Пусть даже темной ночью

— Ты выпил достаточно? — неожиданно для себя спросил Алоис. Он попытался оттолкнуться от стола, но вдруг почувствовал сильное головокружение. Клод удивленно наклонил голову, словно заметил хозяина только сейчас. Снова облизнул губы, медленно, вдумчиво, как будто вспоминал вкус Алоиса. Хищник, готовый броситься на добычу. Мысль подтвердилась, когда Клод подобрался ближе, и Алоис почувствовал новый прилив возбуждения. И страха. — Предлагаете мне себя? — Это был глупый вопрос. Воспоминание о кануне Нового года рикошетом пронеслись в голове Клода. Как же легко хозяин умолял, как же быстро кончил с его рукой на своем горле. Алоис сглотнул и ничего не ответил, но рука с шеи упала, и приторный, резкий запах его крови снова просочился в воздух. Он сделал шаг назад, сел на стол и раздвинул ноги. Клод увидел, что у него уже стоял: очертания члена ясно вырисовывались на приподнявшимся переде брюк. Это он тоже чуял, запах его возбуждения, почти такой же пьянящий и искушающий, как и его кровь. — Что, если так? — спросил Алоис, голос у него был тонким. Клод мрачно рассмеялся. — Я бы сказал, что вам стоит соображать, о чем просите. Я ведь, в конце концов, чудовище. Алоис ответил откровенным стоном. — Но все так, как я и думал, — продолжил Клод. — Вы соображаете. И все-таки просите. Клод чувствовал, как реагирует собственное тело, чувствовал, как у него встает, и на сей раз не пытался бороться. Он все еще был слишком слаб, да к тому же господин был ровно там, где ему этого хотелось. Он подошел и положил руки на стол, заключая бедра Алоиса в ловушки и становясь между его ногами. Прошу, о, прошу вас, господин, позвольте опорочить вас всеми возможными способами… Алоис сказал это в шутку, чтобы поизмываться, позлить. Как будто Клод стал бы молить о чем-нибудь. Прошла уже неделя с тех пор, как он произнес это слово, опорочить, и с тех же самых пор Клод прокручивал его в голове, перебирал как четки, зализывал как больной зуб. Но он не станет просить дозволения. — Если я снова укушу вас, — прошептал он, нависнув губами над следом, который только что оставил на шее Алоиса, — вы кончите? Он поднял руку, мягко и бережно обхватив горло хозяина — слабое подражание тому, что он уже делал однажды, насмешка над нежностью. Без перчаток он ощущал пульс Алоиса гораздо отчетливей, а мысль о том, чтобы усилить хватку и раздавить трахею господина, была куда соблазнительней. Алоис проскулил. Клоду редко доводилось слышать столь прелестный звук. — Клод, — простонал он, — я… Прежде чем Алоис успел закончить мысль, Клод приступил к действиям. Он яростно рванул на нем одежду, разрывая ее в клочья. Первым досталось пиджаку и рубашке. Алоис даже не успел ощутить холод, а Клод уже стягивал брюки. Он вздрогнул, когда разгоряченная, покрасневшая кожа члена соприкоснулась с холодным ночным воздухом, вливавшимся через разбитые окна. Он инстинктивно потянулся, чтобы коснуться себя, но Клод, прорычав, схватил оба его запястья в одну руку, растянул его на столе и прижал руки над головой. Алоис сопротивлялся, скорее, по привычке, и Клод вновь прорычал. — Играем недотрогу? — спросил Клод и потянулся за остатками рубашки. — Я знал, что вы идиот, но не знал, что вы идиот настолько, чтоб не понимать, что вас уже поймали. — Он связал его запястья, слишком туго, чтобы тот смог вырваться, так туго, что Алоис боялся, руки занемеют, если надолго оставить их в таком положении. — Как ты смеешь называть меня идиотом? — проворчал он. — Я все еще твой хозяин, заносчивый ты… Алоис заметил головокружительное вращение комнаты прежде, чем почувствовал жало пощечины, которую Клод нанес ему тыльной стороной руки. Голова мотнулась в сторону, от натяжения кожи раненую шею пронзила боль. Щека разгорелась, глаза защипали от слез, зрение затуманилось, когда, повернув голову обратно, он пораженно уставился на Клода. Он всегда знал, что Клод ненавидит его, но почему-то считал, что у проявления этой ненависти будут какие-то пределы, что границы приличия защитят его от последствий разжигания подобной ярости. Он просчитался. — Вы будете следить со мной за своим тоном, — велел Клод, держа подбородок Алоиса железной хваткой и заставляя смотреть в его золотистые глаза, лишенные всякого тепла, — или я вставлю вам кляп и оттрахаю на сухую. Клод усилил хватку еще больше и, вынудив открыть рот, грубо протолкнул в него три пальца. Алоис охотно посасывал их, чувствуя вкус того, что, должно быть, было кровью Клода. Она была горче его собственной, было в ней что-то не то, что-то еще скрывалось под привкусом металла, что-то едкое, как дым. Он смутно спрашивал себя, будет ли кровь Клода для него также целительна, или это будет все равно что выпить яд? — Такой жадный, — заметил Клод, проталкивая пальцы дальше и чувствуя, как горло Алоиса непроизвольно сжималось, пока тот пытался не давиться, но терпел неудачу. — Могу только представлять, как бы в вашем грязном ротике выглядел мой член. Было бы чудно хоть раз заткнуть вас как следует. Алоис простонал, как мог, толкая бедрами, но его крепко прижимали к столу. Однако он чувствовал член Клода, твердо прилегавший к его бедру и по ощущению такой большой. Разряд эмоций, ударивший его при этом наблюдении, был смесью паники и предвкушения. Клод вытащил руку, и Алоис тяжело глотнул воздух. Голова кружилась еще больше, от потери крови и едва ли не удушья от Клодовых пальцев. Картинка по краям начала темнеть, и он ненадолго закрыл глаза в попытке заставить комнату перестать вращаться. Только в голове стало проясняться, как Клод раскинул ему стопы, потянул руку вниз и без предупреждения толкнул в него два скользких пальца. Алоис вскрикнул, инстинктивно дернувшись от проникновения. — Вам придется постараться, — сказал Клод и, двинув пальцами назад, развел их, упиваясь прерывистым, тяжелым дыханием, что вырывалось из груди Алоиса. — Ведь вы делали это столько раз, наверняка помните, как расслабляться. Алоис закусил щеку, сдерживая язвительное замечание. Он заставил себя дышать глубже, пытаясь позволить мышцам распрямиться, а ногам обмякнуть. Клод был прав. В нем бывало и кое-что побольше пальцев, и это тогда, когда его тело было меньше. Когда он это даже не хотел. А это? Это он хотел? Хотел ведь? Его тело, похоже, явно считало, что да, — сперва эрекция ослабла, но чем дольше пальцы Клода находились внутри, тем тверже становился его член, быстро делавшийся из розового красным, истекавший смазкой и до боли умолявший, чтобы к нему прикоснулись. Но сейчас, более чем когда-либо, он не доставит Клоду удовольствия своими мольбами. Клод действовал слишком быстро, слюна Алоиса высохла, и жжение от тройки пальцев приносило больше боли, чем чего-то еще. Единственной смазкой была, должно быть, кровь — похоже, Клод буквально раздирал его. Но тем не менее Алоис стонал с каждым движением, потирался о руку, пытался задержать дыхание, как будто это как-то помогло бы ему кончить быстрее. — Вам нравится это, — понял Клод, в голосе почти звучало восхищение. — Ваш жалкий мелкий член так и сочиться. Что за отвратительная маленькая потаскуха, можете испытывать удовольствие только тогда, когда вами пользуются. Клод склонился над ним, и Алоис почувствовал, как к входу прижалось что-то потолще пальцев. Он простонал, когда длинный, толстый член демона пронзил его. Где-то на задворках разума он удивился, что Клод был медленен, едва ли не осторожен. — О, неужто теперь нечего сказать? — голос, холодный как лед, проник в уши. — Вы ведь просили об этом, или забыли? Разве? Алоис поднял голову. — Так давай уже, — процедил он сквозь зубы, вкладывая в слова весь свой сознательный вызов. Собрав во рту последнюю слюну, он плюнул Клоду прямо в лицо. С рыком демон снова ударил его тыльной стороной ладони и резко двинул бедрами вперед, видя, как голова Алоиса откинулась назад и как он ахнул от удара; его тело попыталось свернуться от боли столь внезапного проникновения. Бедра попытались сомкнуться, но добились лишь того, что еще ближе притянули Клода, а связанные руки бесполезно сжимались в своих путах. Алоис осознал ошибку сопротивления, но осознал слишком поздно. — Нет, Клод… о господи, пожалуйста… больно, — стонал он. В глазах темнело от боли, пока его принуждали вбирать каждый дюйм чужой плоти, не в силах ничего поделать, кроме как завывать, в то время как его раскалывали надвое. — Господь не слушает, — с насмешкой сказал Клод и вышел почти полностью, только чтобы сильнее вонзиться обратно. Сердцебиение Алоиса участилось, и Клод это слышал, слышал, как дыхание хозяина прервалось, наткнувшись на всхлип — а может, позыв к рвоте — в горле. Тело сопротивлялось вторжению при каждом толчке, Клод прижимал его к себе крепче тисков, ноги брыкались и дрожали, пока демон вбивался в него в неумолимом темпе. Если бы не тот факт, что его член, розовый и истекающий, лежал на животе все еще полутвердым, Клод подумал бы, что Алоис этим совсем не наслаждался. Не то что бы это имело значение. Он мог сколько угодно плеваться желчью, мог, заручившись всей силой контракта, приказать ему убраться, но Клод бы не остановился. Сам Клод определенно этим наслаждался. Трахать Алоиса было в точности так же приятно, как он себе и представлял. Он впервые был так близок к тому, чтобы вкусить душу, к которой так давно был прикован, со всей ее горькой чернью и злобой. Он никогда не считал, что чистые души лучше запятнанных, как сказали бы большинство его собратьев. Медленно, но верно Клод, так сказать, проворачивал в боку Алоиса нож ненависти, взращивал в нем враждебность к миру, к самому себе. Все, что делал Клод со дня их встречи, вело к этому, к часу, когда он зароется глубоко в жар его тела, упиваясь его стыдом, мучением и невольным, губительным удовольствием. Снова наклонившись вперед, Клод вложил в движения весь свой вес, держа одну руку на бедре Алоиса и сжимая его так сильно, что вполне мог остаться синяк, пока другая рука в это время сомкнулась на горле. Он почувствовал выступ кадыка, когда Алоис густо сглотнул. Рана на шее начала затягиваться запекавшейся кровью, но снова открылась под давлением Клодовых пальцев, кровь под ними вытекала и размазывалась. Со следующим толчком рука сдвинулась, и он поправил хватку, сильней сжимая шею, чтобы это не повторилось. — Кл… — попытался вымолвить Алоис, но единственные звуки, которые сумел издать, были слабым бульканьем. Его глаза были широко раскрыты, едва ли не вываливаясь из орбит, чем дольше он оставался без воздуха, тем багровее и темнее становилось лицо. Клод лениво задумался, сколько времени понадобится Алоису, чтобы потерять сознание, и сколько еще времени он проведет в таком состоянии, наконец неподвижный, наконец неспособный сопротивляться хоть самую малость. Пульс под его ладонью колотился в рваном, неестественном ритме, и для ушей Клода это было музыкой. — Это вы имели в виду, когда говорили опорочить? — спросил он, подчеркивая вопрос очередным резким движением бедер, и чувствовал, как лицо прорезала острая улыбка, пока он наблюдал, как Алоис обрабатывает каждое сказанное им слово с тем небольшим количеством кислорода, что поступало в его мозг. — Разве вы не знали, что чтобы опорочить что-то, оно сперва должно быть невинным? Как вас вообще можно опорочить? Теперь из глаз Алоиса проливались прелестные слезы муки. Внезапно Клод почувствовал непреодолимую потребность разодрать, искалечить и сломить душу внутри этого сосуда. Ему нужно было услышать, как хозяин умоляет. Нужно было услышать, как он кричит. Когда Клод убрал руку с горла, она была красной и влажной, но Алоис едва ли заметил — он был слишком занят тем, что хватал воздух, и кашлял, когда вдыхал слишком глубоко, грубые, хриплые звуки вырывались из его груди, когда поток крови хлынул обратно к голове. Лицо ныло, правый глаз уже опух и наполовину закрылся от нанесенных Клодом ударов. Каждое моргание было пыткой, но он не мог остановить попыток убрать слезы с глаз, глядя, как Клод слизывает с пальцев кровь. Откуда-то рядом доносился повторяющийся, сбивчивый скулеж, и он запоздало понял, что это он сам издавал этот звук, пронзительный стон вырывался из него каждый раз, когда Клод притягивал его навстречу себе, двигая его по столешнице, словно он ничего не весил. Кроме жара его лица, горла, груди, была еще боль. Слюна, пот и кровь облегчили скольжение, но огромный размер Клода превращал каждый толчок в мучение, член тянулся по внутренним стенкам, терся о простату, ровно настолько, чтобы держать его на грани излияния, несмотря на боль. А может быть, как раз из-за нее — сказать по правде, он уже не знал. — Клод… — проскулил он. — Пожалуйста. — Пожалуйста, что? — Клод тяжело дышал, на лбу поблескивал пот. Ритм его не сбился, но темп замедлялся, не так, будто он утомлялся, а так, будто смаковал. Алоис простонал, почувствовав, как член дернулся, а желудок сжался от осознания того, что его слова не шибко затронули демона. — Скажи мне, — голос, сорвавшийся с его губ, не был похож на его собственный. Это был определенно не голос хозяина, это был скрежет, а не шепот, мольба, а не приказ. — Как я тебе, Клод? Клод вышел из него, и Алоис взвыл. Это было хуже — внезапно опустеть, почувствовать, какой растянутой и ноющей была его плоть, когда он рефлекторно сжался вокруг ничего. Воздух снова выбился из легких, когда Клод перевернул его, чтобы отыметь сзади, прогнув в талии и грубо толкнув к столу. Его край впился в живот, давя на диафрагму и снова затрудняя дыхание. Голова закружилась от такого быстрого разворота, и поэтому Алоис едва успел среагировать и вытянуть перед собой связанные руки, чтобы не раскроить себе череп о твердую поверхность стола. Что-то горячее и влажное капнуло на анус. Он запоздало понял, что Клод плюнул на него. — Как бы вам хотелось, чтобы я ответил на этот вопрос, Ваше Высочество. — Отчего-то то, что Клод называл его Ваше Высочество в то время, как его член был настолько глубоко у него в заднице, что Алоис почто что чувствовал его на вкус, казалось самой грязной частью всего происходящего. — Вам стоит осторожней задавать вопросы, ответы на которые вам могут не понравится. Вы ведь помните: я не лгу. — Так не-е лги. Клод мрачно рассмеялся. — Правда в том, господин, что, каким бы тугим, горячим и отчаянным вы ни были, в вас нет ничего такого уж особенного, верно? Если бы я хотел сунуть во что-нибудь член, это с легкостью могла бы быть Ханна. А может, один из тройняшек. Или все из них, один за другим. Или с таким же успехом я мог бы отправиться в любой лондонский бордель и найти щель получше вашей. Хотя, по правде, вас этим вряд ли удивишь, учитывая вкусы человека, который обладал вами до меня. — Черт, — жалостливо выдавил Алоис. — О… черт, пожалуйста… — А ведь я обладаю вами, — продолжил Клод, — и нахожу это приятным, несмотря на то что пользование вами ограничено. — Он трахал Алоиса короткими, резкими движениями бедер, стол от их силы шатался. — И в то время, как я мог утолить свой голод кем угодно, вы, какой бы отчаянной шлюхой вы ни были, не могли найти удовлетворения где-нибудь еще. Вы хотели меня. Нуждались во мне. Как жалко. — Его голос был пропитан презрением. — Правда, Ваше Высочество, в том, что ваша слабость мне омерзительна, ничтожная вы, маленькая подстилка. К этому моменту Алоис уже ничего не видел сквозь слезы, каждый тусклый источник света в комнате расплывался и был неотличим один от другого. Пальцы и впрямь начинали неметь, он гадал, стали ли они уже фиолетовыми. Сказать честно, он не был уверен, что в смеси холода, боли и спорадических, слабых всплесков удовольствия, вообще мог чувствовать отдельные части тела. Он выплывал за пределы себя, ничем не связанный со своим телом, кроме двояких ощущений, которыми оно его питало. — Мне наполнить вашу сухую, пустую щель? — спросил Клод. Его движения замедлялись. Алоис снова поймал себя на мысли, что пытается спастись, хоть и знал, что это бесполезно, — когти Клода впивались в его бедра достаточно глубоко, чтобы пустить кровь. — Прошу, не надо, — умолял он. Ему мало что не нравилось в сексе больше, чем ощущать в себе чужую сперму, липкую и влажную, в лучшем случае доставляющую дискомфорт, а в ином так и явную боль. Он предпочитал глотать ее, предпочитал, когда она засыхала на коже и ее можно было стереть. Старик не всегда кончал в него, но, когда все же избавлял его от этого унижения, случалось это не потому, что он давал Алоису право голоса. Он полагал, что мог бы приказать Клоду отстраниться. Но перекрученная, запутанная нить их договора, душившая в груди его почерневшее сердце, говорила ему то, что он уже знал: это был приказ, которому Клод не последует. И это казалось самым большим извращением. Клод кончил в него одним обрывистым толчком. Звук, который он издал, был самым несдержанным из тех, что Алоис слышал от него, и самым дьявольским. Стон шел из глубины груди, и свечи вспыхнули, когда он перешел в утробный, режущий, адский рык. Что-то в этом звуке прошибло Алоиса. Как предупреждение. Хотя для него было уже слишком поздно. Он прижался лбом к холодной, гладкой столешнице и выругался себе под нос, почувствовав, как некогда знакомый, неприятный, влажный жар спермы вливается в него, жаля, обжигая и клеймя изнутри. Он гадал сквозь туман в голове, была ли сперма Клода сделана из чего-то другого, нежели человеческая, или она причиняла такую боль просто потому, что его так жестко оттрахали? Алоис до сих пор не кончил, а у Клода все еще стоял. Он вышел из Алоиса, удовлетворенно наблюдая, как его семя густо выходит из хозяина, медленно, но верно стекая вниз, по бугоркам яиц, висевших высоко между все еще раздвинутых ног. Клод схватил его за макушку, сжал волосы в кулак и, стащив со стола, бросил на пол. Алоис вскрикнул от боли, бедра кровоточили от Клодовых когтей, будто красные прожился на алебастровом камне. Он задвигался, выпрямляясь и при это шипя — суставы занемели и ныли, спина болела при каждом движении. Руки, все еще связанные перед ним, начинали синеть от недостатка кровообращения. Он попытался отползти, подальше от Клода, пятясь к ближайшему стулу, в образный угол. Он всегда был идеальной жертвой, особенно когда изо всех сил старался ей не быть. — Куда-то собрались? — спросил Клод, потирая себя одной рукой и глядя на распростертую фигуру Алоиса. Светлые волосы потемнели от пота и даже на холоде липли к его бледному лицу, правая сторона которого припухла и уже начинала краснеть, становясь почти такого же багрового, разгоряченного кровью оттенка, как и его обделенный вниманием член. Алоис поднял голову и увидел, что Клод уже стоял над ним. Во рту пересохло при виде его члена, блестящего от влаги, с толстыми прожилками. Длиной он был чуть ли не с предплечье Алоиса. И это было у него внутри. Удивительно, что он вообще мог шевелить ногами. Предательский, опьяненный возбуждением мозг без труда предоставил ему образы того, как этот член оставляет блестящий след на его щеке и проскальзывает глубоко в рот, и как тяжелая мошонка покоится у него на подбородке, пока Клод душит его изнутри. Алоис представил, как прижимает пальцы к горлу и чувствует под кожей его выступ. Руки онемели, затекли и были неуклюжими, но все-таки он обхватил ими себя, быстро и грубо дергая за член, задыхаясь и кусая губу, когда встретился с пристальным взглядом Клода и увидел в его глазах неприкрытый голод, словно он ясно видел написанные на его лице мысли. Рука на его члене набрала скорость, изящный изгиб запястья был до неприличия прекрасен, пока он гнался за вторым оргазмом. — Ты сделаешь это, Клод? — спросил Алоис, цепляя на себя самый кокетливый вид, на который только был способен в своем нынешнем положении. — Отымеешь меня следующий раз в рот? Клод наклонил голову, золотистые глаза блестели в тусклом свете. — Все что пожелает господин, — ответил он, и Алоис почти поверил. Он уже почти кончал, он был так близко, он чувствовал это, наворачивающаяся волна вот-вот должна была разбиться, прилив в животе вот-вот должен был вылиться наружу. Постанывая, он закрыл глаза и сосредоточил прикосновение на кончике члена, обхватывая и сжимая его, пока не почувствовал, как первая, горячая струя брызнула в руку, вытекая сквозь пальцы... Пока подошва туфли Клода не опустилась, с силой прижимая мошонку к полу, а носок не толкнул член к животу, остро впиваясь в него снизу, пока остатки прерванного оргазма вытекали белым на черную кожу туфли. Алоис взвыл, агония легко переборола наслаждение. Нарастающая волна удовольствия в животе сменилась подступающей тошнотой, и он вцепился в ногу Клода в тщетной попытке убрать стопу с паха. Клод не уступил и только облизывал губы, пробовал на вкус бессловесные мольбы о пощаде, смаковал мучительные стоны и скрежетание зубов.  — Откройте рот, — приказал он. Алоис замотал головой, плотно сжимая веки. Пока Клод не наступил сильнее, чувствуя, как обмякший член проскальзывает дальше под его стопой и как сминается мошонка, созревшая как мякоть фрукта, плотного, но грозящего упасть и треснуть. Крик настоящей агонии, вырвавшийся из груди Алоиса, заставил запрокинуть голову и раскрыть рот. Клод кончил второй раз, опьяненный страданиями хозяина. Держа член над поднятым лицом Алоиса, он выплеснул струю ему в рот, разбрызгивая капли по губам и щекам. Клод чувствовал, как к нему вернулась энергия, его демоническая сущность ожила, физическая плоть восстановилась. Он тяжело выдохнул и позволил голове наклониться вперед, впервые за последние годы ощутив себя по-настоящему насытившимся. Когда Клод поднял ногу, Алоис повалился и, сотрясая плечи, всхлипывал от боли. Лег на бок, прижимаясь к полу побитым лицом и аккуратно держа во все еще связанных руках свои ноющие яйца и истерзанный член. Сглотнул, подавляя нарастающую волну тошноты, что грозила вот-вот вызвать рвоту, рот обволакивал горький, солоноватый вкус спермы, которая покрывала лицо и липла к ресницам. Убедившись, что его не вырвет, он приоткрыл затуманенные глаза и увидел, как Клод, уже в застегнутых брюках, беспечно расхаживает по столовой, собирая лоскутки изорванной одежды Алоиса. Он поднял брошенные очки и, хмуро посмотрев на трещины в линзах, сунул в карман. Рана на боку полностью затянулась, от нее остался только едва заметный шрам. — Думаю, вам лучше отдохнуть, — сказал он, когда заметил, что Алоис следит за ним. — Пожалуй, мне стоит обработать вашу рану на шее, пока не попало заражение. Он сказал это так, будто бы не вел себя абсурдно, будто бы не он был причиной дырочек на шее господина, или царапин на бедрах, или любых других травм, которые Алоис понес за последние полчаса. Алоис резко выпрямился — его последняя ошибка за вечер, от которой он едва не лишился сознания. Клод был уже рядом, придержал за плечи, разорвал ткань, которую использовал, чтобы связать руки, и начисто вытер ей ему лицо. — Набрать вам ванну, сэр? — Само собой, — прохрипел Алоис. — И я... не думаю, что могу сейчас ходить. Лицо Клода было бесстрастным, но в голосе так и звучало самодовольное веселье, когда он поднял его на руки. — Конечно, Ваше высочество.