Лезвие агата

We are travelers Looking for revelation Ever-changing destinations in search of who we are Are we curious or just not satisfied? When all our lives - all our lives We are travelers longing to arrive We are longing I've got my eyes wide open chasing dreams Comfort has me questioning I've got my eyes wide open Eyes wide open (Conclusion of an age – Travelers) Мы просто странники, ищем мы откровенье. Мы меняем направленья, ищем, кто мы есть. Любопытны мы? Или не для нас спасенье? Жаждем мы прибыть, здесь тоски не счесть. В моих глазах взрываются мечты. Спокойствие – синоним пустоты. Открытость плещется повсюду. Для глаз моих возможно все, и я прибуду.

Рубен всегда осознавал, что близок со своим изобретением, словно отец с ребенком. А временами – словно верующий с Господом (в варианте того, кем в этой, второй оппозиции был он, мужчина временами сомневался). По его мнению, Теодор даже близко не чувствовал подобного. Несмотря на это, оккультист пока оставался загадкой для психиатра, его тип личности просматривался лишь на поверхности. Нарциссизм, жажда власти, алчность до внимания мешались с хитростью, изворотливостью и многознанием. Однако же многознание уму не научает. Есть ли ум и индивидуальность в этом, возможно, лишь с первого взгляда оригинальном человеке, или же он просто посажен на трон четырьмя ближайшими «помощниками», которые ведут всю деятельность в Ордене, дергая его за ниточки, словно ярмарочную куклу? Чья шарманка в Ордене действительно распространяет некротическую энергию, хватающую адептов за горло? И что это за оргии, на которых он еще не успел побывать? Да и нужно ли? И можно ли будет, ведь мужчина так до сих пор и не был введен в курс того, какие именно ритуалы ему запрещены?.. «Нет, я не об этом хотел здесь думать», – сбил поток мысли изобретатель. – «Почему я думаю о Теодоре? И почему меня беспокоит его невозмутимость, о которой сказал Хименес? Реакция Администратора была логичнее, чем это спокойствие Уоллеса. Хотя и босс тоже не был настроен устраивать мне разнос или лишать полномочий. А ведь он мог. Ну, значит, я остаюсь важным для него. Другое дело – как именно я важен. В качестве кого?» STEM гудел своим искусственным равномерным голосом. Викториано подошел к корпусу механизма и всмотрелся в энергетическое ядро. Свет ядра ослеплял, мужчина, щурясь, разглядывал очертания пустой колбы для контроллера под ним. Дотянуться бы… Если не получается общаться при помощи наркотика – тогда как? Чувствует ли STEM присутствие создателя? Мужчина подошел к одной из добавленных Деборой Гарсиа частей машины – микрофона, который был настроен под него, и мог передавать в мозг машины некоторые команды. Он понял, что совсем забыл о ней. До того, как он украл бутылку с ритуальным напитком, психиатр не допускал и мысли о подобном «общении», но теперь, похоже, любое безумство было вероятным. – Изменить скорость вращения батареи, – проговорил он в микрофон, предварительно подключив сенсорную панель к своей голове и введя пароль, который тут же вспомнил. Батарея действительно стала вращаться медленнее, КПД упал на пять процентов. «Стоп! Я же не сказал, насколько уменьшить скорость! Значит, он понимает меня? Он же настроен на мои нейронные импульсы! Он читает мои мысли. В прямом смысле. Вернее, почти в прямом. Я хотел бы, чтобы мне не нужно было говорить, чтобы STEM считывал мысль сразу же, и не по тем участкам мозга, которые активируются через речь. Этот механизм Гарсиа несовершенен, он работает только через речь. Это опосредованный способ считать мысль. Как же сделать так, чтобы считывание было непосредственным?..» Он отключился от сенсорной панели, сел за один из столов и осознал, что документы-то он оставил у босса. «Ох, черт!» Но память у Рубена на научные смысловые единицы была феноменальной, он вспомнил некоторые формулы и принялся кое-что вычислять. Попутно он отметил галочкой небольшую консультацию с Деборой по поводу этой части изобретения. «И если STEM понимает мой голос, опосредованно считывает мою мысль… Как понять, что это осознаю не я один? Машина регулирует сама себя, значит, не полностью подчинена мне? Когда это началось?» Вопросы закружили голову психиатра, он оторвался от расчетов и положил лоб на ладони. Рубен снова подошел к корпусу и всмотрелся в энергетическое ядро. Потом вновь сел за личную панель – и внезапно увидел, что КПД машины вернулось к прежней отметке! «Что? Как это? Ладно они, но я! Он не чувствует, что это был я? Моя воля сильнее всех, кто следит за ходом эксперимента, вместе взятых. Механизм должен ее почувствовать… Говорю о STEM как о живом существе… Докатился! Хотя, кто знает». Мужчина понял, что ему нужно создать двусторонний текстовый вариант сенсорной панели вместо одностороннего голосового. Чтобы был ответ с той стороны. Хотя бы шифром. Чертежные устройства были в другой части лаборатории. Мужчина встал со стула и направился к шкафам, в которых они находились. И, наверное, без Гарсии никак… Ведь новая часть изобретения должна быть сделана по аналогии с этой. Разумеется, с небольшим штрихом от Рубена в виде непосредственной передачи мысли на экран. «Небольшим», – усмехнулся он. Нужно менять всю плату в этой части STEM, программировать все иначе. На это нужен хороший программист. «Спрошу у Джона, он должен знать… Сколько же месяцев займет создание новой платы? Написание программы? Сколько мне ждать?..» Изобретатель все возился с чертежом, ему явно были нужны вторые руки, но он все равно пытался справиться в одиночку. Наконец, в шесть тридцать утра, он, вымотанный непрерывной тяжелой работой, встал со стула и закурил. Спать хотелось невыносимо, но еще предстояло выдержать целый день на ногах и не вызывать подозрений при этом. Скоро семь, а лаборатория открывается в восемь тридцать. Еще немного осталось… И сложить все в том же порядке, как лежало на полке до этой ночи. Пепла почти не падало, Рубен затягивался так, словно в последний раз. Его почему-то морозило, хотя в зале было тепло. «Наверное, побочные действия этого поганого лекарства», – думал мужчина, инстинктивно поглаживая свое плечо. – «Надо все здесь убрать… Еще и босс обещал вызвать… Хорошо если мои доказательства окажутся убедительными, и он профинансирует дополнительную часть изобретения». Нужно было уходить. Изобретатель прибрался так, чтобы все выглядело как раньше, вышел в коридор и запер лабораторию на ключ-карту. «Казалось бы, зачем он нужен, если идентификация работников происходит по отпечатку ладони? И почему он оказался у этой девицы? Она всего лишь оператор… Видимо, его стали выдавать конкретным людям, которые заканчивали смену, потом они передавали ключ-карту сменщикам, ведь эксперимент нельзя прерывать. Мне не дали, хотя это мой эксперимент. Да, я потерял добрую часть доверия, которое ко мне было обращено из-за поступка, который мне и вправду не свойственен… Что я делаю?..» Рубен добрался до номера по пустым коридорам. Камеры красными глазками следили за ним. Оставалось надеяться, что никто в них не смотрит. «В конце концов, я же не заперся, как, видимо, сделал неделю назад, я просто посидел в лаборатории. Я занимался делом, меня не должны наказать». Лежа на кровати и выкуривая уже четвертую сигарету, он размышлял о том, каким стал параноиком в «Мобиусе». «Это совершенно не мой стиль мышления… Я постоянно думаю о том, как бы кто ни увидел чего-либо, ни услышал или ни понял того, чего ему понимать не обязательно. Я всегда был внимателен к поведению людей, всегда подмечал детали, а теперь я будто бы делаю это в три раза чаще и интенсивнее… Словно оказался в детективном сериале. Я постоянно думаю о том, не сговорился ли кто-то из моих коллег против меня. Это же чертовщина какая-то! “Мобиус” и правда болен. Я привык работать без отпусков, но остальные кое как держатся, хлещут кофе по десять кружек в день, что является опасным для мозга и нервной системы. Эрвин выглядел, мягко говоря, не очень симпатично, а Кроуфорд я не видел уже давно. Даже эта Дженни расцвела только во время секса. Единственный почти постоянно бодрый человек во всем этом театре абсурда – это Хоффман. Да и она отлучалась, помнится. А все так хорошо начиналось… Новый проект, радостные лица… Джон, кстати, тоже всегда готов к работе, и Гарсиа… Гарсиа, к ней надо зайти». Было семь утра, Викториано чуть было не заснул одетым на постели, подле него на тумбочке стояла полная пепельница. Дрожь все еще наползала противными волнами, заставляла ежиться. Потом мужчина почувствовал, что к горлу подступает, сорвался с кровати в ванную – и его там вырвало желудочным соком. Он с трудом держался на ногах перед раковиной, навалившись на нее руками. «Видать, после курса гребанного лекарства нельзя столько работать», – пронеслось у него в голове. – «Мне не скажут, что это за препарат? Наверное, нет». Тогда Викториано впервые возненавидел ученых-психиатров корпорации. Ужасно хотелось спать. Может быть, поспать до восьми?.. Мужчина прополоскал рот, вышел из ванной и упал на кровать, завел будильник, который положил прямо рядом с лицом, и провалился в сон. Проснулся он от звонка будильника, машинально ткнул кнопку и плюнул от злости. «Ни хрена не выспался!» – буркнул психиатр про себя. Он поднялся с постели, зашел в ванную, умылся и почистил зубы. На секунду он замер перед зеркалом: знакомое изъеденное ожогами лицо, как в тот самый день… Ему четырнадцать, он только что отошел от морфия, нервная престарелая медсестра подносит зеркало… Он тогда выхватил это самое зеркало и разбил об пол. И лицо отца… На нем отвращение. Урод. Его сын – урод. И Эрнесто теперь с этим жить. Он найдет и казнит тех, кто сделал это? На это надеялся Рубен. Но Эрнесто казнил только троих из четверых поджигателей, не тронул одного из них – Стэндена. Эти скандалисты были уважаемыми членами крестьянской общины, с ними ссориться нельзя. Но зато запирать, бить и прилюдно унижать собственного сына – можно. Да-да, все то же лицо, только глаза… Рубен всмотрелся в собственные глаза. Ввалившиеся, мертвые, ледяные. В них осталась только ненависть. Он давно не смотрел на себя и теперь остался недовольным собственной внешностью. Целых три глубокие морщины изрезали неповрежденные места на лбу, меж бровей. Ему словно шестьдесят… Иногда психиатр и правда ощущал, что прожил в этом омерзительном мире уже лет пятьдесят-шестьдесят, если не восемьдесят. А у Дженни интересный вкус. Пора идти в лабораторию. Рубен переоделся, чтобы не оставаться в мятой рубашке (которую он, конечно же, не снял перед сном). В шкафу была только красная рубашка (остальное – в прачечной). Ну и что? Он надел галстук: все же начальник должен вызвать… Психиатру в душе были глубоко противны как Администратор, так и Теодор, но все же не стоит терять последние остатки их доверия. От сегодняшней встречи зависит то, выделят ли ему средства на создание нового сенсорного поля. Рубен выбрался из номера, запер его и направился в зал STEM. В зале сидели шесть позевывающих операторов (Дженни среди них не оказалось), они дружно поздоровались с изобретателем. Он помахал им рукой и стал ждать Хименеса. Марсело пришел через пятнадцать минут. – Доброе утро, Рубен. – Доброе. Как спал? Марсело слегка удивился интересу к себе. – Отвратительно… А ты? Что-то ты плохо выглядишь. – Я почти не спал. Над кое-чем работал. – Ну, ты как обычно… Дашь прикурить? – Ты же вроде бросал? Или я что-то путаю? – Рубен потянулся к своей золотой зажигалке и дал Марсело прикурить. – Да я уже не знаю, – вздохнул испанец. – С такой работой… – Меня сегодня будет пытать босс. Я отдал ему документы. Мне нужно от него кое-что… Деньги. Много денег. Я перестрою сенсорное поле. – Зачем? Ты же все равно им не пользовался, все делали операторы, – пожал плечами Марсело. – Мне нужна Дебора. Я создам новое поле по ее образцу. Я хочу передавать команды мысленно. – А чем операторы тогда займутся? – удивился испанец. – Будут просто следить за каждым подопытным, сниму с них часть ответственности. Базовые команды буду давать я, – подытожил Рубен. – Но зачем… Ладно, не буду лезть, это твое дело. А подключаться будешь после построения нового блока? – Видимо, да. Я не знаю, сколько времени уйдет на его создание. Сегодня лучше отключить подопытных. Пусть немного отдохнут: мне нужны будут их силы. – Кстати, мне тут Дебора помогала, пока тебя не было. Объясняла твои расчеты. Я вроде бы понял. Ты думаешь, что получится то, что ты задумал? – спросил Марсело, имея в виду беспроводную передачу синапсов. – Думаю, что получится, – ответил Рубен, имея в виду общение с разумной машиной. Через час подопытных отключили. Просыпались они крайне тяжело: почти всех вывернуло наизнанку, Аманда разревелась, Робин корчился в судорогах на полу. И только один Уизерс, как обычно, вел себя адекватно. И Люция с Айной. Они вообще проснулись самыми первыми. Со слезами, правда, но хотя бы без рвоты. – Ск… сколько мы тут были? – едва выдавила из себя Филипс. – Две недели и одни сутки, – ответила ей медсестра, которая подхватила девушку за подмышки и пыталась поставить на ноги. – Две недели! Ничего себе! Вы просто обалдели! – с трясущимися руками возмутился Ян. – Охренеть! – выдохнул Рори, который не мог встать с колен, размахивая руками в воздухе: лаборатория вертелась так, словно его только что выкинули с карусели. – Помолчите, за вами еще убирать! – буркнул санитар. – Да, Левандовский, заткнись, – бросил Рубен. – Идите отсыпаться: вы мне еще нужны. Леона, где Дженни? – Сказала, что заболела, но завтра точно придет, – ответила женщина-оператор. Подопытных отвели в их отсек и дали обильное питье. Горячий чай приятно согревал продрогшие тела доминантов. Затем им дали какой-то энергетический напиток, и стало еще теплей. Все лежали мертвым грузом на койках с головной болью, но заснуть не могли. Из-за боли. Кроме Лесли, который начал дремать почти сразу же после того, как лег. – А мне казалось, что мы там дней пять-шесть… – тихонечко подала голос Анна. – Наверное, там время идет иначе, – ответила ей герлскаут. – Лесли, ты в порядке? Ты знаешь, что с тобой было в машине? – спросил Ян у альбиноса. Тот, кажется, засыпал. – Лесли! Гвинет, толкни его. – А? – вздрогнул парень, когда Терли пихнула его в бок. – Не знаю, а что было? – Ты погрузился в сон, мы с Люцией тебя тащили, – сказала ему Айна. – Потом ты создал гномов, они дали нам телефон, по которому Ян общался с тобой. Где ты был? Что видел? Расскажи нам! – Я… не помню, – выдохнул Уизерс. – Честно. Только я помню слово «хорошо», а еще мужчину и мальчика. Мужчина высокий, черноволосый, мальчик маленький и светловолосый, в жилетке. Но это, кажется, было раньше, чем я заснул… Нас усыпляют здесь, я еще и там спал? – Сон внутри сна? Ого… – протянула Гвинет. – Ну да, так и есть вообще-то. Боже, как болит моя голова… – А у меня не болит, – признался Лесли. – Я будто в своем сновидении побывал, как когда-то мечтал. Только эти двое людей… Я понял, что мы выживем. Я увидел, что меня спасли. Этот мужчина – мой будущий опекун, а мальчик – мой будущий брат. Свет яркий. – Хорошо, если так, – пробубнил Брендан в подушку. Его и Пауля лихорадило, словно во время гриппа. Они оба завернулись в одеяла, словно гусеницы – в коконы. Им было хуже всех: Пауль так вообще говорить не мог. Анна не выдержала и расплакалась от осознания собственной участи. Она не особенно верила в сказочки Лесли. Эти «способности» казались девушке чем-то невероятным, она не верила в мистику. «Хорошо, что эти хотя бы не вместе легли», – со злобой думала Зайлер. – «Я еще покажу этому мужику, как отбирать у меня девушек». Анна все же решила помириться с Амандой, сделать первый шаг. Но она не могла подобрать удачное время. Сейчас лучше вообще не вставать с кровати: сказал же Викториано, что надо спать… После того, как доминанты пообщались немного с Лесли при помощи артефакта, прогремел гром и пошел дождь. Дождь шел долго, барабанил по крыше «норы». Анна сидела у окна и наблюдала за тем, что происходило на улице. А иногда она поглядывала на сияющий камень, который Люция и Айна передавали друг другу. «Они друг друга слышат, а мы – нет!» – с досадой думала девушка. – «Неужели у них тоже способности? Чушь какая-то… Что же дает этот камень? Просто дает людям слышать друг друга? Ну и хреновый артефакт тогда! Лучше бы у них крылья выросли, они бы слетали и разведали обстановку! А то мы до сих пор не в курсе, сколько еще идти…» Она сняла кеды и терла уставшие ступни. Но в одну минуту в голову пришла мысль: в реальности она не смогла бы столько пройти, давно бы заныла и села наземь! Они будто стали сильнее, да и шли весьма быстро… Может, и летать научатся? Так хотелось увидеть еще! Что же там дальше? Может, жуткий цирк? Или огромный храм? Или призраки любимых?.. «Да, этот мир невероятно красив. Жаль, что симуляция». Аманда тоже желала увидеть проекции своих близких. И не она одна. Странно, что этого еще не было… «Эй! Дождь закончился!» – крикнула Анна, но в следующую же секунду вспомнила, что немая. Она спрыгнула с подоконника и расшевелила всех, указав на дверь. Доминанты лениво поднялись с кресел и диванчиков (гномы, кстати, пропали) и вылезли наружу. Дождь, видимо, был не из кислоты: все цветы и травы остались целы и невредимы. Повсюду были радужные лужи будто бы из бензина. Анна заглянула в одну из луж – и увидела отрывок из прошлого: она была на рок-концерте, вовсю трясла волосами и скакала, словно ребенок. Девушка дернула за руку Гвинет, к которой стала испытывать дружескую симпатию, и указала в лужу. Гвинет увидела один из походов, когда она еще не была вожатой: маленькая девочка с жидкими хвостиками ест сосиску и слушает страшилки… Девушки улыбнулись друг другу, хоть и не знали, что видели каждая свое. Просто то, что они увидели, было приятным. Доминанты направились дальше мимо других «нор» размером поменьше, чем та, где они пережидали непогоду. Айна и Люция все так же тащили Лесли на себе. Но им облегчили жизнь две огромные ветки, отколовшиеся от деревьев во время грозы; девушки стали использовать их как трости или посохи: так было легче идти. Ветка Люции была чуть меньше, хотя попалась сначала большая, и она обменялась с подругой. Они и правда подружились с Айной за время заточения в «Мобиусе», особенно девушек сближало национальное родство, обе ходили в синагогу, хотя и перестали быть религиозными давным-давно. Просто для души. Им претила не религия, а, скорее, люди, которые пользуются ею для оправдания своих ужасных поступков. Например, раввин, учивший Айну, которого она видела в воспоминании, издевался над своими детьми и бил жену; дочь и сын этого человека как-то поделились с Айной секретом, и девушка поняла, что этот ортодоксальный чистейший человек, каким он всегда представлялся, всего-навсего деспот и тиран. «А вы не наговариваете на отца?» – с укоризной глядела тогда Кравитц на ребят, которые были чуть младше нее. «Нет», – отвечали они. – «Господь свидетель». И показывали синяки. Родители Айны никогда с ней так не обращались. Лесли все спал. Девушки ужасно устали его тащить, но почему-то чувствовали безумную ответственность за него. Сначала Аманда пеклась, потом Рори тащил… «Слушай, давай все-таки отдадим Лесли Рори», – предложила тогда Люция. «Да, надоело его тащить. Но понимаешь… Мне словно камень приказывает его нести. Ты не ощущаешь?» «Ощущаю, но я не обязана слушать камень. Моя воля сильнее, чем артефакт. И в магию я не верю», – проворчала изумрудноволосая, воткнув палку в землю поглубже. «Но это все произошло с нами наяву. Ты чувствовала тонкие искусственные пальцы, врастающие в твои костяшки, белое свечение и электричество, наполняющее тебя… Мы должны послушать камень, иначе может случиться что-то плохое», – тревожась, сказала Айна. «Ладно… Хотя может спросим у Лесли через телефон?» – предложила Фурман. «А давай». Девушки попросили телефон у Яна, который его нес, нарисовали руками пару треугольников. Лесли ответил им, что миссия по его доставлению на место принадлежит именно девушкам, ведь они первые дотронулись до камня. И девушки продолжили тащить альбиноса на себе. Анне было слегка стыдно за свое не особенно взрослое поведение уже тогда, она хотела поговорить уже тогда с Амандой, но Аманда шла под руку с поляком, и лицо у нее было печальным. Спустя некоторое время, Ян спросил у Лесли, куда мы направляемся, он ответил, что все поймут на месте. И найдут там что-то тревожное. А пока нужно идти вперед (благо дорога была одна). Дорога стала широкой, повсюду между деревьями сновали уродливые безмолвные существа с вытянутыми черепами и облепляющей их тонкой кожей, ребра их были голыми тоже и часто сжимались-разжимались, мышц не было, рук не было, а в глазницах рос мох, из мха иногда стрекали какие-то щупальца розоватого цвета, собирая росу с вишневого цвета листьев. Ребра заканчивались чем-то похожим на ягодицы и длинными кожаными хвостами с перьями и стрекалами на концах. Доминанты насторожились. Но существа, похоже, не проявляли к людям особенного интереса. Только однажды одно из созданий подлетело к Рори и попыталось вживиться в его тело со спины, обнимая ребрами, но Гвинет пальнула ему в голову из ружья, раскроив ее надвое, и с этих пор хвостатые летали поодаль. Из расколотой головы шел аромат хвои. Внутри были какие-то органы неизвестной природы, которые доминанты решили не трогать. Дорога стала все круче уходить вверх, подопытные шли в гору. Над их головами летали диски, похожие на НЛО или кувшинки, которые иногда срастались, словно круглые кирпичики, и почти не давали неба. Гудящие мошки лезли в нос и уши испытуемых, жужжание наполняло лес. Хвостатые поедали мошек, но их от этого будто бы и не становилось меньше. Люция и Айна ужасно устали идти в гору, да еще с грузом, хотя тело Лесли было не особенно тяжелым. Но раз альбинос им приказал – придется его тащить. «Слушай, давай посидим немного», – взмолилась Кравитц, хрупкое тело которой менее всего было создано для таскания тяжестей. «Хорошо». Девушки сделали знак всей компании, что нужно передохнуть. Обрадованный Робин, который хоть и стал выносливее, но все равно порядком утомился, присел на траву, остальные последовали его примеру. Люция и Айна осторожно положили альбиноса рядом с собой под дерево с очень яркими вишневыми листьями. Пролетающие мимо хвостатые с интересом наблюдали за компанией, переводящей дух, но не подбирались ближе, чем на пять-десять метров. Тонкий аромат хвои шел от существ, Аманда с удовольствием его вдыхала. Ян сидел рядом, не смея обнять девушку лишний раз и стесняясь, словно мальчишка. Анна расхрабрилась и села неподалеку, попытавшись всмотреться в лицо подруги, оно было каким-то задумчивым. В один момент Филипс почувствовала, что на нее смотрят, и повернулась в сторону Зайлер, но та, улучив этот самый момент, отвернулась, делая вид, что просто изучает свои кеды. Гвинет наблюдала за девушками, взъерошивая себе волосы и иногда почесывая нос, в который забивались мошки. «Анна вела себя совсем как подросток… У них там вроде была любовь-морковь, а сейчас дуются друг на друга, сидят, словно сычи. Мне не понять, я всегда была гетеросексуальной… Хотя какая разница?» – рассуждала она про себя. – «Если представить на месте Анны парня – могло быть все ровно то же самое... Вот странно, что мы создавать ничего не можем сами – я так и не попросила Викториано дать нам эту способность! – а еще мы не можем общаться как в комиксах, с помощью облачков с текстом. Так было бы удобнее. Или выдали бы нам гномы всем по телефону…» Было достаточно тихо и мрачно; свет солнц почти не пропускали то и дело сраставшиеся «кувшинки». Внезапно где-то вдалеке герлскаут увидела свет. Он прятался глубоко в лесу, за деревьями. Девушка поднялась с травы и пригляделась внимательнее, попытавшись понять, кажется ли ей. Но нет, свет и правда маячил где-то в чаще. Она знаками пояснила, что хочет отойти, сидящий рядом Бауэрман хотел было схватить ее за руку, но девушка отмахнулась от школьника, тот только пожал плечами. Ян с Амандой тоже насторожились, но Гвинет сделала обеими руками знак «стоп», а потом – «сидите». Герлскаут шла через лес к свету. Постепенно она начала видеть очертания объекта. Это был огромный сине-фиолетовый гриб. Ни одного существа рядом с ним не было. «Если хвостатые обходят его стороной – значит, с ним что-то не так, и его лучше не трогать», – догадалась она. Он был метра три в высоту, ножка была толстой, структура шляпки была губчатой («а значит он съедобен» – рассудила про себя герлскаут, наученная в походах), откуда-то из шляпки шли длинные светлые нити, качающиеся на легком ветру, гриб словно был с «щупальцами», только очень тонкими, веером раскрывающимися вверх. Перед грибом было небольшое озерцо из чистейшей, прозрачной воды, которое не обойдешь. В воду очень хотелось ступить, но Терли временила с решением: мало ли что. Затем она все же разделась до белья, взяла столовый нож, который нашла в «норе», и решила ступить в воду – и не пожалела: вода была такой приятной! Жаль неглубоко… Девушка шла прямо к грибу, и как только ступила в воду – тот стал расти. Это выглядело жутко, но отступать было уже не по-скаутски. Девушка сжимала в руке нож, наблюдая за объектом. Подойдя вплотную, она отрезала от гриба частичку и съела, сама не понимая, зачем делает то, что может представлять для нее опасность. Мир стал более четким, очертания деревьев стали яснее, девушка начала видеть мелких насекомых и жуков на них, а в воде – тритонов. Она стала слышать звук, который издают хвостатые – даже не звук, а, скорее, вибрации, которые не слышала до поедания кусочка гриба. Гвинет поняла, что глаза ее стали будто бы биноклем, раздвигающим пространство: она могла видеть доминантов, которые сейчас лежали на траве, сквозь чащу. Девушка вышла из воды и попробовала залезть на дерево, что раньше давалось ей непросто: она в два прыжка одолела ствол с толстыми ветвями, посмотрела вдаль и помахала рукой остальным доминантам, которые ее не видели. Воодушевившись, девушка примчалась скорее ко всем и продемонстрировала свои способности (которые могла пояснить жестами и действиями). Она так хотела рассказать, что стала видеть, словно хищная птица! Девушка отобрала у Яна телефон и попросила Лесли рассказать всем об этом. Альбинос проговорил все, что она ему поведала, а потом напомнил, что телефоном нельзя пользоваться слишком часто, и можно будет «позвонить» ему еще пять раз. И на этом их отключили. В настоящий момент Терли рассказывала всем о своей новой способности снова, но ее особо не слушали из-за усталости и головной боли. Рубен в этот момент общался с Гарсиа. Он попросил ассистента сбегать за инженером, та пришла через минут двадцать, довольная, как слон: ей повысили заработную плату. – Я и так получала прилично, а теперь могу еще покупать себе всякие необычные штуковины, – словно ребенок, восторгалась женщина, даже не выслушав, что же хочет от нее изобретатель. – Да понял я, рад за тебя, – попытался умерить ее пыл Рубен. Характер Деборы был задорным, она была харизматичной и умной, не вызывала неприязни, а ее веселье всегда было заразительным, хотя для Рубена ни одна человеческая эмоция таковой не являлась. С ней в целом было приятно работать – и этого достаточно. – Так что ты хотел? – поинтересовалась она, обнажив свои зубки в брекетах. Они стояли рядом, женщина, неизменно одетая на работе в удобные брюки и худи (важным и выдающимся лицам в «Мобиусе» дозволялось выглядеть как хочется, но, разумеется, скромно), едва доставала Рубену до груди. – У меня есть идея. Помнишь свое сенсорное поле с микрофоном? Так вот, я хочу его перестроить так, чтобы давать команды мысленно, чтобы эти команды отображались на экране, а STEM отвечал мне в формате чата, – озвучил свой замысел изобретатель. Дебора задумалась. – Слушай, а интересно! – откликнулась она после минутной паузы. – Мне за чертежи сесть? – Я уже начертил. Однако есть проблема: деньги-то выделяет «Мобиус». Ждать нужно. – Я даже готова потратить часть накоплений на твою задумку, – вновь улыбнулась испанка. – Это все звучит очень круто и вполне исполнимо. Труднее было строить сам механизм по твоим чертежам. Ты же самоучка? – Да, есть такое, – признался мужчина, пригласив Дебору прогуляться по коридору. – В университете это было моим хобби. Конечно, я не знал многих тонкостей, но базовые вещи успел выучить. Я надеюсь, ты замечала это. – Ну, конечно! – живо отозвалась она. – Давай чертежи, я посмотрю сегодня же. Ранним утром Рубен забрал все, что он сделал ночью, и отнес к себе в номер, так что пришлось прогуляться до него. Гарсиа подождала пару минут – и Викториано вынес ей папку с чертежами. Женщина сразу же схватила ее и начала изучать, пока они шли обратно в лабораторию. – Да, ты прав: надо менять плату для этого поля, и кое-что переделать в основной, – вынесла вердикт испанка. – Насчет программы не беспокойся: все напишем. Льюис Моро – отличный программист, лучший из тех, кого я знаю. Его и попрошу. Он еще с нами не работал, пусть присоединяется. Я программировать не умею: у меня лапки, – с забавной интонацией прибавила она. За время работы с Рубеном она здорово сдружилась с ним и оставила деловой тон. Рубен понял, что нужно сделать «хе», и подыграл женщине. Джон и Дебора – единственные, с кем он работал бы много лет. И им можно доверять. Наверное. По крайней мере, оба были профессионалами высочайшего класса, многопрофильными специалистами (жаль вот Гарсиа так и не научилась писать программы, но это не критично: в конце концов, он сам этого не умеет) и остроумными, ловкими собеседниками, что Рубен ценил в людях. – Как Джон? – поинтересовался у Деборы психиатр на обеде. – Устал, отпуск небольшой взял, – поделилась женщина, поедая рамэн. – Они там с другими строят крутую автоматическую обсерваторию. Запускать поедут, Джона как звезду отправят наружу на запуск, а потом снова сюда. – Типа телескопа «Хаббл?» – осторожно спросил Рубен, боясь сморозить глупость. – Ну да, вроде того. Джон рассказывал много, но тебе вряд ли будет интересно… Впрочем, они хотят побороться с мощностью «Хаббла». Скоро закончат его. Обещают в десятки раз мощнее. Дальние галактики увидим в подробностях. И тут Рубена осенило. – А что, если сделать значительное открытие – можно ненадолго уехать? – Да, можно. И потом еще отпуск дадут солидный. Но не в мире, естественно. Если не знал – в «Мобиусе» для крутых ученых есть настоящий рай. Все процедуры как на лучших курортах мира. Целые полгода можно не работать. Просто каждый день ходишь на чаши, балийский массаж, стоун-терапию, арома, йогу и медитации с настоящим буддийским монахом (ну, он уже не совсем настоящий, а мобиусовский, но по слухам и правда из Тибета), и всякое такое. Бассейны с подогревом, джакузи – этого вообще не счесть. Есть даже кусок Мертвого моря. Да-да. Я иногда в шоке от того, на что способна корпорация. И ты можешь быть там один, все для тебя… Правда, запрещен алкоголь. Но все равно это чудо… Ох, мечты-мечты… – протянула она. – Я думаю, что ты все же попадешь на курорт. Ты же у нас легенда. – Было бы неплохо: я и правда очень устал, – пожаловался он женщине. Он впервые за все время это сделал. Удивительно… Видимо, все допекло. – Не ночами ли ты чертишь? – обеспокоенно посмотрела на него женщина. – Угадала, – проворчал мужчина, зацепив палочками комочки риса из своего блюда. – А спать? Я сплю по девять часов в день. Как видишь, свежа, словно гвоздика. – Ну да, надо бы. Но теперь, когда у меня в голове идея… –…ты не можешь остановиться, – продолжила его фразу испанка. – Как и любой гениальный изобретатель. Но все же советую ложиться и вставать в одно и то же время. Это базовые правила для любого человека, жаль не все соблюдают. Я правда желаю тебе добра. Сегодня ложись вовремя. Викториано удивлялся сам себе, что спокойно слушает чужие указания и советы. Просто инженер и правда была дружелюбной и искренней женщиной. Психиатру всегда было тяжело понять, эмпатируют ли ему, но в этот раз получилось. Редкость… «Неужели в “Мобиусе” нашелся хоть один адекватный человек, с которым можно поговорить?» – думал Рубен. – Еще меня Хименес достал, – решил выговориться изобретатель. – Вечно лезет со своей заботой, не замечая, что нарушает мои границы. – Ну, вы же вроде друзья с университета? Он тебя учил, я помню. Насчет границ и всякого такого я не сведуща, с психологией я на «вы», но если неприятно – почему бы не сказать ему это прямо? – Я уже говорил. Не слышит. – Не обращай внимания тогда. Занимайся работой, как обычно. И пусть он тоже работает. Иногда мне кажется, что он просто болтается без дела, пока ты работаешь в полную силу. – Есть немного. А ты по какой причине здесь? Так и не рассказывала мне. – Из-за денег. Думала, что здесь комфортно. Думала, что востребована. Вообще я востребована здесь, но то, как я вкладываюсь… Это стоит большего, чем деньги. Я признана, я успешна, но все-таки чего-то не хватает, – внезапно погрустнела женщина. – Может быть, дружбы или любви? – загадочно улыбнулся психиатр. – Многим это нужно. – А тебе это нужно? – будто бы парировала Гарсиа. – Я еще не получил того, что хочу, чтобы думать об этом. Ты уже получила все, что хотела, кроме предмета разговора. А у меня еще столько целей… И кроме них мне ничего не нужно, я это осознаю отчетливо. Я – такой человек, – невозмутимо ответил изобретатель. Женщина доедала свой рамэн, задумавшись. «Иногда мне становится жутко рядом с ним», – промелькнуло в ее голове. Рубен в это время как ни в чем не бывало доедал рис с вяленой курицей в кисло-сладком соусе и салат. После обеда они все так же вдвоем направились в лабораторию, и Гарсиа стала невольно прикидывать, как будет выглядеть новая часть изобретения внешне. Эта футуристична, вторую нужно выдержать в таком же дизайне, чтобы как в фантастических фильмах. Да и изобретателю это нравится. И по форме она почти такая же. Внутреннее устройство, конечно, другое. Деборе и правда было одиноко: Рубен угадал ее переживания. Она много лет была счастлива с работой, но так и не завела настоящего друга. Как партнер ее не устроил ни один мужчина. Она стала присматриваться к женщинам – но тоже не было интересно ни с кем. Рубен тоже не был ее идеалом. Джон был почти постоянно рядом с ней и порядком наскучил, хотя у них было о чем говорить. Возможно, Дебора вышла бы за второго инженера замуж, но это было лишь фантазией. Она не знала, может ли понравиться кому-либо; во внешнем мире то ли она отталкивала от себя нарочно, то ли не принимали ее. Брак женщина считала кабалой. Она не думала, что можно выстроить гармоничные отношения с мужчиной. Да и с женщиной трудно… Какого бы пола человек ни был – он всегда будет чем-то неизведанным, своенравным, а иногда кривым зеркалом, в которое ты смотришься. Дебора боялась подпускать кого-то близко к себе. Через какое-то время к Рубену подошел ассистент и пригласил к Администратору в башню из слоновой кости. Они ненадолго расстались с испанкой, та все листала и обмозговывала чертежи. В кабинете был как Администратор, так и Теодор. Последний был одет не в свой черный балахон с красным подбоем, а во вполне человеческую одежду: деловые брюки и пиджак. Босс пригласил гостя присесть на кресло. На столе лежали документы, которые Рубен собирал в качестве доказательств возможной разумности своего изобретения. – Добрый день, мистер Викториано, – поздоровался босс. – Добрый день, – ответил Рубен, слегка волнуясь. – Мы с Теодором проанализировали ваши данные и пришли к выводу, что нужно дать вам шанс на открытие, которое может перевернуть мир. Что-то нужно еще? Мы готовы предоставить вам все, что потребуется, – все так же спокойно поведал начальник. – Мне нужны средства на перестройку одной из частей изобретения. Я хочу сделать возможным чат со своим изобретением, для этого нужно сделать плату, написать программу, новый экран, новую панель подключения… – Я готов предоставить вам все, что хотите, – перебил Рубена начальник. – Поверьте, денег у меня достаточно. И материалы я могу вывезти из любой точки мира по щелчку пальцев. Передайте свои чертежи одному из экспертов, который к вам сегодня же зайдет… Я надеюсь, это уже не просто идея? Вы сделали модель? – Я только начертил примерно, а мисс Гарсиа готова помочь мне довести дело до конца. Она создаст 3D-модель. Такая же была у всего изобретения в самом начале… Ну, в общем, вы поняли. Она доработает, а потом покажет экспертам. Нужно немного подождать. – Да, постарайтесь не медлить, – подал голос Уоллес. Он был взволнован и смотрел на Рубена, не моргая, – Кстати, завтра собрание Ордена. Приходите на него. – Надеюсь, я больше не наказан? – осторожно поинтересовался психиатр. – Мы даже не думали вас наказывать, – ответил Администратор, слегка выплыв из мрака. – Мы хотели вам помочь. Вы не выдержите второго такого психоза. Вы нам нужны. Теодор никогда не лишал адепта обязанности ходить на некоторые ритуалы, но ваш случай – особенный. Берегите себя. Возвращайтесь к работе. Теодор стоял так, словно был непроницаем, но по мелким чертам его позы было видно, что он глубоко воодушевлен. Он пережил какое-то потрясение – это точно, но показывать того не хотел. Глаза его слегка запали, на лице словно прибавилось тревоги. Рубен поднялся с кресла и пожал руки оккультисту и боссу, а затем вышел из кабинета. «Так, они не хотели меня наказывать… Они могут врать. Так, опять я начинаю подозревать», – прервал себя с раздражением мужчина, пока шел по коридорам к лифту. – «Они сделают меня параноиком. Почему бы не поверить? Вот прямо сейчас взять – и поверить? Они действительно хотели помочь мне». В лаборатории Марсело и Дебора сидели за столом и активно что-то обсуждали. STEM гудел, звенели кольца. – Что обсуждаем? – Психиатр наклонился над ними. – Рассказывала о новой части изобретения Марсело, – широко улыбнулась женщина, обнажив свои зубки. Рубен даже невольно подумал, что брекеты ей очень идут. – А ты как сходил? – Они дадут нам денег! – царственно развел руками изобретатель. Дебора чуть не подскочила на месте. – Вау! – выпалила она. – Круто! Слышал, эй? – игриво наклонилась она к Хименесу. Тот потянулся к Рубену и заключил его изъеденную ожогами руку в рукопожатие. – Ты молодец, я всегда знал, – добавил он, но голос был слегка печальным. Глаза он не поднял. – Отметим? – предложила Дебора. – Комната свободна, давайте вечером посидим. Я позову Джона: он тоже должен все-все узнать! Вечером, под конец ненормированного рабочего дня, все приглашенные потихоньку собирались в комнате отдыха. Рубен, Дебора и Марсело уселись на диваны и пригубили вина, через какое-то время пришел Ричмонд. – Я был немного в другом месте, поэтому так долго. Ты все равно не нашла бы меня, Деб, – сразу же в дверях пояснил инженер. – Опять с «Орфеем» возились, последние штрихи… Даже не верится, что я попаду наружу! Жаль, что потом сразу же обратно… Но, опять же, полугодовой отпуск! – Он, радостный, будто получил подарок мечты, плюхнулся на диван и тут же налил себе вина. – А у вас какие новости? Как там мой крестный? Ну, STEM, – пояснил он, увидев удивленное выражение лиц собеседников. – Вот мы по поводу твоего «крестного» и собрались, – задорно ответила Гарсиа. – Рубен, давай ты. Джон поправил пепельные волосы и своими всегда широко открытыми ярко-зелеными глазами уставился на Викториано, приподняв светлую бровь. Изобретатель рассказал подробно о своей идее и вручил инженеру чертежи, которые никаким «экспертам» отдавать было не надо, ведь Дебора решила сделать все сама. Ричмонд чесал брови, рассматривая листы бумаги. – Я бы подправил в некоторых местах, – вынес вердикт Джон. – Но в целом интересно. Деб, ты сама сделаешь? Помощь не нужна? – Это из-за того, что я – женщина? – фыркнула Дебора, а потом, спустя пару секунд после выловленного в зелени глаз недоумения, прыснула от смеха. – Да я шучу, ты меня прекрасно знаешь. Я горжусь собой. Компания чокнулась, Джон произнес тост. Дебора наконец перестала переживать о своем одиночестве и вдохновилась на новую работу, попутно замечтавшись о свадьбе с Ричмондом, примеряя на себя его фамилию (конечно, молча). А Марсело все ждал, когда они с Рубеном останутся одни, чтобы поговорить. Нужно было выйти вместе: все равно живут они неподалеку. После веселых посиделок, на которых Ричмонд опять рассказывал идиотские анекдоты (Рубен беззастенчиво, забыв все правила приличия и свой аристократизм, натурально ржал и удивлялся, откуда мужчина столько их знает, а также его мастерству рассказывать), все распрощались друг с другом и отправились спать. Хименес, пока они брели по коридору с его Новой землей пьяные, пытался придумать, с чего начать разговор. И о чем. Он решил, что предложит некую сделку на доброе отношение к себе, но что именно предложить взамен – не знал. Может, рассказывать секреты о Теодоре? Но зачем это Рубену? Может, находить ему красивых женщин, ведь в бар ходить не всегда было можно?.. – Рубен, слушай… – начал он, когда они ехали в лифте. – Я хочу предложить сделку. – Какую? – Викториано удивленно приподнял бровь. А Марсело так любил, когда он это делает… – Давай ты будешь очень хорошо притворяться, что я тебе важен, чтобы я тебе поверил, а я тебе буду искать искусных любовниц в «Мобиусе?» Тебе нужен секс, изобретать будет легче. – Опять ты за свое? – лениво пробурчал Рубен, прислонив горячий лоб к холодной стене лифта. – В смысле? Я такого еще не предлагал, – улыбнулся испанец во все тридцать два зуба. – Ну, давай. Знаешь тех, кому может понравиться то, что нравится мне? – Пока нет, но узнаю, – пообещал испанец. – Ловлю на слове… А-а-а-а, – зевнул изобретатель. – Спать хочу, дерьмо… Всю ночь не спал – чертил… Эта рыжая еще… Никак не мог нормально трахнуть… – Какая рыжая? – чуть ли не протрезвел Хименес. – Забудь, – бросил изобретатель. Но Марсело запомнил щекотливую фразу, которая шла после «этой рыжей». Видимо, Рубена снова надо хорошенько напоить, чтобы тот рассказал.