Сердце песчаной бури

«Жив!» — облегчённо подумала Эва, не заметив, в какой момент успела кинуться к нему и обнять, ощутив на спине тяжёлую руку. — Жив, — подтвердили сверху глубоким мужским голосом. Неужто она произнесла это вслух? — Ты и мертвого подымешь, Эвтида. Как бы двусмысленно в твоём случае это не звучало. Шезму спрятала покрасневшее лицо у него на шее. С другой стороны на груди примостилась Изис. — Вы сами в порядке? — осведомился Амен. — Угу. — подтвердила Изис. — Отец, мы так волновались, места себе не находили… Ты обо мне подумал?! Вот из-за твоей беспечности я могла бы и вовсе не появиться на свет! А мне, знаешь ли, моя жизнь дорога! Эва удивлённо повернула голову. Она впервые видела, чтобы дочь позволяла себе отчитывать отца, да ещё такого, как Верховный эпистат. А тот… Выглядел пристыженным! Чудеса-а… — Прости. — совершенно искренне ответил он. — Впредь я буду аккуратнее. — Уж постарайся, а то как мама… — Эй, а я то что? — справедливо возмутилась Эва. — Да ничего, — фыркнула Изис, юрко выпутываясь из отцовских объятий. Подобрав с пола маску, превратившуюся вновь в обычную черную пластину, она ловким движением аккуратно спрятала ее за собственную мантию. Отвесив родителям полушутливый поклон, Изис пошла к выходу. У двери ее настиг вопрос матери. — Ты куда? — К Реммао. Занесу ему кх-м… вещи. А потом пойду к себе и лягу спать. День выдался трудный. Езе миг — и за Изис закрылась дверь. Амен и Эва остались вдвоем. Шезму посмотрела на мужчину, заметив его взгляд, блуждающий по ее лицу. Он не был злым или недовольным, наоборот, изучающим. Амен смотрел на ее так, словно видел впервые. Понимая, что этого разговора не избежать, Эва выдохнула. — Я все объясню. — Не сейчас. — мягко остановил ее Амен. Его рука коснулась ее подбородка и нежно потянула на себя, вынуждая Эву прильнуть к нему ещё сильнее. Он словно давал ей выбор: уйти или остаться. Но решение Эва приняла уже давно. Амен увидел перемену в ее глазах за долю мгновения до того, как она пошевелилась, и потянулся губами вверх, чтобы встретиться с ее ней в сокрушительно поцелуе: он был другим, совершенно иным, отличным от того, что они дарили друг другу на берегу реки. Те поцелуи были мягкими, изучающими, нежными. Этот же был полон едва сдерживаемой страсти и желания, которое приятной дрожью пробежало по позвоночнику Эвы, заставляя ее выгнуться. Обе его руки переместились на ее лицо, одна обхватила затылок, чтобы прижать ее губы ближе к своим, а большим пальцем другой руки он провел по ее скуле. Эва упёрлась локтями по обе стороны от его массивного тела, нависая над ним и теряясь от его напора. Она застонала ему в рот, и его язык жадно скользнул внутрь. То, что к ней вот так прикасались, то, что ее видели и желали вот так, смешалось с ее собственной робостью и страхом, превратив это в самую сильную эмоцию, которую Эва когда-либо испытывала. Амен заявил на нее свои права с таким жаром, какой она ощущала в своей собственной крови, и она, отбросив стеснительность, лишь сильнее прижалась к его груди, вдавливая их обоих глубже в подушки ложа. Его руки, огрубевшие от оружия, были нежными, а губы — мягкими, и если целовать его значило предавать своих сородичей, то она с радостью будет нести за этот грех самое тяжёлое наказание, выбранное для нее богами. Их языки столкнулись, и желание, доселе неизвестное, разлилось внизу ее живота. Его рука невесомо провела по ее спине и сместилась на талию, крепче прижав ее к себе, когда он провел зубами по ее нижней губе. Эва подняла лицо к потолку, делая столь необходимый вдох, и Амен удвоил свои усилия, пробежавшись губами по линии ее подбородка и оставляя дорожку поцелуев на шее. Когда его зубы опустились на ее ключицу, она выгнулась навстречу ему и запустила собственные пальцы в шелк лунно-серебристых волос. Опустив лицо, она уловила голодный блеск в голубых глазах, прежде чем вновь прижаться губами к его рту. Эва начала нетерпеливо ёрзать на его животе. Амен издал низкий глухой стон, его руки крепче сжались на ее бедрах, поощряя эти движения. Его язык вновь завладел ее ртом, когда шезму прижалась к нему. Все, что их разделяло сейчас — это его брюки и ее тонкое платье. — Эвтида. — Он простонал ее имя, как молитву, и она проглотила эти звуки собственным ртом. Одна его рука опустилась ниже, скользнув по бедрам к ягодицам. Она выгнулась навстречу ему, ее соски напряглись под тканью рубашки, и Амен издал стон, снова приближая свои губы к ее. Не прерывая поцелуя, он начал развязывать шнурки ее платья, спуская его с плеч, его пальцы проложили восхитительную дорожку вниз по нежной коже ее груди. Отчаянно желая ощутить прикосновение кожи Амена к своей, Эвтида на самое короткое мгновение отстранилась от его поцелуев, чтобы избавиться от собственного платья. Стремительный рывок — и Эва ощутила разгоряченной спиной прохладу мягких простыней, от которой по телу пробежали приятные мурашки. Амен склонился ниже, нависая над ней могучей горой, но не придавливая — свой вес он удерживал на руках, боясь ей ненароком навредить. Эва готова была умолять его, когда он дразняще прикусил ее нижнюю губу и опустил голову к ее груди. В тот момент, когда его зубы соприкоснулись с ее соском, сдавленный стон сорвался с ее губ, и она выгнулась ему навстречу. — Амен… С ее тихим стоном он, казалось, потерял всякий контроль, который сохранял над собой. Она смотрела на него: его белые волосы отливали серебром в холодном свете луны. Он медленно стянул свои брюки с бедер и откинул их куда-то в сторону за край ложа. В каждом его движении была неторопливость и грация, и Эва в который раз подивились тому, сколько непринужденного изящества в этом могучем воине. Его длинные пальцы ласково подхватили Эву под колено, мягко приподнимая и отодвигая в сторону, аккуратно устраиваясь между ее ног. Она послушно развела их, стараясь скрыть проступивший румянец. Амен заметил это и улыбнулся — проявление подобной женской стыдливости у вечно непокорной и дерзкой Эвтиды он находил умилительным. Он обхватил себя одной рукой пока его взгляд рассеянно блуждал по ее обнаженному телу. Эва приподняла голову с кровати, и его губы снова нашли ее, и она почувствовала, как Амен слегка отстранился. Сбитая с толку, она обвила руками его шею, чтобы притянуть его ближе. Несмотря на собственные страхи, она хотела этого. Она нуждалась в этом. Он оторвался от ее настойчивых поцелуев, их носы все еще соприкасались, а в его глазах был немой вопрос. Она ответила стоном и снова прижалась губами к его губам. Он зарычал ей в рот, когда она обхватила ногами его торс, и она почувствовала, как мужчина прижался к ее лону. Амен был нетороплив и терпелив, не желая причинять дискомфорт и боль Эве. Губы Амена приоткрылись в стоне, и она снова скользнула языком в его рот, показывая ему, как сильно она этого хотела. И тем не менее… Ей этого было мало. Все ощущалось очень странным: и его осторожные движения, и медлительность, и плавность. Тогда она снова отстранилась и увидела, что Амен закусил губу, пытаясь сдерживать себя, чтобы не навредить ей. Эва смущенно улыбнулась такой заботе. Чтобы показать ему, что она готова, Эва несмело обвила ногами его талию, притягивая ближе и чувствуя у своего лона его напряжение. Она наблюдала, как остатки его решимости и контроля сломались, и с яростным рыком он полностью вошел в нее одним рывком. Она вскрикнула больше от неожиданности, чем от боли, но это Амена замереть и обеспокоенно заглянуть в ее лицо. — Все хорошо. — успокаивающе прошептала Эва. Амен начал двигаться. Поначалу медленные, его движения становились все более настойчивыми и ритмичными. Каждый толчок приближал их обоих к краю, даже когда они старались сдерживаться, пытаясь насладиться этим моментом, этим восхитительным ощущением единением друг с другом. — Ты моя, — тихо прорычал Амен, зарывшись носом в ее волосы, прежде чем приоткрыть рот у ее скулы, где его зубы прочертили острую линию вниз от ее уха к челюсти. Она вскрикнула от этого чувства, и Амен вновь замер, явно обеспокоенный тем, что причиняет ей боль. Не желая больше подчиняться, Эва повернула бедра и уперлась руками в его грудь, переворачивая его на спину, в то положение, в котором они были изначально. Глаза Амена расширились от удивления и удовольствия, когда она сделала несколько пробных толчков. Она положила правую руку ему на шею и несильно надавила, чувствуя, что едва ли этим она причинит ему хоть какой-нибудь дискомфорт. Склонившись к его уху, прошептала: — Ты мой. — Эва повторила его собственные слова, почувствовав, как он стал тверже внутри нее. Она покачивала бедрами взад-вперед, чувствуя, как он задевает что-то глубоко внутри нее. Эва откинула голову назад, в то время как Амен приподнимал бедра навстречу ей с каждым толчком. Эва снова выгнулась, и внезапно Амен отвел ее руку от своей шеи. Он крепко схватил ее за запястье и швырнул обратно на кровать, вновь возвышаясь над ней. С позволения Эвы он перестал быть осторожным и теперь безжалостно заявлял права на ее тело, жесткими, сильными движениями, которые заставляли ее сердце учащенно биться. — Амен… — Она снова вздохнула, чувствуя, что огромная волна вот-вот захлестнет ее. Он уткнулся лицом в ее шею, прикусывая нежную загорелую кожу, его руки все еще удерживали ее запястья, так что она была бессильна под ним, и это ощущение только раззадоривало ее. Когда все ее тело содрогнулось от удовольствия, Амен увеличил темп своих толчков и проглотил ее крики своим ртом. Затем он резко вошел в нее, замирая, и Эва приподняла бедра навстречу ему, чувствуя, как он изливается в нее. Сквозь ресницы шезму наблюдала, как в голубых глазах напротив разливалось искреннее блаженство. Эва не знала, что сказать, и, очевидно, Амен тоже, потому что, когда он вышел из нее и лег рядом с ней, единственным звуком было их тяжелое дыхание. Она почувствовала, как его семя вытекает из нее, размазываясь по внутренней стороне бедер и пачкая простыни, но ей было все равно. Эва слушала мерное дыхание Амена, и постепенно успокаивалась сама. Так они лежали в тишине, пока Амен не нарушил ее: — Теперь-то, я полагаю, мне стоит пригласить жреца для проведения свадебной церемонии. Не так ли? Эва зарделась и смущенно пробормотала. — Д-да. Однако один очень важный вопрос крутился у нее в голове, и шезму не знала, как его задать. Набравшись смелости, она спросила: — Как… Твое окружение отнесется к тому, что ты выбрал в жены девушку без рода и племени? — Ты, возможно, удивишься, Эвтида, но твое происхождение меня ничуть не волнует. — У меня нет ни денег, ни образования, — она, хмыкнув, поправилась. — Точнее, такого образования, которое подобает иметь супруге Верховного Эпистата. — Моего состояния хватит, чтобы обеспечить еще наших внуков. А что касается образования — можно нанять учителей. Деньги я предпочитаю вкладывать в то, что действительно ценно — знания. Некоторое время Эва лежала молча, обдумывая их диалог, а затем неожиданно спросила. — Почему ты сказал, что мое происхождение тебя не волнует? Разве фараон позволит тебе жениться на девушке недостаточно знатной для тебя? — Фараон не будет лезть в мою личную жизнь, Эвтида, у него полно иных забот. А мнение других меня не волнует. Никто его и не будет даже пытаться высказать, а если все-таки попробуют… Что ж, без языка вполне можно прожить. — И все-таки ты не ответил… Почему для тебя… — Моя мать была незнатного происхождения. — Что? Эта не та самая женщина, которую я видела в твоей голове? — Это она. Эва приподнялась на локте, чтобы заглянуть в лицо Амену. Оно не выражало никаких эмоций, пожалуй, лишь на губах блуждала легкая, чуть печальная улыбка. — Но как… Но что… — Мой отец вырос в знатной семье, приближенной к фараону, и с юности его окружали красивейшие женщины, умные, воспитанные и покорные — настолько, что готовы были выполнить любую его прихоть, даже вопреки собственным желаниям. Мой отец никогда не знал другой жизни вне стен дворца, а потому ночами любил переодеваться и гулять по улицам города. И как раз в темное время суток в одной из подворотней он столкнулся с моей матерью… Никого не напоминает, Эвтида? Она была дочерью торговца, но известна еще и тем, что помогала людям, общаясь с их умершими близкими, читала мысли недоброжелателей… — Она умела читать мысли?! — Да, а также, в отличие от других шезму, видела сны, в которых могла выстраивать собственный мир. Ее разум напоминал библиотеку, в которой хранились свитки обо всех событиях и людях. Многим ментальным техникам она меня научила, что в дальнейшем очень сильно помогло мне на службе. У нее были колоссальные способности, и своим даром она делилась с простыми людьми — тогда темная магия еще не была под запретом. Так вот, в ту ночь отец сорвал ей крупный заказ, она была этим очень недовольна и… Высказала ему все, что думает. А отец взял и влюбился. Эва только хмыкнула. — Очень понимаю твою матушку… — Она переехала к нему во дворец в статусе наложницы. Тогда против их брака действительно восстало очень много людей — и отцу пришлось подчиниться и уступить, но вот наложниц иметь никто не запрещал — и она была его единственной. От этого союза спустя пару лет родился я. Моя мама по-прежнему изучала темную магию, и ее знания теперь использовались самим фараоном. Однако мало кому из его окружения нравилось, что их мысли и настроение так легко считывают. В итоге… Ее убили. — голос Амена стал тверже и суровее. — Отец впал в отчаяние. Убийцу так и не смогли найти, но не оставалось сомнения, что это сделал другой черномаг. Спустя время по принуждению семьи отец женился, но в этом союзе у него не было детей, и я был признан единственным наследником своего рода. Благодаря влиянию моего отца, темную магию объявили вне закона, а на шезму начались гонения — так отец хотел выследить убийцу моей матери. Но сам пал жертвой их мести. Но его убийц нашли… — Кто? — прошептала Эва. — Я. — И ты…? — Убил их, да. — О, великий Ра… Сколько же тебе было? — Я был ненамного старше Изис. — И поэтому ты так ненавидишь шезму? Они забрали у тебя всех, это не просто верное служение фараону, это личная месть… Но ведь твои способности. — Да, я много знаю о черной магии, именно поэтому мне удавалось выслеживать и находить черномагов. Но ее убийцу я так и не нашел. Однако я чувствую, что он все еще на свободе. — Как чудовищно, — приглушенно пробормотала Эва, ощущая, как после этой истории по коже пробежал озноб. Амен вздохнул, и голос его стал спокойнее и мягче. — Не мучай свое сердце тяжелыми мыслями, Эвтида. Эти события давно канули в прошлое.

***

Изис, как и обещала матери, заглянула к Реммао и вернула ему маску. Пробыла она у него недолго: во-первых, время было позднее, а во-вторых ей действительно очень хотелось спать. События сегодняшней ночи вымотали ее, физически и морально. Отказавшись от предложения Реммао проводить ее до дверей покоев, Изис сонно брела по пустому коридору, мечтая, как окажется, наконец, в своей постели и забудется счастливым сном. Настроение, несмотря ни на что, было превосходным — даже какая-то песенка мурлыкалась под нос. Быть может, именно из-за невнимательности Изис не заметила в пустом коридоре крадущуюся за ней по пятам тень. Быть может, именно из-за усталости она не смогла дать отпор, когда рука, унизанная перстнями, зажала ей рот, а властный голос отдал приказ, касаясь холодными пальцами белесого затылка. — Спи. И Изис, словно заколдованная, проваливается в беспамятство.