«Если было весело, какое это военное преступление?.."©
Эрих Мария Ремарк, «Триумфальная арка»
__________________________________________________________________________ Завтрак был вкусный. Наверное. Он совершенно точно очень вкусно пах и на вид был просто потрясающим. Барнс, не смотря на чувство вечного голода внутри себя, никак не мог пропихнуть омлет с беконом и кофе сквозь сведенное горло. Он то и дело поглядывает на русскую — ту русскую, с которой провел первую за все эти десятилетия и два века ночь, и ловит то и дело проявляющийся на подернутых загаром щеках девушки румянец. Что—то внутри него необъяснимо радуется этому, хотя все остальное вокруг не столь приятно. Одна Белова, кажется, совершенно не смущается — она бодро налегает на еду, и теперь, набив рот, жует, пытаясь разговаривать. — Оставила, значит, вас одних на пару дней, а вы устроили апокалипсис в Белом Доме, сбежали, оказались здесь, так еще успели потрахаться! Виктория давится и кашляет. Несколько людей за соседними столиками подозрительно оборачиваются. — Елена! — Шикает она и кидает на Баки испепеляющий взгляд. Мужчина недовольно втягивает воздух — опять виноват. — Хотите сказать, мне все показалось? — Да, я лишь… эм—м…осматривала рану и…. со стороны это могло показаться, будто бы я…. Ну…. — Почему половина номера выглядит словно после драки с наемниками? Виктория замолкает, пряча глаза. Краснея, пытается отвлечься на еду. — Ты сама пропала, Елена. — Откашливается сержант и спокойно парирует. — Или у нас было время ждать от тебя следующих указаний? Мы пришли по следу, мы знаем, кто виновник будущей катастрофы. Осталось дождаться завтрашнего вечера. — И повстречаться с праотцами! — Шикает на него блондинка. — Ты в своем уме, Барнс? Чего ты собирался дожидаться? Пока половину континента отправят на тот свет, а на твой Бруклин выпадет радиоактивный дождь?! Она дожевывает и делает приличный глоток кофе. — От тебя я не ожидала подобной халатности, видимо, все это время вы были заняты чем—то другим. — Белова, не забывайся. — Голос Виктории звучит низко и угрожающе. — Это ты оставила нас вдвоем, крикнув мне на прощание, что мы подружимся, без директив, без контактов. Я нашла информаторов, мы… — она снова кидает взгляд на американца и тот согласно прикрывает глаза… — с сержантом нашли лабораторию по производству сыворотки влияния, предотвратили крупный теракт, едва ли не погибли, нашли якобы мертвого командира части, где был разработан тот самый несчастный проект, выяснили то, что его главным звеном должен был быть Барнс! Она срывается на свистящий шепот. — И это вы мне повторяете по третьему разу. Но вам, если мне не изменяет память, было поручено найти профессора. — Ну уж простите. — Прощаю. Девушки смотрят друг на друга пристально, не моргая, и Барнсу кажется, что еще мгновение, и они начнут драку прямо тут. Он незаметно под столом берет русскую за руку, но та ловко выдирает ее из его живых пальцев. — Дамы. — Начинает он. — У нас нет времени сейчас выяснять, кто прав. — Помолчи! — Одновременно поворачиваются к нему они, и сержант растерянно замолкает. — Барнс, идешь за мной. — Елена вытирает рот салфеткой и встает с места. — Вика, ждешь нас и пытаешься никуда не вляпаться. — С какого хуя? Голос русской звучит раздраженно. Она тоже встает и Баки замечает их разницу в росте и комплекции — хрупкая и невысокая шатенка буквально упирается в выдающуюся грудь под облегающей светлой футболкой блондинки. Виктория расправляет плечи и делает полшага в сторону. — С какого хуя, я повторяю, Елена, ты решила, что будешь мной командовать? Наемница берет девушку под руку, и они быстрым шагом выходят за стеклянные перекрытия на улицу, прямо на территорию небольшой оранжереи внутри ресторана. Баки ничего не остается, как следовать за ними. — С какой стати ты решила, что ты теперь агент? — Я пойду с вами и точка, хотите вы этого или нет. Думаешь, после всего, что я узнала, я оставлю Барнса одного с тобой? Елена набирает воздуха и слегка скалится. — Ничего ты не знаешь, куколка. Ничего. А делаешь вид, словно в курсе правил игры. — Ты даже не представляешь, какие тайны хранила моя семья, Елена… — То, что ты приемная? — Елена хладнокровно обрывает девушку. — То, что тебя вывезли из Заковии, твой отец и твой дедушка? Потому что твоя мать, родная мать, решила присоединиться к «Гидре»? Этого я не знаю? Лицо Виктории кривится, словно от пощечины. — Если бы не тот отряд, не было бы тебя здесь с нами. Твой отец едва успел, иначе бы он, — она указывает пальцем в грудь сержанта, — перехватил бы столь ценный груз. Тяжёлая тишина накрывает всех — в ней слышно, как часто дышит девушка, стараясь не выдавать свои эмоции. — Можешь не держать лицо, не надо. — Лицо Беловой смягчается, уголки губ чуть опускаются и даже взгляд, кажется, немного теплеет. — Думаешь, я не знаю этой боли? Твое свидетельство о рождении так же уничтожили, как и мое. Только мне пришлось выдумать свою жизнь, а у тебя она была. Она выдыхает и трет переносицу. — У вас пятнадцать минут на сборы. Буду ждать вас в машине на выезде с территории. — Она осторожно окидывает взглядом пространство вокруг. — Слишком много ушей. И глаз.***
Елена не обманывает — Джип Чероки, сияющего на солнце белого цвета, ждет их в самом дальнем конце паркинга с работающим мотором. Как только Баки и русская залезают внутрь, девушка протягивает им небольшие черные передатчики и стартует. — Куда мы едем? — Пристегнись. — На заднем?! Блондинка за рулем закатывает глаза. — Вы хоть понимаете, во что вы вляпались? — Было бы славно, если бы ты наконец перестала говорить загадками. — Лицо Баки принимает привычное хмурое выражение — он поправляет устройство в своем левом ухе, помогает вставить его русской и быстро охлопывает себя по вместительным карманам брюк, поправляя эластичную кобуру на облегающей футболке. Его тело напряжено, а руки складываются на коленях в замок. Елена качает головой. — Когда я оставила тебя, то срочно вылетела с отрядом в Берлин, оттуда — в Варшаву. У нас был информатор, его данные подтвердились. Барнс, за тобой следили не один месяц, с самого твоего первого дня в Риге. Ты здорово наследил по всей Восточной Европе. Твоя дурацкая идея преследовать Земо в Заковии, без тебя, что, не поймали бы его? Барнс хмыкает, а Виктория напрягает лоб. — О чем ты говоришь? Кто это вообще? —А—а—а. — Девушка усмехается. — И это не рассказал? Дубина. — Баки? Глаза русской смотрят прямо в его лицо — они настороженные, с чуть подрагивающими большими зрачками, искрящимися желтым в солнечном свете. — Баки, не молчи… — Это… Барон, из Заковии. Гельмут Земо. Это он убил Короля Т’Чаку, тогда, в 2016—ом, в Вене, и подстроил все таким образом, чтобы все начали охоту на меня. Он помог нам поймать группу террористов, «Флагодробителей», я говорил об этом. — Барнс сглатывает — слова даются тяжело. — Он сумел скрыться, но я нашел его в Нови—Граде, и передал вакандцам, чтобы те уже посадили его в Р.А.Ф.Т, самую защищенную тюрьму в мире. Для этого я прилетел в Заковию. — Откуда ты знаешь это, Елена? — В темных глазах девушки теперь читается недоверие. — Все очень просто. — Блондинка шмыгает носом и ловко ведет автомобиль по поднимающейся вверх дороге. — Те парни, что были со мной при атаке на лабораторию — группировка Б.Р.О.С.О.К., они параллельно следили за Барнсом, когда он был на территории Европы. То, что происходит сейчас, готовилось несколько лет, только никто не ожидал, что половина людей все же вернется. Военные базы на границах давно разграблены, вот только до архивов «Гидры» добрались только недавно. Она делает паузу. В машине слышен звук мерно работающего двигателя и скрежет колес. — Но добрались совершенно не те парни.***
Светлый особняк на краю скалы был похож на итальянскую виллу — светлый камень, арочные террасы, утопающие в зелени можжевельника и несколько зубчатых башенок на крыше. Виктория передает тяжелый армейский бинокль Елене и приглаживает волосы, собранные в высокую косу. — Твои парни донесли, что здесь обосновался Зубков? Блондинка делает неопределённый жест плечами. — Они не мои парни, мы временно сотрудничаем. Я здесь по особому заданию. Девушка поджимает губы, кусает их. — Когда мы вскрыли пару заброшенных архивов в Польше, то узнали маленькие секреты Советов — одна из баз «Гидры» все время находилась прямо тут, в Сочи, под ногами десятков тысяч туристов. — Хочешь спрятать что—то, прячь у всех на виду. — Кивает шатенка, и по ее предплечьям бегут крупные мурашки. — Я собиралась связаться с вами в Москве, но вы натворили кучу дел и пропали. Я думала, что вы попали в плен или лежите уже где—нибудь в канаве брюхом к верху, пока Петр не доложил, что странная активность от твоего телефона идет из аэропорта под Калугой. — Вы, что, следили за мной? — Возмущается она, но Елена игнорирует девушку. — Тогда мы проверили информацию и наши догадки оказались верны. Вы, как и мы, узнали, что все самое интересное запланировано на предстоящий форум глав государств. Ну, а найти вас здесь было делом техники. Она смотрит в салонное зеркало заднего вида. В больших светло—зеленых глазах плещется целый океан эмоций. — Вика, — тихо зовет она девушку, — это преступная беспечность. Вас могли найти люди Давыдова. — Давыдова— Арташа. — Механически поправляет ее Виктория. — А нашли мы его. С отрядом Зубкова мы встретились вчера Белова качает головой. — Им нужен Барнс, они не остановятся. Раз он незаменимая часть проекта. — Что мы ищем в этом доме? — Девушка поправляет кобуру под широкой футболкой — в ней, кажущаяся Баки крошечной, беретта с дополнительным магазином и выкидной нож. — Как обычно, иглу в стоге сена. Зубков — предатель. Он работает на обе стороны. С ним должны быть документы, которые его официальный «хозяин», генерал Арефьев, вывез при атаке на советскую базу, на границе с Польшей. Там весь ход операции по активации бомбы. Ключи, координаты, пароли. — То есть вы до сих пор не знаете, где она находится? — Взвизгивает русская, и тут же переходит на свистящий шепот. — А если они взорвут ее раньше форума?! — Мы поэтому и здесь, Мисс Конгениальность! А вы чем тут занимались, совершено другой вопрос! Девушки какое—то время сверлят друг друга немигающими взглядами. Наконец Белова выдыхает. — Проберемся в дом, выкрадем документы и разойдемся, как в море корабли. Операция будет закончена, слышите? Виктория шумно сглатывает и кивает. — Да. — Ее голос хриплый. — Джеймс? — Кто будет заниматься ликвидацией террористов? — Американец выглядит хладнокровным. — Кто взломает систему безопасности носителя? — Хочешь предложить свою кандидатуру? — Я лучше многих разбираюсь в этом. Мы с тобой оба выходца из Красной Комнаты… Лицо Елены на секунду перекашивается, словно ей в рот плескают лимон. — Парни справятся. Это не наша территория, не наша задача. У меня четкие инструкции, и я не хочу попадаться на такой ерунде. — Жизнь всего человечества не ерунда. Белова вздыхает, переключая внимание на девушку рядом. — Тебя здесь вообще не должно быть. Ты — помеха. Русская громко хмыкает. — В мире сейчас неспокойно, Вика. — Елена зовет ее по-привычному, с окончанием на букву «а». Баки кажется, что так ее имя звучит грубее, чем должно. Русский язык сейчас кажется ему грубым, злым. Он похож на немецкий, с этим четким произношением рычащей «р», с жесткой интонацией. — Вот это, блядь, новости! Голос русской полон сочащегося горького сарказма. — Ты не пойдешь дальше этих дверей, слышишь? Все и так пошло прахом после смерти вашего Президента, кое—кто по ту сторону океана крайне взволнован таким положением вещей. Стране с ядерным потенциалом не пристало долго ходить без лидера, а уж то, что происходит сейчас… — Если ты все знаешь, то объясни, каким образом в стране, где происходят массовые аресты бывших военных, считающимися причастными к «Гидре», она не перестает существовать? Елена поднимает брови и улыбается. — Милая, «Гидра» просуществовала все эти года, прячась под личиной Щ.И.Т.а, пока моя сестра, рискуя своей свободой, не рассекретила данные. И Барнс был там, был всегда рядом. Он — их живое доказательство. Здесь, в России, все намного сложнее. Слишком часто менялись режимы, чтобы отслеживать кукловодов. — Или они были так явно выставлены на показ, что никому не приходило в голову их в этом уличать. — Вздыхает Виктория. — А ты смекаешь. На территории особняка тихо, словно на погосте. Она не уверена, что это вообще то самое место, которое им нужно. Они находятся в засаде столько, что она устает лежать, напрягая шею, чувствуя, как капли пота скатываются по ее пояснице, нагретой палящими лучами солнца, но молчит, не сводя взгляда с дома. Когда Елена тихо, одними губами, говорит: «Пора!», она легко поднимается на ноги и бесшумно следует за ней, сжимая в руке беретту. Особняк кишит охраной. Барнс быстро разбирается с наружными камерами — у горного подножия есть только один распределительный щиток, и он тут же приводит его в негодность. Елена методично вырубает одного охранника за другим. Парочке прилетает в лицо облако сыворотки из облегающих манжетов русской. Она перешагивает через упавшего к ее ногам мужчину в шлеме и маске, словно это успело стать обыденностью. — Тебе не нужно здесь находится. Она прикрывает глаза и даже не поворачивается к нему. — Джеймс…не начинай, прошу. Мы все обсудили. Это точка, финал, понимаешь? Посмотри, как оно все обернулось — Белова работает с нашими, с хорошими нашими, пока плохие наши вытворяют не пойми что. Мы находим бумаги, передаем их и разъезжаемся, так? Он молчит. — Так, Джеймс? Ты этого хотел? Ты вернешься в Нью—Йорк, первым рейсом, я вернусь в Москву. Все станет нормально, как и было. Нам действительно больше нет здесь работы, пусть остальным займутся серьезные парни. Она улыбается краешком губ. — Ты здесь — военный преступник. А я — содействую военному перевороту. Барнс берет ее за запястье — осторожно, боясь надавить на еще свежие синяки. — Тебе тоже не стоит возвращаться. Полиция ищет и тебя. Виктория равнодушно качает плечами. — Что—нибудь придумаю. Другого дома у меня нет. — Так и это не дом. Голос Баки отдает сталью. Он чувствует, как его жутко раздражает эта показная холодность Королевы. Ее показная бравада. Он видит в этом отголоски Роджерса, черт бы его побрал. — Тебя будут судить, Викки. Возможно, за измену. — Ты предлагаешь мне бегать вот так, всю жизнь? Что ты хочешь делать дальше? Скитаться по трущобам на Ближнем Востоке? Прятаться в заброшенных квартирах в Румынии? Что? Ее ноздри раздуваются и она выдергивает свои руки из пальцев Баки. — Не надо делать вид, что я похожа на тебя, Барнс. Девушка называет его по фамилии. Его фамилия никогда не звучала для него так отталкивающе. — Виктория? Женский голос в ухе слегка хрипловатый и задорный. — Слушаю. — На первом этаже чисто, заходите осторожно.***
— Не понимаю, охрана была выставлена по периметру, а здесь тишина. — Что показывают снимки с дрона? Елена стоит спиной к гладкой колонне. Высокий мускулистый мужчина рядом с ней, держа в зубах перчатку, пальцами передвигает экран планшета. — Привет, принцесса. — Узнает он русскую и улыбается в приветственном жесте. — Хорошо выглядишь, щеки что ли наела? — Петр. — Выдыхает она. — Даже рада видеть тебя. — Какая честь. — Так что с дроном? Петр качает плечами. — Никого. Никто не входил, никто не выходил. На всякий случай запустили отряд внутрь — они уже проверили верхние этажи и башни. Мансарда почти разрушена, туда не попасть. В спальнях чисто. Это какой—то бред, они же не призраки, в конце концов. Баки недоверчиво озирается по сторонам — пространство внутри светлое, большое, обставленное не самой современной мебелью. Ему кажется, что он чувствует запах пыли и нафталина. Кажется, словно это место было заброшено много лет назад. — Мы были в засаде пару дней, он был здесь. — Словно читая его мысли, поясняет Петр. — Зубков. Приехал не один, с целой командой. Там не только военные, поверьте, с ним свита из политиков, и не последнего эшелона. Он переводит взгляд на Викторию. — Вы просто не представляете, сколько внутри системы предателей. Просто, блять, не представляете. Все эти морды светились по телику, печатались на первых полосах. Господи, сраный Господи боже. Девушка реагирует странно — глубоко вдыхает и опускает взгляд. — Нам нужны не они. — Влезает Елена. — Нам нужны хоть какие—нибудь уже зацепки. Мы все немного спешим. — Значит, генерал Арефьев не предатель? — Глухо спрашивает русская. Петр удивленно смотрит на нее — у него загорелое лицо с жесткой темной щетиной, местами пробивающейся седой проседью и необыкновенно яркие карие глаза. В местах, где у него закачивается квадратная, четкая челюсть, кожа плотно натягивается на кость. Он сухой, крепкий, и выглядит как опытный головорез. Баки чувствует, как смотрит на него дольше обычного, но не может перестать. Он уверен, что он и был головорезом. Эти пальцы, жесткие, мозолистые, они практически срослись с рукояткой ножа в одно целое. — Арефьев? Нет, и никогда им не был. Он человек специфический, но крайне честный. Он все это время боролся, все эти года. Настоящий Зорге, и не подумаешь ведь сразу. Я думал, ты общалась с его потомком. Девушка бросает на военного растерянный взгляд. — Что? — Сынок вас сдал. — Закатывает глаза мужчина. — Ну, как сдал, не сдал, конечно же, просто сообщил, что вы в опасности. Думал, что вы попадетесь в лапы подонкам еще в Белом Доме, а не фаер-шоу устроите. Так горело, а нам даже Лебединое озеро по телевизору не включили. Признавайтесь, чья это идея была, а? — Так все это время вы были рядом и нихуя не помогали?! Баки полностью разделяет гнев девушки — он чувствует, как его левая рука начинает вибрировать. — Принцесса, мы готовили операцию, а не хуи пинали. Тем более, вы сами отлично справлялись. — Он заговорщицки подмигивает. — Потом вы скрылись, и честно признаться, мы вас потеряли, представляете. Даже интересно, где вы были и чем занимались. — Петр… Голос девушки угрожающе понижается. Баки приближается к ней, хотя сам не понимает, что конкретно будет делать — спасать ее или спасать военного от ее гнева. — Вы оставили нас. — Он слышит свой голос. — И мы принимали решения. — Мы. — Улыбается Елена. — Интересно… — Я здесь не для того, чтобы обвинять вас, народ. — Петр пожимает плечами. — Я здесь чтобы родину свою спасти, вообще—то. Думаете, мне за это премию дадут? Вот уж черта с два. — Надо продолжать. Барнс, иди за мной, нужно все обыскать. Ты лучше меня разбираешься в секретных прятках архивов «Гидры». — Елена обращается к американцу и тот коротко кивает. — Без глупостей. — Шепчет он на ухо русской, проходя мимо нее. Но та, кажется, будто и не слышит его. — Кстати, принцесса. — Петр выглядит довольно бодро для сорокалетнего человека, просидевшего несколько дней в засаде. — Твою мать отпустили, сняв все обвинения. Эти двое сумасшедших ученых — твои знакомые? Девушка кивает. Ей кажется, будто из—за скругленных поворотов стен кто—то пристально следит за ней. — Ты бы знал, кто это. Мои университетские преподаватели, и… разведчики. — Это объясняет наличие у них тех документов, что они представили как неопровержимые доказательства того, что твой отец был двойным агентом. — Петр качает головой. — Вот же семейка, ну хоть книги пиши. Он улыбается и вокруг его глаз собирается тонкая паутинка морщинок. — Если бы не Барнс… Мы нашли те документы, в доме Зотова, полковника Зотова. Он был еще одним командиром в части моего отца, он создатель шифра, он инициатор проекта, «Энозис». Он стоит за всем этим. — Он жив? Девушка пожимает плечами. — Он так стар. Мы забрали документы и ушли. Джеймс больше не убивает людей. — Он хороший, да. По лицу мужчины сложно понять, говорит он искренне или подшучивает. Его рука накрывает плечи девушки. — Пойдем, посидишь в машине, отдохнешь. Вы молодцы. — Мужчина приобнимает русскую, прижимая к себе поближе, словно боясь, что та потеряет равновесие. У него крупный нос с небольшой горбинкой и проседь на темных волосах. — И мы молодцы. Все будет хорошо, принцесса, вот увидишь. Мои парни в ударе сегодня, мы предотвратим любое дерьмо, что запланировали эти ублюдки, пусть Правительство и немного потрясет. Девушка вдыхает запах табака и одеколона с ветивером и кожей, исходящий от военного. Она вдруг чувствует себя вдруг такой уставшей, такой безразличной. В ушах начинает звенеть, а язык во рту становится каким—то чужим, словно ватным. Тень за винтовой лестницей приближается. Ей кажется, что она слышит чье—то тихое дыхание. — Мне нужно в туалет. — Говорит девушка, слегка отстраняясь от мужчины. — Я быстро, ладно? Здесь же есть туалет, на первом этаже? Он, словно не ожидая подобного вопроса, озадаченно смотрит на нее. — Пойдем вместе. — Нет, нет. — Девушка качает головой. — Пожалуйста. Все хорошо, здесь везде же твои люди, и Елена с Джеймсом. Я буквально на пять минут. Сам же говорил, что внутри чисто. Петр коротко кивает. — Буду у парадных дверей. Не смей никуда лезть. Делаешь свои дела и на выход, ясно? Отыскать ванну было не проблемой. Проблемой было хлопнуть дверьми и отскочить так быстро, чтобы не вызвать подозрений. Девушка входит в просторную комнату рядом с кухней — судя по всему, это было и оранжереей, и мастерской, и библиотекой сразу. Сводчатые потолки кажутся огромными, а свет, проникающий из арочных высоких окон — ослепляющим. Она проходит чуть вперед, чувствуя, как сильно колотится ее сердце. Вспотевшие пальцы скользят по рукоятке беретты. Она не уверена, что конкретно ищет, и это заставляет пульс биться быстрее на точке под ее челюстью. Она громко сглатывает и ту же винит себя в этом. За спиной слышатся легкие шаги. Девушка опускает пистолет — она точно не сумеет им воспользоваться в схватке с этим противником. Она убирает его вовсе, в кобуру — жест настолько кричащий, что впору обвинить ее в драматизме. Шаги сзади мягкие, по—кошачьи плавные. Девушка набирает воздуха в легкие и пытается прогнать ухмылку со своего лица. — Привет, Лариса. Как поживаешь?***
Барнс потирает переносицу. — Файлы ушли с ними, Елена. — Знаю, черт бы их всех побрал. Нам нужен новый план. — Как они могли уйти, если по периметру была выставлена слежка, а? — Барнс… — Ты ни черта не смыслишь в слежке, Белова. Красная Комната не гордилась бы тобой. Елена прожигает его ненавистническим взглядом. На дне ее светло—зеленых глаз плещется крепкое недовольство. Баки думает, что у всех русских женщин, которых он знал, были зеленые глаза. Это кажется ему пугающе странным. — Графиня так не думает. Она ждет нас с тобой в Штатах. Баки почти рычит. — Я еще не дал своего согласия. — Знаю. Знаю. Уверен, что оно ей нужно? Они какое—то время молчат. На втором этаже особняка, по нежилым комнатам, дует сквозняк. — Валентина прибрала к рукам вашего Уокера. Думаешь, до тебя не дойдет очередь? — Ты теперь работаешь на нее? — Баки морщится. Девушка вовсе не кажется смущенной. — Она дала мне ценные сведения, и я собираюсь ими воспользоваться. — Кто она такая? Елена жмет плечами. — Руководитель центрального разведывательного управления, если это важно. Поверь, лучшей роли тебе никто не даст. Баки выставляет живую руку вперед, направляя ее навстречу потоку ветра. За стенами слышится шум моря и в его ноздри проникал соленый запах. Он наклоняется, сев на корточки. Теперь все сходится. — Елена. — Сурово начинает он. — У всех баз «Гидры» было одно и тоже сходство. Никто никогда не убегал оттуда через двери. Девушка озадаченно водит головой по полу. — Хочешь сказать, что… — Тут все в подземных ходах. И да, вы идиоты. — Петр! Слышишь меня, ответь. Где вы? — Кричит она, прижав переговорное устройство пальцем. — На первом этаже, я у входа. — Слышит Баки в своем ухе. — А где Виктория? — Он чувствует, как ледяная паника проникает ему под кожу. Остатки ночного кошмара всплывают перед его глазами. Перед глазами стояло обнаженное тело русское, обвитое мерзкими черными щупальцами, что сжимали ее шею. — Она в туалете. — В каком, блять, еще туалете? — Белова паникует — они бегом спускаются вниз по дальней лестнице, на самый нижний пролет. — Каком туалете?! Выводи ее отсюда быстро, отправляй парней на нижний уровень. Они ушли через подземные ходы в скале. Мы все просто ебаные дебилы, вот что!***
— А ты смелая девушка, Виктория. Признаться, я в восхищении. Лариса стоит ровно, с идеально прямой спиной, ее лицо тонкое и светлое. Она вновь показывает свои руки. — В этот раз, надеюсь, обойдемся без драк, ладно? Виктория усмехается. — Надеюсь. Долго искала нас? Блондинка отрицательно мотает головой. — Совсем нет. Идти по вашему следу было даже приятно, особенно после того, как нам пришлось убить ценного сотрудника. Тот парень в лаборатории хоть и был мерзким, дотошным снобом, но дело свое знал. Лицо девушки, женщины, напротив, можно назвать суровым. Оно строгое, безупречное, с характерными тонкими губами и высокой переносицей. В ее глазах, прозрачно-голубых настолько, что они кажутся мятными леденцами с крошечными точками-зрачками посередине, нет ни одной уловимой эмоции. Она смотрит холодно, почти равнодушно. — Зачем ты здесь? Она качает острым плечиком. Она высокая и красивая, и совсем не похожа на подготовленную убийцу, скорее, на манекенщицу. У нее тонкие запястья и хрупкие плечи. — Я кое-что сделала для тебя. Считай это маленьким презентом. — Голос женщины звучит спокойно и мелодично. — Я убила того мерзкого старикашку, возомнившего себя Богом. Он умирал недолго, но поверь, мучительно. Захлебнулся собственной кровью, собственной отравленной, поганой кровью. Он был одним из кураторов Зимнего Солдата, верно? Жаль, Гельмут добрался до Карпова раньше меня. Почему вы ушли, не закончив дело? — Потому что Барнс больше не убивает. Лариса звонко смеется. — Однако. — Я знаю про Барона Земо, Лариса. Я все поняла, как только мне рассказали. Он решил отомстить «Мстителям» за потерю семьи в Заковии. Он использовал тебя, чтобы добраться до базы в Сибири? Женщина поджимает губы — Отомстить «Мстителям», звучит немного забавно, не находишь. — Зачем ты пришла? Лариса отводит плечи назад. В ее руке не оружие — в ее правой руке потрепанная папка с документами. — Я привыкла доводить дела до конца. Ты же не отдашь мне Солдатика теперь, верно? Ты была на его стороне тогда, видимо, будешь и сейчас. Ты выбрала сторону. — Или сторона выбрала меня. — Усмехается девушка. — Я знаю, что он виноват в смерти твоего отца. И я знаю, через какие страдания он проходит до сих пор, пытаясь простить самого себя. — Прекрати защищать убийцу! — Лицо женщины кривится. — Я годами искала этой возможности, годами планировала, как всажу ему пулю в лоб. Но каждый раз он ускользал от меня. Я довела свой план до совершенства, идеала. Он будет мучиться, как мучился мой отец. — Лариса. — Девушка сглатывает и делает шаг вперед. — Неужели ты не понимаешь, что он и так мучается? Он жил в собственном аду все это время, подвергаясь пыткам, унижениям. — Я знаю. — Он был лишь марионеткой в их руках. — Я знаю, черт возьми! Повисает недолгая тишина. — Я не знаю, только одного, почему ты так отчаянно пытаешься умереть. — Мне остается лишь гадать, враг ты мне или друг. — Виктория шумно и рвано выдыхает, пытаясь успокоить разогнавшееся сердце. — Но я расскажу тебе кое-что, расскажу то, что узнала сама пару дней назад. Мой отец вывез меня из Заковии в 98-м, спасая от «Гидры». Моя мать, моя родная мать, имела случайную связь с ним, за год до его женитьбы на моей приёмной матери, и вступила в их ряды. Он спас меня, опередив Зимнего Солдата, что был направлен увезти меня. Потом, в 2014-м, Давыдов–Арташ не успел дать ему задание для ликвидации меня и отца в Москве. Не успел, потому что Джеймс встретил Капитана Америку и тот, не знаю, как, но заставил его вспомнить, кто он есть на самом деле. Он пытался два раза, но оба раза я ускользнула из его рук. — Бог любит троицу. — Хмыкает женщина. Она пытается изобразить равнодушие, но что-то неуловимое меняется в ее лице, и оно словно начинает медленно оттаивает. — Я понимаю тебя, правда, понимаю. Мне врали всю мою жизнь, лгали, не договаривали. А потом оставили одну со всей этой ебаной хренью, с целым возом не разгребаемого дерьма. Я вернулась из 2018-го, я до сих пор не привыкла к тому, что вижу вокруг. Но я знаю, что, если человек испытывает такую боль, как он, если мучается так же, как он, он не может быть плохим. Она сглатывает и напрягает плечи. — У меня было прошлое, была история, выдуманная, но была, а у него… Его прошлое покрыто таким количеством грехов, что в жизни не раскопать. А лучше и не пытаться, если не хочешь упасть в эту могилу и быть похороненным заживо. Но я знаю, зачем я здесь. Я не предам его. Если надо будет драться с тобой, если нужно будет драться с Арташем, даже если придется взорвать ту чертову бомбу под жопой у президента Америки, я пойду на это. Знаешь, почему? Лариса молчит. Ее острые скулы слегка светятся в лучах яркого солнца, проникающего в помещение сквозь пыльные окна. — Потому что он сделает то же самое, и дело ни в нем, или во мне, мы оба с ним — сумасшедшие. Мы защищаем мир, который пережевал и выплюнул нас, защищаем интересы стран, что отдали нас под раздачу. Спросишь зачем, я не отвечу тебе. Я просто знаю, что так поступал мой отец. Он хранил столько тайн, он так отчаянно отстаивал то, что в итоге убило его, что сейчас я не могу его подвести. Мой отец знал, что мы с ним, с Солдатом, встретимся. Он был в этом уверен, он оставил мне послание. Девушка трогает бриллиантовую сферу на тонкой золотой цепочке на своей шее. — Люди любят страдать больше, чем бороться. Но сейчас я не имею права отступить, не могу уйти, даже если поступаю неправильно. Это противоречит моим законам, это будет преследовать меня в кошмарах. А я хочу спать спокойно, даже если мой сон будет вечным. Лариса выглядит так, словно ее застали врасплох. Ее глаза округляются. Она с силой кидает потрепанную папку в руки девушки, и та к собственному удивлению, ловит ее. — Дурой назвать тебя язык не поворачивается. — Бормочет она. — Ты чокнутая, вот ты кто. Когда вы с отцом убегали от Солдата, тебя уронили головой вниз, я уверена в этом. Девушка вымученно улыбается. — Я оставила твоим друзьям небольшое послание. Оно им понравится. — Губы Ларисы кривятся, словно от нервного тика. — Не смотри так, это не взрывчатка. Все с ними будет нормально. — Что в папке? — О… — выдыхает она. — О… А это тебе понравится. Это, конечно, копия, оригинал давно на другом континенте, но тебе понравится. Познакомься с тем, кого ты так защищаешь. Она обводит глазами кабинет и как-то по животному принюхивается. Затем облизывает губы и водит языком внутри рта, словно пытается почувствовать вкус. Ее глаза становятся какими-то дикими, с бешено расширившимися зрачками. — Черт, дерьмо. Надо уходить отсюда, быстро! — Что, что ты… — Вместе с Земо, мы хорошо изучили приемы «Гидры», о, как хорошо мы их изучили. — Из левой ноздри Ларисы начинает показываться маленькая темно-красная капелька крови. — Их оружие далеко не только взрывчатки, заложенные в подвале. Они любят эксперименты. — О чем ты говоришь? — Электромагнитные импульсы. Они могут измельчить твой мозг в кашу и поджарить его. Здесь все в этих машинах. Девушка чувствует, как начинают электризоваться ее волосы — по коже головы бегут мелкие мурашки, опускаясь на спину. Она уже с трудом различает что видит вокруг себя. — Я…должна найти его… Найти их. Лариса отталкивает ее в сторону, злобно смотря ледяными глазами. Тонкие губы с яркой помадой искривлены в оскале. — Я тебе не друг, и спасать тебя не буду! — Ее голос звучит словно издалека. — Но и врагом быть не хочу. Ты и я, мы вместе против одних и тех же, только ставки наши разные. Виктория грузно падает на пол и роняет папку. — Когда ты говорила, что в морских глубинах много чудовищ, что ты имела ввиду? Женщина вытирает окровавленный нос. — Твоя правда, моя правда, куколка. Все следы давно занесены такими большими снегами. Уходи, пока не поздно. «Поздно» — про себя думает девушка. Лариса громко матерится и бросает на нее взгляд, полный сожаления. — Царь над сынами гордости. «Нет на земле подобного ему; он сотворён бесстрашным; на все высокое смотрит смело; он царь над всеми сынами гордости». — О чем ты говоришь? — Придет время, и все поймут, и ты поймешь. Еще одно чудовище всплывет, чтобы вкусить жертву. Образ высокой блондинки растворяется в невесть откуда взявшемся сизом тумане, словно и не было этой странной особы здесь никогда. Звон в ушах усиливался, а на языке стал ощущаться металлический привкус. Виктория садится на колени и смотрит на пожелтевшую обложку. «ДЕЛО № 17» — Старым жирным шрифтом. Днепропетровская область. УССР. — Шрифтом поменьше. «Джеймс Барнс — воинский учет обслуживания, развертывания и экспериментов, 23 марта 1944 года.» — написано ровным подчерком от руки. На секунду мир становится кристально-четким, противный звон в голове совсем исчезает. Эта кипа документов словно пригвождает ее к полу, отрезвляет ее. Девушка переворачивает дрожащими пальцами хрустящие листы. Письма, письма, письма, документы, анкеты, разведданные. Это становится самой реальной вещью, что она держала в своих руках, вероятно, вообще в своей жизни. На плотной первой странице с обратной стороны прикреплены на проржавевшие скрепки черно-белые снимки. На жутких снимках американец. Он, полностью обнаженный, с уродливой культей вместо левой руки лежит на операционном столе. Над ним, словно падальщики, несколько мужчин в белом. На другой фотографии он же, но внутри железной капсулы, его лицо неживое, с закрытыми глазами в заиндевевшем стеклянном окне. Страница за страницей текста, отпечатанного на машинке. Отчеты о состоянии, чертежи роботизированной руки. Способ ее крепления. Девушка чувствует подкатывающую тошноту. Эти шрамы, что она так старательно обходила, касаясь его плеча. Рука была буквально приварена к нему наживую. Длинные формуляры, стандарты, протоколы. Ее начинает трясти, так сильно, что листы едва ли не выпадают из ее рук. «Операция прошла успешно. Цель ликвидирована Объектом 17…» «Объекту 17 даны координаты и разъяснена суть задания. Во время инструктажа повел себя агрессивно, применил грубую физическую силу по отношению к оперативнику. Был усыплен, обнулен и наказан должным образом.» «Операцию считать выполненной, цель ликвидирована. — 1953 год.» «Операцию считать успешно выполненной, цель ликвидирована. — 1957 год.» «В плечевой сустав внедрен улучшенный двигательный контроллер, что позволит Объекту быть маневреннее и быстрее.» «Цель успешно устранена. — 1963 год.» «Произведена операция на разорванной пояснично-грудинной фасции. О. 17 перенес операцию удовлетворительно, без применения анестезии. После операции говорил обрывочными фразами на английском языке, упоминал имя «Стив» (предположительно, Роджерса, прим.) Был подвергнут дополнительной электростимуляции. После нее потерял сознание и находился в синкопальном состоянии до введения гипертинзивных средств и средств адреналинового действия.» «Зафиксированная попытка убийства оперативного агента удачно предотвращена, попытка бегства Объекта так же остановлена. К нему применена процедура перекалибровки. Объект был наказан по всей строгости согласно внутреннего протокола.» «Инцидент, имевший место быть после устранения сенатора Брэкстора, полностью запротоколирован и расследован. Объект успешно выполнил задание, но в указанном месте не появился. Кураторы смогли перехватить его лишь после донесения местных жителей в полицию о мужчине, что спрашивал пассажиров автобуса Чикаго-Нью-Йорк, какой сейчас год и выглядел, примечание, «странно и опасно». Свидетели приняли его за человека под воздействием наркотических средств. Нашим агентам удалось обезвредить и задержать его в Нижнем Ист-Сайде. Инцидент был лишь временным отклонением от нормы, но более не рекомендуется использование Объекта для операций на территории Соединенных Штатов.» — 1974 год. Наверху черная шапка, как могильная эпитафия — Отдел учета военнопленных Министерства Обороны СССР. Девушка смотрит на него. Сержант Барнс со снимков смотрит на нее. — Господи…. — Только и срывается с её пересохших губ. — Что же они сделали с тобой…***
Баки срывается с места и бежит по длинному подвальному коридору. Сквозняк усиливается. Когда он металлическим кулаком пробивает единственную неровно лежащую плиту, под ней оказывается пахнущий сыростью старой пылью широкий лаз. — Баки! Елена кричит, но в его ушах стоит звон. Его собственный язык немеет во рту — он знает это чувство, этот привкус. Такой был всегда после накачки его психотропным и процедурам под электричеством. Язык мягкий, распухший, а слюна вязкая и отдает горечью, как от анестезии новокаином в стоматологическом кабинете. В ушах предательски звенит, отчего он совершенно перестает слышать наушник. Теснота подземного прохода начинала давить на него — он, кажется, сломал пару стен, пробив их левой рукой. Он видит ее в конце прохода. Ее плечи опущены, а лицо растеряно. — Викки, твою мать, что ты тут делаешь? Она поднимает на него отсутствующий взгляд. — Не знаю. Я всю жизнь бреду, как в тумане, все ожидая света своего маяка. А его все нет и нет… Мужчина качает головой, пытаясь подойти ближе, но силуэт словно ускользает от него. — Эй, все в порядке, ты просто устала. Пойдем домой. Я хотел сказать, что… — Слова даются ему так тяжело, словно каждое из них весит не меньше фута. — Я не уверен, что хочу улетать в Америку, там… там мне тоже не будет покоя. Все стало так сложно после прошлого года… Я не оставлю тебя здесь, в России, это не безопасно. Я найду нам место, найду, где нам будут рады. … Так нужно, так будет правильно, хотя бы на какое—то время, пока все не уляжется. Если в стране будет военный переворот, то… Я знаю, ты не хочешь уезжать, но согласна ли ты уехать со мной? Девушка кусает нижнюю губу и моргает. Он делает шаг навстречу. — Викки? Но она отшатывается от него, закрывая лицо руками. — Ты пришел закончить задание? — Что? — Закончить то задание, что начал в Заковии. — Викки, что ты несешь? — Мы же связаны с тобой, сержант. Только нить эта запуталась во временах. Она делает несколько шагов, пятясь назад. — Нет, стой, Викки! Рука Баки проходит сквозь тело девушки, и он с ужасом отшатывается. Силуэт русской оборачивается к нему, ее глаза смотрят на него с леденящим кровь спокойствием и смирением. — Нельзя же вечно быть в бегах. — Шепчет она. — Однажды придется закончить всё это, весь этот путь. Она делает шаг к нему, и ее ледяная ладонь ложится на его щеку. — Баки… Прости меня, Баки. Ты же сразу понимал, что здесь ненадолго. И я тоже. Такова наша судьба — гореть и, наконец, потухнуть. — Что ты такое говоришь. — Он сглатывает, видя на побледневших щеках девушках слезы. — Прекрати немедленно! Но она лишь печально качает головой. — Мы с тобой так долго были мертвы, разве думал ты, что хоть однажды снова оживешь? Смерть — это покой. Ты же так хотел, Баки, хотел покоя… Разве тебе все это не надоело? Разве ты не устал от несправедливости, от невзгод, от кровопролития? Она протягивает к нему руки. Ее голос дрожит на ветру, словно туго натянутая струна. — Ты борешься всю жизнь, а кровь все льется и льется… Льется и льется…. Он прикрывает глаза, тряся головой. —….льется! Да он кровью истекает! Дуган, черт! Баки жадно хватает ртом воздух. Он лежит головой на чьих—то твердых коленях. — Баки! Баки! Не смей засыпать, не смей! Он изо всех сил напрягает зрение, фокусирует его на знакомом, но таком расплывчатом лице. Свет из—за плотных туч освещает образ крепкого высокого мужчины. — Баки! — Стив… — Выдыхает он. Роджерс устало улыбается, поправляя шлем. — Да, да, пуленепробиваемый Барнс, это я. Он наклоняется ниже — от него пахнет хвоей, талой водой и мокрой глиной. — Тебе совсем немного будет больно, хорошо? Потерпишь? Дернир зашьет тебе рану, только сначала надо вытащить пулю. Баки сглатывает и кивает. — Стив… — Повторяет он, поднося руки к лицу Роджерса. — Малявка Стив. Ты был меньше. Ты такой теперь навсегда? Роджерс едва заметно вздыхает, но позволяет прикоснуться к себе. — Вроде да. Баки, ты что, ничего не помнишь? Барнс хочет пожать плечами, но боль в боку останавливает его. Он чувствует, как где-то в районе печенки становится очень горячо. — Мы тут базу нацистов взяли, но они все взорвали и ушли, ты прикрыл меня от снайпера, но получил пулю, помнишь? Его руки крепкие, они до боли стискивают бицепсы Барнса. Он хочет, чтобы Стив продолжал его держать. Он хочет, чтобы тот держал его всегда, насколько хватит у них обоих сил. Он неглубоко и часто дышит, борясь с желанием закрыть глаза. — Дернир тебе такое кружево выплетет, еще хвастаться будешь. — Стив снова улыбается, и Баки с удивлением разглядывает его почти неизменившееся лицо. Сыворотка не исправила его ужасно огромный нос, и Баки счастлив — это то, что должно было остаться от прежнего Стива. Его пронзительные голубые глаза, отдающие чуть зеленоватой тенью в ярком солнечном свете и этот большой нос с горбинкой. Это нос его Стива, он запомнит его таким, он любит его и его нос больше жизни, и он отдаст жизнь, если понадобится, только бы этот задавака в облегающем костюме ходил по этой земле дольше, чем ему положено. Баки облизывает губы и морщится. — Стив, где она? — Кто? Пегги? Опять он про свою английскую королеву… Нет, не Пегги. Другая темноволосая девушка с самыми колдовскими глазами на обоих полушариях. Баки силится открыть глаза. Черт. — Нет, она, Стив…где она? Вы видели ее? Ей сюда нельзя, она же не сможет…не справиться. — Баки, да про кого ты говоришь, черт возьми? — Стив не на шутку растерян и испуган. — У нас нет в отряде женщин, ты что, забыл? Смотри, смотри сюда, чертов ты урод, вот, вот они, парни! Парни! — Он кричит, пронзительно, срывающимся голосом. Тени заходят за спину Роджерса. — Баки, вот, смотри! Это Дум—Дум, Морита, Дернир, Джонс, Фелсворт. Что—то больно врезается в его кожу на боку и Баки вскрикивает. — Капитан, пулю я вытащил, подержи его, пока буду штопать. Стив смотрит на Баки умоляюще. — Бак, прости меня, Бак… Его голос тает в звоне, а лицо растворяется в снежном тумане. Высоко над соснами раздается пронзительный звон колоколов. — Прости меня… Бак. — Джеймс Бьюкенен Барнс, занятно, очень занятно…— Доктор в круглых очках наклоняется к нему. — Ты умер, ты знаешь это? Никто не придет к тебе на помощь, парень. Ты умер. Любой бы умер, сорвавшись с такой высоты, да? Любой, но не ты. Хотя, это не имеет никакого отношения. Твой друг, Капитан Америка, он же выбрал остаться там, с той красоткой? Он выбрал ее, не тебя, а ты всегда выбирал его. Бедный, бедный малыш Баки… Он набирает в металлический шприц раствор. Ледяной холод толстой иглы пронзает тело Барнса. — Тебе уготована честь стать лучшим оружием «Гидры». Барнс с трудом поворачивает отяжелевшую голову. На месте его левой руки — пустота. Из пустоты торчат красные переливающиеся грани. — Живое оружие, сержант Барнс. Я весь в предвкушении. Доктор снова склоняется к нему. — Жаль, что тебе не для кого оставаться, верно? Твоя любовь к Стиву, кажется, была безответной. Он мотает головой. — Солдат? Доброе утро, солдат. Солдат… — Баки! Мягкие локоны щекочут его лицо, когда руки матери обнимают его плечи. Ее задорное молодое лицо светится в лучах закатного солнца. — Рядовой Барнс, а ну—ка, встать! Баки выпрямляется, высоко подняв подбородок. Мама сдерживает улыбки, забирая у него из рук мороженое. Солнце медленно садится в воды Ист—Ривер, освещая подвесы Бруклинского моста, отражаясь от блестящего металла. — Шагом марш! Она тоже марширует, впереди, оглядываясь на него. Вдруг останавливается, с хитрой улыбкой наклоняясь к нему, и мажет по кончику его носа мороженым. — Кто последним добежит до конца улицы, тот хромая курица, а не солдат! — Нет, мама! — Смеется он, видя впереди разлетающуюся юбку желтого выходного платья. — Я солдат! — Давай, Баки, давай! Он догоняет ее — он уже выше нее, и теперь это она упирается ему в грудь. Он обнимает ее за талию и разворачивает к себе. Оливковые глаза смотрят с интересом, а щеки слегка раскраснелись. — Виктория? Девушка улыбается, позволяя обнять себя. Он с силой прижимает ее к своей новой темно—зеленой форме. Фуражка слегка отодвигается назад, когда он целует ее. — Я думал, ты мне привиделась. Думал, что потерял тебя. Она молчит, лишь осторожно гладит его по щеке. Аккуратные стрелки делают ее глаза чуть вытянутыми, а его несдержанный поцелуй стирает ее яркую помаду. — Ты всегда была здесь, верно? — На рассвете ты отбудешь в Лондон, сержант. Сто седьмой пехотный ждет тебя. — Ее голос звучит так пронзительно нежно, что у него сжимается сердце. — Значит, сегодня мы идем на танцы. Он тянет ее за руку, вглядываясь в лицо. Что—то изменилось, он знает это, но не может вспомнить. Разве это важно сейчас? Он останавливается резко, посреди шумной Уотер—стрит. Ему все равно на толпу вокруг них. — Что случилось, сержант? — Спрашивает она, целуя его в краешек губ. — У меня чувство, что ты всегда была здесь. Рядом. Это странно, да? — Почему? — Девушка улыбается. — Если ты этого так хочешь… Он мотает головой. — Я выберу тебя. На этот раз, я не ошибусь с выбором. — Я знаю. — Ее голос почти сливается с ветром. — Я знаю, потому что однажды придет время, и я выберу тебя. Просто наше время еще не пришло, сержант. Мое время еще не пришло, а вот твое — да. Он тянет к ней руки, и они проходят сквозь ее тело. Барнс в ужасе отшатывается.***
— Джеймс? Девушка сглатывает, беспокойно озираясь. Нет, нет, это какой—то бред, нельзя заблудиться в обычном коридоре. Это просто паника. Она, тяжело дыша, идет вперед, дотрагиваясь руками до стен. На секунду ей кажется, что она может запустить пальцы внутрь, сквозь бетон и покрытия. Он кажется ей совсем мягким, рассыпчатым, словно теплый песок. — Моя дочь? Она испуганно оглядывается, ища источник звука. Высокий темноволосый мужчина в блестящих очках—авитаторах жует жевательную резинку, сложив мускулистые руки на груди. — Да, нужно удостовериться, что ваш отец не пропустил отслеживающих передатчиков. — Я мог сам переодеть ее, вы напугаете ребенка. Уже поздно, она и так устала. — Держитесь оговоренного регламента. Двое военных в форме подбегают к высокому мужчине. — Отряд «Эхо Скорпион» на месте, доложить обстановку. — Чисто, командир. Штрукер пока в неведении. Мы не стали привлекать Вооруженные силы. Сделаем все тихо, пока мы не стали легкой добычей. Командир сощурил взгляд под камуфляжной кепкой. — Засада? — Не могу знать, Командир. Говорят, что «Гидра» могла активизировать своего Солдата. Высокий мужчина напрягает челюсти. — Своего Солдата? О чем вы говорите? — Не время, гражданский. — Гражданский? Да ты хоть знаешь, с кем разговариваешь. Мужчина снимает очки — пронзительные зеленые глаза в обрамлении белоснежных белков смотрят сурово и пристально. — Я разведчик экстра—класса, лучший боец элитного отряда «Тигры». И это — моя дочь! Он берет на руки почти засыпающую девочку, что от роду было не больше трех лет. Она то и дело прикрывает сонные глаза, и роняет головку на грудь. — Командир! — Один из военных закрывает ухо рукой. — Докладывают… — Что докладывают, солдат? — Мне… мне это не нравится. — Парень тяжело сглатывает. — Уходим! Они бегут по открытой территории аэропорта, прямо к укрытому вдалеке небольшому самолету. — Быстрее! Девочка на руках пробуждается от тряски — мужчина крепко прижимает ее к себе. Она поднимает голову — Виктория поднимает голову — на краю аэропорта, в чернильной, непроглядной темноте южной ночи она замечает высокую, крепкую фигуру. Фигура движется к ним, медленно, уверенно. Теперь она узнает его. Облаченный в черный костюм, с лицом, наполовину скрытым за непроницаемой маской. С развивающимися от ветра, создаваемого двигателями самолета, волосами. Он смотрит прямо на нее. Даже в ночи его глаза светятся искрящимися синими молниями. Левая рука блестит серебром. Он пришел за ней. Девочка на руках высокого мужчины вскрикивает.***
Ее колени обжигает удар. Она отнимает руки от головы и открывает глаза — фигура продолжает приближаться к ней. — Я знаю, что это ты. — Тихо шепчет девушка. — Ты не тронешь меня. Я нужна тебе. Иначе бы ты давно убил меня. Силуэт кажется дрожащим, словно свет пламени костра. От него волнами исходит сила и хладнокровие. — Баки? Он становится совсем близко. — Какой, черт возьми, Баки? У отца недоуменный взгляд и легкая улыбка на красивом, моложавом лице. — Вика, что ты тут делаешь? Девушка испуганно озирается и качает головой. — Папа? — А кто еще. — Мужчина продолжает улыбаться. Его фигура высокая, крепкая, с широкими плечами и узкой талией. Белая рубашка сияет на нем. Гладкое лицо идеально выбрито. Он совсем не похож на того призрака, что они с матерью целовали в гробу, исхудавшего, изможденного болезнью. — Папа… Его руки обнимают ее, крепко прижимая спину. Ее пальцы хватаются за его рубашку, сжимая тонкую ткань. Она обнимает его так, словно умирает от жажды, измученная горем и потерями. — Папа…я…. — Она задыхается. — Это ты… Я так скучала, папа! Я так скучала, и поэтому…я столько ошибок сделала… Я так виновата… Слезы, обжигая ее щеки, катятся вниз прямо ему на руки. — Нет, нет. Это я виноват, это я не сказал тебе правду. Теперь ты сама узнала ее, а это ужасно, ужасно больно. — Узнала… — Дрожащим голосом повторяет девушка, не в силах оторваться от призрака. — Но… откуда ты мог это знать? Отец морщит лоб и слегка поднимает темные брови. — Это же так просто. Слабое место везде ведь не механизм, а человек. Он нашел бы способ вспомнить, я знал это, я был в этом уверен. Я видел его, там, на том кресле. Измученный парень с огромными глазами. Я видел сержанта Барнса, и знаешь, эти глаза… У него были глаза того, кто боролся. Он каждую секунду боролся, он от той боли кричал, пытаясь не забыть под разрядами то, кем он являлся. Я знал, что придет время, и… он вернется. — Пап, но зачем... Мужчина закусывает губу. — Зачем ты украл технологии «Гидры»? Они же не простили тебе этого. Они пытались нас убить. Он стучит указательным пальцем по своему виску. — Вика, помни, чему я тебя всегда учил. В битве выигрывает не сильный, а хитрый, подготовленный. У меня была цель, была семья, и я был готов сделать все для них, для вас. Он берет девушку за плечи и долго смотрит ей в глаза. — Я знаю, зачем умер. Знаю, зачем пожертвовал своей жизнью. Чтобы ты жила, чтобы ты была счастлива. Не дай никому заставить тебя погаснуть раньше срока, никому! Вы с ним свое отстрадали, хватит. У вас обоих раны, что корни, глубокие и крепкие. Но их нужно перерубить, иначе они задушат вас. — Папа… — Девушка облизывает пересохшие губы. — Я хочу остаться здесь, с тобой. Я устала, папа, я так устала. Я больше не могу. Я не готова. — Не надо, дочь. — Отец качает головой. — Иначе это все было зря. — Но как я могу остановить то, что грядет? Моих сил… недостаточно. — Ты — моя дочь, ты и половину своих сил не знаешь. — Мужчина снова прижимает ее к себе. Он теплый, родной, живой. Внутри него не слышно биения сердца. — Вас судьба столько лет по разным полюсам разводила, столько раз терялся след в тех кровавых снегах. Воин сумрачных льдов… Он вернулся, я ведь был прав. Значит, и в тебе я не ошибался. — Мне нужно найти его. — Девушка утирает слезы. — Найти его… Мужчина отпускает руки — его глаза блестят от слез. — Через ад идут не оглядываясь. Иди, иди вперед. — Посмотри на меня, папа. В последний раз. — Я люблю тебя, дочка. Мужчина делает шаг назад. И еще один. Теперь его силуэт трепещет по краям, словно свечное пламя. — Если бы можно было обернуть время вспять… — Он пристально смотрит в лицо девушки. — Пусть не дрогнет рука, не его, не твоя. Пусть эта зима наконец закончится. — Папа! — Не оглядываясь, дочь. Не оглядываясь… — Папа… Она тянет к нему руки, но они проскальзывают сквозь подвижный воздух. — Я люблю тебя, пап… Силуэт исчезает, а девушка прижимает ладони к мокрому лицу.***
— Баки, очнись, очнись, тупой ты баран! Ну же! Прием! Хлесткие удары сыпятся на его лицо. Когда он открывает глаза, то видит Белову, сидящую на нем сверху и отвешивающую ему звонких пощечин. — Наконец-то, черт бы тебя побрал! Она ловко спрыгивает и помогает ему подняться. — Что… что произошло? — Он облизывает губы — на языке вкус крови. Елена недовольно фыркает. — Здесь стоит система визуально-оптических помех, низкочастотные колебания вызывают сильнейшие галлюцинации. Черт, эту игрушку не вырубить как лампочку. Парням «БРОСКА» пришлось изрядно потрудиться. Когда они находят Викторию, та безвольно сидит на холодном кафеле, прислонившись спиной к колонне. По ее лицу текут слезы. — Эй, эй. Это я, видишь, это я! — Он насилу поднимает ее, беря ее лицо в свои ладони. — Викки? Викки! Она поднимает на него отсутствующий взгляд. — Что же они сделали с тобой… Только сейчас он замечает крепко прижатую к ее груди папку. Осторожно забирает ее. — Что же они сделали с тобой. Внутри него словно все перемалывается, все органы разом меняются местами, когда он читает свое имя на обложке. Черт.***
— Что, минус один? Кажется, кто-то в сильнейшем шоке? — Петр помогает усадить девушку на заднее сидение в минивэне. — Есть способы привести ее в чувства? Петр хмыкает, фонариком светя в ее глаза. — Мы не знаем, что она увидела. Я до сих пор не пойму, как эта штука работает. Это…не просто глюки. Это словно… — Искаженные воспоминания. — Процеживает Баки. Он смотрит на свое личное дело, дело мертвеца Барнса, и не может, не в силах открыть его. Теперь она видела всё, теперь она знает всё. То, что он хотел скрыть, не утаилось. Он прикрывает глаза. Автомобиль останавливается около железной дороги. На узкокалейке стоит длинный «товарняк» с разноцветными вагонами. — В одном из этих прицепов находится то, что приведет бомбу в действие. — Елена перезаряжает пистолет. — Ну? Особое приглашение нужно? — Мы не можем оставить ее. — Барнс морщится, словно от своей собственной боли. — Куда надо идти? Все мгновенно поворачиваются на голос. Девушка поднимается и поправляет волосы. Ее лицо собрано и сосредоточено. — Со мной все в порядке, не надо так смотреть. — Она поворачивается к Петру и Барнс замечает кровь у ее уха. — Там была та девушка, Лариса. Она… черт, она дала мне ту папку, и сказала, что оставила вам кое-что. — Кое — что. — Елена машет документами перед ее лицом. — Поэтому мы здесь — Значит, она была реальной… Резкий хлопок заставляет их замолчать. Все поворачиваются в сторону звука. — Черт! — Шипит Петр, давай сигнал парням. — Быстро, быстро за мной. Они решили двинуться раньше. Поезд действительно медленно набирал скорость, стуча колесами о рельсы. Они быстро настигают его — Баки буквально закидывает девушек внутрь открытого вагона, и запрыгивает сам, влетев в дальнюю стенку, изрядно помяв ее. — Как мы найдем то, что нам нужно? "Б.Р.О.С.О.К." разделяется — парни в черном резво разбегаются по всему составу. Четверо переходят из вагона в вагон. Поезд въезжает в тоннель и пространство вокруг них погружается в кромешную тьму. — Ты в порядке? — Наконец сдавленно спрашивает Барнс у девушки, и та коротко кивает. — Да. Абсолютно. — Я в этом не уверен. Она смотрит на него долгим, печальным взглядом. — Баки…. Возвращение на родину… Это же один из элементов твоего кода? Ты не говорил мне… Она осознанно избегает слова «врал» и Баки становится мерзко от самого себя. Даже сейчас она не обвиняла его. — Ты не хотел, чтобы я видела эти документы? — Это не для твоих глаз. — Наконец выдыхает он. — Прости. Это не должно было стать достоянием общественности. — Ты прости. Договорить они не успевают — поезд, набирая скорость, вырывается из тоннеля, и теперь несется по низкому мосту прямо над морем. Сзади слышатся громкие, тяжелые шаги и звуки стрельбы. Он отталкивает ее в сторону, за металлические контейнеры, сам быстро расправляется с агентами. — Уходи! — Кричит он, оборачиваясь. — Я позову помощь. Стоит ей ступить на шаткий металлический крепеж между вагонами, как удар ноги агента сбивает ее. Она успевает схватиться за дверь товарного вагона, как четкий бросок Барнса вонзает нож прямо в незащищенное место на горле нападавшего. Он хватается за рукоятку, страшно хрипит, кашляет и падает прямо под колеса. — Дай мне руку! — Его голос срывается, когда он пытается дотянуться до слабо висевшей девушки. Русская испуганно оглядывается на стремительно летящую под ней железную дорогу. — Дай мне руку, слышишь! Как бы он не тянулся, ему не хватает нескольких сантиметров, чтобы схватить ее. — Я не могу! — Она крепко вжимается в хлопающую о стенку вагона дверь, но ее пальцы предательски скользят. — Иначе ты упадешь! — Но я не могу… — Девушка зажмуривается. — Не могу. — Но ты должна. Довериться мне. Она мелко трясет головой. — Ну же! Дверь от скорости открывается сильнее и ее уносит в бок. Девушка кричит. Барнс вылезает на крышу, в два движения, и ложится на крыше на живот. — Викки, прошу. Ты скоро ослабишь хватку. Он пытается изо всех сил — металлическое плечо вибрирует и издает странный звук. Девушка слегка разжимает пальцы и тянет левую руку к нему. Мышцы на правой вздулись от напряжения. — Давай! Эти страшные, несуразные сантиметры кажутся ему целыми милями. — Нет! — Она вскрикивает и оказывается в цепкой хватке Барнса. Он затаскивает ее наверх. Они лежат рядом, на спине, на крыше вагона, и тяжело дышат, чувствуя жаркое тепло солнца на своих взмокших от пота лицах. Русская убирает растрепавшиеся волосы от лица. — Спасибо… — Выдыхает она. — Ты снова… спас меня. Он лишь горько усмехается и поднимается на ноги. Вдалеке замечает свод старинного железнодорожного тоннеля. — Благодарности позже. Он берет ее за плечи, всматриваясь в раскрасневшееся лицо. — Помнишь, что я говорил, тогда ночью, когда учил тебя прыгать в воду? Она непонимающе смотрит на него. — Задержи дыхание. — Зачем? Его всего сжимает внутри от того, что он готовится сделать. — Прости меня. — Что? — Задержи дыхание. И он сталкивает ее с крыши вагона прямо в Черное моря, наблюдая, как русская полностью скрывается за толщей воды, а потом вновь выныривает на поверхность. Он успевает запрыгнуть в вагон за секунды до того, как поезд входит в тоннель. А затем чувствует, как жар от пламени взрыва обжигает его кожу...