Сердце мира

      В первое мгновение Алина растерялась не на шутку, замерла с бешено колотящимся сердцем, руки ее дрожали, сами собой складываясь в пас. Девушка была готова ударить. Но вот кого? Отчего-то она чувствовала себя виноватой, хотя это не она собиралась бежать, забирая наследника графа. Она всего лишь оказалась не в то время не в том месте, и пошла на поводу у своего любопытства. Вот уж воистину не зря говорила Ана Куя: «любопытной Варваре на базаре нос оторвали!» Жуткая поговорка. В детстве вообще казалась сущим кошмаром. Сейчас же ставки были еще выше. Она узнала то, что Дарклинг и Киселев хотели от нее скрыть.       Впрочем, глядя сейчас на графа, Алина понимала: вот ему-то как раз наплевать. А вот Заклинатель Теней не обрадуется от того, что Старкова узнала о его манипуляциях, ведь даже Жене он, похоже, запретил об этом говорить.       Заклинательница бросила быстрый взгляд на замершую, подобно статуе, Сафину, казалось, что та даже дышит реже. - В общем и целом, Евгения, - спокойно - слишком! - произнес граф, - ты можешь ехать куда угодно. Свою роль ты выполнила не до конца. И могла бы быть полезна далее. Но с этим пусть Дарклинг сам разбирается. Но мой племянник останется здесь. - Он хочет уехать со мной! - выкрикнула портная, руки ее дрожали, голос срывался, но глаза оставались сухими. - Он ребенок, - снисходительно произнес мужчина, пожал плечами, - он не может сейчас понимать, что для него лучше. А лучше для него оставаться наследником графского титула, моего поместья и всего моего состояния - настоящего и будущего, чем быть с матерью-шлюхой. Мой брат, - он скривился, - был так добр, что позволил тебе оставить ребенка, которого ты нагуляла, ты же - глупая дура! - решила пойти против, отомстить за какие-то свои надуманные обиды, даже не подумав, как будешь воспитывать сына без средств к существованию, не подумав, что Никита мог погибнуть, когда крестьяне отправились сжигать поместье! - серые глаза сверкнули грозовым небом, потемнели, расширенные зрачки практически закрывали радужку, - ты сбежала, оставив сына, а теперь ты желаешь - чего? - Я уеду, - твердила Женя, как помешанная, - я уеду и заберу Никиту. Я не оставлю его здесь, чтобы он был пешкой в твоей игре, в игре Дарклинга, я не позволю... - она вдруг метнулась к Алине.       Не ожидавшая такого девушка промедлила, и Сафина, дернув Заклинательницу на себя, приставила невесть откуда взявшийся клинок к ее горлу. Алина охнула, побледнев, замерла, свет дрогнул, блики его играли на корешках с золотым и серебряным тиснением, а потом выровнялся. Где-то на задворках сознания перепуганной Заклинательницы мелькнула гордость за себя, но тут же исчезла вместе с криком Жени: - Я убью ее! Алина почувствовала боль, по шее потекла кровь, девушка зашипела, дернулась неловко, порез на коже стал глубже. - Святые, - закатил глаза Киселев, его хладнокровию можно было лишь позавидовать, - ну, что за дешевая сцена! - он презрительно посмотрел на Сафину и припечатал, - истеричка! - а потом раздался выстрел.       Вскрикнула Женя, ослабив на мгновение хватку. Алина резко прянула в сторону, выпутываясь из захвата, машинально коснулась шеи, причиняя себе еще большую боль, пачкая пальцы в крови. А потом вскинула голову, встречаясь взглядом с портной, которая потирала руку, но... рукав платья защитил ее от выстрела.       Мгновение Старкова изумленно смотрела на девушку, а потом к ней пришло осознание. Она по-новому посмотрела на серое платье портной. Оно было из ткани гришей. Первый образец, который сотворили вместе Давид и Женя. И в других обстоятельствах Старкова восхитилась бы увиденным, но не теперь.       Теперь она отшвырнула ногой кинжал, который выронила Женя. Пуля, может, и не ранила портную, но ударила сильно. А Киселев выстрелил еще раз, на этот раз в плечо. И снова платье выдержало. - Следующий выстрел будет в голову, - процедил сквозь зубы граф, растерянность на его лице быстро сменялась хладнокровной яростью, - впрочем, когда Дарклинг узнает, что ты угрожала его женщине, от тебя вообще мокрого места не останется! - Вам не запугать меня больше! - гордо выпрямилась Женя, сверкнув глазами, и Алина невольно восхитилась ее стойкостью. - Не вижу вообще в этом большого смысла, - фыркнул Киселев и позвонил в звонок.       Прибежавшие слуги увели Женю, которую граф велел запереть.       Киселев и Алина остались один на один в библиотеке. У девушки саднила шея, но кровь остановилась. - Вы в порядке, Алина? - спросил участливо Киселев, перевел взгляд на книгу на столе, хмыкнул, кивнул одобрительно, - а я говорил Дарклингу, что это был лишь вопрос времени. Но он не слишком-то откровенен даже с самыми близкими, верно? - он улыбался.       Алина устало опустилась в кресло, уставилась в одну точку. Девушка не знала, что сказать. Если честно, хотелось кричать. И кого-нибудь ударить. Вообще-то кое-кого конкретного. - Это подло, - прошептала девушка, глядя в пустоту. Перед глазами у нее все еще стояло заплаканное лицо Жени, в ушах звучал истерический смех. А потом картинка сменилась другой - той, где ребенок хватался за свою мать. - Святые, - покачала головой Алина, ей хотелось бы вытравить последний час из своей памяти, - зачем вы вообще позволили ей видеться с ним? Впрочем, - горько усмехнулась, - понятно, зачем - рычаг давления. Ну вы и ублюдки! - сверкнула глазами. - К моему величайшему сожалению, - поморщился граф, лишь дернув бровью в ответ на оскорбление, но проигнорировав, - Никита очень любит мать. Будет трудно объяснить ему ее исчезновение. - Исчезновение? - севшим голосом произнесла Алина, непослушные, пересохшие губы жалко кривились, - вы же не... - она задохнулась от ужаса. - Пусть Дарклинг решает, - пожал плечами мужчина, - она гриш, а значит, в его юрисдикции. Ну, можете, решить вы, - он посмотрел на побледневшую девушку почти весело, - в конце концов, она вам навредила. Точно все в порядке с шеей? Алина машинально кивнула. Святые! Навредила ей! Все это так напоминало ситуацию с Людой, что Старковой стало тошно.       Она резко поднялась, ее немного повело в сторону, и граф придержал ее за руку. Рука была горячая и сухая, сильная рука властного человека. Алина уставилась на нее с выражением растерянности, и Киселев тут же руку отнял. - Алина, - произнес мягко, - не совершайте опрометчивых поступков. Идите спать. Утро вечера мудренее.       Старкова снова кивнула. Ею овладела смертельная усталость, какое-то отупение, покорность, ей вовсе не свойственная, но именно сейчас опускались руки, а мысли в голове ворочались с трудом.       Но отправиться спать девушке было не суждено. В дверь библиотеки забарабанили с такой силой, что Старкова подпрыгнула, кинула растерянный взгляд на мгновенно подобравшегося графа, велевшего войти.       На пороге возникли перепуганные слуги. - Ваше Сиятельство! Пожар!       Алина кинула взгляд в окно, на горизонте, там, где в деревне остановились фьерданцы и гриши, полыхало алое зарево, яркое на фоне темной, летней ночи, соперничающее с луной, что предрекала кровь.       Старкова первая кинулась к двери. - Я еду с вами! - произнесла безапелляционно, тоном, не предусматривающим споров. - Переоденьтесь, - коротко велел ей граф, - в платье будет неудобно, - и вышел, на ходу отдавая распоряжения.       Алина опрометью бросилась в свою комнату. Платье никак не желало поддаваться, и Старкова, ругаясь в голос, мысленно прокляла все эти застежки, пряжки, крючки и шнурки. Чтоб оно все! Рыкнула, наконец, освободившись от наряда, быстро надела штаны, рубашку легкую куртку, натянула сапоги и сбежала по лестнице вниз. Нелепо, должно быть, выглядела в дорожной одежде и с высокой прической. Но кому какое дело? Что-то случилось в деревне, могли погибнуть ее люди, а значит, им нужна была помощь.       Внизу уже дали Клосс с адъютантом и бледный Николай. Он встретился взглядом с Алиной. В глубине карих глаз мелькал страх за вполне конкретного человека.       - Там есть проливные, - негромко произнесла Алина, - они помогут. А у самой внутри все переворачивалось от беспокойства, ныло сердце, и дрожали руки, сжимающие поводья лошади. Топот копыт смешивался с далеким звоном колоколов в деревне, Алине казалось, что она различала чьи-то крики, рев пламени, треск дерева. Тянуло запахом гари, костра, жженой плоти.       Никогда бы Алина больше не хотела видеть этого, слышать этого. Словно вновь оказалась в стылом ноябре, в Кеттердаме, во Дворе чудес, там, где не смогла спасти тех, кто был ей так дорог. Святые! Лошадь взвилась на дыбы, когда Алина осадила ее резко, прямо на границе тьмы и ярко-алого света. Была уверена - пожар произошел не просто так. Но выяснять это они будут потом.       А пока Алина спрыгнула с лошади, чтобы вместе с людьми графа и деревенскими передавать ведра с водой. С облегчением увидела, как Зоя, чумазая и растрепанная, но с виду целая и невредимая командует гришами, раздает указания проливным. Сердце забилось ровно, словно отпустила его сжимающая до боли рука.       Николай бегом преодолел разделяющее его и Назяленскую расстояние и так стиснул девушку в объятиях, что она, кажется, вскрикнула от боли и от неожиданности. - Да чтоб тебя, Ланцов! - послышалось гневное, - нашел время! Словно ничего не происходило из ряда вон выходящего, словно происходящее вообще нормально.       Алину тянуло засмеяться. Слишком много для одного вечера. Но если долго пытаться сдерживать бурю, она неизбежно настанет, и ярость ее будет в три раза страшнее.       Совместными усилиями отказников, проливных и инфернов, благодаря блестящему командованию Зои и графа Киселева под утро пожар удалось потушить. Из тридцати трех крестьянских дворов уцелело полностью только четыре, остальные либо значительно пострадали, либо выгорели полностью. Число жертв еще только предстояло оценить, а вот причины выяснить нужно было немедленно.       - И что произошло? - строго спросил Киселев деревенского старосту.       Алина стояла между Зоей и Николаем и смотрела на уже немолодого мужчину, у которого были опалены брови и волосы, а лицо и руки были в черной, жирной копоти. Староста переминался с ноги на ногу, поглядывал на графа с опаской, но в то же время в глазах его тлела решимость, а губы упрямо поджимались.       - Я хотел бы знать правду, - сразу же пресек любые попытки юлить Киселев и посмотрел на Алину. Та поняла его его без слов и подозвала Федора. Староста покосился на сердцебита и, кажется, понял, кто встал рядом с графом Киселевым. Особого страха, однако, Алина в глазах мужчины не заметила, как не заметила и уже привычного отвращения или необъяснимой злобы. - Перепились они, - мотнул головой в сторону того, что осталось от доблестной армии фьерданцев староста, - пошли творить безобразие по деревне, девок наших, - он замолчал будто застыдившись. - Что?! - тут же раздался голос Клосса, ноздри генерала раздувались от гнева, а в безупречной равкианской речи прорезался безобразный фьерданский акцент, - мои люди дисциплинированы, они никогда бы не тронули мирное население!       Тут он, конечно, лукавил. Во время военных действий бывало всякое, но, конечно, признать, что его люди решили развлечься в деревне, тоже не мог.       Фьерданские офицеры принялись яростно отрицать все обвинения. Киселев вопросительно посмотрел на Федора. Каминский пожал плечами, бросил быстрый взгляд на Алину, та едва заметно кивнула. - Староста не врет, - громко объявил сердцебит, спровоцировав шум разом заговоривших, закричавших людей. Слышались обвинения и угрозы. Шум нарастал, где-то уже послышались звуки ударов в толпе, ругань.       - Тихо! - рявкнул Киселев. И постепенно наступила тишина. Граф обвел людей мрачным и тяжелым взглядом. - И что же вы сделали? - в низком голосе его была затаенная угроза, когда он посмотрел на приосанившегося старосту, - подожгли их? - Они сами, - проворчал мужчина, - случайность, - губы его едва заметно дрогнули. Киселев вновь посмотрел на Федора, и тот отрывисто кивнул, подтверждая слова сердцебита. - Это сговор! - возмущенно произнес Клосс, - этого не могло быть! Мои люди - пострадавшая сторона! Я буду жаловаться! - Жалуйтесь, - холодно произнес граф, сверкнув глазами, - сегодня же к Его Величеству царю Всеволоду отправится письмо о том, какие бесчинства творят союзники на нашей земле! - Я тоже напишу своему королю! - бросил Клосс и зашагал прочь.       Зоя прищурилась, повела рукой, создавая небольшой вихрь прямо под ногами фьерданского генерала, о который тот запнулся, словно о натянутую веревку. Едва не упал, выругался. И сопровождаемый хохотом, покрасневший от злости, Клосс ускорил шаг.       Алина усмехнулась. О да, фьерданская армия, уменьшившаяся ровно наполовину, действительно была пострадавшей стороной. Но это было недоказуемо. Да, дипломатический скандал. Но, как уже было озвучено сегодня вечером за карточным столом, Равка - это такие страшные земли, где пропадают целые армии.       Деревня будет восстановлена, людям выплатят компенсацию. Граф, конечно, потратит значительную сумму денег, но, можно сказать, что он вкладывается в свое собственное будущее. В конце концов, не так много он и потерял пока что, а вот приобрети может гораздо больше. Зато фьерданцы теперь значительно ослаблены, а домыслы Клосса невозможно подтвердить фактами. Старкову не радовал такой план, но жалости к фьерданцам он не испытывала совершенно.       Прихватив с собой Зою, Алина отправилась к гришам. Погибших не было, раненым оказали помощь. - Вы все сработали замечательно, - произнесла Старкова, бледно улыбаясь.       Усталость навалилась на нее каменной плитой, придавливая к земле. Она вновь вспомнила Женю, ее заплаканное лицо, ее злые слова.       Создала себе образ прекрасного принца? ...он жестокое чудовище...       Может быть, и хорошо, что Дарклинг далеко? Алине нужно успокоиться, осмыслить произошедшее.       Она знала о плане с уничтожением фьерданцев, правда, не думала, что это будет пожар. Изначально речь шла об убийстве, когда они расслабятся и потеряют бдительность. Сожженной деревни, погибших крестьян и солдат отряда Николая не было в изначальном плане, но, видимо, люди графа действовали по обстоятельствам.       Алина посмотрела в окно, а потом устало опустилась на лавку в доме, где разместилась Зоя и еще несколько гришей. Девушка сгорбилась, едва подавляя желание спрятать лицо в ладонях. Сколько жизней еще ляжет на алтарь великой цели? Сколько еще погибнет в этой войне? И закончится ли это хоть когда-нибудь? Или они вступают на путь бесконечной войны, которая будет длиться всю ее долгую-долгую жизнь?       - Алина? - обеспокоенная Зоя села рядом, - что случилось? Старкова посмотрела на шквальную блуждающим взглядом. - Ужасно, что многие пострадали, - покачала головой Назяленская, - но стоило ждать подлости от фьерданцев! - она скривилась злобно и прибавила несколько ругательств на языке Фьерды.       Алина усмехнулась горько, побледнела еще сильнее. Ее затошнило от отвращения к самой себе. И снова она подумала о Жене, которой манипулировали Александр и Киселев. Чем лучше она, Алина? Она тоже незаметно для себя научилась манипуляциям и лжи. И как далеко сама готова зайти?       - Алина? - Зоя вглядывалась в лицо подруги, потом нерешительно коснулась ее безвольной руки, - тебе нужно отдохнуть, - произнесла твердо, - сейчас найдем тебе место для сна, - она хотела встать, но Алина удержала ее. - Сядь, - хрипло произнесла Старкова, - надо поговорить.       А потом рассказала шквальной все.       К чести Зои Назяленской та слушала внимательно, не перебивала, очевидно, приберегая все вопросы на потом, не охала и одним лишь взглядом отгоняла всех, кто порывался к ним подойти.       А Заклинательница говорила: о Жене, о висте, о войне, о пожаре, о землях, графе и Ульяне, о Совете при царе, о судьбе гришей. Ей нужно было рассказать хоть кому-нибудь. И плевать уже было на ожидаемое недовольство Дарклинга, на последствия. Невозможно было нести это все в себе, одолеваемой сомнениями со всех сторон. Невозможно, как невозможно было удержать скверну. Алине нужен был взгляд со стороны.       Когда Заклинательница закончила говорить, взошло солнце. Утомленные событиями ночи, гриши отправились спать, а Зоя и Алина все сидели в уголке, склонившись друг к другу, разговаривая шепотом.       Назяленская сжала руку подруги, выдохнула решительно. - Я, право, даже не знаю, с чего начать, - пробормотала шквальная, потерла бровь, - давай с самого важного, да? Спорные территории. Тут я на стороне Дарклинга целиком и полностью, - Зоя поймала удивленный взгляд и пожала плечами, - я с самого начала была недовольна такой оплатой фьерданских, - она скривилась, - услуг. Это нечестно? Да наплевать! Они с нами тоже честны бы не были. - Мы не знаем, какими бы они были, - тихо произнесла Алина, а потом тряхнула головой, - впрочем, здесь на «честно», мне, правда, плевать. Там живут равкианцы и оставаться они должны в составе Равки. - Именно, - кивнула шквальная, - так что пусть интригуют, собирают сторонников, я готова воевать, - она приняла лихой вид и подмигнула Алине, заставив ту улыбнуться, - насчет Ланцовых, - Зоя нахмурилась, - о вреде Николаю ведь речи не идет, правда? Ульяну я знать не знаю и делать вид, что меня беспокоит ее судьба, не буду. Всеволод ведет себя подло по отношению к нам, и это грозит нашим уничтожением, потому, если с его головы слетит корона, я не расстроюсь, он получит по заслугам. Совет и гриши в его составе, - девушка покачала головой, скривилась скептически, - не уверена, что Всеволод поделится властью с дворянами и гришами. Да и кто будет в Совете от гришей? Ну разве только Дарклинг. Может, еще ты, но едва ли, сомневаюсь, что Дарклинг захочет поделиться властью даже с тобой.       Алина пожала плечами. Даром ей не нужен был этот Совет и эта власть. Она с командованием отрядом управлялась сносно, но не блестяще. И где же тогда будет ее место в новом мире? Старкова пока не знала. И предпочитала об этом не задумываться раньше времени. Новый мир еще нужно отвоевать или создать.       - Так что здесь я не вижу ничего ужасного, правда, - продолжила Назяленская, - да, интриги и ложь, смерти и горе, но это война и большая игра, политика, что бы ни несло в себе это слово.       Старкова чувствовала, как с каждым словом Зои тугая пружина в груди постепенно распускается, а глухая тоска, приправленная чувством вины, постепенно растворяется, становясь тусклее, становясь сносной, становясь тем, что можно терпеть и с чем можно жить. У Зои был простой и очень практичный взгляд. И это было словно глоток свежего воздуха среди бесконечных интриг, тайн и игр с двойным, а то и тройным, дном. И пусть Алина отлично играла в карты, но здесь она путалась и чувствовала себя, как человек, заплывший слишком далеко в бурные воды и обнаруживший, что под ногами нет дна. Алина проваливалась и позволяла волнам захлестнуть себя с головой, наглоталась горько-соленой воды и теперь никак не могла отдышаться. А уверенная рука Зои вытянула ее на берег, дав точку опоры своим твердым прикосновением, своим ясным взглядом на ситуацию, своей поддержкой, за которую Старкова была ей благодарна.       - Что касается Жени, - взгляд Зои стал задумчивым, - ерунда какая-то получается, право слово. - Ерунда? - удивилась Алина, посмотрев в синие глаза. - Ну подумай сама, - произнесла шквальная, - Женя сказала тебе, что муж заставил ее избавиться от ребенка, она это сделала, сбежала, встретила Дарклинга, любовника убили, мужа сожгли. Так? - Так, - кивнула Старкова. - То есть сбежала она, потому что ее обидели, терять было нечего, ребенка нет, жизни нет, ну и гори оно все синим пламенем. Так? - Так, - снова согласилась Алина, невольно улыбаясь такой упрощенной трактовке событий. - Но если ребенок был жив, если она любила его, любит его больше жизни, то почему оставила? Допустим, сбежала без гроша в кармане, хотя, с ее слов, ее супруг не был жесток, ну уж какие-никакие платья-драгоценности дарил, верно? - произнесла Зоя, - ну, скорее всего, - сама ответила на свой вопрос, - почему с собой не взяла? Не продала? Ладно. Хорошо. Допустим, сына с собой не взяла, потому что не могла обеспечить, надеялась устроиться и забрать потом. Но, во-первых, как не побоялась за судьбу неродного мужу ребенка, а, во-вторых, как дала добро на бунт крестьян? Ведь прав Киселев: ребенок мог погибнуть. Не сходится что-то, понимаешь? Не сходится. Кто-то снова лжет. И опять же, - Зоя вошла во вкус, - со слов Жени, хоть она и не говорит прямо, но к бунту крестьян, а значит, к смерти ее мужа, причастен Дарклинг. Но граф и Дарклинг, судя по всему, хорошие приятели, надежные партнеры, союзники с высокой степенью доверия, и что же получается? Киселев, который так ненавидит Женю, запросто прощает Дарклингу смерть брата? Да неужели? Может быть, но маловероятно, - Зоя улыбнулась, произнеся последнее слово, а за ней и Алина, зараженная ее энтузиазмом, - допустим, что Киселев об участии Дарклинга не знает. Но мне кажется, что Женя уже разыграла бы эту карту, попыталась бы стравить графа и Дарклинга. Однако она этого не делает. Где-то подвох, - шквальная постучала себя пальцем по губам, - подвох, Алина, - она помолчала, - не знаю, так ли уж нужна тебе эта тайна. Но если нужна, то у тебя есть три человека, которые могут ответить на поставленный вопрос. Вот только верить никому из них до конца нельзя.       Старкова вздрогнула от этих слов, взгляд ее снова стал потерянным. Зоя сжала руку подруги сильнее. - Мне очень жаль, - произнесла тихо, поняв Старкову без слов.       Алина усмехнулась неловко, пожала плечами. Тата предупреждала ее. Багра предупреждала ее. Весна предупреждал ее. Но глупая-глупая Заклинательница Солнца радостно ринулась во тьму, еще и наслаждалась этим. Сама виновата в том, что сердце ее трепетно бьется для Заклинателя Теней.       - Все в порядке, - произнесла Старкова, поднимаясь и утягивая за собой Зою, а потом в порыве чувств обняла шквальную, - спасибо. Ты очень мне помогла, - она отстранилась, - мне нужно пойти и поговорить с графом. - Тебе нужно поспать, - твердо произнесла Назяленская, - а потом решать, что делать дальше. Поспи, Алина, - повторила настойчиво, - после сна все может предстать в ином свете. Тетя всегда говорила, - на лицо девушки набежала тень, - что с бедой нужно переспать. Давай, - она подтолкнула Алину к лавке в углу комнаты, - вот сюда - самое уютное место в доме.       Уставшая Заклинательница вдруг поняла, что не в силах сопротивляться. В конце концов, Зоя, пожалуй, права: не следует действовать сгоряча. Да и Киселев просил ее не принимать поспешных решений. Поэтому Старкова позволила уложить себя на лавку и укрыть одеялом. И мгновенно провалилась в сон. ***       Ей снилась тьма. Но не ласковая и нежная, в которой горький запах рябины опутывал бы, подобно объятиям того, кого Алина любила, нет, это было что-то жуткое, ненормальное, неправильное. Во тьме жила ненависть и злоба, тьма была порождением страха и отчаяния. Здесь не было запахов, звуков и... света.       Как бы ни пыталась Алина расколоть эту тьму, уничтожить ее, рассеять, у нее ничего не получалось. Тьма была сильнее. В ней жили клыкастые чудовища, от которых не было спасения, девушка слышала их пронзительные вопли вдали. Под ногами шуршал серый песок, виднелись развалины чьего-то дома, а еще валялись обглоданные монстрами когти. Тьма была везде, не было просвета и спасения. Не было надежды.       Старкова проснулась с бешено колотящимся сердцем. Мир взорвался красками, запахами готовящегося ужина, оранжевым светом солнца, - девушка поняла, что день давно перевалил за полдень, - приглушенными голосами, смехом.       Жизнью.       Здесь была жизнь, в отличие от сна, который тенью навис над Заклинательницей Солнца. Сон был так реалистичен, словно это и не греза вовсе, а воспоминание или... видение будущего. Бред какой! Алина села на лавке, потерла глаза. Чушь и ерунда! Будущее увидеть невозможно. Нет такого дара у гришей. Прожившая во Дворе чудес много лет, Алина не верила пророкам, предсказателям, сулийкам и гаданию на картах, костях и птичьем помете!       Фыркнув от смеха, девушка поднялась и прошла в соседнюю комнату.       - Алина! - Зоя обняла ее и потащила за стол, - присоединяйся! Сопротивляться шквалу не было никакой возможности, да и не хотелось, если честно. Заклинательницу встретили улыбками, приветливыми словами, легкими касаниями и дружелюбными взглядами. Кто-то подвинул тарелку, кто-то налил воды, памятуя о том, что девушка не любит алкоголь. Накошка потерлась о ноги, но ударила лапой, когда Алина попыталась почесать ее за ушами. Захихикала молоденькая проливная, увидев эту картину. Старкова припомнила, что девушка лучше всех сработала ночью.       Пожар, конечно, был основной темой разговора. Пожар, фьерданцы, будущее путешествие. Алине нравился спокойный, отчасти лихой, настрой ее отряда. Они были готовы идти хоть на север Равки, хоть на южные территории Фьерды, хоть дальше, за Истиноморе к ледникам Кенст Хьерте. И Заклинательница невольно заразилась общим настроением.       С удовольствием поужинала, помогла убрать со стола, помыла посуду, быстро высушила ее с помощью дара, терпеливо снося подначки о том, какой у нее полезный дар. И под напутственные слова Зои об осторожности направилась к Киселеву.       В алом свете заката дом графа выглядел еще красивее, чем днем. И Алина, которая отправилась пешком, желая проветрить голову, замерла на пригорке, невольно залюбовавшись открывшейся картиной.       Стоял теплый, летний вечер, солнце постепенно уходило за горизонт, но ночной прохлады еще не было. Сухой воздух овевал лицо, дневная жара спала, пахло травами, где-то резко вскрикнула птица, заставив Заклинательницу вздрогнуть, оглушительно стрекотали сверчки, и багровый свет тянулся к своей повелительнице. Старкова на мгновение позволила себе забыть о проблемах, о том, что путешествие их не окончено, а впереди ждет война, позволила себе просто быть в этом мгновении, впитывая в себя умиротворение, которое однажды даст ей силы пойти дальше.       А потом спустилась к дому.       Ее встретили поклонами, мелькнула улыбка Яны, о Заклинательнице Солнца тут же доложили графу, и девушку проводили в столовую.       - Алина, - под глазами Киселева залегли тени, на губах же играла дружелюбная улыбка, - очень рад видеть! - его взгляд скользнул по шее, где больше не было раны, в серых глазах тлело удовлетворение, граф кивнул одобрительно самому себе, словно это он прислал целителей, - присоединитесь к нам? - Спасибо, нет, - вежливо ответила Алина, - уже поужинала. Ее взгляд скользнул по Ульяне, которой Старкова, стиснув зубы, но все же поклонилась, выказывая уважение особе царской крови, хоть особого трепета не испытывала, а потом остановился на восьмилетнем мальчике, очень серьезном, который без страха разглядывал стояющую перед ним девушку.       Никита Киселев был очень похож на мать, впрочем, если присмотреться, то черты графа Киселева в нем тоже можно было различить. - Никита, поздоровайся с нашей гостьей, - велел Кирилл, - это госпожа Алина Старкова, она Заклинательница Солнца.       - Здравствуйте, - застенчиво произнес ребенок, опуская длинные ресницы, поглядывая на девушку со сдержанным любопытством. - Здравствуй, - ответила Алина.       ...не дай святые, Алина, тебе иметь детей! Это такое счастье. И такое горе, когда ты не можешь их защитить!       Старкова вздрогнула и отвела взгляд, снова посмотрела на графа. Тот поднялся из-за стола. - Прошу меня извинить, - поклонился Ульяне, - Никита, ты за хозяина дома, не дай нашей гостье скучать. Мальчик округлил глаза, но послушно кивнул. Проходя мимо Киселев потрепал ребенка по голове, тот подставился под ласку. И Алина уверилась в том, что Никита привязан не только к матери, но и дядю он любит, как и тот его. Взгляд графа, брошенный на ребенка, был полон нежности и гордости.       - Поговорим в библиотеке, - Киселев любезно пропустил Алину вперед и быстро отдал распоряжения слугам.       Злополучную книгу убрали со стола, лестницу задвинули на нее законное место, и ничто не напоминало о драме, которая развернулась здесь ночью.       Алина опустилась в кресло, приняла чай, который принесли слуги, в руках у Киселева был стакан с чем-то более крепким. Присмотревшись, Старкова узнала ром, хмыкнула весело. - Новоземенский, - прокомментировала, - как же так, Ваше Сиятельство! А как же патриотизм? Как же товар из Южных колоний? - На любителя, - коротко ответил Киселев, делая глоток, глаза его иронично блестели, - вы определили по цвету? - Да, - кивнула Алина, - ром такого темного оттенка не производят на территориях, принадлежащих Равке, только в Новом Земе. Почва на юго-востоке не подходит для сахарного тростника демерара, из сиропа которого и производят новоземенский ром. Только северо-запад. Хотя и распространено мнение, что почва в Южных колониях и везде одинаковая, это не так. - Когда решу заняться поставками сахара и рома из Колоний, обязательно спрошу вашего совета, - явно впечатлился Киселев, внимательно глядя на девушку.       Старкова пожала плечами. Она бы хотела вовсе никогда не иметь этих знаний. Девушка отпила еще чай и отставила чашку, прямо посмотрела на графа, который и не думал отводить взгляда, молчал, давая возможность Алине спокойно начать разговор.       - Что, на самом деле, случилось с вашим братом? - спросила девушка и тут же махнула рукой, призывая к молчанию, - дело не в бунте крестьян и пожаре, - покачала головой, - это ложь, - произнесла четко.       Граф прищурился, отпил еще ром, глядя на Заклинательницу поверх бокала, поболтал темную жидкость, глядя, как она растекается по стеклу, ловит блики свечей.       - Это так важно, Алина? - спросил вкрадчиво. - Мне надоело, что все вокруг лгут, - раздраженно произнесла Старкова, - право слово, дар сердцебита - лучший на свете! Сейчас Заклинательница, как никогда, была согласна со словами Сафиной. Киселев мягко хохотнул, отставил бокал, внимательно посмотрел на девушку. - Ответьте мне только на один вопрос, Алина, - произнес серьезно, - почему вы так печетесь о Евгении Сафиной? Успели сдружиться? Извините, но мне так не показалось. Я бы скорее поверил в вашу дружбу с царевичем Николаем, но не с Женей.       Старкова отпила еще чай, поставила чашку на блюдце, звякнул дорогой фарфор. В библиотеке царила тишина. И никто бы не назвал ее угрожающей. Вопреки законам всякой логики, рядом с графом не было страшно. Алина инстинктивно знала, что Киселев не причинит ей вреда. В его вопросе не было выпада или агрессии, лишь мягкое любопытство, легкое недоумение.       - Женская солидарность? Сочувствие к человеку с непростой судьбой? Единение с гришом? - пожала плечами Алина. - Вот как, - откинулся на спинку кресла Киселев, закинул ногу на ногу, помолчал немного, - что же, пока ваше сочувствие не переросло в дружбу, вам следует знать о том, как опасна Евгения. - Все вокруг говорят мне о ее опасности, но никто не приводит хоть одного достойного доказательства или аргумента! - рассерженно сверкнула глазами Алина. - Давайте так, Алина, - граф не отреагировал на выпад девушки, - я буду говорить, а вы просто кивать. Что рассказала вам Женя? О том, что ее дар использовали для собственного обогащения сначала ее родители, а потом ее муж, так? Заклинательница осторожно кивнула. - О том, что у нее был любовник, от которого она родила сына? Старкова поморщилась, но кивнула. Сейчас не имело смысла объяснять, что Женя солгала о том, что от ребенка ее заставили избавиться. - Она сбежала из дома, встретила Дарклинга, который помог ей отомстить вероломному любовнику, который, к слову, ничего ей не обещал, знаете ли. Да-да, - граф вскинул руку, призывая Алину к молчанию, не давая резким словам сорваться с губ девушки, - она его любила, она не была осторожна, она считала, что это великая любовь. А для ее любовника это была лишь интрижка. Да, он ее оставил, но он ни разу не дал ей повода думать, будто их отношения - это серьезно. Дрянь человек был, скажу я вам, но иллюзии Жени - это ее проблемы, понимаете, Алина? - граф заглянул в глаза мрачной Заклинательнице.       Она могла бы начать возражать или спорить. Но какие у нее были аргументы? О благородстве и помощи, которую нужно оказывать тем, кто в ней нуждается? Если принять слова графа на веру, то здесь, в общем, нет ничьей вины, хотя Алина все равно считала, - проклятая женская солидарность! - что любовник не имел права оставлять Женю, даже если никогда не любил и не обещал ничего серьезного.       - Итак, вы все знаете, Алина, - произнес Киселев, - уточните еще раз ваш вопрос. Старкова поджала губы, а потом выпалила: - Что сделала Женя перед тем, как сбежать? Почему она сбежала, оставив сына? Пожар вообще был?       Губы мужчины расколола страшная, неестественная улыбка. В ней не было ни грамма веселья, только боль и безумие. Алина отшатнулась, вжавшись в спинку кресла, сцепила на коленях задрожавшие руки. - Вам не нужен дар сердцебита, Алина, - мягко произнес граф, но за его спокойным тоном скрывалось что-то настолько жуткое, что Старковой захотелось закричать, остановить мужчину, но слова застыли в пересохшем горле, - Евгения Сафина отравила своего супруга, а потом бежала, опасаясь за свою голову, так быстро, что бросила новорожденного сына, на которого теперь предъявляет права.       Повисла оглушающая тишина, сердце Алины колотилось так громко, что, казалось, его слышно всем в доме. В ушах набирал силу гул, мир перед глазами был болезненно четким. - Почему? - пересохшие губы едва шевелились, - зачем? Она говорила, что супруг никогда не был... жесток, - произнесла и осеклась, увидев, как изменился в лице граф. Легко было забыть, что речь идет о родном брате Киселева, о брате, которого мужчина, похоже, любил, ведь хоть хладнокровие графа было потрясающим, но и оно давало трещины. Это выражалось в потемневших серых глазах, в дрогнувшем уголке губ, в неловком движении, которым мужчина плеснул себе еще рома. Честное слово, хотелось выпить вместе с ним. - Святые знают, что там произошло на самом деле, - тихо произнес граф, не обрывая разговор, идя до конца, что вызывало уважение, - Федор не был святым, а видеть перед собой свидетельство измены жены не каждый сумеет. Возможно, он сорвался. Возможно, был груб и жесток. Я не знаю. Женя не сбежала бы, если бы слуги фактически не поймали ее за руку. Скорее всего смерть брата списали бы на сердце, но Евгении не повезло, потому пришлось бежать. Но я подчеркну, - тон его стал жестким, - ребенка она оставила, его не отобрали, не помешали забрать. Она его оставила. И я воспитывал Никиту с младенчества. И будь моя воля, никогда бы даже близко не подпустил к нему его мать. Но Дарклингу нужна была Женя со всеми ее, - он скривился, - талантами. Встречи с Никитой стали оплатой. Кто же знал, что эта дура сорвется с цепи, - поморщился Киселев и допил ром. Алина потерла виски, зажмурилась крепко, потом открыла глаза и посмотрела на графа. - Вы не разговаривали с Женей? Не пытались узнать, в чем причина ее поступка? Мужчина хрипло рассмеялся. - Вы что, Алина, я не настолько благороден. Право слово, я бы с удовольствием ее убил еще прошлой ночью. И у моей выдержки есть предел. Я бы ее голыми руками придушил, - процедил Киселев, заставив Старкову вздрогнуть. Алина не стала говорить, что у Жени мог быть повод... убить. Это было бы слишком. Все же перед ней сидел человек, потерявший брата и, похоже, так и не смирившийся с этим, не переживший свое горе. - Я не буду утверждать, что виновата только Евгения, - тем временем продолжил граф, - виноват и я, и Федор. Мир ведь не черно-белый, Алина, он большей частью... серенький такой, - он скривился, - невзрачный. И все зависит от точки зрения. Вот вы, например, - он подался вперед, - Женя угрожала вам, а вы сидите и пытаетесь докопаться до правды. Я бы так не смог. Наделенный вашей властью, я бы просто определил меру наказания, может, даже это была бы смерть. Но вы поступаете иначе. Почему? Алина посмотрела удивленно. Никакой власти у нее не было. Да, она командовала отрядом гришей, но это временное явление. Когда рядом будет Дарклинг, он будет определять дальнейшие их действия во всем - от войны до поощрений или наказаний, но никак не Алина Старкова. - Вы сами сказали, - медленно произнесла девушка, - что все зависит от точки зрения. Я... - говорить об этом было неприятно, сформулировать трудно, - знаю, как жестоки могут быть мужчины. И я не могу... - она осеклась. - А, - кивнул граф, - все же женская солидарность, - взгляд его стал острым и слишком внимательным. Настолько, что, казалось, он может прочесть мысли Алины. А ей бы этого не хотелось. - Не стану вас осуждать, но посоветую тщательнее выбирать друзей и союзников, - произнес граф, салютуя бокалом. - Мои союзники вы и Дарклинг, - хмыкнула Алина, заставив графа весело улыбнуться. Девушка помолчала. - Я благодарна вам за правду, - произнесла тихо.       Добавлять, что ей не нравятся методы шантажа, не стала. Но была вынуждена признать, что многое действительно зависит от точки зрения. И на их с Дарклингом, - их! пора бы это признать, - методы тоже можно посмотреть по-разному.