Хранитель | The Keeper

Я медленно шла по коридору, поедая свежую грушу прямо на ходу. Башня защиты от темных искусств была почти пустой. Бесконечные широкие лестницы с желтыми резными балясинами молчаливо провожали меня, одиноко идущую вниз мимо статуй и портретов. И только на первом уровне у огромного окна с витражом-драконом виднелись две фигуры. Поппи сидела на лавочке, и ее лицо было совершенно опустошенным. Амит выглядел встревоженным, но он будто старался не подавать виду. Амит обнимал Поппи двумя смуглыми руками и пытался что-то сказать, но путался в словах. Он посмотрел на меня с надеждой, будто я была Мерлином, способным на любые чудеса, но тут же опустил взгляд, быстро ставший задумчивым и печальным. Я подошла ближе, переводя глаза с Поппи на Амита и обратно. — Купер умирает, — ответила Поппи на мой немой вопрос бесцветным голосом. Эта новость прогремела в моей голове как Бомбарда, разнося все мои прежние мысли в стороны. Теперь было совершенно не важно, на какое занятие я шла и что собиралась сегодня делать. Я почти упала на лавочку рядом с Поппи и механически взяла ее за руку. Купер… Большая пушишка медного цвета. С яркими синими глазами. Я пыталась заботиться о нем в прошлом году. Редко, коряво, как могла и как умела, навещая его иногда в своем виварии, когда луг еще был моим собственным, до объединения с Выручай-комнатой Поппи Свитинг. Я так и не смогла проникнуться к нему и принять свою ответственность перед ним, как перед своим домашним животным: слишком много других дел и забот у меня было. Да, я отказалась от него и отдала его Поппи, и уже больше полугода Купер был ее любимым питомцем, и о нем заботилась она. Не я. Но он был невероятно милым, хоть и требовал слишком много ухода, и слышать такое было невыносимо жаль.  — Почему? — спросила я сдавленным голосом. — Он всю жизнь живет с почечной недостаточностью, — тихо ответил Амит. — Из-за его увеличенного размера не все его органы работают правильно. Зимой началось обострение, которое можно было вылечить таблетками, но тогда Поппи была у целительницы, а мы… Мы не давали ему таблеток. — Я не виню вас, — еще тише сказала Поппи. — Вы не знали. — И теперь момент уже упущен, ему постепенно становилось хуже, а в последнее время… В общем, Поппи считает, что ему осталось несколько недель. Впрочем, я не уверен, почему… — …Потому что я это уже видела! — резко сказала Поппи, вырываясь из объятий Амита. — Я видела это! И не один раз! Как только животное чувствует, что ему осталось недолго, оно начинает вести себя совершенно по-другому. Я опустила голову. Причин не доверять познаниям Поппи не было, и если она была в этом уверена, скорее всего, так оно и было. — А может, я могу чем-то помочь? — спросила я. — В смысле, у нас с Оминисом получилось создать цветы, и… — Я уже думал об этом, — грустно перебил меня Амит. — Понимаешь ли, цветы, которые ты создала, они… Они нормальные. Настоящие. Но они все совершенно одинаковые. Видимо, ты не конструируешь цветок с нуля, а делаешь его копию, и… — …И если сделать так с Купером, то получится его полный близнец, что, в общем-то, не то же самое, что он сам, — закончила я за Амита. — Мне не нужна вторая пушишка взамен первой. Мне нужен мой Купер, — ответила Поппи и отвернулась. Какое-то время я сидела рядом с ней и что-то ей говорила, но позже я даже не могла вспомнить, что именно. Возможно, что-то про то, что это не ее вина, и она была хорошей хозяйкой для него, и за эти полгода с ней он прожил насыщенную и счастливую пушишечью жизнь. В любом случае, через какое-то время Поппи всё-таки пошла на свое следующее занятие, и Амит проводил ее. А я осталась одна на лавочке, и не раздумывая поднялась и пошла не в класс зелий, а наверх, в Выручай-комнату. Хватит с меня смертей вокруг, и я не была намерена мириться с этой. Я вошла в луговой виварий, где всегда стояла осень. Немного желтые деревья в ненастоящем лесу всё так же обрамляли полянку до самого озера, затрудняя поиск некоторых животных, что попрятались от меня в зарослях. Здесь всегда было одинаково тепло и почти одинаково безветренно, так, что от этого места и не ожидаешь ничего другого. И теперь настоящие проблемы пробрались даже сюда, в этот стерильный, искусственный мир. Купер нашелся под раскидистым деревом, одиноко сидящий на земле. Он больше не катался по траве и не прыгал по веткам, проминая их сильнее, чем другие пушишки, а только спал и отдыхал. Его круглые синие глаза посмотрели на меня без интереса, словно я — проплывающее мимо облако, а не милый и добрый человек, который может дать ему лакомство или погладить его щеткой. Я присела рядом с ним и потрогала его розовый нос, выделяющийся на фоне красноватой шерсти, и он был абсолютно сухим. — Плохо дело, старина, — сказала ему я, на что Купер пожал бы плечами, если бы они у него были. В общем-то, он не был особенно старым. Да, он был взрослым, но не старым. С его особенностями он мог бы прожить еще пару человеческих лет, что было довольно много, если пересчитать на пушишечьи, но внезапное исчезновение Поппи именно в тот момент, когда она была нужна ему больше всего, спутало все карты. Какое-то время я просто сидела рядом с Купером и смотрела сквозь деревья и кусты, погруженная в свои мысли. — Вот ты где, — нашел меня Оминис, мелькая красным огоньком, и сел на траву рядом. — Ты чего не на зельях? — Думаю, как спасти этого товарища, — указала я на пушишку. — Всё плохо? — спросил Оминис и осторожно погладил Купера, и тот довольно прикрыл круглые глаза. — Да. Иначе бы он тебе жизни не дал, пока ты не вытащишь щетку. — А мы… — Наверное, будет копия, — ответила я быстрее, чем он успел задать вопрос. Оминис покачал головой. Жалость к этому красноватому комочку отразилась на его лице, но вскоре сменилась выражением сосредоточенности. Он повернулся ко мне вполоборота, хмуря брови и что-то вспоминая.  — А ты пробовала? В смысле, я понимаю, что нам не нужны две одинаковые больные пушишки, но… Из того, что ты рассказывала, выходит, что этот процесс можно остановить, — участливо спросил Оминис, продолжая гладить довольную пушишку. — Хм. А и правда. Как-то поверила Амиту на слово, да и всё на этом, — сказала я и достала волшебную палочку. Внутри меня было немного заряда, и я решила не тащить в виварий банку магии, потому что у меня не было цели, чтобы у меня получилось: была цель попробовать. Я посмотрела на усталого Купера, заглядывая в его синие глаза, вспомнила все наши хорошие моменты, когда я приходила к нему в самые тяжелые дни, чтобы немного побыть с ним и отвлечься. Вспомнила, как рассказывала ему что-то о гоблинах и троллях, а он делал вид, что слушает. Я глубоко вдохнула. Но в небесной библиотеке не было карточки «Купер». — Амит ошибался, — опустила я палочку и посмотрела на Оминиса. — Я не могу создать его близнеца. Купер уникальный, такого второго нет. Я не могу вытащить из пустоты его дух, потому что он… Здесь. В нем самом. Оминис медленно покивал и откинулся назад, опираясь на руки, удобно расположился на зеленой траве и минуту обдумывал сказанное. В почти безветренном виварии тихо шуршали листья деревьев, и я слышала, как недалеко отсюда шумит водопад. Купер изучал нас обоих своими синими глазами, не понимая, собираемся мы его еще гладить или нет. — Значит, перестань слушать Амита, по крайней мере, пока, — сказал Оминис. — Он очень умный, но он думает рисками и ограничениями. — Начать думать, не учитывая риски и ограничения? Мне крестраж пушишке создать что ли? — Э-э-Элла! Не настолько без ограничений! — поморщился Оминис. — Я имел в виду, что это не та область, где стоит уверенно говорить, что мы что-то можем или чего-то не можем, пока мы не попробуем. В ответ я только беспомощно похлопала глазами, не понимая, чего он от меня хочет, если я уже попробовала это сделать вот только что. — Я вот что заметил. Ты не говоришь о Купере так, будто ты уверена, что он скоро умрет. Ты говоришь о нем так, будто внутри себя ты знаешь, что можешь ему помочь, просто еще не знаешь как. И я посмотрела на большую медную пушишку расширившимися глазами, потому что Оминис был абсолютно прав. Что-то внутри меня не восприняло слова Амита и Поппи как приговор, хотя разум подсказывал, что они должны быть правы. И это не было обычным отрицанием, это было что-то… Другое. — Без рисков и ограничений… — подумала я вслух. — Как если бы существовал какой-то… Маглы бы сказали: волшебный способ… Синоним к «волшебный»? — Сказочный? Сказочный, значит?.. Я напрягла свою память, чтобы перебрать все сказки, которые я когда-либо читала. Сразу же отбросив магловскую «Красную Шапочку», я вспомнила волшебную «Колдун и прыгливый горшок» и подумала о том, как здорово было бы иметь сейчас такой котел, который варит зелье от любых проблем, даже если ценой за его использование будет непрерывная помощь всем вокруг. Что там еще? Сказка о трех братьях? Справилась бы просто достаточно сильная палочка с такой задачей, или Купера пришлось бы замотать в мантию-невидимку, которая прячет от смерти? Эх, идеальная мантия невидимости… Какая, должно быть, полезная штука. Хотела бы я получить такую на Рождество. — Мне на ум пришел только воскрешающий камень, — сказала я. — Из сказки Барда Бидля. Интересно, правда ли эта штука призывает дух умершего, или просто его образ из воспоминаний… Потому что если первое, то это значит, что оно могло бы удержать дух Купера в нашем мире. Хотя, в общем-то, какая разница. Его всё равно не существует. — Это та штука, с которой ты ходила по книге? — спросил Оминис. — Да, это было испытание от Ниов Фицджеральд. Это так странно… Я ведь действительно трогала все три сказочных предмета, как будто они были настоящие. Дралась со старшей палочкой в руке, пробиралась мимо теней смерти под мантией, обходила город с камнем в руке… — И как ты их ощущала? — уточнил Оминис. — Не знаю, как объяснить, но я чувствовала… Их силу, что ли. — Можешь показать? — спросил он с заинтересованным видом. — Ты же был в том воспоминании в омуте вместе с ребятами. — Омут не передает твои ощущения. В нем я слышу звуки и запахи, чувствую тепло и холод, как если бы я сам был в том месте где-то неподалеку. Но узнать, что чувствовала ты, можно только через наш способ. Я внутренне умилилась тому, что он назвал этот способ «нашим», улыбнулась и протянула ему запястье. — Давно хотела спросить… Не примешиваются ли мои собственные ощущения, когда я смотрю твои воспоминания таким образом? — Нет, а что? — Ничего, — ответила я и прикусила язык. Оминис положил два пальца на мое запястье и закрыл свои невидящие глаза. Несколько минут он молчал, изучая мои воспоминания, которые проносились темным вихрем передо мной. Шелест страниц. Книга, в которую поместила меня Ниов. Мантия-невидимка. Приятная, бесшумная, скользящая в руках. Палочка. Сильная, напряженная внутри. Камень. Как сияние на кончиках пальцев. — Вот, — сказала я, наблюдая, как Оминис вынырнул из моей памяти. — Такие необычные… И как Ниов сделала их такими, если они нарисованные… — Элла… — перебил меня Оминис. И без того всегда бледный, Оминис стал еще бледнее. — Мне срочно нужно домой. В особняк Мраксов.

***

Через два дня Оминис вернулся в наше подземелье. Выглядел он сильно уставшим, изможденным, с явными черным кругами около невидящих глаз. Поездка в родовое гнездо спустя столько времени отсутствия явно не была приятной, но он не спешил рассказывать мне хоть что-нибудь, отвечал на все мои вопросы односложно, подчеркивая, что сейчас есть дела поважнее. Он протянул мне золотое кольцо с черным камнем. — Что это?.. — Кольцо Марволо, моего старшего брата. — И… Как ты его забрал? — Никогда не спрашивай меня об этом. Я сглотнула. И хоть я пока не понимала, что такого необычного было в этом странном предмете, и почему Оминис аж сорвался за ним домой, куда не заходил много лет. Но предчувствие чего-то невероятно важного уже покалывало меня мелкими мурашками, которые точно не были связаны с вечной прохладой слизеринской комнаты. — Ладно. А зачем?.. — Этот знак на камне… Отец считает, что это печать Певереллов. Все думают, что это просто сказка, пусть и братья, прототипы ее героев, жили на самом деле. Но… Это ощущение… Просто потрогай. Внутри полупрозрачного черного камня действительно виднелся какой-то странный символ, подозрительно похожий на тот, нарисованный. Как это, Мерлин побери, возможно?.. И я взяла кольцо в левую руку, касаясь черного камня подушечками пальцев правой. И ощутила сияние. Будто камень светится изнутри холодным лунным светом, частыми едва уловимыми вспышками, мелкими блестками. — Этого не может быть, — ответила я, почти не дыша. В моей ладони лежал Воскрешающий Камень. — Он… Он настоящий?.. — пыталась я собрать свои мысли в кучу. — Это же… Как… Оминис, а ты проверял его? — Нет, я же читал эту сказку. Не хочу закончить как Кадм Певерелл. И я вспомнила, как проверяла меня Ниов. В тот момент испытание с камнем показалось мне самым легким: оно заключалось в том, чтобы его не использовать. И это действительно было легко. Пока не касалось лично тебя. Было так просто пройти с ним в нарисованной руке мимо убитых горем горожан, слушая, как они тоскуют по ушедшим друзьям и родственникам. Легче, чем прятаться от теней смерти, легче, чем сражаться с ними. Ровно до тех пор, пока это не относилось именно ко мне. У меня в руке был способ призвать в мир живых Ноктуа Мракс. Любимую тетю Оминиса. Способ снова увидеть профессора Фига и поблагодарить его за то, что он для меня сделал. Призвать Себастьяна и Анну. Мою Анну. Способ увидеть ее, связаться с ней и поговорить. Вот только это будет не она, а лишь ее бледная тень, пока ее душа, которая еще может каким-то образом возродиться по-настоящему, всё еще заключена в узком кулоне. — Элла, — серьезно сказал Оминис. — Мы не будем этого делать. — Не будем, — кивнула я. — Как бы сильно ни хотелось. Я поджала губы и вернула камень Оминису. — Но… Оминис, мы должны его проверить. Как мы можем быть уверены, что это действительно он? Да, ощущение очень похожее, но это ничего не доказывает. И… Вдруг он просто отражает воспоминания… И тогда в нем нет никакой силы и особого смысла… — И что ты предлагаешь? — спросил Оминис. — Заранее прости меня. Это будет тяжело. Но в моей голове это звучит как единственный способ узнать всё наверняка... — сказала я, сглотнув. — Оминис... Мы призовем дух тети Ноктуа. На одну секунду. Только на одну секунду, чтобы убедиться, что это действительно так работает. Ты не знаешь в точности, как она выглядела, потому что ты слеп. Я не знаю, как она выглядела, потому что я никогда ее не видела. Камень не сможет взять ее образ у нас из головы. Ты возьмешь его, а я буду смотреть. Если я ничего не увижу, либо увижу только контур, подобно тому, как ты видишь мир через палочку… Значит, это лишь воспоминание. Оминис кивнул, и мы отправились в ближайший лес на моей новой метле. Мы встали в чаще среди деревьев. Я почувствовала, как безумно колотится мое сердце, и сделала несколько глубоких вдохов, успокаивая себя. Сейчас мне нужна была холодная голова и вся моя концентрация. Мы собирались столкнуться с чем-то потусторонним, необычным, пугающим. Либо же — разоблачить очередной фокус, красивую и бессмысленную легенду. И я собиралась стойко принять любой исход. — Активируй его, — сказала я, сглотнув. — И не поднимай палочку, как сильно бы ни хотелось. — Знать бы, как его... — ответил Оминис и начал крутить кольцо с камнем в руках. И после нескольких минут неудачных попыток он вытащил камень из кольца заклинанием, и начал поворачивать его отдельно. И после трех поворотов я потеряла дар речи. Среди деревьев, в нескольких шагах от нас, появилась молодая женщина. Полупрозрачная, но различимая. И она была невероятно похожа на Оминиса. Такая же бледная кожа, такие же светло-русые волосы. Только не гладкие, а вьющиеся крупными завитками. Ее брови были темные и выразительные, и она слегка поднимала их, глядя на меня и на Оминиса с тихим счастьем в глазах. Внутри себя я разрывалась на куски от желания побыть с ней, поговорить с ней, узнать ее, дать Оминису увидеть ее с помощью палочки, рассказать ей, что у нас с ним всё хорошо, пообещать ей, что однажды мы поженимся, и Оминис будет счастлив, попросить ее благословения или совета, рассказать ей, что она была права, целиком и полностью права, но… — Отзывай, — быстро шепнула я Оминису, и он повернул камень еще раз. Разговор с ней имел бы смысл, будь она живой. Но сейчас она выглядела так, будто она уже знает всё это. Всё знает. Женщина исчезла. — Ты что-то видела? — спросил Оминис. — Я не чувствовал тепла никакого живого существа, кроме тебя. — А она и не была живой, — ответила я. — Ближе к призраку, но не совсем. У нее были кудрявые волосы? — Да, не такие гладкие, как мои, их будто было больше, — удивленно ответил мне Оминис. — Элла… Ты правда ее видела?.. Мы можем?.. — Нет, — остановила я его руку. — Мы не будем играть со смертью. Мы будем использовать этот артефакт только для дела. Ты сам мне это сказал. — Да, да… Конечно… — ответил он и опустил руку с кольцом и камнем, зажатыми в кулаке. И я крепко-крепко обняла Оминиса, прижимая его к себе со всей силы. Со смертью мы не играли, зато играли с его чувствами. Искушение хотя бы на минуту вернуть близкого человека было слишком велико. Но мы оба знали, в чем заключалось это испытание. И неожиданно я подумала о том, что всё было слишком очевидно. Камень мог собрать ее образ из воспоминаний о том, как маленький Оминис трогал ее, изучая мир. — Оминис… А ты знаешь, какого цвета у нее были волосы? — Она говорила, что ее волосы похожи на пшеницу осенью. — А… Твои? — Мои она называла медовыми. И это сняло все сомнения. Оминис не знал, что это был один и тот же цвет.

***

Мы забрали из Хогвартса Поппи, Амита, Купера и банку боли и отправились на ближайшую полянку за пределами защиты замка. — Но я же сказал, что будет полная копия… — протестовал Амит по дороге. — Нет, мы немного изменим принцип действия. Пожалуйста, извини, но мы не можем рассказать, как именно. То, что Дары Смерти действительно существуют, было слишком опасным знанием. Настолько же опасным, как и знание о Древней магии. Какой-нибудь безумец наверняка возьмется их искать, и чутье подсказывало, что это не закончится ничем хорошим. Было опрометчиво доверять ребятам столько тайн одновременно. Было ненадежно доверять такую тайну даже себе. — Элла, может быть, ты не учла какой-нибудь фактор, и… — не унимался Амит. — Купер всё равно умирает, — ледяным тоном прервала его Поппи. — Пусть они хотя бы попробуют. Она посмотрела на пушишку, мирно спящую в корзинке у нее в руках. — Спасибо, что хотя бы сказали нам о том, что собираетесь делать, — сказала Поппи, продолжая идти рядом со мной. Мы набрели на гнездо диких пушишек у большого дерева и сели на камень рядом с ним. Маленькие зверьки укатились в разные стороны и расселись по веткам ближайших деревьев, спрятались среди листьев и опасливо наблюдали за нами. — Готова? — спросил Оминис. — Я рядом. Если что, попробуй всё остановить. Амит и Поппи затаили дыхание и не шевелились. Я выдохнула и открутила крышку банки. Кроваво-красный сгусток пульсировал и мерцал, и его шепот был громким, как никогда раньше. Чувство обиды и несправедливости подходило ко мне со всех сторон, сдавливая и сжимая. Они. Пепламбы. Они виноваты. Если бы не они, Поппи бы никогда не пропадала. Если бы не они, Купер бы не умирал. Наказать. Обезвредить. Убить. Я помотала головой, отгоняя эти мысли, словно облако дыма вокруг своего лица. Что ж, я привыкла работать с маленькими каплями, разделенными на флаконы, но сейчас со мной говорила целая банка, которая не слишком уменьшилась за эти месяцы. Они виноваты. Из-за них умирает Купер. Но Купер всё еще сидел передо мной в корзинке на земле, глядя на меня своими чистыми глазами. Он не подозревал, что я собиралась делать, и всё так же смотрел на меня как на часть природного ландшафта. Купер был еще жив. А это значит, что ничего не закончилось. Ничего еще не закончилось. Я сделала движение палочкой, подхватывая порозовевшую магию из банки. Оминис сделал такое же движение правой рукой, на которой было надето кольцо Марволо Мракса. И я посмотрела на лежащую в корзинке пушишку с такой любовью, на которую я только была способна. Вихрь белой сияющей магии с синими вспышками закрутился как ураган, раскручивая корзинку. В ушах стоял шум от потока ветра. И я взяла магию «боли» так, словно это был клубок ниток, будто я плела шарф, петелька за петелькой, как учила меня мадам Пат, аккуратно и терпеливо. Я думала о том, как хороша его гладкая и длинная шерстка медного цвета, и о том, как прекрасны его синие глаза. Я вспоминала, как на пятом курсе я приходила к нему в виварий после тяжелых битв с гоблинами, уставшая и опустошенная, а он прыгал вокруг меня по зеленой траве, и я понимала, что он — единственное живое существо, которое меня действительно очень ждет, каждый раз. Как я рассказывала ему, что мне тяжело и страшно, а он сворачивался клубочком на моих коленях и заглядывал мне в лицо, пытаясь понять, о чем я. Даже моменты, когда он донимал меня требованиями почесать его щеткой, были теплые и милые. Как он хватал длинным языком всякую ерунду с пола Выручай-комнаты и ел ее, работая лучше, чем любое очищающее заклинание. Необычный. Заметный, красный, выдающийся. Тяжелый, крупнее своих сородичей. Не такой, как они. А значит такой же, как и я. Купер. Большая пушишка медного цвета. С яркими синими глазами. В небесной библиотеке не было такой карточки, но энергия, проходя через кольцо, лилась так, будто она была. И белый свет залил поляну, камень, дерево, Поппи и Амита, меня и Оминиса, вспыхнул и погас. И банка была пустой. Корзинка перестала крутиться, и Купер сделал осторожный шаг из нее лапками, потерял равновесие и плюхнулся на спину. — И?.. — спросила Поппи дрожащим голосом. И тут Купер запрыгал по поляне так высоко, как будто ему отключили силу тяжести, перевернулся в воздухе и покатился по траве, сожрал чертополох и одуванчик, и быстрее, чем мы хотя бы подумали о том, чтобы за ним угнаться, погрыз крапиву, от которой у пушишек случаются галлюцинации, и поэтому они обычно обходят ее стороной. Он прыгнул на дерево, а с него перепрыгнул на другое, расталкивая попой озадаченных пушишек, поместился на самой длинной ветке, и она сломалась под его большим весом. Он рухнул вниз, отряхнулся и покатился дальше, нашел пушишку-девочку, и… — Судя по всему, он в порядке, — сказала я, отворачиваясь. — Всё равно нужно проверить, как он, — неловко произнес Амит. Когда через несколько минут мы его забрали (мне кажется, или уже от другой пушишки?), Поппи с Амитом сделали несколько тестов на состояние его здоровья. — Удивительно… — произнесла Поппи, вглядываясь в его глаза. — Он полностью здоров? — спросила я с надеждой. — Нет… Но он такой же, как если бы у него не случилось обострение зимой. Он настолько в порядке, насколько может быть со своими врожденными особенностями. Поппи рассматривала Купера со всех сторон, будто не веря, что он настоящий, а потом дала ему команду покрутиться, которую она разучивала с ним весь последний месяц, и которую он тут же выполнил. И она протянула ему угощение. Купер, набегавшись, напрыгавшись и накрутившись, улегся обратно в корзинку и уснул, и Поппи подошла ко мне. — СПАСИБО! Элла, спасибо тебе! Ты подарила мне Купера… Второй раз!!! И Поппи обняла меня, потискав так, как будто я сама была большой милой пушишкой. Я уткнулась носом в ее черные волосы, пахнущие ромашкой, почувствовала руками ее шелестящую пуффендуйскую мантию, и мы покачались из стороны в сторону. — Оставить вас? — шепнула она мне на ухо, подмигивая. — Да, пожалуйста, — ответила я тоже шепотом, и выпустила довольную девушку из рук. Амит, Поппи и Купер ушли. Я подошла к Оминису. И быстрее, чем он успел сообразить, что происходит, повалила его на траву, накрывая поцелуем. И я надеялась, что на этот раз обойдется без лишних топероек… Мой. Сильный, стойкий, с холодным разумом. Нежный, чувственный, с горячим сердцем. Только рядом с ним я могла чувствовать себя по-настоящему всесильной. Только вместе с ним я могла справиться с чем угодно. С любыми вызовами и преградами. Совершить, казалось бы, невозможное. И это чувство смешанного восторга и благодарности накрыло меня с головой. Он ответил на мой голодный поцелуй мягкими и плавными движениями, как бы говоря мне: «куда ты торопишься, я уже здесь, растяни удовольствие». Его рука медленно погладила мое лицо, волосы, проскользнула вниз и погладила мои ключицы тыльной стороной ладони, а потом отправилась еще ниже, накрывая всей ладонью грудь. — Тут нет защиты замка… — многозначительно сказала я ему на ухо. — Мне навести пару защитных заклинаний? — сначала не понял он, о чем я. — ОУ… Он провел рукой по моему бедру и остановился в замешательстве. — Прям здесь?.. В траве, с пылью с земли, среди кучи насекомых, и чтобы комары за попу кусали? — поморщился Оминис, неловко улыбаясь. — Ты нравишься мне слишком сильно, — ответила я ему, целуя его еще раз. — Ну, если ты так хочешь… Оминис помотал головой, будто не веря в происходящее, и на скорую руку трансфигурировал мягкий плед, а потом уложил меня на него и навис надо мной, целуя нежно и внимательно. И когда его губы оторвались от моих и отправились чуть ниже, я открыла глаза. — Мне неловко. — Почему? — спросил Оминис. — Они смотрят, — показала я рукой в сторону большого дерева. Пятнадцать пар круглых глаз диких пушишек с интересом наблюдали за тем, что будет дальше. Оминис взял в руку палочку, зажег красный огонек и рассмеялся. Он слез с меня, лег рядом на плед, повернувшись лицом к небу, и мягко обнял меня. — Кажется, нам обоим нужны более комфортные условия, — улыбнулся он. — Действительно, — ответила я, дотянулась до его руки и сжала ее. Пушишки потеряли к нам интерес, и, кажется, я видела в их круглых разноцветных глазах долю разочарования. А может быть, я придумываю. Я посмотрела на объемные весенние облака, которые лежали на небе как мыльная пена, заворачиваясь в странные причудливые фигуры. — Что ты видишь? — спросил Оминис. — Одно облако похоже на Феникса. — Ой, гриндилоу, я же так и не доделал ту домашнюю работу по астрономии… И какое-то время мы так и лежали на трансфигурированном пледе на полянке у большого дерева, смеялись и обнимались.

***

— Мне кажется, я знаю, во что хочу преобразовать энергию из Хранилища, — сказала я, подойдя к Амиту. Шуршание растений в Выручай-комнате сглаживало тишину от немого вопроса, появившегося на лицах всех остальных. И только невидящие глаза Оминиса светились большой надеждой. И я рассказала Амиту, что собираюсь воскресить Анну Сэллоу. — Но есть проблема, — добавила я. — Хранилище очень тяжело закрыть обратно, если в нем еще останется энергия. Это то, как на самом деле погиб профессор Фиг. Не в бою с гоблином. Он потратил всю свою магию, помогая мне запечатать Хранилище. — Если нас будет много, мы распределим нагрузку и справимся, — сказала Нати, подаваясь вперед. — Зависит от того, сколько там магии, — почесал подбородок Амит. — Ты можешь показать это в омуте? — Тогда мне придется показать вам смерть профессора Фига, — тихо сказала я. — Придется, Элла. Это важно, — ответил мне Амит. И я достала из своей головы последнее воспоминание, связанное с прошлым годом. Все испытания, все сведения, все загадки, все тяготы. Они видели их все. И теперь — это. Самое тяжелое. Момент триумфа и момент отчаяния. И ребята вынырнули из омута памяти со скорбными лицами. Я могла их понять: для них это будто произошло только что. Неожиданно Нати тихо заплакала, закрывая лицо руками. И Поппи села на пол рядом с ней, кажется, догадывавшись, почему это тронуло ее сильнее, чем остальных. А мы с Амитом обсуждали увиденное, отойдя а сторонку, перепирались и махали руками. — То есть… — Амит серьезно посмотрел на меня. — Ты утверждаешь, что у тебя есть артефакт, который привязал душу Анны Сэллоу к этому миру, но ты не можешь рассказать мне принцип его работы? — Да, — коротко ответила я. — И что у тебя есть еще один артефакт, с помощью которого вы с Оминисом вылечили Купера, но ты и о нем ничего не можешь мне рассказать? — Да… — И ты хочешь, чтобы я, не зная всего этого, посчитал риски и сказал, сработает ли твоя затея? — Да. — Звездец, — сказал Амит и сел за тетрадку. Несколько долгих минут в Выручай-комнате стояла такая тишина, которую не осмеливались нарушать даже растущие на грядках растения. И тогда Амит оторвался от своей тетрадки. — Исходя из объема, который я увидел, экстраполируя количество потраченной энергии из банки… И исходя из сложности организма человека… Есть 90% шанс, что всё получится так, как ты задумала. Из разных концов Выручай-комнаты послышались возгласы радости и удивления. — А остальные десять? — спросила я. — Остальные 10% оставляю на то… Что в какой-то момент что-то пойдет не так. Или ты не справишься с таким количеством боли, или не сработают один или два ваших артефакта, или энергия останется, и мы не сможем закрыть Хранилище обратно, и от дисбаланса в нагрузке одному из нас придется отдать свою магию или жизнь. Просчитать каждый сценарий по отдельности? — спросил Амит. — Ну дела. То есть, мы либо решим проблему с Хранилищем и воскресим Анну Сэллоу, либо все умрем? Класс… — сказал Гаррет. — Кому пива? — Мы сделаем это, Элла, — уверено сказала Нати. — Всё получится. А Купер высунулся из лугового вивария и посмотрел по сторонам, как бы спрашивая, собирается сегодня его вообще кто-нибудь покормить или нет.