Капитан Кальдмеер

Несколько дней Вальдес переживает шквал поздравлений разной степени пристойности, почти не обращая на это внимания. Зато Салина больше не спрашивает, не надоела ли ему капитан, и не хочет ли он поделиться ею с друзьями. Вообще, на удивление, все воспринимают его поспешную женитьбу лишь как еще одно дополнение к славе Бешеного. Разве что Альмейда, еще более суровый, чем обычно, как-то вечером заводит его к себе в кабинет и настойчиво предлагает как-то ограничить свободу пленной — то есть, конечно, молодой супруги, — супружеской, собственно, спальней. Еще лучше только кроватью, в кузне при крепости есть один умелец, делает замечательные браслеты... Вальдесу хочется вымыться, когда он выходит от Альмейды. Альмейда был бы рад, если узнал, что свобода Улы сейчас и так простирается не сильно дальше постели. Самое большее, куда она доходит — до окна. Стоит подолгу, пока хватает сил, смотрит. Это второй этаж, над крышами виден краешек моря и много неба. Вальдес беспокоится, на окне нет решеток, и, если что, лететь вниз достаточно высоко. Но пока Ула слаба, чтобы предпринять попытку побега. А покончить с собой — не тот у нее характер. Она боец, — думает Вальдес, и у этой мысли оттенок гордости. С каждым днем Вальдесу все беспокойнее. Он редко видит Улу, а хочется больше, еще больше. Хочется снова безнаказанно гладить льняные волосы, любоваться чертами лица, прослеживать ладонью изгибы... Впрочем, последнее до сих пор оставалось лишь фантазией. Их в последнее время становится слишком много. По вечерам он думает, что мог бы прийти к Уле. К капитану Кальдмееру. Выставить за дверь девчонку, лечь в постель. Осторожно ласкать в темноте ее лицо, целовать губы, а потом ощущать ее под собой всем телом, обнаженной кожей, нежную, горячую. Она будет лежать неподвижно, и ему придется самому положить ее руки себе на плечи, и развести ее длинные, стройные ноги. На мыслях о том, какой она будет узкой, он обычно выплескивается, не успев сделать и нескольких движений рукой. Потом долго лежит, чувствуя, как постепенно бездумная расслабленность переходит в тоску. Изо всех сил стараясь выбросить из головы слишком яркую, страшную картину — того, как после Ула откроет глаза, и там будет только брезгливое презрение. Прийти, как раньше, когда она лежала в забытьи, уже не выходит. Один раз Вальдес приходит вечером, и Ула смотрит на него строгими, настороженными глазами, напряженная, как натянутая струна. Вальдес, не узнавая себя, несет какую-то чушь и поспешно ретируется. Потом, в одиночестве спальни, он запивает разочарование неплохим вином, не чувствуя вкуса. Удивительно удачным оказывается неосторожно высказанная Луиджи просьба познакомиться с новоиспеченной супругой Вальдеса. Донельзя наивный и романтичный, он видит в их истории великую любовь, что не случилась у него и хочет прикоснуться к таинству хоть кончиками пальцев. — Госпожа капитан, насколько мне стало известно от почтенного мэтра, вы уже достаточно хорошо себя чувствуете, чтобы спуститься к обеду в столовую, — с ходу начинает Вальдес, едва войдя в комнату. Привычно останавливается взглядом на лежащем на столике браслете — слуги подняли его и положили сюда, с тех пор он лежит, тщательно избегаемый всеми. — Зачем? — Ула пряма, и не тратит время на расшаркивания. Вальдес думает как, должно быть, сложно ей было подниматься от звания к званию на флоте Кесарии. — Затем, что так принято в доме, затем, что у нас гость, и невежливо хозяйке дома его игнорировать, ну, и, наконец, затем, что... — сыпет аргументами Вальдес. — Я могу отказаться? — перебивает его Ула. — Нет, — после некоторой паузы отвечает Вальдес. Ему почти стыдно, и хочется сказать, что если госпожа капитан желает впредь обедать в своих комнатах, то так тому и быть, но его желание видеть ее, может быть, даже касаться за обедом, случайно, невзначай, пересиливает. Обед начинается в настороженного молчания. Ула... нет, сегодня точно капитан Кальдмеер, спокойна и собрана. К обеду она спускается, одетая в свой мундир. Две светлые, льняные косы змеятся по плечам, резко выделяясь на темном сукне. У Вальдеса на миг перехватывает дыхание, и он, чтобы это скрыть, улыбается, широко, весело. Увы, острый взгляд Улы дает понять, что его интерес был замечен. Рыженькая девушка (Вальдес уже знает, что ее зовут Йозефина, но все никак не привыкнет называть по имени) в платье — вероятно, лишь потому, что ее форму уже невозможно носить. Вальдес заказал по набору женского гардероба для каждой, но капитан Кальдмеер упорно его игнорирует. Вальдес не настаивает. За столом сидят друг напротив друга — Вальдес и Ула, Луиджи и Йозефина. Это слишком далеко, чтобы ненароком коснуться, и в то же время достаточно, чтобы смотреть. Вальдес вовсю пользуется этой возможностью. Фельпский капитан, который, очевидно, сначала вызывает настороженность у обеих женщин, удивительно легко разряжает обстановку своим искренним интересом к тому, каково это, быть капитаном из числа «морских ведьм». Вальдес жадно слушает вроде бы сухие, но полные светлой грусти слова Улы об ее родном городе, затерянном в предгорьях, и таком далеком от моря. О первом корабле, на который ей удалось поступить. О красотах и жестокости Севера, где ей пришлось служить. Она не говорит ничего секретного, ничего такого, что могли бы использовать против нее, и в то же время не молчит, ожидая каждую секунду какой-то подлости. Так она с Вальдесом не говорила ни разу. Он чувствует, что влюбляется в эту невозможную, смелую женщину. А еще, что начинает ненавидеть Луиджи. Впрочем, в конце обеда тот допускает непростительную ошибку. Робко улыбаясь, он спрашивает у рыженькой, есть ли у нее кто-то дома, кто ее ждет. Та бледнеет, вздыхает прерывисто, в смятении смотрит на своего капитана. Ула стискивает приборы так, что белеют костяшки, и смотрит Вальдесу в глаза прямо, с предупреждением. Вальдес трет подживший шрам на ключице, он понимает, что успела вообразить Ула. А вот Луиджи, который не был на праздновании в адмиралтействе, нет. — Луиджи, как тебе не стыдно, — поспешно вмешивается Вальдес, — девушка может подумать, что твое сердце свободно! Луиджи действительно краснеет от стыда, тем самым, кажется, окончательно располагая к себе Улу, а потом еще четверть часа рассказывает о своей прекрасной и трагической любви к погибшей Поликсене. В итоге рыженькая, оттаяв, украдкой вытирает слезинки, а Ула произносит несколько слов в память неизвестной ей сестры по морю. Когда они выходят из столовой, Вальдес, приоткрывая дверь, пропускает дам вперед. Ула проходит совсем рядом, чуть не задевая плечом. Кончик ее косы, переброшенной с груди на спину, бьет Вальдеса по обшлагу, и он бездумно ловит ее, проводит ладонью по мягким прядям, прежде чем выпустить из рук. Он не замечает взгляда, думая, насколько хорошо смотрелись бы эти локоны, если бы были рассыпаны по подушке. Этим вечером Ула впервые по своей инициативе выходит из комнаты. Мало того, она узнает у слуг, которым приказано в разумных переделах ни в чем не ограничивать госпожу Вальдес, где комнаты Ротгера. Тот не ждет гостей, и в ответ на громкий стук распахивает дверь с недоумением. К вторжению он не готов, и на секунду даже думает, уж не чудят ли хексбергские ведьмы, решив воплотить самые тайные, самые невозможные фантазии. О том, чтобы Ула... Капитан Кальдмеер однажды пришла вот так, сама. Увы, морок развеивается очень быстро. — Господин Вальдес, я заметила, что вам нравится одна вещь, — говорит она, прямо, бесстрашно смотря ему в глаза и протягивая свернутую ткань. — Поэтому разрешите подарить ее вам. Когда Вальдес разворачивает платок, проводит пальцами по свернутым в кольцо льняным косам, он чувствует, как что-то внутри обрывается.