***
Через два дня Оминис вернулся в наше подземелье. Выглядел он сильно уставшим, изможденным, с явными черным кругами около невидящих глаз. Поездка в родовое гнездо спустя столько времени отсутствия явно не была приятной, но он не спешил рассказывать мне хоть что-нибудь, отвечал на все мои вопросы односложно, подчеркивая, что сейчас есть дела поважнее. Он протянул мне золотое кольцо с черным камнем. — Что это?.. — Кольцо Марволо, моего старшего брата. — И… Как ты его забрал? — Никогда не спрашивай меня об этом. Я сглотнула. И хоть я пока не понимала, что такого необычного было в этом странном предмете, и почему Оминис аж сорвался за ним домой, куда не заходил много лет. Но предчувствие чего-то невероятно важного уже покалывало меня мелкими мурашками, которые точно не были связаны с вечной прохладой слизеринской комнаты. — Ладно. А зачем?.. — Этот знак на камне… Отец считает, что это печать Певереллов. Все думают, что это просто сказка, пусть и братья, прототипы ее героев, жили на самом деле. Но… Это ощущение… Просто потрогай. Внутри полупрозрачного черного камня действительно виднелся какой-то странный символ, подозрительно похожий на тот, нарисованный. Как это, Мерлин побери, возможно?.. И я взяла кольцо в левую руку, касаясь черного камня подушечками пальцев правой. И ощутила сияние. Будто камень светится изнутри холодным лунным светом, частыми едва уловимыми вспышками, мелкими блестками. — Этого не может быть, — ответила я, почти не дыша. В моей ладони лежал Воскрешающий Камень. — Он… Он настоящий?.. — пыталась я собрать свои мысли в кучу. — Это же… Как… Оминис, а ты проверял его? — Нет, я же читал эту сказку. Не хочу закончить как Кадм Певерелл. И я вспомнила, как проверяла меня Ниов. В тот момент испытание с камнем показалось мне самым легким: оно заключалось в том, чтобы его не использовать. И это действительно было легко. Пока не касалось лично тебя. Было так просто пройти с ним в нарисованной руке мимо убитых горем горожан, слушая, как они тоскуют по ушедшим друзьям и родственникам. Легче, чем прятаться от теней смерти, легче, чем сражаться с ними. Ровно до тех пор, пока это не относилось именно ко мне. У меня в руке был способ призвать в мир живых Ноктуа Мракс. Любимую тетю Оминиса. Способ снова увидеть профессора Фига и поблагодарить его за то, что он для меня сделал. Призвать Себастьяна и Анну. Мою Анну. Способ увидеть ее, связаться с ней и поговорить. Вот только это будет не она, а лишь ее бледная тень, пока ее душа, которая еще может каким-то образом возродиться по-настоящему, всё еще заключена в узком кулоне. — Элла, — серьезно сказал Оминис. — Мы не будем этого делать. — Не будем, — кивнула я. — Как бы сильно ни хотелось. Я поджала губы и вернула камень Оминису. — Но… Оминис, мы должны его проверить. Как мы можем быть уверены, что это действительно он? Да, ощущение очень похожее, но это ничего не доказывает. И… Вдруг он просто отражает воспоминания… И тогда в нем нет никакой силы и особого смысла… — И что ты предлагаешь? — спросил Оминис. — Заранее прости меня. Это будет тяжело. Но в моей голове это звучит как единственный способ узнать всё наверняка... — сказала я, сглотнув. — Оминис... Мы призовем дух тети Ноктуа. На одну секунду. Только на одну секунду, чтобы убедиться, что это действительно так работает. Ты не знаешь в точности, как она выглядела, потому что ты слеп. Я не знаю, как она выглядела, потому что я никогда ее не видела. Камень не сможет взять ее образ у нас из головы. Ты возьмешь его, а я буду смотреть. Если я ничего не увижу, либо увижу только контур, подобно тому, как ты видишь мир через палочку… Значит, это лишь воспоминание. Оминис кивнул, и мы отправились в ближайший лес на моей новой метле. Мы встали в чаще среди деревьев. Я почувствовала, как безумно колотится мое сердце, и сделала несколько глубоких вдохов, успокаивая себя. Сейчас мне нужна была холодная голова и вся моя концентрация. Мы собирались столкнуться с чем-то потусторонним, необычным, пугающим. Либо же — разоблачить очередной фокус, красивую и бессмысленную легенду. И я собиралась стойко принять любой исход. — Активируй его, — сказала я, сглотнув. — И не поднимай палочку, как сильно бы ни хотелось. — Знать бы, как его... — ответил Оминис и начал крутить кольцо с камнем в руках. И после нескольких минут неудачных попыток он вытащил камень из кольца заклинанием, и начал поворачивать его отдельно. И после трех поворотов я потеряла дар речи. Среди деревьев, в нескольких шагах от нас, появилась молодая женщина. Полупрозрачная, но различимая. И она была невероятно похожа на Оминиса. Такая же бледная кожа, такие же светло-русые волосы. Только не гладкие, а вьющиеся крупными завитками. Ее брови были темные и выразительные, и она слегка поднимала их, глядя на меня и на Оминиса с тихим счастьем в глазах. Внутри себя я разрывалась на куски от желания побыть с ней, поговорить с ней, узнать ее, дать Оминису увидеть ее с помощью палочки, рассказать ей, что у нас с ним всё хорошо, пообещать ей, что однажды мы поженимся, и Оминис будет счастлив, попросить ее благословения или совета, рассказать ей, что она была права, целиком и полностью права, но… — Отзывай, — быстро шепнула я Оминису, и он повернул камень еще раз. Разговор с ней имел бы смысл, будь она живой. Но сейчас она выглядела так, будто она уже знает всё это. Всё знает. Женщина исчезла. — Ты что-то видела? — спросил Оминис. — Я не чувствовал тепла никакого живого существа, кроме тебя. — А она и не была живой, — ответила я. — Ближе к призраку, но не совсем. У нее были кудрявые волосы? — Да, не такие гладкие, как мои, их будто было больше, — удивленно ответил мне Оминис. — Элла… Ты правда ее видела?.. Мы можем?.. — Нет, — остановила я его руку. — Мы не будем играть со смертью. Мы будем использовать этот артефакт только для дела. Ты сам мне это сказал. — Да, да… Конечно… — ответил он и опустил руку с кольцом и камнем, зажатыми в кулаке. И я крепко-крепко обняла Оминиса, прижимая его к себе со всей силы. Со смертью мы не играли, зато играли с его чувствами. Искушение хотя бы на минуту вернуть близкого человека было слишком велико. Но мы оба знали, в чем заключалось это испытание. И неожиданно я подумала о том, что всё было слишком очевидно. Камень мог собрать ее образ из воспоминаний о том, как маленький Оминис трогал ее, изучая мир. — Оминис… А ты знаешь, какого цвета у нее были волосы? — Она говорила, что ее волосы похожи на пшеницу осенью. — А… Твои? — Мои она называла медовыми. И это сняло все сомнения. Оминис не знал, что это был один и тот же цвет.***
Мы забрали из Хогвартса Поппи, Амита, Купера и банку боли и отправились на ближайшую полянку за пределами защиты замка. — Но я же сказал, что будет полная копия… — протестовал Амит по дороге. — Нет, мы немного изменим принцип действия. Пожалуйста, извини, но мы не можем рассказать, как именно. То, что Дары Смерти действительно существуют, было слишком опасным знанием. Настолько же опасным, как и знание о Древней магии. Какой-нибудь безумец наверняка возьмется их искать, и чутье подсказывало, что это не закончится ничем хорошим. Было опрометчиво доверять ребятам столько тайн одновременно. Было ненадежно доверять такую тайну даже себе. — Элла, может быть, ты не учла какой-нибудь фактор, и… — не унимался Амит. — Купер всё равно умирает, — ледяным тоном прервала его Поппи. — Пусть они хотя бы попробуют. Она посмотрела на пушишку, мирно спящую в корзинке у нее в руках. — Спасибо, что хотя бы сказали нам о том, что собираетесь делать, — сказала Поппи, продолжая идти рядом со мной. Мы набрели на гнездо диких пушишек у большого дерева и сели на камень рядом с ним. Маленькие зверьки укатились в разные стороны и расселись по веткам ближайших деревьев, спрятались среди листьев и опасливо наблюдали за нами. — Готова? — спросил Оминис. — Я рядом. Если что, попробуй всё остановить. Амит и Поппи затаили дыхание и не шевелились. Я выдохнула и открутила крышку банки. Кроваво-красный сгусток пульсировал и мерцал, и его шепот был громким, как никогда раньше. Чувство обиды и несправедливости подходило ко мне со всех сторон, сдавливая и сжимая. Они. Пепламбы. Они виноваты. Если бы не они, Поппи бы никогда не пропадала. Если бы не они, Купер бы не умирал. Наказать. Обезвредить. Убить. Я помотала головой, отгоняя эти мысли, словно облако дыма вокруг своего лица. Что ж, я привыкла работать с маленькими каплями, разделенными на флаконы, но сейчас со мной говорила целая банка, которая не слишком уменьшилась за эти месяцы. Они виноваты. Из-за них умирает Купер. Но Купер всё еще сидел передо мной в корзинке на земле, глядя на меня своими чистыми глазами. Он не подозревал, что я собиралась делать, и всё так же смотрел на меня как на часть природного ландшафта. Купер был еще жив. А это значит, что ничего не закончилось. Ничего еще не закончилось. Я сделала движение палочкой, подхватывая порозовевшую магию из банки. Оминис сделал такое же движение правой рукой, на которой было надето кольцо Марволо Мракса. И я посмотрела на лежащую в корзинке пушишку с такой любовью, на которую я только была способна. Вихрь белой сияющей магии с синими вспышками закрутился как ураган, раскручивая корзинку. В ушах стоял шум от потока ветра. И я взяла магию «боли» так, словно это был клубок ниток, будто я плела шарф, петелька за петелькой, как учила меня мадам Пат, аккуратно и терпеливо. Я думала о том, как хороша его гладкая и длинная шерстка медного цвета, и о том, как прекрасны его синие глаза. Я вспоминала, как на пятом курсе я приходила к нему в виварий после тяжелых битв с гоблинами, уставшая и опустошенная, а он прыгал вокруг меня по зеленой траве, и я понимала, что он — единственное живое существо, которое меня действительно очень ждет, каждый раз. Как я рассказывала ему, что мне тяжело и страшно, а он сворачивался клубочком на моих коленях и заглядывал мне в лицо, пытаясь понять, о чем я. Даже моменты, когда он донимал меня требованиями почесать его щеткой, были теплые и милые. Как он хватал длинным языком всякую ерунду с пола Выручай-комнаты и ел ее, работая лучше, чем любое очищающее заклинание. Необычный. Заметный, красный, выдающийся. Тяжелый, крупнее своих сородичей. Не такой, как они. А значит такой же, как и я. Купер. Большая пушишка медного цвета. С яркими синими глазами. В небесной библиотеке не было такой карточки, но энергия, проходя через кольцо, лилась так, будто она была. И белый свет залил поляну, камень, дерево, Поппи и Амита, меня и Оминиса, вспыхнул и погас. И банка была пустой. Корзинка перестала крутиться, и Купер сделал осторожный шаг из нее лапками, потерял равновесие и плюхнулся на спину. — И?.. — спросила Поппи дрожащим голосом. И тут Купер запрыгал по поляне так высоко, как будто ему отключили силу тяжести, перевернулся в воздухе и покатился по траве, сожрал чертополох и одуванчик, и быстрее, чем мы хотя бы подумали о том, чтобы за ним угнаться, погрыз крапиву, от которой у пушишек случаются галлюцинации, и поэтому они обычно обходят ее стороной. Он прыгнул на дерево, а с него перепрыгнул на другое, расталкивая попой озадаченных пушишек, поместился на самой длинной ветке, и она сломалась под его большим весом. Он рухнул вниз, отряхнулся и покатился дальше, нашел пушишку-девочку, и… — Судя по всему, он в порядке, — сказала я, отворачиваясь. — Всё равно нужно проверить, как он, — неловко произнес Амит. Когда через несколько минут мы его забрали (мне кажется, или уже от другой пушишки?), Поппи с Амитом сделали несколько тестов на состояние его здоровья. — Удивительно… — произнесла Поппи, вглядываясь в его глаза. — Он полностью здоров? — спросила я с надеждой. — Нет… Но он такой же, как если бы у него не случилось обострение зимой. Он настолько в порядке, насколько может быть со своими врожденными особенностями. Поппи рассматривала Купера со всех сторон, будто не веря, что он настоящий, а потом дала ему команду покрутиться, которую она разучивала с ним весь последний месяц, и которую он тут же выполнил. И она протянула ему угощение. Купер, набегавшись, напрыгавшись и накрутившись, улегся обратно в корзинку и уснул, и Поппи подошла ко мне. — СПАСИБО! Элла, спасибо тебе! Ты подарила мне Купера… Второй раз!!! И Поппи обняла меня, потискав так, как будто я сама была большой милой пушишкой. Я уткнулась носом в ее черные волосы, пахнущие ромашкой, почувствовала руками ее шелестящую пуффендуйскую мантию, и мы покачались из стороны в сторону. — Оставить вас? — шепнула она мне на ухо, подмигивая. — Да, пожалуйста, — ответила я тоже шепотом, и выпустила довольную девушку из рук. Амит, Поппи и Купер ушли. Я подошла к Оминису. И быстрее, чем он успел сообразить, что происходит, повалила его на траву, накрывая поцелуем. И я надеялась, что на этот раз обойдется без лишних топероек… Мой. Сильный, стойкий, с холодным разумом. Нежный, чувственный, с горячим сердцем. Только рядом с ним я могла чувствовать себя по-настоящему всесильной. Только вместе с ним я могла справиться с чем угодно. С любыми вызовами и преградами. Совершить, казалось бы, невозможное. И это чувство смешанного восторга и благодарности накрыло меня с головой. Он ответил на мой голодный поцелуй мягкими и плавными движениями, как бы говоря мне: «куда ты торопишься, я уже здесь, растяни удовольствие». Его рука медленно погладила мое лицо, волосы, проскользнула вниз и погладила мои ключицы тыльной стороной ладони, а потом отправилась еще ниже, накрывая всей ладонью грудь. — Тут нет защиты замка… — многозначительно сказала я ему на ухо. — Мне навести пару защитных заклинаний? — сначала не понял он, о чем я. — ОУ… Он провел рукой по моему бедру и остановился в замешательстве. — Прям здесь?.. В траве, с пылью с земли, среди кучи насекомых, и чтобы комары за попу кусали? — поморщился Оминис, неловко улыбаясь. — Ты нравишься мне слишком сильно, — ответила я ему, целуя его еще раз. — Ну, если ты так хочешь… Оминис помотал головой, будто не веря в происходящее, и на скорую руку трансфигурировал мягкий плед, а потом уложил меня на него и навис надо мной, целуя нежно и внимательно. И когда его губы оторвались от моих и отправились чуть ниже, я открыла глаза. — Мне неловко. — Почему? — спросил Оминис. — Они смотрят, — показала я рукой в сторону большого дерева. Пятнадцать пар круглых глаз диких пушишек с интересом наблюдали за тем, что будет дальше. Оминис взял в руку палочку, зажег красный огонек и рассмеялся. Он слез с меня, лег рядом на плед, повернувшись лицом к небу, и мягко обнял меня. — Кажется, нам обоим нужны более комфортные условия, — улыбнулся он. — Действительно, — ответила я, дотянулась до его руки и сжала ее. Пушишки потеряли к нам интерес, и, кажется, я видела в их круглых разноцветных глазах долю разочарования. А может быть, я придумываю. Я посмотрела на объемные весенние облака, которые лежали на небе как мыльная пена, заворачиваясь в странные причудливые фигуры. — Что ты видишь? — спросил Оминис. — Одно облако похоже на Феникса. — Ой, гриндилоу, я же так и не доделал ту домашнюю работу по астрономии… И какое-то время мы так и лежали на трансфигурированном пледе на полянке у большого дерева, смеялись и обнимались.***
— Мне кажется, я знаю, во что хочу преобразовать энергию из Хранилища, — сказала я, подойдя к Амиту. Шуршание растений в Выручай-комнате сглаживало тишину от немого вопроса, появившегося на лицах всех остальных. И только невидящие глаза Оминиса светились большой надеждой. И я рассказала Амиту, что собираюсь воскресить Анну Сэллоу. — Но есть проблема, — добавила я. — Хранилище очень тяжело закрыть обратно, если в нем еще останется энергия. Это то, как на самом деле погиб профессор Фиг. Не в бою с гоблином. Он потратил всю свою магию, помогая мне запечатать Хранилище. — Если нас будет много, мы распределим нагрузку и справимся, — сказала Нати, подаваясь вперед. — Зависит от того, сколько там магии, — почесал подбородок Амит. — Ты можешь показать это в омуте? — Тогда мне придется показать вам смерть профессора Фига, — тихо сказала я. — Придется, Элла. Это важно, — ответил мне Амит. И я достала из своей головы последнее воспоминание, связанное с прошлым годом. Все испытания, все сведения, все загадки, все тяготы. Они видели их все. И теперь — это. Самое тяжелое. Момент триумфа и момент отчаяния. И ребята вынырнули из омута памяти со скорбными лицами. Я могла их понять: для них это будто произошло только что. Неожиданно Нати тихо заплакала, закрывая лицо руками. И Поппи села на пол рядом с ней, кажется, догадывавшись, почему это тронуло ее сильнее, чем остальных. А мы с Амитом обсуждали увиденное, отойдя а сторонку, перепирались и махали руками. — То есть… — Амит серьезно посмотрел на меня. — Ты утверждаешь, что у тебя есть артефакт, который привязал душу Анны Сэллоу к этому миру, но ты не можешь рассказать мне принцип его работы? — Да, — коротко ответила я. — И что у тебя есть еще один артефакт, с помощью которого вы с Оминисом вылечили Купера, но ты и о нем ничего не можешь мне рассказать? — Да… — И ты хочешь, чтобы я, не зная всего этого, посчитал риски и сказал, сработает ли твоя затея? — Да. — Звездец, — сказал Амит и сел за тетрадку. Несколько долгих минут в Выручай-комнате стояла такая тишина, которую не осмеливались нарушать даже растущие на грядках растения. И тогда Амит оторвался от своей тетрадки. — Исходя из объема, который я увидел, экстраполируя количество потраченной энергии из банки… И исходя из сложности организма человека… Есть 90% шанс, что всё получится так, как ты задумала. Из разных концов Выручай-комнаты послышались возгласы радости и удивления. — А остальные десять? — спросила я. — Остальные 10% оставляю на то… Что в какой-то момент что-то пойдет не так. Или ты не справишься с таким количеством боли, или не сработают один или два ваших артефакта, или энергия останется, и мы не сможем закрыть Хранилище обратно, и от дисбаланса в нагрузке одному из нас придется отдать свою магию или жизнь. Просчитать каждый сценарий по отдельности? — спросил Амит. — Ну дела. То есть, мы либо решим проблему с Хранилищем и воскресим Анну Сэллоу, либо все умрем? Класс… — сказал Гаррет. — Кому пива? — Мы сделаем это, Элла, — уверено сказала Нати. — Всё получится. А Купер высунулся из лугового вивария и посмотрел по сторонам, как бы спрашивая, собирается сегодня его вообще кто-нибудь покормить или нет.