Между строк

Скотт старается не использовать свою способность без веского повода. Возможность за мгновение узнать все чужие тайны, несомненно, занятна, но поступать так ему кажется неправильно. Невежливо и эгоистично. Скотт же не божество, чтобы без спроса вторгаться в чью-либо судьбу. Хорошо, нравы меняются. Настаёт эра технического прогресса. Люди всё чаще забывают о существовании ручек, обращаясь к компьютеру. Кто будет добровольно выводить буквы, когда их легче напечатать? Коутон искренне радуется человеческой лени. Перебирая документы, где настоящая лишь подпись, он совсем не рискует вляпаться. Но иногда никакие предосторожности не спасают. Иногда к игре подключается банальный, губительный интерес. Как сейчас. Скотт с любопытством смотрит на листок перед собой. Наименование компании, перечень товаров, реквизиты. А внизу, выведенные от руки, фамилия с инициалами и подпись, перекрытая печатью. Они-то и занимают Коутона. Почерк каллиграфический. Чудесный. Им бы писать письма, а потом упаковывать в конверт с печатью. Скотт колеблется пару минут. Пальцы сами тянутся к листу, и он уже не способен их остановить. Нужда выяснить, кому принадлежит столь красивый почерк, берёт верх. Пальцы касаются синих чернил. О, боже… Кровь. Густая, алая кровь застилает глаза. А затем, как изображения в неистового вращающемся калейдоскопе, перед взором проносятся силуэты. Умерщвлённые. Искалеченные. Со сломанными, вывернутыми конечностями, словно у шарнирных кукол. Миллисекунда, и один силуэт заслоняет другой — такой же израненный и изуродованный. Миллисекунда, и у Скотта в сознании навечно отпечатывается чудовищная картина, поражающая своей жестокостью. Дети. Убитые больным психопатом дети. Они бьются в агонии и вопят, разрывая лёгкие до удушающего хрипа. Скотт отшатывается от стола. Прижимает ладонь к груди, будто обжёгся или мокнул её в кислоту. Ледяной озноб пронзает его, парализуя, пока сердце лихорадочно бьётся о рёбра, точно в припадке. Он не может пошевелиться. Не может издать ни звука. И не видит ничего, кроме этих истерзанных силуэтов. Они танцуют вокруг него, кружась в безумном хороводе. Извиваются, еле держась на перекошенных ногах, и кричат наперебой от боли и мучений. Искажённые мукой лица таращатся на Скотта пустыми глазницами. Когда иллюзия отступает и расцепляет свои острые, ранящие плоть клешни, Скотт по-прежнему сидит без движения. Постепенно гул из криков смолкает, а организм вспоминает, что ему, вообще-то, положено дышать. Проходит время. Скотт не знает, сколько. Но, чтобы полностью переварить случившееся, его не хватает. Взгляд медленно поднимается к проклятому листку и выцепляет первые строчки, как загипнотизированный. Франшиза Фредди Фазбер. В памяти всплывают механические роботы, что неизменно вызывают у Скотта два противоречивых чувства. Восхищение и страх. Нужно срочно наведаться к их владельцу. Сегодня же.

***

Скотт прибывает по адресу. Обстановка за окнами, облепленными цветастыми наклейками, настолько тёмная и неприветливая для семейного заведения, что навевает диссонанс. Хотя Коутон и пришёл в пиццерию — куда в принципе принято заходить без приглашения — он всё же стучит в закрытую дверь. Перед ним предстаёт полноватый мужчина. Смотрит с ожидаемым недоумением, но после того, как Скотт объясняет, зачем пожаловал, недоумение сменяется радушием. Скотт переживает, что мужчина заберёт у него бумаги и выставит прочь, но он, к превеликой удаче, заводит его внутрь с видом «будьте моим гостем», и у Коутона с души будто камень падает. В главном зале никого, за исключением их двоих. И животноподобных роботов, что возвышаются над окружающим пространством со сцены. Жуткие громадины. И с чего они нравятся детям? Скотт сглатывает ком, вообразив, что они сейчас оживут и двинутся прямо на него, сотрясая стены дьявольским грохотом. — А у вас тихо… — констатирует Скотт. — Ох, обычная ситуация для понедельника. Вернее для понедельника сентября, — толстяк пожимает плечами. — Народ к вечеру, как правило, подтягивается… Но у нас не всегда так: вчера, вон, аншлаг был. Прогнав тревогу, Скотт улыбается. И напоминает себе, что тоже бывает болтливым. — Должно быть посетители в восторге от этих роботов — кто бы их не изобрёл, он гений своего дела. Скотт особо не задумывается, о чём конкретно беседует, плавно переводя тему с одной в другую. То спрашивает про то, есть ли замечания к их продукции, то предлагает оформить очередной заказ, то вовсе перескакивает на что-то общее, не имеющее отношение к бизнесу. Цель его не продажа. Ему надо разведать, что к чему, а в идеале — разыскать убийцу. Он ещё раз оглядывает мужчину. Тот за милю излучает доброту и позитив, чтобы оказаться психопатом. Да и комплекция его, мягко говоря, не вписывается в типичное представление о маньяках, если внешность вообще разумно учитывать в качестве составляющей их портрета. Но Скотт учитывает всё. Он не часто сталкивался с убийцами, — фильмы не считаются — а потому понятие не имеет, от чего отталкиваться в своём «расследовании». Он передаёт мужчине акты, как бы невзначай уточняя, ни его ли ФИО стоит в них напротив подписи. — О нет, что вы, — незнакомец по-доброму усмехается. — Я Фритц. А это наш директор. Он владеет ресторанами по всей стране. Сюда заглядывает редко: в последний раз я видел его года два назад. Уж слишком занят. Да и не зачем ему посещать каждую локацию — всё равно их все не объездишь. А документами здесь заведую я и подписываю их, соответственно, также я. За исключением вот этих, — он взмахивает бумагами. — У меня выходной тогда был, Уильям меня подменял. О, а вот, кстати, и он. Из темноты коридора бесшумно выныривает высокая фигура. Скотт хоть и старается демонстрировать дружелюбие с самого приезда сюда, холодеет при её появлении. Если бы человека можно было арестовать за убийство, в качестве доказательства сославшись на его ауру, Уильям бы уже сидел. Как и от этого места, от него веет чем-то нехорошим. Недобрая энергия, от которой невольно начинаешь держаться настороже, витает вокруг ядовитым облаком. Взгляд Уильяма прямой, пронизывающий до костей, но Скотт готов поклясться, что в нём мелькает недоверие, стоит Афтону завидеть постороннего. Недоверие, обусловленное сугубо одной причиной. — У нас гости? — Уильям рассматривает Скотта чересчур открыто и пристально, заставляя его ощущать себя буквально обнажённым. — Документы за детали привезли, — поясняет Фритц. — Ммм, — тянет Уильям, то ли рассуждая, то ли просто принимая информацию к сведению. — А вы теперь их лично клиентам разносите? — обращается он к Коутону, и в голосе проскакивает насмешка. — Уильям, не донимай его. Афтон игнорирует коллегу, не отрываясь от Скотта, словно хищник, на чью территорию намеренно влез чужак. Он, словно смертоносная акула, что будет терпеливо поджидать тебя на дне пропасти, а проглотив, не подавится. Скотт подмечает, что даже Фритц робеет рядом с ним, а широкая, заразительная улыбка тускнеет. — Нет. Но поскольку вы наши постоянные клиенты, я решил нанести визит, — Скотт не тушуется, вживаясь в роль наглого продавца. — У нас много новых предложений, вдруг, вам приглянется что-нибудь из этого… — и достаёт стопку брошюр, что специально прихватил с собой. Подозрения Уильяма будто бы развеиваются, а желание участвовать в разговоре резко пропадает. Скотт всучивает Фритцу листовки и снова увлечённо рассказывает о недавних поступлениях, параллельно обдумывая дальнейшую тактику. Благо, Фритц не предпринимает попыток его вежливо спровадить. Судя по всему, ему неописуемо скучно и выслушивать откровенно преподносимую рекламу — хоть какое-то развлечение. Афтон покидает их — боковым зрением Скотт ловит его удаляющуюся тень. Выудив на ходу пачку сигарет, Уильям исчезает за дверью, плавно затворившейся за ним. — Вы звоните, если что… У нас до конца месяца скидки… — лепечет Коутон, пятясь к выходу. — Мне пора. Фритц кивает ему, и у него проскальзывает мысль о том, что Скотт несколько странный. На улице дует промозглый осенний ветер. Гоняет опавшие листья, закручивая их в маленькие пыльные вихри. Пламя вырывается с характерным щелчком, и Афтон, сделав затяжку, убирает зажигалку в карман куртки. Сбоку раздаются шаги. Коутон разглядывает Уильяма, не зная, что сказать, не зная, как к нему подступиться. Извини, а ты случайно в свободное время не убиваешь детей? Я просто интересуюсь! Не подумай, что я собираюсь сдать тебя полиции или вроде того. Конечно нет. Скотт молчит, несмотря на растущую в воздухе неловкость. — Что-то не так? — нарушает молчание Афтон. Коутон отрицательно кивает. Сравнивает себя с чёртовым подростком, который не представляет, как признаться в симпатии своей первой любви. Вести себя подобным образом крайне некомфортно, непривычно. Но выбора ему толком не предоставляют. Ему надо подобраться к Уильяму и выведать его секреты, отделавшись в процессе наименьшими жертвами. Он уже проник в его жизнь, высыпав на стол пазлы из коробки. Остаётся их собрать. И Скотт прибегает к наиболее эффективному способу. Способу, что ни к чему не обязывает, но избавляет от множества проблем, повязанный на короткий поводок с похотью. — Ты… ты не хочешь познакомиться поближе? Со мной. Афтон приподнимает бровь в немом вопросе. Лицо его окрашивает неподдельное изумление, однако почти сразу эмоции разглаживаются до размышления. Он окидывает Скотта с ног до головы и, затянувшись, выпускает облачко дыма. По губам расползается плотоядная ухмылка. — Хочу.