В этой главе — POV Йо.
— Йо-сан, на камерах только какая-то девушка заходит в здание в указанное время… Вы уверены, что не ошиблись?.. — говорит мне Амидамару растерянно после изучения записей с камер. — Девушка? Нет, это точно он! У Хао ведь длинные волосы! — смеюсь я в ответ, понимая, в чём дело. — Значит, этот человек представился Вашим братом? Марко-сан выяснил, что имя самозванца — Асаха Хао, и он живёт в районе Санъя. Думаю, это обычный шарлатан, который захотел разбогатеть, воспользовавшись Вашими с ним внешними сходствами. Всё равно, простите, что говорю это, но я не понимаю, зачем Вы хотите найти его и поговорить с этим засранцем… Он Вам никто и никогда никем не был. Вы же понимаете это, Йо-сан?.. — говорит мне телохранитель хмуро и с явным неодобрением. — Я же говорил уже, он симпатичный парень, и я хочу пригласить его к нам в качестве модели, — отвечаю несколько холодно и показывая всей интонацией, что не собираюсь выслушивать его недовольство по поводу моих намерений касательно судьбы этого парня. — Я понимаю, Йо-сан, но действительно ли только в этом причина?.. — Говори прямо, Амидамару, ты же знаешь, я не люблю и не понимаю намёки. — Извольте: мне кажется, что он Вам понравился не просто как подходящая модель, но как парень, который не оставил Вас равнодушным… — Господи, Амидамару, ты думаешь, что я влюбился в парня? — Просто, Вы, Йо-сан, никогда не проявляли интереса к девушкам-моделям, тогда как стоит завести речь о молодых людях, как Вы сразу вспыхиваете интересом. Простите, если я ошибаюсь, но это выглядит так, словно Вам больше нравятся молодые люди, нежели девушки… — Я даже не задумывался никогда об этом… Просто парни… — Просто парни… что? — Хватит, Амидамару, это допрос? Какая разница, если даже всё так, что с этого? Я больше не хочу говорить об этом никогда. — Простите, Йо-сан, больше не повторится. Чёрт, и зачем Амидамару вообще завёл этот разговор? Мне не мог понравиться тот парень. Просто он очень убедительно играл моего брата… Это всё бред. Какой смысл об этом думать вообще? Теперь ведь ничего не изменить, только грузить голову всякой чепухой. Меня скоро выпишут, а гордый Хао ни за что не согласится принять моё предложение работать в модельном агентстве, и я никогда больше не увижу его. И думать об этом не стоит. М-м… знакомая мелодия. А, чёрт! Это же мой телефон! Надо бы ответить на звонок. На мой личный номер звонить могут только пара человек, а значит, можно не опасаться, что это снова кто-то из надоедливых пресловутых репортёров. Хватаю телефон и с облегчением вижу, что звонит Рен, староста моей группы в унике. Хотя… Это тоже ничего хорошего не сулит, и я отвечаю на звонок с опаской.***
— Рен?.. Что-то случилось? — отвечаю настороженно и несмело. — Да, Асакура. Ты случился. Долго ещё собираешься прохлаждаться по больницам? У тебя копятся задолженности, а огребаю от Карима-сана я! Давай живо выздоравливай и тащи свою ленивую задницу на учёбу! — грозно-раздражённо шипит мне в телефон староста. — Мог бы и навестить меня разок, Рен… — скулю я обиженно в ответ. — Ещё чего! Думаешь, мне заняться нечем? Я тебя навещу только для того, чтобы вставить тебе в оздоровительных целях, если ты в ближайшее время не вернёшься на учёбу, засранец… — рычит Рен, и я улыбаюсь: всё-таки староста, — неисправимая деловая колбаса. — Да понял-понял, не ругайся на меня. Всё как-нибудь образуется! Так что не волнуйся о том, что от тебя не зависит, это вредно для твоего здоровья в целом и сердца в частности! — весело отвечаю с улыбкой, однако, похоже, Ренни не проникся моим оптимизмом, потому что в ответ он вкрадчиво процедил сквозь зубы: — Ты меня ещё учить будешь, Асакура? Совсем охренел, козёл? — Да хорош тебе, Рен, будь проще… Так когда ты придёшь навестить меня? Я даже «пожалуйста» скажу-у! — расплываюсь в улыбке я. — Беззаботный идиот… Посмотрим, если не буду очень занят сегодня вечером, подумаю об этом, — буркнул Рен недовольно. — У-у, спасибо-спасибо-преспасибо! Я знал, что ты согласишься! — Не помню, чтобы давал своё согласие. Я сказал, что подумаю, — сухо осадил меня Рен. — Ну и пожалуйста! Многое потеряешь! Тут, между прочим, очень милые красивые медсёстры, — говорю я, ловя себя на мысли о том, что Рен и Анна прямо-таки созданы друг для друга. Воображение услужливо рисует картинку, которая заставляет меня невольно вздрогнуть: хмурый Рен и Анна с горящими адским гневом, глазами, полными жажды уничтожить всё человечество. — Тц, мне, по-твоему, есть дело до каких-то девок? У нас экзамены тут идут полным ходом, а ты, идиот, предлагаешь мне ходить по больницам на медсестёр глазеть? — фыркнул Рен. — Я просто ищу плюсы для тебя… Это же лучше, чем сокрушаться о своём потерянном времени! — Ага… Нашёл? Ну вот тогда не отвлекай меня своей хернёй! Всё, мне, между прочим, некогда с тобой на проводе висеть и трепаться, как девица, у меня много дел, потому что я не такой беззаботный лентяй, как ты. Пока, — резко оборвал разговор Рен, повесив трубку, а я ещё несколько секунд негодующе причитал в мыслях, что, вообще-то, он сам мне позвонил. Но, хотя бы придёт и на том спасибо. И это, между прочим, невежливо, я даже не успел попрощаться! Но это Рен… Я же знаю, что наш староста не отличается ангельским характером… Пора бы привыкнуть к такому грубому холоду, которым обдаёт Рен каждого, с кем разговаривает. Ему бы лучше удалось владеть всем тем бизнесом, который достался мне… Но, если судьба распорядилась так, а не иначе, значит, в этом определённо есть какой-то смысл, а раз уж я не понимаю, какой, значит, мне просто пока не дано это понимать. — Йо-сан, Вы чем-то встревожены?.. — вывел меня из задумчивости Амидамару. — Да не, всё норм, просто замахался сидеть в больнице… Поскорее бы выписка… — Ваше терпение обязательно будет вознаграждено, — многозначительно протягивает Амидамару. — Ага… Будет, лет через сто в лучшем случае… — отвечаю уныло, и начинаю беспорядочно шнырять глазами по своей палате. Взгляд случайно падает на синюю коробку, на которой блестят звёзды. Невольно улыбаюсь, потому что знаю, что в ней лежит, — два бумажных журавлика и флакончик мыльных пузырей, — самое крупное моё богатство за время пребывания в больнице. Блин… Походу я реально привязался к Хао… И почему так вышло? Я, что, гей?.. Ну, или хотя бы би?.. Конечно, я не отношусь к представителям нетрадиционной ориентации плохо, холодно или предвзято, но иметь какое-то стороннее мнение — это одно, а быть геем — совсем другое. Но самое сложное — осознать и принять. Если так прикинуть, я, действительно, в последнее время только и думал о Хао, но ошибочно списывал это на радость от осознания нашего родства. Что, если это не просто симпатия?.. Если я правда влюбился в парня? — это очень странно, но далеко не невозможно. Влюбился и влюбился, но мне нужно чётко понимать это. — Амидамару! Мне необходимо покинуть больницу сейчас. Это возможно? — Йо-сан, Вы же понимаете, что это чистое безумие?.. Я даже не говорю, что нарушать приём лекарств и прохождение процедур очень опасно и нежелательно. Вас просто не выпустят отсюда, пока не отлежите положенное время и не выздоровите. Да я не могу позволить Вам прерывать лечение, какую бы причину Вы мне ни назвали. — Да кто бы сомневался? Мне семнадцать лет, а я ещё не могу сам решать свою судьбу! Живу, как пёс на цепи… И вообще, почему вдруг ты думаешь, что несёшь за меня ответственность? — Потому что это так, Йо-сан. Я Вам не говорил, но после смерти Микихисы-сама Вашим опекуном стал я, поэтому на мне до Вашего совершеннолетия лежит юридическая ответственность. К тому же, я знаю Вас с пелёнок, Вы росли на моих глазах. Судьба не дала мне детей, но дала Вас. Вы мне как сын, Йо-сан. — А… Это неожиданно… Спасибо, Амидамару. Ты мне тоже очень дорог, правда. Я уже привык относиться к тебе как к дяде. Но мне нужно покинуть эту чёртову больницу! — говорю тихо, но с чувством. — И куда же Вы так отчаянно спешите, неужто домой? — Нет. После твоих слов я хочу найти Хао и разобраться в себе. Ни телефона, ничего другого, кроме имени, у меня нет, поэтому я хочу отправиться в Санъя и найти его там, — отвечаю твёрдо и честно, ожидая любой реакции Амидамару, кроме той, которую увидел. Опекун молчал некоторое время, явно обдумывая мои слова. Наконец, в какой-то момент он вышел из задумчивости и ответил: — М-м… Думаю, если Вы отлучитесь на пару часов из больницы под мою ответственность, ничего страшного не произойдёт… — Отлично! Амидамару, ты лучший! — Просто Вы мне дороги, Йо-сан, и я хочу чаще видеть Вас улыбающимся. Ну так что, одевайтесь? А я пока скажу Анне-сан, что Вы собираетесь отлучиться на какое-то время по делам. — Ага, собираюсь, спасибо… — выдохнул я благодарно, надеясь, что Анна сегодня в хорошем настроении. Начинаю переодеваться в чёрные уличные джинсы-скинни Levi's, которые обычно ношу летом, и сверху накидываю лёгким движением свою белую рубашку. Отлично. Один из плюсов того, что я парень — отсутствие долгих сборов. Вот пара движений, — и я готов к выходу. Покидаю палату и вижу, что Амидамару с улыбкой объясняется с Анной у поста. Медсестра кивает ему и переводит взгляд на меня. Я слышу обрывки её слов: «Смотрите, Амидамару-сан, если не вернётесь до восьми, у меня будут проблемы. Вся ответственность на Вас.» Опекун ещё несколько раз уверяет строгую медсестру в том, что всё будет в полном порядке, и она может быть спокойна, но Анна лишь фыркает с недоверием в ответ. Амидамару направляется ко мне с победной улыбкой, которой заражает меня. — Ну что, отпустила?.. — спрашиваю, когда опекун подошёл ко мне. — Откуда в этой юной девушке столько строгости?.. Даже Ваш отец не обращался так со мной… — простонал Амидамару, — но главное, что отпустила. Вы уже готовы? Хорошо, тогда спускайтесь к выходу, я подгоню туда машину. Я весело побежал к лифту.***
— Пристегнулись, Йо-сан? — спрашивает Амидамару, когда мы уже сидим в другой, не побитой прошлым столкновением, машине. На этот раз я — на заднем сидении, потому что, оказывается, место сбоку от водительского по статистике — самое опасное. Об этом не упустил случая уведомить меня опекун. — Ага… Можем ехать! Только как мы его найдём? Ты предлагаешь просто ездить по улицам Санъя и искать Хао?.. — Ну да… думаете, это плохая идея, Йо-сан? — Да не, норм, тем более, что лучше у меня всё равно нет. Поехали, Амидамару! Мы плавно вырулили с территории больницы Иссин, оставляя позади новые аккуратные белые здания, — корпусы госпиталя. Эх, хотел бы я никогда не возвращаться сюда… Амидамару вёл осторожно, и потому медленно, что вызывало во мне бурю негодования: — Блин, да мы такими темпами доберёмся м-м-м… не раньше, чем никогда! Тащимся со скоростью старой черепахи-пенсионерки-инвалидки! Я всё понимаю, но это уже ни в какие рамки, Амидамару! Просто неприлично медленно! — Йо-сан, при всём моём уважении к Вам, боюсь представить, что сейчас было бы, если я не настоял на том, чтобы Вы в прошлый раз пристегнулись, поэтому, прошу Вас, потерпите. — Блин, ладно… — испускаю страдальческий стон, понимая и признавая справедливость слов опекуна. Через час мы наконец-то въезжаем в какой-то полуразрушенный район, который кажется другим городом: слишком сильно все эти бедность и грязь, которые читаются в каждом захудалом здании, контрастируют с нормальным «человеческим» Токио, к которому я привык. Печальный вид этих забытых Богом зданий, которые и домами-то окрестить язык не поворачивается, внушает отчаяние. — Он, что, здесь живёт?.. Твой друг точно не ошибся? Это же трущобы какие-то! Как здесь вообще могут обитать люди? — спрашиваю негодующе. Что же, теперь я ещё сильнее хочу взять того парня на работу. — Йо-сан, смотрите внимательно, если заметите его, скажите, — говорит мне Амидамару, замедляясь, чтобы я мог рассмотреть прохожих.***
Заметить Хао мне удалось только через полчаса езды по грязным улицам Санъя, и то не сразу я сообразил, что это он. Сначала вообще принял за девушку, но, присмотревшись, увидел его чёрные уверенные горящие глаза, обрамлённые густыми бархатными ресницами. — Тормози, Амидамару. Я его вижу, вон он, разговаривает с каким-то мужчиной, — вскрикиваю неожиданно и резко, заставляя опекуна вздрогнуть. Амидамару осторожно и мягко останавливается прямо посреди дороги. Я выхожу из машины, чувствуя некоторое волнение, смешанное с иррациональным стеснительным страхом. Направляюсь прямо к Хао, не представляя, как и о чём заговорить с ним. Едва парень видит меня, кидается прочь. — Стой, Хао! Я хочу поговорить, пожалуйста, не убегай! Обещаю, что не держу на тебя зла, только прошу, выслушай меня! — кричу вслед резво удаляющейся фигуре. Длинные волосы мешают ему бежать, попадая на глаза и в рот, и через какое-то время Хао замедляется и останавливается совсем. Оборачивается ко мне и быстрым шагом возвращается. — Неужто соскучился, зайчонок?.. — подмигивает мне Хао раскованно и нахально. — Может быть… — медленно и угрюмо протягиваю я, не в силах оторваться от его затягивающих глаз. — Ну так чирикай, что ль. Чё хотел-то, малыш? — Во-первых, знай, что я на тебя не злюсь, потому что, блин, привязался. Во-вторых, кажется, я гей и ты мне нравишься, но я неуверен. В-третьих, я хочу предложить тебе стать моделью моего агентства. У тебя красивое лицо и при уходе отбоя предложений по работе не будет. Что скажешь? Понимаю, что нужно время на то, чтобы подумать, поэтому давай так: я приеду на это же место через два дня за ответом. Если согласишься, будем жить вместе, — говорю, почти физически чувствуя, как по моим бёдрам скользит его горящий желанием потемневший взгляд, от которого мне становится до бесконечности неловко. Чувствую, как обдаёт жаром щёки, и опускаю глаза. — С чего вдруг такая милость? Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, зай. Я тебя наёбывал почти месяц, а ты вдруг вместо того, чтобы сдать меня в полицию, вытворяешь такое. Я, конечно, понимаю, что у вас, мажорчиков, мозги набекрень, но ты же не настолько идиот… — Вообще-то, видимо, настолько, — усмехаюсь я, — мне важно было понять причину твоего поступка, теперь я вижу, что ты просто пытаешься выжить тут любой ценой, и, раз уж так вышло, что я привязался к тебе, то почему бы и не продолжить эту игру? — улыбаюсь искренне и абсолютно честно, протягивая свою руку Хао. — Чёрт. Спецом натянул такие штанишки, засранец?.. — сдавленно говорит Хао, всё ещё не в силах отвести взгляд от моих бёдер. — Может быть… — отвечаю с улыбкой. Мне всё ещё неуютно, но уже не так, как с самого начала. Понемногу привык и даже начинаю получать удовольствие от того, что кому-то нравлюсь, а то, что этот кто-то, — парень, только придаёт этому ощущению запретную пикантность. Я, определённо, гей, и мне остаётся только смириться с этим.