Хранитель | The Keeper

— Я не понимаю, не понимаю ее! Мы как будто говорим на разных языках! — сетовала Нати Онай, встряхивая темные ладони и направляя их к небу. Мы с Нати вышли из Большого Зала и расположились на скамейке в мощеном дворе, выбрав лучшее место около фонтана. Отсюда открывался прекрасный вид на горы, а за нами была живая изгородь и самые разные травы и кусты, украшенные статуями оленей. Теплая погода в этом году сохранялась необычайно долго, и не воспользоваться возможностью пойти сюда в перерыве было бы верхом глупости. К тому же, здесь было не так много ушей вокруг, и Нати могла выговориться мне, не привлекая лишнее внимание. В этом году я отказалась от занятий по прорицанию, лишь бы не попадаться больше на глаза Мадиве Онай. Хотя я успешно сдала СОВ по этому предмету и подавала большие надежды. Я не могла относиться к матери Нат так, будто я — обычная ученица, и в прошлом году ничего не произошло. Я чувствовала странную смесь неловкости и стыда, приправленную пониманием, что мы с Нат всё сделали правильно. К моему удивлению, еще в первую неделю учебы профессор Онай сама пригласила меня к себе в кабинет, взяла за руку и сказала, что хорошо ко мне относится, и я могу не беспокоиться об этом. Что она хорошо знает свою дочь, и Нат нашла бы себе приключения и без меня. Намекнула, что отказ от практики прорицаний при явном таланте к ним может плохо сказаться на волшебнике, и она чувствует, что это уже началось. Но я посчитала, что она таким образом просто завлекает меня к себе. И как бы там ни было, я уже сделала свой выбор. — Элла, она меня задушит своей заботой когда-нибудь! — Твоя мама любит тебя, Нат. Да, иногда это выглядит так, будто она перебарщивает, я согласна. Но не сердись ты на нее. Она просто пытается оградить тебя от всех неприятностей, которые ты сама находишь на свою попу. Здесь, у фонтана, было хорошо и спокойно, и мне было довольно легко вправлять мозги бушующей гриффиндорке. Запах сухой травы приносил умиротворение будто волшебный бальзам, а на статуе оленя красиво играл солнечный свет. — А что мне делать, сидеть в стороне, сложа руки? Я не успокоюсь, пока все «Пепламбы» не получат по заслугам. Они опасны для всех нас. И особенно для тебя. — Делай что хочешь, Нат, но я считаю, что ты должна перед ней извиниться. Посмотри на это со стороны. Профессор Онай настрадалась в прошлом году, когда ты на больничную койку отправилась. Спасибо, конечно, что спасла меня, но подумай, каково было ей? Лучше бы это была я. По мне бы никто не плакал… — Элла! Не смей так говорить! — Нати с силой развернула меня к себе за плечи. — И думать не смей! Ты — самый добрый человек из всех, кого я только встретила в школе за всё это время! — Поппи… — И Поппи! Мы сейчас не о ней, а о тебе! Да, у тебя с семьей не сложилось, но люди любят тебя, Элла! И я тебя люблю, подруга! Не потому что ты герой. А потому что Герой — это Ты! Я и не поняла, в какой момент произошел переход от моей помощи с улаживанием конфликта между Нат и ее мамой к тому, что Нат кинулась меня воодушевлять. Я вроде бы не хотела открывать ей душу, но это получилось спонтанно, и, однако, хорошо подействовало на нее в плане переключения внимания и расстановки приоритетов. И я действительно раскисла, на секунду задумавшись о том, что у нее хотя бы было с кем конфликтовать, чем я не могла похвастаться. Но сопли на кулак — это было не к ней, а вот заряд бодрости и уверенности в себе — очень даже по ее части. И даже тогда, когда я играла несчастную девочку без патронуса, чтобы никто не узнал мою форму, она не гладила меня по голове, а активно поднимала дух, говоря, что в моем сильном сердце обязательно должно найтись место для искреннего чувства, несмотря на всю темноту вокруг. И она была абсолютно права… День был длинный и загруженный занятиями и бесконечными свитками домашней работы. Я думала о зельях, ингредиентах, побочных эффектах, травах… Но поздно вечером перед самым отбоем почему-то вспомнила свой разговор с Нат, но не со стороны ее реплик, а то, что говорила ей я сама. Оминис. Он действительно скорее заботился обо мне, чем пытался контролировать, даже если на тот момент мне казалось обратное. И что бы там ни было между нами, даже если мы навсегда останемся только друзьями и больше ничем, я увидела, что я для него — близкий человек. И это было невероятно ценно. Я чувствовала, что мы стали еще ближе, хотя я думала, что ближе уже некуда. И в следующий раз в какой-то подобной ситуации я не стану прятаться от него по углам, а сразу пойду к нему и поговорю с ним открыто. Потому что я точно знаю, что он поймет и поддержит. Потому что это Оминис. А что до заряда бодрости, так у меня к нему был должок. Из-за моих кошмаров он недавно провел целую ночь без сна. Я взяла бутылек зелья «сон без сновидений» и отправилась на поиски Оминиса. Но его не было ни в общей гостиной, ни в спальне. Я решила не тянуть с этим до завтра и вошла в комнату. Дрова в печи тихо потрескивали, нарушая одинокую тишину и освещая пустую черную кровать. Конечно, хотелось бы дождаться его и передать дар лично, объяснив причину, но можно было просто оставить жидкость на деревянной тумбе. Он поймет, что это такое, и от кого оно могло быть. Так я и сделала. Оглядела зеленый полог кровати и черный сундук рядом с ней, уже думала уходить, как заметила торчащий уголок книги из-под матраса... Оминис всё не появлялся в комнате, и любопытство взяло верх над здравым смыслом и приличиями. Посмотрим, чего он тут читает по ночам. Я взяла в руки книгу в кожаной обложке, удивляясь, почему на ней нет названия, и открыла на случайной странице.

«И после этого негодницу нужно связать»…

Это криминальный роман? Ой. Нет, это был не криминальный роман. Следующая сцена просто поражала своей откровенностью, и я не могла остановить себя и убрать книгу на место. Я жадно читала дальше постепенно расширяющимися глазами, утонув в описаниях и подробностях того, что там дальше было с девушкой, которую связали.

«Нужно запустить пальцы в самую ее нежность, найти возвышение и…»

— Нравится? — спросил Оминис, появившийся в дверях. Я замерла с книгой в руках. Будто кот, которого застали на кухонном столе. Выпучив глаза, оцепенев и задержав дыхание. — Можешь взять себе, — сказал Оминис с ухмылкой размером с дромарога. Я пулей вылетела из его спальни. Он сказал взять себе? Как будто ничего не произошло? Эти похабные, возмутительно-подробные страницы, наполненные такими графичными сценами? Да как он… Да я… Я не… Я случайно… Я не хотела вторгаться в его личное пространство… Это… Я летела через гостиную, сгорая от стыда, освещая темный зал своими красными щеками как жаровней, пролетая мимо удивленных младшекурсников, которые пятились назад и запинались об ковер. Сердце было готово выпрыгнуть из груди, я даже забыла наложить на себя невидимость. Кресла, стулья и люди проносились мимо меня, будто я ехала в поезде, а перед глазами была совсем не общая комната с камином. В голове стояли такие горячие иллюстрации... Хотя в самом тексте их не было. Вот зачем я только полезла не в свое дело? Мне явно не полагалось этого видеть. Я остановилась только у своей кровати, опомнившись и восстанавливая дыхание с книгой в руках.

***

Ночь была длинная. Я сидела под одеялом с заклинанием Люмос и не могла уснуть, не прочитав всё до самого конца. Книга пестрила не просто красочными описаниями, а целыми инструкциями о том, как доставить удовольствие и мужчинам, и женщинам. Я перечитывала некоторые моменты о мужчинах дважды или трижды, делая заметки у себя в голове. Но то, что было о женщинах… Я сходила с ума, когда думала о том, что Оминис всё это прочитал. Он знал, как это использовать… Мерлин. А когда он мне волосы на ухо заправил, он понимал, что..? Гриндилоу-вейлы-василиски. Элла, соберись… Текст поплыл перед моими сонными глазами, буквы дрожали и прыгали. Мне отчаянно хотелось, чтобы он попробовал со мной всё это. И пусть он, видимо, интересовался другой частью этой злосчастной книги, никто не запретит мне немножко помечтать… К тому же, что-то невероятно сладкое, неправильное, тайное и запретное было в том, что мы читали эту книгу вместе. Если бы мне такое подкинула та же Имельда, это было бы совершенно нормально. И в рамках ее характера, и в рамках дружбы, если бы мы вообще дружили. Но Оминис… Мой желанный Оминис… Этот тихий, спокойный парень… У-у-х… Дочитав всё до утра одним забегом, я поспешила вернуть ему это сразу после подъема, чтобы больше оно меня не смущало, иначе я не знаю, что вообще со мной будет. — Понравилось? — деловито поинтересовался Оминис. — Спасибо, получила удовольствие, — ответила я и ретировалась из его комнаты. За закрытой дверью послышался дикий ржач. КАК ЖЕ ЭТО БЫЛО ПЛОХО.

***

Профессор Шарп и бровью не повел, когда я попросила у него какое-нибудь бодрящее зелье, чтобы не повалиться на пол в первом же коридоре и не пропустить занятия. Такая дерзость была невообразима для остальных учеников, но после совместных занятий по окклюменции между нами сложилось некоторое понимание и взаимное доверие. Он знал, что не стоит лезть в мои таинственные дела, а я знала, что могу обратиться к нему за помощью в крайнем случае. — Учились всю ночь, небось? Догоняете программу? — Да, спасибо, профессор, теорию магии читала, чтобы лучше понимать. В каком-то смысле, так оно и было... Сегодня у нас было два урока чар подряд, и я поспешила на занятие, еле волоча ноги. Зато мои глаза были как будто шире обычного, не закрываясь и улавливая каждое движение вокруг. Нати, как и всегда на чарах, села рядом со мной, увлеченно рассказывая последние новости и всю криминальную сводку этого мира. Оминис оказался напротив, во втором ряду и через парту от меня по диагонали. И, о великий Мерлин, я не знаю почему, но он постоянно попадался мне на глаза. Сегодня мы повторяли старые и учили новые очищающие чары. — О, я их уже выучил, они пригодились мне на этих выходных, — шептались за спиной два парня. Профессор Ронен не порицал разговоры в классе во время практики заклинаний, полагая, что ученики могут помогать друг другу, и продолжал громко объяснять более подробно для тех, у кого ничего не получалось. Я никак не могла сосредоточиться и перестать поглядывать на Оминиса, как будто какая-то непреодолимая сила постоянно тянула меня к нему. Сложнее, чем не смотреть на него, было только прогонять из своего воображения всяческие непристойные картинки. Оминис что-то записывал самопишущим пером, слушая объяснения Гаррета Уизли, и я не видела в его руке волшебной палочки. Я хотела было отвести взгляд, но потом подумала: какая разница, он же не поймет, что я на него смотрю. Я собиралась нагло этим воспользоваться. Все вокруг были заняты, даже Нат переговаривалась с кем-то за соседней партой, отвернувшись от меня всем корпусом. А я всё смотрела, уже не искоса, а открыто поворачивая голову. На него. Это рельефное лицо. Подвижные и добрые брови. Тонкие, чувственные губы. И родинки. Россыпь родинок. И такие ласковые руки... На следующем занятии практика продолжилась, и я оглянулась по сторонам. Все студенты продолжали заниматься кто чем, и, кажется, никому не было дела до того, куда я там пялюсь. Я наблюдала за тем, как общаются Оминис и Гаррет, но я не видела в их действиях ничего необычного. Правая рука Оминиса лежала на парте, но тут он поднял вверх с коленей ЛЕВУЮ руку с палочкой, на которой светился красный огонек... ГРИНДИЛОУ! Он. Мог. «Видеть». Всё это время. Я поспешила отвести взгляд и начала усиленно делать вид, будто я практикую новые чары. Хотя на самом деле ни пушишки не выучила и просто колдовала одно и то же Эванеско на каждый клочок из огромной кучки смятой бумаги, которая лежала передо мной. Профессор Ронен отпустил нас и пошел по лестнице в свой кабинет. Ребята спешно покидали класс, измотанные двумя занятиями подряд. Я медленно складывала учебники со стола. Мои глаза всё еще не закрывались, но усталость после бессонной ночи всё-таки сказывалась. Оминис сидел на месте. Мы остались в классе одни. Пытаясь двигаться как можно естественнее, я встала из-за парты. Он тоже встал, я ускорилась, чтобы начать уходить, и тут… — Акцио! Всё-таки это заклинание работало на людях. Меня быстро, но мягко притянуло к нему. Я несколько сантиметров не доставала до пола, плавно паря в воздухе. Было такое чувство, будто я — это живое облако, что-то среднее между плотной водой и легким туманом. Но более меня волновало, что я оказалась слишком близко к нему. Между нами было не больше 8 дюймов, как одна очень короткая волшебная палочка. Я чувствовала его дыхание, а он — мое. Он плавно опустил меня на пол. — Чем я привлек твое внимание? Чем? Чем именно, ты хотел спросить? Тем, что ты такой потрясающий, замечательный, невероятный... — Смотрела на тебя и на Гаррета. — И что увидела? — Обычное приятельское общение. — А чего ожидала? Он сделал что-то дурное? — Нет, просто... Я замялась. Но я уже приняла решение: я буду с ним настолько честной, насколько это в принципе возможно. Иногда бывает полезно убедиться, что вы в разговоре с другим человеком подразумеваете одни и те же вещи, да и вообще говорите на одном языке. — Я думала, он тебе нравится. — Что? Почему? — прыснул Оминис. — Э-э-э... Когда ты рассказывал про Себастьяна... В общем, я правильно поняла, что он сделал это… потому что тебе нравятся мужчины? — Нет, Мерлин, — помотал головой Оминис, — Я ощутил это как жест отчаяния с его стороны. — То есть, тебе не нравятся мужчины? — Не уверен насчет этого. — А... женщины? — Нравятся, — сказал Оминис и двинулся ко мне. Дверь кабинета громко открылась, и профессор Ронен принялся спускаться вниз по ступенькам в учебный класс, весело напевая какую-то несуразицу. Оминис похлопал меня по плечу и сказал как можно громче: — Спасибо, что объяснила. Теперь мне стало понятно, — проговорил Оминис и поспешил уйти из класса. Ловко придумано. Он явно сказал это для Ронена. Или нет?.. В любом случае, мне срочно нужно было пойти поспать...