***
– Так, осторожно, грузите его. Пятерка, наскоро набившаяся в просторном, но все же не грузовой лифте, пытается поставить солдата так, чтобы он не падал из стороны в сторону. – Если кто–то нас увидит... – Недовольно начинает девушка. – Подумает, что он напился до зеленых чертей. – Тогда хотя бы руку ему закройте. Девушка дергает головой, когда безжизненная рука солдата, неудобно повиснув на локтевом сгибе военного, прижимает ее волосы. – Уберите его от меня! – Морщится она, отпихивая сержанта... - Он ледяной! Елена встрепенулась, когда лифт открылся на нужном этаже. – Никого. – Бросает она, быстро осмотрев лестничную клетку. – Быстрее, быстрее! В просторную прихожую квартиры крупные мужчины явно пролезли с трудом. – Эй, злюка, налей скорее ванну, погорячее. – Военный повыше едва удерживал на весу тело суперсолдата, пытаясь свободной рукой стащить с плеч автомат. – Не мне, киборгу. Девушка уже набирает в легкие кислород, чтобы дать ответ, но лишь устало машет рукой. – Пены не добавить? – Язвительно спрашивает она, сидя на бортике ванны и пробуя локтем воду в кране. – Насколько горячую? Как для нормального человека или робота? Он у вас не заржавеет в ней сидеть? Мужчина устало закатывает глаза. Ванная комната была явно мала для них троих – суперсолдат норовил вывалиться из «объятий» служивого. – Язык что бритва у тебя. – Фыркнул тот. – Как сучка в пубертате. – Мне двадцать восемь, дядя. – Считай, минус пять. Петр. – Что? – Я – Петр, а тот, которому ты грозилась доставить анальное удовольствие – Илья. – Допустим, приятно познакомиться. – Одинаково. Она наконец обернулась, прожигая взглядом покрытое испариной загорелое лицо военного. Мужчина лет сорока, в превосходной спортивной форме, подтянутый, с фигурой классического типа – широченные плечи, узкий таз. И хоть рот перекошен недоброй ухмылкой, темные глаза в мелкой паутинке морщин смотрят беззлобно. Петр начинает раздевать солдата, довольно ловко, прижав того к стене. Со стороны выглядит похоже на начало гей–порно, и девушка чувствует, как ее щеки заливает краска. – Душно здесь. – Она выскакивает из ванны. – Эй, тряпье возьми. – И в лицо девушки летит то, что еще полминуты назад было на размороженном солдате. В нос ударяет резкий запах пота, пыли, бензина и пороха. И еще чего–то, кисло–химического. – Пиздец. – Выдыхает она, устремляясь с нагрузкой на кухню, услышав за своей спиной громкий всплеск воды от погрузившегося туда тела. Быстро запихав вещи в стиральную машинку, она с силой захлопывает дверцу, оборачиваясь на занявшие места за круглым обеденным столом парней и Елену. – Может, чаю? – Девушка зябко обхватывает себя руками. Она бы сейчас сама не отказалась от теплой ванны, что смоет грязь и пот с ее собственного тела. Хорошо, что среди тех, кто сидел на ее кухне, она особо не выделялась. Вскоре на столе появляется нехитрая закуска из нарезанного сервелата на черном хлебе, полузасохших лимонных долек и чая. – Ну, хозяюшка, конечно, нечего сказать. – Усмехается Перт, отправляя в рот недобутерброд. – Даже не удивлен, что ты не замужем. – Не нравиться – не жри. – Спокойно отвечает девушка, привалившись на светлую поверхность стола. – Другого ничего нет. И так, давай еще раз: ты была внедрена на базу технополиса, как агент под прикрытием, чтобы найти следы «Гидры», верно? Параллельно с этим ты выкрала из биолаборатории антидот, чтобы излечить одну из «вдов» от контроля разума, и там тебя настиг «Щелчок»? А что было после того, как ты вернулась? – Очнулась в сортире. – Грустно усмехается блондинка, крутя в руках чашку с чаем. – Потом я вернулась к своей работе, все по–старому. Тоскливый вздох Елены заставил девушку поежиться. – А позавчера вы узнали, что эти вот «гидранты» выкрали Зимнего Солдата прямо с улицы Нью–Йорка? – Да, прямо с пробежки. – Понятно, чего он так воняет. – Бурчит девушка под недовольное цоканье военных, хлюпающих чаем. – А зачем? – Они заморозили его, снова, собирались провести «обнуление» и вновь разбудить Солдата, и с помощью него устранить парочку глав европейских государств, чтобы разжечь конфликт в СНГ с новой силой. Его доставили бортом в Варшаву, в одно из самых неспокойных мест сейчас. Там мы его и перехватили, собирались погрузить в самолет до базы в Вашингтоне, но чуть не потерпели крушение. Тогда меня и забрали парни, успели поднять в воздух военный вертолет. Мы схватили капсулу с Барнсом и долетели до Москвы, точнее, до секретной лаборатории. – Поводила в воздухе руками Елена, чертя абстрактные узоры. – И так, как лаборатории пришла пизда, нужно спрятать ваш полуфабрикат, пока вы уладите все вопросы? – Медленно проговорила Вика. – Да, ты все верно поняла. – А кто тогда напал на нас там, в подземельях? – Агенты «Гидры», пытающиеся помешать нашему плану по спасению мира. – Ответил Илья, хлебая чаем. – Русские агенты «Гидры». После смерти президента в двадцатом третьем их тут как собак нерезанных наплодилось. – Ну, хоть колбаса свежая. – Крякнул Петр, доедая последний бутерброд. – Он, там, кстати, не пересидит? Может, его пора вытаскивать? – Секунду. – Подрывается второй военный, Илья, и мгновенно скрывается за дверями ванной комнаты. – Куда его девать? На кровать положить? – Он возникает в дверном проеме, держа под руки солдата. Серое полотенце, самое большое, которое девушка только смогла найти в магазине, смотрелось на мощном солдате какой–то жалкой тряпочкой, обернутой вокруг мускулистых ног. – А я на полу буду спать?! – Огрызается она, подаваясь вперед. – На диван! – Нет, нет, лучше посадите его, вот сюда. – Елена вскакивает, уступая место за столом. – Джеймс, Джеймс, слышишь меня? Грузно свалившись на жалко заскрипевший стул, мужчина уже чуть более сознательно обводит взглядом пространство кухни, словно ища какие–то зацепки. Девушка благоразумно отходит подальше, к двери. «Хоть бы ничего не сломал» – напряженно пронеслось в ее мозгу. – Yelena. – Вдруг довольно сознательно зовет он. – Я здесь! Ты слышишь меня? Кивни. Мужчина послушно кивает. – Джеймс, ты помнишь где находишься? – Moscow. – Безэмоционально отзывается он. – Почему, помнишь? – «Hydra». – Одними губами произносит он, сморщившись, словно от головной боли. Голова действительно раскалывалась – Баки точно это чувствовал. Через плотную пелену ледяного тумана, что мокрой тканью лип к его лицу, он продирался, как через густой лес. Он же вроде только вышел из своей квартиры в отдаленном районе Нью–Йорка, побежал по знакомой улице, концентрируюсь на дыхании, как почувствовал слежку. Он быстро выследил «следившего», догнал в бетонных проходах строящейся многоуровневой парковки, но это была засада, и вот ему в шею выстреливают меткой с сильнейшим электрозарядом. Боль. Боль, возвращая его туда, на пыточный стол к сотрудникам лаборатории. Боль, отдающая в зубы, наполняющая рот вязкой слюной с привкусом крови. Лязг металла, скрежет стальных конструкций. Он внутренне сжался, готовый к страшной, парализующей боли, но вместо нее – лишь вспышка, легкий укол иглы куда–то в область сердца и жуткий холод. Он вновь пробирается сквозь пелену сознания – перед его глазами стояла помещение с желтоватым светом и белым кухонным гарнитуром. Все блестящее и новое, даже белый стол, за которым он сидел – чья–то квартира? Розовые панели, чередующиеся с серо–белой штукатуркой на стенах, мягкие стулья. Он вдохнул поглубже – не пахло почти ничем. Как в лаборатории. Его внутренне снова дернуло, сильно, мучительно, но внешне он остался спокойным, может, только сделал едва заметное обычным людям движение ногой. – Джеймс… Да, его так зовут, это его имя. – Ты…в России….это….твой друг….на время пока…..Виктория. Смутные воспоминания. «Представляешь, этот здоровяк назвал агента Картер Королевой Викторией, из–за ее акцента, а она вызвала его вперед и как дала по наглой морде, ха–ха–ха, вот веселье было! Он потом стоял, будто штаны обмочил, шмыгая носом. Стив рассказывает ему очередную историю про невероятную Пэгги, в которую по уши влюбился, а Баки остается лишь улыбаться, видя, как счастлив Роджерс. Хотя эти истории порядком ему надоели. – Как только вернемся с задания, точно позову ее на свидание. – Решительно добавляет он. – Серьезно?! – Удивляется Баки. – Ты еще скажи, что еще ни разу… – Бак, я серьезно. Ты же знаешь, я искал своего партнера, и, кажется наконец –то нашел. – Да, умирать девственником будет грустно. – Смеется сержант, толкая друга в мускулистое плечо. – Хотя, откуда мне знать. И смерив Стива насмешливым взглядом, снова улыбается. – Не все в этом мире строится на том, чтобы затащить очередную девчонку к себе в постель, Бак. – Не знаю, мне такое времяпрепровождение очень нравиться, и бросать я его не собираюсь. Ох, скорей бы одолеть этого фашистского усатого дьявола, вернуться в наградах, а девчонки будут плакать и бросаться к нам в объятья, хоть каждый день на свидания ходи. – Мечтательно тянет Джеймс, хрустя позвонками. – Так и быть, оставлю тебе парочку, я же добрый…» Тепло от знакомых образов разливается в еще ноющей груди Барнса. Королева Виктория – это что–то очень хорошее, очень знакомое. Из–за нее Роджерс был таким счастливым, значит, это верное воспоминание, правильное. Он наконец переводит взгляд на незнакомую ему девушку, жмущуюся к косяку двери – в автомобиле она смотрела на него, сверху вниз, изучающе, строго, почти как учительница. А теперь она…боится? Она его цель? Он должен устранить ее? Баки эта мысль не нравится – нет, нет, звучит плохо. Перед глазами появился силуэт красивой темнокожей женщины…Окойе… «Ты свободен, Джеймс». Он свободен, он больше не выполняет приказания «Гидры». Поэтому Елена и спасла его. Какой–то невидимый, но очень сложный механизм наконец сходится в его голове, и он будто прозревает – мерзкая пелена спадает, и он видит все. – Джеймс, ты понял меня? – На него, пристально, не моргая смотрела Елена. Как с Наташей у них похожи голоса… Он кивает. И снова изучает девушку у двери. – Королева Виктория. – Медленно, по–русски, произносит он еще плохо двигающимися губами. Девушка у двери вдруг давится и заходится в кашле. На кухне повисает гробовая, такая оглушающая тишина, что даже Петр перестает жевать. – Д–да, все верно, ее зовут Виктория. – Белова, кажется, была растеряна не меньше остальных. – Ничего себе. – Отзывается Илья, не сводя с солдата взгляда. Девушка только открывает рот, чтобы что–то произнести, как раздается слабый сигнал телефона. Елена щелкает застежкой на жилетке и достает мобильный. – Да? Да, я. Принято, выезжаем. – Разговор не занял и пяти секунд. – Петр, машину. Нас будет ждать самолет. – Она на прощание дотрагиваясь до плеча сержанта. – У нас мало времени. Военный кивает и резко поднимается вместе с напарником. Только солдат продолжил сидеть, опустив плечи, спрятав черную металлическую руку под стол, смотря куда–то сквозь объекты расфокусированным взглядом. – А вы.... – Удивленно вскрикивает девушка, пока в прихожей Елена успевает зашнуровать высокие ботинки. - Вы куда? – У нас еще остались незаконченные дела. Срочно выезжаем в Берлин. – Подождите, подождите! – Она порывисто машет руками. – А этот?! Отмороженного своего заберите! Елена выпрямляется и обнимает ее за плечи. – Его нужно спрятать, помнишь? – Говорит блондинка медленно, едва ли не по слогам. – Мы закончим и вернемся, через пару дней. – Насколько я помню, раньше его искали чуть ли не все спецслужбы мира! – Шипит девушка. - А если он убьет меня? – Нет, исключено. Просто поверь мне. – Белова чуть мнется у дверей, а потом одним движением притягивает хрупкую девушку к себе. – Я рада, что ты жива. Много людей... не пережило Щелчка. Позаботься о нем, недолго. Он не доставит тебе хлопот. – Елена, это не щенок... – На, держи! – Петр кидает в руки девушки небольшое кожаное портмоне. – Здесь его документы. Компания почти бесшумно ретируется, и только Илья бросает из–за плеча: «Пока, королева!». – Пусть это будет сон, пусть это будет просто дурной сон. – Шепчет девушка, устало прислоняясь к ледяному коридорному зеркалу, чтобы остудить кипящую голову. Она на всякий случай еще раз глянула в дверной проем кухни, чтобы убедиться в том, что мужчина, сидящей в одном полотенце за ее столом, не вымысел и не галлюцинация. – Привет, как там тебя... Джеймс? – Она приближается к нему осторожно, словно заходит в клетку с крокодилами. Барнс слышит, как гулко бьется ее сердце. – Как себя чувствуешь? Он молчит, повернув голову в ее сторону, сверкнув потемневшими в электрическом свете глазами. – Ладно, молчи. Может, воды хочешь? Пить? Солдат, не сводя с новой знакомой взгляда, кивает, облизывая губы. Горло нещадно сушит. Девушка кивает и, открутив с пузатой бутылки крышку, наливает полный стакан, протягивая сержанту. Он одним махом осушает его, и теперь тянется правой рукой к бутылке. – Хочешь еще? – И она отдает её мужчине, что, делая жадные глотки, опустошает ее до конца. – О–о–о… Она сама сглатывает, наблюдая как капли жидкости текут по губам солдата, падая на мускулистую грудь, прямо на металлические жетоны, свисающие с мощной шеи на старой цепочке. – Отлично, контакт с хищником почти налажен. – Тихо бормочет она. – Я постелю тебе на диване в гостиной, пойдет? Извини, но кровать здесь одна. Мужчина промолчал. А когда девушка выходит из гостиной, он уже спит, уронив голову на обеденный стол. Облегченно вздохнув, она быстро умывается, и, развесив простиравшуюся одежду прямо на нижних дверцах кухонного гарнитура, падает на кровать в спальне, чувствуя, как спина ноет от напряжения и ударов, полученных в лаборатории. «Завтра будет сложный день, если солдат не убьет меня во сне». – Подумалось ей перед тем, как девушка проваливается в засасывающую темноту. И эта мысль не кажется ей такой уж плохой.***
Утро приносит с собой жуткий привкус на губах и режущую глаза головную боль. Девушка с трудом открывает веки, чувствуя, как через распахнутое окно спальни ее обдувает легкий теплый июньский ветер – виски тут же начинает ломить от кричащих в игре детей во дворе. – О, чёрт…– Протягивает она, нащупывая телефон на прикроватном столике. В ванной она прислоняет ладони с набранной горячей водой к напряжённым глазам. Потом еще и еще, пока отражение не начинает ее практически устраивать. – Черт, где сигареты? –Щупает по карману банного халата и наконец находит пачку дорогих, тонких папирос. Вишневый дымок разлетается прямо по ванной комнате – девушка садится на бортик ванны, проведя руками по гладкой плитке, и выпускает очередную порцию сизого марева. В голове роится бессвязная сотня навязчивых мыслей. Горячая ванна, высокий военный, пахнувший дизелем и грязью, висевший у него на руках мужчина. Мужчина… Сержант Баки Барнс! Бывший агент «Гидры», оружие массового поражения, нынешний друг Елены, невесть откуда вновь взявшейся в ее жизни. Перестрелки, взрывы, профессор Николай Иванович. Огромная металлическая капсула, странные процедуры. «Его надо где–то спрятать». Девушку прошибает током, и она вылетает на кухню. Вещей солдата на дверцах гарнитура не было, как не было и его самого. – Нет, только не это! Кажется, она потеряла самое ценное, что ей когда–либо доверяли. Она умудрилась потерять Зимнего Солдата.***
Через силу открыв налитые каменной тяжестью веки, первое, что видит Баки, была белая гладкая поверхность, со светло–серыми прожилками, имитирующая мрамор. Он поднимает гудящую голову и оглядывается. Память работает лучше тела – сержант быстро вспоминает события прошлого дня, и встает на затекшие ноги. Размяв плечо металлической руки, что, по ощущениям была легче собственной головы, он проходится по просторной квадратной кухне. Тут вчера сидели военные, соратники Елены, что смогли вовремя забрать его из "гидровского" ада, не дав снова промыть мозги, а тут, поодаль ото всех, словно отгораживалась невидимой стеной, стояла она. «Королева Виктория». Барнс усмехается над собственными ассоциациями. Он не помнит ее лица, лишь размытые очертания фигуры и длинные темные волосы, ниспадающие прямыми прядями почти до талии. Она что–то кричала и, кажется, ругалась на него, хотя потом дала напиться такой желанной водой. Мужчина умывается прямо тут, на кухне, и только сейчас замечает серое полотенце вокруг бедер. Его, что, купали? Он понадеялся, что девушка ругалась не поэтому. Его вещи тоже были чистыми и почти высохшими, развешанными на…серьезно, дверцах шкафчиков? Он прислоняет к лицу спортивные брюки и футболку – пахнет влагой, свежестью и легкой цветочной отдушкой от моющих средств. Что же, приемлемо. Натянув еще сыроватую одежду, он проходится по квартире – в гостиной, где у одной стены целым рядом стояли белые высокие шкафы, заполненными книгами, а на другой висел плоский большой телевизор, был наскоро застелен диван. Он провел рукой по простыни и наволочке на квадратной подушке – белье слегка поскрипывало под его пальцами. Он относит полотенце в ванную комнату, где аккуратно вешает его, зачем-то проводя пальцами по ткани. Он долго смотрит на себя в зеркало и невольно морщится – щетина отросла и стала выглядеть слишком грубо, а под глазами разлились темные тени, делая его еще более угрюмым. Квартира, в которой он оказывается, так разительно отличается от его, где из мебели был только стол и телевизор. Дома он вовсе предпочитал спать на полу, поджав одеяло поплотнее, словно щитом закрываясь от кошмаров, мучавших его почти каждую ночь... Он двигается привычно тихо, с кошачьей плавностью пронося свое тяжелое тело по комнатам, пока не видит еще одну, наглухо закрытую белую дверь. Спальня хозяйки? Поборов какой–то первобытный интерес войти внутрь, Баки сжимает челюсти и направляется к выходу.***
– Ты дурак?! Какого черта ты ушел, ничего не сказав?! – Темноволосая девушка в ярких обтягивающих шортах налетает на него, злобно меча искры сузившимися от гнева глазами. – Мне охранять тебя поручили, а ты…А ты! Мужчина останавливается посередине спортивной площадки, на которой совершал пробежку, надеясь привести мысли в покой. Он понимает русскую речь девушки отрывисто, не в полной мере, но причину ее гнева улавливает. Силясь что–то выговорить, он чувствует, как плохо слушается его собственный язык. «– Да, Баки, вы совершенно правильно меня поняли. Вам нужно найти кого–то, с кем можно будет поговорить на русском языке. – Но, зачем, доктор? – Мужчина, как обычно по средам сидя на мягком темном диване на фоне березовой рощи за своей спиной, и слушал приятную, но довольно настырную женщину–психолога, которая как–то слишком навязчиво лезла в его голову. – Код активации Зимнего Солдата произносился на русском, вы были найдены русской «Гидрой» и по сути, тот человек внутри вас, сам Солдат рожден в России. Если вы будете пытаться убрать знакомые ассоциации под замок, однажды воспоминания нахлынут такой волной, что может смыть все ваши новые установки. Необходимо принять язык, как вы принимаете ту, другую часть вашей личности. – Нет, доктор Рейнор, в этом и проблема, что он не другой. Зимний солдат и есть я, и это…это убивает меня, невозможность выдрать его, невозможность забыть. – И поэтому вас каждую ночь мучают кошмары. – Медленно моргает женщина напротив, скрещивая ноги. – Нет, же, я уже говорил, что ничего меня не мучает! – Чуть не срывается Баки, чувствуя, как напрягается под кожаной курткой металл протеза. – Вам нужно не выдирать, а принять, в этом разница. Насилие, в том числе и над собой, порождает насилие еще большее. Можете записаться на курсы или найти друга по переписке, вам нужно расширить круг общения, изоляция вам не поможет. Баки смотрит в окно, чувствуя, как перекатывается в горле кадык. Друг по переписке? Это…нужно будет писать кому–то письма? Как с фронта? – Попробуйте зарегистрироваться в социальных сетях, позвоните Сэму, я думаю, он с радостью подскажет вам, как. – Будто услышав его мысли, улыбнулась психолог. Баки чуть дернулся от неожиданности, но промолчал. – Попробуйте почитать на русском, с переводом, поучить что–то легкое. Пусть в вашей голове помимо кода активации и коротких рапортов, будут и другие слова на этом языке, и чем больше – тем лучше». Баки снова взглянул на фыркающую девчонку рядом. Она словно не замечает его ухода в себя, продолжая размахивать в воздухе руками, периодически переходя на совершенно недоступный для понимая язык со знакомой интонацией. – Ну, набегался? – Она складывает руки на груди и едва дергает ногой от нетерпения. Мужчина почему–то чувствовует, как уголки его губ подрагивают. Надо же, Зимний Солдат уже давно бы вырубил ее, просто откинув куда подальше, взяв бионикой за шею, но Баки…Баки находит ее... Безрассудной – появляется в его голове. Да, пожалуй, пихать в плечо солдата, накаченного суперсывороткой, крайне безрассудно. Он послушно идет за ней, и, пока они едут в лифте, неприлично долго рассматривает ее. У Королевы красивое, овальное лицо с едва подрагивающими пухлыми губами и аккуратный нос с едва заметной горбинкой. Девушка поворачивается в анфас и горбинка исчезает, а нос становится чуть ли не курносым. Баки щурится, пытаясь понять природу столь странного явления, игры света и тени, и она недовольно морщится. – Что? – И быстро смотрится в зеркало, словно думает, что мужчина нашел в ней какой–то недостаток. Он решает, что лучше так пугающе себя не вести. Королева проворачивает ключи в замке, пропуская его вперед. – Здесь принято разуваться. И снова Баки не понимает ничего из быстрой речи девушки, но обернувшись, видит, как она стаскивает кроссовки без помощи рук и решает последовать ее примеру. Он садится на тоже место за кухонным столом, на каком спал всю ночь, и продолжает изучать девушку. Фигура стройная, даже хрупкая, но отчетливо виднеются довольно крепкие мышцы, особенно в районе ягодиц, обтянутые яркими шортами. Баки хмурится – она спортсменка? Держит себя в одном весе? Верх скрывает большая футболка – он видел такой образ на девушках в Нью–Йорка. Зачем надевать мужскую футболку с шортами? Это кажется ему странным. Когда она тянется на верхнюю полку кухонного гарнитура, футболка задирается и Баки замечает тонкую талию у его новой знакомой. – Что ты пьешь? Чай, кофе? – Она вертит в руках блестящие пакетики и явно ждет от него ответа. Баки облизывает губы, напрягая голосовые связки. Он знает, как сказать то, что хочет, но что–то невидимое, чья–то ледяная рука сковывает его горло, словно делаю удушающий захват. Он морщится, словно от физической боли. – Кофе. – Слышит он свой голос и замечает, как округляются глаза у девушки напротив. – Я люблю кофе. – О, так ты не немой. Кофе так кофе. – Низкий голос с приятным акцентом заставляет девушку слегка вздрогнуть. – Сахар, молоко? Барнс качает головой. – Слушай, только не молчи, ладно? Если хочешь, будем говорить на английском. I can speak English. Девушка старается улыбнуться. У нее милый акцент, почти такой же, как у Елены. – Нет, давай по–русски. Доктор… Он снова чувствует тиски на своем горле. Словарный запас сильно подводит его. – Психолог советовал говорить по–русски… – ...Из–за того, что в прошлом ты был солдатом, которого создали русские? – Вдруг озвучивает сложную мысль девушка, а сержант в миг покрывается испариной. Когда его потемневший взгляд прижимает ее к столешнице, она нервно сглатывает. – Я сказала что–то не то? – Откуда информация? – Сурово спрашивает он, не отрывая взгляда. – Догадалась. – Качает она плечом, стараясь выглядеть расслабленно. – Это же очевидно. Баки фыркает. Очевидно! Обычно людям сложно делать такие быстрые и правильные выводы. – Мне Елена все рассказала, а потом я и сама вспомнила, где видела твое лицо. Еще давно, показывали по новостям. Я тебя вспомнила. - Повторяет она. - Будешь завтракать? Яичница? Сколько яиц обычно ешь? Ему требуется какое-то время, чтобы осознать вопрос. Сержант показывает на пальцах. – Четыре?! – Взвизгивает девушка, заглядывая в коробку. – Ладно, тогда достану сковородку побольше. Пока она смешивает яйца в миске, он неотрывно следит за ней, почти не моргая, чем привлекает ее внимание. – Ты меня помнишь? Помнишь, как меня зовут? – Спрашивает она, оборачиваясь на мужчину. Баки кивает, но девушка недовольно скрещивает руки на груди. – Скажи. – Да, помню. – Слегка хрипловато отзывается он. – Виктория. Ее явно это явно позабавило - лицо чуть расслабилось. – Да уж, по имя обе стороны океана означает одно и тоже. Можно просто Викки. Ты не такой дружелюбный, как о тебе рассказывали. – Викки. – Кивает Барнс. – Делаешь успехи, Джеймс. Баки прошибает от звука собственного имени. – Можно Баки…Бак. – Откашливается он. Викки морщится. – Лучше Джеймс. Значит, Джеймс Барнс, мне поручено тебя охранять, что же... – Тебе? – Хмыкает он, заглядывая девушке в глаза. – Мне тоже не нравится эта перспектива. – Девушка вдруг замечает глубину пронзительного синего взгляда Барнса и хмурится. – Но раз ты здесь, объясню правила. Меня не трогай, делай, что хочешь, главное, не мешай. И если исчезнешь так же, как сегодня, искать больше не буду. Это ваши проблемы, кто там за тобой охотится и что от тебя хочет. Потеряешься в незнакомом городе - твоя вина, ясно? – Я был в Москве. – После небольшой паузы отвечает он. – Да? И что же ты делал? – Выполнял задания. Русская замолкает и больше вопросов не задает. Пока ее челюсти мерно пережевывают яичницу, она ни разу не поднимает на него взгляда, что был прикован к поверхности стола. Она отодвигается от него настолько далеко, что сидит на самом краю, придерживая тарелку рукой. Длинная челка обрамляет высокий, гладкий лоб, ниспадая на две стороны, а ресницы отбрасывают легкие тени на щеки. Баки хмурится, стараясь не смотреть так прямо на новую знакомую – психолог предупреждала его о чрезмерности зрительного контакта. Люди бояться, если здоровый угрюмый мужик будет прожигать на них дыру. Стив еще давно говорил ему, что его глаза могут быть безмолвным убийственным оружием, и что этим он пугает не меньше, чем своей рукой или длинными ножами, которыми играючи управляется, переворачивая в ловких пальцах. Он дергает взгляд на свою черную бионику, и слегка сжимает пальцы под столом– почти бесшумно. – Тебе не жарко, в спортивной кофте? – Вдруг спрашивает она, не поднимая головы. Мужчина качает головой. – И все же... Я уже видела...твою руку. Русская дергается - Баки не смог не заметить этого. – Я не опасен. – Проговаривает он, стараясь верно расставить ударения. – Больше не опасен. Девушка наконец поднимает на него взгляд ярко сверкнувших оливковых глаз с желтыми крапинками около зрачков. – Это мало на что влияет. – Растянувшиеся в улыбке губы обнажили ровный верхний ряд белых, крупных зубов. «Улыбка, как у Роджерса» – думается Баки. Он почему–то тут же представляет девушку в обтягивающем белом комбинезоне с красной звездой на груди и плечах. Она бы тоже улыбалась, приветственно махая рукой, а вместо щита ей дали бы автомат Калашникова. Баки дергает головой от нахлынувших фантазий – костюм супергероя обтягивал бы ее фигуру так же, как эти яркие оранжевые шорты. – Джеймс? – Зовет она. – Боишься меня. – Усмехается мужчина. – Не боюсь. – Недовольно хмурится русская, словно ему удалось ее оскорбить. – Боишься. – Слушай, американец, я... – Девушка не договаривает – легкая вибрация проходит по поверхности стола, и она переводит взгляд на на смартфон. – Черт! Чертыхаясь, она бросает недоеденный завтрак, и скрывается в спальне. Спустя несколько минут девушка выбегает оттуда в длинном светлом платье и кидает ему связку ключей. Он машинально ловит их правой рукой. – Эй! – Окликает она мужчину. – Если уйдешь, не забудь дверь закрыть. Кивни, если понял. И вот еще, держи. В него летит портмоне. – Меня не будет весь день. И входная дверь громко хлопает. Мужчина хмуро доедает завтрак, моет тарелки и вновь проходится по квартире, все еще Он опускается на пол в гостиной, привалившись спиной к дивану и давит пальцами на виски – его страшно клонит в сон, а слабость после «разморозки» чувствовалась онемением в районе плеч и шеи. Стащив диванную подушку на пол, он прикрывает глаза, устраиваясь на твердом ламинате – сердце замедляет ход, а металлическая рука вдруг кажется во много раз тяжелее собственного тела.***
Молодая женщина сжимает кружку крепкого американо, отсев подальше от проникающего в помещение кафе настойчивого июньского солнца, с такой силой, что казалось, еще немного и тонкая керамика треснет под ее изящными длинными пальцами. Она то и дело посматривает на свои Patek Philippe, и нервно качает ногой, дернувшись от хлопка входных дверей, когда внутрь влетает запыхавшаяся девушка. – Амалия, простите, я опоздала, да? – Она плюхается на стул напротив нее, утирая пот со лба. – Адвокат еще не приходил? Амалия Юрьевна прикрывает глаза, чувствуя, как готова взорваться. Но, вместо этого, лишь медленно и тихо произносит: – Он уже ушел, Виктория Олеговна. Девушка глухо выдыхает, откидываясь назад. – Черт… – А вы, как обычно, необычайно пунктуальны. Чем вы так сильно были увлечены, что вновь все пропустили? – Простите, я… «Я завтракала с Зимним Солдатом, знаете такого? Это в прошлом самый разыскиваемый убийца в мире. Он теперь живет у меня, представляете?» – Проносится у нее в голове. Женщина стучит маникюром об столешницу и комкает салфетку. – Знаете, я терплю ваши выходки только из-за глубочайшей признательности к вашей матери. Я не представляю, что она чувствует, зная, какая безответственная у нее дочь. У девушки напротив слегка дергается уголок верхней губы. – Это вы не смогли задержать человека, пока я спешила. – Мир не крутится вокруг вас, и серьезные профессионалы не будут ждать встречи с вами, словно с принцессой Дианой! – Не выдерживает помощница. – Вы хоть понимаете, что ставите и мою репутацию под удар? Или прикажете за ноги его хватать, лишь бы дождаться, пока вы соизволите удостоить нас своим вниманием? – Вы объяснили ситуацию? В чем обвиняют мою маму? Амалия хмыкает. – Никто не хочет связываться с людьми, что обвиняются по 275-ой статье, это репутационные риски. Даже за огромные деньги и даже самые скандальные адвокаты дали мне свой железный отказ! Я с трудом нашла человека, что работал в Европейском суде, я выстилалась перед ним эти дни, пока вы, жили в свое удовольствие, упрашивала, умоляла о встрече, назвала гигантскую сумму, а вы даже не посчитали нужным проснуться на полчаса пораньше! Женщина облизывает губы, откидывая волосы назад резким движением. Виктория медленно поднимает на нее непонимающий взгляд. – Простите? – Сумма, которую он назвал, явно превышает ваши накопительные лимиты. Девушка мотает головой, ошарашенно усмехаясь. – Подождите, вы… серьезно это? Вы нашли человека, чьи услуги я не в состоянии оплатить? – После продажи матери компании вашего отца у вас остался порядочный капитал, который на данный момент заморожен государством. Все ваши деньги находятся под арестом. Каким образом еще мне заключать сделки? – Но это обман! – Повышает голос девушка, прожигая помощницу яростным взглядом. – Как вам вообще могло прийти это в голову?! Это немыслимо! – Вы почти год без работы, на что вы живете? – Вдруг серьезно спрашивает Амалия. – Какая вам разница? – Если ваша деятельность незаконна, то это учтется в суде. Что вы скрываете? Виктория сглатывает, чувствуя, как в горле образуется плотный комок. – У меня были…накопления. – Все накопления были у вашей матери после вашего исчезновения. – Нет, эти накопления были спрятаны в надежном месте. - Врет девушка. - Но сейчас разговор не об этом, вы соврали! Соврали, ради своей репутации, своей! Что вы вообще собирались говорить адвокату в случае его согласия? Амалия поджимает губы и перекидывает ногу на ногу. – Я надеялась на ваше благоразумие, Виктория Олеговна, надеялась, что вы выросли порядочной и мудрой девушкой, готовой отказаться от всего, ради семьи. Но теперь вижу, это были лишь мечты вашей мамы и мои иллюзии. – В огромных карих глазах женщины нет никаких эмоций, кроме раздражения. – Почти десять лет своей жизни я посвятила работе с вашим отцом, и всегда он был добр и великодушен ко мне. Он был мудрым и отзывчивым человеком, что работал ради семьи и страны, но вы не унаследовали и крупицы его благородства. - Говорит мне человек, что в трудную минуту не помогает, а лишь распоряжается чужим наследством! - Уже не важно. Ваш шанс был упущен, интересно, что вы скажете, глядя в глаза своей матери, у которой остались только вы. - Когда помощь нужна была мне, напомнить, в чем меня обвинили? – Девушка чувствует, как гнев электрическими разрядами подрагивает на кончиках ее пальцев. – В том, что пять лет я пропадала не по вине фиолетового чудища с другой планеты, а веселилась где-то на краю земли, живая и невредимая. Я вернулась в мир, где мне больше нет места, где у меня больше никого не осталось, а вы хотите манипулировать мною с помощью семьи, что отвернулась от меня? - Я была о вас лучшего мнения, даже когда вы постоянно подрывали свою репутацию. – Тихо выдыхает Амалия Юрьевна, залпом допивая остывший кофе, ставший горько-гадким. – Терпела ваши выходки, была рядом с вашей матерью в минуты скорби, когда вашего отца не стало, когда вы были где угодно, но не рядом с ней. Когда ей нужны были вы, а не я, вы, что с легкостью отказались от всех своих родных, хотели, чтобы вас после Скачка с караваем встречали? Отец любил вас, возлагал надежды, был уверен, что вырастит достойного человека для этого общества, а вы стали избалованной, капризной, эгоистичной дурой, что знает только слово «я» и «мне», что ни одного своего дня не ценила то, что имеет. И даже, когда вы все потеряли, вы не задумались, что, возможно, в этом ваша вина, а не инопланетных сил! Вы – распустившаяся, своевольная девчонка, думающая только о себе, и вы никогда не изменитесь! Амалия Юрьевна рывком подскакивает, схватив блестящий дипломат, и кидает на столик крупную купюру за кофе. - Если вы не осознаете, что все ваши проблемы лишь из-за вас самой, вы рискуете потерять все, что имеете. И женщина быстрым шагом исчезает из просторного прохладного зала ресторана. Виктория так и не поднимает головы, чтобы проводить ее взглядом.***
Выйдя из кафе, она немного проходится по Тверской, вдыхая запахи нагретого асфальта и солнечного света. Она подержала телефон в руках некоторое время, прежде чем совершить звонок. Трубку на том конце сняли удивительно быстро. – Привет. – Слегка запыхавшийся голос подруги приветливо–сдержанно ответил ей. – Привет. Есть минутка? – Постараюсь найти, а что? Что–то срочное? – Не очень… – Себа, вытащи это изо рта! – Вдруг резко кричит в трубке подруга, и девушка едва не роняет из рук смартфон. – Господи! – Извини. Мелкий просто тащит в рот все, что плохо лежит. – Да уж. Так вот, я хотела сказать, что адвокат, которого… – Да, милый, возьми пачку других памперсов. Нет, не с синей коровкой, да–да, от них какая–то краснота… – Соня? Ты меня слушаешь? – Конечно. – Заверяет подруга. – Так зачем ты мне звонишь? Повисает странная, долгая пауза. В голове проносятся слайды презентации с изображением бомб и странная речь профессора про патриотов и военные преступления во Вьетнаме... – Соня, я... – Девушка сгладывает. – Ты была организатором того мероприятия для студентов, где выступал...э-э...профессор кафедры радиомедицины, Осипов. – И что? Тупой вопрос подруги ставит девушку в тупик. – Ты не могла бы дать его контакты? В смысле, ты же видела его паспорт? Где он живет, прописан? Его супруга... – Зачем тебе это? – Голос на том конце становится тише, словно девушку подслушивают. – Я... – Виктория морщится от ослепляющего солнца. – Я хочу вернуться к научной деятельности, и... мне нужно с ним поболтать, о том, о сем... – Вика. – Выдыхает подруга. – Скажи, ты ведь опять врешь? Зачем? Ты заболела? У тебя нашли рак? Зачем тебе Осипов? – Я не могу сказать, прямо сейчас не могу, давай встретимся. Это не телефонный разговор. – Значит, врешь. Подруга молчит. Девушка словно видит, как она по привычке поджимает тонкие губы – ее лицо становится сразу старше и грубее. – Пожалуйста, Соня. Это правда важно. – Твоя мать в тюрьме, о каком возращении в науку ты говоришь? Тебе нужно найти деньги для хорошего адвоката. – Я пытаюсь вернуться в строй, сама же говорила. Тяжелый ком ухается куда–то вниз по пищеводу, обдавая внутренности девушки холодом. – Для того, кто мечтает снова встать в строй, ты подозрительно ничего не делаешь. Гулять и пить это не выход, это не взрослое решение проблем. Подруга непреклонна – менторский тон, металл в каждом звуке. – Если я не хочу работать кассиром в продуктовом, это не значит, что я не ищу путей. – Я дипломированный специалист, а меня выкинули, как…как.. – Ты исчезла на пять лет, и никто не думал, что ты вернешься. И все остальные тоже, ты же понимаешь это? Государство объявило вас погибшими, воздвигло памятные Стеллы. Или ты хочешь сказать, что все должны были замереть и ждать вашего явления? – Соня, я прошу так мало, если ты знаешь, просто адрес... – Прости, у меня тут ребенок, кажется, обделался, я перезвоню. – Ты не перезвонишь. – Вдруг твердо говорит девушка, закусив предательски задрожавшую губу. – Ты никогда не перезваниваешь, ты же знаешь это. Когда все вернулись, ты даже не набрала мне, не поинтересовалась, что произошло. Я позвонила первой, помнишь? Первой… После того, как вернувшись домой, узнала, что бабушка и собака умерли, а родная мать стала ненавидеть, обвиняя во всем этом меня! – У меня семья и ребенок. – Но не кандалы же ногах! Не наручники! Мы столько лет мы были близки, а потом все пропало, почему? Разве я не достойна того, чтобы хотя бы один человек на этой гребаной планете ждал моего возвращения?! – Вика… – Причем тут твоя семья, если разговор о нас, о нашей дружбе? – Этот разговор окончен. В телефоне становится вдруг так тихо, предательски, оглушительно тихо, что тишина эта отдает эхом внутри головы. Нужно было развеяться, срочно промыть голову, гудящую от потока навязчивых, докучающих мыслей. Она выдыхает и усмехается – есть только одно место, где хотя бы делают вид, что ей рады.***
В баре на углу Малой Бронной, несмотря на то что солнце только клонилось к западу, было довольно многолюдно. Громкая музыка, зеленовато–розоватая темнота, пахнувшая ягодами дымка – девушка допивает коктейль и сбивается со счета. Перед глазами плывут волны света, а в ушах гудит. Она была пьяна в стельку. – Что на этот раз отмечаешь? – Знакомый бармен с ухмылкой косится на нее, натирая и без того блестящие бокалы. – Явно не день рождение. – Девушка рассматривает поблескивающие кубики льда в высоком бокале. – Дай еще Джин–тоника, эта девчачья бурда совсем легкая. – Ты сейчас тут свалишься. – Бармен, легко, словно танцуя, перемещается за стойкой. – Поднимусь. - Я рад, что ты пришла. – Он принялся колдовать над новым коктейлем. – Как прошла встреча с генеральским сынком? - Ты же получил деньги? Разве там была не вся сумма? – Вся, конечно, вся. – Он изгибает бровь. – Твоих денег. Думаешь, я не знаю, что ты смыла вес в унитаз? Значит, вот как, я тебе контакты и пароли с явками, а ты для меня не стала пачкать руки? Его взгляд мигом становится жестким, колючим. – Какая тебе разница... – Девочка, ты правда не понимаешь? Ты хоть имеешь представление, сколько у меня на тебя компромата? Как надолго ты можешь сесть, если я решу раскрыть рот? Ты портишь мою репутацию, и мои заказчики будут крайне... – Насрать. – Что? – Насрать, слышишь? – Девушка словно бы равнодушно пожимает плечами, чувствуя тряску внутри грудной клетки. – Мы друг другу ничем не обязаны, а я больше не работаю. Хватит с меня, я больше не хочу и не могу. Нужны деньги - сам опаивай этих придурков, а я больше в этом не участвую. Она ожидает другую реакцию - вопреки этому, бармен улыбается и протягивает ей коктейль. – Попробуй мою «Дымную Маргариту». – Что? Теперь ты хороший полицейский? По языку девушки пробегает приятная кислая прохлада и терпкость мескаля. – Пойдем, нужно поговорить. – Продолжает улыбаться бармен, выходя из-за стойки. Он берет качающуюся девушку под локоть и ведет куда-то в глубь подсобки. Когда дверь закрывается, отделяя узкое и душное помещение от всеобщего веселья, она тяжело сглатывает - бармен перед ее лицом начинает раздваиваться. – Что ты...? – Послушай сюда. – Шипит он ей на ухо – дорогой одеколон врезается в ноздри, вызывая тошноту. – Так просто ты назад не сдашь, поняла? Будешь делать то, что я скажу, или мигом окажешься в полицейском участке. – Отпусти меня! Его рука, крепкая, жилистая, пахнущая алкоголем, хватает ее за подбородок, прижимая голову к стене. – Еще раз – ты не можешь просто так взять и уйти, куда тебе вздумается и когда тебе вздумается, ясно? – Ты хочешь напугать меня? Ты забыл, кто я? – Фыркает девушка, пытаясь сконцентрироваться на его лице. – Прекрасно помню – оставшаяся ни с чем дочка коммерсанта, который может помочь тебе разве что с небес. Так? Он противно усмехается. Девушка с силой отталкивает бармена, но руки проскальзывают по отглаженной рубашке с едва заметными следами пота на груди. – Полегче, полегче, мадам. Ты у меня на крючке, слышишь? Договорить он не успевает - его глаза вдруг резко закатываются и он падает лицом вниз , едва не утащив за собой девушку. Она успевает неловко отскочить в сторону, запутавшись в своих собственных ногах и ударившись спиной об стену, и ошарашенно пялится на широкую спину парня. Из его бычьей шеи торчит небольшой дротик, каким обычно усыпляют диких животных. Она резко поднимает взгляд – от этого голова начинает нещадно кружится, а к горлу подступает тошнота - в темноте уходящей вдаль и сужающейся подсобки стоит крупная фигура в темном. – Эй! Вы кто? Молчание. Лицо под непроницаемой маской разглядеть невозможно. Рука в кожаной перчатке держит пневматический черный пистолет. – Вы...помогли мне? Девушка морщится от собственного наивного вопроса. Фигура разворачивается и исчезает. – Черт! Девушка пытается – правда, пытается – догнать призрака в черном, но выпивка берет свое. Ноги не слушаются, а голова идет кругом. Коридор начинает невыносимо быстро вращаться, и она путает потолок с полом. Рвота то и дело подкатывает к горлу. Глаза невыносимо режет. – Эй, кто вы? Она буквально на ощупь идет следом, выхватывая первую попавшуюся бутылку из открытого стеллажа. Ей все это снится, ведь так? Коридор не может быть бесконечным. Наконец она видит фигуру, что пытается открыть дверь на запасную лестницу. – Стоять! Бутылка, судя по запаху ее содержимого, полная контрафактного рома, разлетается на осколки вблизи головы незнакомца. Это мужчина, теперь девушка в этом уверена – крепкие ноги, широкие плечи. Он едва ли похож на оперативника, скорее на бугая-секьюрити, что стоят возле клубов. Он усмехается и снимает маску. Под ней мощная квадратная челюсть и большой, волевой подбородок. – А ты настырная. Голос незнакомца звучал спокойно, даже равнодушно. – Что? – Я не планирую вредить тебе, понятно? Я даже не стал тебя вырубать, хотя мог, чтобы тебя здесь никто не трахнул, пока ты без сознания. Ты все равно напилась до такого состояния, что не вспомнишь этого всего. Поэтому у меня к тебе будет лишь один вопрос – где солдат? Девушка медленно моргает. – Какой солдат? – Шутки шутишь? – Я правда не понима... – Она осекается. Кажется, до нее доходит. Она молчит и облизывает губы. – А где профессор? – Ты же не такая тупая, верно? – Скажи, где он и скажу, где солдат. Информация за информацию. – Ее язык так сильно заплетается, что девушка сама не до конца понимает, что именно говорит. Но мужчина презрительно хмыкает. – А ты не промах, эта жилка в тебе от отца? – Кто ты, черт возьми, такой? Агент хватает ее за плечо, но тут далеко позади раздаются женские крики и быстрый топот. Вырубленного бармена нашли. Мужчина матерится и отталкивает девушку в сторону, прежде чем плечом вынести дверь на лестницу. – Стой! Алкоголь дает ей бонусы – удара плечом она почти не чувствует, как и ног, что сейчас не держат ее. Цепляясь руками за стену, она бежит за таинственным незнакомцем. – Пожалуйста, мне нужен Осипов! Очередная дверь вылетает едва ли не с петлями под тяжелой ногой мужчины. Они оказываются на плоской крыше бара – ночной воздух проникает в ее легкие, заставляя голову еще сильнее кружится от порции кислорода. Он почти добегает до края крыши, но останавливается, оборачиваясь. Виктория щурится и слегка приседает, боясь завалиться. Сердце тяжело перекачивает густую кровь. – Ты... – Задыхается она. – Ты ведь не работаешь на них, верно? Ты не из "Гидры"? Мужчина не сдерживает легкой ухмылки. – Решила поиграть в Комиссара Коломбо? Девушка не успевает ответить, как он достает с поясной кобуры нечто сильно напоминающее гранату. Он выдергивает чеку и бросает снаряд к ее ногам, а сам, зацепившись за специальный трос, ловко прыгает с крыши, несмотря на внушительные размеры. Последнее, что она помнит перед ослепляющей вспышкой и тонной дыма, то как ей удается выскочить обратно на лестницу и захлопнуть дверь. Тяжелая деревянная панель разлетается на множество кусков на спину девушки. Оголенное плечо резко опаляет жаром. Крики становятся громче, а дым - гуще. Она буквально скатывается по лестнице до самого низа и вылетает со служебного входа. В ушах шумит, а носоглотку неистово дерет. Перед глазами пелена из слез - их тоже заволокло едким дымом. Граната была неразрывная, создающая дымовую завесу, всего лишь, но этого хватило, чтобы и она взорвалась с силой, что выбила дверь. Побежав во дворы, не разбирая дороги, падая на твердый, шероховатый асфальт, она заворачивает в ближайший переулок, где, задыхаясь, оседает прямо на землю, приваливаясь к грязной стене дома. В голове бьется только одна мысль – только бы ее не решили догнать.***
Барнс резко открывает глаза, проснувшись от глухого удара в коридоре. Сколько он проспал? Голова была на удивление ясной – ощущение тумана прошло бесследно, отчего он совершенно точно помнил все, что произошло с ним за последние двое суток. Он в квартире русской подруги Елены, что смогла спасти его, перехватив агентов «Гидры». Он прокрутил еще раз эту мысль, словно соглашаясь с ней. Но сколько часов он проспал? Все вокруг было укутано темнотой – чернота ясного летнего неба словно расползалась по комнате, на полу которой он сейчас полусидел, стащив с дивана подушку. Баки разминает шею и осторожно выходит из гостиной. На полу просторного холла лежит его новая русская знакомая. – М–м–м… – Тяжело протягивает она, когда сержант бросается поднимать ее. В нос мужчины ударяет сильный запах крепкого алкоголя – девушка на полу была смертельно пьяна. Он осторожно пытается посадить ее, облокотив на стену, но та снова сползает на пол, недовольно махнув рукой в воздухе. – Отвали, я еду домой. Язык девушки еле ворочается, отчего и так сложный для Барнса язык превращается в настоящую абракадабру. – Fuck. – Шипит он, поднимая русскую и оттаскивая в ванну. Оставлять ее в этом состоянии слишком опасно – он прекрасно знал последствия таких доз выпитого алкоголя. Мужчина вдруг чувствует нарастающий жар – тело девушки то и дело намеревается выскользнуть из его хватки. В ванне он включает холодную воду и, зачерпнув в ладонь горсть, аккуратно умывает полуживое лицо русской – та никак не реагирует, лишь тихо фыркает, даже не открывая глаз. Он проделывает эту процедуру еще и еще, затем по очереди приоткрывает ей веки, пытаясь понять, реагирует ли зрачок на свет или девушка окончательно впала в алкогольную кому. Она настырно сползает с его железной руки, разъезжаясь по плитке на полу ванны, несмотря на его ухищрения взять ее как можно надежнее. Бороться с на вид крохотной русской неожиданно сложно. Сержант еще раз проверяет ее рефлексы, еще раз споласкивает лицо водой, дотронувшись до шеи, прослушивая пульс, и решает искусственно вызвать у нее рвоту. Стоило ему слегка надавить на щеки, чтобы раскрыть рот, и попытаться засунуть внутрь два пальца, нащупывая язык, как девушка вдруг моментально дергается от него назад с такой силой, что со всей силой ударяется головой в стену. – Эй, ты что творишь! – Вдруг почти осознанно кричит она, пихая американца в грудь. От удара она теряет равновесие, и мужчина хватает ее, прижимая к себе. – Не надо! – Испуганно задыхается русская, пытаясь отшатнуться. – Нет! Трепыхающаяся пьяная девушка в ограниченном пространстве грозится нанести себе еще больше телесных повреждений, но попытки Барнса ее схватить без применения силы безуспешны. Он замечает, как на тонкой полупрозрачной блузке цвета сирени в районе левой лопатки расплылось кровавое пятно. – Ты что, извращенец?! – Девушка водит языком внутри рта, нахмурившись. Она посмотрела на него отсутствующим, осоловевшим взглядом. – Не трогай меня. Баки отрицательно качает головой. – Оставь меня в покое! Выйди отсюда! – Русская не на шутку рассержена и напугана. Он пытается сделать шаг назад в просторной ванной комнате, чтобы не так сильно нервировать девушку, но машинально протягивает руки вперед, на случай, если та начнет падать. – Слышишь, ты… – Договорить она не успевает – округлив глаза, она падает около унитаза, низвергая из себя все выпитое за вечер. Барнс, устало закатив глаза, лишь собирает ее длинные волосы сзади, держа их в кулаке, свободной рукой поддерживая девушку под поясницу. – Уйди нахрен! – Не успокаивается девушка, крупно дрожа всем телом. – Нет! – Наконец рычит он в ответ. Девушка как–то обмякает в его руках, и он снова принимается умывать ее ледяной водой. Она вдруг открывает глаза – мокрые от воды волосы налипли на ее лицо со следами размазанного макияжа, а побледневшие губы подрагивали. – Оставь меня на минуту. – Охрипшим голосом просит русская и кашляет. – Мне лучше. Девушка не обманывает – совсем скоро она, покачиваясь, держась за стенку, показывается на кухне, где сержант уже наливает ей в кружку кипяток, заваривая найденный чайный пакетик. Она осторожно садится, морщась, видимо, от боли, и пытается обхватить себя руками – не смотря на очередную теплую ночь, ее колотит. Барнс быстро догадывается – он накрывает ее дрожащие плечи принесенным из гостиной легким пледом. Когда ткань касается спины, по лицу девушки проходится судорога. – С–спасибо. – Пей. – Он двигает к ней поближе дымящуюся кружку, садясь напротив. – Откуда? Девушка вздрагивает, отводя взгляд в сторону. – Что "откуда"? Баки дотрагивается рукой до своего левого плеча и она обхватывает кружку двумя ладонями. – Не важно. – Я спрашиваю, откуда. – А я говорю – неважно! Я не обязана отвечать. – Зло щурится русская. Барнс кривит губы и упирается в нее немигающим взглядом. – В гляделки играть будем? Я тоже могу. – Дерзит она. Они действительно сверлят друг друга взглядами какое-то время, пока девушка не прикрывает заслезившиеся глаза, видимо, борясь с тошнотой. – Проиграла, отвечай. Она отхлебывает чай, морщится от того, что обжигает язык и крепче заворачивается в плед. – Не могу объяснить. – Она пытается сфокусировать взгляд на чем–угодно, кроме напряженного лица американца, но тот занимает собой все свободное пространство вокруг. – Какой-то идиот пытался напугать меня, а потом взорвал гранату. Девушка наконец останавливается на нем. – Г-р-а-н-а-т-у. – По буквам повторяет она. – Ну, знаешь, это... – Я знаю. Он знал. О-о, уж он-то знал. – Необычную. Та, которая создает шум и много дымит. – Тебя преследовали? Что хотели сделать? Она равнодушно качает плечом, чем только злит Барнса. – Наверное, украсть. Или убить. Я не знаю, я... Я не успела спросить, он ушел. Мужчина зло фыркает. – Это опасно, ты ведешь себя… рискуешь. Может произойти много плохого. – Он с трудом подбирает правильные слова на позабывшемся языке. – Не произошло же. – Нужно обработать. – Он указывает подбородком на ее плечо. – Нет, не надо. – Испуганно дергается она. – Я сама. – Не можешь, ты пьяна. – Я в порядке! – Русская пытается быть убедительной, но язык предательски заплетается. – Ты лежала там. – Барнс указывает рукой в сторону коридора. – Какой был повод? – Какой у меня был повод лежать? – Пить. – Отрезал сержант. – Повод пить. Какой? Девушка усмехается и утыкается в кружку. – Расскажешь? – Какая разница. – Откашлялась она. – Разве чтобы пить нужен повод? Простодушный ответ русской даже забавляет его – он чувствует, что по собственной воле уголки его губ слегка подрагивают. Забавная девушка, хотя, конечно, совершенно безголовая. Мужчина смотрит на нее немигающим, суровым взглядом, будто готовится применять пытки для добычи информации. Она сглатывает, словно ее желудок подкатывает к горлу. Американец достает простой, но довольно современный черный смартфон из заднего кармана брюк и осторожно держа его в металлической руке, живыми пальцами, слегка щурясь, неспеша набирает что–то на его экране. – Пользуешься телефоном, как пенсионер. – Хрипло отзывается девушка, подавляя зевок. Он пропускает колкость русской мимо ушей и подносит экран ей почти в лицо. – Это ты? Тон, не терпящий молчания в ответ – стальной, серьезный. Она пытается разглядеть светящийся кусок пластика. На экране небольшая статья с ее не самой удачной фотографией – она пытается закрыть лицо большими винтажными очками–кошками и быстро уходит из–под камер. – Фотография говно, конечно. – Так это ты? Она сидит, опустив каменно–тяжелую голову, не в силах смотреть мужчине в лицо. – Возможно. – Отвечай, да или нет? – Слушай, я в конце концов, не на допросе, верно? Мужчина хмыкает и ловко повернув стул спинкой к ней, садиться на него, широко расставив ноги. – Ты не просто студентка? Дочь известного в вашей стране бизнесмена? – Я вообще не студентка. – Морщится Королева. – Я закончила университет больше пяти лет назад, а потом пропала. Левая бровь на напряженном лице американца изгибается. – Кроме этого, что правда? – Смотря, что ты успел прочитать. Барнс снова смеряет русскую долгим взглядом, пытаясь уловить ее эмоции, что были простерилизованы изрядным количеством выпитого. – Пей чай, хитрая лисица. – Медленно произносит он и замечает, что–то на подобии улыбки у своей собеседницы. – Лисица, хах. – А как назвать тебя? Уходишь от вопросов. – Он задумывается. – Профессионально. Ты не агент? По тону сложно понять, что это, вопрос ли предположение, но девушка на всякий случай кивает. – Не агент, к сожалению. К счастью. Не знаю. Она не договаривает – тяжело вздыхает. Затем зевает, осторожно прикрывая рот рукой. – В общем, если ты думал, что я тебе в помощники гожусь – то закатывай губу обратно. Барнс фыркает, все еще следя за тонкими, подрагивающими пальцами девушки, что пытаются сжать большую кружку с чуть дымящимся ароматным напитком. Когда ее губы соприкасаются с жидкостью, то она машинально прикрывает глаза и издает тихое: «ха–а–а», глотая горячий чай. – И ты меня охраняешь? – По крайней мере, предоставляю тебе убежище. – Качает плечом русская, наконец подняв взгляд на него. – Что–то не устраивает? Барнс молчит. Времена круто поменялись, и теперь он, почему–то, скрывается у капризной наследницы, не имеющей понятия, что происходит на самом деле и какие люди могут им угрожать. – Ты всегда такой молчун? Тебя вообще что-то может заставить издавать звуки? – Девушка напротив слегка опускает взгляд, смотря на него исподлобья. – Правильное поведение. – Мрачно отзывается он. – А у тебя – неправильное. – Ну, это не тебе решать. – Она снова зевает, закрывая рот ладонью. – У тебя рана, надо осмотреть. Она отрицательно мотает головой. – Я сама. Барнс облизывает губы. Внутри него начинает нарастать раздражение. – Я сейчас. Девушка берет свою сумочку, медленно копается в ней, и, достав на свет небольшой пинцет, скрывается в ванной. Судя по раздраженным крикам и крепким матерным словам, получается у нее плохо. – Вот же сука! Баки стучится в дверь, и, на его удивление, она распахивается. Взгляд у девушки дрожащий, испуганный, зрачки расширены и теперь почти полностью заполняют своей чернотой радужку. – У меня там... что-то есть. Ее начинает трясти – от страха или усталости, и Барнс осторожно поворачивает девушку от себя и осматривает рану. Она была впечатляющей – видимо, алкоголь совсем угнетал ее нервные окончания, раз она не чувствует боли. Сама рана размером в длину со спичечный коробок, небольшой ее кусок и вовсе оторван, и свисает, окаймленный кровью. Из окровавленного нутра вылезает кусок деревянной щепки. – Что там? – Испуганно спрашивает она. – Это... как сказать... м-м-м, дерево? – Дерево? Она с секунду молчит, а потом цокает языком. – Черт... – Наконец протягивает девушка. – Когда граната хлопнула, я успела закрыть дверь. Ну, дверь... И ее сломало. - Нужно вытащить, иначе… Он не договаривает - девушка поворачивается к нему, прижимает блузку к груди, закрываясь. Ее глаза девушки округляются, а губы плотно сомкнуты. Лицо выражает крайнюю степень недовольства. – Не надо, само... пройдет. Нет там ничего. Баки дотрагивается до окровавленного места живой рукой, совсем слабо, но девушка тут же морщится. - Ай-яяяй! - Да? Еще полминуты уходит у нее на принятие действительности. Она вздыхает, молча встает, покачиваясь, и выходит из ванны. Баки следует за ней – она садится на стул на кухне, кладя голову на стол, закрывая ее руками. – Аптечка там. - Девушка машет рукой на верхние ящики кухни из белого дерева. – Это неприятно. - Предупреждает мужчина и, прижимая ее плечо бионикой, пальцами правой рукой зацепляет кусок деревяшки пинцетом. Девушка рвано стонет, совсем тихо, закусывая губу. Бионические пальцы холодные, приятные для воспаленного плеча. Баки чувствует его жар - ее кожа горит, и она горит тоже. Он медленно тянет - русская вскрикивает, пытается освободиться. – Тш-ш-ш. – Издает он свистящий звук почти рядом с ее ухом. – Минуту. Вскоре щепка падает на стол, пачкая его каплями тягучей крови. Рану он обрабатывает кровоостанавливающим, что пенится белым, когда попадает на окровавленные места, отчего девушка снова стонет, стараясь подавить крик, и наклеивает два пластыря. – Рядовой Райан спасен. - хрипло усмехается она. – У тебя температура, кажется. Она кивает. Устало, пьяно. Ее глаза слегка слезятся, а щеки выглядят побледневшими. Под нижними ресницами заметна растекшаяся тушь. Она выглядит растерянно, испуганно. Закусанные губы покраснели и стали пухлее. Баки сглатывает. Они выглядят такими… мягкими. Господи Боже, он действительно забыл, каковы женские губы на ощупь. – Не знаю. – Бурчит она, зевая, и сержант вдруг не помнит какой вопрос ей задавал. – Нужны лекарства. – Это вообще все из за тебя. Она пытается посмотреть на него сквозь дрожащие на полузакрытых веках ресницы. – Этот... мудак, что взорвал меня... он искал тебя, хотел, чтобы я сдала тебя. Она снова долго зевает. – Я не сдала тебя, американец. Это так, к слову. Когда он собирается что-то ответить ей, то видит, как безвольно падает голова русской на стол. Следом слышится легкое сопение. "Да неужели". – Удивленно вскидывает брови мужчина. Она расслабленно повисает на его руках, когда сержант осторожно, стараясь не разбудить, относя ее в хозяйскую спальню, укладывает на широкую кровать. Снимает с нее босоножки, едва не разорвав тонкие ремешки. Намочив полотенце из ванны, он, стараясь не причинять боль, смывает грязь и засохшую кровь с ее шеи и рук. Когда он нагибается к ней ниже, то чувствует сладкий аромат ягод вишни и ликера, слегка разбавленный металлическим запахом крови. Баки, переминаясь с ноги на ноги, осмотрел небольшую, квадратную спальню, и тяжело выдыхает – нужно будет срочно связаться с Еленой и запросить у Сэма борт до Нью–Йорка. Нянчиться с русской девчонкой совсем не входит в его планы.