Песни о волках и драконах

      Судя по цвету, это было маковое молоко. Нефтис догадывалась, что её поили этим мерзким пойлом не первый день, а впадать в беспамятство вновь не хотелось.       Леди Старк стоило больших усилий выбить чашу из рук мейстера. Старик посмотрел на неё своими тусклыми глазами, в которых легко можно было разглядеть печать боли и усталости.       Не стоило так с ним поступать. Седовласый старец всего лишь исполнял свой долг, залечивая её раны и не позволяя умереть.       Рана, оставленная стрелой, саднила, а тело словно налилось свинцом. Было сложно подолгу фокусироваться на одном предмете и ей часто приходилось закрывать глаза.       Запах лекарственных трав и кореньев пропитал её одежду, постель, да и всю комнату. Казалось, он въелся под кожу и скоро начнёт разъедать её.       Кроваво-красные портьеры, мебель из чёрного дуба, гобелены с изображением трёхглавового дракона — эти покои были словно насмешкой над её домом. Дворец короля Эймонда пестрил красками — разноцветные шелка, насыщенные оттенки парчи, переливчатый блеск драгоценностей, витражные окна, разномастные цветы и ярко-зеленая листва деревьев. Даже для постройки замка использовался не камень, а красный кирпич.       Многообразие цветов, которое ей приходилось наблюдать в те редкие периоды, когда она пребывала в сознании, лишь сильнее злило её.       Винтерфелл пал; отец и старший брат мертвы; судьба младших братьев, оставшихся в твердыне северных лордов ей неизвестна; рыцари и знаменосцы перебиты, более удачливые — бежали или присягнули на верность драконьему королю; а она — лежит, судя по всему, в крепости Мейгора, не имея сил даже подняться с постели. Та стрела должна была убить её. Но она жива, а от старшего брата и отца осталась лишь горстка пепла.       В затуманенном маковом молоком сознании промелькнула мысль: «Может стоит помолиться?», но старые боги не имеют власти на юге, а Север в сотнях лиг от Красного Замка. Да и что толку от молитв? Падение Винтерфелла, который она не смогла удержать, явно поколебал её веру во что-либо или кого-либо. Собственная жизнь мало её заботила, но Брандон и Джоннел — дети, не видевшие ничего, кроме снега, мрачных чертогов и поражения их семьи на войне.       Не стоило им идти на юг… Эта война не имела никакого отношения к Северу. И всё же, отец, памятуя о долге, был неспособен запятнать свою честь, и пришёл по первому же зову королевы, которой некогда присягнул. Рейнира пала в бою вместе со своим драконом, а отец, вместо того, чтобы сложить мечи и вернуться домой, вознамерился возложить корону завоевателей на голову её сына, чьё происхождение было весьма сомнительно. Лорду Севера и ещё тысячам глупцов, которые выступили против огнедышащих ящеров, пришлось заплатить высокую цену за свою преданность.       Гражданская война продлилась чуть больше двух лет и закончилась на Трезубце, когда драконы принцессы Хелейны и её брата — короля Эймонда окончательно разбили вражескую армию.       Ей удалось добраться до Винтерфелла с небольшими остатками войска отца и брата, но что с того? Как только драконы появились в небе над Винтерфеллом, Болтоны, желая выслужиться перед новым королём, открыли ворота и попытались перебить остальных северян. В конечном счёте, и тех, кого предали, и те, кого предали, пали ниц пред королём-драконом. Это было последнее её воспоминание перед тем, как боль пронзила правое плечо. Зрение затуманилось, и она почувствовала нежное касание лёгкого летнего снега к коже.       Правление Эймонда началось с кровопролития. Тех, кто не сложил свои головы на поле боя, как подозревала Нефтис, постигла незавидная участь. Мысль о том, что её ждёт другая судьба, нисколько не прельщала её. Она бы предпочла изгнание, а не замужество. Ложь. Неужели она настолько жалкая, что лжёт себе самой? Эймонд всегда был её мечтой, растаявшей в тот день, когда отец посадил её на корабль, идущий в Белую Гавань.       Намерения Эймонда — это единственное, в чём Нефтис была уверена. Он говорил, что когда вырастет, попросит у лорда Старка её руку и сердце. А закончилось всё на Трезубце.       В те далекие времена Нефтис и сама мечтала о том, что станет женой Эймонда. Предательское чувство, всё ещё клубившееся внутри неё — вот, что в действительности питало её гнев. В редкие минуты пробуждения, когда боль тревожила её сильнее всего, она видела перед собой Эймонда — того мальчика из далекого прошлого, что был её другом, мальчика, ещё не оседлавшего самого грозного дракона и не убившего своего племянника.       На момент начала восстания ей уже исполнилось шестнадцать и от брачных предложений, приходивших и так слишком часто, было непросто отвертеться. Так что гражданская война избавила её от оков предстоящего брака. Женщины Севера были воинами, и она, как и дочери лордов Рида, Карстарка и Амбера, как и леди Мормонт со всеми своими детьми, выступила ко Рву Кейлин, а оттуда — дальше на юг — к их погибели.       Перед битвой у Трезубца Нефтис присутствовала на переговорах. Эймонд Таргариен, прибывший верхом на Вхагар, явно знал толк в захватывающих представлениях. От дракона, грузно опустившегося прямо на их лагерь, сложно было оторвать взгляд.       Те немногие существа, вроде драконов и лютоволков, умудрившиеся пережить столько роковых событий, которыми богата история, всегда восхищали её. Она уже видела парящих над Королевской Гаванью огнедышащих ящеров, но когда подобное существо находится на расстоянии вытянутой руки, по телу волей-неволей проходит волна трепета и волнения.       Любопытство всегда было её пороком, так что она вызвалась вместе со старшим братом Риконом сопроводить Эймонда в шатёр лорда Старка. Знала ли она драконьего короля, что стоял перед ней? Вряд ли. Но вопреки её ожиданиям, в его единственном глазу не читались презрение или затаённая обида. Лишь сосредоточенное желание обладать ею. Северянку смутило то, каким жадным взглядом он пожирал её, пока лорд Старк ознакамливался с условиями мира. Ей льстил его интерес.        В конечном итоге переговоры закончились тем, что отец отверг предложение Эймонда заключить брачный союз и выдать ему мальца — законного короля — единственного остававшегося в живых сына Рейниры. Условия были более чем приемлемы, учитывая весомый аргумент в качестве древнего дракона, да и общую усталость от войны, захватившей все Семь Королевств, и всё же, отца не убедили ни возможные уступки для северян, ни то, что его дочь может стать королевой. Он считал, что Эймонд долго не продержится на Железном Троне, раз против него восстали Север, Долина и Речные Земли, а преданные ему, в большинстве своём, лорды Простора, Западных и Штормовых Земель не так уж едины во взглядах, как того хотелось бы их сюзерену. Принесённую некогда клятву лорд Старк ценил больше, чем собственную жизнь.       Битва у Трезубца снилась Нефтис во снах, навеянных маковым молоком и притуплённой болью, поглощающей каждую клеточку её тела. Вот белоснежный дракон Хелейны Таргариен, правда без наездницы, сминает стройные ряды кавалерии. В другом конце поля рыцари и латники, спасаясь от огня Вхагар, бросаются в реку и тонут под тяжестью своих доспехов. Лучники пускают сотни стрел, но разве могут они пробить чешую ящера, что побывал в сотне битв? Её отца боевым молотом повалил на землю лорд Штормового Предела, раненного Рикона и одну из дочерей леди Мормонт настигло чёрное пламя Вхагар. В следующее мгновение она слышит приказ лорда Амбера перестроиться. Его сын оттаскивает Нефтис от того места, где ещё пару минут назад сражался её брат. Из глаз льются горячие слёзы или это кровь — сложно вспомнить. Крики нападающих, вопли раненых и умирающих, лязг стали и звон подков, перекрывающий все эти звуки рёв драконов заставляют её почувствовать себя скорее маленькой незначительной мышью, нежели волчицей.       Нефтис не помнит ни как её посадили на коня, ни обратную дорогу на Север. Восприятие действительности возвращается к ней только когда она видит каменные стены Винтерфелла. Она до сих пор не знает, каким чудом они смогли добраться до замка. Эймонд, верхом на Вхагар, мог бы добить остатки их армии ещё по пути на Север, но не сделал этого.        Младшие братья бросаются в её объятия, и Нефтис, утешая их, сама едва сдерживает слёзы. Подсчёт потерь и предстоящая осада заставляют чувствовать смятение и страх, но если бы она знала, что замок сдадут без боя не больше, чем через двое суток, она бы ужаснулась.       Нефтис не могла точно сказать, сколько дней провела без сознания. Сил не хватало даже на то, чтобы злиться, но ни есть, ни пить не хотелось.       Угнетающие мысли приводили её в чувства быстрее отваров мейстера. При мысли о том, что она не защитила Брана и Джоннела, на глаза наворачивались слёзы. Оставалось только надеяться, что её младшие братья живы, пусть и в качестве ценных заложников, обеспечивающих её повиновение и покорство Севера. Пока жив хоть один Старк, Север не примет другого хранителя — тем более, предателя вроде Болтона.       За размышлениями она едва ли заметила, что мейстер давно вышел. Голову будто сдавили тисками. Она попыталась было приподняться, но острая вспышка боли надёжно приковала её к подушкам. Нефтис отвела взгляд от трёхглавого дракона на гобелене и немигающим взглядом уставилась на лужицу макового молока, которое сама и пролила. От вида этой вязкой жидкости тошнота подступала к горлу. Странно… Вид крови её никогда не смущал.        Только сейчас она почувствовала, что в комнате нестерпимо душно. Холщовая рубашка прилипла к телу, губы пересохли. Капельки пота мелкими росинками покрывали лоб, плечи и спину, одна из них стекала меж грудей. Пожалуй, стоило радоваться тому, что рана не смердела. Она видела гноящиеся раны, которые были запущены до такой степени, что приходилось оказывать последнюю милость умирающему.       Дверь тихо скрипнула. Нефтис наконец оторвала взгляд от макового пятна на полу, дабы взглянуть на вошедшего. Принцесса Хелейна — сестра Эймонда — была на три года старше леди Старк. Типичные для Таргариенов белые волосы и глаза, напомнившие украшения матушки из халцедона, чуть пухлые для её небольшого роста руки и ноги, широкие бёдра и пышные груди — её не считали хорошенькой, и Нефтис была готова назвать дураком любого, кто не видел того, что видит она сейчас. Хелейна затмила собой небесное светило, стоило ей только появиться в чертоге. От неё исходило тепло, а её мягкие руки и нежная улыбка могла успокоить, казалось, даже самую неприкаянную душу.       Нефтис вновь попыталась приподняться на подушках, но её попытка и в этот раз не увенчалась успехом.       Печальный взгляд Хелейны будто проникал в самую душу, если она вообще осталась у Нефтис. Сейчас северную леди переполняли злость и отчаяние, и ей казалось, что негоже находиться в одной комнате с той, что является воплощением и Девы, и Матери, и Старицы одновременно.        Следом за принцессой вошли несколько служанок. Одна прибрала беспорядок на полу, другая принесла воды и вина, третья — сменную одежду, бинты и мази. Хелейна коротко им кивнула, давая понять, что в их услугах больше не нуждается. Прежде, чем дверь закрылась, Нефтис заметила, что за дверью стоит один из рыцарей Королевской Гвардии. Она не могла сказать который, но двоих убил на Трезубце её отец, а ещё один был тяжело ранен лордом Амбером. Что же с ним стало, с этим бравым воином? Она не видела его тела в ту роковую ночь, когда пал Винтерфелл, а представить его на коленях не могла.        Хелейна присела на край её кровати, и, аккуратно смочив полотняную ткань в душистой воде, принялась вытирать лицо, шею и плечи Нефтис. — Вам не стоит этого делать, принцесса. Я не заслуживаю… — с трудом прохрипела она. — Зовите меня Хелейна, — тихо отозвалась женщина, одарив её ободряющей улыбкой. — Вы долго были без сознания, и брат с каждым днём всё больше опасался за вашу жизнь. Но я знала, что переживать не о чем. Я видела вас рядом с Эймондом…        Воспоминание из детства яркими красками вспыхнуло у неё в голове. До этого все её грёзы были чёрно-белыми, но сейчас богороща Красного Замка предстала пред ней во всех красках.       Она читала какую-то толстую книгу под сенью чардрева. Стояло жаркое лето. Вонь городских нечистот проникала даже в этот далекий уголок. В отличие от садов, здесь всегда было тихо — южане редко приходили сюда.       Она была так поглощена описываемой историей, что даже не заметила подошедшего мальчишку, пока его тень не легла на страницы книги. Его белые волосы блестели в лучах полуденного солнца, а глаза напоминали фиалки, растущие на лужайках. Мальчик был одет довольно просто, а в длинных волосах запуталось несколько маленьких палочек и листиков. Он протягивал ей яблоко — красное и сочное. — Но у тебя же только одно. Если я его съем, то тебе не достанется, — с сомнением произнесла она, всё же принимая из его рук угощение. — Предлагаю честный обмен. Я буду приносить тебе яблоки, а ты — читать мне книги.        Она непонимающе уставилась на маленького принца, надкусывая сладкое яблоко.        С тех пор они встречались в богороще каждый день, читая истории про рыцарей и драконов, разбойников и пиратов, про завоевания короля Эйгона и подвиги королей Зимы.       Ей нравилось проводить время с принцем, который не спрашивал у неё о фасонах платьев, не заставлял шить или играть на ненавистной арфе. Вместо этого он рассказывал самые невероятные вещи, зачастую добавляя от себя пару деталей — наиболее фантастичных. Нефтис, в свою очередь, описывала ему красоты Севера — ледяные пещеры, замёрзшие озера, сумеречных котов и белоснежных оленей, которые водились в Волчьем лесу. Пересказывала она ему и сказки старухи-няньки, которыми та пугала её и братьев, а до этого — отца и деда Нефтис.       А потом лорд Старк отправил её домой. Под покровом ночи «Летящий по ветру» увёз её из Королевской Гавани, как она думала — раз и навсегда. Нефтис даже не успела попрощаться с маленьким драконом, а на свои письма так ни разу и не получила ответа.       Нефтис больше не приезжала на юг, а отец гораздо охотнее позволял ей поездки в Последний Очаг или в Темнолесье, нежели к Перешейку или в Белую Гавань. Теперь-то она понимала, что́ заставляло его держать дочь как можно дальше от Королевской Гавани — даже верный клятве лорд не желал отдавать собственное дитя на растерзание драконам.       Отец оказался прав — драконьи владыки уничтожили друг друга, брат низверг сестру, дяди пожирали племянников, отцы — обезглавливали сыновей. Таргариены — династия, которой просто необходимо постоянно проливать чью-то кровь, даже кровь своих сородичей, когда иного врага под рукой нет.        Должно быть, она опять провалилась в сон. Очнувшись, северянка обнаружила, что дневное светило уже покидает небосвод, а её бинты поменяны на новые. На фоне закатного неба выделялась фигура молодого короля, чьи белоснежные волосы отливали серебром в лучах заходящего солнца.        Боль в плече ощущалась не так явственно, как несколькими часами ранее. — Что ты сделал с Болтонами? — с явным усилием произнесла Нефтис.        Король тихо усмехнулся, даже не удосужившись взглянуть на неё. Эймонд был ещё не готов столкнуться с её туманным взором. Он ожидал, что Нефтис набросится на него с упрёками и оскорблениями, скажет, как ненавидит его и всех Таргариенов за то, что они сделали с её семьёй, но тон северянки был спокоен, подобно водной глади озера в безветренную погоду. — Ты была без сознания несколько недель и первое, о чём ты решила спросить, так это о судьбе предателей. Неужели Старки и правда сделаны изо льда, как говорят на юге? — Ты прав. Мне бы стоило извиниться за то, что оставила тебя тогда. А тебе — за многое другое.        Плечи Эймонда напряглись. С минуту молодой дракон молчал, не желая выплёскивать на неё свой гнев, копившийся внутри него день ото дня. Он спас ей жизнь, пощадил её братьев, он отдаст маленьким Старкам Винтерфелл, а её усадит у своих ног — подле Железного Трона, вопреки увещеваниям его лордов. Они оба знали, что этим всё и закончится — ещё в тот день, когда лорд Старк отказался заключать мир. Они хотели этого с детства, а он — с того самого момента, как увидел солнечные блики в растрёпанных каштановых волосах девочки, читающей книгу под сенью чардрева. И всё же, она права — будущие деяния не отменят прошлых. Её дом поддержал Рейниру, а его дракон оставил от Рикона лишь горстку пепла.       В голове Эймонда зазвучал детский мальчишеский голос: «Когда я вырасту, ты станешь моей женой». Тогда он не знал, сколько боли приносил навязанный брак его матери и полагал, что замужество — это всё, чего желают благородные дамы. Но в нём самом ещё теплилась надежда на то, что Нефтис вспомнит о всех тех счастливых мгновениях, что они пережили вместе. Хелейна видела красную нить, соединяющую северянку и юного короля. Хелейна видела многое, и ужасающая тень знания с каждым днём всё разрасталась, силясь поглотить хозяйку. — Я скормил их Вхагар. Предавший однажды предаст снова. — Но и я была на другой стороне в тот день, когда разразилась буря. Люди со знаменем лютоволка убивали драконьих рыцарей и латников. — Вы поклялись в верности Рейнире Таргариен. Ты не могла предать меня, ведь твоя верность никогда мне и не принадлежала, — терпеливо пояснил Эймонд. — А мои младшие братья? — тихий голос впервые дрогнул, выдавая волнение. — Бран и Джоннел вскоре прибудут в Королевскую Гавань, дабы преклонить колено и получить королевское прощение.        С её губ сорвался облегченный вздох. Нефтис боялась, что люди Болтонов убили мальчиков. — Ко мне приходила Хелейна…       Услышав имя сестры, Эймонд повернулся. На месте глаза, выколотого Люцерисом Стронгом, играя бликами, сиял сапфир. Нефтис заворожённо наблюдала за королём, желая запомнить каждую черточку его лица. Он мало походил на того юнца, что угостил её яблоком, да и на того человека, что прибыл ко Рву Кейлин на переговоры с её отцом. Годы междоусобной войны, семейные распри и тяжесть венца превратили меланхоличного мальчика с невинным взором в закалённого боями драконьего владыку. — Почему ты не женился на ней? Твой старший брат предпочёл леди Баратеон, но ты всегда был близок…       Он перебил её, не желая и дальше слушать о достоинствах Хелейны. Для Эймонда сестра была лучом света в непроглядном мире тьмы и жестокости, в котором им приходилось расти. Хелейна, не замечая всей грязи той жизни, что была дарована им матерью, искала утешения в маленьких радостях, заражая этой любовью к незначительным мелочам и брата. Но она не могла подарить ему детей — наследников престола. Боги отняли у неё право стать матерью в обмен на зелёные сны, подобные тем, что некогда позволили пережить Таргариенам Рок Валирии. Быть может, боги вновь позволят им ускользнуть из цепких лап погибели, что уже протянула свои костлявые пальцы к Вестеросу.       Хелейне, — его милой сестре, — не нужен был брак. Всё, чего желала девушка — мира для королевства и счастья для брата. Для неё куда ценнее была красота осенних листьев, что, подхваченные ветром, кружат в неистовом танце меж замковых башен, пение птиц и шум морского прибоя, нежели холодные стены драконьей обители и благородный муж. — Мой брат хотел заполучить войско лорда Борроса, а не безмозглую девицу. Мне же нужен Север. Я не могу воевать у Дорнийских Марок и Рва Кейлин одновременно, — на выдохе ответил молодой король. — Ты до сих пор не научился лгать, — лёгкая улыбка тронула её уста.       Эймонд хмыкнул, подходя к её постели. Нефтис выглядела такой слабой, но стальные зрачки пылали пламенем. Огненный взор северянки, выросшей среди холодных утёсов и сугробов, завораживал своей дикой необузданностью. — Как и ты. Взгляд выдаёт тебя.        «Со мною говорят её глаза, и я им буду отвечать», — пронеслось у каждого в голове. Эймонд вспомнил, как покраснела Нефтис, когда он вслух зачитывал отрывки из любовного романа, на который наткнулся в библиотеке. Даже годы спустя она оставалась такой же чистой и непорочной, как в день их первой встречи, и, вторя невинности, лишь сильнее побуждала взять то, что принадлежит ему по праву. — Не понимаю, о чём ты, — шёпотом произнесла Нефтис. Её голос дрогнул.       Эймонд знал — она боялась не его поступков и его самого, она страшилась взглянуть правде в лицо — признать собственные чувства для неё было сложнее, чем восстановиться после обильной кровопотери.        Ему захотелось вновь увидеть её смущение — как тогда, под сенью чардрева. Эймонд наклонился и впился в её сухие губы настойчивым поцелуем — со вкусом мёда и яблок.       Он нежно поглаживал подушечками пальцев её покрасневшие щёки, стирая солёные капли, что так и норовили прочертить влажную дорожку на белоснежной коже. — Amor tussisque non celantur, Нефтис.       Omnia vincit amor, et nos cedamus amori. Нефтис сдаётся во власть этого чувства, отвечая на поцелуй своего короля.