Нет у меня ни мужа, ни радости, - Радость из гнева себе изготовлю! Краткая песнь о Сигурде
Золотистого коня Скинфакси трижды сменял в небесах его темный братец, приносящий Ночь, прежде чем пиршество кончилось. Регинлейв в праздничном зале не объявлялась, избегала людей в лесах и бухтах, выслушивала бездумную трескотню волн, упивалась сладким ягодным вином в Асгарде. Наутро четвертого дня, когда будущая жена Ансгара и ее отец должны были отплывать, к ней в дом постучались. Застали пораньше, пока не успела сбежать. Регинлейв, нахмурившись, приоткрыла. То явно был не Ансгар — его присутствие она чувствовала, как приятный морозный рассвет, — другим же в поселении она была не нужна. На пороге стояла Сольвейг, с золотыми косами ниже пояса, в богато украшенной накидке — подарок Непобедимого, валькирия знала точно, насмотрелась на эти ткани, — с драгоценными камнями в гребнях. Руки сложены перед собой, подбородок приподнят. Примеряет на себя роль жены великого вождя. — Валькирия, мне хотелось бы поговорить с тобой перед отплытием, — тон снисходительно-вежливый, легкая улыбка застыла на губах. — Всего пара слов, если тебя на затруднит. Регинлейв задумалась всего на миг. Затем схватила лук у стены, запахнула мех на плечах и шагнула наружу, закрыв дверь. — Не затруднит. Я собираюсь на охоту, можешь проводить до леса. Если златовласая думала, что Регинлейв пустит ее в собственный дом, в обитель ее мыслей, желаний и увлечений, то ее ждало разочарование. Для валькирии все равны, будь то жена ярла, величайшие воины и конунги, да хоть сама Фригг, один лишь… Мысли были отброшены сырым ветром. Сольвейг, казалось, была несколько сбита с толку таким небрежным отношением и чуть замешкалась, прежде чем поспешить за двинувшейся по тропе валькирией. Она не начинала разговор, даже когда пристань с драккарами и мельтешившими викингами не осталась в отдалении. Регинлейв не заботило, заговорит ли девица, осмелится ли, иль так и не раскроет рта и оставит широко шагавшую ночную всадницу в своих заботах. — О тебе ходит много слухов, валькирия. Ну надо же, выдавила из себя, наконец. Регинлейв промолчала, упрямо поднималась по холму к сосновому бору, даже не оглядываясь на знатную деву, которая неловко поднимала полы длинного платья. — Говорят, что ты — главная причина побед Ансгара. А также главная причина всех смертей на поле битвы, — замолчала на мгновенье, словно проверяя, но ответа так и не дождалась. — Еще поговаривают, что ты повсюду следуешь за ним, знаешь все его мысли, все страхи и желания, что ты рядом с ним в радости и горести. Я также слышала, что он души в тебе не чает, одаривает подарками, преподносит к твоим ногам все, чего только попросишь, что не расстаетесь вы ни днем, ни ночью. Разное болтают, Регинлейв знала об этом. Сольвейг еще сдерживалась в выражениях, не заходила за черту. — Я хочу сказать тебе, валькирия, — повысила голос златовласая, немного запыхавшись на подъеме, — тебе следует покинуть поселение. Нет, показалось. Регинлейв сжала губы. — Не стоит тебе так много времени с Ансгаром проводить, — продолжала она. — Ты храбрая воительница, единственная в своем роде, я много слышала о тебе, Всадница Бури, и для меня будет честью, если ты продолжишь покровительствовать моему мужу. Рази его врагов, не щади никого, если тебе так хочется, но прошу тебя как жена — оставь его. Судьба сказала свое окончательное слово. Резко обернувшись, Регинлейв пронзила Сольвейг взглядом. Ветер с моря встряхнул медные локоны, заскрипели возмущенно высокие тонкие сосны, солнца лучи трусливо спрятались за набежавшими тучами. Судьба, златовласая? Что знаешь ты о судьбе и предназначении? Что знаешь ты о том, когда не можешь противиться этой неудержимой тяге? Ты знаешь, каково быть готовой ринуться за Непобедимым в кровавый шторм, не имея и капли сомнений? Ты знаешь, каково желать неустанно смотреть, как он покоряет земли и моря, как с ярким пламенем в глазах стоит у носа драккара рука об руку с тобой и улыбается, жадно оглядывая горизонт? Ты знаешь, каково чувствовать каждый его шаг, каждый взгляд под кожей раскаленными стрелами, каждый всплеск настроения мурашками на собственной спине? Ты знаешь, каково желать покоряться лишь ему одному? Что по-настоящему ты знаешь об этом, златовласая Сольвейг?! Взгляд-буря испугал ее, видимо, и дева чуть отпрянула, но осталась гордо смотреть. Изо рта валькирии шелестящими волнами вылилось тихо: — Я уйду лишь тогда, Сольвейг, когда Всеотец отзовет меня. Лишь он один мне приказывает. Светлые брови девы приподнялись, губки поджались. — Я прошу тебя по-хорошему, валькирия. Не встревай между нами. Это не твое место. Регинлейв сделала шаг ближе. Сольвейг остро ощутила запах дождя, смешанный с кровью, чуть вжала шею в плечи. — Я нахожусь ровно там, где должна быть. На месте, что выделила мне та самая Судьба, которую ты поминаешь. На своем месте, — Регинлейв чуть помолчала, оглядела с наигранным интересом расшитую золотыми нитями ткань на деве, чуть склонила голову набок. — Хорошая ткань. Нравится тебе? — Д-да, — чуть смутилась Сольвейг, огладив ворот, но тут же спохватилась и с гордостью добавила: — Ансгар подарил в честь нашего союза. — Конечно, — улыбнулась Регинлейв. — Ведь он преподносил ее мне после нашего плавания за море, но я отказалась. Надеюсь, тебе придется по вкусу. Сольвейг растеряла всю свою уверенность, захлопала ресницами, приоткрыла рот в негодовании, но Регинлейв заговорила первой, отворачиваясь: — Мне пора на охоту. Легкого пути, Сольвейг. Надеюсь, море будет милосердно.***
— Валькирия! Освежающий мороз в затылок. Ставшие привычными мурашки по спине. Ансгар окликнул ее на краю леса, стоило Регинлейв свистнуть своего жеребца. Вороной примчался будто из ниоткуда, спустился с раскрашенных пурпурными оттенками небес, взрыхлил землю копытами. Валькирия мазнула пальцами по жесткой гриве, обернулась нехотя. Было видно, что Ансгар спешил. Желал нагнать до того, как Регинлейв умчится на закате в чертоги эйнхериев. Красное Светило подсвечивало контур высокой стати, набрасывало розовое покрывало. — Ты не пришла на пир. — Должна была? — Нет, но я был бы рад, если б ты почтила присутствием своего воина, — шаг ближе. — Поздравила со всеми, — еще шаг. — Познакомилась с моей будущей супругой. Во время следующего шага грудь ярла встретилась с упершейся ладонью. Вгляд-море поднялся, забурлил негодованием. — Уже имела честь побеседовать с ней. Желаю, чтобы брак ваш был счастливым. Ровный голос леденил, лицо не дрогнуло. Однако же и Ансгар не сдается никогда. Горные скалы стойкие, упорные, северные снега на вершинах не тают зимами и летами напролет. — Говоришь не то, что думаешь, валькирия, — усмешка расползается на его губах. — Считаешь, не вижу твою горечь, твою обиду? Ты ведь сама меня отталкиваешь, Регинлейв. Что должен был я сделать, по твоему мнению? Что бы тебе понравилось, Несущая Бурю? Принадлежать мне не желаешь, но и отпускать не хочешь. Она молчала. Впервые на памяти Ансгара не выдержала взгляд, отвернулась, коснулась ракушечного ожерелья. Лунг позади уткнулся носом хозяйке в плечо, пощекотал теплым дыханием, толкнул легко вперед, вынудив сделать крохотный шажок к ярлу. Улыбнувшись, Ансгар погладил вороного по морде. Лунг выдержал недолго, убрал голову и уставился на море вдалеке. Неласковый был жеребец, не любил чужим даваться. — То был не обычный старец, знаешь, Непобедимый? — заговорила Регинлейв. — Догадался. И все же… Всеотец просто так не является. Знал, что с норнами я спорить не буду. И моей валькирии там не было. — Была бы, ничего бы не сказала. Кто я такая, чтобы иметь право? — Я бы отказал, возможно, — не хотел брать в жены Сольвейг, как и всех предыдущих. Регинлейв покачала головой, горько усмехнувшись. — Ты глуп, Непобедимый. Всеотцу не отказывают, — подняла взгляд обратно, всмотрелась в серьезное лицо воина. — Златовласая будет хорошей женой. Смела, в меру хитра, упряма, в то же время покорна. Будет любить и уважать, на ложе с другим не ляжет. — Возможно. Однако после встречи с тобой поднималась на драккар разгневанная и раздосадованная. Недостаточно упряма и хитра. Уголки губ всадницы лукаво приподнялись. — Недостаточно. Ансгар перехватил ее ладонь мягко, осторожным движением — по-другому со Всадницей Бури было нельзя, иначе нож к горлу приставит или на землю перевернет. Вздрогнула, будто осознав, как и он, что до сего момента они не касались друг друга так: нарочно, нежно, трепетно. Взглянула на грубые пальцы, несмело огладила костяшки — будто море коснулось — провела по очереди по крупным серебряным перстням. Второй рукой он медленно тронул ее лицо. Регинлейв чуть отстранилась всего на миг, прежде чем позволить мужской ладони лечь на щеку, убрать медные волосы. — Знаешь, я научился многому с тобой, валькирия. Но самое главное — морской шторм невозможно обуздать, нельзя приручить, ему не прикажешь, не поймаешь, не привяжешь. Он приходит, когда не ждешь, и уходит так же. Он подчиняется лишь воле богов и ни одному смертному. Сметает все на своем пути. С ним нужно уметь управляться. И когда твой корабль попадает в шторм, следует сложить паруса, не упираться носом в очаг бури, сопротивляясь. Шторму следует поддаться, не убегать от него, не идти напролом — необходимо понять его, сыграть с ним в игру. Знать, где ударит, а где ветер подтолкнет в нужном направлении. Теплое дыхание на щеке приятно щекочет, заставляет прикрыть глаза. Голос Ансгара становится тише и тише, укачивает на волнах, задевает что-то глубоко внутри Регинлейв. Широкий лоб касается ее лба — и она не в силах приподнять веки. — Все это время я старался понять, научиться играть, — бархатным шепотом у уха, пуская волны огня по коже. И как только покрытые льдом фьорды могу так обжигать, скажи, Ансгар! — У меня получается играть со штормом, валькирия? — Шторм может убить, воин, — смогла выдавить она, проклиная собственный голос. — Он несет смерть, разрушения, он порождение хаоса. Он не поддается никаким законам и сам не знает, чего желает. Ты затеял опасную игру. — Я не боюсь твоего хаоса, Всадница Бури. Дыхание касается ее губ, и у Регинлейв сердце заходится. Фрейя, спаси. Что должна она сделать, когда Ансгар Непобедимый так близко, когда так сладко шепчет и мягко гладит кожу у губ? Всеотец обязательно узнает. Но разве он уже не знает, глупая? Он уже сделал свой ход, предвосхищая твои неразумные чувства, он уже сковал ярла узами брака и лже-судьбы. Что еще тебя останавливает, ночная всадница?! — Я хочу поддаться твоему шторму, — настойчивее произносит Ансгар, рассеивая дрожь по ее телу. — Поддайся и ты… Не успевает он договорить, как Регинлейв хватает воина рукой за ворот рубахи и притягивает к себе, сокращая все пути, отрезая любые нити сомнений. Вцепляется пальцами в медвежий мех на плечах, проводит по воинским косам за спиной. Пусть она за это поплатится, в это мгновение все иное теряет смысл. — Не улетай в Вальхаллу, — глухо шепчет Ансгар между поцелуями. — Останься. Останься этой ночью со мной, валькирия. Мне ты нужна сильнее. Море этим вечером завораживало своим буйством и пенящимися валами, которые рассыпались в брызги-жемчужины об острые скалы. Порывистый ветер заставлял верхушки сосен с треском раскачиваться из стороны в сторону, завывал меж щелей деревянных домов. Последние кровавые лучи заходящего солнца медленно растворялись, оставляя все — пристань, головы драконов на кораблях, разросшиеся ветви можжевельника, брошенного у поселения на выпасе вороного жеребца — под покровом ночи, напитываться запахами приходящей грозы. Первые крупные капли дождя упали на землю, стоило двоим добраться до ярлова дома. Далекие раскаты грома — фибулы на богатой накидке Ансгара расстегиваются, соскальзывают по плечам, бьются о пол золотыми всплесками. Пальцы тянут тесьму, скидывают ненужные одежды. Руки грубые, движения неистово-торопливые, касания нежные. Регинлейв наконец позволяет себе смотреть. Нет, увидеть — широкие, сильные плечи, наряду с грудью покрытые загрубевшими рубцами и нарисованными рунами. Ансуз на шее — для красноречия, Наутиз над локтем — для терпения и мудрости; на сухих, напряженных мышцах живота Йера и Соулу — вознаграждающая усилия и приносящая победу. Валькирия самыми кончиками пальцев изучает, считывает. У нее самой нет рун на теле. Всадница Бури — и есть воплощение руны. Уруз. Двоякий символ. Гроза и буря. Необузданный огонь, который может смести все на своем пути. Никто не пожелает иметь такой на теле. Волосы Ансгара заплетены в тугие косы — нет больше той свободы светлых локонов, несущихся по ветру, когда они встретились впервые под Лагарвиком. Хресвельг не в силах пошатнуть оледеневшие горные вершины. Ливень заходится бешенством, барабанит по крышам, размывает дороги. Два тела изгибаются на ложе среди шкур и шелковых тканей. Они танцевали вместе множество раз, воин и валькирия, несущие бурю, порождающие пожары в грозу, превращающие дождевые лужи в кровь, низвергающие на дно северных морей чужие драккары. Но так — никогда. Ансгар стягивает стальные кольца с медных волос, освобождает из плена косичек, пропускает пальцы сквозь закатные волны. С силой хватает, притягивая к себе. На языках смешиваются морская соль, сладость вина, тягучая горечь недозволенности и дым погребальных костров. Гром снаружи неистовствует, молнии сверкают, будто сам Тор спустился в Мидгард. Регинлейв слышит лишь: — Моя валькирия… Моя… Даже если бы хотела ответить, не смогла бы, потому что кости плавятся, кровь бурлит горным потоком, изо рта вырываются лишь судорожные вздохи и стоны. Круг желаний сузился до необходимого: слушать обжигающий шепот, ласкать стальные мышцы, чувствовать чужое тело. Не чужое. Мое. Мое, связанное со мной самыми крепкими нитями, пролитой кровью, желаниями и сомнениями. — Всегда была моей… И будешь моей, пока звезды и Светило не померкнут, пока море не хлынет через край и не затопит горы. Ты так многого желаешь, Ансгар Непобедимый. Я принадлежу богам. Не ставь себя в один ряд с ними. Но вместо ответа валькирия лишь целует. Крепко, медленно, будоражаще. Море этой ночью потопило несколько кораблей, залило пышной пеной берега, выбросило обломки на гальку. Шквальный ветер повалил деревья, снес заборы скотоводов. Гроза оглушала и вводила в ужас. Прибрежные скалы приняли взбудораженные волны в свои объятия.***
Регинлейв вздрогнула, моргнула, когда на плечи ей легло что-то легкое. Коснулась нежной на ощупь ткани. Алая, с золотыми нитями по краю. Одежды богатого завоевателя. — Замерзнешь. О чем задумалась, валькирия? Ансгар подал ей золоченый кубок с вином. Опустился у ее ног на колено, всмотрелся в глаза, чуть лукавый и веселый, покачивая в руках свой кубок. — Не из чертогов Вальхаллы, но все же стоящее. Попробуй. Она приподняла уголки губ, отпила. Сладкое, как она любит. Привезенное из-за моря вино, богатая мантия на плечах, достойная жены конунга, покои сильнейшего воина, которого Регинлейв когда-либо видела. И она, ночная всадница, посланница Одина на ложе Ансгара, который в этот миг сидит у ее ног, нежно целует ее нагое колено, хитро заглядывает в лицо. Что же ты смотришь так, Непобедимый? Ты все делаешь неправильно. — Что тревожит тебя, Непокорная? — по глазам научился читать, ничего не скрыть. — Ты знаешь историю о Брюнхильд и Сигурде? — Величайший Вёльсунг, благословленный Всеотцом, убийца дракона. И валькирия, полюбившая его, но которой не суждено было быть с ним, — кивнул Ансгар. — Говорят, она была проклята. Знаю. Но мне нравится слушать твой голос. Расскажи мне, Регинлейв. Он приподнялся и устроился рядом с ней на ложе, закинул локти за голову, готовый слушать. — Сигурд, сын Сигмунда, был учеником Регина, кузнеца. Регин видел силу мальчика с самого начала и готовил его к великим подвигам. Выковал молодому герою меч, носивший имя Грам, а избранный Сигурдом конь Грани был потомком самого Слейпнира, жеребца Одина. Сигурд совершил много подвигов, прославился, а затем Регин уговорил его отправиться убить великого дракона Фафнира, сторожившего несметные сокровища. Сигурд справился с задачей, только позже выяснилось, что учитель использовал его для убийства Фафнира, а затем планировал убить самого Сигурда, чтобы заполучить сокровища. Поэтому драконоубийце пришлось положить конец и жизни Регина. А позже… Сигурд узнает о прекрасной валькирии, которая спит беспробудным сном в Хиндарсфьялле на горе из доспехов. Она была проклята Всеотцом за то, что ослушалась его приказа. Один лишил ее силы и наказал ей выйти замуж. То была Брюнхильд. Сигурд пробудил ее, и бывшая валькирия поделилась с ним мудростью, силой, дала советы. Они провели вместе время, и что-то вспыхнуло между ними, однако Сигурд двинулся дальше. Прославленный воин отправился в город Вормс. Он встретил там Гудрун, прекрасную деву, которая быстро влюбилась в него. Познакомился с ее братьями, славными воинами Гуннаром и Хёгни. Сигурд не спешил жениться, однако мать Гудрун решила все иначе. Она опоила Сигурда волшебным напитком, и тот, околдованный, позабыл обо всем, сам не понял, как обручился с Гудрун. — Не была ли это случайно не мать Гудрун, а великая Фригг, жена хитрого Одина? — с усмешкой спросил Ансгар. — Очень уж похожи игры. — Нет, то не почерк Госпожи асов, — качнула головой валькирия. — Лишь Один играет в свои игры. В случае с Сигурдом то было лишь обычное женское коварство. — Не замечал коварства за тобой, валькирия, — воин провел рукой по ее распущенным волосам. — Ты все говоришь напрямую. Разве что нарочно отказывала мне все эти луны, чтобы я стоял пред тобой на коленях, чтобы умолял. Регинлейв не сдержала ухмылки, обернулась к довольному викингу. — Мне закончить историю, о великий воин? — Продолжай. И взгляд глубокий, обжигающий, от которого волна мурашек от затылка к ногам. — Сигурд обручился с Гудрун. Однако ее брат, Гуннар, тоже искал невесту. Прослышал он о воинственной валькирии Брюнхильд, которая жила в чертогах, огражденной стеной пламени. Валькирия поклялась выйти замуж лишь за того, кто пройдет сквозь огонь, кто будем смел настолько, что отважится, кто будет великим настолько, что пламя пропустит невредимым. Лошадь Гуннара отказалась преодолевать огонь, испугалась. Но Сигурд верхом на храбром Грани смог. Говорят, что с помощью магии Сигурд и Гуннар поменялись внешностью — и Брюнхильд видит Гуннара, просящего ее руки. Она разгневана, расстроена, ибо чувствует неладное. Чувствует, что лишь Сигурд мог пройти испытание. Она надеялась, что пламя пропустит лишь его одного. И все же… — Регинлейв на миг замолкает. — Свадьбы состоялись. Сигурд женится на Гудрун, Гуннар — на Брюнхильд. Брюнхильд обижена, разочарована, разгневана. Она поверить не может, что тот, кто завоевал ее сердце, выбрал другую. Обман раскрывается, когда Гудрун купается вместе с ней в реке. Она насмехается над несчастной, и Брюнхильд впадает в ярость. Говорят, что с того момента ей двигало лишь одно чувство — месть. Регинлейв допивает вино, вновь замолкает. Ансгар хмурится, смотря на нее. — И чем же все закончилось? — Затяжной трагедией. Сигурд раскаивается, но уже не в силах что-либо изменить, ведь Брюнхильд ненавидит его. Гуннар узнает обо всем и решает, что Брюнхильд никогда не полюбит его. Он затаил обиду и на Сигурда, и на жену. Семейные распри не прекращаются, и все жалеют, что норны связали их жизни с нитью Брюнхильд, ведь все несчастья от нее. В конце концов, Сигурда убили самые близкие. Гуннар и его брат Хёгни сговорились и подстроили смерть героя. Брюнхильд же осознает, что потеряла веру в жизнь, потеряла свой смысл. Она взошла на погребальный костер Сигурда и умерла в огне. Воцарилось молчание, не нарушаемое даже звуками далекого грома — гроза уже улеглась. Ансгар глядел на Регинлейв задумчиво, сосредоточенно следя за малейшими движениями. — Валькирия? — Знаешь, я понимаю ее, Ансгар. Ее все ненавидели, презирали. Ее до сих пор винят во всех смертях и горестях, будто она сплела длинную нить несчастий. Ведь после смерти Сигурда последовали смерти Гуннара и Хёгни, которых убил брат Брюнхильд, Атли, решивший отомстить за сестру. Гудрун же выдали за него замуж, надеясь наладить отношения, но она, разгневанная и огорченная, не смирилась, убила своих сыновей от Атли и скормила ему, а после перерезала ему горло во сне, — валькирия повернулась к воину с серьезным выражением. — Я понимаю Брюнхильд и понимаю Гудрун. Я понимаю их желание мстить. Брюнхильд пустила круговорот ненависти. И я не хочу повторять ее историю, Непобедимый. Ансгар притянул ее к себе, уложил на меха, нависнув сверху. Погладил щеку. — Не говори так, валькирия. Это совсем иное. Я не позволю тебе быть несчастной. Он не дал ей возразить — поцеловал мягко, трепетно, медленно углубляя поцелуй. Его валькирия всегда будет с ним. Она его единственная, и другая ему не нужна.***
Ансгар проснулся с первыми лучами, мгновенно осознав неладное. Валькирии поблизости не было, и он приподнялся на локтях. Верно, просто встала на заре и сбежала сразу в лес, как обычно она делала. Иль решила успеть наведаться в Асгард. А может, убежала в свою хижину, не привыкнув к роскоши ярла. Он нахмурился. Какая роскошь, глупец? Думаешь, в Вальхалле она не видала роскоши? Все не то. Чутье не подводит. Сердце кричало, что все уже не так, как было. Ансгар хотел было покинуть дом, но остановился у двери. Остолбенел, замер, не дыша. В углу стоял меч. Ладный, с гравировкой, такой знакомый, почти родной клинок. Несущий смерть, будто молния, разящий на разбирая. Ее меч. И рукоять обмотана тонкой бечевкой с ракушками. Ансгар чуть тронул их пальцами. Застучали тихо-тихо, жалобно, словно звали хозяйку. Она не вернется, глупые. Морская буря покинула это место.