All the 'Could Have Been' (Все, что могло случиться и раньше)

Ссору с одной из лучших подруг из-за незнакомого парня, лежащего в коме, определенно нельзя было считать правильным поступком, и Моника прекрасно это осознавала. Но однако же — вот она, стоит посреди кафе, только что заявила Фиби, что сегодня вечером в больницу не собирается, и, тем не менее, посматривает на дверь и гадает, как бы так незаметнее улизнуть к тому, кого они ласково называют «мальчиком в коме». Не кажется ли им, двум убогим неудачницам, что нелепо соревноваться за место рядом с мужчиной, успевшим бросить им всего пару слов приветствия, а теперь вообще лежащим без сознания? Да, кажется. Остановит ли это хоть одну из них? Ни за что… Конечно, Монике проще всего было бы обвинить в этом свою натуру, вечно стремящуюся конкурировать со всеми и по любому поводу. Которая — ну само собой — играла огромную роль в ее желании сделать для этого парня гораздо больше, чем Фиби. Другой причиной не отступать можно было бы посчитать обманчивую реальность, зародившуюся вокруг этого происшествия — было что-то очень приятное в том, чтобы иметь рядом с собой мужчину, о котором нужно неустанно заботиться. Вязать ему свитера, читать книжки, покупать вещи. Какими бы странными обстоятельствами это ни формировалось, она, похоже, получала именно то, о чем мечтала всегда. Безумием было бы ожидать, что это может перерасти во что-то настоящее, но сейчас она была рада пожить хотя бы в фантазии. — Центральная Кофейня с гордостью представляет вам — мисс Фиби Буффе, — объявила в микрофон Рэйчел, указывая на подругу с гитарой. — Спасибо, — Фиби присела на стул. — Да, хорошо, всем привет. Я хотела бы начать выступление с песни о человеке, которого встретила совсем недавно, и который стал для меня очень важен, — она бросила на Монику крайне многозначительный взгляд. Моника закатила глаза, слушая, как Фиби пытается через песню убедить всех, что «мальчик в коме» — только ее мужчина. Этого уже было более чем достаточно, чтобы укрепиться во мнении, что ей все-таки стоит пойти к нему сегодня вечером. Она медленно двинулась к выходу, не теряя надежды, что ее никто не заметит, но, добравшись до двери, услышала, как Фиби объявляет, что собирается сделать небольшой перерыв, и прибавила шагу, уже догадываясь, что сейчас начнется погоня. Выскочив из кафе и припустив со всех ног по тротуару, Моника даже не сомневалась, что все же успеет опередить Фиби и прибудет в больницу первой, пока не врезалась в человека, идущего ей навстречу. — Ой, — выдохнула она, резко останавливаясь, подняла глаза и, узнав того, кого чуть не сбила с ног, уже смело оперлась руками о его грудь. — Прости, Чендлер. — Ничего страшного, — сухо ответил он. — Все в порядке? — Монике показалось вдруг, что поведение ее соседа слегка отличается от обычного. — Все отлично, — отозвался Чендлер, но прозвучало это так, будто он сам не особо-то в это верил. Он обогнул Монику и продолжил идти дальше. Моника оглянулась — он направился прямиком к кофейне, успев по пути отпрыгнуть от выбежавшей оттуда Фиби. Пожалуй, даже и к лучшему, что Моника несколькими секундами раньше повысила его внимание к потенциально опасным порывистым женщинам, без предупреждения набрасывающимся на прохожих, иначе его бы точно убило гитарой… А еще Моника заметила выражение его лица, когда он проводил взглядом убегающую Фиби — и там было не только привычно насмешливое любопытство, но и что-то еще трудноуловимо болезненное. Такой взгляд бывал у него не часто, но всегда безошибочно означал, что с ним происходит что-то неладное. — Ха, сейчас я тебя уделаю, — воскликнула Фиби, проносясь мимо. Моника оглянулась — соперница еще не успела убежать так далеко, чтобы сложно было догнать ее. Потом она снова посмотрела на кофейню, куда только что зашел Чендлер, и, покачав головой, выбрала второй вариант. Войдя внутрь Центральной Кофейни, она увидела, как Чендлер снял пальто и положил его на стойку. Услышала, как Джоуи засмеялся над чем-то — не очень понятно, над чем, но, видимо, над словами Чендлера — учитывая, что Росс тут же пристально посмотрел на него и попросил заткнуться. — Чендлер, можно я просто скажу тебе кое-что? — Росс развернулся на диване, пытаясь поймать его взгляд. — Я знаю, ты все еще на меня злишься, но я просто хочу заметить, что там вчера было два человека, другими словами, там было две пары губ. Моника в замешательстве перевела взгляд с одного на другого, пытаясь определить, о ком же идет речь. — Да, хорошо, от нее этого стоило ожидать. Она всегда была натуральным кошмаром по Фрейду, — голос у Чендлера звучал куда более серьезно, чем обычно. — Ну ладно, если она всегда так себя ведет, то почему бы тебе не сказать ей, что ты об этом думаешь? — Росс встал с дивана и направился к другу. — Потому что это непросто, это все так запутанно, это… — Чендлер замолк. — Блин, ты целовался с моей мамой, — воскликнул вдруг он, тыча в Росса пальцем. Глаза Моники расширились, и она прижала ладонь к разинутому рту, замечая краем глаза, что и у остальных посетителей кафе выражения лиц очень похожие — все вокруг повернулись, чтобы посмотреть на ребят. Чендлер, казалось, даже не обратил на это внимание, а Росс лишь окинул смущенным взглядом окружающих незнакомцев. — Мы репетируем греческую пьесу, — попробовал оправдаться он, выжидая, пока все не отвернутся. — Очень смешно, мы закончили? — Чендлер попытался пройти мимо него. — Нет, — Росс удержал его, положив руку ему на грудь. — Так ты что, не собираешься поговорить с ней? Не собираешься рассказать, что ты чувствуешь? — Я сказал — нет, — голос Чендлера стал еще суровее. — Слушай, то, что ты попробовал на вкус гланды у моей мамы, еще не значит, что ты ее знаешь лучше, чем я, понятно тебе? Поверь уж, с ней не получится поговорить. — Да ладно, с ней не получится поговорить? — переспросил Росс, рисуя пальцами кавычки в воздухе. — Или у тебя с ней не получается говорить? — он ткнул пальцем в грудь Чендлера. Моника поморщилась, успев мимоходом подумать, что такое поведение ее братца совсем его не украшает, но Чендлер тут же крепко сжал его палец, отводя от себя подальше. — Ладно, это мой палец, — Росс неестественно изогнул руку, корчась и припадая на одно колено. — Ладно, а это… это мое колено, — он оглянулся на посетителей кафе, чьи взгляды снова устремились в их сторону. — Я все еще играю в пьесе, — сказал он им, отгибая палец еще сильнее. Моника укоризненно посмотрела, как он опять пытается изобразить, что тут не происходит ничего необычного, затем перевела взгляд на Чендлера — тот, переполненный гневом, наконец отпустил палец Росса и оттолкнул его от себя. Потом, бросив на него последний взгляд, развернулся, схватил со стойки пальто и направился к выходу, глядя строго перед собой. Только когда он прошел мимо, Моника выдохнула полную грудь воздуха, даже и не подозревая, что все это время стояла, затаив дыхание. Должно быть, у нее и правда сейчас отчаянное положение, поскольку единственное, о чем она могла думать — это о том, как же все-таки сексуально выглядит Чендлер в таком вот мрачном образе. Она попыталась отогнать эту мысль. Ему же явно было очень больно, и ей не следовало бы размышлять о том, как сильно он вдруг начал привлекать ее, всего лишь перестав шутить. — Что случилось? — спросила Моника, подходя к Россу и Джоуи. — Росс поцеловал маму Чендлера, — хихикнул Джоуи, получив в ответ от Росса еще один свирепый взгляд. — Это я слышала, но зачем? — Моника уже готова была жестко отчитать брата за столь глупую ошибку, расстроившую их друга. — Не знаю, — промямлил Росс. — Мы оба пили, эмоции были на пределе, и все случилось само собой. — Это не оправдание для того, чтобы целоваться с близкими родственниками друзей, особенно с их матерями. — Знаю, это невероятно глупо. Я пробовал перед ним извиниться, но он меня не слушает, — Росс оглянулся на дверь. — Может, стоит пойти и поговорить с ним еще раз, может быть, он поймет, как мне самому от этого плохо. — Нет, — остановила его Моника. — Сейчас его лучше оставить в покое. Ему нужно время, чтобы обдумать все и остыть. Ты уже видел, что получается, если лезешь извиняться слишком рано. — Да, ты права, — Росс уселся на один из стульев. — Думаешь, он в конце концов простит меня? — Конечно же, — кивнула Моника. — Он всегда прощает тех, кого любит, даже когда они причиняют ему сильную боль. — Она оглянулась на дверь. — Лучше я сама пойду проверю его, надо убедиться, что с ним все в порядке. — Дашь знать, как он успокоится? — попросил Росс. — Само собой, — Моника повернулась, чтобы уйти. Поднявшись на свой этаж, она подошла к девятнадцатой квартире, готовая уже войти, когда услышала по другую сторону двери голоса. В основном голос Чендлера — громкий и раздраженный. Другой голос, как она могла предположить, принадлежал его матери, но слов было практически не различить. Моника подошла ближе, прижимаясь ухом к поверхности двери. Теперь звуки были приглушены, но так хоть можно было разобрать слова, которые произносились в квартире. — Надеюсь, ты не часто этим занимаешься? — проворчал Джоуи, который, оказывается, поднимался по лестнице следом за ней. — Чендлер отчитывает свою маму, — прошептала Моника, не отрывая голову от двери. — Ух ты, подвинься, я тоже послушаю, — Джоуи встал рядом с ней. Следующие полчаса они слушали лекцию в исполнении Чендлера обо всех способах, которыми его мать доказала свою несостоятельность. Не только о вчерашнем поцелуе с его лучшим другом, но и обо всех ее грехах из прошлого. Моника знала, что у него были проблемы в общении с родителями, но даже и не догадывалась, как много гнева накопилось за всю его жизнь по отношению к каждому из них. — Ух ты, она что, сказала: «Когда ты, наконец, вырастешь и поймешь, что у меня есть бомба»? — восторженно прошептал Джоуи, отрывая голову от двери. Моника тоже отодвинулась от двери и недоуменно посмотрела на него. — Нет, мне кажется, она сказала: «Когда ты, наконец, вырастешь и поймешь, что я твоя мама». — Да, так смысла больше, — улыбнулся Джоуи, снова прикладывая ухо к двери. Моника тоже прижалась к двери и прислушалась. — Я ничего больше не слышу. — Я тоже. — Как ты думаешь, что там происходит? — Не знаю, — Джоуи отодвинулся от двери. — О, подожди, подожди. — Он заглянул во внешнюю сторону глазка. — Что ты видишь? — спросила Моника, прижимаясь к нему почти вплотную. — Такое ощущение, что они душат друг друга. — Что? — забеспокоилась Моника. — А может, обнимаются, — проговорил Джоуи, вглядываясь пристальнее. — Джоуи! — укоризненно воскликнула Моника. — Ну извини, трудно понять. Они же там крошечные и перевернуты вверх ногами. — Джоуи снова прильнул к глазку. — Погоди-погоди. Теперь они уходят, уходят… — он отпрыгнул от двери. — Нет, нет, они идут сюда, прямо на нас! Беги! Беги! — он бросился к лестнице. Моника поспешила к двери своей квартиры, роясь в сумочке, будто бы пытаясь отыскать ключи. Услышав, как позади нее открылась дверь, она оглянулась — в коридор вышла Нора, вслед за ней Чендлер. — Все в порядке, малыш? — спросила Нора. — Да, все нормально, — Чендлер пожал плечами и улыбнулся. — Ладно, веди себя хорошо, — Нора обхватила ладонями его щеки и торопливо чмокнула. — Поосторожнее за рулем, — откликнулся он, его мать повернулась, чтобы уйти, и заметила Монику. — Миссис Бинг, — поприветствовала ее Моника, обнаружив, что можно больше не прятаться. — Мисс Геллер, — улыбнулась в ответ Нора, направляясь к лестнице. Моника проследила, как она скрылась из вида и оглянулась на Чендлера. — Привет, — сказала она, подходя поближе. — Привет, — усмехнулся Чендлер. — Давно ты здесь? — Пару секунд, искала как раз ключи, — Моника показала сумочку. — Значит, это кто-то другой кричал «Джоуи!», пока мы с мамой там обнимались? — осклабился Чендлер. — Полагаю, ты уже в курсе, что мы с ней поговорили. — Да, — кивнула Моника. — Как ты себя чувствуешь? — Кошмарные были ощущения, но чувствую я себя довольно неплохо. Я с ней все-таки поговорил. — Вот видишь. Так что, может быть, Росс был не так уж и неправ, целуя твою маму. — Моника заметила, как улыбка исчезает с лица Чендлера, и поспешно добавила: — Я просто шучу. — Она обняла его одной рукой и вошла за ним в его квартиру. Чендлер закрыл дверь и направился к холодильнику, доставая оттуда пару бутылок пива. — Будешь? — спросил он, протягивая одну ей. — Спасибо, — Моника взяла бутылку, скрутила пробку и пошла к дивану. — Ох, — Чендлер вздохнул, откидываясь на спинку дивана и устраиваясь поудобнее. — Вот уж не думал, что визит моей мамы пройдет таким вот образом. — И что тебя сильнее всего ошарашило? То, что она убедила Рэйчел написать эротический роман, то, что она поцеловалась с Россом, или то, что ты ее, наконец-то, отчитал за все грехи? — улыбнулась Моника. — Последние два события. То, что она убедит одну из вас взяться за эротические романы, было давно предсказуемо, остается лишь порадоваться, что ей под руку попалась не Фиби. Можешь себе представить, какой бред написала бы она? — ухмыльнулся Чендлер. — Наверное, я должен был предвидеть, что этот день настанет, я и так двадцать шесть лет держал рот на замке, когда дело касалось моей матери. Моника повернулась к нему. — Почему же ты никогда не рассказывал нам о своих отношениях с матерью? — Я говорил вам, ребята, — пожал он плечами. — Нет, ты только отшучивался, но никогда не рассказывал нам, через что тебе пришлось пройти. — Если бы я рассказал кому-то настоящую правду о том, что пережил со своими родителями, я бы упал в его глазах. Люди и так обо мне невысокого мнения, зачем подливать масла в огонь? — Я сейчас вовсе не думаю о тебе хуже, даже наоборот. — Ну конечно, — усмехнулся Чендлер. — Я не шучу, действительно, — Моника положила ладонь на его руку, покоившуюся на спинке дивана. — Мне кажется, все, что ты сегодня сказал ей, не было даже малой частью того, через что ты прошел, и мое мнение о тебе только улучшилось. Иметь дело с такими проблемами и так хорошо держаться — это показывает тебя с самой сильной стороны. — Да не такой уж я сильный, многим детям в жизни приходится куда хуже, чем мне в детстве. — Личная боль не измеряется плохим опытом других людей. Даже если кому-то бывало гораздо хуже, не означает, что ты меньше страдал, на тебя все равно повлияли все твои горести. — Ну, мне иногда хочется, чтобы они так сильно на меня не влияли, — пробурчал Чендлер, ковыряя на своей бутылке этикетку. — Это понятно, я тоже этого не хочу, — Моника подвинулась к нему еще чуть ближе и сочувственно погладила по спине. — Всю свою жизнь я чувствовал себя второстепенным. Как будто недостаточно того, что я был их ошибкой, случайностью, из-за которой им пришлось вступить в брак, так и потом я был для них во всем на вторых ролях. Работа, любовники, даже наша прислуга значили для них куда больше, чем я. Не то что бы мне, конечно, хотелось такого же внимания, какое они оба уделяли тому парнишке, который чистил бассейн, — Чендлер с отвращением скривился. — Не думаю, что они считают тебя второстепенным. Твоя мама любит тебя, даже если и не умеет это показать. — Я знаю, что любит, но я бы хотел, чтобы она вела себя так, как должна вести себя нормальная мать. Я всегда мечтал о такой идеальной семье, которые показывают во всяких дурацких фильмах. Чтобы я приходил домой после школы, мой папа сидел и читал газету, мама готовила ужин, они оба спрашивали меня, как прошел мой день, — Чендлер мечтательно улыбнулся. — А вместо этого я приезжал раз в месяц на выходные из интерната, отец торчал в Вегасе на своем шоу, мама каталась по своим книжным турам, и я никогда их даже не видел. Заказывал себе что-нибудь из еды на вынос, сидел один в большом пустом зале… — Наверное, тебе было очень одиноко, — Моника попыталась представить, каково это. — На самом деле, не так уж и плохо. Мне удавалось беспрепятственно таскать из маминой заначки сколько угодно выпивки и сигарет, и она даже никогда не упоминала об этом, потому что чувствовала себя виноватой, что снова бросила меня одного. — Ну, нет худа без добра, — ухмыльнулась Моника. Весь следующий час Чендлер рассказывал ей истории из своего детства — от забавных до весьма грустных и даже откровенно тревожных. Увлекательно было слушать из первых уст повествования о том, что никогда и никому не раскрывалось, и Моника скоро почувствовала, что связана с ним еще крепче, чем раньше. Да и Чендлеру было полезно выложить без ограничений все, о чем он так долго умалчивал. Пока длилась беседа, они успели выпить еще по паре бутылок пива и избавиться от части стесняющей их одежды. Моника скинула туфли и бросила на спинку дивана шарф и пальто, Чендлер снял галстук и расстегнул на рубашке несколько верхних пуговиц. И они оба продолжали сидеть на своих обычных местах на диване — посередине — хотя свободного места с обеих сторон было предостаточно. — Погоди, она что, действительно заставляла тебя корректировать свои книги, хотя ты учился только еще в средней школе? — изумленно воскликнула Моника. — Ну, было как-то, я не пошел тогда на уроки, у меня был желудочный грипп. И вместо того, чтобы позволить мне поваляться на диване и посмотреть телевизор, как обычному нормальному ребенку, она дала мне на вычитку главы из своей книги, сказала, это будет мне вместо домашнего задания. — И это была какая-то ее эротическая книга? — Ага, — кивнул головой Чендлер. — Можешь представить, как неловко было одиннадцатилетнему пацану объяснять своей матери, что она написала с ошибкой слово «соитие»? — Господи, — Моника прижала руку ко рту, сдерживая смешок. — И в довершении всего, она спросила, где я увидел эту ошибку, и мне пришлось объяснять ей, что именно происходило в том абзаце, — пожаловался Чендлер, снова вызывая у нее приступ смеха. — Я рад, что моя жизнь так тебя забавляет, — добавил он, ухмыльнувшись, и отхлебнул пиво. — Прости, — Моника перестала смеяться и положила руку ему на плечо. — Я просто представила тебя маленького, пытающегося рассказать ей приличными словами, что происходит в ее собственных книгах. — Ну да, нужно иметь изрядный талант, чтобы описать поприличнее обратную позицию наездницы. — Какие же слова ты применил? — На самом деле, не помню, — пожал он плечами. — Кроме того, я и так уже вывалил на тебя слишком много подробностей, хватит на этот вечер. — Да, к тому же ты, наверное, сильно устал после такого разговора с матерью. — Да не особо, — помотал головой Чендлер. — Вообще-то, она даже взбодрила меня, я теперь, наверное, и уснуть не смогу. Моника улыбнулась, глядя, как он подпрыгивает на диване, но тут же подумала, что причиной такой гиперактивности, скорее, можно считать алкоголь. — Знаешь, я горжусь тем, как ты противостоял ей сегодня, хотелось бы и мне так же вызвать на разговор свою мать. Выложить ей все, рассказать, что она когда-либо говорила или делала неправильно. Какую боль она мне причиняла, как заставляла почувствовать, что я никогда не стану достаточно хороша для нее. — На глазах у нее выступили слезы. Чендлер придвинулся к ней поближе, поставив пиво на стол, и положил руку ей на колено. — Ты же не веришь всему тому, что она успела наговорить тебе? — Иногда верю, — пожала плечами Моника. — В это трудно не верить, учитывая, как складывается моя жизнь. — О чем ты говоришь? — недоуменно возразил Чендлер. — У тебя есть своя прекрасная квартира, с которой ты сама неплохо управлялась, пока не позвала пожить у себя Рэйчел. У тебя есть отличная работа, профессия, которую ты любишь. Что же тебя не устраивает? — В мои первоначальные планы на сегодняшний вечер входил поход в больницу к парню, который лежит в коме, и с которым у меня никогда не было никаких отношений, кроме моих визитов в его палату. — Что ж, я уверен, когда-нибудь он проснется и будет очень благодарен тебе за заботу о нем. — Я делаю это не для него, а для того, чтобы удовлетворить свою глупую потребность заботиться о мужчине, которого я должна найти для себя. Так что, моя мама, может быть, и права — скорее всего, я никогда не найду того, кто захочет остаться со мной на всю жизнь. — Мон, тебе всего двадцать пять, об этом еще рано беспокоиться. — Росс в этом возрасте уже был женат. — И чем это для него обернулось? Жена бросила его ради другой женщины, и он теперь проводит время, обмениваясь запасами слюны с матерями своих приятелей. — Чендлер своей показной горячностью вызвал у нее очередную улыбку, и сам улыбнулся ей в ответ, откидывая со лба ее волосы. — А ты — самая удивительная женщина из всех, кого я когда-либо встречал, ты найдешь кого-нибудь, кто увидит это, и уже никогда тебя не отпустит. — Он перевел взгляд с волос, которые так и продолжал поглаживать, на ее глаза. Моника, все еще продолжая чувствовать на голове его пальцы, притихла под этим серьезным взглядом. Они вдруг одновременно осознали, что вот-вот завязнут в том самом неловком моменте, который никогда не должен наступить у двух давних друзей, и одновременно повернули головы в сторону, отводя взгляд. — Пора мне домой, уже поздно, — она встала и подняла сумку и пальто с дивана. — Да, хорошо, — Чендлер тоже встал и последовал за ней на кухню. — Спасибо, что выслушала все мои нелепые детские заморочки. — Всегда пожалуйста, — Моника улыбнулась, поворачиваясь к нему лицом. — Спокойной ночи. — Она запечатлела долгий поцелуй на его щеке возле самого уголка губ. Потом заметила, что на его коже остался след от ее помады, и потянулась, чтобы стереть его большим пальцем, так и оставшись под пристальным прицелом его глаз. — Спокойной ночи, — повторил Чендлер и, будто бы передразнивая, тоже поцеловал ее в щеку. Отстранившись, они так и не смогли отвести друг от друга взгляды, и стояли, не шевелясь, в тишине, снова наполнившей воздух между ними. Прошла, казалось бы, вечность, хотя на самом деле — всего несколько секунд. Не в силах больше сдерживаться, они оба шагнули навстречу, обхватили друг друга руками и соприкоснулись губами. Поцелуй оказался нежным, но в то же время и ненасытным. Столь эмоциональный прошедший день добавил ему ощущение необъяснимого комфорта, которого они никогда ранее не испытывали. Почувствовав потребность перевести дух, они слегка отстранились, так и не разомкнув объятия, и снова обменялись взглядами — будто решая, стоит ли продолжать. И оба дружно согласились, что стоит, возвращаясь к прерванному поцелую. Второй оказался еще более страстным, чем предыдущий. Чендлер чуть отступил к кухонной стойке, не отпуская Монику ни на мгновение, потом его руки проскользнули вниз по ее спине, ягодицам и бедрам. Он ухватился за них и приподнял ее, усаживая на столешницу. А в это же время внизу в кофейне Джоуи встал с дивана и направился к туалету, но Гантер перехватил его по пути, предостерегающе подняв руку. — Куда идем? — поинтересовался он. — В туалет, — ответил Джоуи, пожимая плечами. — Извини, но политика заведения такова, что туалетами могут пользоваться только клиенты. — Что? — Джоуи недоуменно посмотрел на него. — Я тут торчу уже два часа и заказал две чашки кофе. Разве это не делает меня клиентом? — Ты за них не заплатил. — Заплачу сразу после того, как схожу в туалет, — Джоуи снова шагнул к двери, но Гантер перегородил ему путь. — Ты что, заставляешь меня заплатить перед тем, как пустишь туда? — Твой послужной список не самый надежный, так что я хочу видеть деньги заранее. Джоуи вздохнул, вытаскивая из заднего кармана бумажник и доставая оттуда четыре долларовых купюры. — Ну вот, доволен? — он протянул Гантеру деньги. — Еще я хочу получить всю сумму, которую ты задолжал ранее. — А ты умеешь пользоваться ситуацией, — Джоуи вытащил еще несколько купюр. — Сколько я должен? — Семьдесят четыре доллара. — Семьдесят четыре доллара? — голос у Джоуи сорвался. Получив в ответ от Гантера лишь укоризненный взгляд, он пересчитал деньги. — Как насчет — три доллара сегодня, и я пообещаю все вернуть в следующий мой визит. — Нет, извини, — покачал головой Гантер. — Ну же, чувак, мне и правда нужно туда, — Джоуи даже начал пританцовывать. — Я не хочу возвращаться домой, потому что я же не знаю, лег ли уже Чендлер спать, а я не хочу сегодня видеть его, мне нужно его избегать, просто, на всякий случай, вдруг он все еще на меня злится. — Он жалобно посмотрел на Гантера, но тот просто стоял, ожидая, когда закончится эта длинная запутанная фраза. — Да ну, тебе что, вообще на всех наплевать? — Нет, я бы так не сказал, — возразил Гантер, и Джоуи уже повернулся к выходу, когда в кафе зашла Фиби, раздраженно стаскивая с плеч пальто. — Вот почему вы все, парни, такие? — спросила она, окидывая Джоуи неприязненным взглядом. — Мы, понимаешь ли, все отдаем вам, а взамен ничего не получаем. Вы просто — бац! — выходите из комы, и все, пока, до встречи, увидимся. Господи, ну почему все мужчины — полнейший отстой? — Ну да, мы и правда такие, — послушно кивнул Джоуи, торопливо протискиваясь мимо нее к двери. Взбежав по лестнице на свой этаж, он мысленно взмолился, чтобы дверь оказалась не заперта и ему не пришлось потерять еще полминуты, разыскивая в карманах ключ. Схватился за ручку, распахнул дверь — и застыл на месте, увидев, что происходит внутри. — Джо, — пробормотал Чендлер, чуть задыхаясь и отодвигаясь от Моники, которая продолжала сидеть на стойке. Отдергивать друг от друга руки они не стали, понимая уже, что он прекрасно видел, как они целуются. — Почему вокруг всегда творится какая-то фигня, когда мне просто нужно в туалет? — в отчаянии воскликнул Джоуи, разворачиваясь и выходя из квартиры. — Как думаешь, велики шансы, что он вернется в ближайшее время? — спросила Моника, оглядываясь на только что захлопнувшуюся за Джоуи дверь. — По-моему, незначительны, — предположил Чендлер. Моника усмехнулась, рисуя пальцами круги на его затылке. — А в этот раз твоя мама не забыла пополнить тебе запас презервативов? — Ну нет, — возразил Чендлер. — Когда я достиг определенного возраста, я сказал ей, что сам могу их покупать. — Чендлер, — Моника подняла брови, пытаясь облечь намек в более понятную форму. — А, — Чендлер сделал большие глаза, сообразив, что она имеет в виду. Снова поцеловал ее, приподнял со стола и понес в сторону спальни. Теперь он с полной уверенностью мог сказать, что в эту ночь тоже нарушит святое правило — не заводить отношений с близкими родственниками друзей, но будь он проклят, если когда-нибудь пожалеет об этом.