Глава 2.
27 сентября 2023 г. в 00:23
Позже той же ночью, вернувшись в подземелья, она сидела в углу, склонив голову на руки. Появилась головная боль, пульсирующая в висках. Она потёрла лоб, слегка простонав про себя, когда случайно взглянула вверх и обнаружила, что Луна смотрит на неё странным, пугающим взглядом.
Ранее она видела не Нарциссу, а Луну. Это она наблюдала из дверного проема.
Они встретились глазами и замерли. Некоторое время они смотрели друг на друга, одна с признанием, вторая с пониманием, но ничего не сказали вслух. Даже если бы они хотели поговорить, то не смогли бы, поскольку мистер Олливандер наливал им обеим напитки в углу комнаты.
Когда они наконец улеглись спать, Луна легла рядом с ней. В комнате было так темно, что, когда Гермиона повернулась к ней, она не смогла её разглядеть, даже находясь достаточно близко. В другом конце комнаты на кровати тихонько похрапывал во сне мистер Олливандер.
Луна продолжала молчать, а Гермиона потянулась и положила руку ей на плечо. Она не отвернулась, чему Гермиона была благодарна, если бы только не это молчание между ними... Гермиона не знала, что делать. Она не хотела, чтобы её единственный друг отвернулся от неё, поэтому прошептала в темноту:
– Это не то, что ты думаешь.
Единственным ответом на её слова был храп мистера Олливандера, доносившийся с другого конца комнаты.
– Это нечто большее, чем ты видела, и на самом деле всё не так плохо, как кажется, – продолжила она врать, не зная кого пытается обмануть – Луну или себя.
— Балокстинги,— наконец сказала Луна.
Поморщившись, Гермиона решила, что Луна пытается уйти от этой темы, но затем Луна уточнила.
– Когда я был маленькой, отец позвал меня посмотреть на Балокстинга. Тот нашел жабу в саду и уже заглотил её ногу, когда я подошла. Я просила отца спасти жабу, но он сказал, что нельзя. У жабы уже сломана нога, и Балокстинг умрёт от голода, если не будет есть.
— Почему ты говоришь мне это, Луна?
– Потому что я не могу остановить то, что уже началось, даже если я с этим не согласна.
Между ними снова воцарилась тишина, которая, как они обе знали, не продлится долго.
– Здесь тяжело находиться; нельзя не искать утешения везде, где только можно, – с этими словами Луна повернулась к Гермионе и положила руку на её плечо. – Я здесь. Не забывай об этом.
Её слова заставили Гермиону заплакать, но она сделала это молча, в то время как Луна прижалась к ней, обнимая крепко и успокаивающе.
* * *
Люциус стоял в дверном проёме и снова пристально смотрел на неё, из-за чего Гермиона бросила тряпку на полку и обернулась к нему.
Они снова боролись глазами, но на этот раз Гермиона сравнивала его расчетливый взгляд со своим собственным. Через некоторое время выражение его лица немного изменилось, в особенности изменились глаза, те серые осколки льда, что преследовали её своей настойчивостью.
Её дыхание участилось в предвкушении, когда он подошёл к ней, а затем вторгся в её личное пространство. Она положила тряпку на самый край полки, и та упала на пол. Он проследил за этим взглядом, а затем снова поднял глаза на неё с высокомерной улыбкой на лице.
Она не отводила от него взгляд, даже когда он протянул руку, чтобы коснуться её щеки. Там у неё остался небольшой шрам с той ночи, когда Волан-де-Морт схватил её, и он провел по нему пальцами.
Гермиона больше не могла убеждать себя, будто не понимает, почему Люциус вёл себя именно так. Это была не любовь, в этом она была уверена, и на самом деле она не думала, что все сводится к влечению. Это было чисто эмоциональное притяжение. Ему хотелось прикоснуться к её телу только потому, что он мог.
Люциус не хотел признать себя падшим человеком. Человек, чья жена презирала его, чей сын видел, как он унижался перед своим Господином. Она знала, что он пытался уцепиться за что-то, что мог контролировать, и, к сожалению, этим "чем-то" оказалась она.
Она больше не могла смотреть на него и отшатнулась за пределы его досягаемости, когда он двинулся вперед.
– Не надо, — умолял он. Его мольба повергла её в замешательство – Люциус Малфой никого не умолял.
Он снова поднял руку, но на этот раз не к лицу, а чтобы провести пальцами по её ошейнику.
Она смотрела мимо него, и он слегка повернул голову, пытаясь поймать её взгляд, но она снова отвела глаза в сторону. Он провел рукой от шеи к подбородку и пальцами удержал её голову, пытаясь заставить её посмотреть на него.
Она открыла было рот, чтобы что-то сказать, но, по правде говоря, не знала, что.
– Позволь мне это, – и он наклонил голову к ней, мягко коснувшись её губ своими в целомудренном поцелуе, который слегка затянулся.
Он на мгновение отстранился, и когда снова попытался наклониться, она остановила его, положив руку ему на грудь.
Она сделала шаг назад, и его рука повисла вдоль тела, когда он в замешательстве посмотрел на нее. Казалось, он почти обижен, но это было трудно сказать по его естественному надменному поведению.
Она укрепила свою решимость, сосредоточившись на поставленной цели – убедиться, что он видит её сопротивление. Ей необходимо перестать подавать ему неоднозначные сигналы; ей нужно было убедиться, что он понял, что это неправильно. Они не собирались продолжать это. Особенно учитывая, кем они были в целом и друг для друга в частности.
Она покачала головой, а затем опустила взгляд в пол, не в силах больше смотреть на него.
– Я прошу тебя прекратить. Я больше не могу этого делать. Я не хочу этого… И я не думаю, что ты тоже этого хочешь.
– Если ты пытаешься заставить меня доказать своё желание, я должен предупредить: ты выбрала неверный путь.
– Мне не нужны доказательства твоего желания. Я знаю, что оно существует.
– Тогда что же происходит в твоей глупой маленькой головке?
В глубине души Гермионе хотелось высказать своё разочарование, но она промолчала, позволяя своим глазам сказать всё за неё.
– Я не хотел этого говорить… – Он попытался отступить.
– Раньше ты говорил мне слова и похуже, особенно о моём происхождении.
Он поднял бровь и посмотрел на неё так, будто только что понял, о чем она говорит.
– Итак, вот в чем дело. Ты хочешь, чтобы я сказал, что изменил свой образ жизни – свои убеждения? Что я больше не смотрю на ваш вид как на нечто, чего не должно существовать?
– А это так? – осмелилась она спросить.
Он лишь пристально смотрел на неё, как будто она задала самый глупый вопрос, который он когда-либо слышал.
– Ты такой лицемер... – вскипела она.
Она сделала небольшое движение, чтобы выйти из комнаты, но он тут же пресёк эту попытку. Схватив её за запястье, он прорычал:
– Слишком поздно отрицать то, что происходит между нами. Несмотря на мои убеждения и твою ненависть ко мне, существует связь…
– Связь? – горько усмехнулась она. – Это довольно слабая связь. Нет, с меня хватит. Я больше не могу этого делать.
Люциус отвернулся от неё, нахмурившись и двигая челюстью взад-вперёд. Она видела, что он хотел ей что-то сказать. Через некоторое время он открыл рот, но быстро закрыл его.
Бросив на неё последний взгляд, который, по её мнению, вполне мог быть негодованием, он ушёл, не сказав больше ни слова.
Гермионе казалось, что она выиграла эту маленькую битву, но она не ощущала от этого никакой радости. Она думала, что отказав ему, она частично залатает свою гордость, но, стоя в комнате одна, обнаружила, что для этого уже слишком поздно.
Она запрещала себе плакать, хотя было очевидно, что ей этого хочется.