Сердце песчаной бури

Эва слушала настояния Реммао. Эва внимала словам Амена. Эва кивала Изис. Но Эва как обычно сделала все по-своему. Ей было необходимо попасть в город, пройтись по его улицам, ощутить дух и понять, что не так с этой болезнью? Заказы отошли на второй план — сейчас она не так остро нуждалась в деньгах, даже несмотря на то, что кормить приходилось не только себя, но и дочь. Она всегда знала, что есть Амен, однако просить у него что-либо Эве не позволяла гордость: всю жизнь справлялась сама, справится и сейчас. Соврав Изис, что ушла к Амену, Эва, убедившись, что рядом точно никого нет, ловко вылезла через окно и скрылась в ночной темноте. Эва петляла по безлюдным улицам города: когда неизвестная хворь начала выкашивать людей, живые предпочитали прятаться дома, заложив соломой и камнями все щели, обвешавшись всевозможными амулетами и оберегами, и суеверно сплюнув через левое плечо. Эва видела эти амулеты на редких прохожих, встречающихся в Фивах, и могла сказать, что они не имели никакой силы. Но люди верили, и вера их была столь крепка, что заставляла отдавать последние деньги за призрачный шанс спасения. Эва, несмотря на свой род деятельности, к подобным суевериям относилась со здравой долей скептицизма. Однако в чем-то местные были правы — то была не обычная хворь. Черная смерть — страшная кара богов, была понятной людям, несмотря на свой свирепый нрав. Она была ужасна в гневе, слепа к чинам и мольбам, выкашивала всех, беспощадно и немилосердно, но взяв жатву — отступала, задабриваемая жрецами и щедрыми подношениями богам. Темнело. Ра, проплыв на своей лодке по лазурной глади небосвода, стремился все ниже и ниже к Подземному царству. Ночами город словно вымирал полностью, укрываясь пологом тишины. Звенящей, жуткой, мертвой. Не смели выть даже собаки, лишь птицы тоскливо вдалеке кричали. Изис смотрела вдаль, скрестив руки на груди. Мама, уходя, сказала ей цель своего визита, но интуиция подсказывала, что она была не до конца с ней честна. Изис терзало плохое предчувствие — ощущение, которое она давно не испытывала, привыкшая быть уверенной во всем. Чтобы занять себя чем-то и отвлечься, Изис спустилась в библиотеку храма, где Реммао вел урок по чистописанию. Заметив ее, мужчина кивнул, вопросительно приподняв бровь: — Где твоя мать? — Она спит. — ложь легко слетела с языка. Изис подумала о том, что здесь, в прошлом, она навралась на всю оставшуюся жизнь. Реммао недоверчиво дёрнул бровью, но ничего не сказал, вернув свое внимание ученикам. Изис присела рядом, подхватив какой-то пергамент и не особо вчитываясь в его содержимое. Мерный скрип перьев ее успокаивал. Такое умиротворение могло длиться долго, но было прервано появлением эпистата. Изис была удивлена, но не слишком. Амен подошёл к ним, замечая, как напрягся Реммао и его ученики. — Чем можем быть полезны, господин? Тяжёлый взгляд Амена, не предвещающий ничего хорошего, упёрся в Изис. — Изис, идёшь со мной. Есть разговор. Изис безропотно подчинилась. Когда они отошли на достаточное расстояние, эпистат схватил дочь за локоть, сжав не больно, но крепко, и зашипел ей прямо в ухо: — Где твоя мать? — Я думала она с тобой, отец! — так же шёпотом возмутилась Изис. — А я думал — с тобой. — А она как обычно обставила нас обоих. — хмыкнула Изис, стараясь подавить растущее волнение, которое поселилось в ее душе после того, как мама покинула комнаты. — Значит так, — его тон сделался суровым. — Я сейчас прикажу всей вашей веселой компании обосноваться в одной из комнат и не выходить оттуда до моего распоряжения. А чтобы не возникло желания ослушаться, я приставлю к вам надзирателей. Все ясно? — Ясно-ясно, — покорно закивала Изис. — А сам-то ты что будешь делать? — Исфет… — раздражённо пробормотал Амен. — Пойду искать твою неугомонную мать, которая вместо того, чтобы сидеть как приличная супруга дома, шляется по подворотням как жрица любви! — Она не… — Да знаю я! — громыхнул эпистат, так и не дослушав, с чем конкретно не согласилась Изис. Люди в библиотеке начали испуганно оборачиваться. Даже Реммао поднялся и посмотрел в их направлении, готовый спасать бедовую девицу из лап кровожадного охотника. Амен, заметив повышенное внимание к их скромной и неприметной компании, выпустил руку дочери из плена. — Извини, Изис. — гораздо мягче и тише произнес он, видя что она растирает пострадавший от его крепкой хватки локоть. — Не сильно болит? — Нет, все нормально. Эпистат кивнул, отметив про себя, что у нее удивительно покладистый для дочери таких родителей нрав — примечательно, что ни он, ни Эва таким не обладали. Амену вспомнилась его собственная мать, которую он больше знал по смутным, давно забытым теплым ощущениям из детства и рассказам ее друзей и родственников. Говорили, она была миролюбивой, спокойной и очень доброй, и эти черты, сочетающиеся с кипящим океаном чувств, Амен видел в Изис. Слабая улыбка тронула его губы и тут же растворилась, словно ее и не было. Позвав Тизиана, он велел Реммао и его ученикам подняться в покои и оставаться там, а Тизиану и ещё нескольким охотникам — не спускать с них глаз до его распоряжений. Дия была напугана, Реймсс злился, хоть и умело скрывал, а Реммао вел себя так, словно делал им, охотникам, великое одолжение, царственно перемещаясь с одного места на другое. Амен, ещё раз бегло оглядев компанию, вновь пристально взглянул на Изис, жестами показав, что он ее придушит собственными руками, если ей вздумается выкинуть что-нибудь в стиле ее матушки. Дия испуганно охнула, Тизиан сочувственно покачал головой девочке в белом одеянии, которая явно была больше не жилец, Реммао закипал от бешенства… И только Изис старалась не засмеяться. После этого Амен ушел. Но смеяться Изис вскоре сразу расхотелось, когда грудь пронзило какое-то острое чувство. Эта эмоция — страх, принадлежавший не ей, сдавил ее сердце тисками, заставил согнуться пополам и тихо выдохнуть от боли. — Мама… Отец… — Изис! — Дия подскочила к ней первой. — что случилось? Даже Реммао отвлекся от своего показательного игнорирования всех и вся вокруг и обеспокоенно посмотрел на виновницу всех своих бед. — Мама… Что-то случилось! Изис выскользнула из объятий Дии и забарабанила по двери. — Откройте немедленно! Мне надо выйти! — Не серчай, красавица, — лениво отозвался Тизиан с той стороны. — Покуда эпистат не прикажет — будешь сидеть в покоях. Изис не унималась: она, как обезумевшая, продолжала колотить в тяжелую дверь, получая в ответ лишь равнодушные реплики стражников. Реммао вздохнул. — Чего ты этим добиваешься, Изис? Они же сказали, что не откроют. Не советую тебе их провоцировать. Но старания девушки все-таки принесли свои плоды. За дверью раздалось раздраженное бормотание, а затем послышались шаги в их сторону. Сидящие в запертых покоях оживились и переглянулись — Изис своими воплями мертвого из могилы подымет, как бы двусмысленно это ни звучало. И в это самое мгновение происходит сразу несколько событий: дверь отворяется и в проеме показывается злой охотник, а Изис снимает ткань с лица. Позади ахает Дия, видя такие хорошо знакомые белые волосы, каскадом спадающие по девичьей спине. Не в силах даже сдержать своего удивления и Реммао: его глаза широко распахиваются, а рот едва заметно приоткрывается. Конечно, он подозревал, но до конца не мог поверить в эту безумную теорию. Застыл, как вкопанный, и сам охотник. Изис, подражая отцу, мрачно усмехнулась и, не позволяя себе испугаться и отступить, рявкнула с характерными интонациями. — С дороги! Стражник, пораженный, отступил скорее инстинктивно. Девушка вышла в коридор, где у стены стоял стол, за которым сидели Тизиан и другой, незнакомый Изис охотник. Они играли в карты. В широком рукаве девушки блеснул кинжал. Она готова была драться, если они не выслушают ее. Изис подходит ближе, и охотники отрываются от игры, обращая на нее свое внимание. На их лицах застывает по-детски испуганное и шокированное выражение. Она ухмыляется еще шире, довольная произведенным эффектом. — Значит так. Мне нужно, чтобы небольшой отряд из охотников отправился со мной в город. Сейчас же. — А с чего нам слушаться приказов какой-то девицы? Кинжал свистит в воздухе и входит в столешницу аккурат меж пальцев возмущенного охотника. — Ха-ха, промахнулась, — смеется он, пытаясь скрыть нервозность и кратковременный испуг. — Уверен? — белая бровь скептически изгибается. — Вашему эпистату нужна помощь. Она разворачивается и стремительным шагом идет дальше по коридору. уверенная — они пойдут следом. И усмехается, слыша позади мужские шаги. За очередным поворотом ее нагоняет Реммао, подхватывая под локоть. — Ты действительно его дочь? — Неужто так похожи? — театрально удивляется она, а потом честно отвечает, подтверждая очевидную истину. — Да. И мне жаль, что пришлось раскрыться… Это может иметь непредсказуемые последствия. — Тогда желаю тебе удачи, Изис. — Реммао протягивает ей платок, забытый в покоях и растворяется в лабиринте храмовых коридоров.

***

Амен, взяв с собой нескольких верных ему людей, отправился в ночные Фивы на поиски сумасбродной девицы. Нашел он Эву довольно быстро, блуждающей по одиноким улицам. Хотя, справедливости ради, она и не пряталась вовсе — ходила, что-то вынюхивала, как собака, взявшая след. И все равно перепугалась стоило ему окликнуть ее. Так и не выпытав, что или кого она искала, Амен приказал ей следовать за ним обратно в храм, пообещав себе, что разберется с ней, как только они вернутся. Их маленький отряд шел по опустевшим улицам ночного города. Эва передёрнула плечами, становилось зябко. Утром и днём здесь было невыносимо горячо, но как только наступала ночь, приходила и прохлада. Однако этот холод был вовсе не ночным… Амен вздохнул и, сняв со своих плеч белый плащ, укрыл им девушку. Эва благодарно кивнула, хоть и не стала уточнять, что от этого холода никакая одежда не спасет. Но его плащ дарил уют и защиту: он пах миртом и гранатом, и был настолько велик, что скрывал фигуру Эвы с головы и до пят, волочась по земле преданным слугой. Эвтида шла, оборачиваясь на каждый звук. Что-то не давало ей покоя. Предчувствие шептало — быть беде. Эва за годы учебы у Реммао научилась доверять своей интуиции и теперь внимательно следила за каждой тенью. Возможно, куда внимательнее стражников самого эпистата. Поэтому когда в темном переулке появляется женщина в лохмотьях, Эва понимает — это не игра ее испуганного воображения. Она останавливается, всматриваясь в черноту, чем тут же привлекает внимание идущего позади стражника. — Чего застыла, девица? — в его тоне небрежная насмешка, а ещё глубже — нервозность и страх. Амен, удивленный внеплановой остановкой, оборачивается на сопровождение и подходит ближе к Эве, чтобы взглянуть с ее ракурса на переулок. — Там ничего нет, — чуть увереннее отвечает стражник, заметив своего командира. — Девица испугалась тени, вот и все. — Замолкни, — тихо приказывает эпистат. Эва лихорадочно размышляет. Если они и правда ничего не видят, значит, это существо в облике женщины не принадлежит этому миру. А видеть мертвых могут только некроманты. Шезму… Она хотела было уже пойти на попятную, сослаться на страх и усталость, на разыгравшееся воображение и девичью впечатлительность, в конце концов. Но Амен переводит на нее свой тяжёлый взгляд, и их глаза на миг пересекаются, и Эва понимает, что он тоже это видит. За долю мгновения, что они смотрели друг на друга, женщина в переулке делает шаг и останавливается на границе света, отбрасываемого факелом, который держит стражник. Шаг — и существо прямо на глазах проваливается в землю, растворяясь в черноте. — Куда она исчезла? — рычит эпистат, и Эва вздрагивает. Вот она, его истинная суть — охотник на черномагов. Безжалостный, беспощадный и жестокий. Ей становится страшно. Она видит перед собой совершенно другого человека, не того, кто целовал ее и улыбался ей так нежно и тепло. Неожиданно одного из стражников резко подбрасывает в воздух, после чего невидимая черная рука, словно выросшая из-под земли, хватает его за горло и протаскивает по пыльной каменистой дороге с неистовой мощью и скоростью. Вскоре крики несчастного стихают за поворотом. Никто не успевает ничего понять. Амен выхватывает меч и озирается по сторонам, сощурив голубые глаза. — Ч-что? Что это такое? — жалобно шепчет один из охотников. Эва злобно фыркает. Вот они — бравые воины самого фараона. Конечно, как охотится на молодых, неопытных и слабых шезму — так они самые сильные, а когда приходится столкнуться с чем-то посерьёзнее и пострашнее, то сразу голову в песок. Эва, однако, и сама пытается унять предательскую дрожь в пальцах. Теневые сущности — души, отравленные черной магией и не нашедшие пристанища, а значит, не принадлежавшие ни миру живых, ни миру мертвых. Поэтому и существующие в образе тени. Они не имеют собственного мышления и силы, они ведомы. Каким-то очень сильным и очень опасным темным магом. Реммао рассказывал о них, да только встречаться не приходилось. — Теневые сущности, — отвечает Амен, медленно водя мечом из стороны в сторону. — Неприкаянные души, не нашедшие покоя в Загробном мире. «В целом, он прав.» — думает Эва, — «Однако и ему с ними сталкиваться доселе не приходилось. Иначе знал бы, что обычное оружие теням не вредит.» Эва взглянула на Амена. Собранный, серьезный, готовый к битве с неизвестным. Что же, если ее стремление спасти его означает раскрытие своей тайны, то она пойдет на эту жертву. — Эва, держись ближе. — командует он, даже не глядя на нее. — Следите за тенями, — коротко бросает она, подходя ближе к факелу. Теням на свету не укрыться, поэтому у горящего огня самое безопасное место. — Что? Откуда ты…? — стражник начинает догадываться. — Замолкни и делай, что она говорит. — приказывает ему Амен и бросает на Эву ещё один тяжёлый пронизывающий взгляд. Горечь ее обмана оседает на дне голубой радужки. На краю дребезжащего света она видит три неровные тени: ее, Амена и оставшегося в живых второго стражника. Амен сдвигается чуть в сторону и прямо за его внушительной тенью образуется ещё одна — чужеродная, никому не принадлежащая, незнакомая, опасная. Эва тут же хватает Амена за плечи и со всей силы, что была в ее хрупком теле, тянет эту могучую гору вниз. Амен подчиняется, и тень, стоящая за его спиной, пролетает мимо, накидываясь за стоящего с факелом стражника и унося его в черноту. — Есть у тебя, шезму, есть дельные предложения, я готов их выслушать. — рычит Амен, хватая Эву за ворот плаща и рывком поднимая на ноги. Плотная ткань сдавливает нежную кожу шеи, лишая возможности нормально вздохнуть и сказать несколько слов. Амен перед ней — воплощение ярости, гнева и неукротимой решительности. И Эва впервые пугается его по-настоящему, и даже больше, чем тех сущностей, что объявили на них кровавую охоту. Знала ли об этом Изис? Быть может, Эва раскрылась слишком рано? — Амен, пожалуйста, я не желаю тебе зла. — умоляет она. — Я хочу спасти тебя и нашу дочь. Мои знания и навыки могут в этом помочь. Эве больше нет смысла юлить и лгать. Она даже ощущает облегчение: теперь эта тайна одна на двоих. Амен лишь сильнее щурится и плотнее сжимает губы. Эва видит в его глазах борьбу: с самим собой, со своими убеждениями, со своими чувствами. Он не хочет причинять ей вреда, он так же, как и она, хочет спасти их семью, но осознать и принять эту правду ему тяжело и мучительно больно. Амен также понимает, что она права. Даже несмотря на его огромный опыт борьбы с черномагами, он всегда задавал свои правила: искал, карал, казнил. Но ни разу не играл по их правилам. А правила же эти были очень просты — победить черномага на его поле способен лишь другой черномаг. — Говори. — обреченно шепчет он, отводя взгляд. Эва маскирует облегченный выдох. — Теневые сущности слабеют на свету. Нам необходимо держаться в границах этого факела, — она указывает рукой на землю, где пляшет свет от огня. — И выбираться из темноты как можно скорее. Эта душа, которой повелевает какой-то очень сильный черномаг, скоро вернется и продолжит свое нападение. Кто-то заставляет охотиться ее на тебя. Теснее прижимаясь друг к другу, они медленно двинулись к следующему факелу, который казался так далеко. Эва слышит шорох за своей спиной, но не успевает обернуться — мимо нее проносится вихрь, сбивая с ног и гася последний факел. В кромешной тьме она слышит слабый вскрик Амена и следующий за этим удар падения тяжелого тела наземь, и от этого звука у Эвы холодеет кровь. Она бросается к нему, прикладывая ухо к грудной клетке. Его сердце заходится в бешенном ритме. Она зовет его, гладит по лицу, плачет. Но знает, что эти попытки — бесполезны, ей необходимо проникнуть в его сознание. А для этого ей нужна маска шезму, чтобы задержаться в разуме дольше, иначе тьма, что завладела им, легко вытолкнет ее наружу. Сквозь пелену слез она видит мерцающие на периферии зрения огни и женский белый силуэт, бегущий прямо к ним.