Мы вернемся на это же место в конце.

Тревога всегда являлась таким нежеланным гостем в сердце, но родным для Каннонзаки. Это стало таким привычным чувством. До их встречи с Ирумой, разумеется. Именно поэтому, когда он развидел в излюбленных изумрудных глазах ее тень, ворох мурашек пробежался по спине; дернулся глаз. Рано или поздно что-то такое должно было произойти. Возможно, он отрицал или вовсе не догадывался. Но избежать этого нельзя. Вальс сакуры в воздухе предзнаменовал эпилог. Это то время, когда теплело, а закатное солнце окрашивало небо в теплые оттенки ранней весны. Поднебесье розовеет, прямо как щеки Доппо, когда тонкие пальцы обвивают его запястье, плавно спускаясь к ладони. Тихий ветер треплет каштановые волосы и аккуратно выглаженную рубашку, заправленную в строгие брюки, от чего та уподобилась парусу. Улыбка на его лице слабая и искренняя, однако не такая беззаботная, какой была ранее. Каннонзака улыбается в ответ, касаясь своим плечом предплечья Ирумы. Металлические ограждения уже давно потерлись. Алый закат сменился на мерцающее темное полотно. Нежный ветер резче бил по парусам, предзнаменуя приближающийся шторм. Блеск нефрита в его глазах меркнет, когда они замирают на месте, будучи прикованными к беспокойному биению волн о берег вдалеке. Доппо не прерывает его раздумья, сложив локти на невысоком заборчике. Лишь испускает вздох. Все же сегодня последняя ночь. Для всех такая долгожданная. Но в момент, когда она наступает, хочется вернуться назад. Хочется просто развернуться и бежать в противоположном направлении, снова чувствовать это тянущееся чувство. Хочется рыдать и крепко хватиться за уходящий март. —Время так быстро пролетело.—Наконец начинает Джуто издалека, задерживая дыхание, словно осекся, не желая продолжать начатое. Лазурные глаза напротив, отражающие ранее пену неспокойных волн, становятся такими мутными для него. Доппо молчит, и эта тишина разгрызает душу изнутри, разрывает тромбы измученного сердца. —Доппо, я уеду в учиться в другую страну.— Ирума опускает глаза на свои тонкие пальцы, костяшки которых белеют от крепкой хватки за перила. Воздух накаляется, от чего больно вздохнуть. Он практически может слышать треск внутри себя, и непонятно, были то излюбленные Ирумой стеклянные голубые глаза или хрупкое сердце. —Ты что? —хриплый голос раздается в гробовой тишине. Каннонзака с широко раскрытыми глазами вглядывается в профиль…возлюбленного. Кровь в венах бурлит, буквально вскипает, словно из последних сил старается поддерживать раздробленное сердце. —Послушай, я хотел сказать ранее, но…—Джуто застывает от удивления, разжав холодное ограждение, когда видит чужой взгляд в глазах напротив. Он не мог его узнать. Дрожащий голос превращается в истошный крик, лишь раз дрогнув: когда Доппо посещает мысль о том, что его связки сейчас разорвутся.

Да как ты можешь говорить такое? Как ты только можешь так поступить?!

Терпкие слова вбиваются ржавыми гвоздями в грудь, проламывая грудную клетку. Изумрудные глаза замирают в страхе, а черные зрачки превращаются в маленькие бусины.

Почему ты не сказал ранее? Почему ты позволил всему этому случиться, зная, что это ни к чему не приведет?!

Не может сказать и слова, издать и звука. Уста смыкаются в встревоженной гримасе, совсем чужой.

Ты был моим ангелом, моим спасением. Тогда почему ты бросаешь меня?

Каннонзака задыхается, безуспешно пытаясь заглотнуть хоть немного воздуха с дикой жадностью. По вискам стекают капли пота, а грудь вздымается и опускается, сдавливая ли разжимая его легкие. Ируме удается схватить его за предплечья, однако еще некоторое время он беспомощно смотрит в разбитые глаза напротив, не в силах произнести и слова из-за кома в горле. он выдает лишь дрожащее «Я» когда юноша вырывается из его хватки, оскалившись.

Глаза напротив наполняются слезами. Они стекают ручьями по красным щекам, скапливаясь на остром подбородке.

Он хочет вцепиться в него объятьями и не отпускать, но едкое чувство внутри не подпускает, накрывая с головой.

Сердце разрывается на части, руки пронзает дрожь. Мертвый груз скапливается на душе, от чего он с трудом стоит на ногах.

Бежать. Сейчас просто хотелось убежать.

Убежать и никогда не возвращаться к этому диалогу, на это чертово место.

Лица всех студентов смазываются от слез, когда он стоит на сцене, крепко сжимая аттестат в своих руках. Джуто подрагивает, его плечи дергаются с каждой попыткой проглотить ком, вставший посреди горла. Сердце сжимается, распространяя по груди колющую боль, что заставляет тихо всхлипнуть. Другие ученики не зацикливают внимание на этом. Их громкие хлопки разрывают его барабанные перепонки. Сейчас хотелось бросить под ноги все свои старания и броситься в его бледные руки, уткнуться в острое плечо. Вдохнуть запах рыжих волос и утонуть в его объятьях. —Джуто бы никогда не заплакал из-за такой херни, как выпускной.— Аохитсуги впивается взглядом в дрожащий силуэт Ирумы, уже желая подскочить со стула. Однако крепкая рука Бусуджимы останавливает его. Он покидает сцену вместе с другими выделившимися учениками, которых вызвали для речи, выискивая яркие локоны в толпе студентов, но безуспешно. —Полагаю, теперь все кончено. На его лице расплывается широкая улыбка. Уголки губ дрожат, поднимаясь и опускаясь, когда он кусает нижнюю губу, рыдая. Он чувствует крепкие объятья Рио и Саматоки с двух сторон под счастливые вопли других выпускников. Тонкие пальцы сжимаются в кулаки, которыми Джуто вытирает слезы, прижимаясь к ним. —Простите меня, ребята.—Новая волна слез накрывает его, когда он слышит собственный дрожащий голос. Он не может объясниться перед ними, но это и не нужно. Они лишь слабо улыбаются ему и хлопают по спине; тихо смеются и утирают уголки собственных глаз, стирая блестящие капли с них. —Какой же ты идиот, Джуто. Ирума медленно открывает глаза, смотря на своих друзей. Он набирает воздух в легкие, но не может больше ничего сделать. Юноша застывает, чувствуя покалывания в груди от задержанного дыхания. Красные локоны мелькнули вдалеке за плечами товарищей, через которые он проталкивается и начинает бежать. Выкрикивает его имя, со всех сил хватает тонкое запястье. И умирает, глядя в стеклянные глаза напротив. —Прощай, Джуто.—Он оборачивается. Рыжие волосы взмывают вверх от порыва весеннего воздуха. Его зрачки блеснули от слез. Ирума отдергивает руку, чувствуя жжение от прикосновения к нему. Все внутри обмирает. Не слышит собственного сердцебиения, не слышит дрожащего дыхания. Он достиг точки невозврата, откуда жизнь делиться на «до» и «после».

Биение колес о рельсы и противный скрип.

Прощай, Джуто.

Однообразные пейзажи за окном и пустое небо.

Прощай, Джуто.

Бесконечные провода столбов электропередач, уходящих в никуда.

Прощай, Джуто.

Прощай, Джуто. Я буду скучать.

И я не смогу забыть тебя.

Теперь до конца жизни я буду привязан лишь к тебе, даже после того, как ты ушел.

Я обречен на вечные скитания в этом большом мире.

Это чувство вины останется со мной на веки.

Чувство вины за то, что я убежал.

За то, что поддался чувствам и оставил тебя там одного.

За то, что я говорю себе это каждый день, но не осмелился сказать тебе тогда.

Я каждый день думаю о том, что было бы, если бы я остался.

Я люблю тебя.

Прощай, Джуто.

Я буду скучать.