Пошла я на берег, на норн озлобясь,
Хотела избегнуть их ярого гнева.
Подняли волны меня высокие,
Мне не дало море погибнуть.
Подстрекательство Гудрун
Смеркалось. Светило пряталось за горизонтом, и Ночь, верхом на Хримфакси, готовилась к очередному выходу в свои владения. В саду Одина под ногами хвойные иглы и горные породы, в сумеречной выси парят вороны, изредка издающие звонкое карканье — нечасто, дабы не гневить Великого. Средь сосен и елей петляют тропинки, редкие каменные скамьи испещрены руническими узлами. Регинлейв застает Всеотца неспешно прогуливающимся по двору. Пусть в невзрачной шерстяной мантии, он вышагивает гордо и величественно. Взгляд одного глаза сосредоточенный, спина в своей прямоте и жесткости может посоревноваться с копьем Гунгнира в его морщинистой правой руке. Всеотец не одинок. По левую сторону от него, легко придерживая за локоть, плавно ступает Фригг — верная жена, богиня счастливого брака и домашнего очага. Статная, в белоснежном льняном платье и с распущенными вьющимися волосами она выглядит гораздо моложе своего мужа, однако все знают: мудрости Фригг не занимать. Она видит больше многих и все знает наперед. — Отец, Госпожа, — приветствует поочередно валькирия, остановившись напротив. — Здравствуй, Регинлейв, — кивает Фригг. Золотые серьги сверкают от движения, на расшитом поясе коротко звенит связка многочисленных ключей. — Ансгар теперь повелевает Лагарвиком, — заявляет Один. — Ты хорошо справилась. Эта битва запомнится Вёльсунгу и его воинам надолго. Но на этом твоя работа не закончена, тебе предстоит еще не раз спуститься к нему в будущем. Глаза Фригг впились внимательно в лицо Регинлейв. Валькирия знала этот взгляд — жена Одина умела смотреть так, что до костей пробирало, до самого сердца, по самую душу. Фригг — всеведущая, но никто никогда не слышал, что она видит. Она видит судьбы, но знания свои хранит при себе. Что же ты видишь, Госпожа асов? Что начертано на полотне судьбы моей? А впрочем, молчи и дальше, властительница Фенсалира. Мое будущее мне видится прозрачно, как чистые воды Урда. Я — Регинлейв-валькирия, дочь Кьярваля, и по пятам моим всегда будет стелиться соленая смесь крови и морских вод. Ты видишь это, Великая Фригг? Ты слышишь шум битв, звенящий в моих ушах нескончаемо? А воронов, парящих над полем битвы, неизменно следящих за мной от лица Всеотца? А видишь ли взгляды, которыми преследуют меня после победы? Думаешь, это победа, о Великая? Смертные с тобой не согласятся, отправляя в море подожженный драккар со сложенными трупами сородичей. Я не виню их, Госпожа, их ненависть понятна мне. Мне не понятно лишь, что делать мне со своей судьбой. Молча принять? Смириться? Так ведь ты знаешь, Фригг, я непреклонна и жестока. Поражение — мой враг, жертва — мой спутник. Я не смирюсь. Жена Одина моргнула, глубоко вздохнула, будто очнувшись. Взгляд потеплел, губы словно дрогнули в полуулыбке. А может, показалось. — Отец, скажи мне, — подала голос Регинлейв, — почему выбрал меня? Ансгар — храбрый воин, заботливый, великодушный. Он заслуживает легких побед. — Может, и заслуживает, — Один погладил задумчиво бороду. — Но заслужит ли он тогда место в Вальхалле? Он далеко пойдет, моя дорогая Регинлейв. Он может стать одним из величайших воинов, даже не ярлом — конунгом. Но слава не приходит без жертв. Настоящие «копья асов» закаляются в кровавых битвах, среди потерь, побед на грани с поражениями. Ты научишь его, покажешь ему. — Раньше ты не привязывал меня к одному воину. Говорил, что мои разрушительные силы окунают смертных в отчаяние. — Каждой стали — своя закалка, дочь моя. Те были слабы, Ансгар же… — Особенный. Понимаю, Отец. — Норны так предсказали, — медленно кивнул он. — Ступай. Эйнхерии ждут, когда им подадут трапезу. Постарайся не убить кого-нибудь, Регинлейв. Они, конечно, на заре возродятся, но все же выслушивать позже жалобы о беснующихся валькириях не желаю. — Эйнхерии не смеют прикоснуться к замужней деве, — любезно подметила Фригг. — Почему же ты до сих пор не замужем, милая? Если Кьярваль не способен подобрать тебе отважного воина, мы можем помочь. Правда, супруг? Свяжешь себя брачными узами, и в Вальхалле тебя и пальцем не посмеют тронуть, лишь только ты сама этого захочешь. Преувеличиваешь ты манеры избранных, Госпожа. Давно ли покидала свои золоченые покои с ворохом служанок, чтобы наведать и благословить палаты викингов? — Семейный очаг — это не мой путь. Я не замужем, потому что того не желаю, а отец не посмеет решать за меня, — ответ выдался колким и гордым, и Регинлейв добавила с покорной улыбкой: — Спасибо за предложенную помощь, Госпожа. Фригг сдержанно улыбнулась. Не смея больше задерживать повелителей, валькирия поспешила к выходу из владений Одина. — Регинлейв, — окликнул Всеотец. — Постарайся не привязаться к Ансгару, пока будешь покровительствовать ему. Вы, валькирии, падки на тех, кто разглядит в глубине ваши сердца. Мне нужны твоя преданность и его слава. Ты слишком низкого обо мне мнения, Отец. Но даже если так… Неужто боишься, что я отвернусь от тебя? Пусть кровожадная, но самых лучших воинов доставляю тебе, не так ли? Но вслух лишь послушное: — Тебе не о чем беспокоиться, Отец. Ансгар не интересен мне.***
Вечера в Асгарде для валькирий все одинаковые — наполненные запахами браги и мяса запеченного вепря, позвякиванием чаш, гамом веселящихся воинов. Длинные столы, за которыми восседают сотни викингов, простираются на несколько залов, и на все это широкой души застолье — лишь два десятка юных дев. Девы-воительницы, сопутствующие славным богатырям, несущие победы, сопровождающие погибших в Вальхаллу, здесь, в этих небесных палатах — всего только учтивые слуги, подливающие мед и развлекающие одиноких мужей своей компанией. В битвах они несутся на резвых конях по воздуху, пронзают копьями сильнейших врагов, а в Асгарде… не более чем прекрасные статуэтки, должные радовать глаза избранных. Унизительно. Регинлейв бы соврала, сказав, что ей здесь причиняют боль, берут силой и измываются. Некая доля почтения к валькириям все же еще присутствовала. Некоторые девы и вовсе поклялись в том, что не лягут с эйнхериями на ложе за все свое существование, лишь верному мужу позволят себя коснуться. Такие как Сигрюн или Гунн. Об их клятвах знали, уважали и старались не трогать. И все же Регинлейв никогда не закрывала глаза на то, с каким пренебрежением к ним относились воины. Могло показаться, что валькирий обязывали лишь преподносить яства да поддерживать беседу, однако подойти к столу, не став жертвой очередной волны раздевающих взглядов — и хорошо, если только взглядов, — не представлялось возможным. Могло показаться, что валькирий не принуждали, да вот только Регинлейв знала: поклявшуюся хранить целомудрие Гунн уже успел насильно обесчестить ненавистный Валланд. Гунн, конечно, молчала и продолжала жить своей легендой. Могло показаться, что Один должен хранить своих названных дочерей, да вот только Всеотцу никогда не было дела до ночных увеселений своего небесного войска. С чего бы? — Чего хмуришься, сестрица? С тех пор, как из Мидгарда вернулась, ходишь с таким разящим взглядом, что молнии Тора позавидуют. Вальяжно развалившаяся на бочке Скёгуль с любопытством уставилась на нее сверху вниз, покачивая в пальцах кубок с вином. Регинлейв ответила не сразу, лениво поводила взором по хохочущим от очередной байки воинам. — Отец снова игру затеял. — Ну, весть не нова, — Скёгуль пригубила вина. — Один любит поиграться с судьбами. Неужто ты под коварную руку попала? Говорящее само за себя молчание. — Что придумал затейник? — не отставала Скёгуль. — Разве есть что-то такое, чем можно задеть бушующую Регинлейв? — Сказал благоволить воину. Не на одну битву. И не на две. Надолго. — Велика разница, чью кровь отбирать? Почему тебя это настораживает? — Он славный воин. Не заслужил судьбы такой. Ты знаешь, Свирепствующая, такие, как мы с тобой, не удачу приносят — кровь и боль. — Пред тобой дюжины славных воинов, — Скёгуль скривилась. — Посмотри на них. Жаль тебе их? Со временем и этот станет таким же. С правой стороны, почти над ухом, из-под копны светлых, почти белоснежных волос послышался мелодичный смешок. — Жаль? Несущей Бурю? — белоснежная копна взметнулась в обороте, представляя миловидное, в форме сердца, личико. — Не глупи, сестра. Да наша неприступная Регинлейв глаз положила на храброго ярла, не иначе. Личико озарилось насмешливой улыбкой, глаза сверкнули веселыми искорками. Обернувшись к подошедшей, Скёгуль изогнула бровь. — Ты точно о Регинлейв говоришь, Христ? Не путай, милая. Ты, Труд, Мист, Свава только и ждете, когда кто-то вроде великого Сигурда спасет вас от дракона и отвезет на белом коне к себе в дом. — Ну, не всю же жизнь срубать мечом головы, верно? — непринужденно пожала плечами Христ. — Приносить победу будущим эйнхериям мне в радость, но что может быть лучше, чем принадлежать одному из них целиком и полностью? Ждать его дома после длительных походов, хранить очаг, родить ему могучих сыновей? Знать, что к тебе всегда будут возвращаться. И, загадочно подмигнув, воздушная Христ удалилась с обновленным подносом с деликатесами, покачивая бедрами, к столу викингов. — Не принадлежать, — фыркнула Регинлейв, наблюдая, с какой учтивостью Христ склонялась над тарелками, подливая мед в рога. — Неужели она действительно думает, что в этом заключается счастье? — Христ всегда была наивна, — Скёгуль отхлебнула остатки вина и с громким стуком поставила бокал на бочку. — Ладно, сестра. Вот что я тебе скажу: просто выполняй свою работу. Один знает, что делает. Норны знают, что шепчут ему на ухо. Может, ты еще выгоду из этого союза извлечешь.***
Ночь была темной и пьянящей. Наполненная запахами плавленого воска свечей, сладостью меда на губах, шорохом мягких шкур, она позволяла забыться. Отбросить напряжение прошедшей битвы, сменить грохот мечей в ушах на задушенные вздохи, морскую соль с языка — на пот разгоряченного чужого тела. В этот раз — бывший конунг Готтфрид. Зрелый воин, мудрый, но все еще полный огня. Некогда он восседал в Скирингссале, и войско его было таким могучим, что мало кто рисковал сразиться с ним в открытой битве. У Готтфрида было несколько жен, шесть сыновей и четыре дочери. Женщины готовы были травить, топить, зарезать друг друга, чтобы принадлежать великому конунгу. Чтобы целовать покрытую шрамами грудь, ласкать широкие плечи, проводить руками по жестким черным волосам. Регинлейв же достаточно было подсесть к Готтфриду в конце пира на скамью, прижаться бедром, приоткрыть плечо от льняного платья, бросить лишь один глубокий, длительный, несущий ясное значение взгляд. Валькирия сделала свой выбор на эту ночь. Подняться, провести пальцами по плечам и медленно двинуться из трапезной. Конунг последовал за ней. Она всегда выбирает тех, кто больше молчит, в чьих глазах виден светлый ум, кто не посмеет и пальцем тронуть, пока Регинлейв не подаст сигнал. Медленно раздевает и настойчиво толкает спиной на ложе. Направляет грубые мужские ладони вдоль своего тела, двигается в своем ритме, разглядывая свысока. Впивается ногтями до крови и шипит, если вдруг посмел сжать ее кожу до боли. Может даже клинок к горлу прижать, сделай воин что-то не так. Пусть жалуются Тору, Всеотцу, да хоть Локи на нее натравят. Ночь подчиняется ее закону. Готтфрид соответствовал всем ожиданиям. Великий конунг предался власти Регинлейв-валькирии. Целовал тело мягко, ни слова не проронил. Лишь однажды выдохнул, что от нее пахнет свирепым морем и нет милее запаха для викинга-завоевателя.***
Она любила море во всех его проявлениях — от ледяных иссиня-черных глубин до нагретых теплыми лучами прозрачных прибрежных вод. Любила смотреть на крохотные узоры галок, образующиеся морскими птицами в небесах, или на набегающие, облизывающие ее голые ступни волны в бухте. Ее равно завораживали как величественные, разбивающиеся о скалы пенящиеся валы, так и чистая, умиротворяющая гладь в во время штиля при восходе солнца. Море стало ее второй семьей после того, как валькирия покинула отцовский дом. Эгир и Ран — приемные родители, волны — дочери Эгира — приемные сестры. Асгард так и не заменил ей дом, как и валькирии не стали настоящей семьей. Там царил дух соперничества. Истинное пристанище Регинлейв — заливы и гавани, иль бескрайнее открытое море. Украшения из морских раковин не такие сверкающие и приковывающие внимание, как золото и янтари Труд, но они пропитаны солью вод, обласканы мерными покачиваниями волн, нагреты Светилом на пляжной гальке. Регинлейв сама отбирает их в бухтах, выискивает самые диковинные, нанизывает на нити. Иногда ей помогают сестры. К примеру, вот эту перламутровую ракушку, переливающуюся разными цветами, словно сам жемчуг, отыскала Хефринг. А вот эту большую закрученную подарила Бара. — Ой, Регинлейв, такие песни уже сочиняют про битву за Лагарвик! — восторженно вздохнула Хефринг, нанизывая жумчужинки на новое ожерелье. — Славят Ансгара могучего, доблесть его воинов, вспоминают бушующее море. Дочь Эгира метнула хитрый взгляд исподлобья. — Поговаривают, что он собирает снова войско, — добавила знающим голосом Дуфа, тщательно заплетающая мокрые волосы Хефринг в косы. Светило рикошетом блеснуло от жемчуга в ее собственных зеленоватых локонах, бликом ослепило правый глаз Регинлейв. —Лагарвик отстроил, несколько удачных набегов устроил, народ задобрил. Местные его теперь боготворят. — И это всего лишь за одну луну! — поддакнула Бюлгья, которая нежилась на гальке, лежа по пояс в воде. — Хорошего тебе воина выделил Всеотец, Регинлейв, — подметила Хефринг. — Сильный, смелый, честный, великодушный. А красавец какой! Правда ведь, красивый? Регинлейв отвлеклась от ожерелья, взглянула на Хефринг, убеждаясь, что вопрос адресовался ей. Вернулась к работе, и бровью не поведя. — Я не рассматривала. — Как не рассматривала?! — всплеснула руками морская дочь, и Дуфа шикнула на нее, заставляя сидеть неподвижно. — Ты же прямо на поле боя была! Бюлгья плыла позже у пристани, все в красках нам описала. И светлые вьющиеся локоны, словно солнечные волны, и упрямый, гордый подбородок, и короткую жесткую бороду, и глаза ясные, решительные, и ростом высокий, как скала, за таким ничего не страшно. Так, Бюлгья? — Все так, — кивнула довольно жмурившаяся Бюлгья. — Вот! Такого воина сразу все ярлы сосватать пожелают к своим дочерям. А ты к нему так близко будешь, — вновь завистливый вздох вырвался из груди, — и ведь надолго. Вы столько битв еще встретите рука об руку… Регинлейв нахмурилась и дернула нитку слишком резко. — Вести мчатся слишком быстро, как погляжу. — Так ведь ветром все легко разносится, — пожала плечами Хефринг. — С одного конца побережья в другой, и все через нас, по морю. — Встречу Хресвельга в следующий раз — крылья оторву, раз ему кроме чужих вестей разносить нечего, — процедила Регинлейв. — Не бери в голову. Ты лучше послушай. Ансгар этот чего земли-то отправился завоевывать… Его отец — настоящий тиран. Старик сказал, что слишком много сыновей у него, пусть сами свою славу отправляются искать. Земли свои делить он не будет ни с кем. Ансгара едва ли не выгнали из поселения, когда он пережил пятнадцатую зиму, в дорогу ему дали лишь одного воина. Ансгара ждал тернистый путь. Он долго скитался, пока не нашел крохотную деревушку, принявшую его. Возмужал там. Охотился много, строил, защищал деревню — его и зауважали. А после набрал он воинов… Хефринг говорила и говорила. Долго, много, с перерывами лишь для того, чтобы съесть пару ягод, собранных в лесу. Поначалу Регинлейв не слушала. Сдалась ей судьба этого Ансгара? Но по мере того, как солнце клонилось к вытянутым вверх, словно копья, хвоям, мерное бормотание Хефринг стало успокаивать, влилось в шелест моря, а рассказы про Ансгара Вёльсунга медленно пробуждали интерес. Дочь Эгира вещала про то, как викинг мало-помалу снискал уважения во многих окрестных поселениях, как за ним потянулись воины, как вместе со старым кораблестроителем, которого нашел Ансгар совершенно случайно, они построили свой первый драккар, на котором Ансгар плавал до сих пор. О том воине, отправленном вместе с ним, который стал верным другом и лучшим мечником Ансгара. О том, что норны сулят Вёльсунгу великие дела. И о том, что ей, Регинлейв, обязательно необходимо остаться на пир после следующей битвы Ансгара, ведь он благодарен каждому, кто помог прорасти зерну его победы, а уж благословенную валькирию будет на руках носить и скажет просить чего угодно. Дочери Эгира — настоящие сплетницы и озорницы. Волны морские, что с них взять?