All the 'Could Have Been' (Все, что могло случиться и раньше)

Ухабисто? Что, черт возьми, это значит? Ехать по старой, сто лет не асфальтированной дороге — вот это ухабисто. Кубарем полететь под ноги соседским детям, пока скачешь на их батуте — это тоже, пожалуй, ухабисто. Или поддаться уговорам школьного друга и прокатиться-таки на велосипеде по узкоколейке на Маунт-Бикон — это уж точно ухабисто, еще как. Кроме того, очень болезненно. Но что касается секса? Не должен он называться ухабистым… Чендлер никак не мог выкинуть из головы эту мысль, обидное слово будто бы врезалось ему в подсознание. Дотянувшись до стакана, он сделал большой глоток и захрипел, когда теплая жидкость обожгла ему горло. Привычный ему заказ — бутылку пива — сделать не вышло, у бармена никак не получалось расслышать его из-за музыки, орущей в динамиках, и когда тот переспросил что-то про виски, Чендлер лишь согласно кивнул головой, не желая больше оттягивать долгожданный момент, когда в его организм попадет хоть немножечко алкоголя. Он осмотрел зал, полный людей, довольных жизнью и наслаждающихся происходящим. Сам он просто обязан быть точно таким же. Ведь он же на закрытой вечеринке после концерта одной из своих самых любимых групп, еще и сидит буквально в двух шагах от них. И все равно — хандрит в одиночестве, досадуя, что услышал перед уходом дурацкое сообщение на автоответчике. — Привет, — Моника, проходя мимо, привычно провела по его спине рукой. — А ты что здесь торчишь в одиночестве? Там же веселье в самом разгаре. — Серьезно? Тут что, вечеринка? А я не заметил, наверное, музыка слишком громко играет, какие-то люди танцуют… — откликнулся саркастически Чендлер. Хотя даже сострить у него получилось сейчас без обычного для него энтузиазма, что не осталось незамеченным его подругой. — Ты в порядке? Весь вечер ведешь себя как-то странно, — поинтересовалась Моника, получив от него в ответ лишь неопределенное движение плечом. — Все еще расстраиваешься, что остальные с нами не пошли? — спросила она, имея в виду, конечно, ту половину друзей, которые отказались от концерта. — Да, — согласился Чендлер. Это тоже было правдой, от этого ему было немного грустно, но правда была неполной, и Моника это видела. — Что тебя гложет, рассказывай? Чендлер раскрутил по столу свой стакан, наблюдая, как он описывает круги, и только потом поднял на нее глаза. — Не помнишь, как называются те дядьки, которые уединяются в религиозных общинах? — спросил он. — На языке вертится… Моника удивленно нахмурила брови. — Меньше всего могла подумать, что тебя беспокоят подобные вещи. — Серьезно, это важный вопрос, не могу никак вспомнить, как они называются. — Монахи? Затворники? — Да! — он щелкнул пальцами. — Спасибо. — Ты тут расстраивался из-за того, что не мог вспомнить слово «монах»? — Нет, просто я хочу стать одним из них, — снова удивил ее Чендлер. — Ладно, придется мне все-таки задержаться, чувствую, это надолго — больно ты зачастил с кручеными подачами, — Моника выдвинула стул и села рядом. — Наверное, такая жизнь меня устроила бы, — продолжил Чендлер, взмахнув рукой. — Свободен от всего. Никакой работы, никаких вещей, никаких женщин. — Откуда вдруг у тебя появилось внезапное желание стать монахом? — Моника оперлась руками о стол и придвинулась чуть поближе к нему. — Что происходит-то на самом деле? — Сегодня мне сказали одну вещь, которую каждый парень просто мечтает услышать — что я в постели ужасен, — Чендлер изобразил горделивую улыбку и снова отхлебнул из своего стакана. — Что? — в голосе Моники послышалась явное возмущение. — Кто тебе это сказал, какая-то девушка? — Ну, не напрямую мне. Я тут на днях купил автоответчик, знаешь, такую штуку, которые записывают звонки, если не снимать трубку. — Чендлер, мы с тобой вместе его покупали, — напомнила Моника. — Точно, — кивнул Чендлер, воскрешая в памяти недавние события. — Ну, в общем, торчим мы с Россом у меня дома, и тут раздается звонок от какой-то женщины — Джейн, так ее звали. И она спрашивает своего бывшего парня, у которого, наверное, этот номер был сто лет назад, когда она еще с ним встречалась. Она начинает вспоминать, как им здорово было вместе, как она хочет встретиться снова. А потом говорит, что она сейчас пьяная и голая. — И ты, полагаю, снял трубку, — догадалась Моника, видя, к чему он клонит. — Да, как последний идиот, — воскликнул Чендлер, продолжая рассказ дальше. — Я поговорил с ней немного фальшивым голосом, послушал, какие у нее сексуальные воспоминания о ее бывшем. Потом она спросила меня, не хочу ли я снова встретиться с ней, и я согласился. — По-моему, план не особо надежный, очевидно же, что, когда ты появишься, она поймет, что ты не ее бывший парень. — Росс тоже это отметил. Но я сказал ему, что свалюсь ей на голову в ту же минуту, как она поймет, что тот парень ее продинамил, и сыграю роль утешителя. И знаешь, это сработало, она даже позвонила потом Россу, чтобы сказать, что ей было весело со мной, и она приглашает меня на свидание. — А почему Россу? — Я дал ей номер Росса, будто бы это мой, потому что не мог сказать ей свой настоящий номер, потому что… — Тогда она узнала бы, что твой номер — это и есть номер ее парня, — закончила за него предложение Моника. — Я поняла, продолжай. — Так вот, это свидание было у нас сегодня. Она пригласила меня к себе, одно за другим, ну, ты понимаешь… И я решил, что все просто отлично идет, я был точно уверен, что ей все понравилось. И тут она вечером снова звонит своему бывшему… — Она позвонила бывшему парню после того, как переспала с тобой? — Сначала я подумал, что она хочет похвастаться, голос у нее был такой взволнованный, и я взял трубку, и Россу тоже позволил послушать. Так вот, я спросил у нее, как ей понравилось, и вот тут-то все и пошло под откос. Она не смогла придумать ничего лучшего, чем сказать, что он был гораздо круче меня в постели, а со мной было просто «ухабисто». — Ухабисто? — переспросила Моника, не совсем понимая. — Я сам до сих пор не могу точно понять, что это означает, но это слово совсем не похоже на то, что мечтает услышать каждый мужчина. — Хорошо, забудем пока о том, как повел себя ты, тебе сейчас не особо поможет лекция о том, что так не поступают. Но, Чендлер, ты вовсе не должен беспокоиться об этом звонке. Это мнение всего лишь одной девушки. Это был ваш первый раз, а когда ты кого-то не слишком хорошо знаешь, всегда бывает неловко. — А что, если дело не только в ней, что, если у меня всегда плохо получается? — Уверена, что это не так. И если, по какой-то случайности, так произошло в этот раз, то это не так уж критично, большинство парней в постели не очень. Не буду говорить, сколько раз мне приходилось притворяться… — Моника остановилась, глядя на его потрясенное выражение лица. — Прости, мы сейчас говорим о тебе. Чендлер выдохнул и покачал головой. — Я не хочу быть плохим в постели, я хочу быть, как Боб. — Как Боб? — переспросила Моника, посмотрев на него как-то странно. — Как ее бывший, по сравнению с которым, я, очевидно, полный ноль. Моника сочувственно взяла его за руку. — Милый, когда-нибудь ты встретишь свою девушку, и у тебя проскочит с ней искорка, и вы построите связь, и тебе не придется ни о чем волноваться. — Откуда ты знаешь, что я и тогда не буду ужасен в постели? — Потому что любовь — самое настоящее, самое горячее чувство из всех существующих. Когда ты ее ощутишь, ты поймешь это, и она тоже. — Ну а пока я ее не найду? Что мне делать? — Я тебе дам несколько советов, — Моника оглядела переполненный зал. — Только, пожалуй, когда окажемся в более уединенном месте. Чендлер улыбнулся, пожимая ей руку. — Спасибо, что подошла ко мне. Прекрасно понимаю, что вместо меня ты предпочла бы болтать с тем парнем из «Хути и Блоуфиша», который с тобой флиртовал. — Перестань, для меня нет ничего лучше, чем поговорить с тобой, — Моника улыбнулась, глядя, как Чендлер целует ей руку. — Ребята, а вы что здесь торчите? — к ним подошел, сверкая широченной улыбкой, Росс. — Там Питер Холсэппл собирается показать мне синтезатор, на котором записывал «Let her cry». — Как думаешь, может, нам тоже стоит сходить посмотреть? — спросила Моника, глядя на Чендлера. — Надо быть ненормальным, чтобы отказываться от такого предложения, — откликнулся тот, отпуская ее руку и торопливо допивая виски. Моника улыбнулась другу, и они, обнявшись, последовали за Россом. После этого разговора вечер пошел гораздо веселее. Чендлер постарался отбросить все негативные мысли и просто наслаждаться вечеринкой. Они еще пару часов развлекались, слушая занимательные истории о том, как группа записывалась и гастролировала. Один из музыкантов по-прежнему крутился вокруг Моники, но она упрямо продолжала держаться рядом с Чендлером, не отпуская его руку. Разок у нее даже получилось вытащить его потанцевать, хоть это и потребовало значительных усилий с ее стороны. В конце концов, они взяли такси и поехали все трое обратно к Монике, намереваясь завершить празднование дня рождения Росса тортом и мороженым. Чендлер этому был отдельно благодарен — наконец, в его желудке оказалось бы хоть что-то, помимо выпивки, и голова немного прояснилась. — Мне пора домой, — Росс, поглядев на часы, начал вставать с кресла. — Уверен, что не хочешь переночевать здесь? — предложила Моника. Она сидела на диване рядом с Чендлером, откинув голову ему на плечо. — Рэйчел все еще злится на меня, поэтому ушла ночевать к Фиби, ты мог бы остаться в ее комнате. — Нет, ко мне утром придет Джулия с подарком. Она уже похвасталась по телефону, что подарит, я не хочу такое пропустить. — С днем рождения, приятель, — протянул ему руку Чендлер. — Спасибо, — Росс хлопнул пятерней по его ладони. — С днем рождения, — сказала Моника. Росс наклонился над диваном, целуя ее в щеку. — Спасибо, — повторил он, направляясь к двери. — Ну и ночка, — улыбнулся Чендлер, стоило Россу уйти. Сразу же вспомнилось все сегодняшнее веселье, которое он все же успел застать, как только бросил хандрить. — Да, такое случается раз в жизни, — Моника села и налила себе еще немного вина. — И я все еще думаю, что с твоей стороны было глупо не взять номер телефона у того парня. — Да не хотела я его брать! — Единственная причина, почему ты его не взяла — то, что ты не хотела, чтобы я наблюдал, как ты классно проводишь с ним время, пока я торчу там весь такой жалкий. — Вовсе не потому, — возразила Моника, но, перехватив понимающий взгляд друга, все-таки согласилась. — Ладно, немножечко из-за этого. — Так я и знал, — ухмыльнулся Чендлер, глядя, как она снова добавляет в бокал вина. — На самом деле, я рад, что ты не ушла с ним. — И почему же? — Моника откинулась на спинку дивана. — Мне понравилось, что я провел с тобой целый вечер. — Мы все время проводим вместе вечера. — Ну да, — пожал плечами Чендлер. — Но все же классно было расслабиться, не так уж часто у нас это получается. По крайней мере, совместно… — Это ты пытаешься тонко намекнуть, что я все время напряжена? — Может быть, самую малость, — Чендлер поднял руку и развел пальцы на несколько миллиметров. Моника со смехом толкнула его. — Я не такая. Я могу расслабляться. — Ладно, — усмехнулся Чендлер. — Но мне и правда было весело, особенно, когда мы пошли танцевать. — Что? — возмутилась Моника. — Ты же ненавидишь танцевать, мне тебя пришлось силком тащить через весь зал. — Я и правда ненавижу танцевать, поэтому у меня были сомнения по этому поводу. Но обниматься с самой знойной девчонкой на вечеринке все же довольно приятно, пусть даже она и делает это из жалости. — Дело не только в жалости, — серьезным голосом отозвалась Моника. — Мон, ты отказалась от парня из «Хути и Блоуфиша», чтобы не оставлять меня одного, а это — чистая жалость. — Нет, я так сделала потому, что не думала, что из этого знакомства что-нибудь выйдет. Этот человек — рок-звезда. У меня с ним не вышло бы ничего серьезного, пока он катается по своим мировым турне, так в чем смысл вообще начинать? — Понимаю, — согласно кивнул головой Чендлер. — Вот именно поэтому я и отказал однажды Сюзанне Хоффс после концерта «Бэнглз». Плюс мне было неловко от того, как она на меня набросилась. Я так ей и ответил: «Прости, Сюзанна, но ничего не выйдет, как бы тебе этого ни хотелось». — Голос его был настолько уморительно серьезный, что Моника расхохоталась. Когда смех медленно утих, внезапно оказалось, что они сидят совсем рядом и смотрят друг другу в глаза, и с каждой секундой взгляды становятся все напряженнее. Наконец, Моника резко отвернулась к столику и снова схватила бокал с вином. — А знаешь, теперь мы совершенно одни, — произнес Чендлер таким хриплым голосом, что Моника чуть не выплюнула вино обратно. Она на мгновение замерла, медленно проглотила вино и взглянула на друга, пытаясь понять, не было ли в его словах неприличных намеков. — Да, одни… — А ты мне сегодня сказала, что, когда мы окажемся наедине, дашь мне несколько советов о том, как вести себя в постели. — Ах, да, — облегчение накрыло ее волной. Непонятно даже, почему она вдруг подумала о чем-то большем, ведь за все годы знакомства он никогда не предлагал ей ничего непристойного, разве что иногда откровенно подшучивал. Может быть, потому что они провели всю ночь рядом, или потому, что она увидела, каким беззащитным он может быть — он и раньше бывал таким, но все было чуть-чуть по-другому — сегодня они перешли в разговорах новую грань интимности. — Ну так, что за советы? — вырвал ее из раздумий Чендлер. — Хорошо, — Моника развернулась к нему лицом, прислонившись спиной к подлокотнику дивана. — Первое, о чем нужно не забывать — атмосфера. Очевидно, что первые несколько раз лучше всего оставаться в кровати, не стоит слишком экспериментировать, пока не узнаешь, что именно нравится женщине, а так вам обоим будет удобнее. — Ладно, кровать, готово — у меня уже есть одна штука, — кивнул головой Чендлер. — Далее — настроение. Не обязательно делать как в романтических фильмах — с лепестками роз, шелковыми простынями, свечами и классической музыкой на заднем плане… — Никаких шелковых простыней… а как насчет надеть шелковые трусы? — А они у тебя есть? — ухмыльнулась Моника. — Нет, — быстро ответил он. Моника продолжила: — После того, как все это сделано, переходим к прелюдии. — И сколько времени на нее тратить? — А сколько времени ты тратишь сейчас? — По-разному, но я не особо-то терпеливый, поэтому обычно недолго. — Тогда, может быть, в два раза дольше? — Ага, записываю — две минуты, — шутливо откликнулся Чендлер. — Я знаю, что ты не всерьез, но только за эту твою шутку я прикажу тебе тратить в три раза больше. — Именно так я и зарабатывал в детстве время простоев в углу. — Прелюдия все же приятнее, чем наказание. — Ожидание самого интересного? По мне так — то же самое. — Секс — это не единственная интересная часть. И прелюдия тоже может быть обалденной, если забудешь о том, что тебя ждет дальше, и просто будешь наслаждаться каждым моментом, когда вы вместе. — Нет ни малейшего шанса, что я забуду о том, что будет дальше, пока занимаюсь прелюдией. — Когда ты полюбишь кого-нибудь, ты поймешь. Будешь умирать от желания быть рядом с ней, дорожить каждым моментом. А пока не нашел такую женщину, хотя бы притворяйся, что тебе это нравится. — Классический совет — притворяйся, пока можешь. — Вот именно. Далее — чтобы прелюдия получилась действительно хорошей, нужно обращать на женщину больше внимания. Выясни, какие вещи действуют на нее, а какие нет, а потом вернись к тем, которые ей нравятся. — И как мне узнать, что ей понравилось? — Наблюдай за ее реакцией на каждое твое действие, если ты делаешь что-то, что ей нравится, всегда будет способ заметить ее удовольствие. Тут требуется некоторая сноровка, чтобы заметить все знаки, которые она подает, сразу ты этого можешь и не понять. — И на что же мне обращать внимание? — У всех по-разному, — Моника попыталась сформулировать хоть какое-то правило. — А знаешь, что, проверь на мне, — предложила она, решив, что такой способ будет самым простым. — Я знаю, что ты стараешься показать мне, какой ты хороший друг, но это может зайти чересчур далеко, — насторожился Чендлер. — Да я не это имела в виду, — закатила глаза Моника, протягивая ему руку. — Вот, попробуй определить самое чувствительное место на моей руке только по тому, как я реагирую. — Я просто притворялся, что протестую, чтобы ты не подумала, что я тут отчаялся окончательно, а так ты можешь показывать мне, что захочешь, — шутливо пробурчал Чендлер. — Возьмешь уже меня за руку? — Моника помахала перед его носом ладонью. Чендлер улыбнулся и послушно взял ее руку. Начал с того, что провел большим пальцем по тыльной части кисти, затем по каждому пальцу поочередно, до самых кончиков. В процессе проверки его указательный палец задел внутреннюю часть ее ладони, заставив мизинец чуть дернуться в его руках. Он внимательно взглянул на Монику, перевернул ее руку, снова кончиками пальцев обводя каждую часть ладони. Мизинец снова дернулся, стоило ему провести линию от основания ее среднего пальца до запястья. — Вот оно, — произнес он, повторяя движение. — Ну вот и все, — Моника пристально смотрела на него, наблюдая, как он медленно выполняет каждое движение. Ей не хотелось признаваться себе в этом, но выглядел он невероятно сексуальным — решительным и непреклонным — и каждое прикосновение посылало по ее телу электрические импульсы. Она постаралась выбросить эту мысль из головы, не понимая, что это на нее нашло сегодня вечером. Он был ее другом, и она просто помогала ему разобраться с проблемой, как и всегда. Чендлер снова провел по ее руке линию, вверх по запястью, обводя поочередно каждый палец и слегка царапая ногтем предплечье. Конечно, она предложила проверить всего лишь руку, но что-то внутри него жаждало большего. Возможно, роль тут играл просто избыток скотча в его организме, придававший ему излишней смелости, а, возможно, стремление согласиться с тем, что она права — это и в самом деле интересно, узнавать, что кому нравится. А может, причиной было то, что именно она была рядом с ним, поскольку с другими он никогда не испытывал ничего похожего. Чендлер отпустил ее руку и стремительно придвинулся ближе, собираясь дотронуться до ее лица, но заметил, что она резко втянула воздух. — А это — хороший знак или плохой? — спросил он, замирая на месте. — Что? — спросила Моника, глядя на него с любопытством. — То, как только что сбилось твое дыхание. — Это может быть признаком удивления, что хорошо. Значит, девушка слегка нервничает, будто бы у нее в животе кружат бабочки, когда ты рядом с ней. Чендлер кивнул и продолжил изучать ее реакцию, положив руку ей на щеку. Нежно провел по ней и, повторяя то же, что делал с рукой, исследовал кончиками пальцев каждую часть ее лица. Напоследок он чуть дотронулся до ее губ. Моника, не в силах ничего поделать с собой, закрыла глаза — разум больше не позволял игнорировать все, что чувствовало ее тело. — А закрытые глаза — это хорошо или плохо? — прошептал Чендлер. — Очень хорошо, — Моника снова открыла глаза. — Это означает, что прикосновение настолько идеально, что хочется отключить как можно больше других чувств, чтобы ощутить в полной мере прикосновение твоих рук. Чендлер положил руку на спинку дивана и снова заговорил самым обычным тоном. — А как мне узнать, когда наступит подходящее время, чтобы поцеловать ее? — Она нежно прикоснется к тебе, там, где легко сможет притянуть тебя чуть поближе, например, к лицу или к шее, — Моника провела рукой по его груди, направляясь к задней части шеи. — И начнет говорить очень тихо, будто слова предназначены только для вас и ни для кого другого, — прошептала она. — А потом посмотрит в твои глаза, так глубоко, что ты сможешь представить, как все ее мысли плавают там, в ледяных голубых океанах, — глаза ее медленно обводили зрачки в его собственных глазах. — И тогда тебе все станет ясно. Видимо, свою роль сыграла гравитация, потому что они оба одновременно наклонились вперед, без колебаний ловя на полпути губы друг друга. Медленно и искренне, как раз так, как и ожидается при самом первом поцелуе, но в то же время — вовсе не целомудренно. Потом Чендлер отстранился на несколько дюймов, разглядывая ее лицо. — Наверное, можно уже не уточнять, но это же хороший знак? Моника обхватила его за шею сзади и снова притянула к себе для поцелуя. Он провел ладонью по ее щеке, углубляя его. Подчиняясь настойчивому напору, Моника отклонилась назад, откидывая голову на подлокотник. Губы ее приоткрылись, почувствовав, как язык Чендлера требовательно проникает между ними. Оба их рассудка единодушно отказывались принимать ту простую мысль, что они занимаются тем, чем ни в коем случае нельзя заниматься друзьям. Для них сейчас это казалось естественным, будто бы именно так они и должны были поступать все время своего долгого знакомства. Моника чуть отстранилась, пытаясь выровнять дыхание. — А ты действительно хорошо целуешься, — озвучила она вслух ту мысль, которая в последние минуты не покидала ее голову. — Спасибо, я уже успел перецеловать более трех женщин, — пошутил Чендлер, снова возвращаясь к поцелую. Ее рука скользнула вниз по его ноге, и он в ту же секунду начал прокручивать в голове недавно полученные от нее инструкции. — Шаг первый, атмосфера, — прошептал он про себя, устраивая левую руку под ее коленями, а правую — за спиной. Потом быстрым движением встал с дивана, поднимая ее на руки. — Ох, — выдохнула Моника, захваченная врасплох. Чендлер улыбнулся ей и понес в спальню, открыв по пути дверь толчком ноги. Добравшись до кровати, он снова прильнул к ее рту губами и, не прерывая поцелуя, уложил ее на одеяло и опустился рядом с ней на колени. Еще немного насладившись ощущением ее губ на своих, он встал и подошел к комоду, открыл верхний ящик. Моника приподнялась на локтях, пристально следя, как он роется в ящике. — Если ты вдруг решил на этом остановиться, то я уже понимаю, откуда берутся нелестные отзывы о твоих умениях, — усмехнулась она, вызвав ответную широкую улыбку на его лице. — Я останавливаться не собираюсь, — пообещал Чендлер, вытаскивая из комода упаковку свечей и зажигалку. Вынимая из пачки по одной свечке, он начал расставлять их по всей комнате, зажигая на ходу. Моника нетерпеливо наблюдала, ожидая его возвращения к ней. Установив последнюю свечу, он подошел к стереосистеме и начал искать станцию, которая играла бы знакомые им песни о любви из числа ее любимых. Убавив громкость почти до минимума, он подошел к двери и захлопнул ее, отрезая льющийся из гостиной яркий свет. В комнате стало темно, теперь ее освещали только свечи и лунный свет из окна. — Шаг первый завершен, — подумал про себя Чендлер, возвращаясь к кровати. Моника, не желая больше ждать, поднялась ему навстречу. Она встала на колени на кровати — так, чтобы его глаза оказался на том же уровне, что и ее. Чендлер улыбнулся, убирая непослушную прядь ее волос ей за ухо. — Ты такая красивая, — искренне прошептал он. Моника практически забыла, как дышать, настолько ее поразили эти слова, слетевшие с его губ, а от их интонации она почувствовала, как слабеют колени. Она подняла руки и положила ему на плечи, медленно повела вниз, притягивая его к себе. Их губы снова соприкоснулись. Такого безумно нежного и в то же время очень настойчивого поцелуя ни у кого из них еще ни разу не было. Руки Чендлера потянулись к ее бедрам, он крепко обхватил их и приподнял Монику так, чтобы она могла обвить вокруг него ноги. Моника застонала, не отрываясь от его рта, почувствовав, как тесно прижимаются друг к другу их тела, и мысленно отмечая, что никаких проблем с готовностью к продолжению действий у него нет. Продолжив целоваться, они забрались на кровать, не размыкая цепкой хватки. Чендлер уложил ее на спину и, не теряя ни на секунду контакта с ее губами, аккуратно накрыл ее сверху всем телом, упираясь в матрас согнутыми руками. Потом чуть отстранился, вожделенно разглядывая ее сверху вниз. Моника подняла руки, проводя одной по его шее, а другой — по груди. — Все в порядке? — спросила она, встревожившись слегка из-за того, что он остановился. — Да, — кивнул он, продолжая разглядывать. — Так в чем же дело? — Я никогда не видел тебя раньше с таких ракурсов, — прошептал Чендлер, внимательно изучая каждую черточку ее лица. — Ты самая красивая женщина, которую я когда-либо встречал. — В реальной жизни, имеешь в виду? — поддразнила она, вспоминая фразу, которую он когда-то обронил. — Нет, вообще везде. Моника пристально посмотрела в его глаза, стиснула пальцами рубашку и притянула его обратно к себе, крепко целуя. Не теряя времени, скользнула языком между его губ и начала исследовать их внутреннюю поверхность. Он плотно прижался к ней всем телом — и от этого тесного контакта у нее закружилась голова. Она прервала поцелуй, зажав его нижнюю губу между зубами и осторожно потянув. Чендлер зажмурился еще крепче и прижался лбом к ее лбу — ему нужно было успокоиться хотя бы на секунду, ведь они даже раздеться еще не успели, а она уже чуть было не утянула его за грань. Переведя дух, он снова поцеловал ее — нежно, едва касаясь ее губ, потом чуть переместился и запечатлел еще один легкий поцелуй в уголке рта и двинулся ниже, к шее, оставляя дорожку из невесомых, как перышко, прикосновений. Внимательно прислушиваясь, уловил тот момент, когда она еле слышно застонала, стоило ему коснуться изгиба между плечом и шеей, и задержался, лаская кожу губами и заставляя ее стонать чуть громче. Потом он перенес вес на одну руку, чтобы другой добраться до ее блузки. Продолжая осыпать поцелуями ее шею, он начал расстегивать пуговицы одну за другой, отодвигая ткань в стороны. Рука его легла на ее голый живот, проскользнула к спине и попыталась приподнять верхнюю часть ее тела, освобождая достаточно места, чтобы расстегнуть лифчик. Моника положила руку ему на грудь, чуть отталкивая. Он посмотрел на нее с некоторым недоумением, на лице его на миг промелькнуло разочарование, но тут же растаяло, стоило ей начать стягивать блузку с плеч. Она отбросила ее в сторону, проделав затем то же самое с лифчиком, который скинула, зацепив спереди пальцем. Чендлер забрался на кровать подальше, уставившись на Монику сверху вниз. Теперь ее грудь была полностью обнажена. Обычно он не позволял себе тратить так много времени на разглядывание женского тела, беспокоясь, что произведет впечатление подростка, впервые увидевшего голые сиськи, но с Моникой — просто не мог оторваться, ощупывал взглядом каждый изгиб ее тела. Моника почувствовала, как тает под этим взглядом — до этого ни один парень ни разу не смотрел на нее с таким безусловным и чистым желанием. Ее руки потянулись к его футболке, вытаскивая ее из джинсов. Чендлер сбросил черный жилет, потянулся одной рукой за голову, захватил ткань между лопатками и одним стремительным движением стянул футболку и отбросил ее следом за жилетом на пол. Моника положила руку ему на грудь, медленно повела ее вниз. Он накрыл ее руку ладонью, следуя за ее движением, пока она не опустилась достаточно низко. Освободив руку, она начала дергать пряжку ремня, расстегивая его. Затем ее пальцы освободили пуговицу на джинсах, и, глядя ему в глаза, она медленно расстегнула молнию. Наблюдая за ним, она очень медленно принялась стягивать джинсы вниз, беспощадно касаясь пальцами самых трепетных мест. Глаза Чендлера на секунду закрылись — он почувствовал неимоверное облегчение, освобождаясь от давления жесткой плотной ткани. Встал с кровати, стянул джинсы и трусы-боксеры, отбросил их в сторону. Моника опустила взгляд и прикусила губу в невольном восхищении той частью его организма, которую ей пока не доводилось видеть, делая мимоходом мысленную пометку, что все его проблемы с девушками определенно зависели не от размера. Забравшись обратно в постель, Чендлер вернулся в точности на то место, где и остановился ранее, снова целуя ей шею. Его рука проскользнула вверх по ее боку, посылая по всему телу мурашки, и коснулась груди, нежно лаская ее. Губы спустились ниже, мягко посасывая кожу на одной из грудей. — Боже мой, — прошептала Моника, чувствуя, как его губы гордо изгибаются в улыбке на ее обнаженной коже. Чендлер переместил поцелуи на вторую грудь, уделяя ей то же внимание, что и первой. Потом разместил голову между ними, небрежно ведя влажную дорожку вниз, к животу. Спина ее выгнулась вверх, мышцы живота напряглись под его губами, стоило ему добраться до тазовых косточек, и он крепче прижался губами, поймав еще одно ее чувствительное местечко. Быстро расстегнув ее брюки, он сунул пальцы за пояс, не забыв прихватить сразу и трусики. Моника приподняла зад с поверхности кровати, помогая ему снять с нее остатки одежды, а когда он стащил их почти до лодыжек, откинулась на подушку и приподняла ноги, чтобы он мог снять все окончательно. Чендлер отбросил одежду в сторону, взял в руку ее правую ногу и поцеловал лодыжку. Продолжая наблюдать за ней, он с каждым следующим поцелуем начал продвигаться все выше по внутренней стороне ее ноги. Добравшись до верхней части бедра, он заметил, что глаза ее закрылись, улыбнулся про себя и снова прильнул к коже в крепком поцелуе. — Чендлер? — Моника, снова открыв глаза, посмотрела на него сверху вниз. — Да? — Помнишь, я говорила тебе не торопиться с завершением прелюдии, пока девушка не будет полностью готова? — Ага? — он поцеловал ее еще чуть выше. Моника, усилием воли заставляя себя не закрывать глаза, сделала вдох. — Так вот, я готова. Чендлер кивнул, снова перебираясь на подушку, чтобы оказаться с ней лицом к лицу. Поцеловал ее и отстранился, оглядываясь на тумбочку и пытаясь вспомнить, известно ли ему, где она хранит нужную ему сейчас вещь. — У тебя есть… — В верхнем ящике, — Моника указала на тумбочку с правой стороны. Чендлер перекатился на спину и потянулся к ящику, доставая презерватив. Разорвал упаковку и предусмотрительно бросил ее в корзину для мусора в углу комнаты, прекрасно осознавая, что если уронит ее просто на пол, то это станет для Моники единственной навязчивой мыслью этого вечера. Затем раскатал презерватив по всей длине, сделал глубокий вдох и снова лег на нее сверху. Помогая себе рукой, начал вводить внутрь нее член, сначала лишь самый кончик, затем, глядя, не отрываясь, ей прямо в глаза, медленно вошел на всю длину. Моника зажмурилась, открыла рот в беззвучном вздохе и откинулась головой на подушку. Чендлер отстранился и снова вошел в нее в том же мучительно медленном темпе, давая ей возможность привыкнуть к нему. Увеличивая понемногу с каждым толчком скорость, он отмечал каждую ее реакцию на его движения, следил за каждым звуком и выражением на ее лице, внимательно, как за дорожной картой, повторяя те движения, которые она, по его мнению, предпочитала. Заметив, что дыхание ее стало срываться, он ускорился, вырвав из ее рта тихие вскрики. Когда он почувствовал, что ее мышцы внутри сжимаются вокруг него, он наклонился и поймал ее губы своими в беспорядочном поцелуе, и ее стон эхом отозвался у него во рту, щекоча внутреннюю поверхность его щек. Руки Моники метнулись к его затылку, она схватила его за волосы и потянула — каждый раз, как на нее накатывала волна удовольствия. Несколько раз она выдохнула его имя, не в силах сдерживать свои чувства. Потом ее всхлипывания стали тише, и он начал замедляться, позволяя ей в полной мере ощутить сладкий остаток оргазма. Когда он замер в неподвижности, она медленно открыла глаза, глядя на него снизу вверх. Улыбнулась, рассматривая его растрепанные волосы, вспотевший лоб и беспорядочно блуждающие руки, создающие в ее глазах совершенно новый образ ее друга Чендлера. Она погладила ладонью его лицо, нежно целуя в губы. Чендлер, чуть отодвинувшись, тоже рассматривал ее, пытаясь осознать, может ли еще что-то в этом мире быть настолько совершенным. — Ты же ведь не притворялась? — Нет, — усмехнулась Моника. — Поверь уж, так сильно притворяться у меня в жизни бы не получилось. Это все ты… — Хорошо, — улыбнулся Чендлер, прогоняя последние сомнения. Моника схватила его за плечи и притянула к себе, снова целуя и прижимаясь всем телом. Глаза ее вдруг широко распахнулись, а губы на мгновение замерли. Она откинула голову и опустила взгляд туда, где они все еще были соединены в одно целое. — Ты еще не… Чендлер прервал ее. — Нет, пока нет. — Ух ты, — изумленно усмехнулась Моника. — Пока еще рано радоваться. Я не уверен, что второй раз будет так же хорош, обычно я к этому времени уже заканчиваю, так что могу начать отлынивать, — проговорил Чендлер, сам, честно говоря, немного удивленный тем, что до сих пор в строю. — У меня есть идея, — на губах Моники появилась ухмылка. — Какая? — только и успел спросить Чендлер, прежде, чем она перевернула его на спину, так и не разомкнув их связь, и оказалась сверху. — О да, это мне нравится. Сплошное развлечение и никакой работы. — Не слишком привыкай к такому, здоровяк, — покачала головой Моника. Он приподнялся, целуя ее, но она сразу же толкнула его в грудь, роняя обратно на кровать, чем заслужила довольную ухмылку. Оставив для пущей устойчивости свои руки на его груди, она начала двигаться. Теперь, когда она могла контролировать темп, ей можно было не терять времени на раскачку и сразу приступить к главному. Чендлер посмотрел снизу вверх на нее, теряя последние капли рассудка от этого вида — самого эротичного из всего, что он видел за всю свою жизнь. Положив руки на ее бедра, он толкнулся в нее чуть глубже, что заставило ее откинуть назад голову, коротко вскрикнув. Он знал, что уже приближается к разрядке, и сел, обхватывая ладонями ее задницу и проникая внутрь предельно глубоко. Почувствовав, как стенки влагалища ритмично сжимаются вокруг его пениса, он согласно воспринял это как знак, что наконец-то можно и спустить, но некоторое время все же продержался в прежнем темпе, и только потом застонал и уронил голову ей на плечо, получив свой оргазм. Моника, ощутив, что хватка его ослабла, замедлила скорость, наслаждаясь остаточными толчками своего собственного оргазма. Когда они оба окончательно угомонились, Чендлер откинулся назад на подушки, увлекая ее за собой и заставив тихо рассмеяться. Она перевернулась на спину, устраиваясь рядом с ним на кровати и позволяя им обоим перевести дыхание. — Я тебе кое-что должна сказать, — заметила она, поворачивая голову, чтобы увидеть его лицо. — И что же? — спросил, тяжело дыша, Чендлер. — Ухабистым это определенно не было. Чендлер улыбнулся, наклонился к ней и в очередной раз запечатлел на ее губах поцелуй. Проснувшись к утру, Чендлер долго лежал, не шевелясь, и разглядывал мирно спящую в его объятиях подругу. Прошлая ночь была, пожалуй, самой лучшей в его жизни, и только лишь благодаря ей. Моника зашевелилась и открыла глаза, улыбнувшись ему, стоило ей заметить, что он за ней наблюдает. — Доброе утро, — Моника чуть покрепче прижалась к нему. — Действительно, доброе, — ответил Чендлер, целуя ее в макушку. — Чувствую себя так, словно прошлой ночью меня сбила машина. — Я не уверен, считается ли это комплиментом, — пожаловался Чендлер, и тут же почувствовал щекотку на груди, там, где она усмехнулась, прижавшись к его обнаженной коже. — Это очень серьезный комплимент, — сказала она, целуя его в грудь. — Я вымотана до предела. — Я тоже, — откликнулся Чендлер, сжимая ее в объятиях. — Даже не знаю, какой из тех раз утомил меня больше всего — когда я тебя разбудил для повтора, или когда ты меня разбудила. — Пожалуй, тот раз, когда нас обоих разбудила сигналящая на улице машина, и мы набросились друг на друга одновременно. — О да, в тот раз было отлично, — согласился Чендлер, освежая в голове воспоминания. Моника посмотрела на часы и испуганно перевела на него взгляд. — Сейчас что, действительно столько времени? — Да, если только к тебе сюда не пробираются тайком, чтобы перевести часы. — Вообще-то, такое случалось, — Моника многозначительно поглядела на него. — Эй, и я потом все время извинялся за ту шутку. Откуда мне было знать, что ты так сильно разнервничаешься из-за того, что опоздала на работу, что упадешь с кровати и сломаешь запястье? — Мне кажется, меня больше всего беспокоило то, что ты сумел пробраться посреди ночи в спальню запертой квартиры своей новой соседки. — Это было результатом потребления слишком большого количества пива, а то, что это должно быть забавным, придумал Росс. А вообще, в ту поездку в отделение неотложки мы с тобой в первый раз поговорили, как следует, что и привело к нашей дружбе, а как следствие — и к этой ночи. Так что, если трезво подумать, то разве же не хорошо, что я тогда так поступил? — Ладно, но из-за той поездки в больницу я все-таки опоздала на работу. — Ирония бывает иногда довольно тонкой, правда? — сказал Чендлер, заработав от нее за это тычок в ребра. Он взглянул на нее, проводя ладонью по ее волосам. — Но сейчас-то тебе понравилось? То, что произошло с нами прошлой ночью? — Как думаешь, если бы мне не понравилось, долго бы ты проторчал в моей постели? — Ценное замечание, — усмехнулся он. — Но это же не в последний раз? — Нет, если ты сам не захочешь прекратить. Чендлер покачал головой. — Знаешь, я думаю, мне бы не помешало еще чуть больше уроков. — Я думаю, это неправда, но прогонять тебя не собираюсь, — сказала Моника, целуя его, и тут комнату пронзил звук будильника. Она застонала и переползла через Чендлера, отключая сигнал. Чендлер придержал ее на весу, помогая сохранить равновесие, и, как только звук прекратился, резко притянул к себе и перевернулся. — Смотри-ка, у меня опять открылось второе дыхание. — У нас нет времени, — ответила Моника, посмеиваясь над его прытью. — Мне кажется, у меня уже было достаточно практики, чтобы выполнить все быстро и эффективно. — Мы обещали Россу встретиться с ним в кофейне перед работой, и мне еще нужно принять душ. Так что, давай, убирайся отсюда. — Ну ладно, — заскулил Чендлер, отодвигаясь от нее и поднимая с пола трусы. — Хотя, я могу и не успеть. Мне тоже нужно в душ, а мы слишком долго проспали, Джоуи уже, наверное, пришел домой, — он встал и принялся одеваться. Моника, завязывая пояс на халате, залюбовалась его ягодицами, которые напрягались, когда он поочередно задирал ноги. — Хочешь со мной в душ? — спросила она, и он резко повернулся. — Серьезно? — Думаю, это будет намного уместнее, чем если ты полезешь туда вместе с Джоуи. Чендлер улыбнулся и взял ее за протянутую ему руку. В кофейню они пришли лишь через пару часов, гораздо позже, чем планировали изначально. Вся компания была уже там, и это слегка удивляло, учитывая их вчерашнюю ссору. — С днем рождения, — поздравила Росса Рэйчел, стоило им подойти и присесть на диван, втиснувшись вплотную друг к другу в небольшое пространство, оставшееся рядом с Фиби. — О, спасибо, спасибо, — заулыбался Росс. — Ну так… а как прошел ваш вечер? — Ну, довольно паршивенько, — призналась Рэйчел. — А как у вас? — Да, у нас тоже паршивенько, — кивнула Моника, старательно игнорируя ухмылку сидящего рядом Чендлера. — Зато я встретила малыша Стиви Фишера. Помнишь такого? — Да! Я раньше присматривала за ним. Как там его отец? Моника обменялась многозначительными взглядами с Чендлером и Россом. — Неплохо. — А в целом, кроме этого, вечер был просто провальным, — сказал Росс, и Моника снова толкнула Чендлера локтем, заметив его ухмылку. — Ага, — согласился Чендлер, пряча улыбку и потирая ребра. — И мы действительно скучали, ребята. — Мы правда, правда, правда не должны позволять таким вещам, как деньги, становиться… — начала было Фиби, но тут же остановилась, заметив что-то непонятное на шее Моники. — Это что — засос? — спросила она удивленно. Глаза Моники метнулись к Чендлеру, а рука дернулась к тому месту, которое, как она помнила по прошлой ночи, тот очень старательно обрабатывал своим ртом. — Нет, это я просто упала, — сказала она, и Чендлер кивнул, подтверждая ее слова. — На чьи-то там губы? — уточнила Рэйчел, отводя ее руку в сторону и разглядывая пятно. — Где ты получила засос? — Ну, вечеринка… — пожала плечами Моника, совершенно не собираясь признаваться, что получила его спустя довольно долгое время после вечеринки. — Какая вечеринка? — Не столько даже вечеринка, просто сборище людей с едой, музыкой и … и группой, — разъяснил Росс. — У вас была тусовка с «Хути и Блоуфишем»? — взвыл Джоуи. — Да, видимо, Стиви и Хути такие… типа… — Чендлер переплел вместе два пальца. — И кто поставил тебе засос? — повысила голос Рэйчел. Моника пожала плечами и сказала единственное, что пришло ей на ум. — Это был… Блоуфиш. И они с Чендлером дружно ухмыльнулись.