, которого им так не хватало в последнее время. Первым это почувствовал Робин. Земля стала вибрировать, школьник начал ощущать всю корневую систему под ней так, будто лежал на прозрачном чувствительном экране, передающем подземные структуры. Чуткая земля раскрывала подростку каждую выемку, корешок, теплого жучка и гибкого червячка. Он открыл глаза, они болели. Земля не отпускала его, встать было делом невозможным. Это начало пугать Бауэрмана. – Эй, вы тоже чувствуете подземные корни? Другие потихоньку стали ощущать то же самое, что Бауэрман. – Я знаю, что под землей! – воскликнула Гвинет. – Мы туда еще спустимся! Точнее, это не под землей, это какое-то другое измерение! – Да, здесь две реальности, я четко это ощущаю, – сказала Люция, поправив свои квадратные очки. – Но мы еще не готовы к тому, чтобы вступить во второй слой. Надо идти и искать, я думаю, что кто-то из нас сможет показать дорогу... Лесли, ты как? Лесли вцепился белесыми пальцами в корни, которые были видны над землей, глаза его были распахнуты, светились белыми лучами. Он беспомощно открывал и закрывал рот, словно рыба, но не мог отпустить дерево. Оно словно оплетало его сознание, входило в него без спроса некой квинтэссенцией своей «деревянности». Лесли ощущал именно это, но вряд ли смог бы облечь это в слова. Оно показывает наверх… Это луч, выбивающийся из самой сердцевины дерева, это ощущение, что весь лес – живой организм; Уизерс видел перед собой внутреннюю карту леса. Он попробовал подвинуть ее глазами – и она повиновалась; дорог было много, плутать придется долго, но где-то там, далеко на юге, есть черный, затемненный участок пространства. Туда. – Лесли! Лесли, все в порядке? Это его тормошила Аманда. Остальные кучкой стояли рядом, не зная, что предпринять. – Я знаю, куда идти. Я общался с лесом. Подопытные кивнули друг другу, подхватили свои вещи и направились на юг. У Айны рябило в глазах от цветных стволов. Она знала, что человеческий глаз теоретически может различить до десяти миллионов цветов, но ей стало тяжело от сенсорного перенапряжения. Ребекка бы здесь вообще танцевала от восторга, с ее художественными способностями… Дырка на платье все еще была ужасным фактом для аккуратистки Кравитц, отчасти склонной к обсессивно-компульсивному расстройству, но она все равно была безумно рада тому, что вновь попала в сюрреалистические миры, которые заменяли ей отвратительную реальность с пытками и Викториано. Да, это он построил машину, но все, что было внутри, создавали подопытные, это была безграничная свобода воображения и настоящая жизнь. Никто не знал, куда вел всех альбинос, но никому не хотелось спрашивать. Просто хотелось гулять, дышать свежим воздухом. Страх, который беспокоил всех перед самым входом в лес из города, ушел. Красноватое солнце светило, словно через стекляшку, придавая окружающему ландшафту словно бы теплоту и витражность. Будто они были в средневековом замке, внутри которого росли деревья, из глаз икон выбивались цветы. Цветов, к слову, было порядочно: длинные, среднего размера и мелкие, кустарникоподобные растения гнездились под деревьями, опушая лес. Тонкие ножки маков (или чего-то похожего на маки) и покачивающиеся соцветия создавали чувство близости Макового поля из сказки о стране Оз. Главное, чтобы Железный дровосек не появился, а то, знаете ли, видали всякое. Дорога весьма нелогично петляла, словно бы и не должно дороге так себя вести. Конечно, и всегда прямой она быть не обязана, но эти петли… Словно идешь по мозговым извилинам или смятым, разваренным спагетти. И ноги ощущали нечто подобное: выпуклость дороги, неустойчивость и увиливание; хотелось все время идти прямо, но предательские загогулины загоняли в траву и вязкую грязь, если попытаешься их обогнуть и перешагнуть. Сложно идти… – Лесли, где здесь можно безопасно передохнуть? – запыхавшись, позвал альбиноса Робин. – Мы идем и идем, дороге конца нет! – Давайте направо, осталось немного, – ответил он. И правда, через полчаса дороги они добрались до места, где деревья стали редкими и сухими, трава сильно увяла, цветы куда-то исчезли. Доминанты разместились на камнях, солнце пригревало им макушки. Разговаривать не хотелось. Через какое-то время Люция увидела облака, скоренько плывущие к ним. Небо было чистым, откуда они взялись? Она дернула Айну за рукав и указала на небо. – И что? Облака я не видела! – фыркнула девушка. – Нет, это не совсем обычные облака, приглядитесь… – еле слышно проговорил Ян. Все направили взор вверх. Облака приближались, подгоняемые вышним ветром, обрывки которого доходили и до испытуемых. Стало прохладно, ветер красиво носил длинные светлые волосы Кравитц, они приятно касались лица, правда, забирались в рот. Она неловко поправила волосы, случайно ударив локтем Фурман, та отшатнулась и слегка слезла с насиженного места, потирая плечо. Наконец, плотные комья ваты застыли над сидящими под ними людьми. Рори хотел было рвануть с места, но сидящая рядом Гвинет сжала его руку и коснулась тонких губ указательным пальцем. Ее тусклые каштановые волосы вздымались от ветра. – Эй, я здесь! Анна бежала с другой стороны леса. Она очнулась в ужасном похмелье вдали от остальных и кое-как нашла то же самое редколесье. Девушка застыла на полпути и тоже направила взор наверх, будто кто-то ее гипнотизировал. Необычность, которую увидел в облаках Ян, заключалась вот в чем: они то расплывались, то собирались воедино (а облака обычно себя так не ведут), были в постоянном неприятии единой формы, а теперь, когда они застыли, все почувствовали предгрозовую тревогу. Но так хотелось посмотреть, что будет дальше! Послышался гром. Брендан, обожавший грозу, вскочил и подставил руки, ожидая дождя. Прогромыхало снова, и мужчина приготовился принять в ладони первые капли… Капли оказались совершенно не тем, что он ожидал: они стремительно обожгли кожу, кожа стала пузыриться и болеть. – Что с моими руками? – непонимающе воскликнул он, показывая их остальным. Все были в замешательстве. Капель стало больше, они приносили такую боль, что компания решила ретироваться как можно быстрее в лес, чтобы спрятаться от кислотного дождя. Лес укрыл их. – Так вот почему здесь трава такая… – потирая ожоги, сказал Брендан. – Кислотные дожди, прямо как при выбросе токсичных отходов… – Давайте подождем, – выразил общую мысль Левандовский. Рядом с ним стояла Аманда, он, повинуясь каким-то подсознательным желаниям, обнял девушку, чтобы спрятать от опасности. Анна стояла в стороне, натирая с шипением и проклятьями лицо. Ее длинная челка спасла верхнюю часть, но нижняя была изуродована ожогами. Дождь шел недолго. Гвинет, как самая смелая, протянула вперед руку. «Чисто!» – сказала она, неосознанно подражая копам из детективных фильмов. Доминанты опасливо вылезли из укрытия; облака висели там же, над камнями. – Ну что, идем туда? – спросил у всех Пауль. – А вдруг дождь снова пойдет? – с подозрением сказала Аманда. – Не лучше ли обойти это место: насидимся где-нибудь еще. Что думаете? – А мне хочется туда, – внезапно подал голос Уизерс. – Я не чувствую опасность. Пойдем! Он дернул Анну за рукав ее черной футболки с изображением любимой рок-группы. Девушка подалась вперед, боязливо сделала шаг. Лесли все тащил, теперь уцепившись за низ футболки, и волей-неволей пришлось повиноваться. Остальные потихоньку начали идти за ними. И действительно, дождь перестал. И как только подопытные подобрались к камням – в облаке открылось окошко. Естественно, все обратили на это внимание, застыв в тревожном ожидании. Из окошка высунулся фонарь и начал распространять вокруг какие-то странные волны. Лесли подбежал к камням, забрался на них, облако начало спускаться к нему. Фонарь спрятался, и из окна на альбиноса стали сыпаться полупрозрачные предметы неизвестного назначения, он стал прыгать и хватать, но все вещицы проскальзывали мимо пергаментно-белых рук. Остальные наблюдали за этой абсурдной картиной молча. Аманда хотела было рвануться вперед, чтобы оттащить Лесли от опасного места, но Ян держал ее за руку и не отпускал. Анна все еще расчесывала свое лицо, не обращая внимания ни на кого: ей была очень важна собственная внешность, и девушка не могла смириться с тем, что кожа обожжена. Лесли было весело: эти предметы были научными изобретениями, облегчающими жизнь детям, развивающими их воображение в каких-то иных мирах. «Компас, дай мне компас! Я забыл, куда идти!» Облако мультяшно вырастило руку и указало направление. Альбинос кивнул и поманил компанию к себе. Доминанты (все, кроме Яна, который благоразумно решил оставаться ближе к лесу) медленно подходили к камням… И из облака снова пошел адский дождь. Пространство заполнилось криками обожженных, Лесли же стоял на месте, непонимающе вертя головой. Капли давали ему убежденность, он словно заряжался от них энергией; каждый раскат грома убеждал его. В чем – этого Лесли понять не мог. – Лесли, что ты стоишь, быстрее! – это Аманда Филипс тянула его за джинсы, хватала за ноги. Остальные уже скрылись в лесу. – Я еще не понял, подожди, – отбрасывал он руки девушки. Ее череп уже пропитался, боль была свирепее адской гончей. – Аманда! Ян выбежал из укрытия, в которое нырнул сразу, и поднял девушку над землей, взяв на руки. – Что вы здесь мнетесь, вы же умрете! – вопил он. – Лесли, не время слушать STEM! Уизерс видел, как он едет в автобусе. Рядом спал черноволосый мужчина в джинсах и толстовке, лицо было скрыто капюшоном, на руке поблескивали дешевые часы. Зеленый указатель: «Вы въезжаете в…» Картинка внезапно сменилась: старинный особняк словно горит в закатном солнце, огромный волкодав лает у ворот, затем выстрел… Черноволосый мужчина забинтовывает раны, что-то шепчет... Черноволосый мужчина падает с обрыва. Он умирает… Последние секунды… Лесли падает на землю: это вернувшаяся Аманда толкнула его, чтобы вывести из транса. Она тащит альбиноса в укрытие, ее руки и шея в ужасном состоянии. – Лесли, что ты устраиваешь?! Ты же мог умереть, маленький идиот! Терли ругала альбиноса на чем свет стоит, Рори смотрел с укоризной. Ян обнимал Аманду, она, плача от боли, жалась к нему. Зайлер все плакала из-за своего испорченного лица. – Аманда, зачем ты опять сорвалась, я ведь тебя уже унес оттуда! Это уже Левандовский ругал Филипс. – Я все равно хотела спасти его! Сам не сделал бы это? Или тебе дороже собственная шкура? – рычала Филипс, пытаясь вырваться из объятий. – Дурочка… Если бы мне была дороже собственная шкура – я бы не спас тебя! – стараясь говорить спокойно, отвечал поляк, но эмоции бушевали внутри него. С того самого дня, когда они вместе оказались в STEM в качестве первопроходцев, мужчина испытывал сильную симпатию к девушке, но всячески старался скрыть это. – Ерунда! – выплюнула Филипс, вырвавшись из рук Яна. – Сам бы пошел тогда и спас, толкнул бы вместо меня! Или ты выбрал меня не просто так? – добавила она язвительно. – Я не мог взять на руки вас обоих! – парировал поляк. – Поэтому унес тебя, ты же была ко мне ближе! – Слабая отговорка, – коварно улыбнулась Аманда, не умеющая долго злиться на друзей. – Влюбился что ли? – Ох, – закатил глаза поляк. – Больно ты мне нужна, малолетка… Лесли! Ты как? Лесли сидел на земле и рассматривал свои руки: ожоги сходили буквально за считанные секунды. Аманда презрительно фыркнула на Яна, затем подошла к Анне и обняла ее, но та почему-то дёргано отвергала ее объятия, пряча лицо в ладонях. – Эй, смотрите что с ним! – подбежал к альбиносу Шрайбер. – Его ожоги заживают, а наши – нет! Доминанты подошли ближе к альбиносу и увидели, что его руки почти затянулись, словно и не было травм. – Ну мы, конечно, понимаем, что ты – особенный, но чтобы так… – как бы ни для кого, и одновременно по отношению к Лесли сказал Рори. – Я не знаю, – ответил ему альбинос, пожав плечами. – Может быть, это он сделал? – Кто? – одновременно спросили Пауль и Брендан. – Тот человек, которого я постоянно вижу. – А как он выглядит? – поинтересовалась Люция. – Я не знаю… Я не видел его лица. Но у него черные волосы, он иногда в джинсах, худой, высокий такой… Живет там, где белые горы… Он отвезет меня к ним… – Твоя фантазия? Или ты его знаешь? – спросил Ян. – Мне кажется, что знаю. – А он тебя? – В видениях он бинтует мне руки, дарит подарки… Но это не отец… – Прекрати рыдать уже! – Отстань от меня, не надо мной управлять! Это Аманда не выдержала завываний Анны, а последняя рявкнула в ее сторону. Все будто бы очнулись от этой внезапной перемены в отношениях девушек. Они стояли чуть поодаль ото всех, и перепалка длилась все то время, что остальные подопытные общались с Уизерсом. Видимо, Аманда не смогла успокоить подружку и выместила на ней свое нервное напряжение. Внезапно голоса Аманды и Анны исчезли. Доминанты обернулись на девушек – рты их – право, странно – продолжали открываться, эмоции – изменять черты лиц. Но вокруг был словно вакуум. – Анна! Аманда! Вы нас слышите? – спросил Ян у девушек. Те все продолжали перепалку, а когда Левандовский замахал руками – повернулись к нему и остальным. Зайлер что-то сказала, ее губы пошевелились. Бровь девушки медленно поползла вверх, она смахнула со лба челку. Филипс подошла к ней, спросила о чем-то, та пожала плечами. Поляк стал указывать на уши и мотать головой, Анна зажала рот руками в ужасе. Ладно, что поделаешь: придется идти в таком состоянии. Подопытные обогнули область с кислотным дождем и направились дальше, на юг, куда показал Лесли. Очень скоро компания поняла, что каждый в ней глух к голосам других. Остальные звуки были доступны (на ветках деревьев сидели ножницы и резали воздух со свистом, пели какие-то птицы, деревья мерно жужжали), но чтобы человеческая речь – нет. От этого создавалось впечатление, что каждый из доминантов облеплен ватой и представляет собой мягкий живой костюм без содержания. Аманда и Анна шли поодаль друг от друга. Филипс решила сделать своей подружке назло и шла об руку с Левандовским, который, конечно, был безумно счастлив такой возможности, но и слегка обескуражен. Через пятнадцать минут она пожалела о своем решении: обида уже схлынула, уже хотелось извиниться, но Зайлер, как только увидела ее выбор, вспыхнула и смотрела по сторонам, не желая даже взглянуть на бывшую любовницу. Опять выберет мужика вместо нее! Так уже было, и не раз: вот поведешься с этими бисексуалками… Аманда же была отчасти шокирована тем, что не Анна побежала ее спасать, а Ян. Эгоистка! Лес между тем все мрачнел: повсюду в кустарниках сверкала паутина, птицы и цветы попадались все реже, стволы гудели более зловещим образом. Робин – единственный, кто не терял бдительность и оптимизм, даже Гвинет как-то помрачнела. Для самого Бауэрмана это было неожиданностью, но он помнил, как погибла Эйзенхауэр, и решил стать Даниэлем Буном*, выйдя вперед. Его вина все это время ворочалась глубоко внутри, назревала, словно нарыв, и теперь трепыхалась свежепойманной рыбой в сетях ситуации. Надо дать герлскаут передохнуть, пусть лучше замыкает. Он жестами пояснил девушке, что хочет возглавить процессию, она не возражала. Доминанты потихоньку понимали, что надоели друг другу, что старая, вроде бы затянувшаяся рана вновь расцарапана и разорвана. Они все эти полгода были друг у друга единственными, стали большой семьей, но, как ни крути, никто и ничто не заменит тепло родного дома. Многие вспомнили о родителях, особенно Аманда, которая смогла простить отца, и Люция, решившая, если выберется, поговорить с тетушкой Ирит по душам. Гвинет тоже скучала по родителям и друзьям, Айна хотела все отдать, лишь бы вернуться в свою тихую библиотеку, а Рори продал бы душу любой силе – только чтобы обнять жену. Сначала им казалось, что эта дружба спасительна для души, но теперь все осточертело: не хотелось ни видеть друг друга, ни слышать… Робин даже грешным делом подумал, что его глухота к человеческим голосам весьма недурна по своей сущности. Но вину нужно искупить, и вот он идет впереди всех. Этот эффект… неужели его причиной был кислотный дождь? Вполне вероятно. Здесь все вероятно. Школьник осознал, что безграничная возможность создавать и сила воображения могут обернуться в страшную викторину, где назовешь слово неверно – и на тебя обрушится ненастье. Фокусы, которые выкидывает их подсознание, могут убить или сильно покалечить. «Неопределенность не так страшна, как факт», – хотел донести до читателя Лавкрафт, которого Бауэрман иногда листал. Но в STEM страшнее ожидание, ведь, несмотря на то, что можно быстро создать любую вещь и обработать информацию, подсознание может подкинуть то, что изменить совершенно не удастся. Скажем, эта ужасная дорога. Глухота. Ноющие ожоги. Утрата ими близких. Стойте! Неужели в STEM нельзя создать копии родителей? Юноша соскучился по матери, которая хотя и гиперопекала его, все равно была доброй и чуткой. Он захотел поделиться идеей с остальными – но вспомнил, что объясняться может лишь жестами, а такую сложную мысль ими не донести. «Ладно», – подумал он. – «Ладно. Когда мы отсюда выберемся, я все расскажу полицейским, нет, мы все расскажем! Поведаем обо всех пытках, что вынесли! И Викториано крышка, его ничто не спасет! Ха!» Задумавшись, Робин не заметил огромную корягу, запнулся и больно приложился руками и животом. Гвинет подбежала к нему, пытаясь убедить в том, что она – лучшая кандидатура для лидера экспедиции, но школьник махнул на девушку рукой, встал, кряхтя, и мужественно продолжил путь. Он всегда думал, что безволен, поскольку не мог отказаться от «Сникерса» или чипсов (а иногда и того, и другого) в одиннадцать вечера даже если вечно худеющая мама опять затеет диету (которая, конечно же, ни к чему не приведет), но теперь школьник ощущал себя волевым и смелым. Роговые очки стали запотевать – настолько он интенсивно работал ногами и пыхтел. Усталость даже не ощущалась – так Робин воодушевился. Он поможет всем, он направит всех! И всех спасет. Лесли шел рядом как проводник. Они шли так долго, что потеряли счет поворотам. Лес становился гуще, ветви сплетались над идущими в целые арки и сгустки-дома, почти не пропускающие солнце, над головами болтались какие-то полузасохшие лианы. Хорошо хотя бы жара спала… Но тревожно… Доминанты начали замечать, что стволы деревьев стали обычного цвета, какой свойственен им в действительном мире, листва приобрела зелено-серый оттенок. Айна попробовала сорвать листочек с куста – и слегка порезала палец: листья стали колючими. Она попробовала выразить вслух свою тревогу – но опять натолкнулась на вакуум молчания. Но самыми беспокойными были Пауль и Брендан: внезапная смена сенсорного поля сделала их дерганными и нервными. Однажды они в бессилии даже присели на корточки, чтобы прийти в себя, и отстали от остальных. Им все таки поставили высокофункциональный аутизм, сделав выводы, что их психиатры были безграмотны, раз в карте «Маяка» стояла шизофрения. Рубен недоглядел, видимо, за своими сотрудниками, и вообще не очень беспокоился о каждом пациенте. А вот насчет Лесли все было ясно: кататоническая шизофрения с небольшой умственной отсталостью. Аутизм был под вопросом и сложно совмещался с другими диагнозами – все как установил Викториано. Юкико, работавшая, в том числе, с Паулем и Бренданом, была удивлена, что такой гений, как Рубен, не интересовался такими важными вещами, как уточнение диагнозов всех подопечных собственной клиники. Впрочем, самим Беннету и Шрайберу было все равно, что им поставят, они, как и все остальные, хотели домой. В воздухе будто витало напряжение, он как бы накалился, застоялся. Благо дорога стала удобнее и шире, и уставшие доминанты решили просто присесть на землю. Люция хотела было спросить у всех, видят ли они грибы или ягоды вокруг, но вспомнила, что над ними всеми навис обет молчания, который они дали против собственной воли. Аманда оперлась спиной о толстый ствол дерева, возле присел Ян, который ликовал и благодарил судьбу, что может посидеть рядом с ней. Тот самый светящийся шарик, что увидели они вдвоем, послал в сознание поляка некий импульс, который, похоже, раскрыл свой смысл многим позже. Он долго был один, увлечение молодыми американками, которые только что вылетели из родительского гнезда и теперь работали официантками и горничными, считал постыдными для взрослого мужчины; мать всегда говорила ему, что нужно встречаться с ровесницами, а ее мнение было для Левандовского авторитетным. Но спустя года он понял, что отношения с молодыми девушками самые любопытные: обучение сексуальным премудростям, воспитание, раскрытие их душевного света, юная, искристая энергия, что бьет ключом. А здесь – такая умная, такая непосредственная и смелая, такая свежая и цветущая; он хотел дотронуться до ее задорных кудряшек, вспоминая забавные книжные иллюстрации и открытки с похожими девушками, что он видел в Польше. Белокожие, ласковые и мудрые – они так и хотели посидеть на мужских коленях и рассказать о любимых старых кинофильмах, где играли еще более старые мелодии. Это было давно… «И неправда», – смеясь, добавлял про себя мужчина. Он тогда был мальчишкой-подростком и интересовался взрослыми особами, а теперь он стал взрослым – и объектом его любви оказалась Аманда. Та самая Аманда, за которой он наблюдал из сада «Маяка», укрывшись на качелях с навесом; сидела на пледе и выдувала мыльные пузыри. В этом вся она, да. Ей всего двадцать три, птичка на упаковке сливочных шоколадных конфет. Доминанты прикинули, что их давно должны были отключить, но раз Викториано решил дать им попутешествовать несколько дней – тем интереснее. Этот мир и правда захватывал дух, его невероятная абсурдность была сравнима только с фильмами Дэвида Линча. Он был уникален. И в этом была главная опасность: подопытные понимали, что не могут управлять собственными сознаниями, скажем, создавая нечто по своему желанию. Гвинет, к примеру, усиленно загадывала побольше винтовок или любимых персонажей из кинофильмов, но ничего не возникало. Девушка увлекалась мирами Лавкрафта и благодарила бога, что из ее сознания не наползло шогготов, не появилась мертвячка Нитокрис с ее войском ужасных мумий,** но ведь можно было бы создать полезные для похода вещи, скажем, каждому бы – по рюкзаку, куда можно было складывать еду, веревку, бинокль или перочинный нож… Но нет. Она перебирала пальцами свои жидкие волосы и мечтала о хорошем стейке, какие обычно готовил ее отец. Она думала: может, попросить Викториано дать им способность создавать осознанно?.. А Лесли, как обычно, мечтал об огромном леденце или вроде того. А еще узнать, что за человека он постоянно встречает в своих инсайтах. У него будет опекун? Вроде приемного отца, только для взрослого с инвалидностью? Неплохо, почему нет? Если он видит будущее – значит, испытуемые могут выбраться из «Мобиуса», а Уизерс может обрести семью. К родителям он бы не вернулся, даже «Маяк» был лучше. Да «Маяк» вообще был лучше всего, что он видел в последние полгода. У него темные волосы… Высокий, сильный… А тот болезненный мальчик, похожий на мышонка, с белыми прилизанными волосами? Это его будущий сводный брат? Здорово, Лесли будет о ком печься и с кем играть. Но он ни разу не видел их втроем, вместе: опекуна, брата и себя. Почему?.. *Первопоселенец и охотник, герой американского фольклора. **Крайне опасные персонажи из книг Г. Ф. Лавкрафта.