Песни о волках и драконах

       Богороща Красного Замка погрузилась во тьму несколькими часами ранее. Леди Старк могла бы попытаться представить, что стоит под сенью чардрева в богороще родного Винтерфелла, но тешить себя иллюзиями и упиваться призрачной надеждой было не в её стиле. Будь она мужчиной, могла бы сорвать гнев на оруженосце или сопернике, что стоит на противоположном конце турнирного поля, с копьём наперевес. Но Боги, видимо, в насмешку, лишили её и этого удовольствия.       В Винтерфелле леди Старк — единственный ребёнок нынешнего хранителя Севера, могла позволить себе носить меч, отпускать фривольные шутки, и облачаться, заместо шёлковых платьев, расшитых драгоценными камнями, в удобные шерстяные рейтузы и доломан.       Здесь же, в отличие от Севера и Дорна, где были свои представления о нормах приличия, чести и доблести, где проявление человеческих страстей имели несколько другие границы дозволенного, пришлось подчиниться воле отца, заменить меч на неприметный кинжал, что легко было спрятать под многослойными юбками платья, и нацепить приторную улыбку, от которой сводило мышцы лица.        На пир, по случаю именин короля Визериса, съехались лорды и рыцари со всех Семи Королевств. Делегация северян прибыла незадолго до начала празднеств. Старки, Мандерли, Болтоны, Флинты, Гловеры, Амберы, Карстарки, Хорвунды, даже Мормонты, что предпочитали не покидать Медвежий остров — представители самых влиятельных домов Севера решили засвидетельствовать своё почтение королю. Вот только сколькими из них руководил долг, а не безграничная преданность нынешнему сюзерену? Подобный вопрос не следовало бы озвучивать в стенах Красного Замка, где, как известно, водилось много крыс.        Леди Десма Старк возненавидела столицу в первый же день приезда. Взойдя на борт корабля «Водяной», чьё название недвусмысленно намекало на герб дома Мандерли, в Белой Гавани, они, подгоняемые попутным ветром, довольно быстро доплыли до Королевской Гавани. Ещё не достигнув суши, она услышала гомон многотысячной городской толпы, что наводняла причалы и базарные площади с самого утра. И если с назойливым шумом, что не стихал ни днём, ни ночью, ещё можно было смириться, то вонь от сточных канав и ещё невесть чего, будто въедалась в лёгкие, подобно заразной болезни. Моряки говорили, что запах Белой Гавани — острый, соленый, и слегка отдаёт рыбой. Она пахнет так, как должна пахнуть русалка. А вот столица Семи Королевств воняет как немытая шлюха. Что ж, они имели все основания так выражаться, ведь зловонные испарения пропитывали даже кроваво-красные стены замка.        Проведя при дворе не больше недели, Десма поняла, что ещё донимало её так сильно, помимо тех неприятных впечатлений, что подарил ей город. Люди. Атмосфера в замке была крайне напряжённой — королева Алисента и наследная принцесса Рейнира, которая по законам престолонаследия должна бы была уступить своё место единокровному младшему брату — Эйгону, метали друг на друга полные презрения и ненависти взгляды. Так Десма думала, пока не заметила как хищно Деймон Таргариен смотрит на десницу — сира Отто Хайтауэра. Стараясь избегать всех, кто имел хоть какое-то отношение к династии драконьих владык, леди Старк всё же не раз становилась невольным свидетелем того, как дети Рейниры и Алисенты унижают друг друга, думая, что позорят своих врагов, а на деле — пятнают честь своего же дома, ведь что бы там не говорили, в каждом из них течёт та или иная часть крови Таргариенов.        С приездом в столицу многих представителей великих домов над Красным Замком сгустились грозовые тучи, предвещающие скорую междоусобную войну. Отец перед отъездом дал понять, что поддержит притязания Рейниры на трон, но между его фразами явственно можно было услышать предостережение — не ввязываться ни в какие распри, и как можно меньше времени проводить с южанами. Этот неозвученный приказ леди Десма выполняла с бо́льшим рвением, чем от неё можно было ожидать. В основном, она коротала время в библиотеке или на тренировочном поле, наблюдала за поединками кузенов, да и изредка посещала богорощу, обдумывая то, что являлось ей во снах.       Лорд Старк запретил ей брать в руки меч, видимо, надеясь на то, что невысокую худенькую девушку многие недооценят, и в случае чего волчица покажет когти. Неделю она послушно выполняла всё, что велел делать отец, но вот на пиру было довольно сложно избегать королевских отпрысков. Не стоило особых усилий понять, что обходительность принца Эймонда, которую он проявлял по отношению к ней целый вечер, была ничем иным, как желанием его матери переманить Старков на сторону Зелёных. Но вот непристойные взгляды принца Эйгона, на дне лиловых глаз которого плескались жгучие смеси низменных желаний, явно не были частью плана королевы Алисенты.       Памятуя о словах отца, касательно святости данных обетов и клятв верности, Десма всё же решила, что она довольно терпела, и неплохо было бы вписать пару своих собственных реплик в этот спектакль, что разыгрывался при дворе уже не первый год. Если драконы так хотят поиграть в престолы, то лютоволк, в качестве одной из самых сильных фигур, также попытает удачу в ожесточённой битве.        Десма каждую ночь видела, как страну окутывает пламя сотни великих пожарищ, как кровавые облака застилают небосвод, а драконы пляшут свой смертельный танец. Волчьи глаза не лгали — грядёт война, и Таргариены утопят континент в крови. Шум битвы утихнет, и среди дыма и пепла родиться долгожданный ребёнок лорда Старка — мальчик, что войдёт в историю как первый король Севера за последние сто тридцать лет. Но этому не бывать, если она будет покорно следовать наставлениям отца, держась подальше от дворцовых интриг. На игральном поле должна появиться вторая фигурка лютоволка — поначалу неприметная, но оттого не менее опасная.        Тихие звуки шагов вывели её из раздумий. В свете полной луны волосы пришельца отливали серебром, а кожа, настолько светлая, будто принц жил не в жарком южном городе, а на дальнем Севере, казалась ещё белее обычного. — Не ожидал встретить Вас в такой час, миледи. — Я мастер не оправдывать ожиданий, принц Эймонд, — с усмешкой на устах произнесла леди Десма Старк.        В её серых глазах не было ни капельки того веселья, что она пыталась разыграть сейчас, да и на пиру несколькими часами ранее. Притворная сладость, с которой она отказывала в танце всем мужчинам, кроме принца Эймонда, исчезла из её голоса тут же, как она покинула чертог королей. — Что Вы имеете ввиду? — Всё началось с того, что в холодную зимнюю ночь семнадцать лет назад моя мать родила ребёнка. Маленького, кричащего, как и все новорожденные дети, и без мужских половых признаков. Я стала разочарованием для своего отца, едва появившись на свет. Как Вы могли заметить, у меня скверный характер, так что в отличие от всех моих братьев и сестёр, умерших в колыбели, я выжила. Должно быть, назло отцу, — прошептала леди Старк, подходя к нему ближе. — Теперь же, желая выгоднее меня продать, он ожидает, что я буду лебезить и подобострастно ловить каждое слово, слетающее с уст драконьих принцев — внуков нынешнего короля и детей Вашей старшей сестры. Правда, он не уточнял, кому именно отдаст меня, Винтерфелл и войско, но полагаю, принцесса Рейнира сама способна решить не столь сложную задачку, если только она не хочет потерять столь сильных союзников, — Десма вновь усмехнулась, произнося слово «сильный». — А впрочем, я снова вынуждена его разочаровать, ведь на меня обратил внимание не тот Таргариен — не внук короля, а второй сын. Какая жалость…        Ложь легко слетела с её уст — отец вовсе не собирался отдавать своего единственного ребёнка на растерзание драконам, но принц не мог этого знать. И всё же, памятуя о том, что лучшая ложь — та, что приправлена щепоткой правды, она упомянула о том, как страстно лорд Старк желал иметь наследника. Хоть он любил дочь всем сердцем, по его мнению, она не могла унаследовать титул хранителя Севера. Десма же считала иначе — стань Рейнира королевой, ничто не помешает северянке безраздельно властвовать в Винтерфелле, но уверенность в победе принцессы, подобно летнему снегу, таяла день ото дня, а богатое воображение и памятные уроки истории легко позволяли представить, что станет с её семьёй, если победу одержат Зелёные, а не Чёрные. Так что, если принц Эймонд будет думать, что лояльность Старков можно купить помолвкой с наследницей рода, а сама северянка отдаёт предпочтение ему, а не сильным мальчикам, у неё будет тонкая ниточка, за которую, в случае краха её надежд и замыслов, можно будет ухватиться. Призрачная возможность её помолвки с кем-то из детей Рейниры лишь усилит желание Зелёных заполучить леди Старк, и, как они думают, лояльность её лорда-отца. Воистину, сильнее всего мы желаем то, что принадлежит другим — престол, власть, женщину, да что угодно, чем обладает наш ближний, но не мы. — И что же Вы просите у Богов, миледи? — с ноткой заинтересованности в голосе спросил принц Эймонд. — Если я скажу Вам, моя голова украсит одну из пик Красного Замка. А мне не особо хочется стать пищей для падальщиков.        Десма молилась о благополучии Севера, о людях холодной земли, о том, чтобы её сны, предвещающие падение дома Таргариен оказались правдой, о том, чтобы наступил час волка, о её ещё нерожденном брате, которого она, возможно, никогда не увидит. Десма молилась о доме.        Расстояние между ними не превышало и десяти дюймом, и появись в богороще септа или какая-то пожилая леди, им бы пришлось выслушивать увещевания на тему морали и нравственности добрых четверть часа. Но покой этого священного места нарушали лишь перезвоны колоколов Великой Септы, да шумное дыхание города, что, казалось, ни на минуту не засыпал. — Что-то я не заметил, чтобы Вы питали особую любовь к кому бы то ни было из моей семьи. Даже юный очаровательный Люцерис не стёр с вашего лица фальшивую улыбку, — с напускной грустью произнёс принц Эймонд. — Почему же? Ваше общество вполне приемлемо для меня. Но с каких это пор вы считаете бастарда своей семьёй? — понимая всю дерзость сказанных ею слов, Десма мысленно поблагодарила отца за то, что он обучил её валирийскому. Даже она не отважилась бы произнести эти слова на общем языке Семи Королевств, когда где-то рядом принц Деймон нежно поглаживает рукоять валирийского клинка, а по тайным проходам в замковых стенах снуют крысы.       Эймонд рассмеялся. — Вы первая, кто дерзнул сказать правду. Только не говорите об этом мальчишке, ведь Вы вряд ли отделаетесь глазом, — принц небрежно, будто это для него ничего не значило, указал на свою повязку.       Он больше не считал собственный шрам чем-то мерзостным, за последние годы не раз становясь свидетелем чего-то в действительности отвратительного. — Есть одна вещь, которой Старки дорожат больше, чем данными клятвами, принц Эймонд. — И что же это? — Семья. И раз уж я позволила себе быть откровенной, скажу ещё кое-что. Зелёным нужен Север, но если Ваш батюшка, наш добрый король не изменит своего решения касательно порядка престолонаследия, то мы пойдём за той, кому присягали на верность. — И я мог бы изменить расстановку сил в стране? — Уж точно не Ваш достопочтенный старший брат, рисующий в своём воображении довольно занимательные картины, — пытаясь подавить смешок, произнесла леди Десма. — Не волнуйтесь, когда Вы станете моей, Эйгон и взгляда не посмеет бросить в Вашу сторону. Буду откровенен, я ещё никогда так страстно не желал исполнить свой долг.        Леди Десма, знающая, что буря вот-вот разразиться, видевшая, как драконы сходятся в смертельном танце, а Таргариены убивают друг друга, сжигая замки и города, в качестве обещания, оставила лёгкий поцелуй на щеке одноглазого принца. Этим поцелуем она скрепила клятву, данную себе — Север возродиться из пепла былого величия страны и драконьих владык, даже если для этого ей придётся пойти против отца, что ценит долг и честь выше своей жизни, или пожертвовать собой. Кровь одного Старка не такая уж большая цена за благополучие Севера.