Мятежник и колдун

      Любимое дело всегда помогает отвлечься от грустных мыслей и плохого настроения, особенно — почти беспричинного.       По крайней мере, помогало Тибулу и Просперо большую часть жизни.       Когда-то на этой почве и начали прорастать семена дружбы, которая в конце концов настолько окрепла, что один не только не отговорил другого от явно нужных в те окончившиеся, хоть и не канувшие ещё в лету времена, но столь же явно опасных и тогда не всеми приветствуемых идеи и затеи свержения королевской династии и упразднения самого понятия Высшего света, но и принялся помогать, рискуя всем, в том числе — жизнью.       Кто всё начал, никто из двоих, а уж тем более из появившихся позже сторонников не помнил, не знал, да и неважно это.       Как бы то ни было, шла третья годовщина победы народа над Высшим светом, которую, как и первую, и вторую планировалось отметить цирковым представлением.       Как-никак, цирковые номера помогли одержать победу в последних, сражениях.       А знаменитые исполнители номеров были совершенно не против отметить таким образом приобретение нового шатра.       Всë шло слишком хорошо, чтобы сейчас придаваться печальным и тем более — страшным воспоминаниям.       Так, похоже, подумал и Просперо, потому что, несмотря на болезнь и то, что этот день начался для него откровенно неудачно, в назначенное время пришёл к цирковому шатру вместе с доброй третью горожан.       Гимнаст гнал от себя все сомнения в том, что его друг придёт и сделал вид, что ни разу не взглянул на собравшихся у шатра людей.       А вот его дети, несмотря на свой уже не такой нежный возраст и старания верить в лучшее, взволнованно смотрели на дядю, которого даже в такой толпе, какая собралась здесь сейчас, было сложно не заметить.       Суок, ещё утром веселившаяся, пристально разглядывала возвышавшуюся над большей частью людей голову, выражение лица которой, правда, было трудно разглядеть из-за того, что её хозяин стоял далеко и из-за его спадающих на лоб густых рыжих волос.       Тутти делал то-же самое.       Они всё ещё не совсем отошли от утреннего инцидента.       Суок, несмотря на проведëнное в более суровых условиях детство, волновалась едва-ли не сильнее брата.       Она была готова услышать о пьянстве кого угодно кроме Тибула и Просперо.       Безусловно, были случаи, когда отец был поддат, что при его жизни тогда было совершено неудивительно, но он почти никогда не появлялся в таком состоянии там, где рядом была она.       И старался чтобы малышка подольше об этом не знала.       А тут пришло новость о том, что второй вождь народа, как и отец, положивший на объединение народа против Света пятнадцать лет, тот, кого без всякого оружия боялись все богачи и королевские гвардейцы, тот кто ради окончательной победы народа Гринландии пожертвовал своей жизнью так начал использовать полученный от судьбы второй шанс!       Девочка изо всех сил надеялась, что её брату показалось.       Сейчас Просперо, по крайней мере, с виду был совершенно спокоен, может быть, немного весел, и, наверное, ничем не был похож на пьяного.       Близнецы принялись тихо спорить, но тут их позвали первый звонок на предоставление и голос Тибула.       Просперо и в самом деле был уже ни капли не пьян, и его относительно приподнятое расположение духа было вызвано уж точно не воздействием спиртного.       Огни цирка…       Как же давно он их не видел!       А видел ли вообще до этого вечера?       Кажется, и у акробатов теперь вовсе не «неважные дела».       Второй звонок, третий, и наконец пришедших впустили в шатëр.       Все расселись по своим местам.       Свет внезапно погас, затем тут-же снова вспыхнул, но только над ареной.       Из-за кулис вышел в клоунском костюме и гриме Август и объявил начало программы.       Началось всё как раз с номеров клоунов.       Несмотря на то, что Август и не только он за последние три года не помолодели, они без труда смогли рассмешить оружейника.       Да уж! Особенно после стольких лет при смерти и в лучшем случае — в липком тревожном полусне!       Неужели он наконец всё-таки окончательно вернулся к жизни?!       Желание смеяться, именно смеяться, а не ощущение медленно заползающей на лицо улыбки уверенно ответило на этот вопрос.       Дальше начались акробатические трюки.       Куда же без них!       Ни одного знакомого лица на арене пока не оказалось.       В труппе произошло значительное пополнение после того, как не стало королевской гвардии, которая была вправе спустить на не понравившегося уличного акробата, музыканта или фокусника всех собак во всех смыслах.       А если кто-то из хоть немного знакомых и был, то россыпь огней и быстрые резкие движения людей то под куполом, то на красном ковре не давали никакой возможности его найти.       Точно так же быстро, сверкая разноцветными костюмами, они убежали обратно за кулисы. Как стая напуганных птиц или мальков на мелководье.       Следом за наполненным громкой музыкой, вспышками и реквизитом, наверное, всех возможных цветов номером, словно луна за солнцем, последовал номер двух парочек в серебристых трико.       Шатëр почти полностью погрузился во мрак, так что от всего вокруг остались лишь очертания, похожие на синие грозовые тучи из-за света тусклых ламп.       Остался лишь один яркий луч, белого света.       Он плавно скользил по куполу и стенам шатра, и только в этом белом свете можно было увидеть столь же плавно изгибающиеся и пролетающие над ареной переливающиеся серебром фигуры.       И тут в одной из них Просперо наконец заметил что-то знакомое.       Даже не в одной, а в двух.       Эти двое были поменьше своих коллег и издали, казалось, отличаются друг от друга только цветом волнистых волос.       Неужели Суок и Тутти?!       Фигурка с каштановыми кудрями повернулась к зрителям лицом, и подтверждение не заставило себя ждать.       «Они растут так быстро!» — пронеслась в голове мысль и тут-же сменилась лëгким сожалением об упущенном из-за болезни времени.       А вот сама Суок в этот момент не увидела даже силуэта старшего друга.       Было слишком темно.       Девочка могла чётко видеть только себя, брата, двух коллег, вместе с которыми они сейчас исполняли номер, тросы и…       После очередного переворота в воздухе она повернула голову в сторону окружающих арену кресел и увидела на на одном из передних рядов, которые по понятным причинам было видно немного лучше остальных.       Там на самом обыкновенном, среди десятков таких-же, кресле сидела не слишком обыкновенная, по крайней мере, так сразу же подумала Суок, и не слишком приятная женщина.       Даже с большой высоты и в полумраке было видно, что не старая, но одета она была в точности как старуха.       Чëрная высокая шляпа и чëрное же платье с оборками, собранными в подобие цветов напомнили Суок о той самой знатной старухе, что попыталась натравить на неё своих слуг, что произошло едва ли не накануне Последнего восстания…       А стоило ли говорить о том, что теперешняя зрительница была довольно толстой?!       Впрочем, Суок не смотрела на эту женщину в чëрном и не думала о ней дольше каких-нибудь двух секунд.       В шатре без артистов набралось под сотню человек, если не больше, а Суок не была продавцом билетов или контролёром, чтобы каждого из них разглядывать.       Тем более — в данный момент, когда главным её делом был один из самых сложных в её карьере длинной в её недолгую жизнь.       Тем более, этот номер был первым настолько сложным у Тутти.       Следом за официально первой опасной, но от того не менее завораживающей работой близнецов на арену решили выпустить животных, не оставляя их на этот раз, так сказать, «на десерт».       Среди медведей, львов, тигров и прочих животных, перекочевавших в цирк из королевского зверинца Просперо почти сразу нашёл глазами Ленору, которая с явно большим желанием слушалась Тутти, помогавшего дрессировщику.       «Пусть он смотрит на зверей!» — усмехнулся про себя оружейник, продолжая наблюдать, как пантера выполняет команды мелковатого для своих лет мальчика и ходит за ним, словно самая обычная домашняя собака.       Завершили программу ещё один коротенький, но яркий спектакль клоунов и выступление наездников.       Среди наездников была Суок, которая жонглировала, сидя, а потом и стоя на спине у лошади, как не так давно в детстве.       Когда программа была окончена, уже началась ночь.       И Просперо, выйдя из циркового шатра вскоре не только увидел это, но и почувствовал.       Проклюнулось желание зевать, которое принялось быстро расти, спина и ноги, особенно — они, заныли, словно проснувшись с новыми силами.       Иногда останавливаясь, чтобы потянуться и мысленно, а может быть, и шёпотом помянуть «ласковым словом» свой вес, мужчина направился домой.       Когда он дошёл совмещëнного с фабрикой многоквартирного дома, ему уже казалось, что он шатается.       Любопытно, когда именно он стал таким слабым?       Но теперь было уж точно не время об этом размышлять, да и после всего случившегося за день нисколечко не хотелось.       Поэтому, сделав глубокий вдох и собрав оставшиеся силы, Просперо зашёл в подъезд и поспешил к себе, рассеянно махнув рукой, чтобы убрать со своего пути какого-то чëрта оказавшуюся перед ним метлу.       По цели, правда, не попал.       Однако метла весьма аккуратно и учтиво скрылась с глаз уставшего человека сама, да так расторопно и тихо, что не потратила больше ни секунды его внимания.       А пока когда-то заклеймлëнный, а теперь начавший-таки по-настоящему жить рабочий квартал постепенно отходил ко сну, члены гринландского света, по крайней мере, те, что уехали из страны, проводили время привычным для себя старым образом.       Как, например, одна из многих пожилых знатных дам.       Далеко за границей, в далеко не таком большом и богато украшенном, но симпатичном доме, на далеко не таком роскошном, как прежде, но от того весьма недурном обеде дама разговорилась со своей знакомой.       И было, о чём!       Одна в молодости и не только не раз бывала на приёмах главных министров своей родной страны до восстания бедняков, а другая в молодости была няней не много, не мало, в королевском дворце.       И, какое совпадение! Её история тоже не закончилась счастливо!       — Бедняжка Элизабет! — воскликнула знакомая так, будто это случилось вчера. — Даром, что королевских кровей!       Прожила так мало и почти не увидела и не услышала ничего хорошего!       И какой отвратительный, жестокий и позорный конец!       И ведь ни её отец, ни муж, наверняка не проронили о ней ни слезинки!       А её сын!       Он ведь тогда только научился ходить и говорить!       — Только не рассказывайте в подробностях об этих ужасах! — ахнула старшая дама.       — Я бы и не смогла! До сих пор не могу! — дама помоложе вынула из вязаной сумочки маленькое овальное зеркальце, похожее на те раковины, в которых вырастает жемчуг, только тëмно-серебристое и с вставленными в вырезанный на крышке узор мелкими рубинами. — Мне до сих пор даже больно смотреть на их портреты, которые остались, но скучаю! Мне ведь и она, и малютка были как родные!       Младшая дама раскрыла зеркальце и показала своей собеседнице.       На изнанку крышки был миниатюрный портрет удивительно похожих друг на друга, даже для родни, молодой матери и сына, который был слишком мал и для того, чтобы в нём без подсказки можно было распознать мальчика, и для того, чтобы понимать важность запечатления королевских особ в произведениях искусства, поэтому сидел на коленях матери, среди переливающихся кружевных волн платья немного хмурый и сонный, с нежно-розовой эмалью румянца на белых, точно и впрямь фарфоровых, надутых щëчках.       Мать, что естественно, держалась куда достойнее, выпрямив спину и изогнув яркие, кажущиеся буквально алыми на бледном, поразительно чистом даже для королевы лице губы в лëгкой улыбке.       И тут, увы, взгляд пожилой дамы невольно зацепился за, казалось бы, ничего такого не значащую и красивую, наверное, для многих и многих деталь, которая, тем не менее, несколько испортила для неё момент грусти и сочувствия знакомой и безвременно погибшей семье...       Волнистые, обрамляющие лицо как молодые виноградные лозы, волосы что у молодой королевы, что у крошки-принца были такого яркого рыжего оттенка, что казалось, головы обоих объяты пламенем.       - Он даже внешне похож на него! - то лили испуганно, то ли возмущëнно воскликнула старая женщина, - На этого страшного вожака стаи мятежников!       Что Вы такое говорите! - не меньше возмутилась рассказчица, - Как же Вы можете говорить такое о мëртвых!       Тем более - о королевской семье!       О, дело вовсе не в беднягах! - прервала только начавшуюся обиженную речь старшая дама. - Дело в том страшном человеке, о котором я Вам рассказывала.       Жаль мне, что такому чудовищу достались такая красота и такое имя!       Вот почему же Его Высочество с матушкой так легко убили дикари, опозорившие мою родину на века вперёд, а от проклятого оружейника не смогла избавиться вся наша гвардия!       - Видно, правду говорят, что жизнь несправедлива. - уже спокойно, но всё ещё печально заключила собеседница старушки.       "Верно! - со всхлипываниями поддержала сказанное сидевшая в этой-же гостинной рядом с дамами самая юная, точнее - ещё маленькая, хоть уже и начавшая получать образование, гостья. - А ведь этого зверя и из сотни ружей не убили! Доктор Арнери нас предал! Он лечит Просперо!"       Девочка больше не смогла смотреть на маленький портрет в зеркальце без слëз, и её матери пришлось пересадить дочку за противоположный конец стола, чтобы там успокоить.       Но девочка ещё какое-то время хныкала и повторяла, как всё услышанное ею "Нечестно!".