Хранитель | The Keeper

Начало февраля было мокрым и дождливым. Температура за окном по моим собственным ощущениям была где-то от тридцати пяти до сорока пяти, и никак не выше. Снег растаял, но до весны было еще далеко. Большое голое дерево понуро склонялось у фонтана в виде виверны, который день за днем медленно заполнялся дождевой водой. Ветер с Черного озера гулял по каменным стенам замка, неприятно завывая из-под тяжелых дверей сквозняком. В слизеринских подземельях было сыро. Камины, печи и жаровни работали с удвоенной силой, но едва справлялись со своей задачей. — Скоро подъем. Иди к себе, — нежно сказал Оминис и погладил меня по волосам. — Не хочу-у-у, — зарылась я под его одеяло. Вылезать из его объятий в этот холодный и неприветливый мир совершенно не хотелось. — Так и скажу нашему декану, что это всё ты. Но объясняться с профессором Шарпом хотелось еще меньше. Вряд ли он поверит, что мое времяпрепровождение в мужской спальне как-то связано с моими загадочными древнемагическими делами, и лезть в это ему не стоило. Хотя юмор ситуации был в том, что эти две вещи еще как связаны. Я закатила глаза, но поднялась и заглушила ночник, прошептав «Нокс», убрала его в карман своей мантии, и звезды на зеленом пологе кровати Оминиса погасли. Я оделась, наложила невидимость и нехотя побрела в свою спальню. Сегодня было два урока трансфигурации подряд вместе с Пуффендуем, и всё это время я помогала Поппи с ее трансформацией, которая хоть и протекала успешно, но никак не хотела закрепляться. Поппи успела раза три опустить руки и обозвать себя всякими нехорошими словами, и раза три я подбадривала ее и предлагала попробовать снова, объясняя механику движений достаточно тихо, чтобы не привлекать внимание профессора Уизли, но в то же время достаточно громко, чтобы мой голос был слышен через стук ливня. Дождь громко бил по голой поляне за тремя стрельчатыми окнами, и они почти не пропускали дневной свет. Ситуацию спасали газовые лампы под самым сводчатым деревянным потолком, мягко освещая небольшой класс и мокрый синий ковер на полу. Обычно мои трансформации проходили тяжелее, со скрипом, но сегодня я как-то очень быстро поняла основной принцип. А Поппи уверенно могла создать огромный прозрачный шар, который был достаточно твердым и плотным, и он, как и положено, не поддавался никакому воздействию ни изнутри, ни извне. Но как только она опускала палочку, он тут же лопался как обычный мыльный пузырь, и я старалась подобрать нужные слова, чтобы помочь ей сконцентрироваться. С десятой попытки дыра в нем закрылась, и ее шар гордо покатился по кабинету рядом с моим. — Ну, как оно? — спросила меня Поппи, пока мы вместе шли на обед в Большой Зал, проходя по уличному мосту с факелами, прикрытые от дождя ее новеньким прозрачным шаром. — Еще где-то неделя, и можно будет попробовать, — ответила я, перебирая невидимые для нее тонкие синие нити в руке. — Скорее бы. Мне так интересно, кто еще может… Мы с Амитом всё сделаем, ты только скажи. — Угу, — бесстрастно ответила я. — Не слышу в твоем голосе энтузиазма. Я старалась, вообще-то. — Спасибо, Поппи, — мягко ответила я, стараясь вложить побольше тепла в каждое слово. — Спасибо, правда. Представляю, каково было, э-э-э, готовить материалы. Я просто злюсь на себя, что всё происходит так медленно. — Поняла. Знаешь, есть у меня одна мысль... Она обернулась и посмотрела по сторонам, хотя это и не требовалось: Поппи умело подбирала слова, что невозможно было понять, о чем именно мы разговаривали, да и упругий шар вокруг нас плотно заглушал любые звуки. — Я половину урока смотрела на деревянный потолок в классе и думала вот о чем. Элла, мне кажется, что это… Бревна. Они могут стать дровами и гореть, да. А вдруг из них можно дом построить? Это была довольно логичная идея. Если «боль» в банке — это топливо, которое усиливало боевую магию, то вполне возможно, что ее можно было использовать и как строительный материал. Если бы я в принципе умела что-то строить, конечно же. — И если это так, — продолжала Поппи, — То зря ты видишь в этом только бремя. В каком-то смысле… Это такой подарок. — Подарок? — удивленно переспросила я. Огромное Хранилище гриндилоу знает чего, потенциально опасное для всего мира — подарок? — Конечно. Если окажется, что это возможно, значит, что у тебя есть много энергии, чтобы сделать что-то хорошее. Поппи посмотрела мне в глаза и улыбнулась. — Да, Элла, я понимаю. Если продолжить говорить метафорами, то это как будто тебе подарили сто ящиков с грушами, не спросив, нужны ли они тебе вообще. Время идет, груши портятся, за ними охотятся всякие нехорошие люди, желая кокнуть тебя, выкрасть их, сварить из них самогон и споить всю деревню… Ты пытаешься быстро сделать из этих груш пироги и варенье, не справляешься сама, подключаешь пять человек к работе, но легче не становится… Да. Но это всё еще подарок. Вредный, но подарок. Такой взгляд на проблему меня поразил, и оставшуюся часть пути я только плавно кивала и крутила в голове эту мысль с разных сторон. И на обеде в Большом Зале я отодвинула в сторону яблоки всех цветов, задумчиво рассматривая тот самый фрукт. — Если жизнь дает тебе грушу, сделай из нее варенье, — торжественно объявила я внутри себя и откусила зеленую кожуру и белую мякоть. Верхние передние зубы заныли от неожиданно холодного и каменно-твердого плода. Сказать было сильно проще, чем сделать.

***

— Да чтоб его! Как я должен стабилизировать сухую мяту! Она же крошится в порошок! До свежих ростков еще два месяца, я не могу столько ждать! — беспомощно орал Гаррет на свой бурлящий котел на красной варочной стойке. — Потише можно? Я мысль потерял, — ответил ему Амит, высовываясь из-за огромной книги. Выручай-комната, как и обычно, была заполнена мягким теплым светом, будто бы и не было за пределами замка никакого холодного дождя. Скоро Нати должна была вернуться с прорицаний, а Оминис — с древних рун, и сегодня мы планировали просто поиграть в карты, и даже не пытаться заняться чем-нибудь полезным. Я самоотверженно выполняла это обещание, развалившись на зеленом пуфе, но остальные ребята предательски не хотели меня в этом поддерживать, доделывая какие-то свои дела. — Что за день, у всех всё из рук валится, — заметила выходящая из вивария Поппи. — Я хотела дать дириколу таблетку от паразитов, а он испугался меня и исчез. Глупый! — Так наложи на него Арресто Моментум, — пожала плечами я, сонно потягиваясь на пуфе. — Ага, и потом он будет меня бояться еще больше. Неожиданно лицо Амита изменилось. Он бросил на пол старую книгу и медленно поднялся с своего синего пуфа, во все глаза глядя на Гаррета. Я буквально видела сквозь темные радужки за пушистыми ресницами вращающиеся шестеренки в его голове. — Гаррет, зачем стабилизировать мяту? — спросил Амит, вытянув вперед правую руку, указывая на него. — Иначе Шарп снимет десять очков с твоего факультета, — ответил Гаррет. — Нет, объясни нормально. — Ты же умеешь варить животворящий эликсир, чего дурачком прикидываешься? — уставился на него усталый и раздосадованный Гаррет. — Говори, говорю! — потряс рукой Амит. — Потому что формы одного и того же: толченое, разрезанное и растертое в порошок — это три разных ингредиента. Одно и то же растение в разных состояниях дает разный эффект. — Поппи, почему исчезают дириколы? — резко повернулся Амит, указывая на нее. — Потому что они напуганы. — Они могут исчезнуть по другой причине? — уточнил Амит. — Думаю, нет, по крайней мере, я не видела. Только когда боятся чего-то. Они убегают и неожиданно исчезают, а потом появляются в другом месте, подальше от источника опасности. — То есть… — щелкал пальцами Амит. — Только особое эмоциональное состояние позволяет дириколу исчезнуть, — закончил за него Гаррет. — Поппи, прысни на эту пугливую курицу валерианой, она успокоится и не сможет убежать. Там и засунешь таблетку куда там ей надо. — Сам ты курица! — ответила Поппи. — Спасибо, мальчики! — просияла она и двинулась к виварию. — Стой! — неожиданно сказал Амит. Поппи вопросительно повернулась. — Эмоциональное. Состояние. Именно! — произнес Амит, хватаясь за голову. — Гаррет, помогай! — А-а-а, ты про Эллу? — догадался Гаррет. — Если ее заряд: эмоция, если боль: эмоция, выходит, это как резанное и толченое, разные формы одного и того же, и их можно как-то преобразовать… — Через другое состояние! — потряс пальцем Амит. — Ага! — поднялась я с пуфа. — Видимо, эти дурацкие задачки на тягание кубиков через арку были именно об этом… Вы этого не видели, но арка была то синяя, то красная… Значит… — Как эта курица стоит на месте в состоянии покоя, исчезает, когда он нарушается, и появляется где-то еще, возвращая себе состояние «всё окей», так и ты попробуй… — Начать со стабильного состояния, провести через нестабильное и вернуть обратно, — закончила я за Гаррета. — Гаррет, ты гений! — практически кричал Амит. — Элла, был бы у тебя заряд прямо сейчас… Я не успела и слово вставить, как Поппи ответила: — Как насчет моей идеи с банкой? Говорю, это должно сработать, вы же сами только что дошли до той же самой мысли. — Так нельзя, это значит, что мы будем проверять две гипотезы одновременно: мы не узнаем, какая из них неверная, — возразил Амит. — А если обе верные? Давай попробуем!

***

И уже через час мы пошли «пробовать», что бы это ни значило. Амит, Гаррет, Поппи, Нати и Оминис стояли на отдалении от меня и внимательно за мной наблюдали. Особенно внимательным был Оминис. Он поднял свою палочку с красным огоньком так высоко, как только мог, потому что в случае успеха ему придется научиться присоединяться ко мне. — Я верю в тебя, — сказал он довольно тихо, но ветер будто принес его слова точно мне в ухо. Скалистые горы, на которых всё еще держался снег, молчаливо ждали своей участи. — Так, и что именно я должна сделать? — обратилась я к ребятам, рассматривая маленький флакон с красной пульсирующей субстанцией. — Хм. Стабилизировать это! — бодро ответил Гаррет. Я похлопала глазами. Понятнее мне не стало. — Ладно, я попробую… Глубокий вдох и выдох принесли странное чувство, будто я точно способна это сделать, пусть у меня и не было пока ни малейшего представления, как именно. Сглотнув и облизнув губы, я дотронулась пальцами до крохотной крышки. Я открыла флакон и поместила красную вибрирующую каплю на кончик своей палочки. Вот она, боль, отнятая у Поппи Свитинг, концентрированная. Проворачивать это во второй раз оказалось сильно проще, чем в первый. Я слышала ее израненный голос не как надрывный вой, а как навязчивый шепот, и отстраниться от него, очертить границу между мной и ним было значительно легче. Я не отрываясь смотрела на эту каплю, мерцающую кроваво-черными вспышками, и чем глубже я всматривалась в нее, тем плотнее становилась мысленная стена, которую я возводила между ней и собой. Ментальный барьер, как при окклюменции, только немного в другой форме. Мне тоже нужно было защитить свою голову, только не от чужого разума, а от чужих чувств. Неожиданно я поняла, в чем была ошибка Исидоры. Она ведь сначала научилась строить, а потом начала вдыхать чужую боль. Она решила, что она самая умная, самая сильная, и что она умеет контролировать эмоции. Но правда была в том, что она не справилась с таким шквалом. Потому что их нельзя было присваивать себе. Потому что не может никакой человек, даже самый разумный, с этим справиться. Вот что пытался сказать ей Персиваль Рэкхем фразой: «Это не твоя боль, чтобы забирать ее». Мне ведь тоже было больно, когда схватили Поппи, и капля всеми силами напоминала мне об этом. Мне тоже было страшно за нее. Мне было жаль ее, и я ей очень сочувствовала. Но неожиданное открытие было в том, что со-чувствие не значило «чувствовать за другого». И сейчас я очень четко ощущала, где заканчивались ее мысли и начинались мои. Я сильная. Я устойчивая. Я такая крепкая, что даже шквал чужой боли не снесет меня. Я — стена. Я — колонна. Я — опора. Я всё вижу и всё чувствую. Но я не сломаюсь под этим. Я такая устойчивая, что на меня можно опереться. Крупинка на кончике палочки посветлела до розового цвета. Шепот утих. «Отлично, а дальше что? И при чем тут строительство?» — спросил меня скептический голос в голове. «Понятия не имею. Но если наше состояние, видимо, и правда как-то влияет, то осталось только прийти в нужное, и мы уже где-то близко», — ответил ему другой, поддерживающий. «А нужное — это какое?» — поинтересовался первый. И неожиданно я поняла. «Древняя магия имеет энергию Героя, благородный порыв, направленный во внешний мир», — вспомнила я слова Сана Бакара. «Зря ты видишь в этом только бремя. В каком-то смысле… Это такой подарок», — звенел колокольчиками голос Поппи Свитинг. Детали пазла сложились друг с другом, и я увидела картину целиком. Как и в случае с темной магией, как и случае с Патронусом — ключевую роль здесь играло Намерение. — Я не отвергаю тебя, — сказала я розовой капле вслух. — Ты — это Дар. Ты нужна этому миру. Ты — полезная. Ты — важная. Я закрыла глаза. — Ты — Энергия. И из моей палочки полился яркий свет. Я напрягла всё свое воображение, чтобы представить, во что я хочу преобразовать ее. Огромный камень, ростом примерно с три меня, а шириной и того больше, лег среди других на отдалении от нас. Он был кривой-косой, неправильный и неровный, с вкраплениями другого цвета, местами острый и совершенно не такой, каким я его задумала. Но он Был. Он. Был. — ДА-А-А-А-А-А-А! — кричали ребята. Они бросились ко мне со всех сторон и обняли меня так, будто бы я была ловцом, который поймал снитч и принес победу квиддичной команде. Они что-то говорили мне, топили меня в объятьях, но я только чувствовала, как силы покидают меня: такой фокус требовал очень много магической энергии. Мои глаза закрывались, тело просило только комфорта и покоя, но я держалась из последних сил, слушая голоса моих друзей и тихое дыхание ветра. — Ты умница, — донесся до меня голос Оминиса. — И это всё из одной капли, а у нас там еще почти полная банка, — задумчиво сказала Поппи Свитинг.

***

Это был один из самых удачных дней, но я проспала примерно его половину. Придавленная к кровати колоссальной усталостью, я спала аж до двенадцати часов следующего дня. Хвала Мерлину, занятий с утра не было, только астрономия вечером. Определенно, дела шли неплохо. С каждым днем я понимала всё больше и больше, клубок плавно распутывался, будто тысячи разных нитей, толстых и тонких, цветных и черно-белых, вели меня куда-то в определенную точку пространства. Еще недавно я жаловалась, что всё происходит очень медленно, а теперь мне казалось, что я лечу вперед на полной скорости и едва поспеваю осознавать происходящее. Кое-как добравшись до уборной и приведя себя в порядок, я пошла в общую гостиную и расположилась на диване у камина, потирая глаза. Отдых. Мне требовалось еще немного отдыха. Но, кажется, у вселенной были другие планы. Оминис подошел ко мне и не здороваясь всунул мне в руку сегодняшнюю газету. — Читай. Я послушно взяла ее и попыталась сконцентрироваться на буквах. Первую полосу открывала статья под кричащим заголовком:

ПЕПЛАМБЫ РАЗГРОМЛЕНЫ: РАЗБОЙНИКИ ПОЛУЧАТ ПО ЗАСЛУГАМ!

ВСЕ КАМЕРЫ АЗКАБАНА БУДУТ ЗАПОЛНЕНЫ!

— О, надо Нати рассказать, она в восторге будет! Это ж сколько Пепламб они поймали... Интересно, это все до единого участники, или остался кто по лесам бегать? Ну что ж, одной головной болью меньше. И причин для этого было достаточно: после того раза, как Нати сунулась в объединенный лагерь браконьеров и Пепламб, авроры нашли по ее анонимной наводке сразу около двадцати членов банды. С тех пор прошло довольно много времени, и все суды уже закончились. А когда Оминис оставил на еще одиннадцати рунические метки, то общее число перевалило за тридцать человек, что, с учетом прошлого года, было ликвидацией самого крупного преступного сообщества в истории магической Британии. И этому посодействовали мы, какая-то кучка школьников. Удивительно. — Читай дальше, — ответил Оминис. — Ладно, — неуверенно ответила я, не понимая, почему эта очевидно позитивная новость его не радует. После триумфальных речей и списка из имен, фамилий и сроков, в самом низу статьи другим шрифтом было написано:

Ввиду отсутствия необходимого количества свободных камер в Пенитенциарном Учреждении Исполнения Наказаний Азкабан, министерство магии Великобритании приняло решение о разовом условно-досрочном освобождении заключенных, примерное поведение которых свидетельствует о нецелесообразности дальнейшего применения наказания. Заключение прекращается с назначением испытательного срока. Список отпущенных на свободу: Александр Джеймс Браун, Вильям Эдвард Джонс, Изабелла Роуз Дарк…

У меня перехватило дыхание. Появившаяся догадка не подвела меня, и спустя еще несколько имен я прочитала то самое имя:

Себастьян Оливер Сэллоу.

Огромный уродливый камень упал с души. — О… — сказала я, не успев даже толком почувствовать что-нибудь по этому поводу. — Когда ты связывалась с ним последний раз? — быстро спросил меня Оминис. — Когда тебе письма показывала… В… В середине октября… Сейчас был февраль. И с тех пор ни я, ни Анна, ни Оминис не писали ему. — Я тоже. Сегодня я уже отправил ему восемь сов, и, судя по всему, они были доставлены, но ни на одну из них я не получил ответа. — То есть… Это, конечно, замечательно, что он вышел и больше не страдает… — Но мы не знаем, что сейчас происходит у него в голове, — закончил за меня Оминис. — Вот дерьмо, — ответила я. И через неделю Анна Сэллоу пропала.