* * *
Осень, 2005 г. Погода на улице встретила мальчика ливнем. В лицо брызнули капли воды, но он даже не расстроился, что промокнет. Пока все остальные дети жались возле выхода из школы, Биу с разбегу бросился в стену дождя. Холод обрушился на голову и плечи, стремительно стекая по телу и заползая за шиворот. Он только рассмеялся этому, радостно подпрыгнул и побежал домой, размахивая портфелем. Сегодня на уроке гитары Биу, наконец, исполнил свою первую мелодию. Причём не какую-то детскую колыбельную, а настоящую песню, которую так любил его папа. Правда это был всего лишь отрывочек мелодии из припева, но мальчика распирало от гордости. Тем более, когда учитель сообщил, что с таким энтузиазмом он может выучить всё до конца недели. Именно поэтому изменчивая погода нисколько не испортила настроения. Наоборот, подгоняла скорее домой, чтобы рассказать папе о своих успехах. И Биу мчался по улицам между людей с зонтиками и прилавками с том ямом, предвкушая, как впервые за долгое время заставит папу улыбаться. Может быть, он даже включит магнитофон, как раньше, поставит кассету и пригласит маму на танец. Она рассмеётся, легонько шлепнет его по плечу, но всё равно примет приглашение. А Биу будет сидеть за столом, подложив одну ногу под себя и радостно хихикать с их неловких пререканий. К сожалению, все мечты легко разрушимы. Мальчик убедился в этом, когда зашёл в дом, стоящий в напряжённой тишине. — Мам, пап, я дома. В ответ лишь размеренное тиканье настенных часов. Возможно, родители ещё не вернулись с работы. Теперь они подолгу пропадали там, иногда не приходя домой целые сутки. А когда появлялись, то обязательно ругались и тыкали друг в друга бумажками со счетами. Иногда в такие дни, пока Биу отсиживался у себя в комнате, затыкая уши подушками, к ним наведывались странные мужчины. Пару раз мальчик видел их через окно. Высокие, как бугаи с татуировками на накачанном теле и пирсингом на языках. Едва они появлялись на пороге их дома, папе сразу же доставалось. Он подолгу ходил с фингалом под глазом или сломанным носом. А мама вместо того, чтобы утешить, ещё больше кричала и часто плакала. Как сильно хотелось поднять им настроение хотя бы новостями из школы. Поэтому, Биу направился в родительскую спальню, в надежде найти хотя бы кого-то из родителей крепко спящими. Едва мальчик толкнул дверь, в глаза бросился кошмарный беспорядок. Постельное бельё и подушки были бесцеремонно содраны с кровати и обрезаны ножом, как и матрац. Все ящики вынули из обеих тумб, и теперь они валялись вверх дном, демонстрируя содержимое: сигареты, тюбики крема, носки и книги. Исчез их маленький телевизор, по которому Биу иногда смотрел мультики, рябящие точками помех. Первая мысль: их ограбили. Но как? Биу же сам только что открыл дверь, запертую на ключ. Да и окно в родительской спальне было плотно закрыто и не выбито. По спине поползли мурашки. Вдруг грабитель всё ещё в доме? И что ещё страшнее: вдруг они что-то сделали с его родителями. Биу с силой сжал в руках единственное средство защиты — стеклянную вазу с изображением красных цветов и направился на кухню. Если там никого не будет, то можно воспользоваться стационарным телефоном и позвонить в полицию. Дверь на кухню не поддалась с первого раза. С обратной стороны что-то скрипнуло, будто стул или палка подпирала её. Мальчик постарался использовать всю свою силу, когда разогнался и плечом врезался в деревянную поверхность. По ту сторону вновь послышался скрип. Вторая попытка увенчалась успехом. Плечо обожгла сильная боль, но Биу резко распахнул дверь, отталкивая в сторону мешающий стул. Босые ноги покачнулись в метре от него. Из рук выпала ваза. Тишину разрезал резкий звук сломанного стекла. Красно-белые кристаллики рассыпались по полу вокруг Биу, который застыл в одной позе: с всё ещё держащими воздух руками и широко распахнутыми глазами. Папа висел на верёвке для белья под потолком, словно маятник, покачиваясь из стороны в сторону. Его глаза так и остались открытыми, от чего теперь остекленевший взгляд изучал Биу. Мальчик не мог пошевелиться под взором глаз, из зрачков которых на него смотрела сама смерть. Тишину разорвал звонок стационарного телефона. В страхе Биу отпрыгнул назад и рухнул на пол. Тело нависало сверху, и мальчик в панике пополз к самой дальней стене, всё ещё контролируемый взглядом покойника. В кожу впивались мелкие осколки стекла, но он практически не чувствовал боли. Лишь животный страх от того, что верёвка может оторваться и мёртвый папа рухнет прямо на него сверху. Пронзительный звон всё ещё эхом отдавался в ушах, вселяя в душу ещё большую панику. Словно в такт звуку тело раскачивалось из стороны в сторону. Как если бы папа был жив и пытался выбраться из петли. Маленький Биу не мог даже встать на ноги и уйти из кухни, хоть дверь и находилась очень близко. Его будто бы прибили гвоздями к стене, а глаза заставили смотреть на тело под потолком. Слезы из них потекли медленно, будто с запозданием. Пришло осознание: папа никогда не узнаёт, как хорошо он научился играть на гитаре. Эта мысль окончательно добила и плач превратился в неконтролируемый вой. А взгляд всё ещё цеплялся за опущенную голову, словно шея была сделана из ваты. Будто она вот-вот оторваться от туловища, рухнет на пол и покатится вниз, прямо к его ногам. В ужасе Биу вжался в стену ещё сильнее. Хотелось раствориться в ней. Исчезнуть насовсем, чтобы не видеть этого кошмара. Тогда он и познакомился с Тенью. Тот выполз из-под шкафа, словно таракан, встал напротив и таращился своими глазенками на Биу. А потом положил руку на плечо и сказал странную вещь: «Тени приходят к шести. Не сиди рядом с пустой оболочкой — сам пустым станешь». Почему-то Биу его не боялся. Наоборот, ему полегчало от хотя бы чьей-то компании. Мальчик-тень присел рядом с ним, так же прижав колени к груди и вздохнул, глядя на труп. Протяжно так, словно древний старик. Без слов понял, что Биу не может встать и уйти. Только беспомощно прижаться к стенке и, наконец, спрятать голову в коленях, прикрывшись сверху руками. И плакать. Надрывно плакать до боли в горле и сухости во рту. Неизвестно сколько времени он так просидел в компании с Тенью: час или два, но, когда открылась входная дверь в коридоре и на кухню прибежала мама, раздался истошный вопль. Биу уже не смотрел. Просто не мог смотреть, как мама носится вокруг тела, предпринимая попытки снять своего мужа с потолка. На обеденном столе она подберет бумажку, текст которой Биу узнает, когда через пару дней выкрадет её у мамы из блокнота. Размашистым, корявым почерком там будет написано:«Они всё забрали. Сказали, если завтра не будет денег, то подожгут дом. Меня сегодня уволили. Я молил о втором шансе, но мне даже не выплатили месячную зарплату. Нам нечем им заплатить. Я не справился, простите».
Когда мама выносила мальчика на руках из кухни, он впервые почувствовал острую боль от порезов на ногах. По ним текло что-то тёплое и щекотало пятки. Одним глазом Биу увидел через плечо мамы, как Тень всё ещё сидел на кухне. Пялился в одну точку на обмякшее тело. Показалось, будто его плечи подрагивали от рыданий. Такой хрупкий и слабый, Тень показался призраком Биу. Будто он сам только что умер, а его душа сидит на месте и оплакивает смерть папы. Тогда мама отнесла его в комнату, заперла, чтобы не вышел, а позже дом наполнился чужими дежурными голосами. Судя по звукам, приходила полиция, скорая, вокруг дома слышались разговоры соседей. Биу не вникал в смыслы сказанных слов, а лишь прокручивал в голове слова мальчика-тени. И только потом, через несколько месяцев он поймёт, что стационарный телефон на кухне не работал. Его давно отключили за неуплату, а после папа и вовсе срезал провод.* * *
Наши дни В просторной столовой свет озарял несколько длинных столов с такими же длинными лавками между высокими белыми колоннами. Вокруг всё практически сияло от чистоты и порядка, а при выходе висела икона, переливаясь золотыми углами. Билд сосредоточенно разглядывал Деву Марию с младенцем на руках, думая о том, что чувствуют верующие, глядя на неё. У самого парня по коже ползли мурашки от её взгляда, в котором лично для него сквозило осуждение. Или может быть так сильно давила совесть. Биу не знал точно. — Чего приуныл, Миу? — рядом на лавку плюхнулся Тонг, поставив свой поднос с обедом на стол. — Да так, оцениваю здешнюю еду. — парень обвёл взглядом полную тарелку какого-то оранжевого супа с капустой и картофелем. — Никогда не пробовал. — Так это русские постные щи, — пояснил Тонг, отхлебывая ложку и закусывая чёрным хлебом. — Сейчас у них Великий пост и мяса ты ни в одном блюде не откопаешь, как ни старайся. И правда, на подносе в качестве второго была гороховая каша и на десерт — компот из свежих яблок. Исключение мяса ещё можно пережить, но отсутствие жирной или острой пищи огорчало. Даже приправ никуда не клали. Биу даже захотелось расплакаться. — Всё бы отдал за тарелку карри пананг, — практически взвыл Джакапан, представляя вкусно пахнущий рис со специями и курицей. — Тут совсем нет тайской еды. — Бывает иногда, но не часто. Сам знаешь, православная церковь, — пожал плечами Тонг, который уже практически дохлебал всю тарелку щей. — Вот нудятина. Ещё и пост. — Биу поджал щеку кулаком и бездумно повозил ложкой по супу. — Сам скучаю по том кха кай, — вздохнул парень, мечтательно глядя куда-то перед собой. Столовую всё ещё продолжали заполнять люди. В основном это были волонтёры храма и священники, но также попадались и бродяги. Здесь бездомные могли рассчитывать на такой же обед, который сейчас стоял перед Биу. Любому человеку были рады. Никого не осудили даже взглядом. Только имелось некое разделение на секции, где за столами у окон сидели священнослужители, посередине зала рабочие и прихожане, а ближе к выходу и на улице бродяги. В первой секции Билд и заметил Байбла, который заканчивал свою трапезу и уже собирался вставать, чтобы отнести поднос с грязной посудой на стеллаж. Напротив сидел отец, который остановил его, чтобы о чём-то поговорить. Брови дьякона нахмурились, а сгиб остро начертанных скул слегка дрогнул. Издалека Биу заметил, как тот сжал ложку на подносе и сразу же разжал. Будто бы внутренне боролся со своими истинными эмоциями, потому что потом Байбл коротко кивнул, поджав губы. Как будто ощущая посторонний взгляд на себе, парень поднял карие глаза и столкнулся ими с Билдом, который не спешил отворачиваться. Уж больно ему нравилось следить за тем, как Байбл теряется и не знает, как поступить. Так и случилось: дьякон прервал зрительный контакт, резко поднявшись с места. Оставалось лишь наблюдать, как он оставляет посуду и благодарит буфетчицу. А потом разворачивается и быстрым шагом идет прямиком к их столику. — Вот те на, начальник идёт. — Тонг весь подобрался, отложил ложку и сел по струнке ровно, хотя до этого сгорбился чуть ли не пополам. Байбл натянул на себя маску безразличия, будто не он сейчас только что краснел под взглядом Биу. Зато теперь Джакапан мог рассмотреть дьякона поближе. Чёрная ряса будто добавляла парню строгости. Всё-таки сочетание тайской внешности и православной веры на первый взгляд выглядело необычно. Байблу не подошла бы остриженная голова и оранжевое одеяние монаха. Здесь и сейчас он находился на своём месте, пусть и выглядел очень противоречиво. — Билд, мне нужно покрасить ограду на колокольне, ты можешь мне помочь? — Голос настолько официозный, что Джакапан поморщился. — Без проблем. Только надолго не забирай, по мне соскучатся пальмовые листочки, — хохотнул Биу и даже Тонг не смог сдержать смешок, но Байбл смотрел на него со всей серьёзностью. Карие глаза даже не выдали ни намёка на эмоцию. Что сделалось со вчерашним парнем, который не мог устоять над его шуточками? С утра среди священников он становился подобным отцу: собранным и пунктуальным. Даже на рясе ни единой складочки, а причёска волосок к волоску собрана в небольшой хвост. Хоть прямо сейчас бери и выставляй в музей такую картинку. — Буду ждать тебя на колокольне. Тебе подскажут, как туда добраться, — отчеканил Байбл и слегка кивнул, обращаясь к ним с Тонгом вдвоём. — Ангела вам за трапезой. Биу не успел округлить глаза, как парень уже направился к выходу из столовой. Всё той же спокойной и уверенной походкой, будто каждый шаг становился под ним освящённым местом. — Не понял. — Джакапан уставился на Тонга, который уже хихикал над ним. — Это он пожелал приятного аппетита. — А звучало, будто он ангелов к нам за стол призывает. Тонг лишь рассмеялся, приступая к своему второму блюду. Видно, он уже долго здесь, раз хорошо разбирался во всех этих православных штуках. В таком обществе Биу чувствовал себя дураком, который даже отреагировать на непонятные слова не может нормально. — Ты не говорил, что Байбл ваш начальник. — Почему-то щи уже выглядели не так неприятно и Биу решился всё же их попробовать. — Отчасти да. Но начальник начальника отец Даниэль. — Тонг указал взглядом на священника, который неспешно вкушал пищу вместе с другим священнослужителем. — Вот как значит. — Твоя хитрющая улыбка что-то значит, да? — хмыкнул Тонг и указал на парня ложкой. — Даже не думай в Великий пост отлынивать от работы. Здесь это дело не богоугодное. — Ты столько всего знаешь. Давно что ли тут варишься? — Теперь стало искренне интересно, как такой весёлый парень вроде Тонга забрёл в Храм Святой Троицы. На лице парня натянулись улыбка, больше похожая на жест сочувствия самому себе. Потянув немного с ответом, он собрал остатки гороховой каши ложкой и повертел в руках стакан с компотом. Небольшая часть вылилась на поднос, но Тонг проигнорировал это, лишь протерев руки салфеткой от липкой жидкости. — Меня не приняло семья и общество, поэтому я здесь. — В глазах промелькнула грусть, но парень вновь весело усмехнулся сам себе. — За что? — Любопытство всё же брало верх. — Я гей, — легко признался Тонг. — Я тоже гей. — Без тени стеснительности оповестил Биу. — Ох, вот как. — Только ты не в моём вкусе, — поспешил предупредить Джакапан, на что Тонг сразу же рассмеялся, а остатки компота, который он уже поднёс ко рту, чтобы выпить, расплескались по столу. — Я знал это. — Парень залпом выпил остатки напитка, оставив на дне лишь сморщенные яблочные дольки. — В твоём вкусе кое-кто другой. Слова сопроводились подмигиванием, когда Тонг встал из-за стола, убирая за собой всю посуду. Биу оставалось лишь наблюдать за ним, при этом почему-то улыбаясь во все тридцать два. Как вообще можно быть таким внимательным? Или у Тонга просто чуткий гей-радар? — Увидимся на работе. Только если ты не захочешь поделить банан с кем-нибудь другим. — Всё это время парень шел спиной к выходу «лунной походкой» и сложил пальцы на свободной руке «пистолетом», якобы совершая «выстрел» в Биу. Вместо ответа Джакапан поцеловал два пальца руки, при этом резко убрав указательный. Чтобы его новому знакомому неповадно было. На этот жест Тонг даже не обиделся, а лишь отсалютовал ему, когда выходил из столовой. Позитивный волонтер вполне мог скрасить существование здесь, тем более, геям надо бы держаться вместе. На вряд ли здешний бог принимает их. — Вот мы и остались вдвоём, блевотина из гороха. — Биу скривил рожицу, уставившись в тарелку, где бобы напоминали унылый смайлик. — Уж простите, ангелы, но это мой желудок не выдержит.* * *
Подъем на колокольню оказался не таким уж простым, тем более после обеда. Почти на каждом пролёте приходилось останавливаться, чтобы отдышаться. Единственное, что радовало глаз — это постепенно открывающийся вид сверху. Винтовая лестница вела всё выше и выше, от чего постепенно стал виднеться лес, а затем и море. На самом верху висели колокола различных размеров. За самым большим Биу заметил силуэт Байбла. Он с серьёзным лицом что-то подкручивал на цепях, которые крепились к колоколам. Даже не обратил внимания на поднявшегося парня. — Так значит, это моё временное рабочее место? — решил обозначить своё присутствие Джакапан, поглаживая перила местами облезшей ограды. — В жизни не поверю, что здесь не нашлось бы человека, который смог бы это сделать. — Обычно этим занимается звонарь в свободное время, но сегодня у него рожает жена. Собственно, поэтому ты здесь со мной. — Байбл всучил в руки Биу ведёрко с чёрной краской. — Ты работай, а мне уже пора звонить в колокола. Запах краски неприятно бил в нос, пока Джакапан красил ограждение. Спиной Биу чувствовал, как ходил туда-сюда Байбл, настраивал тросы и сам совсем не ожидал резкого звука. Удар в колокол чуть ли не оглушил его, и парень в панике вцепился в решётку, которую перед этим только что покрасил. — Вот блядь, — выругался Биу, обтирая перепачканную руку о выданную вместе с краской тряпку. Следом раздался новый удар. Чтобы как-то привыкнуть к звуку, парень на время отвлёкся от работы, рассевшись прямо на бревенчатом полу, откуда был прекрасно виден звонарь. Тот так чётко вымерял каждую секунду звона, будто находился здесь не первый раз. После одиночных ударов в большой колокол произошло что-то невероятное. Биу не успевал следить за руками Байбла, который управлял уже одновременно тремя колоколами: двумя средними и маленьким. Каждое движение давало свою мелодию, а вместе они сливались в красивый трезвон. Иногда Байбл разбавлял мелодию звоном большого колокола, от чего звук становился тяжёлым, будто полным грусти. Служил очищением душ тех, кто услышит музыку Бога. Особенно это касалось звонаря, который полностью ушёл в процесс и даже что-то шептал себе под нос, полностью отдаваясь этому процессу. Возможно, парень читал молитву, поэтому Биу не хотел прерывать. Вместе с этой мелодией хотелось вздохнуть полной грудью и раствориться в моменте. Почему-то это чувствовалось особенно остро, когда звук вибрировал внутри. Выбивал из него всю ту черноту, которую накопил. Попривыкнув к звону, Биу приступил к работе. С колокольни открывался вид на дворик, где проходящие мимо священники и прихожане останавливались, чтобы покреститься. Колокольный звон для них был призывом к молитве, к памяти о том, во что они верят. Когда Байбл завершил свой трезвон одним ударом в большой колокол, Джакапан уже заканчивал красить второе ограждение. Бывало, он оглядывался через плечо, чтобы еще раз посмотреть на сосредоточенное лицо парня. Погруженный глубоко в себя через колокольный звон, Байбл по окончанию не сразу пришёл в себя. Ещё некоторое время стоял с лежащими на тросах руками. — Чисто звучат, — практически себе под нос пробубнил дьякон, но Биу прекрасно услышал его. — Не знал, что ты умеешь такое. — Джакапан встал и потянулся, чтобы хотя бы как-то размять затекшую поясницу от постоянного положения полуприседя. — У тебя здорово выходит. — Звонарь иногда позволял мне звонить в колокола, вот я и научился. Благо, у меня хороший слух и есть чувство такта. — дьякон с какой-то нежностью смотрел на колокола, будто это место в церкви было для него самым любимым. — И к тому же я хорошо их чувствую. Байбл махнул головой, словно заставляя себя отбросить свои мысли. Взгляд тут же утратил прежний блеск. Даже без пристального взгляда отца он старался держаться сдержанно, как подобает служителю церкви. А жаль, Биу нравилось, когда дьякон становился похож на обычного парня. — Хотел у тебя спросить: как так вышло, что ты приехал на Пхукет именно ночью? Ты от кого-то бежал? Билд подозрительно глянул в сторону Байбла. Не нравились ему расспросы о своём побеге. Говорить правду означало подписать себе пинок под зад из этого укромного места. А едва Джакапану стоит ступить в город, так его тут же сцапают охранники Кхун'Дина. — Давай так: я тоже задам тебе вопрос и если ты ответишь честно, то я тоже постараюсь открыть всю правду. — Биу широко улыбнулся, а теперь очередь подозрительно смотреть перешла к Байблу. — Как ты обрёл свою веру? Повисло молчание. Лишь ветер задувал в колокола из-за чего они издавали тихие посвистывания. Они с Байблом стояли в метре друг от друга, но такое ощущение, будто находились на разных материках. Сделаешь шаг — потонешь в океане недоверчивых глаз. Байбл дотронулся до груди, но, скорее, это был привычный для него жест, который помогал найти ответ. Где-то там, за рясой он носил крестик. Биу заметил маленькое распятие Христа, когда с утра парень приходил к нему в спальню. — Когда проживал не самые лучшие времена, — сухо ответил Байбл, а Биу даже приподнял брови в ожидании продолжения, но больше ничего не услышал. — Твоя очередь. — Я бежал от плохих людей, которые хотели меня прикончить. — Так же кратко ответил Джакапан и усмехнулся, сложив руки на груди, когда увидел недовольно поджатые губы парня. — Это лишь полуправда, верно? Дьякон не спешил с ним откровенничать, да и Биу не стремился тут же раскрывать все карты. Отныне нужно быть осторожным, чтобы спасти свою задницу. Даже Тень, который прятался за углом это поддерживал. Байбл без единого слова направился к лестнице, чтобы покинуть колокольню. Старался всеми силами игнорировать надоедающего волонтёра, но Билд видел, как задел что-то внутри сына священника. Это что-то шевельнулось в нём, когда Джакапан задал свой вопрос. Глаза выдавали его. В них плескалась боль. Биу слишком хорошо знал, что это такое. — Рассчитываю узнать от тебя оставшуюся половину правды, — произнёс Байбл, когда уже стоял на лестнице, даже не глядя в его сторону. — И я тоже надеюсь. Скрывающаяся из вида макушка медленно покивала, пока Биу, наконец, не остался на колокольне один. Хотя, с трудом можно было так сказать, потому что из-за угла тут же вылез Тень. Биу уже приготовился к очередной лекции, поэтому вернулся к покраске ограждения. Ты чуть ли ему не сказал. — Ну не сказал же, — шмыгнул носом Джакапан, старательно размазывая краску по металлической решётке. Поклянись, что не скажешь ему, от кого мы сбежали. — Успокойся, я не идиот. Поклянись. Биу напрягал этот напор со стороны Тени. Действительно, стоило его жизни повиснуть над опасностью, как тут же появился этот мальчишка, который разводил лишнюю панику. Подумаешь, смерть пару раз дышала парню прямо в лицо. Он лишь сказал этой старухе с косой, чтобы жевала ментоловую жвачку. Тебе никогда не будет так безопасно, как здесь. Не упусти свой шанс. Тень снова нёс какую-то чушь, смысла которой бесполезно было искать. Биу лишь повернулся, чтобы посмотреть на выражение его лица, но мальчика, как и след простыл. Давно утративший понятие слова «безопасно», Джакапан лишь хмыкнул в пустоту. Нигде: ни внутри себя, ни снаружи нет такого местечка, чтобы он чувствовал себя комфортно. Везде сплошные тени.