Хранитель | The Keeper

1 мая 1891 года После битвы под Хогвартсом я истощена. Ранрок мертв. Профессор Фиг мертв. Все мои чувства выжжены дотла. Я сидела в пустом кабинете директора. Дверь за спиной открылась. — Вы расскажете, что это было? — спросил профессор Шарп. — Или позвольте, я посмотрю сам, — продолжил бывший аврор. — Мы решили, что правильнее будет узнать у вас подробности, прежде чем дать знать об этом министерству, — сказала профессор Гекат. — Мисс Грей, мы понимаем, что сейчас вам требуется отдых и покой, но это серьезное дело, — продолжила бывшая сотрудница отдела тайн. Выбора у меня нет, защищаться я не умела. Я и сама не до конца понимала, что это было. Сил отпираться и бежать уже не было. Пусть. Профессор Шарп рывком проник в мой разум и пролистал его, как пятничный журнал. Он узнал про Древнюю магию, Хранителей, изыскания профессора Фига. Он видел его смерть. Он видел хранилище. — Сомниум. Дина Гекат рухнула на пол. Я сидела будто оглушенная, переводя взгляд со старушки на полу на профессора зельеварения, который только что туда ее отправил. — Она в порядке. Мне придется кое-что ей внушить. Я уставилась вперед непонимающими глазами. Я боялась бы его, если бы мне осталось чем. — Об этом нельзя рассказывать министерству. Ни в коем случае нельзя. Я знаю, сколько там жадных до власти проходимцев. А судя по тому, что я видел, ничего хорошего не будет, если об этом станет известно. Я кивнула. — И я тоже не должен был об этом узнать. Мы с вами начнем практиковать окклюменцию с завтрашнего дня. Это огромный просчет Фига, что вы до сих пор ей не владеете. Вам придется стереть мне память. Умеете это делать? Я помотала головой. — Хорошо, придется вас научить, мисс Грей. Мне нужно написать несколько писем самому себе, прежде чем вы это сделаете. Можете смотреть, если вам будет спокойнее. Он сел за директорский стол и принялся выводить на пергаменте инструкции. Что сказать директору и остальным преподавателям, что должна помнить Дина Гекат, какой отчет надо отправить в министерство. И что он не должен пытаться узнать у меня что-либо про эти события. Я смотрела в его записи, ничего не понимая. Одно письмо он отдал мне. — Профессор Шарп. Стереть память… Почему? — Потому что у меня конфликт интересов, мисс Грей. Как преподаватель школы, я обязан защищать вас и не подпускать к этому. Как бывший аврор, я должен передать всю информацию в соответствующие службы. Как человечишко, я уже думаю о том, чтобы попробовать использовать эту силу в своих интересах. А как человек, я считаю, что вы с этим справитесь, уже справляетесь, и вам нельзя мешать. Если вы сотрете мне память, вы избавите меня от моральных дилемм. — Поняла. Мне никому нельзя об этом рассказывать? — Не обязательно. Можете попробовать, если вам понадобится какая-то помощь. Но только кому-то равному себе. Не говорите об этом тому, кто умнее вас. И следите за намерениями этого человека. Он рассовал письма по конвертам и положил себе в кошель, оставив перед собой на столе один конверт. Движения заклинания оказались очень простые. Не знаю, должно ли так быть, но я чувствовала, будто тоже теряю что-то важное, произнося это. — Обливиэйт, профессор Шарп. Шестеренки часов проскрипели, но двинулись дальше.

***

Ноябрь был таким, каким и должен быть, а не аномально теплым. Один раз ночью даже выпал первый снег, но он растаял уже к утру. Время прошло быстро, почти незаметно. Я помнила только долгие прогулки с Оминисом у Черного озера и теплые объятья на холодном ветру. И нежные поцелуи в пустых коридорах. И еще бесконечные посиделки с ребятами. Мы собирались вшестером в перерывах и играли в карты, сидя прямо на полу у кабинета. Мы переговаривались на занятиях, отправляя друг другу дурацкие записки, пробовали варево Гаррета и помогали друг другу с домашней работой. А в эту субботу мы заняли самый большой стол в Трех Метлах и говорили за жизнь. — Я вот не верю, — сказала Поппи, поставив на стол кружку сливочного пива. — Не верю в дружбу между парнем и девушкой. Если парень и девушка дружат только вдвоем, то это значит, что один другому нравится, или даже оба друг другу. И Поппи-мастер-прозрачных-намеков-Свитинг выразительно посмотрела на Амита. Интересно, понял ли Амит что-нибудь? Оминис в этот момент погладил мою руку под столом. В пабе было многолюдно, и шум вокруг размывал слова и предложения. Мы сидели и болтали о ближайшем будущем и о планах на сдачу ЖАБА, как тут Гаррет набросил на стол заглушающие чары и спросил: — Ну и когда ты нам расскажешь о своем суперсекретном деле? У меня упала челюсть. — Да, самое время, — заметила Нат. Если совсем по-честному, то да. Но я настолько закружилась с этими людьми в вихре веселых будней, просто расслабилась и наслаждалась каждой минутой, проведенной с ними, что и думать забыла про Цель. А она была. Всё еще была здесь и никуда не уходила. — А почему вы решили, что… И ты, Гаррет?.. — уставилась я на него. Все присутствующие знали разные фрагменты полной истории. Но Гаррет Уизли не гонялся со мной за «Пепламбами» и не ходил ни в какие шахты. И даже он что-то понял?.. — О, то есть наша гроза троллей и победительница гоблинов собрала нас просто так? Потому что мы ей нравимся? Не держи меня за дурака, — моргнул он. — Ты, конечно, прикольная девчонка и всё такое… Оминис, ничего личного, ты тоже прикольный… Но репутация у тебя однозначная, ты ничего не делаешь просто так. Ты половину прошлого года проболталась где-то за пределами замка, а потом пришла и всех победила. Ты чего-то темнишь, Грей. Школа всё еще в опасности, да? Сколько галлонов рябинового отвара готовить? Выкладывай давай. Я попыталась быстро собраться с мыслями. — Вы действительно мне нравитесь, и мне действительно нужна помощь. Но я смогу рассказать вам очень нескоро, сначала вам придется выучиться окклюменции, и тогда… — Вообще-то… — обиженным тоном ответила Поппи, — Ты мне это сказала еще в конце прошлого учебного года, и я отнеслась к твоим словам очень серьезно. Я всё лето тренировалась с бабушкой, а с сентября учила Нати. Мои брови поползли вверх. — И мы с Амитом занимались с пикника, — продолжала она. — Да, у меня уже немного выходит защищаться, но почему-то вообще не получается прочитать мысли Поппи. Видимо, она действительно много тренировалась, — присоединился Амит, отчего Поппи смущенно заправила себе прядь за ухо. — Амит, — удивилась я. — Ты готов мне помочь? Добровольно? — По-правде говоря, я предпочел бы спокойную жизнь, это не для меня, — ответил он и поймал суровый взгляд Поппи. — Но когда я узнал, что под школу пробрались гоблины, я немного переосмыслил этот момент. И это еще Хогвартс считается самым безопасным местом... Лучше помочь тебе, чем быть убитым, правда? — Присоединяюсь, — сказал Гаррет, демонстративно поправляя свою красную жилетку. — И я уже давно умею защищать свои мысли, меня учить не надо. Кузен выучил. Скрываться от тети Матильды иногда бывает непросто. Можете проверить. Поппи проверила. — Отлично, — сказала Поппи. — Оминис? — Видишь ли, я идеальный окклюмент от природы, — ответил Оминис. — О, правда? — спросила она с нескрываемым восхищением и заинтересованностью. — Дело в твоем наследии? Это уникальный талант? — Нет, всё немного проще. Ты видишь у меня зрачки, в которые нужно смотреть, чтобы?.. — Ой. И правда. Извини. Вопрос снят. Четыре пары глаз моих приятелей выжидающе смотрели на меня, пока моя пятая обводила их кругом. Оминис всё еще держал мою руку под столом, напоминая, что он рядом, и что он меня поддерживает. — Я благодарю Мерлина, что он послал мне вас, ребята, — сказала я. — Но как-то... Не здесь, что ли? О, есть у меня один вариант... И подходящее место действительно было на примете. Заброшенный магазин рядом с кладбищем Хогсмида. В здравом уме туда никто не пойдет, потому что незачем, тем более сегодня вечером, когда призраки устроили из погоста поле для игры в «охоту за головами». Мы разошлись в разные концы деревни под чарами невидимости и скрылись за домами. Встретились мы уже внутри здания, где на полу лежал шкаф, а пол был испачкан копотью из камина. Пустые стены и пустой стол в стороне не оставили ни одного намека на то, что тут было когда-то давно, до того, как владелец этого места переборщил с уменьшающими чарами, и всё исчезло. Серые стены в свете нескольких Люмосов блестели пылью. Амит закрывал окна, выходящие на деревню, Поппи очищала пол заклинанием, Нат и Гаррет накладывали все возможные заглушающие и охранные чары. К ним присоединился Оминис. Я достала из кошеля большую свечку и зажгла ее, сама не зная зачем. — Итак? — с несколько зловещей интонацией спросил Гаррет, будто я должна выдать ему план по захвату мира, а не план по его спасению. — Э-э-э... Вот так сразу?.. Я как-то оказалась не готова... — ответила я. — Ты чего ломаешься? Сама нас сюда привела, — сказала Поппи. — Как будто не ждала этого несколько месяцев? Ладно, понимаю, это очень важно. — Понимаете, — помедлила я. — Я действительно должна вам доверить что-то очень важное. И, не поймите меня неправильно, я хотела бы больше вам доверять... — М-м-м... — задумалась Поппи. — Может быть, мы все тебе в ответ тоже какие-нибудь свои секреты расскажем, и тебе будет проще? — Но у меня нет секретов, — пожал плечами Амит. — Кроме стоимости моего нового телескопа... — Потому что она заоблачная? — подмигнул Гаррет. — Поппи, это отличная идея! — сказала Нат. — На родине я слышала про такой духовный ритуал, как очищение души... — Ритуал?! — взвизгнул Амит. — Темный ритуал?! — Нет, наверное, я неправильное слово выбрала. Он вообще магловский... — сказала Нат и покосилась на Оминиса, но тот только заинтересованно слушал. — В чем он заключается? — спросила я. — Я точно не уверена, я никогда не участвовала в таком. Вроде бы, участники должны сесть в круг, и по кругу рассказать друг другу о своей душевной боли. — И зачем грузить этим других людей? — резонно спросил Гаррет. — Чтобы отдать окружающим частичку своей души, а они тебе в ответ свою. И после этого вы как бы становитесь связаны, — ответила Нат. — Частичку души? Без магии? — напуганно уточнил Амит. — В переносном смысле, Амит, — спокойно ответила Нат. — Если мы так сделаем, Элле будет проще нам довериться. — Всё равно не понимаю, — мотнул головой Гаррет. — А я думаю, что это имеет смысл, — неожиданно сказал Оминис. По неизвестной причине, все восприняли это так, будто его слово было решающим. Может быть, потому что он молчал всё время до этого. Шесть фигур опустились на пол и послушно сели в круг. — И что делать, Нати? — спросила Поппи. — Кто первый? Есть какие-то правила? — Да не знаю я, — отмахнулась Нат. — Я же сказала, я не пробовала. — Значит, мы придумаем правила сами, — мягко проговорила я. — Давайте так... Говорим по кругу, как сидим. Я последняя. Видимо, о своей самой большой печали. Честно, ничего не утаивая. И-и-и... Будем передавать вот это, — выставила я в центр большую зажженную свечу. — А те, кто слушает... Не перебивают и не задают вопросов, а в конце могут что-нибудь сказать. Всё сказанное здесь останется секретом между нами. — А какие гарантии секретности? — уточнила Поппи. — На честном слове, или сразу непреложный обет и клятву на крови бахнем? Меня оба варианта не устраивают. Первый настораживает, а второй конкретно пугает. Не хочу, чтобы меня по моей же неосторожности убило. — У меня есть идея, — ответил Оминис. — Я знаю несколько подходящих рун. Они запечатают всё, что будет сказано в этом доме в течение нескольких часов. И если кто-то из нас попытается рассказать об этому другому человеку, кроме тех, кто был здесь... Не убьет, но оповестит остальных. — С этим все согласны? — спросила я. И когда каждый ответил четкое «да», Оминис принялся накладывать руны. — Хорошо, — начала Нати и взяла свечку в руки. — Видимо, инициатива наказуема, — нервно посмеялась она. — Что ж... Мне так жаль, что я ни разу не участвовала в этом у себя на родине. Была слишком маленькой, и мне обещали, что скоро я вырасту и смогу присоединиться. А теперь этого никогда не будет. Нет, не поймите меня неправильно, я рада быть здесь с вами сейчас, но... Я никому об этом не говорила, но я до сих пор безумно скучаю. Нати закрыла глаза, медленно выдохнула и продолжила. — Мне часто снится высокая трава саванны и вершины вдалеке. Мои друзья детства остались там. Любимые. Близкие. Тедаи, Шама, Номвула... Все наши мечты о том, что мы построим круглые дома по соседству и будем ходить в горы по выходным, теперь не имеют никакого смысла, — Нати помедлила и заговорила тише. — Знаете, когда бандиты начали захватывать мою страну, мне было три. Я пешком под стол ходила, а они уже подкупали влиятельных людей. Я только училась играть в плюй-камни в пять, когда они убили лидера сопротивления. С каждым годом становилось только хуже и опаснее, а в мои девять они ворвались в наш дом чтобы ограбить, и мой отец погиб, защищая меня. И тогда мама начала искать варианты, как нам уехать. У нас получилось. Мы выбрались. Мы здесь, в безопасности. Я вроде бы должна чувствовать облегчение и благодарность, но... мои друзья остались там. Я смогла уехать. А они остались. Я ем тут тыквенные пироги и ириски и трачу время на какую-то ерунду, пока они продолжают страдать. У меня есть какое-то будущее здесь, а они вынуждены выживать в страхе день за днем. Я не могу им помочь, никак... Я часто задаю себе вопрос: почему я? Почему не они? Чем я заслужила такую возможность? Я бросила их. Мне так стыдно... Вдруг я могла что-то сделать? Может, стоит вернуться и возглавить сопротивление? А я отказалась бороться... Я проиграла. Нати отпустила свечку и закрыла лицо руками. Свечка плавно отлевитировала на пол. У меня в глазах стояли слезы. Я даже не могла представить, насколько же огромное чувство вины пожирало изнутри эту смелую девушку. В этот момент я готова была простить ей всё, любые безумства, любую жажду справедливости, все ее игры в полицейского и поиск проблем. Что угодно, только бы Нат почувствовала себя хотя бы немножечко лучше. Я хотела броситься к ней, но Поппи, сидящая рядом, опередила меня и взяла Нат за руку. — Нати, ты была маленькая. Ты не виновата. Ты ничего не могла сделать. — Да, да, конечно, — сказала Нати, утирая лицо рукавом. — Давай сюда, — сказала Поппи после минуты тишины и аккуратно забрала свечку. Поппи рассказывала то, что мне уже было известно, про родителей-браконьеров, которые долго скрывали от нее свое занятие. Остальные ребята не знали этого раньше, и выглядели так, будто в них молнией ударило. И пусть я знала основные события, но подробности произошедшего заставляли шевелиться волосы на голове. Меня физически начало тошнить, когда Поппи поведала, что в ее 12 ее отец сказал, что теперь она уже взрослая, и она должна присоединиться к семейному делу. И дал ей нож, чтобы она заколола жмыра. Жмыра! Этого пушистого, ластящегося котяру... И тогда Поппи посмотрела на нож, а потом на своего отца. И метнула нож в него, убегая со жмыром под мышку. Она призналась, что понятия не имеет, что с ним было после этого. Она убежала прямиком к бабушке и больше никогда не контактировала с родителями. Амит прижал ее к себе, пока Поппи восстанавливала дыхание. Он закрыл глаза и вложил в свои объятья столько тепла, сколько мог, и дал ей время, не говоря ни слова. — Понимаю, — произнес Оминис в тишине. — Я тебя понимаю. Ты — это не твои родители, Поппи. Два противоположных чувства ударились друг об друга внутри меня, будто столкнувшись на метлах на всей скорости. С одной стороны, мне было бесконечно жаль Поппи, мою подругу и потрясающую девушку, и я была рада, что сейчас она находит здесь немного утешения, наконец открываясь другим людям. С другой — я почувствовала внезапный укол ревности. Я никогда не задумывалась об этом, но Поппи и Оминис действительно были очень похожи, и, наверное, могли бы стать хорошей парой. Быть может, она даже больше способна понять его, чем я... Да о чем я вообще думаю! Как не стыдно-то? Поппи тут душу открывает, а я... Оминис будто понял это и незаметно взял меня за руку в темноте, отправляя сигнал: «Я здесь. Я с тобой. Я твой». Поппи успокоилась и передала свечку Амиту, пронзительно глядя в его лицо. Амит взял ее и поставил на пол перед собой, отводя взгляд. — Не знаю, чего вы от меня ожидаете, — задумчиво сказал он. — Мне даже неловко, но у меня в жизни никогда не было ничего подобного. Я чувствую себя просто маленьким мальчиком по сравнению с вами. Знаете что-нибудь про систему варн в Индии? — Амит обвел взглядом присутствующих. — Так вот, всё общество делится на четыре слоя по социальному положению и занятиям. И все волшебники относятся к двум высшим слоям, брахманам или кшатриям, а значит, вообще не должны познать тягот жизни. Я из брахманов, а значит, должен стать ученым или учителем. Мои родители переехали сюда задолго до моего рождения, но сохранили свою культуру, даже с каким-то фанатизмом. Возможно, сказалось то, что я у них поздний и единственный ребенок. Они воспитывали меня как принца, не выпуская за пределы дома. У нас даже углы мебели были закрыты подушками. В четырех стенах я только и делал, что читал про далекие странствия и невероятные приключения, и то я воровал такие книги из библиотеки матери, потому что мне давали в основном учебники и задачники. Я не общался с другими детьми. Меня берегли от всего на свете. А потом министерство заставило моих родителей отдать меня в Хогвартс, запретив домашнее обучение. И когда я приехал, первое, что я увидел, был Почти Безголовый Ник, — Амит грустно посмеялся. — После этого я год заикался, и еще несколько лет пытался понять, как вести себя с окружающими. Мне кажется, у меня до сих пор получается так себе. Мне кажется, будто я поломан, но в другую сторону от тебя, Поппи. Я беспомощный. Тепличный. Глупый. Неожиданно я ощутила к нему тихое уважение. Все странности Амита вдруг выстроились передо мной в единую цепочку, будто кто-то написал мне решение сложного уравнения. Я подумала, что для человека с таким детством он даже неплохо справляется. А главное, он осознавал свою проблему и хорошо понимал и как она появилась, и как она влияла на него. Поппи взяла его за руку и молчала, обдумывая сказанное. Она хотела что-то произнести, но не могла подобрать нужных слов, и ее опередил Оминис: — Я понимаю тебя, Амит. Твои родители не оставили тебя выбора, каким тебе быть. Показали тебе мир в определенном ключе, а он оказался совсем другим. Это не твоя вина. — Да... Спасибо, Оминис... — удивленно, но благодарно сказал Амит. — Лучше и не скажешь. И Амит поставил свечу перед Гарретом, и тот взял ее в руки и покрутил. — А если об этом знают все, кроме Эллы, это считается? — спросил Гаррет и увидел пару кивков. — В общем, душевной боли у меня не так много, слава Мерлину, семья адекватная, очень сочувствую вам, ребята. Но это не значит, что ее нет совсем. Из-за того, что у меня слава этакого шута, никто и не задумывается о том, что я там чувствую. В общем, Элла, рассказываю тебе. Причина, по которой отменили квиддич на пятом курсе... Это я. После этих слов поморщились даже Поппи и Нати, отчего я поняла, что история была не из приятных. — Я решил попробовать себя в роли загонщика, как мой дед. Меня взяли в команду, но особых успехов у меня не было. И на одном из весенних матчей на четвертом курсе я крайне неудачно упал с метлы, зацепившись за трибуну. Директор Блэк не оценил фонтан крови, которым я его окатил... Спасибо целителям, сейчас всё прекрасно, они хорошо постарались, хотя ощущения были не из приятных. Но... «Доэкспериментировался», «сам виноват», «из-за тебя мы на земле тухнем», «подумаешь, поцарапался», «чего вообще на метлу полез, взрывай котлы себе дальше» — это самое милое из того, что мне говорили. Вместо хотя бы капли сочувствия все меня возненавидели. И девушка, которая мне нравилась тогда... Она тоже. И Гаррет отпустил свечку, и та мягко опустилась на пол. К своему стыду, я впервые заметила в его светло-зеленых глазах что-то кроме озорства и огонька. Я уверена, в них появлялось разное. И часто. Но мне было удобнее видеть его только с одной стороны, мысленно повесив перед ним табличку «балагур», и не вдаваться в подробности. Ему даже тяжело было включиться в разговор и рассказать о себе. Он не привык, что его кто-то слушает. — Гаррет... — попыталась найти слова я. — Это ужасно. Дети жестоки. — А я и не знала, что тебе такое говорили... — сказала Нати, прикрывая рот рукой. — Это несправедливо... — Да со временем многие извинились, — пожал плечами Гаррет. — И она тоже, когда сама в дерево влетела. Что было, то было. Держи. И свеча проплыла Оминису в руки, освещая его лицо. Чувство тревоги наполнило меня изнутри, будто стеклянную бутылку. Будет ли Оминис хоть что-то рассказывать? — Что ж. Мне было 11, когда это случилось. Весной, до Хогвартса. Он вдохнул и продолжил. — Двое старших братьев отправились на окраину Лондона к специалисту по артефактам и взяли меня с собой, потому что у него могло оказаться что-нибудь, что поможет мне с моей проблемой, — он показал на свои глаза. — Но ничего не сработало, и от нечего делать я слонялся по двору, пока они весь день решали какие-то вопросы. Я ушел довольно далеко и познакомился с мальчиком, который первый протянул мне руку и не обратил никакого внимания на мой дефект. Леденящий ужас пробрал меня до костей. Плохие мурашки забегали по моим ногам, потому что в одну секунду я поняла, что было дальше. — Мы играли и разговаривали, провели вместе весь день, — продолжил Оминис. — А потом пришли братья. Мальчик оказался маглом. Я даже не понял этого и не ощутил никакой разницы. В тишине кто-то ахнул. — Давайте я опущу подробности, что они сделали с ним и со мной за это. И Оминис поставил свечку в центр круга. Мне сковало легкие. Оминис не стал отдавать присутствующим ключи от своей жизни, рассказывая детали. Но я уже слышала эту историю от Себастьяна. Но он не сказал мне самого главного. Человек, которого Оминису приказали пытать Круциатусом, пытая за отказ это делать, пока он не сломается… Это был не просто магл. Это был ребенок. Это был его друг. Шум в ушах почти оглушал меня. Мои мысли крутились быстро и громко. Тошнота подступала вместе с кристально чистым осознанием. Теперь я поняла, почему Оминис так много прощал Себастьяну, почему он был готов умолять и уговаривать, но не вступал с ним в открытое противостояние. Почему он был такой мягкий и осторожный. Почему он не торопил меня. Потому что причинить боль близкому — это был его самый большой кошмар. Оминис переместил мои пальцы, которые сжимали его руку, на свое запястье, приложил к венам и силой втащил меня в свой разум, показывая воспоминание. И вот вокруг темнота, но я чувствую невероятное тепло, которое больше, чем я, и запах духов с апельсином. Мягкий женский голос говорит: «Оминис, мой мальчик, дорогой, давай ты останешься у меня на всё лето. Я скажу твоему отцу, что мы с тобой занимаемся артефактами, хорошо? Мой хороший… Что случилось? Расскажи мне, что тебя тревожит. Пожалуйста, не молчи, пожалуйста, поговори со мной». Ноктуа. Тетя Ноктуа Мракс. Оминис даже сейчас заботился обо мне, чтобы я не переживала слишком сильно. Он будто сообщал мне: «Всё в порядке. Я в порядке. Она меня вытащила. Не плачь. Не жалей». Нати кинулась к Оминису и взяла его за вторую руку. В свете свечи я видела в ее мокрых глазах раскаяние, будто она просит прощения. Несколько мгновений она не могла подобрать слова, потому что… Что она вообще могла сказать? «Прости, что считала тебя монстром только из-за твоей фамилии»? Но ее вид говорил громче любых слов. — Оминис, это… Мне… Ты очень сильный, что ты смог это пережить. — Спасибо, Нати, — ответил Оминис и мягко выпустил свою руку. Она вернулась на свое место. Кто-то громко выдохнул. Какое-то время мы помолчали, отходя от услышанного, а потом я заговорила. — Спасибо каждому за искренность и за ваше тепло. Что бы ни случилось дальше, мое сердце навсегда останется здесь, сегодня, с вами, в этой комнате. Ценю ваше доверие и вашу решимость. Я очень хочу верить, что вам не придется пожалеть об этом, но я ничего не могу обещать. Не особо обнадеживает, знаю, но зато честно. Я посмотрела на круг моих друзей, прикидывая, откуда начать рассказывать. Кто-то знал больше, кто-то меньше, и ориентироваться нужно было на самого несведущего участника. — Гаррет? Что тебе известно? — Что под Хогвартсом был какой-то артефакт, который гоблины хотели забрать себе. Проход к нему открывался только с помощью родовой магии Греев, потому что артефакт создал кто-то из твоих далеких предков. Профессор Фиг героически погиб в схватке с гоблинами, а ты уничтожила эту штуку. Это всё. Так я и думала. Он пересказал версию, которую придумал профессор Шарп. — Так вот... — сказала я. — На самом деле, это не родовая, а немного другая, безумно могущественная магия. Но проблема в том, что я сама слабо понимаю, как правильно ей пользоваться, и едва контролирую ее. И... это был не артефакт, а что-то вроде огромного источника вредной и опасной магии. И он всё еще там, просто запечатан. И Пепламбы догадываются об этом. Если они или кто-то другой доберется до него — мы все мертвы. — Вот же дерьмо... — воскликнул Гаррет. — Дерьмо, — вторили ему остальные.